Текст книги "Исповедь королевы"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

Герцог Лозанский так никогда и не простил мне этого, потому что действительно испытывал ко мне сильные чувства. Что ж, ему не удалось стать моим любовником, зато удалось стать моим врагом, причем в те годы, когда я так нуждалась в друзьях!

Это было время, когда я страстно желала сбежать от жизни при дворе. Мой любимый Малый Трианон! Он ждал меня, чтобы радушно принять под своей крышей. Но иногда я чувствовала желание оказаться где-нибудь далеко. Мне так хотелось уехать куда-нибудь в своей коляске и побыть одной. Такое желание было довольно необычным для меня. Но, даже когда я выезжала, мне никак не удавалось побыть в одиночестве. При моих неофициальных поездках все равно приходилось соблюдать церемонии: со мной обязательно должны были ехать кучер и форейторы.

Однажды мы проезжали через деревню, и я любовалась играющими детьми, этими прекрасными созданиями, которые была бы так счастлива назвать своими. Вдруг какой-то малыш выбежал из домика и чуть не попал под копыта лошадей. Я закричала, и кучер резко остановил карету. Маленький мальчик лежал, распростершись на дороге.

– Он ранен? – встревоженно спросила я, высунувшись из кареты.

Когда один из форейторов поднял ребенка, тот пронзительно закричал.

Он яростно брыкался, и форейтор сказал с усмешкой:

– Не думаю, что ему очень больно, Ваше Величество! Он просто испуган.

– Принесите его сюда!

Ребенка принесли ко мне. Одежда его была старая, но довольно чистая. Как только я взяла малыша на руки, тот сразу же перестал плакать и уставился на меня в изумлении. У него были большие голубые глаза и светлые вьющиеся волосы. Он был похож на маленького херувима.

– Ты ведь не ушибся, милый? Тебе нечего бояться! – сказала я.

Из домика вышла женщина. Двое детей, по возрасту старше этого мальчика, бежали за ней, и я мельком увидела их.

– Сынок… – начала женщина и вдруг с удивлением взглянула на меня. Я не была уверена, что она поняла, кто я такая.

– Жак, что ты делаешь?

Малыш, сидевший у меня на коленях, отвернулся от нее и прильнул ко мне. Тогда я решилась. Он мой! Само провидение послало мне его!

Я поманила к себе женщину, и она приблизилась к карете.

– Вы его мать? – спросила я.

– Нет, мадам! Я – его бабушка. Его мать – моя дочь – умерла прошлой зимой. Она оставила у меня на руках пятерых детей.

Я ликовала. «У меня на руках!» Это о многом говорило.

– Я возьму маленького Жака, усыновлю его и воспитаю как собственного сына.

– Он самый непослушный из всех. Может быть, лучше кого-то другого из детей?..

– Он мой! – сказала я, чувствуя, что уже полюбила его. – Отдайте его мне, и вы никогда не раскаетесь в этом.

– Мадам… вы…

– Я – королева!..

Она сделала мне неуклюжий реверанс, а я прибавила:

– Я вознагражу вас!

Мои глаза наполнились слезами при виде ее благодарности. Как и моему мужу, мне доставляло удовольствие помогать бедным, если я узнавала об их тяжелой жизни.

– А этот малыш будет для меня как мой собственный ребенок!

Мальчик вдруг сел и заплакал.

– Мне не нужна королева! Мне нужна Марианна!

– Это его сестра, мадам, – пояснила бабушка. – Он очень своенравный и может даже убежать от вас.

Я поцеловала малыша.

– Только не от меня!

Но мальчуган тут же попытался вывернуться. Я сделала знак мадам Кампан узнать имя этой женщины и напомнить мне потом, что надо сделать еще кое-что. Потом я отдала приказ возвращаться во дворец.

Маленький Жак всю дорогу брыкался и кричал, что хочет к Марианне и к своему брату Луи. Это был очень живой мальчишка.

– Ты даже не знаешь, мой милый, – сказала я ему, – какой это счастливый день для тебя, да и для меня тоже.

