Текст книги "Митридат"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

Царская свита разразилась бурными радостными возгласами. А Митридат в знак благодарности так сдавил Метрофана в объятиях, что чуть не задушил его.

Для того чтобы выгрузить слона на берег, пришлось разобрать часть корабельного борта и построить более широкие прочные сходни с перилами. Огромное животное, следуя за своим погонщиком, медленно выбралось из корабельного чрева. Слон осторожно переставлял свои похожие на тумбы ноги и ощупывал длинным хоботом нагретые солнцем доски трапа. Сойдя на каменные плиты причала, ушастый гигант вдруг повалился на бок и остался лежать в таком положении.

Толпа синопцев, собравшиеся вокруг, с изумленным восторгом взирали на столь необычное зрелище. Живого слона здесь еще не видели. Если бы не царская стража, окружившая лежащего на боку слона, нашлось бы немало смельчаков, желающих дотронуться до диковинного зверя рукой или палкой.

– Почему слон лег?– встревожился Митридат.– Метрофан, ты привез мне больного слона?!

Египтянин лишь усмехнулся.

– Царь,– сказал он,– слоны, как и люди, плохо переносят качку. Этот бедняга девять дней болтался в море, лишившись аппетита и сна. После такого путешествия у кого угодно наступит упадок сил.

– Значит, слон оправится?

– Завтра же оправится, царь. Вот увидишь.

– Рад это слышать, Метрофан. А теперь– во дворец! Метрофан сел в колесницу вместе с Митридатом. Горячие кони понесли их во весь опор по широкой прямой улице, ведущей от порта к царской цитадели на вершине обширного холма. За ними мчалась свита Митридата в колесницах и верхом на конях.

Горожане опасливо жались к стенам домов, пропуская мимо грохочущую колесами и копытами царскую кавалькаду. Многие почтительно склоняли головы, увидев на передней квадриге высокого атлета с широким разворотом плеч и золотыми развевающимися по ветру волосами.

Во дворце шумело пиршество, когда в дверях царской трапезной появился Пелопид, заведующий царской конной эстафетой. Со всех концов Понтийского царства к нему стекались сообщения о происшествиях, добрых и дурных предзнаменованиях. Обо всем, что так или иначе касалось понтийского царя. Приходили к Пелопиду известия и из сопредельных с Понтом царств, где у Митридата тоже были свои люди.

По встревоженному лицу Пелопида Митридат догадался, что он пришел с недоброй вестью.

Оставив шумное застолье, Митридат уединился с Пелопидом в своей канцелярии, где на столах были разложены письма, на которые следовало ответить самому царю и на которые должен был дать ответ Критобул от его имени. Здесь же в специальных ящиках хранились донесения лазутчиков и доносы вельмож друг на друга.

– Что случилось, Пелопид? Говори!– потребовал Митридат.

– Прибыл гонец из Каппадокии, царь.

– Что там?

– Пропретор Киликии Сулла разбил твоих сторонников, царь. Римляне взяли Мазаку и опять посадили царем Ариобарзана.

– А мой сын?

– Твой сын сумел бежать в Армению к твоему зятю Тиграну.

– Почему Тигран бездействует? Ведь он клятвенно заверял меня, что не допустит римлян в Каппадокию!

– Полководцы Тиграна также побеждены Суллой, царь. Множество армян осталось на поле битвы.

– Да хоть бы все они там остались, если меч в руках держать не умеют!– раздраженно бросил Митридат.– У Суллы, наверно, было несметное войско, если он так быстро захватил Каппадокию?

– Нет, царь.– Пелопид скорбно опустил голову.– Римлян было немного. Но их поддержали те из каппадокийцев, которые некогда избрали царем Ариобарзана. Еще у Суллы были наемники из киликийцев.

Митридат отпустил Пелопида и, опечаленный, опустился на стул. В его душе боролись отчаяние и гнев. На пути всех его устремлений неизменно встает гордый и алчный Рим! С той самой поры, когда он вывел Понт из безвестной державы в сильнейшее царство Азии, римляне постоянно суют нос в его дела. Посланцы Рима принудили его отказаться от многих завоеванных земель, вывести гарнизоны из Галатии и Пафлагонии; римляне поссорили с Митридатом его давнего союзника вифинского царя Никомеда, и тот даже изгнал своего младшего брата за симпатии к понтийскому царю. Римский сенат даровал свободу Каппадокии, перед этим захваченной Митридатом, и даже утвердил на царство никому не известного Ариобарзана, которого каппадокийцы путем голосования выбрали царем из своей среды.

