Текст книги "Роковая женщина"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Некоторые из нас будут скучать.

– Увы, – вздохнула Шантель.

– К примеру, вы с мистером Кредитоном наверняка взгрустнете при расставании.

– И вы тоже, – парировала Шантель.

– Мисс Рандл – наблюдательница человеческой натуры, – вставила я.

– Будем надеяться, что ей предстоит вращаться в обществе, не менее благодарном, чем то, которое так грустно распадается на наших глазах. – Мисс Рандл недоуменно заморгала, а Шантель продолжила: – Не следует забывать, что мы всего лишь «корабли, что расходятся в ночи». Как там дальше, Анна? Докончи за меня.

– «И, расходясь друг с другом, говорят – кто мельком фонаря, кто голосом во тьме…»

– Не правда ли, красиво? – спросила Шантель. – И до чего точно. «Корабли, что расходятся в ночи». А дальше как? Чтобы никогда не встретиться? Замечательно.

Мисс Рандл фыркнула. Ей явно претил такой поворот, и она оставила нас под благовидным предлогом.

– Следующий порт захода – Сидней, – напомнила я Шантели.

– Да, а потом Коралл.

– Шантель, как ты это воспримешь?

– Надо быть ясновидящей, чтобы ответить на твой вопрос.

– Я о прощании с Рексом Кредитоном. Что толку притворяться? У вас с ним особые отношения.

– Кто притворяется?

– Если ты любишь его, а он тебя, что мешает вам пожениться?

– Ты таким тоном задаешь вопрос, будто заранее знаешь ответ.

– Знаю, – ответила я. – Ничто. То есть, если ему хватит духу пойти наперекор матери.

– Дорогая Анна, – перебила она, – верю, ты очень любишь свою недостойную подругу. Но не беспокойся за нее. Она справится, как всегда справлялась. Все у нее будет в порядке. Разве я не сказала, что никогда не опаздываю на корабль?

В ее голосе звучала уверенность. «Должно быть, о чем-то договорились», – подумала я.

Похоже, все мы стали опрометчивей себя вести. Я редко видела Шантель. Ввиду предстоящей в скором времени разлуки, Моник, вдруг сделавшаяся ее наперсницей, вздумала дать ей как можно больше возможностей уединяться с Рексом. Видимо, у нее был свой интерес потворствовать этому роману. Чаще Шантель и Рекса видели в обществе Гленнингов, с которыми у них завязалась дружба. Либо те служили для них благовидным прикрытием для уединения. Во всяком случае они постоянно проводили время вчетвером.

Накануне прибытия в Сидней я встретила на опустевшей палубе Редверса. Был теплый безветренный вечер: не стихавший весь день свежий бриз с наступлением сумерек сменился штилем. Я желала встретиться с ним наедине и боялась этой встречи.

– Анна, – заговорил он, приблизившись. Подняв взгляд от темной воды, в которую смотрела, я увидела его. – Плывем на одном судне, а я почти вас не вижу.

– Скоро совсем не будете видеть: близится конец путешествия.

– Ну и как, довольны?

– Ничего подобного не было в моей жизни. Никогда не забуду.

– И я.

– У вас было столько рейсов.

– Но только во время одного на борту были вы.

– Куда вы поплывете, после того как оставите нас на Коралле?

– Пару месяцев будем перевозить грузы в местных водах, а после, перед возвращением домой, еще раз зайдем на остров.

– Значит, мы еще встретимся.

– Да. Обычно мы стоим на острове несколько суток. Я вот о чем подумал…

– Да?

– Интересно, как вам покажется остров?

– Даже не знаю, чего и ждать. Не сомневаюсь, что остров, который существует в моем воображении, совсем не похож на реальный.

– Он наполовину дикий, наполовину освоенный. Видимо, отсюда его странность. Цивилизация там чувствует себя довольно-таки стесненно. Я много думал, как вы там останетесь?

– Как я там останусь?

– Моник должна остаться. Это необходимо для ее здоровья. И, разумеется, с матерью останется Эдвард. Но меня беспокоите вы и, само собой, сестра Ломан. Мне кажется, когда я вернусь, вы запроситесь домой.