Я рассказала ему, какие игрушки ждут его во дворце. У него будет даже собственный маленький пони! Что он думает обо всем этом? Малыш внимательно выслушал меня и твердо сказал:

– Хочу к Марианне!

– Он преданный мальчишка, его не подкупишь! – сказала я и нежно обняла мальчугана, после чего тот стал крутиться еще сильнее. Его маленькая шерстяная шапочка упала, и я была еще больше очарована им, потому что без нее он был еще прелестнее. Я подумала, как восхитительно он будет выглядеть в одежде, которую я подберу для него. Мы скоро выбросим эти старые одежки и эти маленькие деревянные башмачки.

Когда мы приехали во дворец, все удивились, увидев, что я держу за руку маленького крестьянского мальчика. Маленький Жак был очень смущен от всего, что увидел, и продолжал плакать.

«Последняя глупость королевы» – вот как они это называли. Но мне это было безразлично. Наконец-то у меня был ребенок, пусть даже не от моей собственной плоти и крови! Я сразу же нашла для него няню. Ею стала жена одного из моих слуг. У нее были свои собственные дети, и мне было доподлинно известно, что она хорошая мать. Я отдала распоряжение, чтобы его одели в подходящую одежду, так как в его жизни начался новый этап. Затем с помощью мадам Кампан я устроила так, чтобы можно было послать в школу братьев и сестер моего милого малыша.

Это были самые счастливые дни за долгий промежуток времени. Когда я увидела моего малыша в белом платьице, отделанном кружевом, с розовым шарфиком, отороченным серебряной каймой, в маленькой шапочке, украшенной перьями, я подумала, что это самое прелестное создание, которое мне приходилось видеть.

Я обняла его и расплакалась. На этот раз малыш уже не протестовал. Он поднял к моему лицу свои удивленные глаза, самые прекрасные голубые глаза, какие я когда-либо видела, и назвал меня «maman»[83]83
  Мама (фр.).


[Закрыть].

Я назвала его Арманом. На самом деле это была его фамилия, но мне такое имя казалось более подходящим для жизни при дворе, чем Жак. Каждое утро его приводили ко мне. Мы сидели вместе на моей кровати до тех пор, пока мне не приходилось вставать. Мы вместе завтракали, а иногда и обедали. К нам присоединялся король. Он очень полюбил маленького Армана.

Я была единственной, кто мог усмирить его своенравие. Ему нравилось сидеть у меня на кровати и играть перьями и украшениями моей прически. Когда я была особенно нарядно одета для бала или банкета, то шла к нему, чтобы показаться.

Если я любила его, то и он тоже любил меня, хотя мне не приходило в голову, что этот ребенок может быть способен на глубокие чувства – быть может, даже более глубокие, чем мои собственные.

Никто не сомневался в том, что отношения между моим мужем и мною неудовлетворительные. Хотя он проявлял по отношению ко мне только доброту и заботу, было очевидно, что он предпочитает моему обществу общество других людей. Он проводил больше времени с Гаменом, чем со мной. Я абсолютно не участвовала в политике. Луи позволял мне тратить большие суммы на наряды и прочие причуды, часто оплачивал мои долги. В то же время, казалось, сам он проявлял бережливость, чтобы уравновесить мою расточительность. Он даже позволил мне ввести в наш семейный круг крестьянского ребенка. Однако он ясно показал, что, каким бы снисходительным по отношению ко мне он ни был, он все же не собирался позволять мне вмешиваться в политические проблемы.

Беспокойство, которое испытывали моя матушка, Мерси, Вермон и Каунитц, было очевидным. У моей матушки в Европе были враги, главным из которых считался Фредерик Прусский, известный многим людям как Великий, а моей матушке – как чудовище.

