Текст книги "Роковая женщина"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

3

Шли годы. Мне исполнилось двадцать один. У тети Шарлотты выявилась досадная хворь, которую она звала «ревматизмом»: у нее постоянно болели и плохо сгибались суставы, и, к ее негодованию, она оказалась скована в передвижениях.

Только тетя была не из тех, кто мирится с болезнями: ей претила сама мысль о недомогании, она отвергала мои предложения обратиться к врачу и изо всех сил цеплялась за активный образ жизни.

По мере того как она все больше зависела от меня, менялось и ее отношение ко мне. Она не уставала намекать про мой долг перед ней, напоминала, что дала мне кров, то и дело спрашивала, что случилось бы со мной, когда я осиротела, не окажись ее рядом.

Я подружилась с Джоном Кармелем, торговцем антиквариатом, жившим в десяти милях от нас, в городе Марден. Мы познакомились на одной распродаже и с тех пор сблизились. Он зачастил в Дом Королевы, постоянно звал меня с собой на аукционы.

Наши отношения еще не продвинулись дальше взаимного интереса, как вдруг его визиты резко оборвались. Я была задета, долго гадала о причине, пока случайно не услышала, как Элен сказала миссис Мортон:

– Она дала ему от ворот поворот. Да-да, именно так. Я сама слышала. По-моему, это позор. В конце концов, у мисс своя жизнь. Чего ради ей оставаться старой девой, как она сама?

Старой девой, как она! В моей заставленной комнате, шипя от злости, тикали часы: «Ста-ра-я де-ва!»– словно глумились они надо мной.

Я сделалась пленницей Дома Королевы. Когда-нибудь он мог стать моим. На это то и дело намекала тетя Шарлотта.

– Если останешься со мной, – многозначительно уточняла она.

«Ос-та-нешь-ся! Ос-та-нешь-ся!» Почему мне чудилось, что часы повторяют это слово? На старинных часах в рост человека была указана дата: 1702 – вот сколько им было! Справедливо ли, возмущалась я, чтобы бездушный предмет, сделанный рукой человека, продолжал жить после смерти творца. Моя мама жила всего тридцать лет, а эти часы существовали уже сто восемьдесят. Надо брать от жизни что можно. «Тик-так, тик-так!»– доносилось изо всех углов дома. Быстро летело время.

Я не верила, что выйду замуж за Джона Кармеля, но тетя Шарлотта не собиралась дать мне возможность разобраться в моих чувствах. Как ни странно, когда я думала о любви, в воображении сразу возникало улыбчивое лицо с прищуренными глазами. Кредитоны словно преследовали меня.

Я обещала сама себе, что, когда наступит час и я захочу замуж, никто и ничто не остановит меня.

«Тик-так!»– посмеивались часы, но им было не сбить меня с толку. Я была уверена в себе. Если я и вправду походила на тетю Шарлотту, то она была женщина сильная.

Я собиралась уходить из магазина, готовилась повесить на дверь табличку «Закрыто. Приглашаем в Дом Королевы», как вдруг прозвенел дверной звонок – и вошел Редверс Стреттон. Он остановился, улыбаясь.

– Мы уже встречались, если не ошибаюсь, – заговорил он.

Я смутилась, чувствуя, что заливаюсь краской.

– Да, много лет назад, – выдавила я.

– Вы успели вырасти. Вам было в тот раз двенадцать.

Я некстати восхитилась его памятью.

– Выходит, прошло девять лет.

– Вы тогда были эрудиткой, – сказал он, обежав глазами инкрустированный слоновой костью круглый столик, гарнитур изящных шератоновских стульев и высокий книжный шкаф Хепплуайта в углу лавки. – Впрочем, и сейчас, – прибавил он, снова глядя мне в глаза.

Я успела справиться с волнением.

– Удивляюсь, что вы помните. Наша встреча была мимолетной.

– Вас нелегко забыть, мисс… мисс Анна. Я не ошибся?

– Нет. Вы пришли что-то посмотреть?

– Да.

– Раз так, я, возможно, смогу вам показать.

– Я уже вижу, хоть с моей стороны крайне неприлично так говорить о молодой особе.

– Но вы не хотите сказать, что пришли смотреть на меня?

– Отчего же?

– Странное занятие.