– На судне найдутся для нас каюты?

– Позабочусь, чтобы нашлись.

– Это утешает, и немало, – ответила я.

– Значит, не исключено еще одно совместное плавание? – Я вздрогнула. – Вам холодно?

– Разве может быть холодно в такой вечер?

– Раз так, то вы содрогнулись от недобрых предчувствий. Анна, чего вы опасаетесь?

– Не думаю, что то, что я чувствую, можно назвать страхом.

– Мне не следовало бы с вами так говорить. Но что толку притворяться тем, кем мы не являемся, отрицать очевидное?

– Вероятно, так все же лучше.

– Есть ли вообще смысл закрывать глаза на правду?

– Уверена, что есть – при определенных обстоятельствах.

– Лично я не склонен руководствоваться такой этикой. Анна, помните тот вечер в Доме Королевы?

– Отлично помню.

– В тот раз кое-что произошло. Этот дом… никогда его не забуду. Тиканье часов, тесно заставленная мебель – и мы за столом при свечах в подсвечниках…

– Смею заметить, очень ценных подсвечниках: китайское изделие прошлого века.

– И мы с вами… словно вдвоем во всем мире – и еще та девушка, что сновала туда-сюда, подавая на стол угощения. Все другое будто перестало существовать, лишилось всякого смысла. Вы это почувствовали? Уверен, что да. Иначе, мне не передалось бы это ощущение.

– Да, – призналась я, – и мне запомнился тот вечер.

– Все, что было прежде, как бы потеряло значение.

– Вы о своей женитьбе?

– Всепотеряло значение. Только мы вдвоем да тикающие часы – все, что напоминало о времени. Глупо? В жизни не был счастливее, чем в тот вечер. Это окрыленное чувство, когда, кажется, имеешь все, чего хотел – взволнован и спокоен одновременно.

– А потом приключилась злосчастная история с «Роковой женщиной»?

– Еще большим несчастьем было то, что я был уже женат. О, да, буду с вами искренен. Я себя нисколько не оправдываю. Просто хочу, чтобы вы меня поняли. Когда я впервые увидел остров, он словно околдовал меня – как теперь отталкивает. Возможно, вы меня поймете, когда увидите сами. И Моник – она была частью острова. Меня принимала ее мать. Очень странное место, Анна. Я оставлю вас там с нелегким сердцем.

– Со мной будет Шантель.

– Это меня утешает. Одну бы я вас там не оставил.

– Так страшно?

– Вам там будет не по себе: все такое чужое, непонятное.

– И вы без колебаний оставляете Эдварда?

– Эдвард – другое дело. С ним ничего не станется. В конце концов, он часть их.

– Расскажите мне о них.

– Сами увидите. И мать, и старуху няньку, и прислугу. Возможно, это только мои фантазии. Меня с самого начала словно околдовали: Моник представилась мне красавицей с первого взгляда. Мне нужно было бежать. Должен был предвидеть, к чему все шло, но ничего не предпринимал, пока не стало слишком поздно. К этому времени брак стал неотвратим, а потом я уже был связан.

– Вы оставили Моник на острове, а сами отплыли в рейс?

– Это было плавание вроде нынешнего. В следующий раз я вышел уже на «Роковой женщине», а опять зашел на остров только для того, чтобы забрать Моник в Англию. И вот теперь оставлю там вас. – Немного помолчав, он продолжил: – Интересно, как будет на этот раз?

– Надеюсь, обойдется без катастроф. Одно утешительно: то, что вы согласны взять нас, если мы пожелаем вернуться. Так и передам Шантели.

– Я думаю, она там не задержится. При определенных обстоятельствах я могу вообразить там вас, Анна, но только не сестру Ломан.

– Что ж, по крайней мере, увидим остров.

– Он действительно красив. Роскошная растительность, разбивающаяся о песчаный берег волна, овеваемые легким бризом пальмы и ласкающее золотой песок море, то сапфирно-голубое, то изумрудно-зеленое.

– А что вы будете делать, когда вернетесь в Англию?

– Передохну пару деньков и опять уйду в плавание.

– По тому же маршруту?

