Текст книги "Митридат"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Виктор Петрович Поротников
Митридат

Поротников В. П.

П59 Митридат: Исторический роман/В. П. Поротников. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2001. – 528 с: ил. – (Великие властители).

Изд. Брокгауза и Ефрона. Энциклопедический словарь. 1890. СПб. Т. 37.

МИТРИДАТ – древневосточное имя, особенно часто встречающееся среди царей и князей понтийских, парфянских и босфорских. Особенно знаменит понтийский царь Митридат VI Эвпатор (Дионис). Рожденный в 132 г. до Рождества Христова, в 120 г. должен был наследовать своему отцу Митридату V Эвергету, но ему пришлось спасаться от козней коварной матери и лицемерных опекунов. Скрываясь от преследований, он жил в лесистых горах, где среди лишений сложился его характер. В 113 г. возвратился в столицу и с кровавой жестокостью отомстил своим преследователям. Утвердившись во власти, Митридат начал целый ряд предприятий, подсказанных ему тщеславием и непримиримой ненавистью к римлянам, которые во время его малолетства отняли у него великую Фригию. С целью увеличить свои силы Митридат подчинил сперва Колхиду и Херсонес Таврический, а также и многие далее на севере жившие скифские народы, и основал босфорское царство. Затем он заключил союз с Тиграном, царем Малой Армении. После этого он стал искать случая подчинить себе Каппадокию и Вифинию, в которых успел посадить вполне преданных ему царей. Он, по-видимому, спокойно перенес, как римляне сместили этих царей и поставили своих, но когда римский ставленник в Вифинии, Никомед III, совершил нападение на Понтийскую область, Митридат начал в 88 г. войну (первая митридатовская война) и вывел в поле 250000 пехоты и 40000 всадников, имея военный флот в 300 кораблей. Римские полководцы Л. Кассий, Маний Аквилий и О. Оппий были разбиты и бежали; почти вся Малая Азия, утомленная притеснениями римских правителей и чиновников, примкнула к Митридату. По приказанию Митридата были перебиты все находившиеся в тех краях римляне; число избитых доходило, по одним источникам, до 80000 человек, а по другим – до 150000 человек. После этого он послал своего полководца Архелая в Грецию, чтобы там, подняв восстание среди греков, продолжать войну против Рима. Против Архелая в 87 г. выступил Сулла. В 86 г. он взял, после долгой осады, Афины и Пирей, где было укрепился Архелай, и нанес при Херонее ему и посланному к нему на помощь в 85 г. другому понтийскому полководцу Дорилаю полнейшее поражение. Одновременно с этим Митридат, успевший уже своим произволом и жестокостью оттолкнуть от себя всех, был сильно тесним высланным против него партией Мария войском, под начальством сначала Л. Валерия Флакка, а затем Флавия Фимбрия. Поэтому, когда в 84 г. Сулла двинулся было в Азию, Митридат просил у него мира, который и был ему дан на условии выдать 80 военных кораблей, отказаться от всех завоеваний в Азии и уплатить 3000 талантов (дарданский мир 84 г.).

Получив мир на таких условиях, Митридат вскоре начал нарушать договор. Тогда оставленный Суллой в Азии с двумя легионами легат А. Мурена открыл (в 82 г.) против него военные действия (вторая митридатовская война) без особенной удачи; Митридату даже удалось вытеснить Мурену из пределов своего царства. В 80 г. мир, по воле Суллы, был восстановлен преемником Мурены, Авлом Габинием, на прежних условиях. Несмотря на возобновление мирного договора, Митридат деятельно готовился к новой войне с римлянами, пользуясь междоусобными распрями в Риме. Он снова укрепил Босфорское царство и поручил его своему сыну Махаресу, возобновил союз со своим зятем Тиграном, заключил особый союз с отложившимся от римского сената Серторием, собравшим мятежные шайки в Испании, и даже с морскими разбойниками на Средиземном море, поднял против Рима в Азии халибов, скифов, тавров, в Европе– сарматов, языгов, фракийцев на Истре и германское племя бастарнов.

