Текст книги "Кто бросит камень? Влюбиться в резидента"

Автор книги: Виктор Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Немец, выдержав паузу, приступил к инструктажу постояльцев. Говорил он по-немецки, но оказалось, что Седой неплохо знал этот язык и выступил в роли переводчика для Анюты.

– Ну вот, располагайтесь. Завтра у вас выходной, познакомьтесь с городом, погуляйте, отдохните. А послезавтра начнем работать. Будьте готовы к девяти часам. Если что-то понадобится, позвоните по этому телефону, – он подал Седому листочек бумаги. – Ну а это вам на первое время, – он сунул руку в карман и, достав пачку денег, также передал Седому. – Номер оплачен. Вопросы есть?

Седой, не переводя, взглянул на Анюту, потом, спохватившись, покачал головой. Сопровождающий отдал поклон Седому, ободряюще улыбнулся Анюте и ушел.

Седой посмотрел на девушку и весело фыркнул:

– Ну что? Мечты иногда сбываются, не так ли? – он взял ее за руку, завел в ванную, открыл кран. – Нравится?

Анюта восхищенно кивнула. Седой, склонившись к ее уху, прошептал:

– У них в этой стране свои порядки, номер может прослушиваться, поэтому лишнего говорить не будем. Особенно, как я говорил, про наши приключения у меня на родине. А сейчас, я думаю, тебе надо принять ванну, а я пока закажу что-нибудь в номер.

Беседа Хайнцтрудера с руководителем абверовской резидентуры в Риге, состоявшаяся в кабинете последнего, проходила в форме ответов хозяина на вопросы гостя. При всех своих положительных качествах майор, к сожалению, располагал и отрицательными. Он был падок на женщин и на драгоценности, поэтому с трудом скрывал нетерпение побыстрее завершить протокольную встречу и отбыть в гостиницу, где его ожидал Пильгер.

– Как долго вы предполагаете дать им порезвиться? – вице-консул задавал вопросы, памятуя и о собственной безопасности.

– Два дня. Мы специально заказали им роскошные апартаменты, пусть расслабятся. Послезавтра их разведут по конспиративным квартирам и начнут плотно работать с каждым.

– Номер оборудован аппаратурой?

Хозяин покачал головой:

– Без местных это не сделаешь, а нам бы пока не хотелось лишних ушей. Номер чист. Вот с квартирами все в порядке.

Хайнцтрудер мысленно сделал для себя «зарубку».

– Хорошо, а что с «наружкой»?

– Все готово.

– Давайте с завтрашнего дня, – сказал он. «Пусть думают, что я забочусь о казенных деньгах, возможно, придется выскочить в ювелирный для проверки». – Я постараюсь, чтобы сегодня они не вышли из отеля. Да и самому хочется немного встряхнуться. В Москве с этим некоторые сложности, – он изобразил на лице этакую фривольность.

– Понимаю, господин майор. Этот отель располагает обширным выбором развлечений.

– Ну и славно, – гость встал, удовлетворенный результатом беседы. – Да, не забыть бы: шеф наказал привезти рижский бальзам. Позаботьтесь, пожалуйста, я рассчитаюсь.

– Не беспокойтесь, все сделаем.

– И еще. Этот русский – очень опытный профессионал. Аккуратнее с ним.

– Нас предупредили, господин майор, – учтиво заметил руководитель местной резидентуры и пошутил: – «Der froher Gast ist niemands Last», – мол, добрый гость нам не в тягость.

Седой и Анюта сидели в гостиной в халатах, которыми наряду с многочисленными полотенцами и разнообразными туалетными принадлежностями была оснащена ванная комната, и смаковали кофе, только что привезенный служителем отеля в номер вместе с шампанским, коньяком и фруктами. Седой взял в руки бутылку коньяка, внимательно ее изучил и удовлетворенно поставил ее назад:

– И кофе у них отличный, и коньяк неплохой, но коньяк отложим на потом. Ну-с, дорогая, как вы себя чувствуете?

