Текст книги "Кто-то следит за мной"

Автор книги: Виктория Готти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Я ненавидел каждую минуту, которые мы провели в разлуке, Роз, – сказал ей Ивен, когда они направились к выходу из здания аэропорта.

Роз повернулась к нему, заново привыкая к облику симпатичного парня, светло-русым волосам, угловатым чертам лица. Журналисты не раз указывали на его сходство с Кеннеди. А по мнению прессы, для политика это идеал.

– Почему ты не позвонил мне в Париж? – спросила Роз, не отрывая взгляда от мужа.

Он остановился у самого выхода из здания аэропорта. Алексис прошла вперед, но он все равно не заговорил. Впрочем, Роз без труда прочитала его мысли: Ивен не хотел заводить разговор о Димитрии.

Ларри, шофер Миллеров, загружал чемоданы Роз в багажник. Портативный компьютер в кожаном футляре висел на плече Ивена. Тыльной стороной ладони он коснулся ее щеки. На Роз пахнуло знакомым запахом его лосьона после бритья. Движение это было знакомо Роз. Так он проверял, все ли с ней в порядке. Необходимости обсуждать заголовок сегодняшней «Нью-Йорк таймс» не было. Оба понимали, что возвращение Димитрия Константиноса в их жизни может привести к катастрофе.

Лимузин выехал на Ван-Уик-экспрессвэй и, набрав скорость, помчался к городу. Роз молчала, думая о Димитрии, словно и не слыша, как ее дочь и муж оживленно обсуждают подробности прошедшего этим днем баскетбольного матча, в котором Алексис удалось забросить победный мяч.

– Ты в порядке? – спросил Ивен, когда Алексис отвернулась к окну.

Роз выдавила из себя улыбку. Не могла же она терять хладнокровие в присутствии дочери! Какие бы эмоции, хорошие или плохие, не переполняли ее, сейчас она не собиралась давать им волю.

– Дома поговорим.

«Как хорошо, что Ивен смог приехать», – подумала она. Роз не знала, как ему это удавалось, но еще не было случая, чтобы он не встретил ее в аэропорту, хотя работать ему приходилось по четырнадцать часов в сутки. А если он будет баллотироваться в губернаторы, то рабочий день еще удлинится. Но Роз нисколько не сомневалась, что и в этом случае она все равно увидит его среди встречающих. Думая о предстоящем приеме и о том, сколько энергии и сил отнимают у нее подобные мероприятия, Роз прекрасно понимала, что ему они просто в тягость. Она-то хоть автор; и приемы устраиваются в знак признания ее книг. Но Ивена это нисколько не раздражало. Ему нравилось купаться в лучах успеха его жены.

После приема в «Уолдорф-Астории» они собирались совершить еще один миллеровский ритуал: отвезти Алексис в «Серендипити», знаменитое манхэттенское кафе-мороженое, и под люстрами из «Тиффани» съесть по порции фирменного шоколадного мороженого. А потом поехать в Бруквилль. Дорога туда занимала сорок минут, но остаться на ночь в квартире Роз они не могли, потому что утром Алексис ждали уроки в школе.

Глава 3

На короткое время Миллеры заехали на квартиру Роз. Дом располагался на углу Пятой авеню и 84-й улицы. Швейцар Доминго встретил Роз широкой улыбкой.

– Давненько я вас не видел.

Он был неисправимым льстецом.

– Слушая тебя, можно подумать, что ты скучал по мне, – улыбнулась ему Роз, когда он придерживал дверь, пропуская ее и Алексис. – Уверена, что ты говоришь то же самое всем жильцам, даже если они выходили на несколько минут, чтобы выпить чашечку кофе.

Доминго рассмеялся.

– Миссис Граймз ждет вас наверху. У нее свой ключ.

Ивен задержался у автомобиля – разобраться с шофером, какие чемоданы останутся, какие уедут на Лонг-Айленд, так что в лифте Роз и Алексис поднялись вдвоем. По широкому коридору прошли к квартире 8В. Прежде чем Роз успела достать ключ, Мэрилин Граймз распахнула дверь.