Приготовившись таким образом, Митридат начал в 74 г. третью (митридатовскую) войну с римлянами, имея в своем распоряжении войско в 150000 человек и флот в 4000 военных кораблей. Он двинулся на Вифинию, царь которой, Никомед III, завещал свое царство римскому народу, и завоевал его. Против него должны были действовать консулы М. Аврелий Котта и Л. Лициний Лукулл. Митридату удалось взять Халкедон и запереть в нем Аврелия Копу, но Лициний Лукулл в 73 г. запер его самого, заставил снять осаду и нанес ему страшное поражение; флот его в это самое время был почти совершенно уничтожен частью римлянами, частью бурей. Вслед затем Лукулл завоевал много городов в царстве Митридата, разбил его еще раз при Кабире и заставил искать убежища у Тиграна. Когда последний отказался выдать тестя римскому полководцу, Лукулл в 69 г. вступил в Армению и разбил Тиграна при Тигранокерте, а затем на реке Арзании, вблизи г. Артаксаты. Победоносное шествие Лукулла было остановлено отказом его возмутившихся солдат идти дальше; пришлось повернуть назад и этим дать возможность Митридату снова завладеть своим царством. После этого главнокомандующим римскими войсками в 66 г. был назначен Помпеи. Он разбил наголову Митридата у Евфрата, в том месте, где впоследствии основал город, названный в память победы Никополем, и заставил его бежать в Босфорское царство. И здесь однако Митридат не оставлял своих намерений и строил самые широкие планы: он собирался через Фракию, Македонию и Паннонию пройти в Италию. Но тут вспыхнуло восстание против Митридата, во главе которого стоял его собственный сын Фарнак. Всеми покинутый, царь понтийский нашел смерть, бросившись на меч, после тщетных попыток отравиться ядом (в 63 г. до Рождества Христова). Митридат был самым могущественным человеком, какого выдвигал Восток со времени расцвета эллинизма; но это был не грек, а варвар, несмотря на греческое образование, на покровительство греческому быту и искусству; это был настоящий азиатский деспот по натуре. Древние приписывали Митридату большой ум и особые лингвистические способности: рассказывают, например, что с представителями каждого из 22 подвластных ему народов он мог говорить на его родном языке. История митридатовских войн рассказана у Аппиана.

Виктор Поротников
МИТРИДАТ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

ЦАРИЦА ЛАОДИКА

Лицо этой женщины притягивало взгляд той соразмерностью черт, которая легла в основу женского канона красоты, созданного ваятелями и художниками. Прямой нос и слегка округлый лоб, над которым пышно вились светлые кудри, придавали благородство облику царицы. Большие глаза с длинными ресницами под изогнутыми, будто фригийские луки, бровями делали поистине божественным ее взгляд. Сочные чувственные уста в сочетании с нежным закругленным подбородком лишь дополняли прекрасное совершенство этого лица, улыбка которого могла обезоружить любого.

Такова была царица Лаодика, оказавшаяся во главе Понтийского царства после внезапной смерти своего супруга.

Соправителем Лаодики был ее пятнадцатилетний сын Митридат, во всем покорный воле матери. Кроме него у Лаодики было еще пять дочерей. Старшая, тоже Лаодика, была замужем за царем Каппадокии Ариаратом. Недавно ей исполнилось двадцать три года. Младшие дочери жили вместе с матерью и братом.

Но был у властолюбивой царицы Лаодики еще один сын, также носивший тронное имя Митридат.

… В дворцовых покоях в то осеннее утро было, как обычно, немноголюдно. Вдовствующая царица не любила заниматься государственными делами по утрам, отводя им вечернее время. Да и то Лаодика лишь присутствовала на приеме чиновников, всеми делами заправлял ее главный советник евнух Гиетан. Этот немногословный человек с таинственным взглядом темных глаз был не просто поверенным всех тайн царицы– он был ее тенью.

Вельможа Багофан, спозаранку вызванный во дворец, был полон тревоги и ломал голову над тем, что могло случиться. Его так бесцеремонно подняли с постели, что можно было не сомневаться– он попал в немилость. Вот почему знатный перс Багофан мысленно взмолился Ахурамазде, когда стража раскрыла перед ним двери в тронный зал.

Просторный покой, весь пронизанный тонкими солнечными лучами, падавшими из окон под самым потолком, блистал позолотой на капителях колонн, сверкал белизной мрамора; на стенах искрились золототканые тяжелые занавески. Медные быки и грифоны хищно взирали с выступов стен на согбенную спину Багофана, остановившегося перед троном.

По этикету первым должен был заговорить евнух Гиетан, обратившись к явившемуся на зов царицы, но произошло непредвиденное. Царица заговорила первой, не скрывая гнева и раздражения:

– Распрямись и посмотри мне в глаза, изменник! Я верила тебе, Багофан, а ты лгал мне и плел козни за моей спиной. Мне следовало бы без лишних разговоров казнить тебя, но я все же решила выслушать твои оправдательные речи.

– В чем моя вина, повелительница?– смиренным голосом спросил Багофан, встретившись взглядом с царицей. Он был бледен, но выглядел спокойным.

Это слегка смягчило Лаодику, которая нетерпеливым жестом велела дальше говорить Гистану.

Кроме евнуха Гистана возле царского трона стояли секретарь царицы грек Дионисий, начальник телохранителей македонец Мнаситей и гаушака Гергис, родом из армян.

Позади трона теснились опахалоносцы, жезлоносцы, предсказатель и посыльный царицы.

