Текст книги "Митридат"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)

Глава четырнадцатая

ПИСЬМО ЦАРИЦЫ

Митридат привел конницу к Амасии, когда осень была уже в разгаре. Он был удивлен тем, что не встретил свою пехоту ни на обратном пути, ни в долине Хилиокомон.

– Наверно, мы разминулись с пешим войском,– успокаивал Митридата Сузамитра.– Мнаситей не столь хорошо знает наши горы, он мог повести войско более длинной дорогой, мог просто заплутать.

– С ним же Багофан, а он-то знает эту страну как свою ладонь,– возразил Митридат.– Не иначе Мнаситей нарочно подстроил это. Негодяй мстит мне за то, что я в свое время поставил его на место!

В Амасии Митридата дожидалось письмо от матери, прочтя которое он вдруг почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

Мать писала о своей необъятной любви к нему. О той бездне, куда она без колебаний готова ринуться с головой, дабы упрочить их счастье. Она писала, что ждет ребенка, отцом которого является он, Митридат.

«Мой любимый, привыкай к мысли, что отныне ты мне не сын. Мой сын пал от руки Багофана,– было написано в письме.– Я понимаю, тебе трудно переступить через моральные принципы, еще труднее перевоплотиться в двойника, но иначе нельзя, поскольку скрывать мою беременность уже невозможно. Не думай, что я легкомысленно иду на такое. Я долго и мучительно размышляла, прежде чем сделать выбор. Маленькая жизнь, что находится во мне, служит мне оправданием и залогом моей любви к тебе, Митридат. Не материнской любви, но супружеской…»

Далее мать писала, что Митридату не о чем беспокоиться, она все устроит к его возвращению в Синопу. Гергис поможет ей в этом.

«Митридат, ты не потеряешь царство. Ты обретешь его в своем новом качестве вместе с любящей супругой. Задержись в Амасии до тех пор, пока я сама не призову тебя».

Такими словами завершалось послание царицы.

Выронив свиток из рук, Митридат стиснул виски ладонями. Он был в отчаянии. Он чувствовал себя жертвой, уготованной на заклание.

Теперь Митридату стало ясно, кого имела в виду мать, когда говорила ему, что ей скоро предстоит решать не только свою судьбу, но еще одного человека. Она не случайно не называла его имени– ведь этим человеком является ее еще не родившийся ребенок.

«Так вот почему она так странно на меня смотрела последнее время,– думал Митридат.– И похорошела она тоже неспроста. А я-то, глупец, ни о чем не догадывался! Хотя Антиоха предупреждала меня, к чему приводят подобные развлечения в постели».

Митридат был готов рвать на себе волосы от злости на самого себя.

Решение мигом созрело у него в голове: он не допустит рождения этого ребенка! Он не станет сидеть и ждать неизвестно чего, но помчится в Синопу и заставит мать избавиться от плода!

Сузамитра и Тирибаз, провожая Митридата в дорогу, пытались выяснить, что было в письме.

– На тебе лица нет,– говорил Митридату Сузамитра.– Что там стряслось в Синопе? От кого письмо?

– От матери, она больна и просит меня немедленно приехать,– пряча глаза, ответил Митридат и прикрикнул на слуг, взнуздывающих ему коня.

Наконец конь был готов. Его подвели к царю.

Митридат торопливо обнялся с Сузамитрой и Тирибазом.

– А если это козни Мнаситея?– спросил Тирибаз.– Или твоего младшего брата?

– Я еду не один, со мной триста воинов,– ответил Митридат и ловко вскочил на широкую спину гнедого каппадокийского скакуна.

Слуги Митридата сели на коней и выехали с дворцового двора вслед за своим господином.

На площади, перед дворцом, царя дожидался отряд в триста всадников. Все они были персами. Во главе отряда стоял Артаксар.

– Не нравится мне эта спешка,– ворчливо промолвил Ти рибаз, глядя, как царские слуги один за другим исчезают в узком проеме дворцовых ворот.– И болезнь царицы, думается мне, тут ни при чем. Не договаривает Митридат. Тревожно у меня на сердце.