Митридат, который находился в родстве с правящей династией Каппадокии, полагал, что у него больше прав на трон в этой стране. Послав в Каппадокию войско, Митридат прогнал выскочку Ариобарзана. Царем над каппадокийцами стал шестнадцатилетний сын Митридата, тоже Митридат. Недовольных понтийские военачальники усмирили вооруженной рукой. Однако не прошло и года, как из Рима посыпались угрозы, а вслед за ними пришел ультиматум: или война, или сын Митридата должен уйти из Каппадокии.

Митридат был вынужден подчиниться, так как не был готов к войне.

По совету Тирибаза Митридат избрал иной, более хитрый способ действий. Узнав, что в Великой Армении умер старый царь Тигран и во главе царства встал его единственный сын, вернувшийся из парфянского плена, Митридат незамедлительно пригласил юного царя в Синопу. Здесь он сумел очаровать молодого человека своей дочерью Апамой. Вскоре состоялась свадьба. Перед свадьбой Митридат поставил условие Тиграну (того звали, как и отца), что Апама достанется ему, если армянский царь даст слово изгнать из Каппадокии Ариобарзана и вновь посадить там сына Митридата. Тигран, который не мыслил себе жизни без Апамы, поклялся всеми богами, что выполнит условие своего тестя.

Тигран действительно изгнал из Мазаки Ариобарзана, водворив туда брата своей жены. Он даже оберегал его царствование, дав Митридату Младшему войско из армян. И вот это войско разбито Суллой, а ненавистный Ариобарзан опять царствует в Каппадокии.

После пира Митридат собрал своих приближенных на совет. Присутствовал на нем и египтянин Метрофан.

Митридат коротко обрисовал случившееся в Каппадокии и обратился к своим советникам с вопросом:

– В силах ли мы противостоять римлянам уже в этом году или нам следует и дальше ждать более благоприятных для войны условий?

Друзья царя, сидевшие вокруг с раскрасневшимися лицами после обильных возлияний, не сразу сообразили, что ответить. Столь резкий переход от веселого торжества к обсуждению печальных известий, пришедших, как всегда, из Каппадокии, на многих подействовал угнетающе.

Наконец со своего места поднялся Архелай и заговорил с той развязностью, какая была присуща ему во хмелю:

– Царь, извини меня за прямоту, но я боюсь, что в ожидании каких-то ведомых одному Тирибазу благоприятных условий для начала войны с Римом может пройти все твое царствование. В нашем войске больше ста тысяч воинов. У нас построено двести боевых кораблей и множество осадных машин. В нашей казне полно золота, а хлеба мы запасли на десять лет вперед. В союзе с нами царь Великой Армении и царь Пафлагонии, поскольку оба являются твоими зятьями, Митридат. На мой взгляд, к войне мы готовы как никогда!

– Вот именно, что на твой взгляд,– проворчал Тирибаз, который был трезвее всех.– Мы готовы к войне с кем угодно, только не с Римом.

– Что я говорил!– с усмешкой промолвил Архелай, делая широкий жест в сторону Тирибаза.– Порой мне кажется, что Тирибаз попросту подкуплен римским сенатом.

– А может, Тирибаз надумал принять римское гражданство?– язвительно вставил брат Архелая Неоптолем.– Тогда ему нужно учить латынь и сбрить бороду, ведь римляне бород не носят.

Слова Неоптолема вызвали смех у многих присутствующих, в том числе у Митридата, который представил на миг Тирибаза без усов и бороды. Да скорее небо упадет на землю, чем случится такое!

Совет превратился в споры и перепалки. Кто-то соглашался с Тирибазом, который редко ошибался– такой уж он был человек. Но были и такие, которые выражали точку зрения пылкого Архелая: «Нечего ждать каких-то там благоприятных условий! Надо проучить римлян и вышвырнуть их не только из Каппадокии, но и из Азии!»

