Текст книги "Роковая женщина"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
– Я заметил, вы близкие подруги.
– Не представляю, как бы я жила без нее, хотя совсем недавно даже не подозревала о ее существовании. Мы сблизились словно сестры, иногда мне кажется, будто знаю ее всю жизнь.
– Очень эффектная особа.
– Я не встречала никого красивее ее.
– А я встречал, – сказал он, серьезно глядя на меня.
– Не верю, – возразила я шутливым тоном.
– Хотите знать кого?
– Едва ли – все равно вам не поверю.
– Но если я в этом уверен…
– Значит, вы заблуждаетесь.
– Не представляю, что станет с «Невозмутимой леди» после того, как вы сойдете на берег. Моряки привязчивый народ, многие имеют друзей на берегу.
– Тогда и мы подружимся.
– Хоть одно утешение. Хочу вас кое о чем попросить. Выйдете за меня замуж?
Мои руки вцепились в веер: вдруг стало снова жарко.
– Вы… вы это серьезно?
– Естественно.
– Но вы меня почти не знаете.
– Знаю вас с самого отплытия из Англии.
– Это совсем недолго.
– На судне быстро узнаешь людей. Это все равно что жить в одном доме. Не то что на берегу. Наконец, разве это имеет значение?
– Да, и большое. Нужно досконально знать человека, с которым вступаешь в брак.
– Возможно ли досконально узнать другого? Во всяком случае, вас я узнал достаточно, чтобы понять, чего хочу.
– В таком случае вы… поспешили.
– Я никогда ничего не делаю сгоряча. Я все обдумал и решил: Анна создана для меня. Красива, умна, добродетельна. Одним словом, надежна. Это качество я ценю превыше всего остального.
В первый раз в жизни мне делали предложение, хоть мне уже минуло двадцать восемь. Как это расходилось с моими давними представлениями, еще из той поры, когда я мечтала, что кто-нибудь сделает мне предложение. Бесстрастный, сухой реестр моих достоинств, главным из которых признавалась надежность.
– Слишком рано я завел об этом разговор, – вдруг сник он.
– Вероятно, вам вообще не следовало об этом заговаривать.
– То есть, вы хотите сказать, ответ будет «нет»?
– Только таким он и может быть, – сказала я.
– Так и быть, пока что принимаю. Он еще может измениться.
– Вы мне по душе, – сказала я. – Вы были очень ко мне добры. Я уверена, вы такой же надежный, какой считаете меня, но я не думаю, что это достаточное основание для вступления в брак.
– Есть и другие причины. Я вас люблю, разумеется. Я не умею красиво выражаться, как некоторые. Не то что наш галантный капитан, который, уж я-то знаю, разразился бы пылкой речью… и действовал бы соответственно – при том что в действительности не думал бы и половины того, что наговорил.
Я пристально глянула ему в глаза.
– Почему вы его так не любите? – требовательно спросила я.
– Возможно, потому, что чувствую вашу к нему симпатию. Анна, выбросьте его из головы. Не давайте играть вами, как это было с другими.
– Другими?
– Господи, неужели вы думаете, что вы первая? Гляньте на его жену. Как он с ней обращается.
– Довольно-таки обходительно.
– Обходительно! Да он родился обходительным. Это у него орудие, средство обольщения. Шарм! Вот что дало ему место в Замке, пост в компании. Да, шарма у него не отнимешь – как и у его матери. Этим и прельстила сэра Эдварда. Поэтому наш капитан волен идти своим беззаботным путем – может быть замешан в скандал, который погубил бы любого другого, но выручает шарм, его вечное оружие.
– Не понимаю, о чем вы.
– Вы ведь слышали о «Роковой женщине»? Если нет, то пора услышать. На корабле было состояние. Говорят, сто тысяч фунтов – все в бриллиантах. И что с ним случилось? Что сталось с торговцем? Он умер на борту и, как водится, был погребен в море. Сам видел, как гроб уходил в воду. Службу отправлял капитан. Бедняга Джон Филлимор, так скоропостижно умереть! А его бриллианты? Куда они делись? Никто так и не узнал. А корабль был взорван в заливе Коралл.
Я поднялась.
– Не хочу слушать.
