Текст книги "Поединок. Выпуск 3"

Автор книги: Виктор Смирнов

Соавторы: Николай Коротеев,Сергей Высоцкий,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Святослав Рыбас,Юрий Авдеенко,Виктор Делль,Виктор Вучетич,Владимир Виноградов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Говорит – езжай домой и жди. Сообщим, как передать, в другой раз. Сами выберем время.

– Дальше.

– Что дальше? Дальше пришел к вам.

– Перед тем как прийти к нам.

– Ну, что. Ничего. Спрятал пакет дома. Засунул в чемодан. И на антресоли. Поглубже. Заложил барахлом. А потом подумал – что прячу? Себя прячу. Все равно ведь к вам пойду. Жить больше так невозможно.

– Вы чувствовали, что за вами наблюдают?

– Психом стал. Честное слово. На каждый шорох оглядывался. Да это давно уже. Весь последний год.

– Кого вы конкретно боялись? Нас или их?

– Черт его знает, гражданин начальник. Боялся, и все. Они ведь могли меня пришить. Запросто. Знал слишком много. Ну а вы – известно. Так что – со всех сторон. Никакого выхода.

– Трефолев, успокойтесь. Ну?

– Хорошо.

– Это все были ваши страхи. Что-то конкретное вы заметили? Хоть раз? Человека, который за вами следил? Да или нет?

– Не знаю. Простите, гражданин начальник.

– Да не нервничайте вы. Трефолев, дьявол вас возьми, перестаньте нервничать. Ну. Возьмите себя в руки. Нашатырь прикажете давать? Вы видели человека, который за вами следил? Хоть одного?

– Не знаю.

– Да возьмите вы себя в руки.

– Взял. Взял себя в руки, гражданин начальник.

– Видели человека или нет?

– Точно не знаю. Нет.

– Хорошо. Вот вода. Выпейте воды. До конца. Успокойтесь. Вы должны понять – вы пришли к нам с повинной, и это значительно облегчит вашу участь.

Трефолев молчал. Наконец сказал:

– Мне теперь все равно.

– Не все равно. Вы еще можете стать полноправным советским человеком. Слышите, Трефолев? Ну?

– Я уже сказал, гражданин начальник.

– Я тоже сказал. И повторять не буду. Вот так. Вы можете стать полноправным человеком. Полноправным.

– Хорошо.

– Слушайте внимательно. Сейчас вы поедете домой.

– Домой?

– Да. Именно домой. Сядете на поезд и поедете.

– Без конвоя?

– Без конвоя.

– Шутите, гражданин начальник?

– Шучу. Вот именно – шучу.

– Гражданин начальник. Если вы не шутите – спасибо. Честное слово, спасибо.

– Благодарить будете потом. Если не убежите. Учтите, наблюдения за вами с нашей стороны не будет. Чтобы не спугнуть тех, кто вам дает задания. Придется поверить вам на слово.

– Гражданин начальник...

– Держите. Выпейте до дна. Вот так. Успокойтесь. Слушайте внимательно. До мая, пока не передадите пакет, они вас не побеспокоят. Вы им пока не нужны. Но следить за вами они могут. Так что мы отпускаем вас на все четыре стороны. Контроль за вами, конечно, будет какой-то. Но практически вы не будете под наблюдением. Так что не подведите.

– Гражданин начальник. Понял.

– Поступите так, как у них с вами договорено. В мае возьмете отпуск или отгул и приедете в Сосновск. С пакетом. Вот он.

Сторожев двинул по столу раскрытый сверток из плотного белого пергамента.

– В первые четверг и субботу мая с двух до четырех будете сидеть на набережной в Сосновске. На третьей скамейке справа от газетного киоска. Пакет мы запакуем, как был. После того как пакет заберут, поедете домой. Будете ждать нового контакта с ними. Вот так. Вот и вся ваша задача. Все понятно?

– Рискуете, гражданин начальник. А если я убегу?

– Рискую.

– Хорошо. Я все понял.

– И вот еще что. Не пытайтесь искать в справочниках наши телефоны. Не пытайтесь звонить нам или в милицию. Ни в коем случае. Они еще не догадываются, что вы у нас. Мы надеемся, что не догадываются. Так вот, любой ваш звонок нам или в милицию может быть ими замечен. Поэтому мы будем рассматривать его, как вашу провокацию. Как оповещение. О том, что вы связаны с нами, – для тех, кто об этом знать не должен.