Женщины обнялись, потом Мэрилин заговорила с Алексис, а Роз направилась в свой просторный кабинет, окна которого выходили на музей «Метрополитен». Положила пальто и портативный компьютер на изящный французский письменный стол, за которым утром работала, если проводила ночь в городе. Огляделась. Свежие цветы в хрустальной вазе, безусловно, от Мэрилин. Запах кофе, просачивающийся из кухни, выманил Роз из кабинета, увел от стопки писем, факсов и бандеролей. Алексис и Мэрилин уже сидели за длинной стойкой, отделяющей кухню от гостиной. Роз присоединилась к ним. Сумерки еще не сгустились, так что света от настольной лампы со стеклянным красно-синим абажуром вполне хватало. С чашкой кофе в руке Роз повернулась к Мэрилин.

– Поездка прошла удачно; Дарио мне об этом рассказал. – Мэрилин пригубила кофе. – Переговорив с тобой, он позвонил твоему издателю. Насчет списка бестселлеров, который будет опубликован на следующей неделе. Ты займешь первую строку.

«Нью-Йорк таймс» заканчивало составление списка бестселлеров за неделю до публикации и уже в среду обнародовало список, подготовленный к воскресной публикации. Поэтому каждую среду в шесть вечера все издательские дома и люди, чье благополучие зависело от книжного бизнеса, с нетерпением ожидали факса от «Таймс», всегда надеясь на хорошие новости. Для «Бордмен букс» успех Роз Миллер был новостью экстраординарной.

– Фантастика! – Голосу Роз, однако, недоставало энтузиазма, с которым она обычно реагировала на успех своих книг.

– У тебя все в порядке? – озабоченно спросила Мэрилин. – У тебя отсутствующий вид.

Роз обняла свою пухленькую подругу. Мэрилин, похоже, предпринимала немалые усилия, чтобы умалить достоинства своей внешности. Очки, вышедшие из моды в семидесятых годах, скрывали нежность ее глаз. И в сорок лет кожа у нее оставалась идеальной, ей требовалось лишь чуточку румян, чтобы подчеркнуть скулы. Косметикой она практически не пользовалась, разве что для особо торжественных событий, вроде сегодняшнего приема, подкрашивала ресницы. Не старалась она скрыть свою полноту правильным подбором фасона и цвета одежды. Мэрилин напоминала Роз кусок глины, дожидающийся, пока скульптор откроет скрытую в нем истинную красоту.

– Как я понимаю, отсутствие ответа означает...

Роз качнула головой, показывая Мэрилин, что не хочет продолжать эту тему.

Алексис, которая уже в шестой раз убежала в ванную, чтобы проверить, не размазалась ли помада на губах, заглянула на кухню.

– Мамик, тебе пора собираться. Уже половина шестого!

Роз изучающе оглядела Алексис. Всякий раз, когда она уезжала на несколько дней, ее дочь немного взрослела. В пурпурном платье из вельветина с атласным поясом от Лауры Эшли, Алексис разительно отличалась от девочки-подростка в школьной форме, которую неделю тому назад Роз оставила дома. Так синева летнего неба отличается от грозовых облаков.

– Мамик!

Роз поднялась, проходя мимо Алексис, погладила ее по волосам.

– Буду готова через тридцать минут. – Наклонилась, чтобы поцеловать дочь, и добавила: – Я могу прихорашиваться и двести часов, дорогая, но до тебя мне далеко.

– Да иди же, – поторопила ее Мэрилин.

Ровно через тридцать минут Роз появилась в гостиной. Благоухающая «Иль Бачо», своими любимыми духами, в «простеньком» черном платье от Калвина Клайна, прекрасно гармонирующем с ее зелеными глазами и светлыми, зачесанными назад волосами.

– Никто не поверит, что ты всю прошлую неделю как угорелая носилась по Парижу, – заметила Мэрилин.

– Мамик, ты очень клево выглядишь! – прокомментировала Алексис.

В четверть седьмого лимузин с Мэрилин, Роз, Алексис и Ивеном остановился на Парк-авеню перед отелем «Уолдорф-Астория». Они подошли к парадному входу в величественное старинное здание. Несколько швейцаров в ливреях распахнули перед ними дверь.