– Садитесь, – сказал он, и я повиновалась. Меня занимала вдруг происшедшая с ним перемена: пылкая ненависть к капитану выдавала, что он в самом деле верил, будто Редверс убил Джона Филлимора и похитил его бриллианты.
– Я долженс вами говорить, Анна, – продолжал он, – потому что люблю вас. Я обязан вас спасти. Вы в опасности.
– В опасности?
– Мне известны все ее признаки. Я плавал с ним и раньше. Не стану отрицать, у него есть подход к женщинам, который мне недоступен. Он вас обманет, как до этого обманул свою бедную жену, хоть и не смог выйти сухим из воды. Истинный пират, если хотите знать. Двести лет назад туда была бы ему прямая дорога, непременно плавал бы под Веселым Роджером. К сожалению для него, сейчас не поживишься на больших морских дорогах, но, если можно завладеть состоянием в сотню тысяч фунтов, он своего не упустит.
– Вы отдаете отчет, что говорите о собственном капитане?
– На судне я беспрекословно выполняю его команды, но сейчас я не на борту. Я разговариваю с женщиной, на которой хочу жениться, и намерен донести до нее всю правду. Так где бриллианты? Ясно, где – и не одному мне, – но, понятное дело, ничего не докажешь. Спрятаны в надежном укрытии где-нибудь в иностранном порту. Дожидаются в кубышке своего часа. Сами знаете, бриллианты так просто не сбудешь. Их можно узнать, поэтому и вынужден действовать с оглядкой. А сокровище подождет. Главное, раздобыл – теперь он не хуже других.
– Дикая логика.
– Могу подкрепить доказательствами.
– Почему бы вам не выложить их самому капитану?
– Анна, дорогая, вы не знаете капитана. У него на все найдется ответ. За словом в карман не лезет. Разве не он так ловко избавился от судна – места преступления? Капитан, потерявший корабль! Много ли найдется таких? Другого бы выгнали взашей – спрятался бы на заброшенном островке вроде Коралла и носу не казал людям. Впрочем, он там не пропал бы с его сокровищами, жил бы себе богачом.
– Вы меня поражаете второй раз за день, – заявила я. – Сначала объяснением в любви ко мне, а потом – в ненависти к капитану. И, должна отмстить, у вас больше пыла в выражении ненависти, чем в любви.
Он наклонился ко мне: лицо густо побагровело от гнева, даже в белках глаз появились красные прожилки.
– Неужели не понимаете, – спросил он, – что то и другое едины? Я его так ненавижу, потому что люблю вас. Слишком уж явно он вами интересуется, а вы им.
– Вы меня не понимаете, – возразила я, – а еще утверждаете, что хорошо меня знаете.
– Я знаю, что вы никогда бы не поступили… нечестно.
– Еще одно мое достоинство вдобавок к надежности.
– Анна, простите меня. Я дал волю своим чувствам.
– Пойдемте. Нам уже пора.
– И это все! Неужели вам нечего мне сказать?
– Не хочу больше слушать ваши бездоказательные обвинения.
– Я добуду доказательства. Богом клянусь, что добуду. – Я поднялась. – Вы передумаете, вот увидите. Поймете, что я был прав, и тогда я снова обращусь к вам. Но хотя бы обещайте, что дадите мне такую возможность.
– Мне бы не хотелось терять вашу дружбу, – сказала я.
– Какой я глупец! Мне не следовало заводить этот разговор. Ничего, все останется как было. Я не из тех, кто так просто отступается.
– Уверена, что нет.
– Если вам понадобится помощь, можете рассчитывать на меня в любое время. Явлюсь по первому зову.
– Приятно слышать.
– Но вы меня не возненавидели?
– Не думаю, чтобы женщина была способна возненавидеть мужчину за то, что он признался ей в своей любви.
– Анна, как бы я хотел излить вам все, что у меня накипело.
– Вы и так немало излили для начала, – напомнила я.
Мы медленно гуляли вдоль ряда уличных торговцев, сидевших на корточках у своих товаров. Пара наших спутников уже сидела в коляске.
– Мы было решили, что вы потерялись, – сказала миссис Маллой.
Когда доехали до порта и поднялись по трапу на борт. Дик втиснул мне в руку шелковую шаль.
– Я купил ее для вас, – сказал он.