Сузамитра, знавший по опыту, что Тирибаз редко ошибается в своих предчувствиях, обратился к нему:

– Может, уговорить Митридата остаться. Или спросить богиню Анахиту, какая опасность угрожает Митридату.

– Судя по той спешке, с какой царь собрался в путь, остановить его невозможно,– покачал головой Тирибаз.– Он весь в отца, у того тоже было ретивое сердце: где мысль, там и дело. А вот в храм Анахиты надо сходить непременно. Может, жрецы-гадатели подскажут нам, что надлежит делать, чтобы Митридат не попал в беду.

Митридат мчался, не жалея коня. День клонился к закату, косые лучи низко опустившегося солнца слепили глаза. Было душно и безветренно.

Мелькающие по сторонам лесистые увалы, холмистые луга и заболоченные низины вносили успокоение в его растревоженную душу своими мягкими очертаниями и приглушенными красками меркнущего дня.

Время от времени невдалеке от дороги, как видение, возникала усадьба знатного вельможи с башенками из сырцового кирпича по углам либо деревня, утопающая в садах, теряющих листву. Оттуда доносился лай собак.

Артаксар начал было предлагать сделать остановку на ночлег, но Митридат упрямо продолжал гнать коня, отвечая Артаксару отрицательным жестом руки или коротким «нет».

Больше Артаксар не заговаривал об отдыхе, даже когда отряд проследовал напрямик через большое селение, раскинувшееся по обе стороны от дороги.

Солнце скрылось за горами, последние его лучи погасли. Землю окутал мрак.

Поднялся ветер, наполнивший неясными шорохами придорожные рощицы и заросли кустов.

Уставшие лошади все чаще спотыкались на каменистой неровной дороге.

Из-за плотных туч, затянувших ночное небо, не было видно ни луны, ни звезд.

Отряд двигался рысью, потом перешел на шаг.

Ночная темень и навалившаяся на плечи усталость испортили настроение Митридату, которому казалось, что даже природа отвернулась от него. Он не взял с собой проводника и теперь боялся в темноте сбиться с пути.

Ветер донес до него запах дыма, где-то неподалеку было жилье.

Митридат остановил отряд в неглубокой лощине и велел Артаксару, взяв с собой несколько воинов, разведать, откуда тянет дымом. Артаксар скоро вернулся назад. Он был один.

– Царь, до селения рукой подать,– сообщил военачальник,– всего в одном перестреле отсюда. Я расставил воинов с факелами так, чтобы лошади не оступились в ирригационные канавы, которые там на каждом шагу.

Выбравшись из лощины, Митридат увидел впереди на дороге одинокую фигуру всадника с факелом в руке. В стороне от дороги за редкими деревьями был заметен еще один пылающий в ночи факел. Чуть дальше от него на некотором расстоянии друг от друга светились еще три красноватых огонька.

Цепочка факельщиков, выставленная сообразительным Артаксаром, вывела Митридата и все его войско к небольшому селению, обнесенному глинобитной стеной. Пробираться пришлось полями, пересеченными вдоль и поперек узкими оросительными рвами, сухими в это время года.

У распахнутых настежь ворот Митридата встречали длиннобородые старейшины с посохами в руках. Они приветствовали своего царя по-персидски.

Видя почтение, с каким на него взирали мужчины и женщины, высыпавшие на центральную площадь деревни, озаренную светом факелов, видя их раболепные поклоны, Митридат вновь укрепился в своей уверенности, что ни люди, ни обстоятельства не смогут лишить его царской власти, ибо он истинный признанный властелин.

Ему отвели самый лучший дом, сложенный из камней и обмазанный глиной, с плоской деревянной кровлей.

Отведав сыра и козьего молока, Митридат улегся спать на широкой постели в темной тесной комнате с голыми стенами и грязными циновками на полу.

Он слышал, как хрустят сеном лошади за стенкой– там находилась конюшня– и как негромко переговариваются его телохранители в соседнем просторном помещении с пылающим очагом посередине. Сквозь драную циновку, закрывавшую дверной проем, пробивались жаркие багряные отсветы пламени.

Со двора долетал властный голос Артаксара, отдающего какие-то распоряжения жителям деревни.

Митридат не заметил, как заснул.