Фредерик повсюду имел своих шпионов и был хорошо информирован о том, что король не способен выполнять свои супружеские обязанности. Ему в голову пришла мысль, что опытная женщина сможет достичь того, что не удалось легкомысленной юной девушке. На роль такой женщины была выбрана хорошо известная актриса Французской комедии Луиза Конта, которая была не просто красивой, но к тому же наделена чувствительностью, понятливостью и огромным очарованием. Ее внимания добивались многие знатные люди.

Фредерик Великий не сомневался, что такая любовница сможет очень во многом помочь королю. В любом случае стоило попытаться. Но, прежде чем поощрять эту связь, нужно было удостовериться, что прелестная Конта будет другом Пруссии.

Благодаря бдительности Вермона и Мерси я была в курсе плетущихся интриг, но не имела ни малейшего понятия о том, что может из всего этого получиться. Только в одном я была уверена: мой муж никогда не изменит мне.

Однако Мерси вскоре написал обо всем матушке. Какое волнение это, должно быть, вызвало в Хофбурге! Я представляла себе, какие совещания проходили между Иосифом и матушкой. Иосиф к тому времени стал еще более напыщенным, чем прежде, и, будучи главой семейства, полагал, что его обязанностью является наказывать членов своей семьи и поддерживать в ней порядок.

Он посетил Неаполь, чтобы увидеться с Каролиной. Ее поведение не понравилось ему. Бедная Каролина! Что годы сделали с ней! Она устраивала в Неаполе скандалы с мужем, которого терпеть не могла. У Иосифа было много поводов, чтобы прочитать ей нотацию. Оправданием Каролине могло послужить лишь то, что она никогда не вступала в интимную связь с любовником до тех пор, пока не становилась беременной от собственного мужа. Как будто до тех пор, пока она обеспечивала законное право престолонаследия, все остальное не имело значения! Мария Амалия устраивала постоянные скандалы в Праге с тех пор, как появилась там. А здесь, во Франции, была я, и взоры всего мира были устремлены на меня. Возможно, я была легкомысленной и расточительной, зато, по крайней мере, хранила верность своему мужу, несмотря на то, что молва обвиняла меня в сотнях непристойных поступков.

И вот теперь появилась угроза того, что мое место в сердце мужа окажется занятым блестящей и привлекательной актрисой, которая будет вечно благодарна величайшему врагу моей матушки Фредерику Прусскому за то, что тот помог ей возвыситься до такого высокого положения.

Нужно было действовать наверняка и задолго до того, как все это произойдет.

Поэтому было решено, что мой брат Иосиф должен поехать в Версаль, чтобы уяснить себе истинное положение дел и выяснить, что можно сделать.

Визит императора

Ищешь ли ты возможности? Отвечаешь ли ты искренне на любовь, которую выказывает тебе король? Может быть, ты холодна или рассеянна, когда он ласкает тебя? Не кажешься ли ты скучающей или испытывающий отвращение? Если это так, можно ли ожидать, что мужчина с холодным темпераментом будет проявлять инициативу и любить тебя со страстью?

По правде говоря, я дрожу за твое счастье. В конце концов, я не думаю, что дела могут вечно продолжаться так, как они обстоят сейчас.

…Революция будет жестокой, и, может быть, ты сама сделаешь ее такой.

Из наставлений императора Иосифа Марии Антуанетте

Я достигла того счастья, которое имеет величайшее значение во всей моей жизни… Наши брачные отношения полностью осуществились. Вчера попытка повторилась и была даже более успешной, чем в первый раз… Не думаю, что уже беременна, но у меня есть надежда на то, что я могу забеременеть в любой момент.

Мария Антуанетта – Марии Терезии

Надеюсь, что в следующем году я непременно подарю тебе племянника или племянницу… Именно тебе мы обязаны этим счастьем!

Людовик XVI – императору Иосифу

До меня дошло известие о том, что в Париж прибыл мой брат. Он остановился в австрийском посольстве. Его принимал Мерси. Интересно, что рассказывает Мерси моему брату обо мне в данный момент, думала я. Едва ли это может быть что-то лестное для меня. Я вспомнила обо всех укоризненных письмах, которые получала из Вены. Ничто не могло быть тайной для моего брата, императора Австрии, который правил страной вместе с моей матушкой.

