Текст книги "Кто бросит камень? Влюбиться в резидента"

Автор книги: Виктор Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Стоп. Давайте по порядку. Какого Михаила и куда «к ним»?

– Ну, у этой… как ее? Самохваловой. У нее есть жених. Михаил. Фамилию забыла. Вот его друзья пригласили меня на Первое мая к ним на квартиру. Хорошо погуляли, – Зоя мало-помалу приходила в себя. – Ребята нормальные, на заводе работают. Там еще военный один был, такой представительный мужчина, – она невольно вздохнула, вспомнив Ивана Терентьевича. – Сосед ихний по коммуналке.

– Что за военный? В каком звании? Я гляжу, вы вообще неравнодушны к военным, так должны знать, – сержанта не могли не заинтересовать обширные связи девушки с военными. Он и про ресторанных командиров собирался ее выспросить, но, увидев, что девушка трудно переключается с одного на другое, дал ей полную возможность высказаться, задавая наводящие вопросы.

– В каком звании? Не знаю, боюсь ошибиться. У него тут, – Зоя показала себе на шею, – вот такая штучка (она начертила в воздухе ромб). А зовут его Иван. Иван Терентьевич. Даже фамилию помню. Ласточкин его фамилия.

Беспалый насторожился. История с Ласточкиным была ему хорошо известна.

– Значит, Ласточкин Иван Терентьевич? С одним ромбом в петлице? Комбриг? Я правильно вас понял? – в голосе сержанта появилась заинтересованность.

– Получается, правильно.

– Ну и о чем они там говорили с этим комбригом? – Беспалый настойчиво развивал тему.

– Я не прислушивалась, – простодушно ответила Зоя. – Мы танцевали, вино пили. А еще этот военный на гитаре играл и пел про любовь, – она снова вздохнула.

– И что, никаких больше разговоров не было? – сержант начал терять терпение.

– Я же говорю, танцевали… да, когда они курили на лестнице, они говорили про Испанию. Они к нему чего-то приставали, а он им сказал, что не надо. Сказал… – она состроила многозначительную гримасу, – что дела там неважные… ну и все такое.

– Что все такое? – повысил голос Беспалый.

– Не знаю, товарищ начальник. Неважные, и все. Он сказал: «Все, точка, пошли вино пить», – растерянно ответила девушка.

– Ясно. Берите ручку и напишите мне все, о чем сейчас рассказывали. И как можно подробнее.

Климов шел по коридору управления. Уже на подходе к своему кабинету он, погруженный в мысли, не сразу понял, что это в его кабинете разрывается телефон. Схватив трубку, он услышал голос Никитина. Тот доложил, что клиент написал очень хорошую бумагу и интересовался, что с ним дальше делать. Климов поблагодарил коллегу и велел отпустить Львова. Положив трубку, он несколько минут сидел, заложив руки за голову, и глядел в потолок, обдумывая сложившуюся ситуацию. С этой минуты Львов будет под контролем наружной разведки до понедельника. За это время Глебов должен будет дважды выйти на явку в музей. В зависимости от результатов посещения Глебовым музея в понедельник комиссар Николаев примет окончательное решение – арестовывать подозреваемых или продолжать игру. Значит, будем ждать…

Климов встряхнулся и решил позвонить Прохорову. Тот словно ждал звонка. Климов пообещал заехать к нему через час и обсудить все новости. Тот, в свою очередь, посетовал на вчерашнюю забывчивость своих подопечных. Оказывается, Глебов, пообещав новому знакомому из ресторана встретиться сегодня вечером, забыл про выход в музей. А час назад Глебову позвонила Ольга и сказала, что у нее срочное дело и она тоже не пойдет на встречу.

– Едри иху мать, разгулялись, понимаешь, – эмоционально отреагировал Климов, но, поразмыслив, остыл. А собственно, что произошло? Глебов должен идти на явку и пойдет. А с дядькой они что-нибудь придумают…

В дверь постучали, и в кабинет вошел Беспалый:

– Разрешите, товарищ лейтенант. Тут такое дело… баба эта, которую из ресторана доставили…

– Ну у тебя, Иван, и словечки, – недовольно оборвал сержанта Климов. – Надо говорить: девушка.