– Как в Зимнем дворце, – смеясь, ответила Анюта.

Седой неожиданно тоже покатился со смеху. Анюта растерялась, думая, что сказала какую-то глупость, но он замахал руками, извиняясь:

– Все нормально, извините меня ради бога, – он утер выступившие от смеха слезы. – Я тут перед отъездом прочитал в одной старой газете… вы ведь знаете, что сейчас в Зимнем дворце находится музей «Эрмитаж»? Так вот, в газете написали, что в одном из отделов музея сильно пахнет вином, так как в подвале под этим отделом находится винный склад и разливочный пункт… – он опять смешливо фыркнул, улыбнулась и Анюта.

– Между прочим, в свое время во дворце были шикарные винные погреба. И вот, когда в семнадцатом году… – Седой вдруг посмотрел на часы. – Пардон, но эту историю, как и коньяк, тоже оставим на потом.

Он поднялся, поднялась и Анюта.

– К нам скоро должен пожаловать важный гость. И не один, а с деньгами, – при этих словах он как-то весь встрепенулся, шагнул к девушке, обнял ее и закружил по комнате, припевая на цыганский манер популярную в свое время песню: «Соколовский хор у «Яра» был когда-то знаменит, Соколовского гитара до сих пор в ушах звенит». Он чуть присел и с новой силой закружил ее под припев: «Всюду деньги, деньги, деньги, всюду деньги, господа, а без денег жизнь плохая, не годится никуда!» – с этими словами они плюхнулись на диван. Седой поцеловал ее в губы.

– Дорогая, у нас в запасе всего полчаса. Одевайтесь, я попрошу вас пройти в ресторан и заказать ужин на троих. Подождете нас там, мы тут кое-что быстро обсудим, надеюсь, задержим вас ненадолго.

Через четверть часа, когда Анюта спустилась на первый этаж и подошла к ресторанной двери, она заметила боковым зрением, как в вестибюль отеля вошел Хемниц в сопровождении мальчика-грума, несущего чемоданы, один из которых был очень похож на их чемодан, который Седой куда-то унес на ленинградском железнодорожном вокзале.

Муромцев встретил дипломата в номере как лучшего друга. Коньяк был тут же открыт и бокалы наполнены. Подав знак Пильгеру, что номер не прослушивается, Хайнцтрудер поднял бокал.

– Поздравляю вас, Пильгер. У вас начинается новая полоса в жизни. Уверен, что и здесь, на Западе, вы найдете достойное применение своим знаниям и опыту, – он говорил совершенно искренне, и поэтому словесный пафос не казался вычурным. – А ваша юная избранница будет скрашивать, я надеюсь, редкие моменты, когда вы будете отдыхать от участия в решении проблем мирового значения.

Они чокнулись, пригубили коньяк, мимикой оценили его качество, и теперь уже Муромцев взял слово:

– Филен данк, герр Хемниц. Я понимаю, что про проблемы мирового значения это, так сказать, для красного словца, но, уверяю вас, порох в пороховницах еще не отсырел. Правда, сначала хотел бы проверить счет в банке, прикинуть финансовые возможности. Может, смогу домик осилить? Знаете, Хемниц, очень хочется возвращаться домой, к себе домой, и знать, что тебя там кто-то ждет. У меня этого так давно не было…

Они снова пригубили из бокалов.

– Как говорят русские, Бог троицу любит. Но вы не будете возражать, что третий раз мы выпьем чуть позднее? – Муромцев вопросительно взглянул на гостя.

– Как вам будет угодно, – развел руками вице-консул.

Спросив разрешения, Муромцев взял свой чемодан и направился в ванную комнату. На полпути он неожиданно остановился и спросил Хайнцтрудера:

– Надолго мы здесь задержимся?

Тот неопределенно пожал плечами:

– Ну… какое-то время придется побыть в Риге. Таков порядок.