– Гражданин начальник. Ведь если они...

– Вы боитесь, что вам будет что-то угрожать. Так?

– Да.

– Это предусмотрено. Если вы почувствуете, что вам грозит что-то реальное. Реальное, Трефолев! Понимаете – не ваши страхи, а реальное. На этот случай – вот. Держите. Спрячьте.

Сторожев протянул Трефолеву бумажку.

– Пойдете в ту самую столовую, где вы обычно бываете. Возьмете что-нибудь поесть. И отдадите эту бумажку.

– Кассирше?

– Кассиру. Там теперь кассир.

– А-а. Понял, гражданин начальник.

– Этого будет достаточно. И помните – мы вам доверяем. И это налагает на вас обязательства. Это – гарантия для вас. Залог, что вы можете стать человеком. Вы поняли?

– Понял. Понял, гражданин начальник.

– В таком случае идите. Переоденьтесь. Товарищ дежурный, отведите его.

– Слушаюсь, товарищ капитан.

Трефолев и дежурный ушли.

Честно говоря, я должен был перевести дух, отдышаться. Я должен был снова, слово за словом, вспомнить все, что я услышал. Снова оценить все – до последнего факта.

Сторожев вошел и сел рядом. Он как будто понимал, что мне нужно прийти в себя, собраться с мыслями. Он не сказал ни слова. Открыл ящик стола. Как бы предоставил мне возможность не спешить с выводами, молча протянул пачку фотографий. Я стал рассматривать эти фотографии.

Все фотографии были одного формата, большие, двадцать на тридцать сантиметров. Сразу было видно – фотографии делались скрытой камерой. На каждой был изображен Трефолев.

Все фотографии были зимние.

Трефолев переходит улицу.

Стоит у табачного киоска.

Входит в подъезд дома.

Разговаривает с молодой женщиной у края тротуара.

Стоит у края тротуара с поднятой рукой. Видимо, пытается остановить такси.

Разглядывая фотографии, я тут же мысленно отвечал сам себе на вопросы, которых скопилось уже немало. Трефолев пришел в органы госбезопасности с повинной. Вот почему на нем не было наручников. Но везли его скрыто. То, что для этого был использован пограничный корабль, означало крайнюю секретность. Его хотели скрыть от чьих-то глаз. От чьих? Верней всего – от глаз какого-то человека, который принимал от Трефолева передачи в Сосновске. Все это, конечно, предположительно. Но допустим, я прав. Значит, этот человек не раскрыт. Больше того – за это время, наверное, нашим сотрудникам не удалось найти даже его следов. Постой, постой, Мартынов. Есть фото Трефолева. Значит, еще до того как Трефолев явился с повинной, за ним было установлено наблюдение. Но что оно дало? По-видимому, ничего.

Когда же было установлено это наблюдение? Совсем недавно. Догадаться нетрудно. Во-первых, все фотографии недавние. Во-вторых, ни на одной из фотографий нет самого главного – момента передачи – и нет тех, кто завербовал Трефолева. Значит, раскрыт Трефолев был уже после получения последней передачи. Той, которую он должен будет привезти в Сосновск весной. Значит, на тех, кто давал ему задания, наши работники не вышли.

Теперь попробую понять, кто же помог его раскрыть.

Ведь органам госбезопасности раньше ничего не было известно о Трефолеве.

Вернее всего, одно из последних появлений Трефолева в камере хранения могло показаться кому-то в поселке подозрительным. Вполне допустимо. Но кому? Органам милиции? Впрочем, какие органы милиции. В таком небольшом поселке есть один участковый милиционер. Обычно капитан или старший лейтенант. Допустим, он и сообщил об этом. Или кто-то из работников железнодорожной станции. Кассир, скажем. Или заведующий камерой хранения.

Ответа на остальные вопросы я пока найти не мог.

– Ну что? – Сторожев взял у меня фотографии.

– Сергей Валентинович. Что в пакете, который он должен передать сейчас?

– Несколько микробатарей к передатчику и приемнику. Наиновейших. Они легкие, поэтому Трефолев их принял за деньги.

– Так. Понял. Они будут переданы ему?

– Запакуем снова. И дадим Трефолеву. В остальном обстановка тебе ясна?

– Более-менее, Сергей Валентинович. Видимо, вы уже серьезно изучили обстановку в поселке?