– Мне оно не кажется странным – наоборот, исполнено смысла.

– Это так неожиданно… после стольких лет.

– Я моряк. После той встречи очень редко заходил в Лэнгмут, иначе навестил бы вас раньше.

– Итак, коль вы здесь…

– …Выкладывайте свое дело и уходите? Так? Я совсем забыл, что вы деловая особа. Впредь буду помнить. – Он наморщил лоб и, пряча за прищуром глаза, обернулся на книжный шкаф. – Вы предпочитаете ясность. Тогда я буду говорить без экивоков. Признаюсь, я пришел не ради стульев или книжного шкафа. Просто проезжал мимо, прочел надпись на воротах – Дом Королевы – и вспомнил нашу встречу. Когда-то здесь ночевала королева Елизавета, сказал я себе, но лично мне куда интереснее, что теперь здесь спит мисс Анна Брет.

Я заливисто расхохоталась, как смеются от счастья. Когда я представляла, что встречусь с ним, именно такой виделась мне наша встреча. Он словно заворожил меня. Казалось, его вовсе и нет на самом деле, до того напоминал вымышленного романтического героя. Я бы не удивилась, если бы он вышел из старинного гобелена. Представила его бесстрашным искателем приключений на морских дорогах, неуловимым, надолго пропадающим. Вот и сейчас – выйдет за двери лавки и я не увижу его много лет… пока не стану Старой мисс Брет. Было в нашей встрече что-то нереальное: Элен звала это «снами наяву».

– Сколько вы пробудете в Лэнгмуте? – спросила я.

– На следующей неделе снимаюсь.

– В какую сторону света?

– В Австралию и южные моря.

– Звучит… заманчиво.

– Мисс Анна Брет, я замечаю в вас симптом опасной болезни: страсти к путешествиям.

– Я бы хотела повидать мир. Я ведь родилась в Индии. Рассчитывала вернуться, но умерли родители, и все изменилось. Осела здесь и, похоже, здесь и останусь.

К своему удивлению, я выкладывала ему то, о чем он не спрашивал. Неожиданно он взял мою руку и притворился, что читает по ладони.

– Вы еще постранствуете. Всюду побываете, – сказал он, глядя уже не на ладонь, а прямо мне в глаза.

Тут я заметила мелькнувший в окне женский силуэт. Это была некая миссис Дженнинс. Она часто заходила в Дом Королевы, но никогда ничего не покупала: не интерес к антиквариату, а неискоренимое любопытство побуждало ее совать нос в чужие дома. И сейчас, должно быть, выследила, что в лавку зашел Редверс Стреттон. Интересно, видела ли, что он держал мою руку. Звякнул звонок, и вошла она.

– О, мисс Брет, у вас кто-то есть. Я подожду.

За стеклами пенсне блеснули сметливые глазки. Видно было, как она ломала голову над вопросом, не завелся ли у мисс Брет поклонник: Редверс Стреттон явно не собирался ничего покупать.

Лицо Редверса скривилось, но, тотчас овладев собой, он сказал с безучастным видом:

– Мадам, я как раз собирался уходить.

И, кивнув мне, вышел. Я злилась на женщину, явившуюся под пустым предлогом интереса к шкафу, который она никогда не купит. Явно затягивая время, она говорила какие-то слова, гладила поверхности, искала следы древоточца. Редверс Стреттон из Замка интересуется антиквариатом? Ведь он, кажется, приехал ненадолго. Он такой необузданный, не то что мистер Рекс, настоящее утешение для матери. Редверс совсем другая птица.

– В жизни не видела кого-либо, меньше его напоминающего птицу! – оборвала ее я.

– Мисс Брет, я выразилась фигурально, но этот молодой человек по всем меркам необузданный.

Она меня предупреждала. Но я была не в том настроении, чтобы внимать предостережениям. В тот день я не спешила обратно в Дом Королевы, а, когда вернулась, миссис Мортон сообщила, что меня ждет тетя Шарлотта. Она была не в духе, лежала в кровати, даже приняла опийной настойки для успокоения. Я опоздала, брюзжала она. Я ответила, что меня задержала миссис Дженнинс, явившаяся спросить про «хепплуайт».

– Ах, эта вертушка. Ни за что не купит.