– Какая она девушка? – возмутился Беспалый. – Самая настоящая…

– Отставить, сержант. Я тороплюсь. Давай короче.

– Извините, товарищ лейтенант. Вот прочитайте, – он подал начальнику листок бумаги, написанный рукой Зои. Климов прочитал написанное, и лицо его приобрело сосредоточенное выражение. Он молчаливо побарабанил пальцами по столу, потом взглянул на Беспалого:

– Слушай, Иван. Ты оставь мне эту бумагу, она нам пригодится. И еще… давай договоримся – знаем про эту бумагу ты да я. Пока. Понял? Операция в самом разгаре, а начальство может начать горячку пороть. Я потом доложу сам. Договорились?

Беспалый ушел. Климов еще посидел несколько минут, потом положил листок в папку, с которой и вышел из кабинета.

Глава тридцатая

Климов не блефовал, когда сказал Беспалому, что торопится. Он действительно торопился. Предстояла встреча с Анютой. Глядя в окно автомашины, он еще раз попытался взвесить все плюсы и минусы вчерашнего вечера. К серьезным плюсам он, в первую очередь, отнес вербовку Львова. И очень важным было сообщение Львова о положительной реакции его хозяев на результаты проверки Глебова-Лещинского. Исходя из этого, сегодняшний выход Глебова на явку может оказаться результативным. Хотя у противника есть в запасе еще одна попытка… Контрразведчики получили подтверждение того, что деятельность Львова и Ольги направляется неким фигурантом, связь с которым осуществляет Ольга. Это тоже плюс. Казалось бы, кругом одни плюсы. Но одна мысль не давала ему покоя. Они с Прохоровым были уверены, что в ресторане был некто, кто должен был принять окончательное решение на установление связи с посланцем из Минска. Возможно, этот некто и был тем самым фигурантом, с которым контактирует Ольга. Но Прохоров в разговоре дал ему зашифровано понять, что подозрительных контактов Ольги он не зафиксировал. Зоя из компании офицеров оказалась простой случайностью, которая свалилась на голову по закону подлости. Спасибо Глебову, вовремя засек источник опасности. Теперь этот Седой… Может он быть резидентом противника? Вряд ли. Старый… каких немало бродит по ресторанам в поисках приключений. Как доложили, и в ресторане этом раньше бывал – ребята уже подработали. Жалко только, что вчера им не удалось его установить, но не беда, сегодня установят. С другой стороны, какой же главарь будет в открытую водить дружбу со своей агентурой? На сегодня молодежи встречу назначил, а если он резидент, то кто пойдет на встречу с Глебовым? Может, Ольга? – она, по информации Прохорова, сегодня отказалась идти на гулянку. Или у них есть кто-то еще? Да… голова кругом от этих вопросов.

Машина остановилась. Климов встряхнулся, посмотрел на часы, потом на шофера. Тот согласно кивнул и вышел на полчаса проветриться.

– Докладывайте, товарищ Умная, как вчера погуляли, – Климов, улыбаясь, разглядывал Анюту, устраивающуюся на заднее сиденье.

– Слушаюсь, товарищ Ворошилов, – так же шутливо ответила девушка. Климов несколько опешил.

– Ну как же? Если я Умная, то и вас надо как-то зашифровать. Вот я и подумала: если вы Климов, то будете Ворошиловым, – скромно потупя глаза, объяснила Анюта свою незатейливую шутку. Лейтенант засмеялся:

– А ведь ты права. Я как-то в суматохе это упустил, а это очень может понадобиться. Ну, Ворошилов не Ворошилов, а… помнишь песню такую: «Береги страну родную, как луганский слесарь Клим». Вот и называй меня Слесарь.

– Да зачем Слесарь? Я бы тогда назвала вас товарищ Луганский. Вполне революционное прозвище.