– А я подумала, что вы выбирали ее для кого-то другого.
– Для кого?
– Ну, может быть, для матери.
Его лицо омрачилось.
– Моя мать умерла, – сказал он.
Тотчас я пожалела о своих словах, увидев, что напоминание о ней причинило ему боль. Мне вдруг открылось, что я почти ничего не знаю о нем. Только то, что любил меня и ненавидел капитана. Какие еще страсти были в его жизни?
Когда судно выходило из порта, в мою каюту ворвалась Шантель.
– Подумать только! Я сделалась домоседкой.
– Как твоя больная?
– Немного лучше. Это на нее так удушающе действует жара. Только мы выйдем в море, ей опять полегчает.
– Шантель, до Австралии уже осталось немного.
– Да, я начинаю задумываться, как нас встретит остров. Только вообрази! Или не способна? Мне представляются пальмы, коралловые рифы и Робинзон Крузо. Хотела бы я знать, что мы будем делать, когда отчалит корабль, оставив нас на берегу.
– Ждать осталось не так уж долго. Скоро увидим.
Она пригляделась ко мне.
– Сегодня что-то случилось.
– Что?! – вскричала я.
– С тобой – не со мной. Ты, кажется, выезжала с Диком Каллумом?
– Да, и с миссис Маллой и старшим помощником.
– Ну и..?
Я заколебалась.
– Он просил выйти за него замуж.
Она широко раскрыла глаза. Наконец, быстро спросила:
– А что ты сказала? «Сэр, это так неожиданно?»
– Вроде того.
Мне показалось, она вздохнула свободнее.
– По-моему, он мне не очень нравится, – добавила я.
– Не мое, конечно, дело, но, Анна, он тебе не подходит.
– Неужели? Не подходит мне!
– Ты, как всегда, недооцениваешь себя. Итак, ты отказала, а он принял отказ как подобает джентльмену и попросил твоего соизволения повторить предложение позднее.
– Откуда ты знаешь?
– Предписано правилами. Мистер Каллум не из тех, кто их нарушает. Он не для тебя, Анна.
Почему-то мне вдруг захотелось стать на его защиту.
– Но почему?
– Силы небесные, уж не боится ли она остаться с носом?
– Едва ли я дождусь другого предложения, а многие полагают, что лучше выйти замуж за того, которого не любишь, чем не выйти вообще.
– Слишком легко ты сдаешься. Пророчу тебе, что в один прекрасный день ты выйдешь за мужчину, которого выберешь сама.
Она сощурила глаза и со смыслом посмотрела на меня: я поняла, что она имела в виду.
– Как бы там ни было, я отказала, но мы остались добрыми приятелями. Вот что он мне подарил.
Я развернула шаль. Она выхватила ее и накинула себе на плечи. Шаль ей шла изумительно – впрочем, редкая вещь ей не подходила.
– Так и запишем. Не имея возможности принять его предложение, ты приняла шаль.
– Отказаться было бы некрасиво.
– Дай срок – он еще повторит предложение, – уже серьезно сказала она. – Но ты его не примешь, Анна. Неумно соглашаться на второй сорт… – Вдруг она заметила веер, и ее глаза широко раскрылись, будто от ужаса. – Веер… из павлиньих перьев. Где ты его взяла?
– Купила у горы Малабар.
– Он несет несчастье, – вскричала она. – Неужели не знаешь? Павлиньи перья – знак проклятия.
– Шантель, что за суеверия!
– Все равно не хочу. Зачем искушать судьбу?
И, схватив веер, выбежала. Я кинулась следом, но настигла ее только у поручня, после того как она уже выбросила веер за борт.
15
Жара преследовала нас и днем и ночью, пока мы пересекали Индийский океан. Мы все настолько обмякли, что только и делали что лежали в шезлонгах вдоль правого борта судна. Одни мальчики, кажется, сохранили жизненные силы. Время от времени мне попадался на глаза Редверс: после той сцены в его каюте он несколько дней как будто избегал меня, но потом перестал сторониться. Пока длился переход тихими тропиками, у него стало больше досуга, и, так как Эдвард рвался к нему при первой возможности, это означало, что и я часто виделась с ним. Начиналось обычно с того, что Эдвард принимался клянчить:
– Вставайте, пойдемте на мостик. Капитан разрешил.