Утром его разбудило ржание лошадей и стук копыт. Спросонья Митридат решил, что Артаксар поднял отряд и двинулся в путь без него. На самом деле оказалось, что в селение прибыл Тирибаз со своими воинами.

Митридат сразу узнал его хрипловатый голос.

Выскочив из дома, он столкнулся с Тирибазом лицом к лицу.

– Что случилось? Почему ты здесь?– выпалил Митридат, едва ответив на приветствие военачальника.

– Далеко же ты умчался за полдня,– как ни в чем ни бьтало промолвил Тирибаз и похлопал Митридата по плечу.– В дом войти позволишь?

Митридат догадался, что Тирибаз не хочет говорить при воинах, поэтому, посторонившись, пригласил его в дом.

Оглядев убранство жилища хозяйским взглядом, Тирибаз присел на скамью возле очага, в котором тлели горячие угли. Снял с головы скифскую шапку с загнутым верхом.

Митридат тем временем выставил за дверь своих телохранителей, которые провели ночь у порога его спальни. Затем сел напротив Тирибаза и, вперив в него требовательный взгляд, коротко спросил:

– Ну?

Тирибаз пригладил свою короткую черную бородку и заговорил, понизив голос:

– Узнал я это от жрецов Анахиты, которые вопросили богиню об опасностях, грозящих тебе. Не скрою, обращались жрецы к богине по нашей с Сузамитрой просьбе. Вот что они нам поведали. Письмо тебе действительно послано царицей, но письмо это– ловушка, ибо твой младший брат вознамерился отнять у тебя царство. Не знаю, заодно ли с ним твоя мать, но только беды тебе грозят и от нее. Я поспешил за тобой следом, Митридат, чтобы предупредить тебя– твоя мать и твой младший брат что-то замышляют. Как я понимаю, Мнаситей и Багофан на их стороне. А ты ведешь с собой всего триста воинов. Если дело дойдет до…

– Не дойдет,– прервал Тирибаза Митридат.– Я расскажу тебе суть происходящего, только ты поклянись Огнем и Водой, что никому не проболтаешься.

Тирибаз удивленно вскинул свои кустистые брови, однако произнес священные слова клятвы. Огнем и Водой персы клялись в особо редких случаях, не сдержать такую клятву значило навлечь на себя величайший позор и гнев всех богов.

Тирибаз был заинтригован, видя мучительное волнение Митридата, бледность, залившую его лицо, и то, с каким усилием он повел дальнейшую речь:

– Моя мать действительно замыслила дело безрассудное и опасное для нас обоих. Она… Как бы это выразить… В общем, Тирибаз, она хочет стать моей женой. Делить со мной ложе на законных основаниях, понимаешь?

Изумленный Тирибаз лишь молча покивал головой, ожидая дальнейших объяснений.

– В прошлом году, когда воины Багофана захватили меня в плен и доставили в Синопу, мать обращалась со мной очень хорошо, потчевала разными яствами, угощала вином… Я же, перебрав вина, совершил непристойный поступок, Тирибаз.– Митридат залился краской стыда.– Ночью, когда мать зашла ко мне в спальню, я спьяну набросился на нее и… Ну, ты понимаешь, что произошло между нами.

Митридат с треском переломил в руках толстую палку, которой ворошил угли.

– Я, конечно, попросил у нее прощения на другой же день, и мать простила меня, заметив при этом, что, вероятно, так было угодно кому-то из богов, из зависти или по злобе толкнувших ее в мои объятия.

Примерно месяц спустя, на празднике Дионисий, мать привела меня в дом для тайных свиданий, и там мы принадлежали друг другу до самого утра. В тот день мы изрядно выпили вина как и все вокруг. Не стану скрывать, Тирибаз, в ту ночь я сильно возжелал свою мать как женщину, а она возжелала меня…

С того случая наши тайные встречи участились. Почти каждую ночь я проводил в спальне матери, иногда она отдавалась мне днем. Моя мать– прекраснейшая из женщин, Тирибаз! Ахурамазда свидетель, я совсем потерял голову из-за нее!

Митридат швырнул сломанную палку в очаг.

– И вот мать пишет, что ждет ребенка от меня, что вознамерилась выйти за меня замуж. Теперь я кляну себя за свое слабоволие!