Крепко держа Алексис за руку, Роз вошла в огромный Звездный зал и улыбнулась молодому человеку, который тут же подскочил к ней, пожала ему руку.

– Кент, как приятно тебя видеть!

Он работал помощником ее редактора, и Роз не сомневалась, что со временем Кент сам станет отличным редактором.

Кент и Алексис давно уже стали лучшими друзьями, возможно, он даже был первой любовью Алексис. Молодой человек умел находить общий язык с подростками. Они тут же заговорили о последних сплетнях из мира звезд и видеоклипах, которые крутило МТВ, и Роз воспользовалась моментом, чтобы осмотреться. Длинный, но узкий зал, когда-то предназначенный для бальных танцев. Мягкий, рассеянный свет, создающий уют. И хотя в зале собрались сотни людей, складывалось впечатление, что это именно гости, а не разношерстная толпа. Появились Мэрилин и Ивен, все больше людей подходили поздороваться с ней, потом Кент указал на правую половину зала, где Роз сразу же заметила своего редактора. Но, прежде чем успела сделать хоть шаг, Кент задержал Роз, коснувшись ее руки.

– Роз, пока не забыл, тебе посылка. Ее только что принесли.

Молодой человек исчез и тут же появился с продолговатой белой коробкой, перевязанной ярко-красной лентой. Роз взяла коробку, развязала бант. Она обожала приятные сюрпризы. Сняла крышку, открыв десятки красных, с длинными стеблями роз.

– Какая красота! – воскликнул Кент, стоявший рядом с ней.

Роз подумала, что цветы присланы ее близкой подругой и коллегой Джекки Коллинз. Автор многих бестселлеров позвонила перед ее отлетом в Париж и с искренним сожалением сообщила, что не сможет присутствовать на приеме в «Уолдорфе»: в тот же вечер ей предстояло лететь в Лондон. Роз наклонилась, чтобы насладиться нежным ароматом. В коробке лежало не меньше тридцати роскошных роз. Поставив ее на столик, Роз поискала визитку. У нижнего торца коробки заметила красный конверт. Из него достала белый прямоугольник, на котором пламенело несколько строчек:

«ТАКОЙ НЕЖНЫЙ, ПРЕКРАСНЫЙ ЦВЕТОК, РОЗА...»

Роз подняла голову, чтобы посмотреть, где Алексис. Вновь посмотрела на белый прямоугольник, дочитала послание. Не веря своим глазам, перечитала его второй раз, третий. Поначалу не могла взять в толк, что все это значит, а когда поняла, ее охватил ужас:

«КАКАЯ ЖАЛОСТЬ, ЧТО И ОНА ДОЛЖНА УМЕРЕТЬ... ЗНАЙ, Я СЛЕЖУ ЗА ТОБОЙ».

Роз покачнулась, коробка полетела на пол. Ивен, Мэрилин, Кент поспешили к Роз. Она чувствовала, как кровь отливает от лица, голова закружилась.

– Что это? – подозрительно спросил Ивен. – От кого они?

Роз взяла себя в руки. Записку она решила мужу не показывать. Не хотелось волновать его и окончательно портить вечер. Она попыталась переключить внимание дорогих ей людей.

– Не знаю... наверное, от поклонника моего таланта. Со мной все в порядке, – заверила она. – Просто закружилась голова. Лучше скажите мне, где тут можно поесть.

Ивен все понял и сквозь толпу проложил ей путь к столу. Мэрилин держалась чуть сзади, оберегая Роз от излишнего внимания тех, кто хотел поздравить ее с успехом. Увидев икру, королевские креветки, суши, тарелочки с многочисленными паштетами, маленькие квадратики пшеничных лепешек, теплые рогалики, Роз поняла, что изрядно проголодалась.

Макая креветку в соус, она искоса взглянула на Алексис. Девочка, похоже, отдавала предпочтение тем блюдам, которые не грозили запачкать ее платье. Она умела вести себя в обществе, в совершенстве овладев светскими манерами. Присутствие большого количества людей нисколько ее не смущало. Алексис говорила с помощником Мэрилин, Роз могла только порадоваться той уверенности, с которой держалась ее кроха. Разумеется, потом, в «Серендипити», Алексис забудет о своей «взрослости» и закажет огромный молочный коктейль. Роз обожала каждый дюйм своей дочери, от миниатюрных ножек до длинных, до талии, волос. Алексис повернулась и отсалютовала матери стаканом с «кока-колой». «Я тебя люблю», – прочитала Роз по ее губам и сразу забыла о присланных неизвестно кем цветах, об угрожающей записке.