– Так и быть, отведу тебя и оставлю, – уступала я.
– Сам знаю дорогу, – дерзил Эдвард. – Только капитан приказал привести вас.
Мы останавливались где-нибудь среди навигационных приборов и в промежутках, когда Эдвард бывал настолько поглощен каким-нибудь инструментом, что переставал донимать нескончаемыми вопросами, перебрасывались словом-другим.
– Извините за ту выходку, – сказал Ред в первую после инцидента встречу. – Представляю, как вам было неприятно.
– Вам тоже, – отвечала я.
– Для меня они не в новинку. – Впервые я уловила горечь в его голосе.
– Я боялась, как бы это не кончилось непоправимым…
– Когда-нибудь… – начал он. Его глаза, засиневшие ярче обычного на фоне моря, напряженно всматривались в горизонт – нечеткую линию, где море смыкалось со слегка разбавленной синевой безоблачного неба. – Да, когда-нибудь это случится.
Тут он обернулся ко мне: в сверлящем взгляде пронзительно-синих глаз сквозил немой вопрос. У меня екнуло в груди. Что это было: еще одно предложение – мужа живой жены? Неужто хотел сказать: «Подожди!»
Я содрогнулась. Мне был противен расчет на смерть. В свое время меня шокировало, когда мне говорили: «Ты будешь хорошо обеспечена, когда умрет тетя». Ужасно дожидаться чьей-то смерти, ухода того, кто стоит на твоем пути. Вроде стервятников с горы Малабар.
Я опасалась, что любая реакция с моей стороны вызовет поток слов, которые лучше оставить невысказанными, но, как непременно возразила бы Шантель, помыслы существовали независимо от того, были они выражены вслух или нет.
Положение спас Эдвард. Отсалютовав рукой, он обратился к Редверсу:
– Капитан, как называется этот прибор с рукояткой?
– Ну-ка покажи, боцман. – К неописуемому восторгу Эдварда, отец окрестил его боцманом: даже Джонни он заставил так себя называть. Я была тронута, наблюдая отца и сына. Ни за что не поверю, что он способен убить ради состояния. У него такой непорочный вид. Однако же… разве не умолчал, что женат, в первый приход в Дом Королевы? А теперь в самом деле просил меня ждать?
Поистине, в страшном положении можешь оказаться, когда кто-то стоит на пути к тому, чего ты страстно желаешь. Настолько банальное явление, что по праву заслужило название вечного треугольника. Но каково самой ощутить себя одной из его вершин?
Покинув укромную заводь, я пустилась в бурное плавание – я, уютная Анна, как меня звала Моник. Могла бы спокойно существовать в Англии, устроившись помощницей антиквара, компаньонкой какой-нибудь старухи, гувернанткой ребенка. Были же альтернативы!
Эдвард опять уткнулся в навигационный прибор.
– Когда-нибудь станет моряком, – сказал обернувшийся ко мне Редверс.
– Я бы этому не удивилась, хоть дети быстро меняются и часто с возрастом теряют интерес к тому, чего так жадно желали в детстве.
– А чего желали вы, когда были ребенком?
– Помнится, хотела только одного: быть похожей на мать.
– Должно быть, она была хорошей матерью.
– Как вы хороший отец для Эдварда.
Он нахмурился.
– Я бы не стал так высоко себя оценивать. Я так редко его вижу.
– Я тоже мало видела маму.
– Видимо, дети идеализируют родителей, когда мало видят его или ее.
– Возможно. Для меня моя мама была идеалом доброты и красоты, я никогда не видела ее хмурой. Подозреваю, что и у нее были тревоги, но она их отбрасывала, когда я была рядом. Она то и дело смеялась. Отец просто обожал ее. Она была прямая противоположность ему. Все время, пока мы были в Бомбее, они как живые стояли передо мной.
– Вам понравилось на берегу?
Я замялась. Потом сказала:
– Я ездила с Диком Каллумом, миссис Маллой и старшим помощником.
– Приятная компания.
– Я поняла, что он уже плавал с вами.
– Каллум? Да. Хороший, добросовестный работник.