В последний раз я видела его, когда прощалась с моим родным домом. Тогда он проехал со мной первый этап моего путешествия. Помню, как я зевала от скуки, слушая его слова о моей счастливой судьбе и о том, как много лошадей должны были везти меня во время моего путешествия. Тогда я не была огорчена, прощаясь с Иосифом. Но сейчас я чувствовала одновременно и восторг, и озабоченность от перспективы увидеться с одним из членов моей родной семьи.

Иосиф предупредил, что не должно быть никакой суеты и никаких церемоний по случаю его приезда. Он путешествовал не как император Австрии, а как граф Фалькенштайн, и приехал в посольство в открытом экипаже под проливным дождем. Этого, конечно, не следовало делать. Он мог бы приехать со всей подобающей ему помпой.

Я догадалась, что он будет читать мне нотации по поводу моей расточительности, потому что именно этот недостаток особенно осуждал, поскольку сам славился спартанским образом жизни. Иосиф всегда хотел быть правителем, главной заботой которого является улучшение положения своего народа. Он любил путешествовать инкогнито среди народа и творить добро втихомолку. Однако злонамеренные люди утверждали, что, хотя он некоторое время оставался инкогнито, потом, в кульминационный момент своих похождений, он любил неожиданно открывать, кто он такой. В таких случаях он будто бы заранее договаривался с каким-нибудь человеком, чтобы тот раскрыл его тайну и Иосиф мог заявить с драматическим видом: «Да, я – император!»

Я отказывалась верить этому, считая подобные слухи злонамеренными сплетнями. Но, когда визит Иосифа подошел к концу, я уже не была так уверена в своем мнении. На самом деле для него было крайне неудобно приезжать инкогнито. Почему он непременно должен был остановиться в посольстве? Он сказал, что во время своего визита в Версаль у него нет намерения останавливаться во дворце или в Трианоне. Для него должны были найти в городе две меблированные комнаты, потому что он желал, чтобы с ним обращались не как с императором Австрии, а как с обычным гражданином.

Сегодня, думала я, наступит этот день – день нашей встречи.

Я была в своей туалетной комнате. Мои волосы были распущены по плечам, потому что упряжка из шести лошадей мсье Леонара еще не пронеслась с грохотом по дороге из Парижа в Версаль. Вдруг я услышала во внутреннем дворе стук лошадиных копыт. Время было половина десятого, и я почти не обратила на это внимания, поэтому была очень удивлена, когда мне доложили, что за дверью находится аббат Вермон вместе с приехавшим ко мне посетителем. Этот посетитель не стал ждать, пока о нем доложат, и бесцеремонно ворвался ко мне.

– Это… это же действительно мой брат Иосиф! – вырвалось у меня.

И я забыла обо всем, кроме того, что это мой брат. Я снова чувствовала себя ребенком, словно мы опять были в Шонбрунне и он собирался отчитать меня за какой-нибудь проступок. Я подбежала к нему, вскинула руки и обняла его. Иосиф тоже был растроган, и, когда он обнимал меня, у него на глазах выступили слезы.

– Моя маленькая сестричка… Моя прелестная маленькая сестричка!

– Ах, Иосиф, как это чудесно – увидеть тебя… Как давно… Я так часто думала о тебе, и о нашей дорогой матушке, и о доме…

Я бессвязно болтала по-немецки, непроизвольно перейдя на свой родной язык.

– Ох, Иосиф, как это чудесно! Я словно снова стала маленькой девочкой!

Иосиф сказал, что ему приятно видеть меня. В ту минуту он был нисколько не похож на того строгого брата, который так критиковал меня за мое легкомыслие там, в Вене. Но мы, немцы, сентиментальный народ. Прожив столько времени среди французов, я уже успела забыть об этом.

Мы продолжали болтать.