– И я тебя люблю, – беззвучно, одними губами ответила Роз, а потом повернулась к залу.

Знакомые махали ей рукой, поднимали в ее честь бокалы с шампанским, некоторые подходили и поздравляли ее. Она увидела рекламного агента и исполнительного редактора журнала «Пипл», беседующих с главой издательского дома «Бордмен букс». К ней направились несколько сотрудников рекламного отдела «Бордмена», и внезапно она поняла, кого ей не хватает. Где Дарио?

Джанетт Инглиш, директор по рекламе «Бордмен букс», словно подслушала ее мысли.

– А где ваш назойливый рекламный агент?

Красавица афроамериканка улыбалась, чем-то напоминая Роз голливудскую звезду Холл Берри. В рекламном бизнесе все знали, сколь активно защищал Дарио интересы своих клиентов, и не упускали возможность подколоть его.

– Подозреваю, следит за тем, чтобы кухня работала бесперебойно, – улыбнулась Роз.

– А может, готовится закусить тысячью горлиц с розами в клювиках? – поддержала игру Джанетт.

Розы...Нет, о них ей сейчас думать совсем не хотелось.

– Утром я говорила с вашим французским издателем, Роз, – вступила в разговор Сюзан Шапиро, заместитель директора по рекламе. Роз всегда думала, что именно такие, как Сюзан, и должны заниматься рекламой. Красивые, обаятельные и большие выдумщики. – Они от вас в восторге.

– Благодарю, – ответила Роз.

К ним присоединился Ивен и заговорил с Джанетт Инглиш о достоинствах и недостатках организаторов лекционных туров: Ивен намеревался воспользоваться услугами одного из них.

– Ивен, дорогой, пожалуйста, ни на секунду не упускай из виду Алексис, – попросила мужа Роз. – А я покружу по залу, поблагодарю моих гостей.

И хотя она пыталась оставаться любезной и внимательной, в ее подсознании мелькали зловещие тени. Полученное послание не выходило у нее из головы, пока она ходила по залу, перекидываясь парой слов с другими писателями, поздравляя их с последними книгами. Довольно долго Роз беседовала со своим идолом, Мэри Хиггинс Кларк (Роз видела в ней литературного наставника с тех пор, как прочитала ее роман «Где дети?»). Когда же Мэри заговорила о том, как она счастлива со своим новым мужем, Роз быстро взглянула на Ивена, стоявшего рядом с Алексис. Она тоже любила своего мужа. Она обожала его, когда они были детьми, и у нее никогда не было сомнений в том, что они останутся друзьями на всю жизнь.

Но теперь Димитрий, единственный человек, сумевший заглянуть в глубины ее души, вновь ворвался в их мирную жизнь. И она не могла не задаться вопросом: а не собирается ли он выставить на всеобщее обозрение все миллеровские секреты, по ходу замарав и ее? Мог Димитрий прислать ей эти розы?

– Ты глупая гусыня, – пробормотала Роз.

– Извини, что ты сказала? – спросила Кирби Рид, ее редактор, озабоченно всматриваясь в лицо Роз.

– Разговариваю сама с собой. – Роз вздохнула. Провела рукой по лбу, отбросив упавшую прядку. – Писатели, они такие. Тут очень жарко. Надо выпить газировки. Составь мне компанию, Кирби.

Солнце уже зашло, и теперь на знаменитом потолке Звездного зала замерцали звезды. Конструкция потолка обеспечивала полную имитацию ночного неба, и эффект достигался потрясающий. Зал внезапно увеличился в размерах, потолок действительно превратился в небо. Если бы Роз не знала, что находится в центре Манхэттена, она бы без труда представила себе, что вокруг просторы Монтаны, а над головой сверкают мириады звезд. Не потолок, а произведение искусства!