Мне хотелось предупредить его: «Остерегайтесь! Он вас ненавидит. Только и ждет повода, чтобы нанести удар». Но как я могла!
– Подозреваю, он считает, что это я устроил катастрофу «Роковой женщины» и припрятал драгоценности в укромном уголке.
– Вам известно, что он так думает?
– Дорогая Анна, все так думали. Вывод напрашивался сам собой.
Меня поразила и привела в восторг спокойная непринужденность, с какой он назвал меня «дорогой Анной»: на миг мне в самом деле показалось, что я ему дорога.
– И вы с этим миритесь?
– Я не могу осуждать их за то, что верят в очевидное.
– Вам словно безразлично.
– В свое время я сильно переживал. Это-то и прибавляет решимости разгадать загадку, чтобы иметь возможность сказать всем в лицо: «Послушайте, вы ошибались!»
– И только?
– И разумеется, доказать, что я честный человек.
– И вы сумеете это сделать, только обнаружив злополучные бриллианты?
– Думаю, они на морском дне. Что я хочу выяснить, так это кто уничтожил корабль.
– Эти люди убеждены, что все сделали вы.
– Потому и хочу доказать обратное.
– Но как?
– Найдя виновного.
– Есть хоть какая-то надежда?
– Всегда есть надежда. Каждый раз, заходя на Коралл, я верю, что найду разгадку.
– Но корабль потерян – и вместе с ним бриллианты. Что вы можете сделать?
– Есть кто-то где-нибудь в мире – скорей всего, на острове, – кто знает ответ. Рано или поздно я его найду.
– Вы считаете, ответ нужно искать на Коралле?
– У меня такое чувство, что он должен быть там.
Вдруг я повернулась к нему.
– Я попытаюсь найти. Когда «Невозмутимая леди» отчалит от берега и мы останемся одни, я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы доказать вашу невиновность.
– Значит, вы сами в нее верите? – улыбнулся он.
– Мне кажется, – медленно выговорила я, – вы способны заставить меня поверить всему, чего захотите.
– Странное, однако, утверждение – словно вы мне верите против воли.
– Нет-нет. Именно воля и заставляет меня верить, потому что я этого хочу.
– Анна…
– Да?
Его лицо было совсем рядом. Я любила его – и знала, что он любит меня. В самом деле знала? Не был ли это еще один пример того, как воля заставляет верить в желаемое?
– Я все время думала о вас в Бомбее. Как мне хотелось, чтобы рядом были вы. А Каллум… Он неплохой человек, но…
Я протянула руку – он взял ее. И вдруг тихо высказал ту мысль, которая все время была у него на уме:
– Анна, ничего не делайте сгоряча. Подождите.
– Чего ждать? – вмешался неожиданно появившийся Эдвард. – И почему вы держите друг друга за руки?
– Уместное напоминание, – сказала я. – Нам пора идти мыть руки перед обедом.
И, страшась своих чувств, поспешно скрылась.
На палубе Гарет Гленнинг и Рекс Кредитон играли в шахматы. Шантель не выходила из каюты Моник, которой опять сделалось плохо накануне ночью. Миссис Гринелл, загнав в угол миссис Маллой, без умолку трещала о внучатах.
– Конечно, проказник. Но мальчики есть мальчики, а ему только шесть лет. Я так и сказала, когда прощались: к нашему возвращению в Англию ты будешь настоящий маленький мужчина.
Миссис Маллой бормотала что-то сонное.
На краю палубы Эдвард и Джонни гоняли теннисный шарик на зеленом столе, за сеткой, предохранявшей шары от выпадания за борт, сквозь которую мне удобно было присматривать за ними. Я держала на коленях книгу, но не могла сосредоточиться на чтении. В мыслях была полная сумятица. В ушах раздавалось одно слово: «Подождите».
Он никогда не заговаривал со мной о своей женитьбе, ни разу не упоминал о том, что страдал из-за нее. Только благодаря Шантели я знала, что брак был ужасно неудачным. Шантель выслушивала признания Моник, жила вблизи них, сопровождая больную, бывала в капитанских покоях.