– Господи, какое прозвище? Оперативный псевдоним, – он вдруг почувствовал, что девушка его разыгрывает. – Все, шутки в сторону. Идея твоя правильная, будешь именовать меня товарищ Луганский.

– Вы сегодня какой-то возбужденный, случилось чего? – в наблюдательности Анюте отказать было нельзя.

– Что, заметно? Понимаешь, дело мы тут одно очень серьезное сделали. Кстати, с твоей помощью. Даже начальство похвалило и тебе велело спасибо передать, – последние слова он добавил уже от себя.

Легкий румянец окрасил щеки девушки. Климов решил еще добавить заслуженного елея:

– Здорово вы вчера с Михаилом, тьфу, Леонидом, сработали. Молодцы.

А дальше он начал выяснять для себя беспокоящий его вопрос: не почувствовала ли она что-нибудь подозрительное? Ничего подозрительного не заметили, никто к ним особого внимания не проявлял, отвечала Анюта. Дед один, интеллигент обходительный, все ее танцевать приглашал, да и то потому, что Михаил долго отсутствовал, от этой Зои прятался. Анюта произнесла последнюю фразу с деланным безразличием, но это было лукавством. Она боялась себе признаться, но седой мужчина ей понравился. Этот уверенный, глубоко проникающий взгляд, – казалось, что он читает тебя насквозь. Эти сильные руки – точно они сотворили так много добрых дел. Это его умение держаться с достоинством и благородством – в его присутствии все кругом стремились выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Анюта не помнила своего отца, но она часто думала, на кого он мог быть похож. И вот вчера вечером она неожиданно подумала, что именно такой человек мог быть ее отцом. Но уже поздно ночью, когда вихрь чувств слегка улегся, она со страхом осознала, что этот немолодой, видавший виды мужчина нравится ей как женщине…

– Этот Седой… он вроде пригласил вас сегодня на встречу? – вопрос Климова вернул ее к реалиям дня сегодняшнего. – Как считаешь, надо идти?

– Может, и надо, да не знаю, как у Миши складывается, – она понимала, что Глебов был своеобразным барьером для ее растрепанных чувств, и надеялась на него. – Он, по-моему, куда-то по вашим делам собирается. Тогда мы только с Ольгой пойдем.

– К сожалению, Ольга тоже не может. Да и не в Ольге дело. Он ведь тебя приглашал. Ты же это прекрасно понимаешь, – Климов старался поймать взгляд девушки, но она упорно прятала глаза.

– Нет, я одна не пойду, – тон, которым была произнесена эта фраза, заставил лейтенанта пойти ва-банк.

– Погоди. Успокойся и выслушай меня. Сегодня ночью мы получили данные, что интерес иностранных разведок замыкается на твоем друге.

Анюта вздрогнула как от удара. Какое отношение имеет Глебов к иностранным разведкам?

– Этого не может быть, – в ужасе произнесла она. – Этого просто не может быть, – последние слова она почти выкрикнула.

– Успокойся, это не то, что ты подумала. Им действительно заинтересовалась германская разведка. А что это значит? – Климов все-таки поймал ее взгляд и, внимательно посмотрев девушке в глаза, начал отвечать на свой же вопрос: – Гитлер собирает силы для войны с нами. Понятно, что он хочет знать все про нашу страну: сколько у нас самолетов, танков, чем мы собираемся воевать, сколько у нас запасов разных… В общем, все. Зачем им нужен твой Михаил? Не знаем. А должны знать! И ты можешь и стране помочь, и его спасти.

– Господи, Никита Кузьмич, запутали вы меня вконец! Ну, как я пойду одна? Да и не похож этот Седой на шпиона. Надо будет, еще пригласит.

– Ой, наказанье господне! Ты что, думаешь, на шпионах крупными буквами написано, что они шпионы? Да ты хоть понимаешь, в какой переплет Михаил попал? Вот послушай, – Климов достал рассказ Зои о первомайской вечеринке и зачитал оценку комбригом Ласточкиным ситуации в Испании. – А ведь на Ласточкина был выписан ордер на арест. А Михаил сказал на беседе, что никаких разговоров с ним не вел… ты хоть понимаешь, что это значит? Я же должен что-то делать по этой бумаге!