– Это будет зависеть от груза. Но одно сделаю непременно: явлюсь к Дому Королевы и скажу: «Я пришел по поручению мисс Брет, хозяйки, которой хочется знать, как вы тут без нее». Постою в саду, как в тот сырой осенний вечер. Потом остановлюсь в холле и снова вспомню вечер, который перевернул всю мою жизнь и изменил меня самого.

– Неужели?

– Да, можете мне верить. После того случая мне вдруг захотелось чего-то совсем нового от жизни.

– А чего вам хотелось прежде?

– Приключений, перемен, риска, удовольствий! Но после того вечера я повзрослел. Вдруг захотелось постоянства. Раньше я думал, что никогда не смогу ужиться с одним человеком сколько-нибудь продолжительный срок. Все время искал острых ощущений. Постоянно нуждался в подстегивании, которое могла дать только новизна. И вдруг повзрослел в один вечер. Понял, что такое жизнь. Представил, как бы я жил в этом доме. Лужайку со столом под ярким тентом и женщину за этим столом, разливающую чай в голубые фарфоровые чашки. Еще, кажется, лежащую у ее ног собаку – рыжую гончую – и детей, погруженных в свои забавы. Впервые в жизни ясно увидел эту картину и сам себе поразился, потому что ничего подобного не хотел прежде. Мне не следовало об этом заговаривать, правда? Это, наверное, от сегодняшнего воздуха. Вот мы и подплываем к австралийскому берегу. Видите огни? Земля совсем близко. Сейчас здесь лето – есть что-то обезоруживающее в тропических ночах на море, поневоле начинаешь верить, что все возможно. Даже тот сад в Доме Королевы. Иногда говорю себе: не зря же был тот вечер, когда мне привиделся стол под тентом – все это когда-нибудь будет и со мной.

– Это невозможно, – запротестовала я. – Уже в тот ваш приход было поздно. Мне кажется, вы не должны это говорить, а я вас слушать.

– Однако же говорю – и вы слушаете.

– Лишнее доказательство нашей неправоты.

– Мы всего лишь люди, – сказал он.

– Но это нехорошо. Что толку говорить о том, что могло бы быть, когда произошло нечто, сделавшее все это невозможным.

– Анна…

Я поняла, что он хотел сказать: «Подожди. Как легко все может перевернуться». Страшная, опасная мысль. Мы были разлучены, и, пока жива Моник, его мечте – и моей – никогда не осуществиться. Мне хотелось втолковать ему, что мы не должны помышлять ни о чем подобном, потому что думать об этом – все равно что вожделеть греха. Я решила впредь не оставаться с ним наедине. Чувствовала, как в нем клокочет нерастраченная страсть. Он жил далеко не монашеской жизнью, и я боялась за него… и за себя.

Я должна ясно дать ему понять, что слишком поздно. Что над нами обоими нависла общая угроза: желать, чтобы перед нами очистился путь.

– Поздно, – сказала я. – Мне пора.

Пару минут он молчал, а когда заговорил, его голос был спокойным и ровным, как и мой.

– Завтра заходим в бухту. Поднимитесь на мостик, чтобы все увидеть. Сверху открывается изумительная панорама. Уверяю вас, ничего подобного вы еще не видели. Моник тоже поднимется, если будет здорова. Пусть приходит сестра Ломан. И разумеется, Эдвард.

– Спасибо. С удовольствием.

– Доброй ночи.

Когда я уже повернулась уходить, мне почудилось, будто он прибавил еще два слова: «Моя любимая».

16

Утро выдалось славное: мы входили в бухту под косыми лучами восходящего солнца. Грандиознее, замечательнее зрелища я в самом деле не видела. Где-то прочитанные строки: «лучшая гавань мира, в которой могут одновременно маневрировать без риска столкнуться до тысячи судов», – несомненно, соответствовали действительности. От открывшейся панорамы захватывало дух: бесчисленные заливы и бухты, величественные Ворота, сквозь которые нам предстояло войти в порт, деревья, цветы, птицы, обжигающе-голубое море.