– Ох уж этот пресловутый немецкий порядок, – хмыкнул Муромцев.

– Извините, не соглашусь с вами, – протестующе поднял руки вице-консул. – В данном случае это не национальная особенность, это правило разведки.

– Пардон, шучу, – расшаркался Седой. – Понятное дело, карантин.

Он зашел в ванную, а майор, долив себе коньяка, подошел к окну и, созерцая пейзаж за окном, стал продолжать дегустацию понравившегося ему напитка. Из ванной послышался звук падающих предметов, затем шаги. Немец оглянулся. У двери в ванную комнату стоял Пильгер и как-то странно смотрел на него, держа в руках какой-то сверток.

– Эт-то что такое? – неожиданно севшим голосом просипел он, показывая сверток. По лицу его было видно, как трудно ему приходится сдерживать себя.

– Ви, битте? Что? – немец непонимающе уставился на Муромцева.

– Что это за фальшивка? Где настоящие драгоценности, я вас спрашиваю? – повысил голос Муромцев.

– Что за тон, Пильгер? – осторожно спросил дипломат, постепенно разобрав суть вопроса. – В чем дело?

– Не прикидывайтесь, герр дипломат… или кто ты там есть на самом деле. Почему это лежит в чемодане вместо драгоценностей? Ловко же вы меня… – Муромцев даже замолчал, подыскивая нужные слова, а до Хайнцтрудера начал потихоньку доходить смысл происходящего.

– Не забывайтесь, Пильгер. Я все это в первый раз вижу. С девчонкой своей разбирайтесь. Не заставляйте меня думать, что это провокация, – коверкая русские слова, выпалил он.

Последние слова немца распалили Муромцева еще больше.

– Какая к черту провокация? Ты что несешь? Об этих драгоценностях ни одна душа не знала, кроме нас с тобой, – перешел он на «ты», отбросив всякие приличия. – Отдай по-доброму, прошу. Грех это.

– Да вы просто пьяный, Пильгер. Как вы смеете подозревать меня, германского офицера…

– А вы кого обокрасть решили? – бесцеремонно перебил Муромцев Хайнцтрудера, горестно качая головой. – Боевого русского гвардейского офицера…

Дипломату бы сдержаться, но оскорбительные заявления агента вывели его из себя, и Хайнцтрудера тоже понесло.

– …которого голоштанные мужики раздолбали в пух и прах, да еще и из России вытолкнули, – язвительно продолжил он тираду Пильгера.

– Не тебе судить о России, – Муромцев уже кричал. – Что вы, колбасники, в ней понимаете!

– Как же… натюрлих, – насмешливо ухмыльнулся вице-консул, – как можно понять загадочный русский душа: русский гвардеец идет в наемники, в ландскнехты к колбасникам… как проститутка на содержание.

– Да я тебя… – Муромцев порывисто шагнул к немцу, но тот, резко отпрянув назад, выхватил пистолет.

– Руе! Тихо! Как это у вас говорят: честность за честность, – дипломат-майор наотмашь рубанул по-живому. – Я тебе все скажу… В молодого жеребца поиграть захотел? Родную дочь на смерть послал, а сам с этой да с золотом… Тоже, наверное, ворованное? И у колбасников жить собрался?

– Ты что мелешь, скотина? Кого это я на смерть послал? – остолбенело выдавил Муромцев. Хайнцтрудер в ответ только устало махнул рукой:

– Вы же ее, либер фатер, собственными руками к чекистам послали… она и застрелилась, чтобы в плен не попасть.

Муромцев, непроизвольно открыв рот, силился понять услышанное.

– Вот так вот, либер фатер, – немец подошел к столу, налил рюмку коньяку, взял ее левой рукой – в правой был пистолет – и протянул агенту: – Выпейте и успокойтесь. Мне вас искренне жаль. Но не надо забывать свое место, – нравоучительно объяснял он Пильгеру. Тот, машинально взяв рюмку, тупо смотрел перед собой, рюмка с коньяком мелко дрожала в его руке.