– Чего мы ждем, царь?– молвил Архелай, ободренный поддержкой.– Того ли, что горы в Каппадокии превратятся в равнины для удобства нашей конницы и колесниц или высохнут моря и наше войско посуху дойдет до Италии? Победы одерживаются не благоприятными причинами, но обученным войском и храбростью!

В душе Митридат был согласен с Архелаем, но он видел, как хмурит густые брови Тирибаз, не выносивший ничего показного и чрезмерного. Тирибаз как никто знал цену людям и поступкам, он мог увидеть сокровенное и всегда чувствовал малейшую опасность. Поэтому Митридат распустил совет, дабы поговорить с Тирибазом с глазу на глаз.

Митридат заговорил первым, едва они уселись напротив друг друга одни в просторной комнате с драпировкой по стенам.

– Я не хочу в чем-то тебя упрекать, Тирибаз, и тем более обвинять в малодушии. Ты знаешь, что я всегда ценил тебя и прислушивался к твоим советам. Я и теперь хочу знать твое мнение. Как мне поступить: объявить войну Риму или закрыть глаза на воцарение в Каппадокии Ариобарзана?

Митридат взглянул на Тирибаза, ожидая ответа. Ответ Тирибаза был кратким:

– Пока еще рано начинать войну с Римом, царь. Митридат постарался скрыть свое раздражение, Но оно все же

прозвучало в его голосе:

– По-твоему, у меня недостаточно войска, мало кораблей… Почему?

– И по этой причине тоже,– невозмутимо сказал Тирибаз.

– А что, есть еще другая причина?– удивился Митридат.

– Есть, царь. И не одна.

– Открой же их мне, Тирибаз, чтобы я мог прямо смотреть в глаза своим полководцам, уставшим от ожидания войны.

– Ты знаешь сам, Митридат, как легко пустить стрелу в небо,– произнес Тирибаз со вздохом,– и как трудно попасть стрелой в цель, тем более далекую. Проще простого объявить войну, но гораздо сложнее победно завершить ее. Ведь речь идет не о том, чтобы наказать какое-то разбойное племя в горах. Мы хотим бросить вызов сильнейшей державе мира! Сокрушить Рим в одной решительной схватке на суше и на море вряд ли удастся, скорее всего это будет череда войн, долгих и жестоких. А горячие головы вроде Архелая рассчитывают победить быстро. Я уже говорил и повторяю– с римлянами нужно воевать их же оружием…

– Это я уже слышал, Тирибаз,– недовольно промолвил Митридат.– Более того, следуя твоим советам, я сделал своим зятем Тиграна с единственной целью, чтобы он вернул в Каппадокию моего сына. И свою дочь Орсабарис я выдал замуж за пафлагонского царя Александра, дабы сделать его своим союзником против Никомеда. И тоже по твоему совету. А ведь ранее я воевал с Александром и даже убил двух его братьев. Мне стоило немалого труда примириться с ним, свидетели боги.

– Я считаю это твоей крупной победой, царь,– сказал Тирибаз.

– Только проку от этих брачных союзов, как и от твоего замысла воевать с соседями чужими мечами, оказалось никакого, Тирибаз,-

продолжил Митридат.– Как тебе известно, Александр несколько раз нападал на Вифинию, но победить Никомеда он не смог. И наш замысел посадить царем в Вифинии Сократа провалился именно поэтому. Не удалась и попытка действовать в Каппадокии армянскими мечами: римляне снова вернули трон Ариобарзану.

Казалось бы, теперь, когда понтийское войско стало гораздо многочисленнее, появилась возможность разговаривать с Римом на равных. Однако из твоих уст, Тирибаз, звучит одно и то же: «Еще не время!» Когда же придет это время, ответь мне. Я не хочу, чтобы мое царствование превратилось в сплошное ожидание каких-то благих предзнаменований.

– Когда у нас появятся союзники не только в Азии, но и в Европе, когда наше войско и флот увеличатся вдвое против прежнего, когда римляне увязнут в собственных распрях либо их постигнет стихийное бедствие или мор,– твердым непреклонным голосом перечислил Тирибаз.– Вот тогда можно смело объявлять войну Риму.