– В Сосновске около трех тысяч жителей. Исключаем детей и подростков – остается около двух. В основном это колхозники, рыбаки. Есть там коптильный цех, значит, рабочие коптильного цеха. Пять малых рыболовных траулеров. Пять команд. Хорошо еще, не наступил курортный сезон, нет наплыва. Ну, и живут там, конечно, просто дачники. Художник живет, два композитора даже живут. Поселок-то, понимаешь, самый безобидный. Все друг друга знают. Биографию каждого соседа – наизусть. Даже искать вроде и нечего. Все как на ладони.

– Кто сообщил о Трефолеве, Сергей Валентинович? Там есть участковый милиционер?

– Да. Участковый – старший лейтенант Зибров. Но сообщил не он. Знаешь такого – Андрей Петрович Васильченко?

Я вспомнил жесткое лицо под мокрым капюшоном. Сросшиеся брови, нос с горбинкой. Хриплый голос. Но взгляд мягкий, дружеский.

– Васильченко? Андрей Петрович?

– Да. Инспектор рыбнадзора. Это хорошо, что ты его знаешь. В море встречал, так, кажется?

– Вместе задерживали нарушителя.

Я вспомнил слова Полянкова: «Васильченко вцепится – не отпустит».

– Ну вот. Прекрасно, что знаешь. Потому что есть у меня в отношении вас двоих кое-какие планы. Мы тоже хорошо знаем Андрея Петровича. Человек цепкий, упорный. Работу ведет выше всяких похвал.

– Он и заметил Трефолева?

– Да.

– На вокзале, наверное?

– Сам понимаешь – поселок маленький. И все же летом, в сезон, заметить кого-то среди курортников не так просто. Важно было не просто заметить, что Трефолев кладет вещи в камеру хранения, а обратить внимание, что он так и уезжает, оставив их в ящике. Васильченко заметил это один раз. Сначала значения особого этому не придал. Но заприметил. А вот уже когда второй раз увидел такое – позвонил в погранотряд. Причем сделал правильные выводы – тут же попросил Зиброва, с которым они всегда работают в тесном контакте, понаблюдать незаметно за ящиком, в который Трефолев положил пакет.

– Ну и что?

– Видимо, Зибров действовал не очень расторопно. Когда он подошел к камере хранения, ящик был уже открыт и пуст. Пакет кто-то взял.

– Ловко.

– А тут все очень ловко придумано. И продумано. Так, чтобы всякая возможность провала была исключена. Высчитано все с математической точностью. Мы выяснили, конечно, где стоит этот телефон. Три-шестнадцать – телефон, который стоит на столе дежурной Сосновской гостиницы. Их там две – Преснякова и Чебрец. Пожилые женщины. Никогда подобных звонков не слышали. Может быть, и слышали – но попробуй запомнить звонок такого рода. Это и понятно. Звонить Трефолев должен был всегда только с двух до трех. Именно в эти часы у администратора гостиницы обеденный перерыв. Уходят эти женщины, конечно, чуть раньше, чем в два. А возвращаются не точно в три. Благо живут обе рядом с гостиницей. Трефолев приезжает. Кладет свой пакет в ящик. Ясно, он никак не может увидеть того, кому он привез пакет. Тот же наверняка знает его в лицо. Трефолев звонит. Зная точно день приезда Трефолева, ожидающий передачу в два часа может спокойно зайти в пустой холл гостиницы и подождать в кресле. Прямо у стола дежурной. Звонок – он снимает трубку. Даже если кто-то случайно будет проходить в это время мимо, он услышит вполне обычный ответ: «Нет, вы ошиблись. Это три-шестнадцать». Узнав шифр, ожидающий передачу сразу выходит из гостиницы. Теперь Трефолев может сколько угодно искать, если захочет. Или, допустим, может караулить у ящика. Он будет под постоянным наблюдением – до тех пор, пока не уедет.

– Да. Все продумано серьезно.

– Хорошо еще, Васильченко дал очень точный словесный портрет. В Риге, имея такой портрет, мы вышли на Трефолева довольно быстро.

– Пока это ничего не дало?

– Да. Вот так, Володя. А главное – наблюдаем за поселком уже второй месяц, и ничего нет. И здесь ты должен мне помочь.

– Я слушаю, Сергей Валентинович.

– Мало того, что ты парень решительный и твердый. Ничего, ничего, похвалить бывает полезно. Парень ты сообразительный, наблюдательный. Есть в тебе... Ну, как бы тебе это сказать. Обаяние, что ли. Входишь легко в контакт с людьми.

