Текст книги "Исповедь королевы"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Отец Жанны соблазнил одну деревенскую девушку по имени Жоссель, а когда у них родился ребенок, женился на ней. Она оказалась женщиной довольно распущенного нрава, а так как отец Жанны ничем, кроме выпивки, не интересовался, то жена вскоре начала главенствовать в семье.

Жанна была одной из троих детей. Родители не заботились о своих отпрысках, и они жили в жалкой лачуге, ходили раздетыми, потому что у них не было никакой одежды, и умерли бы от голода, если бы не усилия кюре и нескольких крестьян, которые жалели малышей.

Теперь, когда я думаю обо всем этом, я могу простить ее, потому что познала даже более ужасную нищету; чем та, которую она, должно быть, выносила, будучи, ребенком. Но в то время мне было трудно ее понять. Сейчас я понимаю, что она просто чувствовала необходимость отомстить обществу, и даже могу испытывать в своем сердце жалость к этой женщине.

Как несчастен, наверное, был этот ребенок! Но в то время как она, раздетая, дрожала от холода и голода, она все же никогда не забывала о том, что является потомком королевской династии Валуа.

В один прекрасный день ее семья решила отправиться в путь. У них к тому времени было четверо детей: Жак, Жанна, Маргерита-Анна и Мари-Анна. Бедной маленькой Мари-Анне было всего полтора года, и она даже ходила еще неуверенно. Поэтому родители решили, что не могут взять ее с собой. Они завернули ее в пеленки и подвесили к двери фермерского дома. Оставив малышку, они тронулись в путь, и тогда для детей начался настоящий кошмар. Их мать была сильной и красивой крестьянкой и решила извлечь выгоду из своей привлекательности. Отец захворал, тогда мать выгнала его и сошлась с солдатом, таким же развратным и жестоким, как она сама. Детей посылали просить милостыню, и, если они возвращались без денег, их жестоко избивали. Потом к Жанне пришла удача. Как-то раз она стояла у обочины дороги и просила милостыню, крича: «Подайте несчастной сироте, происходящей из рода Валуа!» Естественно, эти слова то и дело вызывали насмешки, но все же привлекали некоторое внимание, и однажды маркиза де Буленвийер, проезжая мимо в своей карете, услышала эти слова ребенка, и они вызвали у нее любопытство. Она остановилась, чтобы расспросить девочку. Ее сразу же поразила красота и горделивая осанка ребенка. Она поверила истории о ее королевском происхождении и решила помочь малышке. Она договорилась с ее матерью и отправила за свой счет Жанну и ее младшую сестру Маргериту-Анну учиться в школу, где, к сожалению, вскоре Маргерита-Анна заразилась оспой и умерла. Примерно в то же время отец Жанны в величайшей нищете умер в больнице в Париже. Любовник бросил мать, и она была вынуждена вместе с Жаком вернуться в свой родной городок Бар-сюр-Об, где занялась откровенной проституцией. Жак убежал из дому и в Тулоне устроился на корабль. С помощью мадам де Буленвийер он сделал на флоте неплохую карьеру, но, к несчастью, к тому времени, когда дело с ожерельем выплыло на свет, уже умер.

Кошмарное детство Жанны осталось позади, и не удивительно, что она дала себе слово, что никогда больше не впадет в такую ужасную нищету.

Мадам де Буленвийер была добра к ней и, когда Жанна стала достаточно взрослой, чтобы оставить школу, устроила ее к портнихе в Сен-Жерменское предместье. Но Жанна была слишком горда, чтобы удовольствоваться этим. В своей автобиографии, которую она написала после судебного разбирательства и которую, разумеется, все стремились прочитать, она вспоминала, что была прачкой, водоносом, кухаркой, гладильщицей, швеей – словом, кем угодно, только не счастливой и уважаемой девушкой. Но именно этого Жанна жаждала больше всего на свете – завоевать уважение, которое соответствовало бы ее положению.