Оставшись один, Митридат снова и снова обдумывал сказанное Тирибазом, словно просеивая через сито его доводы и свои возражения. Он жаждал отомстить римлянам за унижения своего отца и свои унижения, у него появился прекрасный повод, а его военачальники рвутся в битву. Достаточно одного его слова, и грозно двинутся фаланги, поскачет конница, помчатся колесницы, выйдут в море тяжелые многовесельные корабли… Бог войны расправит крылья над понтийскими знаменами! Однако какое-то сомнение, вызванное словами Тирибаза, гасило воинственный пыл Митридата, вызывая в нем злость против самого себя.

Мрачные размышления царя нарушил старший евнух, бесшумно появившийся из-за дверной занавески.

– Чего тебе, Мушег?– спросил Митридат.

– Царь, у Заремы начались схватки,– ответил евнух, склонив голову,– скоро твоя супруга разрешится от бремени.

Митридат приблизился к евнуху и заглянул ему в глаза.

– Как она?

– Все хорошо, царь. Повитуха знает свое дело.

– Когда родится младенец, сообщи мне, Мушег. А теперь ступай! Евнух так же бесшумно удалился.

Обняв себя за плечи, Митридат принялся расхаживать по персидским коврам, устилавшим пол, его мысли потекли в ином направлении. Он совсем забыл про юную армянку, ставшую его пятой женой, а ведь тот же Мушег совсем недавно напоминал ему, что у Заремы вот-вот должен родиться первенец.

Митридат увидел Зарему в столице Тиграна, куда он ездил на свадьбу дочери. Красавица-армянка вместе с подругами из знатных семей развлекала понтийского царя танцем во время праздничного застолья. Таков был местный обычай. Тигран, обратив внимание, что его тесть не сводит с Заремы глаз, прямо предложил ему взять девушку в наложницы.

Узнав, что отец Заремы прославленный в Армении полководец, Митридат решил оказать ему честь и взял его дочь в жены. Кто знает, может, в будущем Митридату пригодятся его армянские родственники.

Продолжая борьбу с самим собой и одновременно искушая судьбу, Митридат мысленно поклялся Митрой: если родится сын– начать войну с Римом. Наступил вечер. В залах и переходах огромного дворца сгущался мрак. Рабы передвигались по комнатам со светильниками в руках. Зажгли светильники и в покое, где Митридат, томимый ожиданием, продолжал расхаживать из угла в угол.

Дворецкий пришел сказать Митридату, что гости, приглашенные к царю на вечернюю трапезу, уже ждут его.

– Столы накрыты, царь,– с поклоном промолвил дворецкий. Митридат неожиданно ошарашил его вопросом:

– Скажи, Сатибарзан, стоит ли мне начинать войну с Римом?

На лице Сатибарзана с огненно-рыжей бородой появилось выражение растерянности: вопрос царя застал его врасплох. Он беспокойно заморгал глазами, замерев перед Митридатом в почтительном полупоклоне. По лицу дворецкого бьшо видно, что для него проще сделать еще сто низких поклонов, чем отвечать на такой вопрос.

– Смелее, Сатибарзан,– подбодрил дворецкого Митридат,– я спрашиваю тебя без подвоха. Мне просто хочется знать, что думают об этом мои приближенные, не имеющие отношения к оружию и войску. Что ты думаешь о римлянах, Сатибарзан? По-твоему, это серьезный враг?

– Царь, не гневайся на меня за искренний ответ, ибо мною движет желание предостеречь тебя от неверного шага,– ответил вельможа.– Я думаю, что римляне– самый опасный враг, и я бы не желал тебе, царь, встречаться с ними на поле сражения.

– Значит, ты полагаешь, Сатибарзан, что мое войско слабее римского?– нахмурился Митридат.– Так? Отвечай!

– Может, понтийское войско и не слабее римского,– проговорил Сатибарзан, немного осмелев,– только нашим полководцам далеко до римских, царь.

– Ты и меня считаешь плохим полководцем, Сатибарзан?