Но она казалась довольной в отличие от меня: этот человек завладел моими помыслами.

Двумя днями позже тетя Шарлотта объявила о намерении отправиться на распродажу. Случай был из тех, которые нельзя было упускать, и, хоть ей нездоровилось, она собралась ехать, приняв на дорогу лекарство. Она решила взять с собой миссис Мортон, так как уезжала на двое суток и нуждалась в уходе: при ее хворях переезды и гостиничные неудобства были почти непереносимы. Конечно, было бы несравнимо лучше, если бы ее сопровождала я, но, само собой разумеется, мы не могли закрыть лавку. Если бы бестолковая Беринджер не выставила себя окончательной дурой, мы могли бы на время отлучаться, оставляя ее за хозяйку. Тетя Шарлотта больше прежнего невзлюбила Беринджер после ее замужества.

Она отбыла в свой час, а я не теряла надежды, что Редверс еще заглянет в магазин. Но время шло, и я недоумевала, почему он не появляется, коль сам сказал, что пришел взглянуть на меня. Может, уже отплыл?

Это произошло под вечер, назавтра после отъезда тети Шарлотты. Я заперла лавку и, вернувшись в Дом Королевы, сидела у себя в комнате, когда ко мне влетела запыхавшаяся Элен и выпалила, что пришел джентльмен, который желает видеть меня.

– Что он хочет?

– Видеть вас, мисс, – расплылась Элен. – Это капитан Стреттон из Замка.

– Капитан Стреттон из Замка! – глупо повторила я, оглядывая себя в зеркало. На мне была серая кофта, которая не очень мне шла, волосы разлохматились.

– Я могу сказать, что вы спуститесь через десять минут, мисс, – заговорщицки предложила Элен. – Вы ведь не хотите, чтобы он подумал, что вам не терпится.

– Может, он пришел посмотреть что-то из мебели, – сказала я неуверенным голосом.

– Так я ему скажу, мисс, – повторила Элен.

Она ушла, а я бросилась к платяному шкафу, достала голубое шелковое платье, которое когда-то привез мне из Гонконга отец. Оно было сшито много лет назад тамошним портным и не соответствовало моде, но мне нравился материал. Кроме того, у ворота имелись бархатные рюши, которые, я надеялась, были мне к лицу.

Я быстро переоделась, поправила прическу и побежала вниз.

Он взял обе мои руки в легкой непринужденной манере, которую можно было счесть чересчур вольной, но я предпочла признать обаятельной.

– Простите мое вторжение, – заговорил он. – Я пришел попрощаться.

– Уже отбываете?

– Завтра.

– В таком случае могу вам пожелать только одного: счастливого плавания.

– Спасибо. Надеюсь, вы как-нибудь вспомните обо мне, может, даже помянете в молитве за тех, кто в море.

– Надеюсь, вам не потребуется моих молитв.

– Когда вы лучше меня узнаете, поймете, что я в них больше всего нуждаюсь.

«Когда вы лучше меня узнаете!» Я и так была возбуждена – а эти его слова привели меня в восторг. Несмотря на то что отплывал, он говорил: когда лучше его узнаю…

– Вы производите впечатление очень независимого человека.

– Думаете, такие в самом деле бывают?

– По крайней мере, некоторые из нас.

– А вы?

– У меня еще не было случая убедиться, – ответила я.

– Вас всю жизнь баловали?

– Едва ли. Но ваш вопрос заставил меня лишний раз почувствовать, что я еще не была себе хозяйкой. Однако что за глубокомысленные разговоры. Не угодно ли присесть?

Он огляделся вокруг, и я засмеялась.

– Точно так же чувствовала себя я, когда попала сюда впервые. Садясь в кресло, спрашивала себя, не сидели ли в нем до меня мадам Помпадур, Ришелье или Талейран.

– Такое никогда бы не пришло в голову невежде вроде меня.

– Пойдемте в гостиную моей тети. Она более… обитаема. То есть если у вас есть немного времени.

– Я снимаюсь в семь утра. – Он снова загадочно глянул на меня. – Вообще-то должен был отплыть раньше.

Смеясь, я провела его заставленными комнатами наверх. Его заинтересовали кое-какие китайские предметы, незадолго до того приобретенные тетей Шарлоттой. Не понимаю, как она ухитрилась втиснуть их в свою гостиную.

