Текст книги "Кто бросит камень? Влюбиться в резидента"

Автор книги: Виктор Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Гражданин Ласточкин? – спросил Климов. Михаил поразился спокойствию, с которым комбриг посмотрел на чекиста. Казалось, появление в комнате среди ночи всей этой компании его нисколько не удивило.

– Ласточкин Иван Терентьевич, – хриплым, но спокойным голосом подтвердил тот и сел на кровать.

– Вот ордер на обыск и на ваш арест. Оружие, кроме этого, есть?

– Нет.

– Начинайте обыск. Пусть понятые войдут. И дверь там закройте.

Михаил, медленно следуя за дворником, вошел в комнату и закрыл дверь. Что-то мешало ему смотреть на соседа, и он уставился в стену, на которой висела гитара… ««Снился мне сад…» А может, и мне это только снится? Или что-то не то с головой?» Но хриплый голос Ласточкина вернул его к действительности:

– Меня что-то знобит, позвольте шинель надеть?

Не дожидаясь разрешения, комбриг сделал шаг к вешалке. Климов моментально дал знак чекисту около двери, и тот сделал то же самое. И в этот момент в дверь постучали. Быстрым движением выхватив пистолет, чекист шагнул обратно к двери и рывком открыл ее. За дверью стояла Анюта.

– Вы кто?

– Это моя девушка, – нашел в себе силы откликнуться Михаил. – Иди, Анюта, ложись спать.

Девушка, впечатленная увиденным, даже не шелохнулась.

– Идите, гражданка, вам говорят, – чекист помоложе закрыл дверь.

– А что, старшой и все вы тут мужики, как думаете, – комбриг уже стоял в накинутой на рубаху шинели. – Вот если тех, кто в гражданскую с белыми насмерть дрался, кто на всех рубежах страны и даже за ее пределами голову был готов положить за нашу советскую власть, вот если их забирают, значит, что-то не так в этой самой стране?

– Я выполняю приказ, – в звенящей тишине голос Климова был сух и отрывист. – Все вопросы будете задавать на Лубянке.

– А головы-то вам на что?

– Все, Ласточкин, отставить митинг. У нас мало времени.

– Времени у вас действительно мало. Если так дальше будет продолжаться, и с вами также поступят. А я, ребята, ни в чем перед народом не виноват, – комбриг смотрел на Михаила. – Не поминайте лихом.

Рука комбрига потянулась из кармана шинели, и Глебов понял, что сейчас произойдет. Выстрел грянул настолько неожиданно, что все присутствующие на мгновение остолбенели. Первым в себя пришел Климов.

– Встань с той стороны и никого не впускай, – бросил он чекисту помоложе и приказал Глебову: – А ты, парень, срочно вызывай врачей, быстро!

Михаил тяжелой походкой подошел к телефону и набрал номер: «Пришлите «скорую» по адресу…» – и, потеряв сознание, свалился на пол.

Глава десятая

Комиссар госбезопасности третьего ранга Николаев, если того требовала ситуация, мог выглядеть очень любезным, обходительным и приятным в общении мужчиной. Образование, которое он получил в юности, приобретенная армейская выправка, помноженные на богатый опыт оперативно-чекистской работы, в большинстве случаев производили на собеседника соответствующее впечатление и располагали к себе. Но в общении с подчиненными сотрудниками он часто вспыхивал по самому незначительному поводу, становился грубым и не выбирал выражений. А уж если речь шла о серьезном проступке, то надо было готовиться к самым непарламентским выражениям. Все это Свиридов хорошо знал, и сейчас, в половине четвертого утра второго мая, сидя за приставным столом в кабинете Николаева, он уже внутренне был готов к неприятному разговору.

– Думаю, вам излишне напоминать, что мы должны безотлагательно и очень жестко разобраться с этим фактом преступной халатности, проявленной вашим сотрудником при аресте комбрига Ласточкина, – Николаев говорил медленно, угрожающе четко выговаривая каждое слово.