Приумолк даже Эдвард: верно, представил, как сто лет назад сюда входил Первый флот – накануне я не упустила возможности дать предметный урок истории. Конечно, тогда все было другое: не было ни домов, ни города – только раскинувшаяся на мили нетронутая земля и птицы в ярком оперении над сверкающей гладью моря.

Рядом со мной стояла Шантель, тоже потрясенная великолепием разворачивавшегося зрелища – или ее подавленность объяснялась близким расставанием с Рексом? Редверса, стоявшего, как положено капитану, на вахте, мы не видели – только мы втроем находились на мостике.

Двумя часами позже мы причалили к Круглой пристани: началась обычная суматоха. Мы с Эдвардом спустились в нашу каюту, Шантель сошла к себе. Мои мысли были заняты Шантелью. «Наконец-то узнаю, что она на самом деле чувствует, – думала я, – если она его любит, то не сможет скрыть от меня своих чувств».

Моник немного полегчало. Возбуждение, вызванное прибытием в Сидней, пошло ей на пользу. Она нарядилась в лучшее платье и, как передала Шантель, была с капитаном. На судне ожидались гости, и супруга капитана должна была присутствовать на приеме.

К нам спустился стюард и попросил отвести Эдварда в капитанскую каюту. Когда мы поднялись и постучали, дверь открыл Рекс. Улыбнувшись мне, он сказал:

– А вот и Эдвард. Благодарю вас, мисс Брет.

Я успела рассмотреть Редверса и пожилого мужчину с девушкой лет двадцати пяти, как мне показалось. Когда я вернулась к себе, в моей каюте была Шантель, разглядывавшая в зеркало свое лицо.

– Посетители? – осведомилась она.

– Да. Мужчина в возрасте и девушка.

– Знаешь, кто они?

– Никогда не видела раньше.

– Сэр Генри и Хелена Деринхем.

– О!..

– Удивлена? Естественно, они должны были подняться на борт приветствовать «Невозмутимую леди» в Сиднее. Полагаю, Рекс тоже с ними?

– Да.

Она наблюдала за мной в зеркало, но оставалась по-прежнему невозмутима.

Мы простояли на причале Круглой пристани двое суток. Это дало мне возможность осмотреть Сидней. Гринеллы и мисс Рандл сошли на берег. Гленнинги тоже. Без них, в отсутствие привычного распорядка плавания, все разом переменилось. Команда была занята разгрузкой и погрузкой. Мы с Шантелью отправились по магазинам: она делала покупки для себя и Моник, я для себя и Эдварда. При Эдварде мы не могли говорить, о чем мне хотелось. Впрочем, я не была уверена, что Шантель разговорилась бы и наедине. Я от души сочувствовала ей, тем более что сама была в незавидном положении. Я негодовала на Рекса, так как их будущее целиком зависело от него, а он оказался настолько слабовольным, что явился на край света выправлять оплошность, которую допустил в Англии: делать предложение Хелене Деринхем. Одно утешало. Мог ли такой слабый мужчина быть достоин Шантели?

На другой день, где-то пополудни, я сидела с книгой на палубе. Утром я выезжала в город и немного устала. Эдвард был с родителями. Где находилась Шантель, я не знала. Вдруг ко мне подсел Дик Каллум.

– Могу я иметь удовольствие пригласить вас сегодня поужинать?

Я замялась.

– Только, пожалуйста, не отказывайте. Вы меня этим обидите.

У него была мягкая, обезоруживающая улыбка, к тому ж он не сделал мне ничего дурного, за исключением того что почтил своим поклонением и выказал открытую враждебность к Редверсу, которую многие признавали естественной в данных обстоятельствах.

Поэтому я уступила, и он сразу ушел, сославшись на занятость, как всегда во время стоянок, своими казначейскими обязанностями.

Вечером он пригласил меня в «Розовую бухту», замечательный ресторан, в котором каждый столик освещала голубая с позолотой свеча. Оркестр исполнял романтические мелодии, а скрипач подошел прямо к нашему столику и играл для меня. Надо отдать должное, Дик делал все возможное, чтобы доставить мне удовольствие. Он извинился за свою прошлую вспышку.

– Признаюсь, – сказал он, – я ревную вас к капитану.