Тирибаз, пораженный услышанным, хранил долгое молчание. Наконец он произнес:

– Жрецы правы, Митридат, опасность грозит тебе именно от матери. Ее желание стать женой своего сына иначе как помрачнением рассудка я объяснить не могу. Этим своим поступком, даже просто желанием этого твоя мать оттолкнет от себя эллинов Синопы и того же Мнаситея. Все это только на руку твоему младшему брату.

– Моя мать не так наивна, как ты думаешь, Тирибаз,– возразил Митридат и поведал о том, какую уловку придумала царица, чтобы ее брак не выглядел кровосмешением.

– Вот это да!– воскликнул Тирибаз.– В хитрости твоей матери не откажешь, Митридат. Она хочет выдать тебя за двойника своего сына, ну и ну! До какой же степени твоя мать влюблена в тебя, если готова пойти на такое. На какие дикости порой способен женский разум!

– Я не хочу допустить этого, Тирибаз,– промолвил Митридат.– Также не хочу, чтобы моя мать родила от меня. Вот почему я столь стремительно поскакал в Синопу. Я сумею образумить мать и заставлю ее прервать беременность.

– Если еще не поздно,– мрачно заметил Тирибаз. Эти слова только подхлестнули Митридата.

– Нечего рассиживаться,– воскликнул он, вставая,– пора в дорогу!

* * *

У горных теснин отряду Митридата преградили путь вооруженные отряды. Он сразу узнал щиты и шлемы греческих наемников, значки всадников хазарапата.

Митридат, не слушая предостережений Тирибаза, изготовил своих конников к битве.

Однако, противная сторона не торопилась начинать сражение, словно чего-то выжидая. Оттуда примчался верхом на коне глашатай и возвестил Митридату, что полководцы Мнаситей и Багофаи желают разговаривать с ним.

– Послушаем, что они скажут,– заметил Митридат, выезжая из рядов своих воинов.

Его сопровождали Тирибаз и Артаксар.

– Наверняка Мнаситей задумал какую-то подлость,– ворчал Тирибаз, обшаривая прищуренным взором голую равнину, упиравшуюся в горную гряду позади греческой фаланги, перегородившей дорогу.– С каким удовольствием я снес бы мечом его телячью голову!

– Мои лучники начеку,– промолвил Артаксар,– нам нужно лишь стать так, чтобы не заслонять тех, кто будет с нами разговаривать.

К удивлению Митридата, Мнаситей и Багофан подъехали к нему, не взяв с собой никого из телохранителей. Оба были безоружны.

Митридата сразу насторожило, что они приветствовали его не как царя.

– Что это значит, Мнаситей?– резко сказал Митридат, не ответив на слова приветствия.– Ты, кажется, не намерен пропускать меня. И почему ты обращаешься ко мне не как к царю?

– Сожалею, но ты больше не царь,– с ухмылкой ответил македонец.– Царица Лаодика призналась недавно, что ты только похож на ее старшего сына Митридата, но сыном ей не являешься. Доказательством тому служит то, что царица забеременела от тебя и даже вознамерилась сочетаться с тобой законным браком. Однако лучшие люди Синопы не захотели видеть своим царем никому не известного проходимца и вручили царскую власть младшему сыну Лаодики. Теперь он властвует над Понтом.

– А что стало с царицей Лаодикой?– спросил Митридат, чувствуя себя словно висящим над бездной.

– Царицу Лаодику ее сын отправил в город Амис за то, что она осквернила ложе его отца и отказалась вытравить плод, зачатый в унизительной для царицы связи,– ответил Багофан, опередив Мнаситея.– Ей ничто не угрожает, но царство она потеряла.

– Ребенок Лаодики еще не появился на свет, а царь Митридат уже питает к нему лютую ненависть,– язвительно вставил Мнаситей.– Хотя его можно понять, клянусь Зевсом!

– Царь Митридат обещает награду за твою голову,– добавил Багофан,– для этого он и послал войско в Амасию.

– Тридцать талантов-деньги немалые,-ухмыльнулся Мнаситей.

– Во всяком случае, тебе этих денег не видать,– не сдержавшись, проговорил Тирибаз, с неприязнью глядя на македонца.