– О нет, царь! Такое и в голову мне не могло прийти. Но, мой царь, ты не сможешь поспеть всюду, значит, в каких-то делах будешь вынужден полагаться на худших военачальников, чем у римлян. А это рано или поздно приведет к поражению. Такое мое мнение, царь.

– Ты разумный человек, Сатибарзан,– похвалил дворецкого Митридат.– Я не разочаровался в тебе. Иди и скажи гостям, что я скоро выйду к ним.

Польщенный царской похвалой, Сатибарзан попятился к дверям, отвешивая поклон за поклоном.

Оставшись один, Митридат продолжил свои мысленные терзания. Довод Сатибарзана показался ему довольно убедительным. Действительно, можно собрать бесчисленное войско, а бездарные военачальники поведут это войско от поражения к поражению. Много ли у Митридата испытанных полководцев?

Перед мысленным взором царя проходили лица его военачальников одно за другим. Среди них не было ни одного, на кого бы он не мог положиться, каждый где-нибудь да отличился. Но ни один из них в своей жизни не сражался с римскими легионами. До сих пор врагами понтийцев были царьки и вожди соседних племен, мало чем отличающиеся по тактике и вооружению от основной массы понтийского войска. Римляне воюют не так, как азиатские народы, Митридату это известно. Среди его телохранителей есть и такие, кто сам сражался с римлянами, и их воспоминания произвели впечатление на Митридата. Правда, он не может доверить этим людям войско, поскольку опыт воина и опыт полководца– совершенно разные вещи.

Внезапно дверная занавесь колыхнулась и в комнате появился Мушег.

Митридат устремился к нему с порывом человека, у которого сейчас должна была решиться судьба.

– Говори же, Мушег!– нетерпеливо воскликнул Митридат.

– Родилась девочка, царь,– невозмутимо промолвил евнух.

– Как чувствует себя моя жена?

– Прекрасно, царь.

Заметив косой взгляд Митридата, полный не то недоверия, не то недовольства, Мушег почтительно добавил:

– У Заремы не было никаких затруднений при родах, ведь у нее такие широкие бедра. Она создана для того, чтобы рожать крепких детей, причем без особых мук.

Митридат, который готовился к тому, что провидение все же заставит его объявить войну Риму, был огорчен и раздосадован. А тут еще евнух восторгается прелестями его жены, как будто он сам принимал младенца!

– Тебе надлежит наблюдать за поведением моих жен, скопец, а не за шириной их бедер,– раздраженно сказал Митридат.– И у тебя нет права входить к роженице!

Мушег смиренно опустил голову, так что длинные черные волосы упали ему на грудь.

– Царь, меня не было там, где рожала твоя супруга,– промолвил он.– Это могут подтвердить служанки и повитуха. Я стоял за дверью и вошел к роженице, когда меня позвали взглянуть на ребенка. Я не стану скрывать, царь, что когда я вошел в спальню, служанки смывали кровь с лона твоей супруги. Однако я узрел все это лишь беглым взглядом, желая увидеть пол младенца, ведь на то была твоя воля. Поверь, во мне не было стремления…

– Убирайся!– рявкнул Митридат.

Царь предстал перед гостями– он не любил ужинать в одиночестве– веселый и изысканно любезный. Гостей было трое: философ эпикурейской школы Каллистрат, дальний родственник царя Феникс и Сократ, брат вифинского царя Никомеда. Узнав от Митридата, что у него родилась дочь, приглашенные наперебой стали выражать ему свои поздравления.

– Царь, как ты назовешь новорожденную?– спросил Феникс, самый молодой из гостей.

– Мою дочь будут звать Дрипетида,– сказал Митридат.– Я назову ее в честь своей бабки, которая была решительной женщиной и постоянно подстрекала моего деда царя Фарнака к войне с Римом.

Тем самым Митридат желал хоть отчасти успокоить снедавшее его жгучее разочарование. Так люди решительные и горячие о природы, не имея возможности двигаться к желанной цели в большом, стараются двигаться к ней хотя бы в малом.

– Красивое имя,– сказал Феникс.

– Звучное, как все персидские имена,– с улыбкой заметил философ Каллистрат.

– Греческие имена тоже не менее звучны,– промолвил Митридат.– К примеру, твое имя означает «прекрасный воин».