– Не наблюдал за собой, Сергей Валентинович.

– Входишь, знаю, входишь. Но главное даже не в этом. Мне нужна твоя способность запоминать. Только это сейчас. А ты подтвердил – память у тебя прекрасная. Постарайся запоминать очень хорошо, до самой последней мелочи.

– Есть, Сергей Валентинович. Понял.

– План у меня в отношении тебя такой. В Сосновске ты никогда раньше не был?

– Один раз чуть не зашли.

– Хорошо, что не зашли. Никто тебя там не знает. Кстати, до случая с Трефолевым я надеялся, что меня там тоже не знают. Теперь же я в этом не уверен. Вот так. Допустим, тот, кто принимал передачи, меня знает? Покажись я там, да еще, скажем, надолго, – все. Догадался. Человек он, по всему видать, бывалый. И все-таки наблюдать за поселком, за тем, что сейчас там происходит, мне нужно. Причем это наблюдение должно быть неторопливым, без спешки. Надо, как говорится, врасти в среду. Сам я этого сделать, как понимаешь, не могу. Вот тут мне и должен помочь ты.

– Сергей Валентинович, а вы уверены, что тот, кто принимал передачи, постоянно живет в Сосновске?

– Верный вопрос. Все может быть. Он может туда и приезжать. Скажем, для того, чтобы достать из камеры хранения передачу. Ну, в таком случае он приедет в Сосновск в первую неделю мая. Как ты считаешь?

– Само собой.

– Тогда, если это предположить, он сам отдает себя нам в руки. Одно дело – взять пакет из ящика камеры хранения. И совсем другое – встретиться на набережной. В начале мая до курортного сезона еще далеко. Холодно. Поселок пуст. Приезжих – единицы. Каждый виден, каждый открыт. Зачем ему назначать такой способ передачи? Допустим, Трефолевым он может рисковать. Собой – вряд ли.

– Я об этом не подумал, Сергей Валентинович.

– Так рисковать он не будет. Вот в чем дело. Приезжего мы накроем сразу. А вот если он местный житель – другое дело. Мы ведь давно его ищем – и найти ничего не можем.

– Еще один вопрос. Сколько в Сосновске тех, кто принимает передачи? Вы думаете, один?

– Думаю, что один. Убежден в этом.

– Но почему?

– Все по тем же соображениям, Одного затаившегося в поселке найти труднее, чем двоих. Уже не говорю о том, если их трое. Он, я уверен, один. Это, конечно, пока мое личное мнение. Вполне может быть, что они работают вдвоем. Что ж, тем лучше. Найти их тогда будет во много раз легче. Короче – должен ты поехать в Сосновск. По крайней мере на ближайшие три месяца. До мая.

Я подумал – конечно. Рыбнадзор. Не нужно ничего объяснять. Мы, пограничники, знаем, что многие участки укомплектованы не полностью. Младших участковых инспекторов и мотористов не хватает.

– Андрей Петрович Васильченко?

– Не ошибся. Без помощников тебе не обойтись. Так. Знать о том, кто ты, будут в поселке только двое – Васильченко и участковый милиционер Зибров. Его помощь тоже тебе пригодится.

Сторожев снял трубку.

– Запомни – встречаться теперь с тобой мы будем не по твоей, а по моей инициативе. Васильченко и Зибров – люди, которым мы доверяем. Дайте Васильченко. Андрей Петрович? Извини. Ну вот, все в порядке. Заходи.

Вошел Васильченко. Кивнул мне.

– Андрей Петрович, садись. Знакомы?

– Знакомы, – Васильченко сел. – Встречались в море.

– Отлично. Теперь хотелось бы уточнить. Легко ли устроить Мартынова к вам младшим инспектором?

– Заявка моя на моториста и младшего инспектора уже больше года лежит в Риге. Дело за «Балтрыбводом».

– Подскажи, Андрей Петрович, как сделать, чтобы бассейновое управление направило Мартынова к тебе?

– Не так это легко будет сделать, – сказал Васильченко. – Кадры в «Балтрыбводе», что называется, нарасхват. Вновь прибывших буквально рвут на части. Специалистов мало.

– Я упорный, – сказал я.

– Упорный-то упорный.