До Анюты постепенно дошел смысл происходящего. «Что же ты, Сергей, наделал? – с горечью подумала она. – Собственными руками привел в дом к другу эту лярву, которая всех нас в пропасть сталкивает…»

– Ну, хорошо, я пойду на встречу, – голос показался Климову усталым и равнодушным. – А если он… ну, в общем, домой пригласит?

– Я тебя к нему идти не заставляю. Действуй по обстановке. Уйти ты можешь в любое время, но нам нужно точно знать, кто он – свой или чужой? И еще. Я тебе тут написал телефоны, запомни наизусть. Мало ли что. Будешь звонить по первому телефону, спрашивай Николая Николаевича, ты его знаешь. Он мне все передаст. По второму телефону звони мне, но только в самом крайнем случае, – он подал бумажку Анюте. – Сейчас запомни и бумажку верни.

Давно Николай Николаевич Прохоров так не смеялся. Как-то повода не было. Да и сегодня это была скорее какая-то внутренняя разрядка после вчерашней нервотрепки в ресторане. У сидевшего напротив Климова поначалу был очень серьезный настрой, но, глядя на заливающегося смехом товарища, и он потихоньку разулыбался.

– Значит, закончил я с этой девчонкой, чувствую, в горле пересохло, сам понимаешь, переволновался. Сажусь за стол, наливаю минералки. Пару глотков только и сделал, меня как обожгло! Вспомнил, что парень-то наш на горшке сидит. Ну, я махом в уборную, а там же несколько кабинок, пойми он в какой… и кричать нельзя, вдруг рядом кто-то из их компании устроился! – последние слова он буквально промычал, давясь от смеха. Климов, отсмеявшись, посерьезнел.

– Как ты думаешь, кому они наших показывали? – спросил он с надеждой на чутье Прохорова.

Тот, вытерев глаза от выступивших от смеха слез, покачал головой:

– Не знаю. В этом смысле полный нуль. Кроме мужика, который на твою девчонку глаз положил. Ты что решил по сегодняшнему вечеру?

– Ну что, – вздохнув, начал лейтенант. – Еле уговорил нашу подругу. Ни в какую не хотела одна идти. Но потом все-таки сдалась, – Климов не стал говорить коллеге про то, как он использовал информацию Зои. При упоминании имени девушки из ресторана Прохоров поинтересовался, что она рассказала чекистам. Никита Кузьмич ответил односложно, мол, подтвердила все, о чем говорил Глебов.

За чаем с пирожками, которые по дороге прикупил Климов, они разговаривали про всякую всячину, когда постучавший в комнату сосед Прохорова пригласил того к телефону. Николай Николаевич тут же вернулся за Климовым, потому как звонили с Лубянки. Новость, которую он узнал, взбудоражила обоих. Беспалому позвонил начальник отделения милиции, через которое отрабатывалась легенда Глебова-Лещинского. Оказывается, сегодня утром в отделение заявилась молодая особа, представилась секретарем комсомольской организации и интересовалась комсомольцем Лещинским. Подробные приметы, названные капитаном милиции, не оставляли сомнения, что это была Ольга. Правда, Климов удивился, откуда у девушки точная информация по отделению милиции, но Прохоров успокоил товарища. Вчера во время танцулек в ресторане Глебов, отвечая на расспросы Ольги, сам назвал номер отделения, о чем и сообщил утром Прохорову.

Покончив с пирожками, Климов встал и потянулся:

– Слушай, Николай Николаевич. Разреши мне у тебя немного поспать, с ног ведь валюсь. А в четыре часа разбуди, если нетрудно.

– Какой разговор, Никита? Ложись на кровать, а я тут на кушетке с тобой за компанию. Сейчас будильник заведу и на боковую. Слушай, а может, по сто грамм, чтобы спалось крепко? – Прохоров поднялся со стула.