– Ну какой из меня воин,– засмеялся философ,– да еще прекрасный! Вот он и впрямь прекрасный воин!

Каллистрат указал на юного Феникса, внешность которого всегда притягивала к нему женские взгляды. Сам эпикуреец был довольно безобразен из-за своих зубов, торчавших изо рта вкривь и вкось, большого носа и непомерно вытянутого черепа с редкими светлыми волосами.

– Зато тебя интересно и полезно послушать, Каллистрат, а я только и умею, что скакать верхом и кидать дротики,– сказал Феникс с вежливостью и благородством воспитанного человека.

– А ты почему сегодня неразговорчив?– обратился к Сократу Митридат.– Излей мне свои печали. Но перед этим, друзья, давайте выпьем за мою дочь, родившуюся сегодня.

– Царь, я прошу твоего позволения покинуть Синопу,– сказал Сократ, осушив свою чашу.– Я только затем и пришел сюда.

– Что я слышу, друг мой?– удивился Митридат.– Тебе не нравится Синопа, этот благословенный город?

– Мне невыносимо бездействие, царь,– признался Сократ.– Я хочу попытаться с помощью галатов отнять трон у своего брата.

– А на мою поддержку ты больше не надеешься? Сократ промолчал.

– Я решил дать тебе войско, Сократ,– вдруг заявил Митридат.– Полагаю, пришла пора тебе стать вифинским царем. Благодари не меня, а мою новорожденную дочь, иначе я уже завтра поутру затеял бы гораздо большую войну,– с усмешкой добавил Митридат, заметив недоумевающий взгляд Сократа.

* * *

Мониму привел в опочивальню царя евнух Вакхид, приставленный именно к ней. Митридат небрежно махнул евнуху рукой, тот молча удалился.

Монима стояла посреди спальни на мягком ковре. Ее красивое лицо с точеным прямым носом и округлым подбородком было надменно-безразлично, большие с поволокой глаза, чуть прикрытые длинными ресницами, глядели куда-то мимо супруга, сидевшего в кресле в нескольких шагах от нее.

– Иди же ко мне, моя прелесть,– позвал супругу Митридат.– Ты сегодня божественно прекрасна!

Холодный взгляд Монимы скользнул по Митридату, на ее чувственных губах появилась и тут же пропала презрительная усмешка. Она не тронулась с места.

– Богиня сегодня не в духе,– со вздохом проговорил Митридат.– Интересно, что омрачило этот восхитительный лик?

Монима молчала.

– И что таится за этим зловещим молчанием?– вопрошал Митридат, обращаясь скорее к самому себе.

– Мне не нравится, Митридат, что меня приводят к тебе на ночь как рабыню,– промолвила наконец Монима.– Я больше не ощущаю себя царицей. Я более похожа на одну из тех наложниц, с которыми ты удовлетворяешь свою похоть. Евнуха Вакхида последнее время я вижу чаще, чем тебя, моего супруга. Помнится, до рождения Фарнака мы каждую ночь проводили вместе и даже днем ты навещал меня, хотя и тогда забот у тебя было не меньше. Я понимаю,– со сдержанным негодованием продолжила Монима,– что другие женщины заслонили меня от тебя. Видимо, их нежные ласки заронили в твое сердце, Митридат, семена охлаждения ко мне. Теперь я нужна тебе лишь для большего разнообразия на ложе, не более. Причем это понимают даже служанки, даже Вакхид! Придя ко мне сегодня вечером, он без всякого почтения просто поставил меня в известность словами: «Собирайся! Царь желает тебя».

– Вот негодяй!– вырвалось у Митридата, впрочем без всякой злости, так как ему было хорошо известно довольно бесцеремонное отношение Вакхида ко всем женщинам во дворце. Митридат ценил его за это качество больше прочих евнухов, готовых потакать женским капризам.

– Для какой-нибудь флейтистки такой знак внимания царя, может, и является величайшей милостью, но для меня это оскорбительно, ибо я царица и заслуживаю большего внимания к себе,– молвила рассерженная Монима.– Или я не права, Митридат?