– Да, тетя Шарлотта расщедрилась, – рассказала я. – Они принадлежали человеку, недавно вернувшемуся из Китая. Он был коллекционером. – Я была возбуждена его приходом и говорила не переставая. – Вам нравится этот шкаф? Мы его называем двойным. Замечательная лакировка. Посмотрите, как инкрустирован слоновой костью и перламутром. Бог знает, во что он ей стал. И сумеет ли найти покупателя.

– Вы так много знаете.

– Это ничто в сравнении с моей тетей. Но я учусь. Только для этого требуется целая жизнь.

– Но в жизни есть много другого, что стоило бы узнать, – серьезно заметил он.

– Вы, наверное, все знаете про моря и корабли.

– Знать все невозможно.

– Правда? Однако куда мне вас посадить? Вам будет удобно на этом крепком испанском стуле.

Он улыбнулся.

– А что сталось с секретером, который вы приобрели в Замке?

– Тетя продала. Не помню, кто был покупатель.

– Я не о мебели пришел говорить, – вдруг сказал он.

– О чем же?

– О вас.

– Вряд ли во мне есть что-либо интересное – исключая это.

Он оглядел комнату.

– Такое впечатление, будто и вас хотят сделать экспонатом.

В наступившей паузе я услышала все наши часы, и у меня вырвалось:

– Да, я и сама этого боюсь. Представляю себя постаревшей, узнавшей все, что знает тетя Шарлотта, и навсегда оставшейся в этом доме. Как вы выразились, экспонат.

– Но этого не должно быть, – сказал он. – Надо жить сегодняшним днем.

– Хорошо, что вы зашли в свой последний вечер.

– Я должен был зайти раньше, но… – Я ждала продолжения, но он замолк. – Я о вас слышал, – переменил он тему.

– Вы слышали обо мне?

– Мисс Брет-старшую в Лэнгмуте хорошо знают. Я слыхал, она жестко торгуется.

– Это вам сказала леди Кредитон.

– Ей даже показалось, что чересчур жестко. Это было в тот раз, когда мы впервые увиделись. А что вы обо мне знаете? – спросил он.

Я боялась повторить, что слышала от Элен: вдруг это была неправда.

– Слышала, что вы из Замка, но не сын леди Кредитон.

– Значит, знаете, что мое положение было двусмысленным изначально. – Он усмехнулся. – С вами я могу говорить на эту не вполне деликатную тему. Поэтому мне приятно ваше общество. Вы не из тех женщин, которые отказываются обсуждать тему, только потому что это не принято.

– Значит, это правда?

– Да. Сэр Эдвард был моим отцом. Меня воспитывали как хозяйского сына, хоть и не совсем на равных со сводным братом. Резонно, не правда ли? Однако это сказалось на моем характере. Всегда и во всем я стремился превзойти Рекса, словно хотел доказать: «Видишь, я не хуже тебя». Как, по-вашему, это извиняет мальчика за его заносчивость, желание выделиться, привлечь внимание, взять верх? Рекс на удивление терпим. Далеко мне до него в этом отношении. Впрочем, ему не было нужды самоутверждаться. Его и без того признавали первым.

– Надеюсь, вы не из тех, кто на всю жизнь остаются драчливыми мальчишками?

– Нет, – засмеялся он. – Наоборот, то, что я потратил так много сил, пытаясь убедить других, что не хуже Рекса, кончилось тем, что я сам в это поверил.

– Вот и хорошо. Мне никогда не нравились люди, которые сами себя жалеют. Может, это оттого, что было время, когда и мне казалось, что жизнь обошлась со мной слишком сурово. Это было сразу после смерти мамы.

Я рассказала про мать, какой она была красавицей, какие строила планы на мое будущее, как мы с отцом ее обожали. Незаметно я перешла и к его смерти, рассказала, как осталась круглой сиротой на попечении тети Шарлотты. Я необычайно оживилась. Так на меня действовал он. Я почувствовала себя интересной, привлекательной, остроумной и была счастливее, чем когда-либо в жизни после смерти мамы. Нет, даже счастливее, чем до того. Мне хотелось, чтобы вечер никогда не кончался.

Раздался тихий стук в дверь, и вошла Элен с заговорщицким блеском в глазах.