– Хорошо, – Сторожев закрыл папку. – Андрей Петрович, надеюсь, вы во всем поможете Мартынову. Советом. И не только по части рыбоохраны, но и в отношении людей.

– Постараюсь, Сергей Валентинович. Но я – не детектив.

– Если говорить честно, по должности – где-то близко к детективу.

– По рыбе, Сергей Валентинович. А тут – люди.

– А в людях как будто вы не разбираетесь? Зибров говорил – назначат на другую работу, на свое место буду рекомендовать только Васильченко. Лучше не найдешь. Скромность – похвальное качество. И все-таки, Андрей Петрович, помогите Владимиру в оценке людей. Вам поневоле придется эти три месяца побыть детективом не только по рыбе.

– Хорошо.

– Володя, мы с Андреем Петровичем уже прикидывали немало по этой части, и не первый месяц. Со всеми нашими предположениями он тебя ознакомит потом, по ходу дела.

– Есть, Сергей Валентинович.

– Желаю удачи.

Я сидел у окна вагона и перелистывал книги и брошюры. Целую кипу этих книг мне дал перед отъездом Васильченко.

Чего только здесь не было. «Восстановление и регулирование воспроизводства лососевых внутренней Балтики», «Рыбоводство закрытых водоемов», «Траловый лов в прибрежном шельфе». Но больше всего силился я одолеть толстый зеленый том «Сборника руководящих документов органов рыбоохраны». В нем можно было узнать обо всем. В нем описывался внешний вид судов, флагов и форма работников рыбоохраны, толковалось отличие грубых видов нарушений от злостных, пояснялась разница в задачах участковых инспекторов и конвенционных, юридическая правомочность применения личного оружия.

Например, штраф до пятидесяти рублей на должностное лицо, оказывается, может налагать по представлению участкового инспектора только районное управление рыбоохраны. А вот штраф до ста рублей оно наложить уже не может. Тут действует лишь управление бассейновое. Районное зато передает в суд все уголовные дела. Узнал я также, что участковым и младшим инспекторам вменяется в обязанность организация профилактической работы. Беседы с населением, привлечение общественных инспекторов. Я старался как можно тщательней проштудировать все эти правила. Но снова возвращался к мысли – как же добиться, чтобы меня послали именно в Сосновск? Так, чтобы на это обратили как можно меньше внимания.

Сейчас, рассматривая за окном убегающие назад валуны, песчаные отмели, сосны, я перебирал варианты. Что говорить? Главное – как говорить? Наконец решил: буду просто просить в отделе кадров, чтобы меня назначили к одному из лучших инспекторов. Скажу, что хочу по-настоящему научиться делу, набраться опыта. Я знал, что Васильченко – один из лучших, и мне рано или поздно предложат Сосновск.

Обошлось без этого. В кадрах «Балтрыбвода» сразу же сказали, что особую нужду в мотористах и младших инспекторах испытывают сейчас три участка. Среди них и Сосновск.

Я получил направление и напутствие.

Поезд в Сосновск уходил рано утром, в шесть. Я воспользовался этим и вдоволь побродил по Риге. Осмотрел наиболее известные улицы, набережную Даугавы. Съездил на знаменитое кладбище. Вечером повезло – купил с рук билеты на органный вечер в Домский собор.

После концерта снова бродил по улицам.

Переночевал я в общежитии «Балтрыбвода». А утром уже ехал в Сосновск.

Ход электрички замедлился. Состав дернулся несколько раз. Я стащил свою сумку с верхней полки и вышел на перрон.

Станционное здание было самым обычным. Таких много в Прибалтике. Новое, одноэтажное, из силикатного кирпича, с большими окнами, без всяких украшений. Название – «Сосновск» – было аккуратно выложено красным кирпичом по фронтону.

Сосны стояли сразу за зданием станции, у самой платформы. Я поневоле задрал голову – кроны наверху казались куцыми рядом с мощными высокими стволами. Внизу, у основания сосен, снег кое-где стаял. Солнце припекало по-весеннему. Был виден густой настил прошлогодних иголок. От них шел, обволакивая все вокруг, терпкий и легкий запах.

Я двинулся к зданию станции. Со мной сошли человека три, не больше. Их давно уже не было на перроне.

Внутри, в зале ожидания, на стене висела огромная схема пригородных линий. Витрина газетного киоска в углу была заложена двумя газетами. На них лежал щербатый булыжник. За металлической перегородкой стояли блоки автоматической камеры хранения.