– Конечно права, моя радость,– тотчас отозвался Митридат.– Я обещаю впредь быть более внимательным к тебе. Завтра утром я покажу тебе живого слона. Ты видела когда-нибудь такого зверя?

– Я видела статуэтки слонов, которые продавали в Стратоникее египтяне,– сказала Монима, сразу позабывшая про свои обиды.– Откуда в Синопе живой слон?

– Его доставил из Египта на корабле мой друг Метрофан,– ответил Митридат.– Помнишь его? Он гостил у меня в позапрошлом году. Он еще подарил тебе изумительное ожерелье из изумрудов, оно так идет к твоим зеленым глазам, моя царица.

Чувствительное сердце Монимы оттаяло окончательно, когда Митридат заключил ее в объятия, а затем на руках перенес на ложе. Вожделение, много дней владевшее Монимой и, не находя выхода, доводившее ее до нервных срывов, теперь вознесло ее на вершину блаженства. Царица была похожа на неистовую куртизанку, отдаваясь Митридату. Она стонала и вскрикивала, не владея собой, не чувствуя усталости в незаметном беге сладостных минут. Когда блаженный покой наконец объял два нагих тела, было уже далеко за полночь.

Утром, открыв глаза, Монима увидела, что Митридат уже покинул ложе. Эта привычка мужа вставать чуть свет всегда изумляла ее. Никакие труды– и любовные утехи в том числе– не могли ослабить выносливый организм Митридата настолько, чтобы он позволил себе долго отлеживаться в постели. Вот и теперь царь, обнаженный, сидел на стуле и водил точильным камнем по лезвию кинжала, ножны от которого лежали у него на коленях.

– Доброе утро, богиня!– сказал Митридат, заметив, что жена проснулась.

Монима улыбнулась и спросила, сладко потягиваясь:

– Милый, ты не забыл про слона?

– Не забыл,– ответил Митридат и вогнал кинжал в ножны.

– Зачем ты занимаешься этим не царским делом?– лениво спросила Монима.– Нельзя разве поручить это слугам?

– Не все можно поручить слугам, дорогая,– серьезным голосом ответил Митридат и стал одеваться.– Вставай, царица. Твои подданные уже давно на ногах.

– О Митридат!– простонала Монима.– После такой бурной ночи у меня просто нет сил.

Приподнявшись, Монима взяла со стола чашу с вином и поднесла к губам.

В следующий миг Митридат, рванувшись к жене, выхватил у нее чашу молниеносным движением, расплескав ее содержимое.

– Оставь! Не пей!– воскликнул он при этом так, что Монима невольно вздрогнула.

– В чем дело, Митридат?– недовольно спросила она, вытирая янтарные капли с груди и подбородка.– Как ты меня напугал!

– Это же яд!– сказал Митридат, убирая чашу подальше.– Сколько раз тебе говорить, чтобы ты ничего не пила без спроса в моих покоях!

– Я и забыла, что мой супруг обожает не только женщин, но и яды,– криво усмехнулась Монима.– Зачем травить свой организм, Митридат? Можно обезопасить себя от отравления как-нибудь иначе.

– Затем, что мой отец умер от яда,– невозмутимо ответил Митридат.

Хотя Монима знала, что Митридат с детских лет принимает яды крошечными дозами, тем не менее это его пристрастие внушало ей наибольшее отвращение. Царица первое время даже избегала целовать мужа в губы, наивно полагая, что такой поцелуй может стать смертельным для нее.

– Это Моаферн сбивает тебя с толку, принуждая пить всякую гадость,– заявила Монима, сидя на постели.

Она недолюбливала этого человека за то, что он имеет право входить к царю в любое время дня и ночи. У нее такого права не было.

– К ядам меня приучил не Моаферн, а Тирибаз,– сказал Митридат, продолжая одеваться.– Моаферн лишь приготовляет мне это зелье, поскольку разбирается в ядах, как я в лошадях.

Тирибаза Монима тоже недолюбливала, поэтому она позволила себе заметить:

– У твоего Тирибаза самый злодейский вид. Уверена, человек с таким взглядом способен на любую низость!

– На любую низость способна только женщина,– с ухмылкой сказал Митридат.

Монима схватила подушку и запустила ею в Митридата.