– А как поживает дорогая мама? А как там сады Шонбрунна? Работают ли все еще фонтаны, как раньше? А как там наш маленький театр в Хофбурге, где мы ставили свои спектакли? Как поживают слуги? Как мои собаки… те, которых мне пришлось оставить там? Здорова ли мама и счастлива ли она? Я боюсь, что она слишком много переживает. Как бы мне хотелось увидеть ее! Ты должен сказать ей, Иосиф… сказать ей, что я страстно желаю снова увидеть ее.

Мы смеялись и кричали. Иосиф сказал, что я стала красавицей. Когда я уезжала, я была прелестным маленьким созданием, а теперь стала восхитительной женщиной. Если бы он встретил такую красавицу, как я, то непременно женился бы снова.

Как взволновала нас эта встреча! Мы упивались радостью в течение целого часа, прежде чем перешли к той неприятной задаче, которая привела Иосифа во Францию. Конечно же, эта задача состояла в том, чтобы читать мне нотации, критиковать меня и научить меня, как исправить свои глупости.

Когда моя почти истерическая радость от нашего воссоединения прошла, я уже была в состоянии воспринимать его объективно и даже несколько критически. Его едва ли можно было назвать красавцем. Он нарочито одевался просто. Его костюм скорее можно было назвать деловым, чем нарядным. Цвет его был красновато-коричневый. Этот цвет стал популярным у нас при дворе с тех пор, как Роза Бертен сшила мне платье из шелка такого же оттенка. Король почему-то назвал его блошиным. С тех пор красновато-коричневый цвет стал модным. Но едва ли он был к лицу моему брату. Мне не понравились его короткие сапожки, которые делали его похожим на простолюдина, да и прическа Иосифа совершенно не подходила ему как императору. Он немного сутулился и сильно постарел с тех пор, как я видела его в последний раз.

– Ты ведь думаешь, что я не выгляжу так, как должен выглядеть император Австрии? Признайся в этом! – сказал он.

– Ты похож на моего брата Иосифа, и это все, что мне нужно.

– О, тебя тут научили делать изящные комплименты! Но я – простой человек и люблю прямой разговор. А теперь нам необходимо остаться наедине, потому что я хочу поговорить с тобой.

– Ты желаешь, чтобы я провела тебя к королю, который будет очень рад познакомиться с тобой?

– Всему свое время, – сказал Иосиф. – Сначала я хотел бы услышать из твоих собственных уст, правдивы ли все эти слухи. Ты должна быть откровенной со мной, потому что именно для этого я приехал в Версаль. Есть, правда, еще кое-какие дела. Мне необходимо знать всю правду без утайки.

Я провела его в маленькую переднюю и закрыла дверь.

– Вся Европа, – сказал он, – говорит о твоем браке. Правда это или нет, что король неспособен выполнять свои супружеские обязанности?

– Это правда.

– Несмотря на то, что он много раз пытался?

– Да, много раз.

– И доктора осмотрели его и обнаружили, что для того, чтобы сделать его нормальным мужчиной, необходимо вмешательство скальпеля?

Я кивнула.

– И он уклоняется от этой операции?

Я снова кивнула.

– Понимаю. Нужно заставить его исполнить свой долг.

Иосиф расхаживал взад и вперед по комнате, словно беседуя сам с собой. Конечно, он был одет в простую одежду, но его особая осанка выдавала в нем императора. Заметив это, я начала сомневаться, действительно ли Иосиф был таким простым человеком, каким хотел казаться.

Он задал мне множество вопросов интимного характера, и я отвечала ему искренне.

Потом он сказал:

– Пора идти.

Я отправила посыльного к королю, чтобы сообщить ему, что мой брат находится во дворце и что я хочу немедленно привести его к нему, потом взяла Иосифа под руку и провела в апартаменты короля.

Луи поспешил навстречу моему брату и обнял его.