Мадам де Буленвийер была доброй женщиной. Она понимала, что Жанна, вероятно, никогда не угомонится, и понимала причину этого. Поэтому взяла ее к себе домой, где Жанна некоторое время жила на правах члена семьи. Мадам де Буленвийер не забыла также и о маленькой Мари-Анне. Малышке повезло: ее взял к себе добросовестный фермер, обнаруживший девочку подвешенной к своей двери. Добрая мадам де Буленвийер послала за ней и, удостоверившись, что из малышки выросла благовоспитанная девочка, решила послать ее вместе с Жанной учиться в школу для благородных девиц. К тому времени Жанна представляла собой красивую и достаточно образованную молодую девушку двадцати одного года. Однако она по-прежнему, помнила о том, что происходит из рода Валуа, и желала, чтобы с ней обращались как с королевской особой.

Когда Жанне исполнилось двадцать четыре года, она все еще оставалась такой же неугомонной и неудовлетворенной жизнью. В то время она познакомилась с одним военным, который был примерно на два года старше ее. Молодого человека звали Марк-Антуан-Николя де ла Мотт, он был офицером gendarmerie[111]111
  Жандармерии (фр.).


[Закрыть]. Они стали любовниками, но неожиданная беременность Жанны заставила их поспешить с женитьбой. Через месяц после свадьбы у молодых родились близнецы, однако оба младенца умерли, прожив всего несколько дней. В этом брачном союзе Жанна оказалась ведущей, и де ла Мотт вскоре вынужден был подчиниться более сильной в волевом отношении жене. Первое, что она заставила его сделать, – это принять титул графа. Он послушался жену, и вскоре ее надменные манеры и постоянная привычка напоминать всем, что она – потомок рода Валуа, заставили окружающих смотреть на ее титул как на нечто вполне естественное. Они стали известны как граф и графиня де ла Мотт-Валуа.

Жанна и ее муж нуждались в деньгах. Да и можно ли было ожидать, что прекрасная графиня – потомок королевской династии Валуа – сможет жить на жалованье офицера жандармерии? Поэтому они тут же принялись строить планы. Благоприятная возможность представилась, когда мадам де Буленвийер посетила Страсбург, приглашенная погостить в замке Саверн, великолепном доме кардинала Рогана. Жанна знала, что кардинал слыл большим любителем женщин. Сама графиня де ла Мотт-Валуа, вне всякого сомнения, была очень привлекательна: у нее был несколько надменный вид, аристократический овал лица, чудесные каштановые волосы, голубые глаза и черные брови, а также изумительный цвет кожи.

Она решила использовать кардинала в своих целях, хотя на том этапе еще не знала точно, как это сделает. Тот безумный план придет ей в голову позже, когда уже произойдет целый рад странных событий, которые подготовят почву и сделают возможным осуществление заговора, невозможного при других обстоятельствах.

Я уже много рассказывала о кардинале Рогане. Я никогда не смогу забыть этого человека, и даже теперь, когда уже смирилась со своей судьбой и стала лучше понимать других людей, я все еще испытываю сильнейшее отвращение всякий раз, когда слышу его имя или позволяю, чтобы его образ омрачал мои мысли.

Полагаю, он был по-своему красив. Его называли La Belle Eminence[112]112
  Прекрасное преосвященство (фр.).


[Закрыть]. Иногда я думаю, что он был чрезвычайно глуп. Должно быть, он и в самом деле был таким, потому что кто, как не последний простак, мог позволить, чтобы его использовали таким образом?