Мэрилин нашла ее, сказала, что Ивен приглядывает за Алексис. Мэрилин держалась поблизости, и Роз видела, что ее подруга встревожена. Она догадалась, что Кент попросил сотрудников безопасности проверить весь зал, и Мэрилин сама убедилась в том, что служба безопасности усилила бдительность. Роз успокоилась. Наконец-то вспомнила о том, что этот великолепный прием устроен в ее честь, вновь начала получать удовольствие от комплиментов. Как ей нравилось быть в центре внимания!

– Ты великолепно выглядишь, – раздался за спиной негромкий мужской голос.

Вздрогнув, Роз обернулась и увидела перед собой Джона Макклелланда, издателя, который давно хотел переманить ее от «Бордмена».

– Тебе нравится, Джон? – Роз чуть повернулась, чтобы он мог лучше разглядеть новое черное платье. Джон Макклелланд не вызывал у нее отрицательных эмоций, и она с удовольствием подтрунивала над ним. Роз указала на себя, потом обвела рукой толпу. – Все это могло быть твоим... прием, гости.

– И деньги, которые зарабатывает «Бордмен»! – покивал Джон. – Скажи мне, на каких условиях ты готова стать моей, и завтра же, ранним утром, я позвоню Мэрилин.

– Я дразню тебя, дорогой. «Бордмен» дал мне пропуск в литературу, а твой издательский дом, насколько мне помнится, отклонил обе мои первые рукописи, потому что тогда моего имени никто не знал.

– Сдаюсь, – признал свое поражение Джон. – Во всяком случае, сегодня. Но без борьбы я тебя не уступлю.

Двусмысленный намек ее не удивил. Этот симпатичный сорокалетний мужчина не пропускал ни одной юбки. Вот и сегодня он пришел на прием в фирменных подтяжках и галстуке от Армани. После нескольких ничего не значащих реплик Джон улыбнулся.

– Я иду в бар. Принести тебе что-нибудь?

– Ты уже не найдешь меня в этой толпе.

– Тяжела доля знаменитостей, – с притворным сочувствием вздохнул Джон, подмигнул Роз и отбыл.

Прием тянулся и тянулся. И когда Роз уже подумала, что больше не в силах улыбаться, какой-то мужчина решительно направился к ней, рассекая толпу. У Роз екнуло сердце.

Где Ивен? Где служба безопасности?

А потом она увидела перед собой молодого человека, протягивающего ей книгу для автографа.

– Напишите, пожалуйста: «Красные розы...»

Мысли Роз затуманились, она почувствовала, что ее куда-то уносит. Рука Роз задрожала, но она потянулась к книге, надеясь справиться с головокружением. Сердце учащенно забилось, Роз не хватало воздуха. Перед глазами все поплыло, под ногами начал дыбиться пол.

– Помогите, Господи, помогите мне...

* * *

Открыв глаза, она увидела над собой море расплывающихся лиц. Почему она лежит на спине? Искрящийся звездами потолок медленно кружился, ей ужасно хотелось пить. Сердце выпрыгивало из груди.

Ивен взял жену за руку.

– Дорогая, ты лишилась чувств. Я уверен, все дело в недостатке воздуха. Если собирается большая толпа, кислорода на всех не хватает.

Вглядываясь в любящие глаза Ивена, Роз раздумывала о причине ее обморока: толпа, страх или возвращение Димитрия? Думала она и о другом: вернется ли теперь ее жизнь в прежнее русло?

Глава 4

Через приоткрытое окно главной спальни Билли наблюдал за спящей Роз. Зрелище это ввергало его в состояние транса, наполняло душу спокойствием.

Богатство хозяев поместья «Парадизо» не вызывало сомнений. Особняк мало чем отличался от своих собратьев, выстроенных на северном берегу Лонг-Айленда. Туман поднимался к еще темному небу, уплывая в Лонг-Айленд-Саунд. Акры ухоженных лужаек, конюшни, обсаженные деревьями дорожки, пруд с проточной водой и водопадом... Поместье могло служить учебным пособием, демонстрирующим, чего можно добиться, имея богатое воображение и неограниченный счет в банке. Но великолепный ландшафт «Парадизо» не интересовал Билли; он хотел только одного – видеть Роз.