– Удивляюсь, как он не убьет ее, – как-то призналась она. – Или она его. Она намеренно себя заводит. Однажды в моем присутствии схватила нож и кинулась на него. Разумеется, ничего серьезного. Ей не хватило сил даже на полный вдох, не говоря уже о том, чтобы всадить нож в грудь крепкого мужчины. – Шантель сколько угодно могла шутить на эту тему – мне было не до смеха. – Видишь ли, – продолжала она, – его заманили в ловушку и вынудили на ней жениться. Что ему представлялось легкой интрижкой, на поверку обернулось серьезным. Пришлось жениться. Какая-то старуха нянька пригрозила навлечь на него проклятие, если не женится. Моник сама мне рассказывала. Нельзя быть капитаном, если ты проклят.
Я не стала говорить, что уже слышала об этом.
– Был ли уже тогда зачат Эдвард или нет, покрыто мраком неизвестности. Недаром сказано, дорогуша моя: грешишь вдвоем – расплачиваешься поодиночке. По крайней мере, если схватят за руку. Что до бедняжки Моник, то она, как и прежде, обожает своего капитана. Пишет ему пылкие письма. Я только и знаю доставлять их наверх в его каюту. Кроме меня, никому не доверяет. Сколько страсти в этой Моник! Хоть за это мог бы быть к ней добрее. Она долго не протянет.
Я согласилась, что положение было безвыходным, даже трагичным.
– Ничего особого, будь она сильной, здоровой женщиной.
Мне было тяжело слушать рассуждения Шантели. Временами я искренне сожалела, что мы не остались в Англии – обе: и я, и она.
Так я сидела на палубе, слушая перестук шарика по зеленому столу, резкие, то ликующие, то протестующие выкрики мальчиков, скользя невидящим взглядом по странице, то и дело возвращаясь к прочитанному и опять поднимая глаза на резвившихся в воде дельфинов и летучих рыб.
Дул легкий теплый бриз – верно, он и донес до меня с такой ясностью голоса. Они шли от шахматного столика. Никогда я не слышала от Рекса таких сильных выражений.
– Ты… дьявол.
Это могло быть адресовано только Гарету Гленнингу; трудно было представить кого-либо, меньше его смахивавшего на дьявола. «Должно быть, поставил ему мат», – вяло подумала я. Но как резко выразился! Тут донесся смех Гарета: он был дразнящий, насмешливый.
Верно, я прикорнула, и мне почудилось. Просто они играли в любимую игру и слегка повздорили, когда Гарет в очередной раз победил.
«Скоро, – подумала я, встряхнувшись, – мы прибудем в Сидней, и все разом переменится. Почти все сойдут на берег: Рекс, Гленнинги, миссис Маллой… Останемся только Эдвард, Шантель, Моник да я. А когда достигнем Коралла, все опять поменяется, но мне не суждено этого видеть».
На горизонте показался корабль: попутный ветер надувал его паруса. Мальчики кинулись к борту.
– Янки-клипер! – кричал Эдвард.
– Китайский клипер! – перечил ему Джонни.
Так они спорили, позабыв про теннис. Эдвард хвастал перед приятелем превосходством познаний, почерпнутых у самого капитана.
Мимо продефилировала мисс Рандл, подвязав шифоновой лентой к подбородку необыкновенно широкую шляпу, чтобы предохранить цвет лица: неблагодарное, по мнению Шантели, занятие.
– Здравствуйте, мисс Брет. – В самом тоне, каким она выговаривала мое имя, слышался укор. – Ничего не имеете против, если я присяду рядом?
Я имела, однако смолчала.
– О, Господи! – Ее глаза вперились в миссис Маллой. – Каково ей будет расставаться с помощником!
– По-моему, обычные приятельские отношения из тех, что всегда складываются за время долгого морского путешествия.
– По-моему, вы слишком снисходительны, мисс Брет.
Чего я не могла сказать о ней.
– Однако ж… – Она красноречиво хихикнула: недомолвки были ее привычным способом выражаться. – А вы, значит, остаетесь и после того, как мы сойдем.
– Да, ненадолго: пока не прибудем на Коралл.
– В вашем полном распоряжении останется команда – и капитан. Впрочем, не совсем так. Вам-то придется делиться кое с кем еще. Как чувствует себя бедная миссис Стреттон?
– По сведениям сестры Ломан, она в своей каюте.
– Бедняжка! С чем приходится мириться – трудно представить!