Я насчитал восемь блоков по двадцать ящиков.

Маловато. Сейчас здесь пусто. Но если действительно летом постоянный курортный наплыв – ящиков не хватит.

Площадь перед вокзалом показалась крохотной. Еле-еле развернуться автобусу. Кроме меня в автобус сели две девушки. В кабину забрался пожилой шофер в мятой морской фуражке. Оглянулся.

– Красавицы, пять копеек в окно.

– Сейчас.

Он включил мотор.

– Молодой человек, вам куда? Отдыхать? В гостиницу? Может, на набережную отвезти?

Я пожал плечами. Опустил пятачок.

– Понятно. Самый ранний, – шофер вздохнул. Девушки тут же протянули мимо моего плеча пятачки. Светленькая, повернувшись, успела меня рассмотреть.

– Мне нужен участковый инспектор рыбнадзора.

Я постарался сказать это, сохраняя как можно больше достоинства.

Шофер поправил фуражку.

– Так Андрея Петровича же нет.

– Нет?

Я чуть не слетел с сиденья: шофер неожиданно дал газ, автобус подбросило. Он на полной скорости рванулся вперед. Ну и ну. Порядки здесь.

– Он в море. На рыбаках. Придут к причалу только днем. Часа в четыре. Куда вас?

Автобус шел на полной скорости по узкой асфальтовой полосе.

– Высадите в центре.

Шофер улыбнулся моему «в центре». Резко затормозил.

– Пожалуйста.

Он затормозил намертво, так, что меня бросило вперед. Я без всякого достоинства вылетел в раскрывшуюся дверь. Девушки сошли вслед за мной. Они подождали. Потом быстро прошли мимо.

Автобус ушел.

Я огляделся. Тишина. Тот же запах хвои. Небольшая площадь. Вернее, асфальтированное пространство перед двумя магазинами. Столовая. Значит, это и есть центр Сосновска.

Понятно. Магазины – две одинаковые «стекляшки».

Здесь тоже удивительно тихо.

Я подошел ближе. Слеза, за сосновой рощей, море. За «стекляшками» – двухэтажное кирпичное здание. На нем сразу несколько вывесок. «Парикмахерская», «Кафе», «Ресторан». Конечно. Это и есть гостиница. Вот медный щит у двери: «Гостиница «Сосновск».

За гостиницей – аккуратные домики. Одноэтажные, с подстриженными кустами в палисадниках. Почти на каждой изгороди сушатся сети. Изредка на участках – сосны.

На одной из «стекляшек» – надпись «Гастроном». На другой – витиеватые закорючки с неровно укрепленными неоновыми трубками. Я с трудом разобрал вывеску – «Курортные товары».

В гастрономе кто-то есть. «Курортные товары», кажется, совершенно пусты.

Нет. Вышла девушка. На вид ей около девятнадцати. Каштановые волосы. Ровный красивый нос. Может быть, чуть меньше, чем должен быть. Большие синие глаза. Она идет, мерно покачивая сумкой, ударяя ею о колени. Вот повернулась ко мне. Улыбнулась.

– Здравствуйте, – сказал я. – Простите, вы здесь живете?

– Вы хотите сказать – здешний ли я человек?

Я промолчал.

– А вы – здешний человек? – девушка склонила голову, как бы принимая мое безмолвное восхищение.

– Я нездешний, – признался я. – Совсем нездешний человек.

– А я здешняя. Но не была уже здесь, – девушка, дурачась, закатила глаза. – Сколько же? Год. Нет, больше. Года два.

– Меня зовут Володя.

– Вы отдыхать? Отдыхать. Вижу. Новичок.

– Нет. Работать.

– А-а-а. О-о-о. Простите. Ради бога.

– А вы? Где-то учитесь? Работаете?

– В Ленинграде. В художественно-промышленном. Сейчас отпуск. Академический. Вопросы все? Или будут еще? Так. Зовут Саша. Некоторые зовут Шура. Вы знаете, если вечером вам будет нечего делать – приходите сюда. В вечернее кафе. Так его у нас называют.

Слишком легко, подумал я.

– Я буду со своим женихом. Вас это не смутит?

Все понятно. Да, Мартынов. Можешь не расползаться. Она опять так же смешно растянула губы в улыбке, кривляясь:

– Здесь много девушек. Очень милых. В кафе вы в этом убедитесь.

– Спасибо. Наверное, не получится. Дела. Я первый день здесь.