А с того места, где он стоял, приложив к глазам бинокль ночного видения, Роз смотрелась как на ладони. Судя по дневнику, который он вел, так поздно она спала очень редко. Он знал ее привычки и восхищался ее самодисциплиной. Каждое утро в пять часов она уже сидела за компьютером, хотя весь особняк еще спал. Как автомат, она стучала по клавишам почти два часа, прерываясь лишь для того, чтобы перечитать написанное и глотнуть кофе, а затем вновь склонялась над клавиатурой. Слова лились точно из рога изобилия. Около семи свет зажигался в комнате дочери Роз, и Билли знал, что Роз будит девочку: пора собираться в школу. Билли полагал себя самым информированным поклонником таланта Роз: он знал о ней куда больше, чем остальные.

Билли привалился спиной к стволу дуба, затянулся «Мальборо» и поздравил себя с придуманным им блестящим планом. План этот позволял ему наблюдать за Роз, не опасаясь, что его поймают. Для этого он прикупил синий джинсовый комбинезон, какие носили работники поместья, он надевал его поверх одежды, а еще позаимствовал из сарая один из снегоочистителей. Такая маскировка позволяла ему беспрепятственно перемещаться. Однажды кто-то из штатных работников даже поздоровался с ним: женщина решила, что знает его.

Билли вновь посмотрел в окно; Роз спала. Он бросил окурок на землю, растоптал каблуком. Его охватила эйфория, буквально распирало от радости. И он знал, что хорошее настроение останется с ним до позднего вечера, когда он будет лежать в постели без сна и думать о Роз, о ее великолепном теле, ее божественном лице. Билли взглянул на часы и улыбнулся. Скоро, скоро она получит его посылочку.

* * *

Она попадает в какое-то затянутое серым туманом место. Но туман постепенно рассеивается, и она видит перед собой большой особняк с конюшней. Ей тут рады, тут она в безопасности. Откинув голову, сквозь листву дуба она смотрит на плывущие по небу облака.

– Иди сюда, Роз, – шепчет он, тянет за руку. – Пойдем в конюшню.

Она идет по каменистой земле, добровольно, не сопротивляясь. Он предупреждает, что надо смотреть под ноги и сжимает руку так крепко, что болят пальцы. Но она не жалуется. Вместе с ним она заходит на сеновал. Он расстилает одеяло на большом тюке сена у дальней стены. Тянет ее к себе, прижимает к груди, она носом тыкается ему в шею.

– Я люблю тебя, Роз, – шепчет он. – И всегда буду тебя любить.

Он берет ее лицо в ладони, касается губами ее губ. Они целуются, а его руки скользят по ее шее, плечам, груди. Бедрам. Его руки возятся с ее зеленым атласным платьем, снимая его, обнажая ее тело.

Она теряет голову от его прикосновений, жара его рук, нежности губ. Он еще крепче прижимает ее к себе, потом осторожно кладет на одеяло, ложится на нее. Медленно, осторожно входит в нее. Она пытается выскользнуть из-под него. Такого она никому не позволяла. Но она бессильна в его объятиях. Его меч входит все глубже. Боль, что-то рвется. Она вскрикивает сначала от боли, потом от наслаждения... и уплывает куда-то высоко-высоко... чего бы ни хотел Димитрий, что бы он ни делал, она принадлежит ему.

Потом она заглядывает в его глаза, вбирая в себя их мягкость, ранимость. Ее тело умиротворено, она прижимается к нему, и долгий, удовлетворенный выдох слетает с ее губ.

** *

Роз проснулась от пронзительной трели будильника с мокрым от пота лицом. Протянула руку, нащупала часы, нажала на кнопку.

Безмерное облегчение разлилось по телу, когда она поняла, что все это ей только снилось. Роз тряхнула головой, пытаясь вспомнить вчерашний вечер: прием в «Астории», послание, розы, незнакомый молодой человек, попросивший ироничный автограф... потом обморок. Жар спал, дыхание выровнялось. Но она не отделалась от вчерашнего испуга. Конечно же, и сон этот приснился ей не без причины. Подсознание откликнулось на возвращение Димитрия в ее жизнь.