– Кто знает, Тирибаз,– сказал Мнаситей.– Кто знает… Багофан, не желая обострять беседу, обратился к Митридату почти дружелюбно:

– Это я настоял на встрече с тобой. Я хочу знать, кого я убил в Армянских горах: сына Лаодики или его двойника? Ответь мне во имя всех богов, ты– Митридат? И если нет, то кто ты?.. Митридат ответил не сразу, погруженный в раздумья.

– Мое имя Митридат,– сказал он,– я не сын Лаодики, это верно; Настоящий сын царицы погиб в схватке в отрогах Армянского Тавра года три тому назад.

– Я же говорил тебе, что он не сын Лаодики,– убежденным голосом сказал Багофану Мнаситей.– Разве царица легла бы в постель с родным сыном, подумай сам!

– Значит, я не ошибся тогда,– задумчиво промолвил Багофан.– Я знал, что ошибиться я не мог.

Митридат снял с головы царскую диадему и протянул Мнаситею.

– Передай это царю Понта и скажи, что со временем он оценит мою голову еще дороже.

Мнаситей держал на ладони легкую пурпурную ленту с развевающимися на ветру концами, глядя, как три всадника наметом удаляются прочь. На лице у македонца было написано недоумение.

– Вот уж не думал, Багофан, что этот малый так легко откажется от царской власти,– произнес он немного растерянно.– Я полагал, что он придет в ярость, покажет свою буйную натуру…

– Что, уплывают твои тридцать талантов?– усмехнулся Багофан. И сурово добавил:– Не знаю, кто он, этот Митридат, и что у него на уме, только мы еще примем с ним хлопот, помяни мое слово.

– Будущее покажет,– процедил сквозь зубы Мнаситей, засовывая диадему за кожаный пояс.– Судя по всему, наш друг не будет сегодня сражаться с нами. Он, видимо, решил подождать, пока вырастет цена за его голову,– усмехнулся македонец, провожая взглядом большой конный отряд, галопом удаляющийся по дороге в сторону Амасии.

Впереди среди клубов поднятой пыли виднелся красный плащ Митридата.

* * *

– Зачем ты наплел, будто истинный сын Лаодики погиб, ведь ты же знаешь, что это была уловка, придуманная мною,– выговаривал Митридату Тирибаз вечером на привале.

Оба сидели у костра в глубоком овраге, по краям которого топорщились густые заросли молодых дубов, чьи ветви на фоне звездного неба напоминали неподвижные руки чудовищ.

– По-твоему, мне следовало выложить этим негодяям всю правду,– с легким раздражением молвил Митридат.– Рассказать им, как я возжелал родную мать, а она – меня. Поделиться с ними своими душевными переживаниями в надежде на сочувствие и понимание. Не могу же я оправдывать то, чему нет оправдания. Да еще перед кем?! Перед Мнаситеем, который с самого начала желал видеть царем не меня, а моего младшего брата. Перед Багофаном, который ничем не лучше Мнаситея. Я также не могу подставить под удар свою мать, которой теперь тоже не сладко. Не хватало того, чтобы еще общественное мнение ополчилось на нее. Мой брат и так лишил ее власти, спровадил в Амис. Я не удивлюсь, если он прикажет лишить жизни нашего ребенка, едва тот появится на свет.

Митридат тяжело вздохнул.

В ночной тишине раздавался храп спящих вповалку воинов да потрескивало пламя костра.

– Пожалуй, так будет лучше,– промолвил Тирибаз,– зачем тебе еще один брат.

– О чем ты говоришь, Тирибаз?!– встрепенулся Митридат.– Это же мой сын! Плоть от плоти.

– Поскольку он зачат твоей матерью, прежде всего он тебе брат, а уж потом сын,– ворчливо сказал Тирибаз.– Ох, и натворил ты делов, оставшись без моего присмотра! Не знаю, как мы будем выпутываться из этого. Теперь ты не царь, не сын своей матери, не брат родному брату и сестрам. Ты отныне никто! И самое печальное, что ты сам признал это в присутствии Багофана и Мнаситея.

– Пусть эти двое думают, будто я смирился с поражением,– зловеще произнес Митридат.-Я встречу их под Амасией, все равно они идут туда.