– Как знаете. Наверное, увидимся.

Саша пошла вдоль аккуратного ряда домиков. Я старался не глядеть ей вслед. Правда, все-таки не удержался. Посмотрел – только на секунду. Чтобы заметить, как красиво она идет. Потом толкнул дверь с надписью «Парикмахерская».

Полная пожилая кассирша безучастно глядела на меня из-за стеклянного козырька. Ее безучастность, то, как она сидела, – все это делало ее сейчас похожей на большую серую птицу, задремавшую на насесте.

– Рита! – крикнула кассирша. – Клиент!

– Да! – послышалось откуда-то сбоку. – Иду... Товарищ, садитесь, садитесь, я сейчас.

Я сел в кресло. Появилась Рита. Она была совсем молода. Наверное, моложе кассирши лет на тридцать. Миленькая. Только полновата. Веселая улыбка. Румянец во всю щеку.

– Подстричь? Головку будем мыть? – Рита затянула меня белой салфеткой. Взъерошила волосы. – Подровняем всюду?

От нее очень хорошо пахло. Кажется, французские духи.

– Сделайте как полагается. На ваше усмотрение.

– Вы такой симпатичненький, – руки Риты делали все сами – расчесывали, трогали волосы ножницами, орудовали машинкой. Язык же говорил без умолку.

– И к кому же вы такой. Запустил-то, запустил. Не к Семеновым? Нет, не к Семеновым. Вроде непохоже. Ну-ка, головку чуть в сторону. Так. Смелей. Что? О-о-о. Что же вы молчали. Моторист. Новый инспектор. Вместо Андрея Петровича? Нет? Ну, конечно. А, младший инспектор. Что же вы сразу не сказали. Я бы совсем по-другому отнеслась. А то знаете, тут туристы, курортники. Проходной двор. Просто невозможно.

Рита отложила ножницы. Обернулась.

– Розалия Семеновна! Слышали? Инспектор новый у нас.

– Я все слышу, – донеслось от кассы. – Рита, не мешай человеку. Новый, не новый. Он сам знает, какой он.

– Я просто так. Интересно, вы холостой? Если не секрет. Ну-ка наклоните головку. Ниже, ниже. Вот так. Не горячо? Сейчас помоем, в порядок приведем. Хорошо. Хорошо. Вы, значит, с утренней электричкой. Теперь подсушим... Откиньте головку.

Прекрасно, подумал я. Через час весь поселок будет знать мою краткую биографию.

– Где живет... – я чуть не сказал «старший лейтенант Зибров». Но вовремя спохватился.

– Кто живет? – Рита включила электросушитель. Я почувствовал, как волосы поддаются горячей струе.

– Участковый мне нужен. Милиция. Далеко отсюда?

– А-а. Насчет прописки. Что вы – далеко. Близко. Прямо через пять домов. За парком. Как выйдете от нас – сразу направо, – Рита орудовала теплой воздушной струей, плавно и легко касалась ею лба, висков, затылка. – Значит, магазин пройдете. Гастроном. Потом второй дом, это правление колхоза. А от него. Набок наклонитесь. Чуть-чуть. Хорошо. Потом увидите наш парк. За ним – летняя эстрада. Вы даже специально посмотрите. У нас парк знаете какой. Честное слово. Красивый. Артисты приезжают. Вот летом увидите. Будет еще голубой такой дом. Поверните головку. А следующий за ним – зибровский.

Рита отложила электросушитель. Щедро окропила меня «Русским лесом».

– Пробор делать не буду. Зибров – это участковый.

Я почувствовал себя как будто заново родившимся.

Зиброва я застал сразу. Он узнал меня, как только увидел.

– Ко мне?

– Так точно. К вам, товарищ старший лейтенант.

– Проходите, – Зибров кивнул, пропуская меня к небольшой двери с аккуратной табличкой «Г. П. Зибров». – Направо у меня контора, налево – комнаты. Смех, конечно, один, а не контора. Но проходите лучше в нее. Я могу гостя и в комнате принять, но... – он как-то застенчиво, почти робко улыбнулся. – Жена на работе, ребята в школе. Там не убрано.

– Мартынов.

– Зибров.

Лицо у Зиброва было добродушное, круглое, в веснушках. Когда он улыбался, на щеках появлялись ямочки.

Я протянул заранее приготовленные документы – паспорт, направление «Балтрыбвода». Зибров перестал улыбаться. Чему-то хмыкнул.