– Я пришла сказать, мисс, что скоро будет готов ужин, и если капитан Стреттон останется, то минут через пятнадцать я могу подавать.

Он с восторгом принял приглашение. Я отметила, как зарделись щеки Элен, когда его взгляд задержался на ней. Неужели он и на нее действовал так же, как на меня?

– Спасибо, Элен, – поблагодарила я, тотчас устыдившись своей ревности.

Нет, дело было не в ревности: просто я догадалась, что его обаяние распространялось не только на меня. Он был наделен им в таком избытке, что мог расточать его даже на служанку, явившуюся звать к столу. Или я преувеличивала его интерес?

Элен накрыла в столовой, даже дерзнула зажечь свечи в паре золоченых подсвечников изысканной резьбы – семнадцатый век – и поставила их по краям стильного стола (Регентство!). Напротив друг друга стояла пара шератоновских стульев. Стол смотрелся восхитительно.

Вокруг нас неясно вырисовывались контуры шкафов, кресел, сервантов, заставленных фарфором и веджвудским фаянсом, но свечи, освещавшие стол, словно уносили его прочь из комнаты. Незабываемое зрелище!

Это было похоже на сон. Тетя Шарлотта никогда не принимала. Что подумала бы она, мелькнуло у меня в голове, если бы могла нас видеть, и я невольно представила, какой могла бы быть наша жизнь без тети Шарлотты, но тотчас прогнала эту мысль. К чему вспоминать о ней в такой вечер?

Элен оказалась на высоте. Я представила, что она будет говорить завтра мистеру Орфи. Недаром же повторяла, что пора мне хоть чуточку «попробовать жизни». Видимо, в ее представлении, в этом и состоял ее вкус.

Суп она подала в супнице с темно-синим цветочным орнаментом и тарелках того же сервиза. Сладкий ужас охватил меня при мысли, что мы едим с такой дорогой посуды. На второе должна быть холодная курятина. Я была благодарна судьбе за то, что тете Шарлотте предстояло отсутствовать еще сутки, и мы успеем восполнить запасы. Тетя Шарлотта сама ела мало и держала и нас на скудном пайке. Но Элен сотворила поистине чудо, приготовив вкусное соте из отварного картофеля и салат из сыра и цветной капусты под луковым соусом. В этот вечер Элен показала себя с неизвестной до тех пор стороны. Или мне показалось, что все имело другой вкус?

Мы вели разговор, а раскрасневшаяся и похорошевшая Элен то и дело заглядывала, поднося и унося угощения. Я была уверена, что Дом Королевы не знал счастливее зрелища, даже когда принимали Елизавету. Я дала волю воображению. Мне чудилось, что сам дом на моей стороне, что он рассеивал сумрачные тени над старинным стильным столом, за которым я принимала своего гостя.

Вина на столе не было: тетя Шарлотта была убежденной трезвенницей – но это не имело значения.

Редверс рассказывал о морях и чужих странах, заставляя и меня поверить, будто я там была, а, когда говорил о своем корабле и команде, мне передалось, как много они для него значили. Он направлялся с грузом тканей и фабричных изделий в Сидней, а после предполагал сделать несколько торговых рейсов между тихоокеанскими портами и лишь затем вернуться в Англию, погрузив на борт шерсть. Судно было небольшое, грузоподъемностью меньше тысячи тонн. Он красочно расписал, как оно скользит по воде. По классу оно относилось к клиперам, самым быстроходным из кораблей. Тут он спохватился, что слишком много говорил о себе.

Совсем нет, запротестовала я, мне интересно. Тема захватила меня. Прежде я часто ходила в доки смотреть корабли, гадала, куда они отплывали. Я поинтересовалась, только ли грузы он перевозил.

– Мы берем также немного пассажиров, хотя основное наше дело – грузы. Между прочим, завтра со мной отплывает очень состоятельный джентльмен. Он торгует алмазами и решил взглянуть на австралийские опалы. Очень кичится собой. Кроме него есть еще пара пассажиров. На судах вроде нашего перевозка пассажиров сопряжена с проблемами.

Так мы беседовали под злое шипение и тиканье вдруг заторопившихся часов.

– Вы не сказали, как называется ваш корабль, – вдруг спохватилась я.