Сейчас я ясно припоминаю его лицо: в нем было что-то детское, оно было круглое, как у куклы, без морщин и очень румяное. Единственное, что выдавало его возраст, – это его седые волосы, которые начинали расти далеко позади лба, что лишний раз подчеркивало румяную округлость его лица. Роган был очень высокого роста и держался с грацией и величайшей горделивостью. В своем кардинальном облачении он представлял собой величественную фигуру. Его епархия находилась в Страсбурге и была самой богатой во всей Франции. Роган был принцем империи, ландграфом Эльзаса, аббатом Великого аббатства в Сен-Вааст и Шез-Дьё, казначеем Сорбонны, Главным раздающим милостыню Франции, главным настоятелем королевской больницы Кенз-Вен и командиром ордена Святого Духа. И такого человека арестовали в Версале, словно обычного уголовного преступника, как говорила его семья.

В то время когда кардинал познакомился с Жанной де ла Мотт-Валуа, он находился под влиянием чар Калиостро.

Я не знаю всей правды о Калиостро. Да и кто ее знает? Некоторые смеялись над ним. Другие говорили, что он владел величайшими тайнами Вселенной. Но факт остается фактом: когда Калиостро был близок к кардиналу, тот принимал нелепейшую ложь за правду.

Об этом колдуне ходило множество историй. От моих слуг, которые ждали его на улице, чтобы увидеть хотя бы мельком, я слышала его описание. Его костюм, как говорили, был сшит из синего шелка, а башмаки застегивались бриллиантовыми пряжками. Даже чулки его были усеяны золотом. Когда он шел, вся его фигура сверкала, потому что его руки были покрыты бриллиантами и рубинами, а жилет, украшенный узором из цветов, расшит драгоценными камнями, сверкавшими так ярко, что даже слепило глаза.

Когда вскоре после ареста кардинала его тоже арестовали, я услышала множество историй о его странностях. Вот одна из них, которая произвела на меня самое большое впечатление.

В Страсбурге граф Калиостро как-то раз остановился на площади перед распятием и громким голосом, который могли слышать все окружающие (а его всегда сопровождали целые толпы народа), произнес:

– Как мог художник, который никогда не видел его, добиться такого абсолютного сходства?

– А вы, ваша светлость, знали Христа? – спросил чей-то приглушенный голос.

– Мы с ним были в дружеских отношениях! – был ответ. – Сколько раз мы прогуливались с ним по тенистым берегам Тивериадского озера! У него был чрезвычайно приятный голос, правда, он не слушал меня и больше любил гулять по берегу, собирая вокруг себя рыбаков и обращаясь к ним с проповедями. Это и привело его к плохому концу.

Потом Калиостро прибавил, повернувшись к своему слуге:

– Помнишь ли ты тот день, когда Христа распяли в Иерусалиме?

Это был кульминационный момент всей истории.

– Нет, мой господин! – отвечал слуга негромким почтительным голосом, каким полагалось обращаться к этому великому человеку. – Ваша светлость забыли, что я служу вам всего лишь в течение последних полутора тысяч лет!

Калиостро был маленький толстый человечек лет сорока на вид, с большими блестящими живыми глазами и громким голосом. Вне всякого сомнения, он был очарователен, и часто те, кто приходил, чтобы посмеяться над ним и разоблачить его как мошенника, становились самыми искренними его поклонниками.

Конечно, были и такие, которые утверждали, что он говорит невообразимую чепуху, которую некоторые считали блестящим остроумием и мудростью только потому, что просто не могли понять ее. У него были готовые формулировки ответов на некоторые вопросы, и, когда его спрашивали, кто он, Калиостро обычно отвечал: «Я – тот, кто есть!», а потом прибавлял: «Я – тот, кого нет!» Все это настолько сбивало с толку, что большинство из тех, кто слышал эти слова, становились очень почтительными по отношению к нему и притворялись мудрыми людьми, способными понимать значение его образной речи.

О нем ходили бесчисленные дурные слухи. Он был масоном и хотел ввести египетское масонство во Франции. Он состоял на жалованье в тайных обществах, и его замыслы шли гораздо дальше простого обмана глупого кардинала. Он открыл философский камень и обладал способностью превращать неблагородные металлы в золото, а также изготавливать драгоценные камни. Повсюду рассказывали истории об исцелениях, которые он совершил во время своих путешествий. Стоило якобы ему только взглянуть на какого-нибудь хромого калеку, как тот начинал ходить. Однако он уделял внимание не всем страждущим, а оставлял за собой право лечить только тех, к кому относился благосклонно.