– Да я бы с удовольствием, но надо народ инструктировать по вечерним делам. Если все нормально пройдет, я тебе вечером обязательно компанию составлю.

Обязательный Климов сдержал обещание. Прохоров открыл ему дверь с вопросом:

– Со щитом или на щите?

Никита Кузьмич вяло пожал плечами:

– В музее «по дуплям». Девчонка где-то гуляет с дедушкой. Как говорится, хорошего понемногу, сладкого не досыта. Так что есть повод принять… за утренний успех и за вечерний пшик.

После третьей стопки разговорились «за жизнь». Климов поведал товарищу свою незатейливую жизненную планиду, в которой было увлечение такой же молоденькой пишбарышней, то есть машинисткой тоже очень серьезного учреждения. Увлечение переросло в скоропалительную женитьбу, а через пару лет их союз также скоропалительно распался. Климов внезапно ушел от жены, и партийному комитету по месту работы чекиста это категорически не понравилось. И быть бы ему наказанным за аморалку, если бы партийцы случайно не выяснили, что бывшая женка преспокойно сожительствует со своим непосредственным начальником. Климову попеняли, что он умолчал об этом факте, но он только рукой махнул. Чего уж тут оправдываться, если калибром не вышел, в смысле должности. Хорошо, что детей не прижили, поэтому расстался с легким сердцем и вот уже несколько лет жил с новой женой и двумя детишками, как говорится, душа в душу. Не без проблем, конечно, потому какая жена будет равнодушна к тому, что муж чуть ли не живет на работе. Но понимает, и это главное.

К концу повествования лейтенанта Климова о своих женитьбах бутылка водки практически опустела. Прохоров было намекнул на продолжение вечера, но Климов протестующе поднял руку. Через полчаса за ним должна была подойти машина. Отвалившись на спинку стула, он вдруг негромко запел: «Степь да степь кругом…» Николай Николаевич тут же подхватил песню, и так задушевно, не повышая голоса, они в унисон стали рассказывать друг другу историю замерзающего ямщика. Правда, недолго. Дойдя до слов «в той степи глухой схорони меня…», Климов тряхнул головой, оборвал песню и разлил остатки водки по рюмкам.

– Николай Николаевич, я хочу вот эту, последнюю, за тебя выпить. Хороший ты мужик. Нам тебя прямо Бог послал, – Кузьмич даже носом шмыгнул, так расчувствовался.

– Ну, что ты, Никита, будет тебе, – на душе у Прохорова стало одновременно и легко, и тяжело. Легко от искренних слов товарища по оружию, а тяжело, потому что не сегодня завтра отбудет он по месту несения своей сыщицкой службы. Что ж, полтора года назад он сам для себя сделал выбор… – Спасибо за добрые слова, а только все имеет свое начало и свой конец. Как ты выражаешься, Бог послал, Бог и заберет.

– Ты чего буровишь? Как это заберет? – Климов недоуменно посмотрел на товарища.

– Да успокойся, я в том смысле, что домой возвращаться надо. Все будет в порядке, – Прохоров тревожно глянул на часы. – Ты не забыл, за тобой уже машина пришла, семь минут как ждет.

Они вышли на улицу, еще раз обнялись, и Климов, встряхнувшись, собрался идти, как вдруг повернулся к Прохорову.

– Слушай, Николай Николаевич, – он наморщил лоб. – Все забываю спросить: а что стало с тем парнем… ну, из-за которого твоя жена погибла?

Прохоров грустно улыбнулся:

– Этот Тимофей, действительно, талантом оказался. Закончил медицинский и пошел по научной части. Его даже сюда в Москву взяли, у него специальность редкая, – он покрутил пятерней у виска, – по всяким умственным болезням. Тимофей Ложкарев, будущее светило нашей медицины.