– Разрешите, товарищ комиссар. Климов толковый и грамотный сотрудник, принципиальный коммунист. Конечно, он допустил непростительную ошибку, но преступную халатность я исключаю, – Федор Ильич решил, елико возможно, отстаивать подчиненного.

– Что вы там несете, Свиридов? Ласточкин за-стре-лил-ся! На глазах у ваших оперативников застрелился. Как это прикажете понимать? Вы представляете, какой этот комбриг обладал информацией? Какие он мог дать показания на еще оставшихся на свободе замаскированных врагов народа? А сейчас, по вине вашего Климова, мы имеем в наличии хрен да пару луковиц, – в голосе комиссара появились металлические нотки.

– Товарищ комиссар, он двое суток без отдыха работал на подготовке и обеспечении парада и демонстрации, а вчера вместо выходного его поставили старшим опергруппы. Я был против, но у Малашенко заболел старший, и Климова поставили на замену, – не уступал Свиридов.

– Отставить дискуссию, капитан. Послезавтра ваше заключение по расследованию этого… безобразия должно лежать у меня на столе. Все.

– Слушаюсь.

– У вас еще что-то?

– Так точно. Судя по всему, товарищ комиссар, мы получили конец нити, которая может привести к немецкому агенту в Москве…

Выслушав доклад капитана, Николаев побарабанил пальцами по столу. Злая маска на его лице сменилась выражением неподдельной заинтересованности услышанным.

– Интересно. Ну и что вы намерены предпринять?

– С утра выставим наблюдение на почтамте. Далее предполагаю вместе с Прохоровым допросить Риммера в больнице. На основании полученной информации можно будет планировать дальнейшие действия. На первоначальном этапе думаю плотно подключить Климова.

Николаев встал, размял поясницу, прошелся по кабинету:

– Ну, Климова ладно, а этого милицейского парня-то чего с собой таскать? Он свое дело сделал, обстоятельства в рапорте изложил – спасибо, до свидания. В крайнем случае, если понадобится, всегда в Москву можно дернуть. Да, надо будет ему благодарность какую-то организовать, отличился все-таки.

– Товарищ комиссар, извините, не доложил. Парень этот, Николай Прохоров, – бывший наш боевой товарищ, сотрудник контрразведки, старший лейтенант.

– Не понял, что значит бывший? – комиссар опять насторожился.

– Года полтора назад он уволился из центрального аппарата по болезни, уехал из Москвы в деревню, оклемался малость, а через полгода его дядя, замначальника областного управления милиции, уговорил в угрозыск на транспорте пойти. Вот с нового года работает заместителем начальника отделения розыска. Считаю необходимым привлечь его к разработке.

– Ну, не знаю. Необходимо разрешение замнаркома.

– Завтра подробный рапорт будет у вас на столе, товарищ комиссар.

– Ладно. Третьего с утра свяжитесь с местным управлением НКВД, наведите справки. Если что-то не так, немедленно домой. Как, вы говорите, его зовут? Или подождите. Вот бумага, – комиссар подал листок. – Имя, фамилия, отчество, где и кем работает.

Свиридов записал данные товарища и передал хозяину кабинета.

– Спасибо, свободны, – Николаев опустил взгляд на бумагу. Свиридов вышел из кабинета. Николаев поднял голову и нажал кнопку звонка. В кабинет вошел секретарь в форме лейтенанта госбезопасности. Николаев подал ему листок и привычно, по-военному, поставил задачу:

– Свяжитесь с областным управлением и наведите справки по этому человеку. Полученную информацию доложить немедленно, бумагу вернуть.