– Разве? Он называется «Роковая женщина».

– «Роковая женщина». Как странно… Это имя было на статуэтке, которая оказалась в потайном ящике секретера, что мы приобрели в Замке Кредитон. Она в моей комнате. Сейчас принесу.

Я подняла со стола подсвечник. Он оказался тяжелым, и Редверс взял его у меня.

– Я понесу, – сказал он.

– Только осторожнее. Он ценный.

– Как все в этом доме.

– Не преувеличивайте.

Мы вдвоем поднялись по лестнице.

– Осторожно, – еще раз предупредила я, – сами видите, как у нас заставлено.

– Я так понимаю, дом у вас служит магазинной витриной, – пошутил он.

– О да, – весело признала я. – Я нашла статуэтку в ящике. Наверное, мы должны были вернуть ее вам, но тетя Шарлотта сказала, что она ничего не стоит.

– И, как всегда, была права.

– Да, почти всегда, – засмеялась я.

Мысль о тете Шарлотте заставила меня еще раз представить, что произошло бы, если бы я осмелилась в ее присутствии пригласить его на ужин, как теперь – хоть все устроила Элен. Впрочем, в этом не было ее вины: я сама этого хотела. Я отбросила воспоминание о тете Шарлотте как неподобающее случаю. К счастью, я была вне ее досягаемости; в этот самый момент она должна была отходить ко сну в какой-нибудь третьесортной гостинице – в дорогих она никогда не останавливалась, и бедная миссис Мортон наверняка терпела муки.

Мы вошли в соседнюю с моей комнату. При свечах дом всегда внушал мне суеверный страх, потому что мебель приобретала причудливые очертания: трепетно дрожавшие, словно живые, и менявшиеся до неузнаваемости.

– Какой странный старинный дом! – сказал он.

– Подлинник, – засмеялась я, вспомнив суровый приговор, вынесенный тетей Шарлоттой Замку Кредитон: подделка! Он поинтересовался, чему я смеялась, и я рассказала.

– Она презирает все, что не подлинно.

– А вы?

Я снова засмеялась.

– Все зависит от характера подделки. Встречаются очень остроумные.

– Надо полагать, требуется особый склад ума, чтобы добиться успеха, выпуская подделки.

– Еще бы. Здесь, пожалуйста, осторожнее. Видите, как выступает край стола. В темноте незаметно. Это небезопасно, учитывая, что рядом лестница.

Мы добрались до моей комнаты.

– Здесь спала мисс Анна Брет, – с комическим почтением выговорил он.

– Может, нам заранее повесить на стене доску? – развеселилась я. – Королева Елизавета и Анна Брет… Или переименовать в Дом Анны Брет?

– Замечательная мысль.

– Но я должна показать вам статуэтку. – Я достала ее из ящика, где всегда хранила.

Он поставил на столик подсвечник и взял статуэтку.

– Это копия носовой фигуры с «Роковой женщины», – сказал он.

– Носовой фигуры?

– Да. Очевидно, ее сняли с модели корабля.

– Она в самом деле ничего не стоит?

– Абсолютно ничего. Кроме того, разумеется, что имеет отношение к моему кораблю. Возможно, это придаст ей некоторую ценность в ваших глазах.

– Да, – призналась я, – придает.

Он передал мне статуэтку. Надо полагать, я бережно взяла ее, потому что он засмеялся.

– Время от времени можете доставать, смотреть на нее и представлять меня на мостике судна, бороздящего моря.

– «Роковая женщина», – повторила я название. – Странное имя для корабля. Роковая – и вдобавок женщина. Я думала, у Кредитонов одни «леди».

В этот момент до моего слуха донесся хлопок двери. Я услышала внизу голоса и почувствовала, как по телу бегут мурашки.

– Что-то случилось? – спросил он, взяв меня за руки и придвинувшись ближе.

– Тетя вернулась, – похолодев, выдавила я.

Мое сердце бешено колотилось, я ничего не соображала. Почему она вернулась раньше срока? Почему бы и нет? Распродажа могла оказаться менее интересной, чем она рассчитывала. Она не терпела гостиниц и при первой же возможности съезжала.