Климов восхищенно покрутил головой:

– Вот ведь как получается. Она погибла, а стране такого человека спасла, – еще раз шмыгнув носом, он смахнул с глаза соринку, поднял вверх сжатый кулак и решительно зашагал к машине.

Теплый майский вечер медленно растворялся в надвигающихся сумерках. Анюта и Эдуард Петрович неторопливо шли по одной из уютных московских улочек. Кое-где в окнах уже засветились электрические лампочки, большие абажуры разными цветами освещали комнаты москвичей, завершивших трудовую неделю и предвкушавших воскресный отдых. Анюта, слушая очередную занимательную историю своего спутника, которых у него оказалось невероятное множество, неожиданно почувствовала страстное желание находиться там, за одним из этих окон с красным абажуром над круглым кухонным столом. Будет ли когда-нибудь у нее такой райский уголок? И кто разделит с ней вечернее чаепитие в такой же удивительный вечер за таким же круглым столом?

Эдуард Петрович остановился и закурил. Проходящие мимо женщины с любопытством разглядывали необычную пару – седой мужчина в новом коричневом костюме-тройке и совсем молодая девушка в скромном ситцевом платье – и наверняка задавали себе вопрос: кто они друг другу – отец и дочь или?.. Она ловила эти взгляды все то время, пока они гуляли по парку, ужинали в кафе, бродили по улицам. Интересно, подумала она, а кем бы она хотела приходиться этому явно незаурядному мужчине, который откровенно выказывал ей свою симпатию. Он совершенно не рисовался перед ней, держался просто, как с равной. Ей было так хорошо и спокойно с ним, что в какой-то момент она поняла, что совершенно не изучает его как человека, которого предложено рассматривать через призму «свой – чужой». А он тем временем, слегка поддерживая ее за локоть, подвел к подъезду одного из домов. Отбросив папиросу, мужчина повернулся и взял ее за руку.

– Анюта, вы очаровательны, – он поцеловал ей руку. – У нас был чудесный вечер, и мне так не хочется с вами расставаться. Еще совсем рано. Я приглашаю вас скрасить еще час-другой моего одиночества, взглянуть на мою холостяцкую обитель. Прошу, не отказывайте мне, – произнес он умоляющим тоном.

Анюта застыла в нерешительности. Перебирая все «за» и «против», она уцепилась за тот факт, что за все время их общения она не получила о нем никакой конкретной информации. Ни разу он не обмолвился, кто он, где работает, какую жизнь он прожил до сегодняшнего дня. Единственный практический вывод, который она для себя сделала, заключался в том, что ее спутник был человек состоятельный. Судя по тому, как он расплачивался в кафе с официанткой и сколько оставил ей на чай, деньги у него водились. И в глубине души она призналась себе, что его это только возвысило в ее глазах. «Ладно, – сказала она себе, – зайду посмотрю, как живет, узнаю, чем занимается. Может, и про прежнюю жизнь разговорить удастся».

– Ну что с вами делать? Только учтите, я не только очаровательна, но и опасна. Леонид это уже испытал на себе, – нарочито строго ответила она.

– Что вы, что вы! Вы считаете меня таким легкомысленным? В годы, когда я служил в армии, для меня и моих друзей понятие женской чести было свято, и за прошедшие годы нисколько не изменилось. Прошу покорно, – он открыл дверь подъезда.

Войдя в квартиру, Анюта сразу же решила, что ее кавалер работает по научной части, столько книг было в его скромном жилище. Правда, жилище это было отдельным, и в нем был телефон. Обстановку же составляли большие книжные шкафы, этажерки и полки, сплошь заставленные книгами. Хозяин прямо с порога уведомил гостью, что именно книги являются его слабостью и единственным богатством. Раскрыв стоявший в гостиной массивный книжный шкаф, он предложил девушке ознакомиться с содержимым, а сам отправился на кухню. Анюта была поражена обилием красивых фолиантов, толстых и не очень. Интересно, но в тех книжных магазинах, куда она захаживала время от времени, таких книг не продавали. Вот теперь до нее дошло, почему этот мужчина такой образованный. Если бы она прожила среди этих книг столько лет, сколько ему сейчас, то тоже была бы такой грамотной, сказала она себе.