Луи был выше ростом, и, хотя его никак нельзя было назвать самым элегантным мужчиной при дворе, он заметно выделялся рядом с Иосифом. Иосиф вел себя как старший брат. Хотя он, может быть, и любил путешествовать инкогнито, но сразу же дал понять, что, по его мнению, король Франции занимает более низкое положение, чем император Австрии. В момент встречи Луи был одет в бархатный костюм пурпурного цвета, так как носил траур по королю Португалии, умершему незадолго до этого.

Мужчины обменялись шутливыми замечаниями, и Луи заверил моего брата, что весь дворец в его распоряжении, на что Иосиф рассмеялся и покачал головой.

– Нет, брат, – сказал он, – Я предпочитаю жить как простой человек. Моя квартира в Версале меня вполне устраивает. Даже комнаты в доме одного из твоих слуг достаточно хороши для меня.

– Вы, несомненно, не найдете там того комфорта, к которому привыкли.

– Я не придаю большого значения комфорту, брат, и не настолько привык к нему, как ты. Походная кровать и медвежья шкура – вот все, что мне нужно.

Во время разговора Иосиф оглядывал украшенные позолотой апартаменты, и его взгляд был слегка презрительным, как будто в нашей роскоши было что-то греховное.

Король сказал, что Иосиф должен встретиться с членами королевской семьи и с некоторыми министрами, прежде всего с мсье де Морепа. Иосиф ответил, что ничто не доставило бы ему большего удовольствия. И все утро прошло в приемах и представлениях. Я чувствовала себя не совсем удобно из-за того, что мои волосы не были убраны, но у меня совершенно не было времени, чтобы выполнить эту длинную процедуру. Бедный мсье Леонар, должно быть, был в отчаянии, но я, конечно, не могла оставить брата. Если бы Иосиф заранее сообщил нам, когда придет, насколько это было бы удобнее для всех нас! Но его простые привычки заметно усложнили нашу жизнь во время его пребывания во дворце.

Иосиф обедал в моей спальне. Никаких церемоний, потребовал он. Принесли стол, мы уселись на табуреты, которые были довольно неудобными, и, таким образом, все трое отобедали в абсолютно неофициальной обстановке. Ни один из нас не чувствовал себя непринужденно. Уверена, что ни Луи, ни я не испытывали бы такого напряжения, если бы обедали в нормальной обстановке.

В течение нескольких следующих дней мы много беседовали между собой. Иосиф прибыл во Францию с тройной целью: заставить меня раскаяться в своем легкомысленном образе жизни, укрепить союз между Францией и Австрией и, наконец, что, возможно, было важнее всего, – узнать правду о том, что скрывается за моим неудачным браком, и исправить положение. Это было характерно для Иосифа – верить, что он способен достичь всех трех целей сразу.

В течение первых дней мы продолжали испытывать сентиментальные чувства, вызванные нашей встречей. Однако, как я могла заметить, Иосиф считал французский двор крайне экстравагантным и относится к нему весьма критически.

На второй день Иосиф ужинал в узком семейном кругу в апартаментах Элизабет. Я хотела, чтобы мой брат полюбил Элизабет, потому что сама любила ее. Она превратилась в очаровательное создание. Меня внезапно захватила мысль, что Иосиф подошла бы именно такая жена. Он пережил уже два несчастливых брака. Первый – с прекрасной и странной Изабеллой, которую он любил, а второй – с женой, которую он ненавидел. Его единственный ребенок умер. Он был императором Австрии, и ему нужен был наследник… Правда, у него были братья, которые могли бы стать его преемниками. Кроме того, если Элизабет выйдет замуж за Иосифа, она уедет из Франции, и это уже не казалось мне хорошей мыслью.

Я представляла себе, как Артуа смеется над моим братом за его спиной. Он и граф Прованский, вероятно, будут считать Иосифа неизящным и некультурным.

В общем, это был нелегкий ужин. Ох, как мне хотелось, чтобы Иосиф вел себя как обычно ведут себя члены императорской семьи, прибывшие с визитом!