С ним была графиня Калиостро – молодая женщина, наделенная красотой и очарованием, о которой говорили, что она «не от мира сего». Никто не знал, откуда она взялась, сам же граф утверждал, что она является «ангелом в образе женщины, посланным ему для того, чтобы скрасить его дни». Калиостро был верным мужем. Он ни разу не бросил влюбленного взгляда ни на какую другую женщину. Единственное, что его интересовало, – это его собственное учение.

Несмотря на беспутную жизнь, которую вел кардинал, в нем все-таки ощущалась какая-то невинность. Он был распутником, но распутником романтичным. Роган отличался крайним суеверием, и его чрезвычайно привлекало все таинственное. Кроме того, он обожал роскошь, восхищался красивой одеждой, а более всего – великолепными драгоценностями. Калиостро же был колдуном, который благодаря своей великой мудрости обладал способностью изготавливать сверкающие драгоценные камни в своем волшебном тигле. Такое достижение не могло не произвести впечатление на кардинала, и очень скоро он пригласил Калиостро к себе в Саверн, где они сделались близкими друзьями.

Кардинал носил огромный драгоценный камень размером с яйцо. Он заявлял, что видел, как Калиостро вытащил этот камень из своего тигля. Как был обманут кардинал и был ли он обманут вообще – это так и осталось тайной. Однако то, что Калиостро вместе со своей графиней жил в большой роскоши во дворце в Саверне и что кардинал с трудом выносил его отсутствие, было неоспоримым фактом.

Потом случилось так, что в личных апартаментах кардинальского дворца эти двое мужчин начали говорить обо мне, и я стала для кардинала своего рода маниакальной идеей. Он непременно хотел сделаться моим любовником. Мысль об этом настолько завладела его рассудком, что он почти не мог думать ни о чем другом. Говорил ли он обо мне с Калиостро? Спрашивал ли его о своих шансах добиться успеха? Если бы он поговорил со мной, вместо того чтобы говорить с колдуном, я бы сказала ему, что никогда, никогда, никогда не посмотрела бы на него с благосклонностью, даже если бы относилась к тому сорту женщин, которые забывают об обещаниях, данных перед алтарем при вступлении в брак.

Почему Калиостро прибег к этому безумному плану? Знал ли он, к чему это приведет? Возможно ли, что он и в самом деле имел дар, подобный дару Месмера, и мог заставить людей в определенные моменты делать то, что он им внушал? Может быть, он хотел, чтобы я была вовлечена в этот грандиозный скандал потому, что его хозяева из некоторых самых тайных масонских лож мира желали видеть, как монархии во Франции придет конец?

В то время казалось, что это была всего-навсего история о легковерном мужчине, о женщине-интриганке и о таинственном человеке. И королева оказалась замешана в этой истории, она являлась центральной фигурой заговора, персонажем, который на протяжении всего спектакля ни разу не появляется на сцене, но без которого спектакль не мог бы состояться.

Жанна де ла Мотт-Валуа очень скоро сделалась любовницей кардинала. Это было неизбежным следствием. Кроме того, она подружилась с Калиостро. Подозревала ли она, что он шарлатан? Знал ли он, что она интриганка? Куда ни повернешь в этой невероятной истории, повсюду была тайна.

Жанна вскоре обнаружила, что моя персона стала для кардинала навязчивой идеей. В этом графиня увидела возможность улучшить с помощью кардинала свое материальное положение, и, по всей вероятности, именно тогда все и началось.