Из кухни донесся голос Эдуарда Петровича:

– Анюта, вы любите кофе?

Вопрос застал ее врасплох. Она пробовала кофе пару раз в жизни, и, откровенно говоря, напиток ей не понравился. И над тем, какого рода существительное «кофе», она тоже никогда не задумывалась. Как и большинству населения страны, ей было удобно обозначать «кофе» средним родом. Поэтому Анюта честно ответила:

– Не знаю.

Вопросов из кухни больше не последовало, и изучение библиотеки продолжилось. Неожиданно ее глаза, разбегающиеся от книжного изобилия, наткнулись на небольшую красную шкатулку, что стояла в самом углу шкафа. Такую красивую вещицу она видела впервые и не могла удержаться, чтобы не взять ее в руки. «Интересно, что этот мужчина может хранить в такой изящной шкатулке? Я только одним глазком, Бог простит», – подумала она и украдкой попыталась открыть крышку шкатулки, но тщетно, та была заперта. Повертев в руках, гостья поставила ее на прежнее место и, видимо, нажала на какую-то потайную клавишу. Крышка открылась, и в тот же миг из кухни послышались шаги хозяина. Девушка мгновенно встала таким образом, что шкатулка осталась за ее спиной. Эдуард Петрович поинтересовался, будет ли Анюта пить кофе черный или с молоком. Анюта, не раздумывая, выбрала последнее. Но хозяин не спешил уходить.

– Что за книга вас увлекла, Анюта? – он сделал шаг по направлению к шкафу. Сердце у девушки ушло в пятки. «Не дай бог, увидит, что шкатулка открыта, вот конфуз-то будет». Она схватила первую попавшую и протянула Эдуарду Петровичу. Тот уважительно покачал головой.

– Пушкин. Да… «Мимо острова Буяна едет флот царя Салтана, пушки с пристани палят, кораблю пристать велят», – продекламировал он и вернул ей книгу. – Между прочим, в прошлом году сто лет стукнуло, как Александра Сергеевича нет с нами, а мы его помним, читаем и продолжаем восхищаться его гениальными стихами. Однако кофе стынет.

– Я сейчас.

Проводив мужчину глазами, она торопливо схватила шкатулку, пытаясь закрыть крышку. И тут ее внимание привлекла фотография, лежащая поверх остальных бумаг. Кто-то очень знакомый смотрел на нее с фотографии. Она стремительно поднесла ее к глазам и замерла. На фото смеялась Ольга, подруга Бориса Львова. «Вот же…» – неприлично выругала хозяина Анюта и машинально повернула фотографию обратной стороной. Надпись на обороте сверкнула молнией: «Папе в день совершеннолетия». «Какому папе? Неужели… потом думать будешь! Фотку назад, шкатулку захлопнуть. Есть!» Анюта встретила Эдуарда Петровича шелестом страниц очередной книги. Кофе предложен, но она снова не почувствовала вкуса. Мысли разбежались, надо было их собрать, а он уже заводил патефон для танцев. «Уйти? Надо уйти. А задание? «Ты можешь и себе помочь, и Михаила спасти», – сказал Климов… Тебе просто не хочется уходить, вот ты и вспомнила про задание. «Сердце, тебе не хочется покоя». Это не мое, это Утесов…»

– Анюта, можете смеяться, но я влюбился в вас как мальчишка, – жарко дышал ей в ухо Эдуард Петрович. – Веду себя как ненормальный и ничего не могу с собой сделать. Я уже думал, что такого чувства мне не дано испытать до конца жизни… ошибся. Но как я рад этой ошибке. Вы сегодня та соломинка, за которую я хватаюсь в этой страшной пучине жизни… не отвергайте меня… не отвергайте.

««Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить» – это опять Утесов… Я тоже хочу любить… Господи, прости и помилуй меня, грешницу…» Мерно шипя, крутилась патефонная пластинка…