Она посмотрела на вторую половину кровати: Ивен уже поднялся. Она перекинула ноги через край кровати, сунула их в шлепанцы, несколько мгновений посидела, наслаждаясь прекрасным видом, открывающимся из окна спальни. Под низким солнцем зимнего утра на пруд ложились длинные тени. Аккуратно подстриженные деревья не мешали любоваться склонами лужаек. Но холодный ветер, задувающий в окно, не дал Роз засидеться.

Коридором она прошла в спальню дочери, осторожно открыла дверь, на цыпочках подошла к кровати. Волосы Алексис разметались по подушке. Роз убрала со лба пару прядей. Она обожала смотреть на спящую дочь.

Присев на край кровати Алексис, Роз думала о том, что времена года меняются, а жизнь ее по-прежнему вертится вокруг Алексис. И Ивен не раз мягко намекал, что его тревожит такая сверхопека. Он не грешил против истины. Для Роз Алексис была пупом земли. Она наблюдала, как растет ее дочь, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. И процесс этот казался Роз нескончаемым чудом с того самого момента, как начала формироваться личность девочки. Нет, пожалуй, с более раннего момента, со дня, когда она родилась.

Роз помнила все, словно произошло это только вчера: первый шаг Алексис, первые слова, отказ от бутылочки, первый глоток из чашки. Роз помнила, как Алексис без особых слез отдала байковое одеяло, которое любила теребить перед сном, как первый раз одна пошла в школу.

Все, кто знал Алексис, отмечали ее впечатлительность и заботу о других. В одиннадцать лет она уже была вполне самостоятельна. Впрочем, то же самое Роз могла сказать и о себе. Однако, в отличие от Роз, Алексис была куда как более беззаботной и не подозревала об угрозах, с которыми иной раз приходится сталкиваться людям. Наверное, потому, что ее детство не омрачали такие события, что выпали на долю ее матери. И Роз намеревалась как можно дольше ограждать дочь от злых сил.

Она разглядывала лицо спящей дочери, аккуратный носик, ямочку на подбородке, сильную линию челюсти. Но главным достоинством Алексис были ее огромные, сверкающие синие глаза.

Роз прикрыла за собой дверь и пошла в ванную. Стоя под душем, мысленным взором продолжала любоваться своим ребенком. Намыливая шампунем волосы, думала о темных волосах Алексис и ее густых длиннющих ресницах.

Роз нисколько не сомневалась, что Алексис вырастет красавицей, но пока она хотела только одного: чтобы у ее дочери было нормальное, счастливое детство. Она молила Бога и мечтала о том, чтобы дочь вступила во взрослый мир, не отягощенная грузом эмоциональных переживаний. Роз прилагала все силы к тому, чтобы детство Алексис коренным образом отличалось от ее собственного.

* * *

Роз была единственной дочерью Виктора и Софи Кальветти. Принадлежала эта семья к низшему классу, но Роз с рождения окружали любовь и забота. Виктор, симпатичный, хорошо воспитанный мужчина, обожал свою семью. В Роз он души не чаял, рассказывал ей сказочные истории, приносил сокровища, найденные во время прогулок по лесам: яйцо малиновки, клевер с четырьмя листочками, бабочку, угодившую в паутину. А Роз боготворила своего отца, считая его сказочным принцем, который мог щелкнуть пальцем – и обратить в явь любое ее желание.

Беда Виктора Кальветти заключалась в том, что он с рождения болел эпилепсией и не мог зарабатывать достаточно денег, чтобы содержать семью. Стоило ему получить постоянную работу, как с ним случался припадок, который надолго выводил его из строя и пугал тех, кто работал рядом. Лекарства не могли полностью избавить его от припадков.

Работать, однако, он умел, был мастером на все руки, но лишь Миллеры сумели оценить его по достоинству. С разрешения и согласия босса он вкалывал за троих, когда чувствовал себя хорошо, а если работать не мог, его об этом и не просили.