Глава одиннадцатая

В четыре утра в кабинете Свиридова совещались те, кого он обозначил «активными штыками» в разговоре с Прохоровым. Занимался новый день второго мая. Вчерашний официоз наложил отпечаток и на внешний вид контрразведчиков. Лейтенант Никитин, младший лейтенант Михалков, сержант Глухов были в штатском, а капитан, назначенный вчера дежурным по отделу, и сержант Беспалый, его верный оруженосец, как шутили промеж себя сотрудники, были одеты по всей форме. Чекисты расселись за приставным столом, ближе всех к столу начальника устроился Беспалый со спецблокнотом для ведения протокола совещания. Позавчерашний выпускник спецшколы НКВД, Беспалый наряду с оперативной работой неофициально выполнял при начальнике отделения секретарские функции: оформлял документацию подразделения, следил за сроками отчетности, контролировал режим секретности, короче делал всю необходимую бумажную работу. Причем эта последняя, похоже, нравилась ему гораздо больше основной. Не очень образованному молодому крестьянскому парню, испытывающему очевидные трудности даже на политзанятиях, импонировало, что начальник, опытный и заслуженный чекист со стажем, выбрал именно его для осуществления этой исключительно важной функции. И потому его служебное рвение на бумажном фронте било через край. Свиридов уже подумывал передать его куда-нибудь в секретариат, но кадровый дефицит заставлял его мириться с существующим положением. В самом начале оперативного совещания он предупредил сержанта, что сегодня протокол вести не надо, и, периодически бросая взгляд на парня, с сожалением отметил про себя, что тот даже как-то поскучнел.

Свиридов сделал многозначительную паузу, строго оглядел присутствующих и продолжил:

– То, что я вам сейчас рассказал, не должен знать никто, кроме сидящих здесь. Я уже вкратце доложил Николаеву, он наш руководитель и, естественно, должен быть в курсе происходящего. Подтвердим полученные данные проверочными мероприятиями, добудем дополнительные факты – будет доложено на самый верх. Из наших сотрудников будет подключен отсутствующий пока по известной причине Климов. Кстати, комиссар мне крепко за него выговаривал. Потребовал самого строгого наказания. Так что будем разбираться. Иван, когда, сказали, он освободится?

Заскучавший Беспалый встрепенулся, и лицо его приобрело важное выражение.

– Должен уже подойти, – выпалил он, глянув на часы.

– Ладно, пока оставим этот разговор, а сейчас – по сегодняшнему дню. Первое: необходимо договориться с «наружкой» и с момента открытия почтамта организовать выявление и установление того, кто получит телеграмму. Ответственный Никитин. Людей инструктировать предельно кратко – зафиксировать получателя, установить и ждать команды. Работать крайне осторожно – это может быть профессионал. Второе: пробить всех Львовых Борисов Семеновичей по Москве. Ответственный Михалков.

– А вдруг он из Подмосковья? – подал голос младший лейтенант. Свиридов поморщился.

– Начните с Москвы, – бросил он неожиданно резко и тут же пожалел об этом. Сказывалась усталость последних дней, но его люди тоже устали, а он как-никак руководитель. И продолжил уже другим тоном: – О появлении получателя доложить мне незамедлительно.

Никитин согласно кивнул.

– Имейте в виду: еще один человек будет принимать участие в разработке. Вернее сказать, с него вся эта история и началась, – капитан взглянул поочередно на Михалкова и Глухова. – Кое-кто с ним уже познакомился. Беспалый, с гостиницей, как я понял, проблем не было?

– Никак нет, товарищ капитан, – с достоинством доложил сержант. На лице Михалкова появилась гримаса недоумения.

– Но он вроде как из милиции? Вчера мы и без него бы обошлись, без всякой стрельбы тепленьким этого гостя взяли.

«Нет, все-таки раньше зайцы скромнее были. Да мне бы сейчас пару таких «милиционеров», они бы из вас, ребята, настоящих спецов сделали», – подумалось Свиридову. Но внутренне он опять завелся:

– Этот милиционер, к вашему сведению, вычислил подозреваемого без всякой оперативной информации, на ровном месте за несколько часов. Я уже проинформировал Николаева, очень надеюсь, что начальство даст добро на участие его в операции. Между прочим, это наш бывший сотрудник, опытный контрразведчик Прохоров Николай. О его интуиции в свое время легенды ходили. Вы-то с ним не знакомы, а вот Климов его хорошо знает. Днем мы едем в больницу, допросим раненого, и после этого обсудим дальнейший план операции. Собираемся у меня…

Стук в дверь и появление Климова с папкой в руках прервали Свиридова.