– В таком случае, это первый шаг, чтобы справиться с чувством, которое…

– Да, согласен. Мне оно причиняет больше боли, чем ему.

– У меня слишком назидательный тон?

– Ничего, это мне даже нравится. К тому же это правда. Видимо, так проявляется мое преклонение перед ним. Он первоклассный капитан, что важнее всего. Капитан задает тон всему кораблю. Жаль… – Он заколебался, и я попросила его продолжать. – Не поймите меня так, будто я ворошу старое, но случай с «Роковой женщиной» достоин сожаления. Такое не забывается. В команде нет ни одного человека, кто бы не слышал об этой темной истории или сам чего-нибудь не присочинил.

– Значит, команда боится и не уважает капитана?

– Я бы не сказал это с такой определенностью, но, когда случается нечто в этом роде, когда капитан теряет корабль при загадочных обстоятельствах, ему не избежать клейма. Я уже говорил, если бы такое случилось с кем-либо, не связанным с Кредитонами, он лишился бы капитанского свидетельства. Но не будем об этом. Все, что надо было сказать, уже сказано. Как вам понравился Сидней?

– Интересное, красивое место. Превзошло все мои ожидания.

Он кивнул.

– А что думаете об острове?

– Могу ли я что-то о нем думать?

– Анна, мне не нравится, что вы там остаетесь.

– Очень любезно, что вы обо мне беспокоитесь. Но есть ли повод для тревоги?

– Вероятно, это из-за того происшествия. Корабль был взорван в тамошней бухте.

– По-моему, мы условились не возвращаться к этому инциденту.

– Я не собираюсь говорить о нем. Я о самом острове. Он какой-то… жуткий. Что если капитан был ни при чем? Если кто-то проклял корабль?

– Неужели вы в самом деле этому верите?

– При свете дня многие не верят в призраков. Но когда спускаются сумерки, тотчас меняют мнение. Много вы найдете насмешников, согласных провести ночь в доме, где, по слухам, завелся призрак? Я не верю ни в какие заговоры и проклятья в Сиднее, в этом уютном ресторане, когда напротив сидите вы, а скрипач играет «Песню без слов» Мендельсона. Но на острове все может повернуться по-другому, а мы уже совсем рядом.

– Кто мог проклясть корабль?

– Возможно, это началось давным-давно и вовсе не имеет отношения к островитянам. О том корабле ходит одна легенда. Его должны были назвать «Удачливой» или еще какой-нибудь «леди». Точно не знаю. Но леди Кредитон окрестила его неожиданно для всех. Можете себе представить, что она чувствовала, когда называла корабль. Она имела в виду ту женщину, мать капитана. Слышали, что она сказала? «Называю корабль „Роковой женщиной“, и да будет милостив Господь к тем, кому суждено на нем плавать». Что если вместо «милостив» она сказала «проклят»? Может, это она прокляла корабль?

– Ваши слова впору какой-нибудь темной прорицательнице. А служите казначеем на «Невозмутимой леди».

– Анна, у всех бывают минуты суеверных заблуждений. Даже у вас появятся, если еще не было. Все еще впереди: подождите, пока окажетесь на острове, проникнетесь атмосферой того места. Но некоторое время спустя мы еще вернемся.

– Через пару месяцев, – уточнила я.

– И тогда, Анна, я опять попрошу вас о том, о чем однажды просил – кто знает, что может произойти за эти два месяца?

Потом мы заговорили о другом. Он поделился своей мечтой. Он хотел иметь в Англии свой дом, место, где останавливался бы между плаваниями. Он видел Дом Королевы, известный всему Лэнгмуту (я тотчас заподозрила, что этой известностью он был обязан загадочной смерти тети Шарлотты). Я догадалась, что, заговорив о доме, он имел в виду Дом Королевы и пытался нарисовать картину нашей совместной жизни в нем – жизни без тревог и волнений, может быть, даже счастливой. Я не стала его разубеждать. У меня не хватало духу сказать, что никогда не выйду за него замуж.