– Выпейте, Пильгер, и объясните толком, что… – он не успел закончить фразу. Муромцев резким движением выплеснул коньяк ему в лицо вместе с рюмкой, выбил из руки пистолет и с нечеловеческим воем схватил за горло. В следующую секунду оба рухнули на ковер…

Обеспокоенная долгим отсутствием Эдуарда Петровича, Анюта извинилась перед официантом и направилась в номер. За время, проведенное ею в ресторане, она успела вдоволь налюбоваться на его убранство, потом «переворошила» все мысли, которые мучили ее последнее время, и, наконец, обеспокоенно заерзала в кресле, отгоняя откуда ни возьмись взявшуюся тревогу.

Открыв дверь, она вгляделась в полумрак комнаты. Седой сидел за столом перед листом бумаги, исписанным убористым почерком, обхватив голову руками. Перед ним стояла почти пустая бутылка из-под коньяка. Рубашка его была порвана, на лице отчетливо просматривались какие-то пятна и ссадины.

– Эдуард Петрович, – начала она робко, – я жду-жду… Что случилось?

Седой вздрогнул и поднял голову.

– Господи, Анюта, – он встал из-за стола. – Девочка моя… Господи! – нетвердыми шагами он подошел к девушке и провел руками по волосам. – Совсем как моя Оленька, – спазм перехватил горло, из глаз его полились слезы, и он вдруг упал перед ней на колени. – Простите меня, милая, не судьба нам вместе быть, так, видно, на роду написано. Обокрали нас благодетели, будь они прокляты.

Он повернулся назад, и Анюта, присмотревшись, с ужасом увидела лежащего на полу немца.

– Они думали, купили меня с потрохами… Вот вам, вот, – ткнул он кукишем в сторону дипломата.

– Что с ним? – вскрикнула девушка. – Давайте я включу свет.

– Не надо света, – всхлипнул Седой. – Пришлось поучить мерзавца… Ладно, даст бог, очухается. Господи, нищие мы с тобой, Анюта, нет у нас никаких сокровищ… И доченьки моей нет, – снова запричитал он. – Ничего и никого нет!

Анюта поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое, от чего этот сильный человек за полчаса стал глубоким немощным стариком с потухшими глазами и пустым блуждающим взглядом.

– Эдуард Петрович, успокойтесь, прошу вас, вы же умница, вы сильный человек, – она обняла Седого, приговаривая: – Мы найдем выход, мы сейчас сядем и все обдумаем.

Она подвела Седого к столу, усадила, потом подошла к лежащему немцу и осмотрела его. Тот лежал окровавленный, без сознания, но сердце билось.

– Эк вы его, – посетовала Анюта. – Как же так получилось?

– А вот так и получилось, – упавшим голосом пьяно произнес Седой. – А русские прусских завсегда бивали, это еще Суворов говорил.

Анюте показалось, что последнюю фразу он произнес абсолютно трезвым голосом. Лицо его медленно приобретало серьезное выражение.

– Возьмите это письмо и передайте его в советское полпредство. Сейчас, немедленно. Только будьте осторожны. И проситесь назад, в Россию. Это поможет, – он показал на письмо.

– Мы вернемся вместе, – заговорила девушка, но Седой перебил:

– Прошу вас, поклонитесь родной земле от меня, попросите прощения. Может, когда-нибудь русские люди поймут меня. А еще попробуйте найти… впрочем, не надо, – он печально махнул рукой и подал ей листок. – Вот, возьмите и быстро бегите в полпредство. И деньги.

Свернув листок, Анюта спрятала его и снова обняла Седого:

– Эдуард Петрович, миленький, ждите меня здесь, я скоро, прошу вас, дождитесь меня.