– Разрешите, товарищ капитан?

– Ну что, отписался? – Свиридов хмуро глянул на лейтенанта.

– Так точно.

– Ну, садись. Вот что, – капитан обратился к чекистам. – Завтра по ходу дела решим, когда соберемся. Вопросы есть? Все, кроме Климова, свободны. Никитин, жду рапорт на подпись, – Федор Ильич дождался, когда закроется дверь за сотрудниками. – Ну, наделал делов? Николаев требует тебя примерно наказать.

Поднявшись, он прошелся по кабинету, искоса наблюдая за понуро сидящим лейтенантом:

– Объяснения все собрал?

– Так точно, – глухо произнес тот. – Все здесь, кроме одного. Парень-понятой остался, днем я все решу.

– Что за парень?

– Да сосед комбрига по коммуналке. Там так получилось… ну, в общем, он в обморок грохнулся, когда тот себе мозги вышиб. Вот поэтому и не смог взять объяснение. Шибко впечатлительный оказался.

Свиридова покоробили слова своего лучшего сотрудника.

– Ну, это ты у нас, видать, чугунный, а нормальному человеку на это, мягко говоря, тяжело смотреть, – с раздражением сказал он и снова прошелся по кабинету. – Вот что, ты этого парня мне сегодня… нет, завтра с утра организуй сюда ко мне. Я с ним лично побеседую, допрошу-расспрошу поподробнее. Послезавтра Николаев требует заключение служебного расследования. Крепко он недоволен тобой.

– Прав он, на сто процентов прав. После такого прокола надо квасом идти торговать, а не шпионов ловить.

– Это хорошо, что у тебя с самокритикой в порядке, – Федор Ильич почувствовал, как слегка отлегло от души. – Заслужил – носи, твое от тебя не уйдет. А пока давай о новом деле поговорим. Ты Прохорова Николая помнишь?

– Спрашиваете, товарищ капитан. А где он, объявился? – ожил Климов.

– Объявился. И не просто, а с сюрпризом. Слушай, я сейчас повторяться не буду, в четырнадцать часов жду у себя, по ходу дела все и узнаешь.

– Федор Ильич, я извиняюсь, а где Николай-то?

– Спит. И ты иди спать. Нам выспаться сейчас, Никита, надо. Голова понадобится свежая, соображать, я чувствую, много придется. Очень серьезное дело наклевывается. Иди, – и уже вдогонку: – А случай с комбригом пусть станет тебе уроком на всю жизнь.

Проводив Климова, Свиридов подошел к шкафу и достал начатую бутылку коньяка. Сидя перед налитой рюмкой, он вспомнил, как летом прошлого года Сталин на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны жестко критиковал военных контрразведчиков. Мол, «прошляпили» заговор в армии. Мол, во всех областях разбили буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки. Разведка – это та область, где впервые за двадцать лет большевики потерпели жесточайшее поражение… Ой, как им могут аукнуться слова вождя после случившегося с комбригом Ласточкиным. Наверное, Сталин прав, но в душе, положа руку на сердце, Федор Ильич Свиридов сомневался в таком масштабе заговора. Все-таки служба работала, и не могла она проглядеть такую широкомасштабную вредительскую затею. Вот теперь и пожинаем плоды этой шпионской лихорадки, охватившей страну до самых до окраин. Сотни опытных командиров арестованы, в некоторых военных округах дивизиями управляют капитаны и майоры без опыта строевой службы, в результате эти округа получают при проверке боевой подготовки неудовлетворительную оценку. А если завтра война? Глубоко вздохнув, Свиридов в очередной раз задал себе еще один, главный, по его мнению, вопрос: почему же эти боевые маршалы и генералы, не убоявшиеся в гражданскую ни Колчака, ни Деникина, наговаривали столько напраслины на своих боевых друзей? Он прекрасно знал, какими умельцами по части получения подобных признаний были некоторые его сослуживцы, но ведь он сам был свидетелем, когда легендарные красные командиры без всякого насилия излагали такое, от чего брала оторопь, а в душе поселялись щемящая горечь и пустота. И уже не хотелось протестовать против всего происходящего… не хотелось ничего. Как говорится, плетью обуха… Свиридов повертел в руках рюмку.