Казалось, в ту ночь что-то случилось со всеми тремя братьями. Осмелюсь предположить, что это было вызвано высокопарными разговорами Иосифа. Когда мы встали из-за стола, Прованский нарочно подставил Луи ногу, тот споткнулся о нее и упал на Прованского. Они начали бороться. Артуа тоже ввязался в потасовку. Это была всего лишь игра, но Иосифу она показалась очень странной. Мне-то уже приходилось видеть, как муж и его братья возились подобным образом. Иногда это было больше в шутку, а иногда в их возне ощущалась значительная доля злости. Дело в том, что Прованский завидовал Луи, и такая борьба, видимо, в какой-то мере позволяла ему облегчить душу. Что же касается самого Луи, такие игры всегда доставляли ему удовольствие, возможно, потому, что он всегда оказывался в них победителем. Артуа же, конечно, будучи достаточно злонамеренным, испытывал восторг от всего, что могло шокировать гостя.

Элизабет и я обменялись взглядами, полными ужаса, Иосиф демонстративно не обращал внимания на борющихся молодых людей и продолжал беседовать с нами, не выказывая ни малейшего удивления по поводу происходящего.

Позже я заметила брату:

– Мадам Элизабет уже стала настоящей женщиной!

На что Иосиф ответил с суровым видом:

– Было бы лучше, если бы король стал настоящим мужчиной!

Я страстно желала показать Иосифу Малый Трианон и на следующий день взяла его туда с собой. Прислуживать нам должны были только две дамы, потому что, как я сказала Иосифу, Трианон был моим убежищем и там я могла жить в простой обстановке.

Я повела его посмотреть мой английский сад, которым невероятно гордилась и который был к тому времени почти закончен.

Но его это не заинтересовало. Он начал читать мне проповеди.

Неужели я не понимаю, что иду к катастрофе? Я окружила себя мужчинами и женщинами с сомнительной нравственностью. Ничего удивительного, что моя собственная нравственность оказалась под вопросом.

– Ты легкомысленна! – воскликнул он. – Ты не думаешь ни о чем, кроме удовольствий!

– Но ведь должна же я чем-то занимать свое время!

– Тогда займи его чем-нибудь стоящим!

– Если бы у меня были дети…

– Вот в этом-то все и дело! Но твое поведение по отношению к королю не нравится мне.

– Не нравится тебе?

– Жена должна угождать своему мужу. А ты не стремишься доставить ему удовольствие.

– Его вкусы очень сильно отличаются от моих.

– Нужно постараться сделать так, чтобы его вкусы стали твоими.

– Мой брат может представить меня работающей в кузнице?

Я вытянула руку.

– Ты можешь себе представить меня изготавливающий замки… или, может быть, борющейся на полу с моими невестками? Следовать вкусам короля для меня совершенно невозможно!

– Конечно, тебе не следует делать всего этого. Но все же следует больше угождать ему. Ты должна всячески показывать, что его общество доставляет тебе удовольствие, и всегда помнить, что можешь многое сделать для того, чтобы он стал нормальным мужчиной.

Я промолчала. А Иосиф продолжал читать мне нотации по поводу того, что я танцую все ночи напролет, играю в азартные игры, по поводу моего выбора друзей и моей расточительности.

Я кротко ответила:

– Я постараюсь исправиться, Иосиф!

И действительно, с тех пор как у меня появился маленький Арман, я немного исправилась. Но, как бы я ни любила этого малыша, он только вызывал у меня еще более сильное желание иметь своих собственных детей.

Иосиф отказался покинуть свои меблированные комнаты и заявил, что желает увидеть Париж как турист, а не как император. Он выезжал из Версаля в своем небольшом открытом экипаже, неброско одетый, в простом пальто красновато-коричневого цвета. С ним были двое слуг, одетых в одежду серых тонов. Приехав в столицу, он оставлял свой экипаж и ходил по улицам в надежде, что его примут за человека из народа. Но делал он это так нарочито, что люди в большинстве своем догадывались, что он – важная персона. Поскольку было известно, что мой брат приехал к нам с визитом и что он – простой человек, который любит оставаться неузнанным, его личность была быстро установлена.