В последнюю ночь стоянки в сиднейском порту мне приснилась тетя Шарлотта. Она вошла в мою комнату в Доме Королевы. Открыв глаза, я увидела перед собой ее размытое лицо с редким для нее благостным выражением – сама она привиделась нечетко, как бывает во сне, но обстановка заставленной комнаты была донельзя реальной.

«Не будь дурой, – ясно выговорила она. – Бери, что идет в руки. Не тянись за невозможным. Интересно, как ты себе это представляешь? Через трагедию, чужое несчастье? Девочка, однажды ты уже была замешана в историю с нечаянной смертью». Тут, в том же сне, ее перебил резкий, насмешливый хохот. Голос был Моник.

Я проснулась с гулким сердцебиением, долго лежала без сна, загадывала о будущем, представляла лужайку перед Домом Королевы и детей на ней – моих детей. Когда я снова забылась, как ни странно, продолжился тот же сон. Я шла к воротам, в которых стояло двое. Я никак не могла сделать выбор между ними.

Символическое видение. Не был ли мой сон вещим?

Отплытие было назначено на полдень. Накануне пришли Гленнинги. Они остановились на пару недель в отеле и пригласили меня с Эдвардом принять участие в небольшой вылазке за город. Эдвард отнесся к приглашению с восторгом. Я, признаться, тоже была довольна: эта пара мне всегда нравилась, хоть мы общались не так уж много.

Они вывезли меня за город, до места, откуда просматривалась в мареве тумана гряда Голубых гор. Я немного волновалась, боясь опоздать на корабль и гадая, что будет, если он отплывет без нас. Гарет Гленнинг как мог успокаивал меня:

– Не беспокойтесь, мисс Брет, мы успеем загодя.

– А если не успеем? – спрашивал Эдвард с круглыми от ужаса глазами, – капитан отплывет без нас?

– Корабли никого не ждут, – отвечала я, – но мы успеем.

– Нам будет вас не хватать, – призналась Клер. – Но с нами остается мистер Кредитон.

– Жаль, что вы нас покидаете, – прибавил Гарет. – Впрочем, и вы не одна: с вами сестра Ломан.

– И капитан, – горделиво напомнил Эдвард.

– Капитан никогда не расстается со своим судном, – возразила я.

– Подъезжаем к порту, – радостно вскрикнул Эдвард. – Смотрите, вон мачты.

– Сестра Ломан очень живая спутница, – продолжала Клер. – Мы будем по ней скучать.

– Дядя Рекс тоже будет скучать, – подхватил мальчик. – Все об этом говорят.

Гленнинги смущенно заулыбались. Мне показалось, они жалели Шантель: ведь они больше меня видели ее в обществе Рекса. Я предпочла сменить тему:

– Когда выйдем в море, опять станет прохладней.

Но Клер вернула разговор к Шантели, предположив, что она должна была немало повидать в своей жизни: ведь, по слухам, она ухаживала за леди Хенрок до того, как приехала к моей тете.

– Да, она о ней упоминала, – подтвердила я.

– Необыкновенная девушка.

Естественно, что Шантель произвела на них, как и на всех других, большое впечатление. Она была куда интереснее меня. Я всегда это знала. Мне показалось, что Гленнинги нарочно вызвали меня на разговор. «Возможно, – мелькнуло у меня в голове, – они имели в виду рекомендовать ее кому-то из своих знакомых, после того как… Хватит! – одернула я себя. – Пора мне избавиться от навязчивой мысли, что Моник долго не проживет».

– Мы будем беспокоиться за вас, пока вы будете на острове, – сказал Гарет. – Мы о нем наслышаны.

– От мистера Кредитона? Не думала, что он там был.

– Насколько мне известно, не был, – ответил Гарет. – Но на судне было много разговоров. За островом закрепилась жуткая репутация.

– О, Гарет, зачем ты так? – нахмурившись, укорила его Клер.

– Мисс Брет собирается там жить.

– Это только разговоры, – успокоил меня Гарет.

– До меня тоже доходили слухи. Как бы там ни было, мы вольны оттуда уехать, если не понравится.