– Это вам трудно представить? – с издевкой спросила я.
– Не дай Бог такого мужа! Как улыбался, когда мы здоровались…
– Неужели?
– Прирожденный донжуан. Да, ничего не остается, кроме как пожалеть ее… и всех, кому он пытается кружить голову. Ясное дело, люди сами должны иметь голову на плечах и чуточку скромности. Но что поделаешь… Меня вообще поражают люди. Взять хоть вашу подругу сестру Ломан и ээ… – Она оглянулась на Рекса. – И на что только она надеется?
– Никто никогда не знает наперед, во что могут вылиться дружеские отношения. Иначе это была бы не дружба, а нечто иное…
– Вы, я вижу, на все имеете ответ. Недаром гувернантка. Эти мальчишки… Как орут! Неужели нельзя приструнить? Вот когда я была молодая…
– Старость неизменно уступает молодости, – привела я кстати пришедшую на ум библейскую мудрость, взяв пример с Шантели, которая любила щегольнуть красивой цитатой, хоть и часто перевирала, как, вероятно, случилось на этот раз и со мной.
– Гм, – пробрюзжала она.
– В самом деле янки-клипер! – взвизгнул Эдвард. – Сейчас спрошу капитана.
И, увлекая за собой Джонни, кинулся к мостику.
– Эдвард, – остановила я его, – ты куда?
– К капитану. Хочу посмотреть в эту его замечательную штуку – ну, через которую ясно видно вдаль.
– Ты в нее смотрел? – поддразнивал Джонни.
– Да, один раз, даже два. Правда, смотрел, Анна? В тот раз, когда мы там были вместе. Ну, помните, когда капитан держал вашу руку и просил подождать. Вот когда я смотрел. Я еще спросил капитана, и он ответил, что это янки-клипер.
Мисс Рандл едва сдерживала возбуждение.
– Сейчас нельзя, – сказала я. – Вы ведь в теннис играете. Сначала докончите партию.
– Но…
– При встрече опишешь, что видел, капитану. Возможно, он покажет тебе картинки, и ты узнаешь, какой видел корабль.
– У него там очень много картинок, правда, Анна?
– Правда, – подтвердила я, – и мы как-нибудь попросим его показать их вам обоим. Но вы должны помнить, что он очень занят, отвечает за корабль. Так что отправляйтесь доигрывать партию в теннис, а экскурсию на мостик мы отложим на потом.
Так мы остались на палубе. Встречное судно скрылось за горизонтом, в воде весело резвились дельфины. Рекс с Гаретом сосредоточенно сидели над шахматной доской, миссис Маллой и миссис Гринелл дремали, а мисс Рандл поспешно удалилась. Очевидно, искала кому нашептать о последнем своем разоблачении.
Капитан держал меня за руку и просил ждать…
На мое счастье, вскоре нам предстояло зайти во Фримантл. Возбуждение, связанное с заходом в порт, всегда сглаживало все остальное. Даже мисс Рандл не слишком радовалась случаю поживиться скандалом о людях, с которыми вскоре предстояло навсегда распрощаться.
Я не сомневалась, что она разнесла обмолвку Эдварда, но новость не оказалась столь животрепещущей, какой она была бы три-четыре недели назад. Миссис Маллой теперь реже видели в обществе старшего помощника: их дружба умирала на глазах естественной смертью. Все помыслы дамы были заняты предстоящей высадкой в Мельбурне. Семейство Гринеллов было как в лихорадке: поминутно терзали друг друга вопросом, приведут ли внуков встречать корабль на Круглую пристань.
– Младшего точно не приведут, – сокрушалась она. – Еще слишком мал.
Шантель и Рекс каждую свободную минуту проводили вместе: я за них боялась. Однажды я наткнулась на них: поглощенные серьезным разговором, они стояли у палубного поручня. Меня беспокоила Шантель. Ее безразличие было явно наигранным. Только Эдвард и Джонни вели себя как ни в чем не бывало. Им предстояло расстаться в Мельбурне, но в их представлении до этого момента оставалась целая вечность. Для ребенка день все равно что год.
Но однажды, проснувшись утром, мы увидели берег.