Она подружилась с товарищем своего мужа, Рето де Виллеттом. Это был красивый мужчина в возрасте около тридцати лет, с голубыми глазами и свежим цветом лица, хотя его волосы уже начали седеть. Он был мастер писать стихи, подражать хорошо известным актерам и актрисам, умел писать в разнообразной манере, даже изящно, словно женщина. Этот молодой человек стал любовником графини. Может быть, она была искренне влюблена в него, а может, в ее уме уже начал вырисовываться будущий заговор, и она просто желала привязать его к себе.

Жанна намекнула кардиналу, что я выказываю ей расположение. Это не казалось невозможным, ведь мои дружеские привязанности были источником множества сплетен, и все знали, что меня привлекали некоторые женщины с очаровательной внешностью, такие, как принцесса де Ламбаль и Габриелла де Полиньяк. Жанна же была исключительно привлекательна. Кроме того, она принадлежала к династии Валуа. Следовательно, отнюдь не казалось невероятным, что я заметила ее и отнеслась к ней с благосклонностью. Итак, эта история казалась вполне правдоподобной.

Жанна, должно быть, была вне себя от радости, когда почувствовала, что хитрость удалась и кардинал поверил ей, даже посвятил ее в свою тайну, рассказав о своем огромном желании быть принятым мной.

Она сказала ему, что ей, возможно, удастся замолвить за него словечко перед королевой. Понимая, однако, что одни только туманные обещания не удовлетворяют кардинала, она решила, что в этом деле ей мог бы быть полезен Рето де Виллетт. Он мог написать письмо, которое будет выглядеть так, словно написано легкой женской рукой. Если Рето де Виллетт поставит внизу подпись королевы, почему бы кардиналу не поверить, что они действительно написаны мной? Эти письма были адресованы моей дорогой подруге, графине де ла Мотт-Валуа, и в них содержалось множество выражений моих дружеских чувств к ней.

Как Роган поверил в то, что я могла написать такие письма этой женщине? Тем не менее, казалось, он поверил в это. Предполагалось, что Калиостро вступил в сговор с де ла Мотт, чтобы обмануть кардинала, и что этот колдун загипнотизировал его, благодаря чему тот поверил, что письма действительно написала королева. Я бы сказала, что это просто смешно, хотя бы потому, что под этими письмами была нелепая подпись: «Мария Антуанетта Французская». Несомненно, если бы кардинал был начеку, он уже по одному этому признаку должен был бы понять, что они фальшивые.

Я видела некоторые из этих якобы написанных мной писем. Даже теперь, хотя мне известна уже большая часть фактов, они все еще вызывают у меня мистический ужас.

Жанна привела кардинала к мысли о том, что, если он напишет мне письмо, в котором попросит прощения за все свои неблаговидные поступки, совершенные в прошлом, я, может быть, пожелаю принять его раскаяние во внимание и даже, возможно, прощу его.

Роган тут же с радостью принялся сочинять длинное извинительное письмо, над которым проводил целые дни, переписывая и исправляя его. Когда послание было закончено, графиня взяла его у кардинала, пообещав, что передаст его мне при первом удобном случае.

Через несколько дней Рето де Виллетт написал письмо на бумаге с золотой окантовкой по краям и с маленьким цветком лилии в углу.

«Я очень рада, что больше нет необходимости относиться к вам как к человеку, достойному порицания. Пока еще я не могу предоставить вам аудиенцию, о которой вы просите, но дам вам знать об этом, как только это будет возможно. А до тех пор, пожалуйста, будьте благоразумны!»

Это письмо, подписанное «Мария Антуанетта Французская», оказало на кардинала желаемое действие. Его переполняли чувства, и он готов был осыпать прекрасными подарками женщину, которая сумела помочь ему достичь такого успеха в своих отношениях с королевой. Тот факт, что кардинал не подверг сомнению подлинность полученного письма, говорит о том, что он был, по всей видимости, самым большим глупцом во Франции. Тем не менее на самом деле он вовсе не был таковым. Калиостро заглянул в его будущее и посоветовал ему довести до конца тот план, который был более всего ему по душе. Как часто спрашивала я себя, какова же в действительности была роль колдуна в этой таинственной истории?