– А может, и к лучшему, что Ласточкин застрелился?.. – шепотом сказал он сам себе.

Глава двенадцатая

Лежа с закрытыми глазами, Глебов пытался понять, где он, что с ним произошло и происходит. Кажется, он только что проснулся… Кругом тишина, похоже, ночь на дворе. Он лежит на постели одетый. Почему он боится открыть глаза? Что там, в реальной действительности? Там ведь что-то такое произошло, что он силится и никак не может вспомнить – мозг как будто бы отключился и существует отдельно от остального организма. Прошло еще несколько секунд, но все оставалось по-прежнему. Ну и сколько он еще будет так лежать? Придется разорвать эту темноту и выйти на свет божий.

В комнате было темно, хотя слабый свет уже старался прорваться через плотные шторы. Глаза постепенно привыкали к мраку. В углу на стуле горела настольная лампа, прикрытая женской кофтой. В центре чистого стола стоял граненый стакан, с одной стороны от него – бутылка молока, с другой – бутылка пива. «Куда это они его под конвоем?» – Михаилу пришло на ум неожиданное сравнение. На другом конце стола, положив голову на руки, дремала Анюта. Увидев ее, он пошевелился, пружины кровати скрипнули, и девушка подняла голову. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, затем Анюта резко соскочила со стула и кинулась к нему:

– Как ты, Миша?

– Ты знаешь, голова малость кружится, а так нормально, – прошептал он с виноватой улыбкой. – Анюта, что вчера произошло? Ничего не помню.

Девушка настороженно взглянула на Михаила.

– Миша, ты про Ивана Терентьевича помнишь? – произнесла она с опаской.

«Вот оно… вспомнил, все вспомнил».

– Господи, да как же это, – невнятно пробормотал Глебов и обессиленно рухнул на подушку. Анюта в отчаянии обхватила юношу руками, по лицу ее текли слезы. Видно было, что случившееся вчерашним вечером оказалось и для нее тяжелым испытанием.

«Господи, зачем же так… зачем же он себя-то?» Михаил со страхом глянул в заплаканные глаза девушки:

– А что потом со мной было? Я как провалился куда-то…

Анюта вытерла слезы:

– Ты был в обмороке… я так испугалась. А когда врачи приехали, сказали, страшного ничего нет, успокоили меня немного. Ты, наверное, пить хочешь? Попей молочка. А хочешь пива.

«Какое пиво, какое молочко?..»

– Слушай, а что там теперь в их комнате?

– Увезли врачи Ивана Терентьевича, а комнату органы опечатали.

«Опечатали комнату? Опечатали…»

– А как же Екатерина Марковна, она-то куда придет? – мысли Михаила путались, цепляясь одна за другую. Он все пытался что-то спросить, что-то главное не давало ему покоя.

– Слушай, я ничего не понимаю. Ну не мог он, геройский мужик, замышлять чего-то против нашего народа, против партии, против Сталина! Какой же он враг?

Анюта внезапно почувствовала, как он дрожит всем телом.

– Миленький, – зашептала она, – успокойся. Мы многое не знаем, успокойся.

Она гладила его по голове, говорила что-то успокаивающее, но он, не слушая, продолжал твердить:

– Этого не может быть, это какая-то ошибка.