– Владимир Владимирович. Хорошо. А я – Геннадий Павлович.

Мы рассмеялись. Зибров с размаху протянул руку, мы снова хлопнулись ладонями.

– Гена.

– Володя.

– Отлично, – Зибров спрятал документы в ящик. – Если что нужно – заходи всегда. Со звонком, без звонка. В общем, тебе Андрей Петрович все объяснит. Мы здесь свои. Так у нас принято. Документы пока оставь. Затягивать не буду – через день получишь назад. Холостой? Ну что же, дело такое. Да и рано тебе. Ну, а у меня – жена и двое детей. Всегда на чашку чаю. И так далее. Буду рад.

Да, у этого парня – особая улыбка. Застенчивая. Но при этом чувствуется – он человек твердый.

– Вы с Андреем Петровичем споетесь. Он тоже холостяк. Убежденный, по-моему.

Работать с Зибровым будет легко. Наверняка.

– Пока. Заходи.

Причал рыбного порта был пуст, засыпан чешуей. Я долго слонялся по мокрым доскам, пока наконец не подошел первый, осевший, полный рыбы колхозный МРТ. Васильченко на нем не было.

МРТ швартовался к причалу ловко и быстро.

– Эй, на причале!

С грохотом перепрыгнув через планшир, передо мной, прямо нос к носу, остановился высокий небритый детина. Ему было лет двадцать пять. Нос пуговкой, сильно выступающая нижняя челюсть. Я почувствовал запах водочного перегара. Еще – рыбы. Еще – то, что он готов к удару.

Я все понял. Это называется – прихватить салагу. Проверить чужака на прочность.

Детина оглянулся. Нас окружили люди, спрыгнувшие с МРТ.

– Руку тебе протянуть? Недостоин.

– А ты попробуй. Он засучил рукав.

– Давай клешню.

Что же на моей стороне? Разряд по самбо. Два теннисных мячика, которые я жму каждое утро. И природная сила. От деда. Дед мой родился в Сибири. Отец рассказывал – деда в детстве звали «Кирюша-большой». Он на спор удерживал телегу с лошадью. Но черт разберет этого детину. Силища у него невероятная. И выше меня на голову.

Я сунул ладонь в теплую руку. Детина ласково поиграл моими костяшками. Улыбнулся.

– Не боишься. Смелый.

– Давай, – сказал я. – Пока все хорошо.

– Дай ему, Коль, – посоветовал кто-то в стороне. – Всмятку.

По тому, как детина сжал мою ладонь, я понял – это не специалист. Специалисты так не жмут. Но мышцы у него есть. Что ж. Он жмет изо всех сил. Тем самым он дает мне лишнюю возможность для сцепления.

Я сжал кисть. Детина почувствовал это. Дернулся.

Я сжал еще. Детина выдержал. Но закусил губу.

– Гад, – сказал детина. – Не жми косточки.

– Попроси, кореш. Отпущу.

– Гад. Сволочь. Кости не дави.

– Не гад, а Володя Мартынов. Пустить?

– Пусти.

– Скажи – пожалуйста.

– Пожалуйста. Пусти.

Я отпустил.

– И работать теперь будем вместе.

– Прислали костолома, – детина с досадой потирал отекшую кисть. – В колхоз? Что молчишь?

Я почувствовал – лед сломан.

– Почти. В рыбнадзор. Давай знакомиться.

Я стал жать руки – они тянулись со всех сторон. Кто-то хлопнул по плечу: «Молоток, кореш». Отовсюду слышалось:

– Витек. Паша. Август. Славик. Коля, Михаил Иванович.

Я вглядывался в лица, старался запомнить их. В общем, ребята с этого МРТ были неплохие.

Вдруг выделилось среди других одно лицо. По трем нашивкам на обшлагах понял – капитан траулера. Лицо неприятное. Отекшее, злое. В глазах – испуг. Чем-то напоминает вынутую из воды рыбу. Но только – с бакенбардами. Рыба с бакенбардами.

– Семенец, – он пожал мне руку. – Михаил Иванович.

Почему – испуг? Ладно. Разберусь потом.

– Андрей Петрович, – закричал кто-то. – Принимай пополнение. К тебе кадры. Кореш приехал.

К причалу швартовался второй траулер. Рыбы на нем, кажется, было еще больше. У борта стоял Васильченко. Лицо его было хмурым.