Жанна знала, что может продолжать заставлять кардинала верить в то, что я действительно написала ему. Но на высоких собраниях, на которых он в силу своего положения присутствовал, я никогда не смотрела в его сторону. В течение некоторого времени такое положение вещей еще можно было как-то объяснить, но так не могло больше продолжаться.

Жанна никогда надолго не оставалась в затруднительном положении и вместе со своим мужем – мнимым графом де ла Мотт-Валуа – и со своим любовником Рето де Виллетт разработала грандиозный план. Все трое были ограничены в средствах.

Жанна же оказалась той, которая увидела способ быстро сделаться очень богатой. Кардинал являлся человеком, обладавшим огромными средствами. Возможно, он испытывал временные затруднения, но его доходы были достаточно велики, то есть он представлял собой великолепную дойную корову, которую следовало доить самыми мягкими и искусными руками. Нужно только спланировать все очень тщательно. Кардинала следовало столкнуть лицом к лицу с королевой, и при этом королева должна была выказать ему благосклонность. Могу себе представить, как эти двое мужчин, обладавших гораздо более медлительным умом, чем их компаньонка, спрашивали ее: «Но как это сделать?» А она холодно отвечала им: «Мы должны найти кого-нибудь, кто сыграет роль королевы».

С каким изумлением они, должно быть, уставились на нее! Но именно она была главным мозговым центром этого заговора. Разве дело уже не зашло достаточно далеко? Они должны положиться на нее. Единственное, что им было нужно теперь, – это молодая женщина, внешне достаточно похожая на меня, чтобы ее можно было выдать за меня. Каждый из них знал, как я выглядела. В галереях были мои портреты. Им нужно было найти какую-нибудь женщину с таким же цветом лица, как у меня, а всему остальному они ее научат.

Жанна была сильной женщиной, и оба мужчины были ее рабами. Именно так называемый граф де ла Мотт нашел Мари-Николь Лекай, которая позже стала известна как баронесса д’Олива. Девушка оказалась примерно на шесть лет моложе меня. Ее волосы по цвету напоминали мои. У нее были голубые глаза и большая грудь. Среди своих друзей она была известна как Маленькая Королева, так что ее сходство со мной часто замечали окружающие. Она работала модисткой, но, помимо изготовления шляп, занималась и другим ремеслом – правда, скорее как любитель, а не как профессионал. В то время у нее был покровитель – Жан-Батист Туссен. Сама Мари-Николь была нежным созданием. Она рано осталась сиротой и была отдана опекунше, которая этим зарабатывала себе на жизнь. Спустя какое-то время девочка сбежала от этой женщины, которая плохо с ней обращалась. У Мари было множество любовников – и не обязательно только таких, которые платили деньги. Она была беспечной и кроткой девушкой и щедро дарила свое расположение.

Граф де ла Мотт встретил ее в Пале-Рояле, где веселые молодые люди прогуливались, чтобы завязать знакомство друг с другом. Его сразу же поразило сходство девушки со мной, и он привел ее в дом на Рю-Нёв-Сен-Жиль, в котором жила чета де ла Мотт во время своих приездов в Париж.

Жанна сразу же увидела открывшиеся перед ними возможности. Именно она стала называть девушку баронессой д’Олива (почти анаграмма фамилии Валуа). Вскоре она уже уверяла Мари-Николь, что королева будет вечно благодарна ей, если та окажет ей одну небольшую услугу.

Бедную простушку нетрудно было убедить. Жанна пришла к выводу, что девушка слишком глупа и наивна, чтобы быть способной на большее, чем просто предстать в качестве королевы и, может быть, после тщательного предварительного инструктирования произнести какую-нибудь фразу. Впрочем, этого будет вполне достаточно, причем Жанна должна будет присутствовать при этом, чтобы руководить операцией и быстро вмешаться, если что-нибудь пойдет не так, как задумано.