– Тише, тише, конечно, ошибка. Там разберутся, – и вдруг неожиданно для себя она стала расстегивать кофточку. Михаил остановился на полуслове и с открытым ртом, перестав дрожать, как завороженный глядел на то, как она расстегивает бюстгальтер. Торопливо шепча ласковые слова, девушка прижалась к нему всем телом, и губы его наконец ответили на ее страстные поцелуи.

…Разбудил их стук в дверь. Кто-то настойчиво молотил кулаком в дверь комнаты Глебовых. Анюта проснулась первой, за ней открыл глаза Михаил.

– Мишок, спишь, что ли? – послышался из-за двери голос Сергея. Кто-то из женщин в коридоре уже сделал ему замечание, тот резко ответил, голоса стали набирать скандальную тональность, надо было разрядить ситуацию, и Анюта открыла дверь. Сергей тут же церемонно извинился перед соседкой и шмыгнул в комнату. Вид полуодетого, лежащего на кровати Глебова и неприбранные волосы Анюты настроили гостя на игривый лад.

– Здрасте, вам! Я-то думаю, уж полдень близится, а Глебова все нет, что-то непонятное происходит, а тут, оказывается, медовый месяц, – по всему было видно, что Сергей уже поправил с утра пошатнувшееся после вчерашней гулянки здоровье. – Вставай, проклятьем заклейменный, у меня кое-что имеется для продолжения праздника, – парень отвернул полу пальто и достал из внутреннего кармана поллитровку. – Представляете, прождали вас полчаса, успели с Татьяной поругаться, а…

Огорченно махнув рукой, Сергей сел на стул:

– Короче, ушла она к подруге, наказывала вам кланяться. А я решил-таки навестить старого боевого товарища. Слушайте, а чего вы молчите? И физиономии у вас такие скучные. Тоже поцапались, что ли?

Михаил переглянулся с Анютой.

– Серега, тут такое дело, – медленно начал он хрипловатым голосом. – Вчера… ну, вы ушли, а после вас пришли. За ним пришли, арестовывать. А он застрелился, – горло Михаила перехватил спазм, он замолчал.

Сергей удивленно воззрился на друга:

– Погоди-погоди. За кем пришли, кто застрелился?

– Иван Терентьевич, сосед тутошний, – всхлипывая, ответила вместо Глебова Анюта.

– Вот это номер! – Сергей замолчал, потом перевел взгляд с Анюты на Михаила, недоуменно качая головой: – Ничего не понимаю. За что арестовать-то хотели?

– Кто ж его знает? За что нынче арестовывают? – Анюта шмыгнула носом.

– Так он что, тоже враг народа, что ли?

Глебов даже с подушки поднялся от возмущения:

– Кончай трепаться, ты же его видел-то всего однажды, а буровишь невесть чего.

Сергей развел руками:

– Извини, конечно, но сам же знаешь, так просто арестовывать не будут. И потом, если не виноват, чего стреляться-то?

– Так вот и у меня в голове не укладывается, – Михаил снова опустил голову на подушку.

– Успокойся, Миша, мы, наверное, что-то не понимаем. Товарищ Сталин учит насчет обострения классовой борьбы на современном этапе, – вставила Анюта, но Глебов ее тут же перебил:

– Так он-то в этой борьбе всегда по нашу сторону баррикад воевал. И в гражданскую, и сейчас в Испании. Зря, что ли, его награждали? И зачем награждали, если враг?

Сергей вдруг многозначительно поднял палец:

– Кстати, Мишок, а помнишь, он какие-то странные разговоры вел про Испанию? Ну, в смысле там все скоро закончится, и не в нашу пользу. Помнишь?

– Ну, было такое, да, – медленно подтвердил Михаил.

– Вот, – Сергей еще раз, уже торжествующе, поднял палец. – Вот то-то и оно! А ты говоришь. Слушай, – перешел он на шепот, – а может, нам сообщить куда следует про эти его разговоры?