Из-за болезни мужа основным добытчиком в семье была Софи. Работала она старшей горничной в поместье «Лорел», где Миллеры жили в массивном белом трехэтажном кирпичном особняке, построенном в колониальном стиле, с большими колоннами по фасаду. Окружали особняк акры ухоженных лужаек, а внутреннее убранство отличалось изысканным вкусом. Если Виктор открывал перед Роз магию красоты природы, то Софи учила ее прозе жизни. Мать часто говорила ей, что надо упорно трудиться, если она хочет чего-то достигнуть. И Софи, и Виктор старались обеспечить дочери достойное детство и счастливое будущее. Хотя с деньгами было туго, Кальветти с максимальной пользой использовали каждый цент. Софи никогда не попрекала мужа его болезнью, наоборот, ценила его за то, что он умел делать лучше других. С раннего возраста Роз подражала достоинствам родителей, и по ее разумению, их семья могла считаться идеальной.

А потом, едва Роз исполнилось десять лет, мир, к которому она привыкла, в котором чувствовала себя в полной безопасности, рухнул. Ревностные католики, Кальветти возвращались домой с воскресной мессы, когда у автомобиля внезапно отказали тормоза. «Шевроле импала» последней модели врезался в трейлер. В живых осталась только Роз, каким-то чудом не получившая даже царапинки. Какое-то время за ней присматривала другая горничная, переселившаяся в коттедж Кальветти. Но ей самой было всего шестнадцать лет, и она не знала ни как утешить Роз, ни как помочь девочке пережить свалившееся на нее горе.

Роз старалась не думать о трагедии. Долгие годы оставался только ужас от случившегося. Более того, она научилась ставить заслон этим жутким видениям, связанным с аварией. Даже ночью, с криком просыпаясь от жуткого сна, она блокировала кошмарные образы. А чуть успокоившись, гнала от себя эти мысли, заменяя их воспоминаниями о родителях, о тех радостях, которые они разделяли друг с другом.

Когда Роз начала писать триллеры, она стала вспоминать все то, что так тщательно отсекала от себя. Прежде всего она вспомнила мать, какой та была в день смерти: вся в розовом – костюм, шляпа, туфли. Костюм Софи сшила сама, по выкройке из журнала. Когда Роз видела мать в последний раз, она не заметила ни крови, ни какой-либо травмы. Только что Роз сидела на заднем сиденье, позади широкополой соломенной шляпы матери, а секундой позже ее выбросило из машины. А мать, наклонившись вперед, лежала головой на приборном щитке, перед разбитым ветровым стеклом. Но с ней ничего не случилось. Роз это точно знала. Во сне годы спустя Роз помнила, как подбежала к автомобилю. «Мама!» – звала она, пытаясь открыть заклинившуюся, смятую дверь.

Роз никогда не видела тела своего отца и только через много лет узнала, как он умер. Она работала в архиве полицейского участка, готовя материалы для «Дочери дьявола», и ей достало мужества попросить рапорт об аварии, в которой погибли ее родители. Шок, испытанный при виде фотографий, сделанных полицейским фотографом, был столь велик, что у нее подогнулись ноги и она упала на колени. Из глаз хлынули слезы. Одну из фотографий сделали с близкого расстояния. Она увидела руль, проломивший ребра и вошедший в грудную клетку отца. В приложенном заключении медицинского эксперта описывался характер травмы. Переведя медицинские термины на обычный язык, Роз поняла, что сердце и легкие отца разорвало в клочья.

Потом она часто отталкивалась от чувств, испытанных ею при просмотре этих фотографий, когда описывала эмоциональное воздействие, которое производят на живых тела умерших насильственной смертью. И хотя она не могла забыть фотографий тела отца, Роз обнаружила, что ей становится легче, когда она излагает на бумаге страшные подробности смерти своих героев.

* * *

Через несколько недель после смерти родителей в «Лорел» совершенно неожиданно для Роз приехал брат отца. Девочка увидела его впервые в жизни. «Милая, теперь я твой папка и твоя мамка», – заявил ей дядя Том. Говорил он с густым южным акцентом, который приобрел, отсидев срок в военной тюрьме в Форт-Брэгг за изнасилование женщины-военнослужащей. Роз скоро уяснила для себя, что дядя Том начинает говорить с акцентом, когда пьян и зол.

Роз никогда не считала Тома ни «дядей», ни вообще родственником. У нее сразу возникла к нему стойкая антипатия, к его остекленевшим глазам и грузному телу, раздувшемуся от алкоголя и лени.