Впрочем, не так важна была причина ее возвращения. Важно, что она была здесь. Наверное, в эту самую минуту смотрела на остатки нашего пиршества, на единственную свечу – другую мы взяли с собой, – на драгоценный фарфор. Бедняжка Элен, пожалела я. Мои глаза обежали комнату, кровать, постоянно менявшуюся мебель, длинные трепетные тени на стенах, высокий комод… и нас двоих.

Редверс Стреттон наедине со мной в моей спальне, и тетя Шарлотта внизу! По крайней мере я должна была мчаться вниз. Он уловил мои мысли и поднял с туалетного столика подсвечник. Но бежать было невозможно: надо было пробираться между мебелью. Когда мы спустились до поворота лестницы и глянули в холл, тетя Шарлотта успела нас заметить. Рядом с ней с вытянутым восковым лицом стояла миссис Мортон.

– Анна! – выговорила тетя Шарлотта дрожащим голосом, напоминавшим раскаты далекого грома. – Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

Едва ли Дом Королевы знал минуту драматичней этой. Возвышавшийся надо мной Редверс – он был высокий и стоял ступенькой выше, – трепет свечей и тетя Шарлотта в дорожном платье и капоре с обескровленным, перекошенным от обиды и боли лицом, больше походившая в этот миг на непреклонного, злого мужчину.

Я сошла по лестнице, следом спустился он.

– К нам заехал капитан Стреттон, – как можно естественнее вымолвила я.

Он перехватил инициативу:

– Мисс Брет, я должен все объяснить. Я столько слышал о вашем чудесном магазине сокровищ, что не удержался, пришел посмотреть своими глазами. Мне захотелось все видеть при свете свечей. Мисс Брет любезно разрешила.

Тетя оценивающе глянула на него как на возможного покупателя.

– Что конкретно вас интересует, капитан Стреттон?

– Капитану Стреттону очень приглянулся шкаф работы Лавассера, – второпях вступила я.

– Хорошая вещь, – пробормотала тетя Шарлотта. – Не пожалеете, если купите. Сможете легко передвинуть куда пожелаете, если решите делать перестановку.

– Вот именно, – с готовностью подхватил он.

– Вы видели его при дневном свете? – с ехидцей в голосе спросила тетя. Она ни на минуту не поверила в наше представление. Для нее оно было пустой шарадой.

– Нет. Мне еще предстоит это удовольствие.

Тетя Шарлотта смотрела на дорогой подсвечник в его руке.

– Тетя Шарлотта, – попыталась отвлечь ее я, – ты, верно, устала с дороги.

– В таком случае я вынужден откланяться, – сказал Редверс. – Спасибо за ваше милое гостеприимство.

– А Лавассер?

– При дневном свете, – ответил он. – Вы сами сказали.

– Приходите завтра, – пригласила она. – Я сама вам покажу.

Он поклонился.

– Элен вас проводит.

Но я не собиралась уступать его никому.

– Я провожу, – твердо сказала я, двинувшись за ним к двери. Уже в саду я, словно заведенная, не переставала говорить о шкафе.

– Обратите внимание на медную инкрустацию по фону из панциря черепахи – очень красиво. Подлинный Лавассер, никаких сомнений.

– О, что вы, никто не сомневается, – поддакивал он.

Была осень, тянуло особым запахом хризантем и свежей земли, от реки поднимался туман. С тех пор каждый раз, когда вдыхаю эти запахи, я вспоминаю тот вечер. Но колдовство кончалось. Он уходил, а я оставалась в своей темнице. Ему предстояло вернуться к своим приключениям, а меня ждала разъяренная тюремщица.

– Кажется, она несколько не в духе, – заметил он. – Извините.

– Я думала, она сегодня не вернется.

– Я хотел сказать, мне жаль уезжать… оставив вас расхлебывать все это.

– Я бы справилась, если бы…

Он понял, что я хотела сказать. Если бы он был рядом, если бы мы могли хоть изредка встречаться, хоть украдкой – все мне было бы нипочем. Мне ведь исполнился двадцать один год. Не вечно же мне оставаться рабой тети Шарлотты!

– Жаль, что так вышло, – произнес он, и я задумалась над тем, что он имел в виду. Я ждала продолжения, но не могла задерживаться: в доме меня дожидалась тетя Шарлотта.

– Что так вышло? – переспросила я. – Сожалеете, что пришли?