Коляска подкатила к пристани, когда до отплытия оставалось полчаса – совсем немного, если учесть, что трап поднимают за десять минут до отчаливания. Еще раз попрощавшись с Гленнингами, мы удалились в каюту. Эдвард без умолку болтал: что-то о портовых кранах и грузах. Так как ему хотелось видеть отход корабля, я вынуждена была отвести его на палубу, и мы вместе наблюдали за слаженными действиями команды. Эдвард весело махал провожавшей нас публике и ставшему привычным оркестру. Потом, вспомнив, что покидает Австралию, где остался его товарищ Джонни, слегка взгрустнул. Только одно могло его утешить.

– Смотрите, – взволнованно шептал он, – сам капитан ведет судно. Вот он, дает команды, что кому делать.

Мне не терпелось увидеть Шантель: я должна была знать, как она восприняла расставание с Рексом – самое время все выяснить.

Но в каюте ее не оказалось. С тяжелым чувством я вернулась к себе.

– Пойдем-ка еще на палубу, – предложила Эдварду.

Мы снова поднялись, но и там не было Шантели. «Скрылась, сбежала, – в панике подумала я. – Надо мне было догадаться. Вот почему была так невозмутима. Заранее все решила».

Эдвард не подозревал, в каком я была смятении. Его больше занимал предстоящий обед. Я пробовала отвечать на его расспросы, делая вид, что ничего не произошло. А в голове назойливо кружилось: я одна отправляюсь на остров! В очередной раз до меня дошло – хоть я никогда в этом не сомневалась, – как я привыкла к ней, ее озорству, веселому, сумасбродному взгляду на жизнь, нелюбви к сантиментам.

«Естественно, – думала я, – это он не пустил ее».

Еще немного, и судно выйдет в Тихий океан, скроется из виду умиротворяющая земля. А потом остров – клочок чужой, странной суши, напитанной миазмами заклятий и рока, остров, о котором меня предостерегали все… И без Шантели!

Оставив Эдварда, я снова кинулась в каюту подруги. Ее пустота и бесприютность давили на меня – даже больше, чем пугали. Увы, я оказалась совсем не такой сильной и смелой, как привыкла о себе думать. Никогда бы не пустилась в эту авантюру, если бы не Шантель. Вернувшись к себе, я вполуха слушала беспечную болтовню Эдварда. Он продолжал гадать, что подадут на обед.

Но почему не предупредила меня?

Я не находила покоя; Снова направилась в каюту. Только распахнула дверь, как меня крепко обняли сзади, зажав ладонью глаза. На секунду я испугалась самого страшного. Удивительно, сколько мыслей способна вместить голова за короткий миг. Я подумала, что похищают Эдварда, потом, что захватывают и сейчас бросят за борт меня саму. Не зря предупреждала Шантель: на море легче всего совершить убийство. Избавиться от тела не составит труда.

Тут я услышала сдавленный смех. Оторвав от глаз руку, я развернулась. Надо мной смеялась Шантель. Моим радости и облегчению не было предела.

– Признайся, – потребовала она, – ты подумала, что я сбежала?

– О, Шантель, зачем ты это сделала?

– Решила подшутить, – ответила она.

– Я была в ужасе.

– Лестно слышать, – довольно усмехнулась она.

– Но зачем было так пугать?

– Бедняжка Анна! Ты действительно мне преданна.

Сев в кресло, я разглядывала ее – милую, озорную, смешливую.

– Анна, ты меня беспокоишь, – шутливо укорила она. – Так привязываться к людям!

Я понемногу отходила.

– Человека или любишь, или не любишь – третьего не дано.

– Всему есть мера.

Я поняла, что она подразумевала. Этим она хотела сказать: «Не переживай обо мне. Рекс мне нравился, но я с самого начала знала, что дело не дойдет до женитьбы».

Она была рассудительна, спокойна. «Мне бы ее философию», – позавидовала я.

– По правде, я переживала за себя, – призналась я. – Мои чувства были целиком эгоистическими. Меня испугала мысль, что я окажусь одна на острове.

– Остров в самом деле жутковатое место. Но не бойся. Я с тобой, Анна. «Куда ты пойдешь, туда и я последую. Твой народ будет мой народ». Тебе не приходило в голову, что Библия годится на все случаи жизни?