Седой, пьяно улыбнувшись, кивнул, поцеловал Анюту и подтолкнул к двери.

Улица была пустынна. Анюта зашла в будку телефона-автомата и набрала номер. На том конце провода ответили.

– Это ресторан «Дубовая скамья»? – запинаясь, спросила она. – Мне нужен Имант Кляйвиньш, администратор. Его теща подвернула ногу и не может идти, просит, чтобы он срочно подвез ее до дому… Из автомата, у кинотеатра Сплендид Палас… Хорошо, – она положила трубку.

– Вон она, на углу, – вглядевшись в сумерки, сказал Старший.

Машина остановилась около Анюты, Младший открыл дверь.

– Это вы ждете Иманта Кляйвиньша? – не скрывая счастливой улыбки, спросил Младший. Анюта обрадованно кивнула.

– Садитесь.

Едва Анюта устроилась на заднем сиденье, Старший сразу нажал на «газ». В пустынном переулке Старший, подсвечивая фонариком, прочитал бумагу Седого. Дочитав до конца, он повернулся к девушке:

– Послушай, девочка, если это правда… этой бумаге цены нет. Спасибо, товарищ Нюра! Я тебя правильно называю?

Анюта кивнула. В последней инструкции, которую она получила, Луганский назвал ей ее псевдоним для общения с группой поддержки.

– Ну что, думаю, при таком раскладе тебе возвращаться туда не надо, – задумчиво протянул Старший. – Мы сами сходим, а ты посидишь здесь.

– Нет-нет, – горячо запротестовала Анюта. – Я должна вернуться, я обещала…

– Это опасно, Нюра, – тихо предупредил Младший.

– Ничего, я скажу, что в полпредстве обещали помочь, просили приехать. Давайте сделаем так.

– Ну, что скажешь, командир? – Младший напрягся в ожидании ответа.

– А если это провокация?

– Какая провокация, – нетерпеливо всплеснула руками Анюта. – У немца вся башка в кровь разбита, я проверила. И вообще, в Москве мне велели сопровождать этого человека. Поэтому я сейчас пойду и приведу его.

– Ну, попробуй. Он бы нам, конечно, очень пригодился. Если что заподозришь, сразу уходи, – осторожно согласился Старший. Младший угрюмо молчал.

– Ну, я пошла, а вы ждите у гостиницы за углом, – Анюта взялась за ручку двери.

– Куда, – фыркнул Старший. – Мы же далеко, заблудишься. Сейчас подбросим и пойдешь.

Она вышла у гостиницы и прошла внутрь. Старший повернулся к напарнику:

– Ты, Сашок, на меня сентябрем не поглядывай. С нами он сразу на контакт не пойдет, а уговаривать его времени нет. Я боюсь, они там с этим немцем шуму наделали, того и гляди, фараоны пожалуют, так что его оттуда просто так не вытащишь. А она глянет и, если что не так, сразу смоется. Там видно будет, как его достать. Ты тут пока посиди, а я пойду посмотрю, что да как. Да не дергайся ты, – осадил он жестом парня, увидев, как тот приподнялся, быстро открыл дверь и уже собрался выскочить наружу. – Кто из нас языком-то владеет, ты или я?

Старший вышел из машины и прошел в вестибюль.

Анюта, стараясь держать себя в руках, подошла к двери гостиничного номера, открыла дверь и замерла на месте. В номере горел яркий свет. За столом неподвижно лежал Седой, голова в луже крови, в упавшей руке пистолет. В комнате сновали какие-то мужчины, которые, услышав скрип двери, как по команде обернулись в сторону девушки. Один из них, подойдя ближе, спросил:

– Мадмуазель, вы проживаете в этом номере?

Анюта то ли не успела, то ли не захотела соврать. Да и за спиной откуда-то появился еще один угрюмый мужчина, похожий на тех, что в комнате.

– Да, – тихо сказала она.

– Уголовная полиция. Вы арестованы.

Конец первой книги.