– Можно ли об этом сожалеть, – ответил он. – Такой замечательный был вечер до появления этой фурии. Кажется, она не поверила ни единому слову.

– Нет, не поверила, – согласилась я.

– Надеюсь, у вас не будет неприятностей.

– Зато было на редкость приятно до ее появления.

– Вы так считаете?

Я не могла скрыть своих чувств.

– У меня не было лучше вечера… – Нет-нет, нельзя быть такой наивной, и я докончила: —…Уже давно.

– Я вернусь, – вдруг сказал он.

– Когда?

– Возможно, раньше, чем вы думаете.

И, взяв мое лицо в ладони, заглянул в глаза. Мне показалось, он хочет меня поцеловать, но, словно передумав, он повернулся и ушел, оставив меня в полном осенних запахов саду.

Я вернулась в дом. Тети Шарлотты не было. Элен убирала со стола.

– Ваша тетя пошла спать, – сообщила она. – Ее укладывает миссис Мортон. Выбилась из сил за день. Утром обещала разобраться с вами и со мной. О, мисс, нам с вами будет – еще как будет!

Я отправилась в свою комнату. Совсем недавно здесь был он. Словно волшебной палочкой прикоснулся к моей жизни и исчез. А я, глупая, вообразила… Что, собственно, я вообразила? Чем особенным могла увлечь непримечательная девушка самого замечательного в мире мужчину?

И все же… в том, как он смотрел на меня, что-то было. Не слишком ли явно я выказала свои чувства?

Я достала и поставила на туалетный столик статуэтку. Потом разделась и взяла ее с собой в кровать – детская глупость, но мне было приятно.

В ту ночь я долго не могла уснуть, но в конце концов забылась. Проснулась я внезапно: меня подняли скрип половицы и шаги по лестнице. Кто-то поднимался наверх. Я узнала шаги и частый стук палки тети Шарлотты.

Я присела на кровати, глядя на дверь, которая медленно открылась и впустила ее.

Тетя была в смешном халате из верблюжьей шерсти с солдатскими пуговицами. Растрепанные седые пряди свалялись в жидкий пучок, рука опиралась на палку с набалдашником из слоновой кости, которой она пользовалась с тех пор, как артрит затруднил ее передвижения. Она держала свечу – на этот раз в простом деревянном подсвечнике. На меня сверкнули ее глаза.

– Постыдилась бы, – сказала она с едким и грубым смешком. – Я не могла уснуть, все думала о том, что произошло вечером.

– Я не совершила ничего такого, чего следует стыдиться.

– Это только твои слова. Значит, ждала, покуда я уеду, не буду стоять на дороге, мешать тебе приводить его в дом? Сколько раз он здесь был? Только не ври, что это был первый раз.

– Это был первый раз.

Она снова засмеялась злым, испуганным смехом. Тогда я этого еще не знала, но тетя нуждалась во мне намного больше, чем я в ней. Она была одинокая старуха, во всем зависевшая от чужих людей вроде миссис Мортон. Мне предназначалась роль спасительницы. Я должна была заботиться о ней и ее делах – к этому она меня готовила. Теперь она боялась, что я выйду замуж и оставлю ее, как до этого поступила Эмили Беринджер.

Она оглядела комнату.

– Что, мучаешься от одиночества, после того как он ушел? Только не говори, что он сюда не заходил. Я видела свет из сада. Хоть бы догадалась задвинуть шторы. Ах, ты не думала, что кто-то увидит. Рассчитывала, что в твоем распоряжении весь дом и Элен вдобавок – она тоже в этом замешана. Нечего сказать, хороший подаешь пример.

– Элен тут ни при чем.

– Разве не она подавала ужин на дельфтском фарфоре?

– Это было безрассудство, но…

– … Но еще безрассуднее было приводить его в свою спальню.

– Тетя Шарлотта!

– Не строй из себя невинность. Я знаю, что вы были здесь. Сама видела свет. Глянь-ка, на туалетном столике свечной огарок. Или я не видела, как вы вместе спускались? Поражаюсь, что ты разлеглась на кровати, бесстыдница. Такая же, как твоя мать. Я сразу сказала, что добром это не кончится, когда твой отец с ней связался.

– Замолчите, злая старуха! – крикнула я.