– Да, это так. Шантель, ты не… несчастна?

– Чего ради? Неужели у меня такой грустный вид?

– Иногда мне кажется, ты что-то скрываешь.

– А я думала наоборот: выбалтываю все подряд – что на уме, то и на языке. По крайней мере, ты сама так думала обо мне.

– Я о Рексе.

– Рекс в Австралии. Мы в Южных морях. Не пора ли перестать о нем думать?

– Я смогу, если ты сможешь.

– Анна, дорогуша моя! – Обхватив меня, она крепко сжала в объятиях.

Мы вышли в Тихий океан. Нещадно палило солнце, днями опускалась такая жара, что мы ничего не делали, только лежали на палубе в шезлонгах. Даже Эдвард казался вялым.

Атмосфера на судне изменилась. Пришло четверо новых пассажиров, направлявшихся куда-то на острова, но мы их видели редко: испарилось то, что Шантель называла «домашним чувством».

Даже команда изменилась. Матросы то и дело шептались о Коралле, украдкой озираясь по сторонам. Остров был таинственной землей, где их капитан потерял корабль. Они словно ждали нового подвоха.

С Шантелью я проводила больше времени, чем когда-либо за все путешествие. Она раскаивалась, что так меня напутала.

– Чистый эгоизм, – призналась она. – Хотела, чтобы ты поняла, как нуждаешься во мне для душевного покоя.

– Тебе еще нужны были доказательства? – спросила я.

– Ты тоже хороша: тревожишься о моих делах, когда твои внушают куда больше опасений, – пожурила она. Я промолчала, и она продолжала: – Почему-то изменилась Моник. Стала, как бы это выразить… злее. Чувствует приближение дома. Скоро у нее появятся союзники.

– Тебя послушать, мы на войну собрались.

– Не исключено, что и так. Временами она просто ненавидит капитана. А потом кидается в другую крайность: любит с такой же страстью. Впрочем, это в ее характере. Сумасбродка! Живет чувствами, а не умом – все равно что не думать вовсе. Чем не декорация для трагедии в высоком штиле? Удушающая жара. Тропические ночи. Мириады ярких звезд. Одно название – Южный Крест – на мой слух всегда таило больше чувств, чем наша Большая Медведица. Высокие пальмы, заросли бананов, апельсиновые рощи, сахарные плантации. Чем не фон для настоящей драмы?

– И кто разыгрывает твою драму?

– Главную роль возьмет Моник, капитан будет героем-любовником.

– Его там не будет. Простоит трое суток и отплывет на пару месяцев.

– Вот незадача. Ничего, есть еще мама и старая нянька. Мы с тобой, наконец. Мне, конечно, достанется мелкая роль.

– Перестань, Шантель, не преувеличивай…

– Уверена, что так оно и было бы, если бы он остался. Вот бы придумать способ удержать его. Взорвать судно или еще чего…

Я содрогнулась.

– Бедняжка Анна, ты так серьезно все воспринимаешь, в том числе и меня. Что толку взрывать корабль? Не сомневаюсь, даже это его не удержит: без промедлений вернется в Сидней ждать указаний. Нет, не будем взрывать корабль.

– Будто ты на это способна.

– Анна, дорогуша моя, неужели до тебя так и не дошло, что я способна на все?

Ее озорство рассеивало мои тревоги не меньше, чем участие, которое она приняла во мне после смерти тети Шарлотты. Это при том, что как раз мне следовало бы утешать ее! Разве не она лишилась возлюбленного (а я не сомневалась, что она его любила) – и не от того, что существовали непреодолимые преграды для их счастья, просто ему не хватило мужества пойти наперекор матери.

Я еще раз порадовалась, что она не бросила меня: эгоизм с моей стороны. Насколько счастливее она была бы, если бы бежала с Рексом и обосновалась в Сиднее. Меня поражала и восхищала ее способность прятать свои переживания. И виду не подавала, что была несчастна: как ни в чем не бывало флиртовала с Айвором Грегори, прилежно ухаживала за Моник, а жаркими, навевающими дремоту днями лежала рядом со мной на палубе.

В должный час мы прибыли на остров.