– Ты что, Серега, всерьез? – Михаил опять оторвал голову от подушки, Анюта бросилась к нему, на ходу успокаивая.

– Да ладно тебе, я так просто, – пробормотал смущенно гость.

– Думать надо, что говоришь, балда! – Михаил махнул рукой и замолчал. Приумолк и Сергей. Но ненадолго.

– Мишка, ты извини, но… раз такое дело, давай помянем, что ли, твоего комбрига? Анюта, дай посуду да закусить чего-нибудь.

Глебов поморщился:

– Ты знаешь, что-то нет настроения.

Но девушка поддержала гостя:

– Миша, выпей немного, полегчает.

На столе появились рюмки, остатки вчерашней закуски. Сергей, разлив по рюмкам водку, встал.

– Ну, помянем раба Божьего Ивана Терентьевича, – он потянулся чокнуться с Анютой, но та строго оборвала его, объяснив неуместность подобного ритуала. Выпили, помолчали. Сергей было снова взялся за бутылку, но, наткнувшись на строгий взгляд Анюты, сделал извинительный жест:

– Ну, ладно, ребята, я пошел.

– Ты, Серега, вот что… я тебя прошу, – Михаил приложил палец к губам. Друг встал, состроил недовольную гримасу.

– Да понял я, понял. Ну, прощай папанинская льдина… бывай здоров, Михрюта. И ты, Анюта, бывай. Извините дурака.

За Сергеем захлопнулась дверь. Анюта, стоявшая у окна, взглянула на лежащего Глебова.

– Миша, можно тебя спросить, – медленно начала она. – Ты только не обижайся, я понять хочу. Ты часто встречался с Ласточкиным?

– К чему это ты? – Михаил опять напрягся.

– Ну вот, смотри: ты его знал так, ну, как соседа. Редко его видел, а разговаривал и того меньше. Так?

– Ну, допустим, – парень пытался понять, куда клонит его подруга.

– Я хочу понять, откуда у тебя такая уверенность в невиновности Ласточкина? – и, увидев, как Михаил меняется в лице, поспешно добавила: – Я тебя как заново узнала. Ты, оказывается, не такой легкомысленный, каким кажешься. Но все-таки объясни, откуда у тебя эта вера?

– Не знаю. Просто верю, и все, – как-то спокойно и отрешенно ответил Михаил.

– А Тухачевский, Егоров, другие? Ведь ты им тоже верил? А сегодня?

Глебов не ответил. Собравшись с мыслями, Анюта продолжала:

– А я вот что думаю. После революции, после Гражданской войны стали мы жить лучше, стали примером для всего мира. Вот тут и засуетились буржуи на Западе, опасность почуяли, стали приглядываться, как бы наше движение вперед затормозить. Вот они из-за границы-то вредят и у нас ищут тех, кто бы им помог. А наши-то начальники… они про мировую революцию и забыли. Карманы набивают, пьют, блудят. Вон у каждого по две-три жены, а сударушек и не сосчитать. Тьфу! – говоря это, Анюта возбужденно ходила по комнате и активно жестикулировала. – Рядятся бесконечно, кому править. Их буржуям и искать не надо, все на виду. Вот и ложатся эти перерожденцы под кого ни попадя. Только они думали, что товарищ Сталин про них не знает, не ведает. Ан нет! Все это до поры до времени. Вот, видать, время-то и пришло. Еще бы немного, продали бы они нашу страну мировой буржуазии, всяким там германцам да полякам с японцами.

– Да какой же Ласточкин начальник? – устало вставил Михаил. – Старый солдат, все время на службе, никаких капиталов не нажил.

Анюта подошла к нему, наклонилась, внимательно посмотрела в глаза, обняла:

– Значит, ошибка какая-то, навет подлый, разберутся где надо.

– Да поздно уже разбираться, человека-то нет! – в глазах Михаила появились слезы.

Анюта покачала головой:

– Успокойся, дай я тебя пожалею, бедный мой…