У костра появился Артаксар, ходивший проверять караулы.

– Все тихо?– спросил Тирибаз.

– Тихо,– отозвался Артаксар, садясь на корточки и протягивая руки к огню.– Кони только немного встревожены чем-то.

– Волков чуют,– сказал Тирибаз и подбросил в костер несколько сухих хворостин.– Волков в этих местах рыскает немало. Мне доводилось здесь охотиться на них еще в молодости.

И старый воин углубился в воспоминания о том, какие славные были времена, когда он был молодым.

По прибытии в Амасию Митридат собрал на военный совет военачальников конницы. Митридат поведал, что родной брат низложил его и послал против него войско.

– Я хочу дать сражение под Амасией,– сказал Митридат.– Кто не верит в меня, может уходить. Я никого не держу. Никто из военачальников не покинул Митридата.

Дождливым хмурым утром Митридат вывел из города конницу, Заметив с крепостной стены приближающееся войско. Он решил напасть первым, чтобы не дать воинам Мнаситея отдохнуть после марша, не дать им возможности разбить укрепленный стан.

Сузамитра галопом повел в атаку левый фланг, Тирибаз– правый. Оба военачальника были прирожденными наездниками, поэтому мастерски развернули широким охватом конные сотни. Четыре тысячи всадников с воинственным кличем с двух сторон накатывались на греческих наемников, на всем скаку пуская стрелы из тугих дальнобойных луков.

Митридат, находившийся в центре вместе с Фрадой и Артаксамром, выжидал удобного момента, чтобы бросить в битву еще две тысячи конников.

Сырая земля наполнилась грозным гулом мчащейся конной лавины, тишину утра расплескал устрашающий рев атакующих. Равнина покрылась потоками всадников на разномастных лошадях, над которыми тучами взлетали свистящие быстрые стрелы и обрушивались на поднятые щиты греческих гоплитов.

Сквозь моросящий дождь Митридат вглядывался в действия наемников. С вершины холма ему было видно все как на ладони. Сейчас его конница сомнет, рассеет хваленых воинов Мнаситея! Построиться для битвы они не успеют, не должны успеть…

Однако замыслу Митридата не суждено было сбыться.

Наемники с непостижимой быстротой и слаженностью образовали большой четырехугольник, который, разделившись, образовал две фаланги с лесом поднятых длинных копий. Между фалангами расположилась легкая пехота, лучники и дротометатели. Вот копья фаланг опустились и через головы фалангитов в приближающуюся конницу полетели стрелы и дротики.

В меткости воинам Мнаситея нельзя было отказать. Митридат видел, как падают под копыта мчащихся лошадей его наездники.

Навстречу конникам Сузамитры вылетели всадники хазарапата, их было не меньше тысячи. Багофан тоже прекрасно знал свое дело. Его отряд, столкнувшись с воинами Сузамитры, сразу стал отходить, увлекая Сузамитру за собой и одновременно подставляя его воинов под обстрел со стороны пехоты.

Конные сотни Тирибаза, наткнувшись на опущенные копья фаланги, смешались, закрутились на месте, затем отхлынули прочь. На примятой траве перед строем фаланги осталось лежать несколько десятков неподвижных тел, корчились раненые лошади, издавая протяжное ржание.

Митридат видел, как две греческие фаланги разошлись в стороны, отражая фланговые наскоки вражеской конницы. Он повел свой конный отряд с холма на равнину, намереваясь вклиниться в пространство между фалангами, туда, где скопилась легкая пехота.

Мнаситей вовремя оценил грозящую опасность и успел поставить фалангитов общим фронтом против конницы Митридата, соединив две фаланги в одну большую.

Митридат умерил бег своего скакуна при виде многих сотен сарисс, нацеленных на атакующих. Он разделил отряд на две части, собираясь напасть на фланги греческих наемников.

Больше двух часов конница Митридата кружила вокруг железного строя воинов Мнаситея, выискивая малейшую брешь в их монолитном построении, пытаясь отрезать от тяжелой пехоты конников Багофана, которые стойко прикрывали тыл пешего войска. Усилившийся дождь прекратил сражение.