Жанна де ла Мотт, должно быть, была самой дерзкой женщиной на свете. Кто еще был бы способен задумать такой план? Возможно, существовали другие, столь же подлые люди, но кто еще обладал такой безумной отвагой? Видимо, ей придавала силы уверенность в успехе, вера в свою звезду. Она все подготовила для Мари-Николь. Волосы девушки были тщательно напудрены и уложены в высокую прическу, хотя и не слишком искусно. Она сделала точную копию моего простого платья, в котором я была, когда Виже Лебрюн написала мой портрет, – речь идет о длинной белой блузе, которую называли сорочкой и которая стала причиной стольких сплетен, когда картина незадолго до того была выставлена в салоне. Она была сшита из муслина. Поверх платья у этой девушки была надета накидка из тонкой белой шерсти, а на голове – шляпа с очень широкими полями, чтобы затенять ее лицо. Учитывая, что она не просто слегка напоминала, а была действительно очень похожа на меня, в сумерках ее по ошибке можно было легко принять за меня.

Розали, горничная Жанны, девушка в возрасте примерно восемнадцати лет, черноглазая и дерзкая, воспринимавшая жизнь в доме графини де ла Мотт как захватывающее приключение, помогала ей одеваться, а в это время Жанна учила ее, какие слова та должна была произнести. Эти слова были такие: «Вы можете надеяться, что прошлое забыто». Бедная девушка понятия не имела, что это могло означать. Она должна была сосредоточить свое внимание на том, чтобы избавиться от выговора парижских улиц и приобрести слабый иностранный акцент, а также научиться изящно жестикулировать руками.

Могу себе представить, в каком возбуждении было это бедное дитя, попавшее под влияние столь порочных людей, в особенности Жанны, от того, что ей предстояло сыграть роль королевы, о сходстве с которой ей часто говорили. Кроме того, ей должны были еще и заплатить за это. Жанна намекнула ей, что ее вознаградят не только она сама и граф, но и королева, несомненно, также пожелает отблагодарить ее. К чему такой простушке, как она, было спрашивать, что все это значило? Ей все равно не стали бы ничего объяснять, а если бы и стали, она все равно вряд ли была бы в состоянии уловить суть этих объяснений. Нет! Ее роль заключалась в том, чтобы просто делать то, что ей говорили, и она, несомненно, надеялась только на то, что сможет удовлетворительно сыграть свою роль. В кармане ее муслинового платья лежало письмо, которое она должна вынуть и отдать мужчине, с которым ей предстояло встретиться. Кроме того, она должна была вручить ему розу и не забыть те слова, которые ей следовало произнести при встрече.

Была темная ночь без луны и без звезд – идеальная ночь для того, чтобы разыграть эту сцену. В парке стояла тишина, и единственный звук, который нарушал ее, был шум воды, игравшей в фонтанах. Графиня и ее муж провели молодую девушку в муслиновом платье через террасу, а потом между сосен, елей, вязов, ив и кедров в рощу Венеры.

Пришел мужчина, одетый в одежду, которую девушка с готовностью приняла за ливрею одного из моих слуг.

– Итак, вы пришли! – сказал граф де ла Мотт-Валуа.

Человек, роль которого исполнял Рето де Виллетт, низко поклонился.

Баронессе д’Олива показали, где она должна стоять, а тем временем граф, графиня и Рето исчезли среди деревьев. Бедная девушка! Ей, должно быть, было жутко стоять в роще одной среди ночи. Интересно, о чем она думала в те минуты?

Вдруг перед ней появился мужчина – высокий, стройный, в длинном плаще и широкополой шляпе, надвинутой на глаза, чтобы скрыть лицо. Это был кардинал Роган.

Олива протянула ему розу. Ее, должно быть, удивил тот пыл, с которым он принял ее. Я представляю себе, как он бросился перед ней на колени и стал целовать край ее муслинового платья.