На пристани толпились люди, приветствовавшие судно, махая длинными белыми перчатками и большими шляпами с лентами и цветами. Оркестр играл «Правь, Британия!» Редверс заранее предупредил меня, что в австралийских портах было заведено устраивать теплые встречи и проводы кораблей из Англии, остававшейся домом даже для тех, кто никогда ее не видел. На больших пассажирских судах по такому случаю давали приемы, но наше было в основном грузовое. В нашу честь тоже собралась публика и оркестры исполняли гимны.
Дети горели от возбуждения, тем более что накануне я дала им урок истории страны. Теперь им не терпелось увидеть живых кенгуру и коала, поэтому, воспользовавшись несколькими часами стоянки, мы отвезли их на берег. Мальчики словно не замечали жары. Они буквально визжали от восторга. Должна признаться, что, когда мы ехали берегом реки Свон, я тоже поддалась очарованию ярких – то желтых, то красных – вспышек цветущей мимозы и австралийского эвкалипта. Но мы были ограничены во времени и вынуждены то и дело сверяться с часами. Во время экскурсии я заметила Шантель и Рекса, ехавших на виду у всех в открытой коляске, и от души надеялась, что они не попадутся на глаза мисс Рандл.
Бедная Шантель. Вскоре ей предстояло распрощаться с Рексом. Сумеет ли и тогда выдержать тон наигранного безразличия? А впереди – уже скоро – нас ждало расставание с судном. Вскоре достигнем Коралла, и мы с ней и Моник с Эдвардом останемся на берегу. Каждый раз, когда я задумывалась об этом, на душу ложилась тяжесть. Я пыталась ее развеять, но это было непросто. Когда мы поднимались на борт, мне встретился Дик Каллум. Он выходил из своей конторки, где занимался во время стоянки служебными делами.
– Как бы я хотел сопровождать вас на берегу, – вздохнул он.
– Мы с миссис Блейки вывозили мальчиков.
– Помешали неотложные дела – подозреваю, несколько надуманные.
– Что вы имеете в виду?
– Кое-кто наверху, кажется, решил, что будет лучше, если я задержусь на судне.
– Звучит донельзя таинственно, – ответила я, отходя.
Предположение, что капитану мог не понравиться мой выезд в обществе Дика Каллума, привело меня едва ли не в восторг.
Уже собирались убирать трап, когда подъехали Шантель с Рексом. Завидев меня у поручня, она стала рядом. Рекс, не остановившись, прошел мимо.
– Чуть не опоздали, – с укоризной сказала я.
– Запомни, я никогда не опоздаю на свой корабль, – со смыслом заметила она.
Я присмотрелась к ее разгоряченному личику. Должна признать, она не выглядела несчастной, которой вот-вот предстояло навсегда расстаться с возлюбленным.
В Мельбурне на борт взошел забрать семью мистер Маллой, рослый мужчина с бронзовым загаром, хозяин процветающего предприятия в нескольких милях за городом.
Все вдруг переменилось. Даже Джонни словно повзрослел, надев строгую матроску и бескозырку с надписью «Корабль Ее Величества» на околыше. Миссис Маллой вырядилась в огромную соломенную шляпу с лентами и цветами, более уместную в Лондоне, чем в здешнем захолустье. Но, надо признать, выглядела она импозантно в серых жакете и юбке и бледно-голубых туфлях и перчатках. Миссис Блейки тоже надела лучшее платье.
Теперь, когда подошло к концу их путешествие, они снова оказались совсем посторонними, далекими от наших интересов людьми. Мистер Маллой увел их на берег. Прощаясь, они пригласили Эдварда «как-нибудь» навестить их тем аффектированно-сердечным тоном, каким зовут в гости, наперед зная, что приглашением вряд ли когда-нибудь воспользуются. Затем они навсегда исчезли из нашей жизни.
Однако это событие внесло изменение в мой распорядок. Эдварду предстояло скучать по приятелю, а мне по помощнице в лице миссис Блейки.
Мисс Рандл не замедлила подать свой голос:
– Интересно, куда подевался наш старший помощник? – нашептывала она. – Почему-то не кажет носа, чего, впрочем, и следовало ожидать.
К нам подошла Шантель.
– Скоро мы все распрощаемся, – безмятежно бросила она, состроив гримасу-улыбку мисс Рандл.