Он заходил в магазины и сам делал покупки, в то время как его лакеи ожидали его снаружи. Если он слышал, что люди шептали: «Это император!» – он притворялся, что не слышит, и только старался еще более походить на обычного горожанина.

Иосиф возвращался из этих поездок слегка забрызганный парижской грязью, зато невероятно довольный. Я замечала, что Париж начинает очаровывать его. Он говорил о закатах на набережной Бурбонов и о впечатляющем силуэте собора Парижской богоматери. Иосиф говорил, что если смотреть на Париж со стороны, то город представляет собой очаровательное зрелище. Обращала ли я когда-нибудь внимание на шпиль Сент-Шапель и башни Консьержери? Нет, отвечал он за меня. В Париже, по его мнению, было только одно место, к которому я проявляла интерес. Это – Опера, куда я ездила танцевать.

Луи он тоже читал нотации. Что он знает о своем народе? Долг правителя состоит в том, чтобы смешиваться с народом – разумеется, инкогнито. Луи должен встать рано утром и посмотреть, как на рынок приезжают крестьяне из сельской местности торговать своими продуктами, должен побывать среди пекарей Гонессы, увидеть садоводов, привозящих в город свои тачки, наполненные фруктами и овощами; чиновников, спешащих на работу; официантов в магазинчиках, торгующих лимонадом, подающих своим ранним посетителям кофе и булочки. Ему следовало бы купить чашечку кофе у одной из тех женщин, что носят на спинах кофейники, и выпить его, стоя на улице, из глиняной чашки. Ему следует поездить в carraba и в «ночном горшке».

Только таким способом король может узнать, что думает его народ о нем самом и о его правительстве. И все это ему следует делать инкогнито.

И действительно казалось, что Иосиф больше интересуется жизнью французского народа, чем кто-либо из членов королевской семьи. Во время своих экскурсий он посещал музеи, типографии и фабрики. Он хотел видеть, как приготовляются краски, и бродил по улицам Жюивери, Мармузе и другим подобным местам, чтобы побеседовать с рабочими. Его акцент, его решительный настрой на то, чтобы его не узнали, – все это выдавало его. Вскоре парижане уже знали, что среди них находится австрийский император, и выискивали его в толпе. Они сразу же узнавали его по простой красновато-коричневой одежде, по ненапудренным волосам, простым манерам, по его настойчивому стремлению показать им, что он – один из них, и по его пренебрежению к этикету. Парижане были в восторге от Иосифа, и он стал крайне популярным. В тех редких случаях, когда его видели вместе с нами, все их приветствия предназначались только ему.

Я заметила, что втайне он испытывал удовлетворение, и поняла, что его любимой ролью была та, когда люди вдруг неожиданно обнаруживали, что он император.

С мыльного завода он направлялся к мастерам по изготовлению гобеленов, в ботанические сады и больницы. Все это гораздо больше интересовало его, чем театры и балы в Опере. Несмотря на это, он все же соблаговолил посетить Французскую комедию. Он также навестил мадам Дюбарри. Она в то время находилась в Лувесьене, который достался ей после того, как она провела два с половиной года в Понт-о-Дам. Это устроил для нее ее старый друг Морепа.

Такой поступок моего брата я не могла понять. Разве что ему было любопытно посмотреть на эту исключительно красивую женщину… или, может быть, показать, что он – терпимый и свободомыслящий человек и его не шокирует жизнь, которую она вела. Меня удивило, что при этом у него не нашлось времени для герцога Шуазельского, который был добрым другом Австрии до того, как попал в немилость, и благодаря которому состоялось мое замужество.

Иронией судьбы казалось также и то, что тот же самый народ, который критиковал меня за пренебрежение к этикету, так восхищался Иосифом, который делал то же самое.

Но мой брат не ограничился посещениями Парижа. Помимо всего прочего, он стремился привести в порядок наши семейные дела. Его нотации приходилось выслушивать не только мне, которая, без сомнения, заслужила их, но и моим деверям.