Потом он поднял на нее взгляд, и она произнесла те слова, которые так долго учила: «Вы можете надеяться, что прошлое забыто».

Он поднялся, приблизился к ней и разразился целым потоком слов. Он был в экстазе. Кардинал сказал, что хочет доказать ей свою преданность, и тому подобное. Бедная маленькая Олива! Что она могла понять из всего этого? Она не привыкла к такой гладкой речи. Какое облегчение, должно быть, почувствовала девушка, когда увидела рядом с собой графиню, которая взяла ее за руку и потянула за собой в тень. «Идите скорее сюда, мадам! Сюда идут мадам и графиня д’Артуа!» – воскликнула она.

Кардинал низко поклонился и поспешил прочь. Графиня, все еще державшая самозваную баронессу, д’Олива за руку, торжествовала. Правда, та забыла отдать кардиналу письмо, но все же план сработал, причем настолько успешно, как она даже не ожидала.

Теперь глупый кардинал попался в их сети. Он поверил в то, что графиня действительно устроила ему встречу с королевой. Как он мог быть таким глупцом? Неужели Роган и в самом деле думал, что я способна выйти ночью в парк, чтобы встретиться с мужчиной? Правда, он был в курсе всех тех непристойных пасквилей, которые приписывали мне чуть ли не сотню любовников, и так же, как многие люди во Франции, верил этому. Возможно, именно поэтому у него и появилась эта бредовая мысль – стать одним из них.

Случилось так, что один молодой адвокат, друг Жанны, как раз в это время зашел в ее дом на улице Нёв-Сен-Жиль и находился там в тот момент, когда подъехала карета, которая привезла авантюристов обратно из рощи Венеры. Он написал отчет о том, что увидел. Этот отчет я читала.

«Между полуночью и часом утра мы услышали стук подъехавшей кареты, из которой вышли мсье и мадам де ла Мотт, Рето де Виллетт и молодая женщина в возрасте двадцати пяти – тридцати лет с замечательной фигурой. Обе женщины были одеты элегантно и просто… Они говорили о чепухе, смеялись, так что можно было подумать, что они были несколько не в себе. Та дама, которая была мне незнакома, разделяла общее веселье, но держалась робко и скованно. Лицо этой женщины сразу Же повергло меня в состояние, близкое к тому нетерпению, которое мы испытываем при виде чьего-нибудь лица и чувствуем уверенность, что где-то видели его раньше, но не можем сказать, где именно… То, что поставило меня в тупик, когда я ее увидел, было удивительное сходство ее лица с лицом королевы».

Мэтр Тарже из Французской Академии, который был одним из адвокатов, защищавших кардинала, писал:

«Меня не удивляет, что в темноте кардинал мог ошибочно принять девушку по имени д’Олива за королеву – такая же фигура, такой же цвет лица, такие же волосы и, что самое поразительное, – сходство физиономий».

Итак, первый этап грандиозного заговора завершился успешно, и пришло время начать осуществлять другой, более значительный.

Тарже прояснил это дело, когда в интересах своего подзащитного утверждал следующее:

«После этой роковой минуты (встречи в роще Венеры) кардинал был уже не просто доверчивым и легковерным человеком, он был просто слепым и возвел свою слепоту в абсолютный долг. Его подчинение приказам, полученным через мадам де ла Мотт, связано с чувством глубокого уважения и благодарности, которое оказало воздействие на всю его жизнь. Он будет смиренно ожидать той минуты, когда ее умиротворяющая доброта проявится полностью, а до тех пор останется абсолютно покорным. Таково состояние его души».

Мадам де ла Мотт поняла это. Она испытывала беспокойство и действовала с невероятной осторожностью, так как даже ее оптимистически настроенный ум, должно быть, понимал, что один неверный шаг мог привести к краху всего этого огромного здания, построенного на мошенничестве и обмане.