Все присутствующие были хорошо известны Багофану.

По должности, пожалуй, только Гиетан был выше Багофана, являвшегося хазарапатом. Иными словами, бьш верховным надзирателем за всеми чиновниками и государственной канцелярией.

Никто не осмеливался взглянуть в лицо Багофану, дабы не рассердить царицу. И только чернобородый Гергис пристально всматривался в Багофана, словно подозревал его в чем-то.

В обязанность Гергиса входило производить тайный надзор за подданными Лаодики, выявлять заговоры, вовремя гасить в народе недовольство.

Гаушака переводился с персидского как «подслушивающий». Лазутчики Гергиса были рассеяны по всей стране, донося своему патрону обо всем подозрительном.

Поймав на себе пристальный взгляд Гергиса, Багофан решил, что ее иначе пронырливый гаушака настроил против него подозрительную Лаодику. И он не ошибся.

Гистан, ссылаясь на доносителей Гергиса, стал обвинять хазарапата в измене.

– В прошлом году, Багофан– свидетели тому все находящиеся здесь,– ты привез во дворец голову Митридата, старшего сына нашей богоравной царицы. С твоих слов выходило, что ты долго гнался за Митридатом по горным ущельям. Настиг его отряд у гор ного кряжа Намруд и в схватке своей рукой обезглавил беглеца. Мы все порадовались тогда вместе с нашей богоподобной владычицей избавлению от недостойного сына. Ты же, Багофан, получил щедрую награду.

И вот, спустя год, выясняется, что наш мертвец жив и даже собрал целое войско в горах Париадра. Лазутчики Гергиса видели Митридата собственными глазами. Как это понимать, Багофан? Растолкуй нам. Багофан с искренним недоумением глядел на евнуха.

– Разве Митридат жив?– промолвил он.– Кого же тогда убил я?

– Ты убил кого-то, похожего на него,– ответил Гистан.– И у нас есть подозрения, что ты сделал это намеренно, дабы лазутчики Гергиса перестали разыскивать Митридата и шайку его разбойников. Если Митридат подкупил тебя, то лучше сразу сознаться в этом. Так будет лучше для твоей семьи, Багофан,– после краткой паузы добавил евнух.

– Я ничего не понимаю,– пробормотал Багофан, потирая лоб.– Откуда мог взяться живой Митридат, если все вы видели его голову. Не две же у него головы!

– Голова у моего сына, разумеется, одна, но, как видно, стоит двух, раз он так ловко обвел нас вокруг пальца,– сказала Лаодика, нервно поигрывая золотым жезлом– символом власти.– Багофан, признайся, ты сносился тайно с моим сыном? Подумай о жене и дочерях.

Багофан упал на колени.

– Царица, ты же сама признала в мертвеце Митридата.

– Мне просто хотелось, чтобы это был он, поэтому я не приглядывалась особо,– раздраженно молвила Лаодика, кривя красивые губы.– Поднесли мне на подносе голову, всю залитую кровью, без глаза, без уха… С совершенно непереносимым запахом! Что там можно было узнать? Гистан и тот не узнал Митридата. А я просто поверила тебе, Багофан, ведь в сражении ты был лицом к лицу с Митридатом.

– Однако Мнаситей узнал его по той голове, царица,– сказал Багофан, стоя на коленях.– Неужели ты не доверяешь Мнаситею?

– Мнаситей был тогда пьян и тоже мог ошибиться,– ответила Лаодика.

– Надеюсь, это не грозит мне отсечением головы,– усмехнулся македонец. Он единственный из всех не проявлял никакого беспокойства. Более того, держался с развязной непринужденностью.

– Встань, Багофан,– промолвил он,– если ты обречен на смерть, раболепство тебя не спасет. Я же не верю, что ты изменник. Гергиса могли ввести в заблуждение.

– Мои лазутчики не ошибаются,– уязвленно вставил Гергис и уколол Мнаситея неприязненным взглядом.

– Тогда пусть они схватят Митридата и приведут во дворец либо отсекут ему голову, как это сделал Багофан,– сказал македонец, взирая на гаушаку с высоты своего роста.– К чему вся эта возня и доносы? Если мы начнем искать врагов среди своих, это действительно будет на руку Митридату или его двойнику.

– Так ты веришь Багофану?– с надеждой в голосе обратилась к военачальнику Лаодика.

– Верю, Божественная,– ответил Мнаситей.– Если ты казнишь его, то лишишься преданного слуги.

Лаодика в раздумьи кусала пунцовые губы, не зная, на что решиться. Ее вопрошающий взгляд метнулся к Гистану. Евнух не заставил себя ждать.

– Полагаю, самое верное– это дать возможность Багофану еще раз показать себя умелым воином,– сказал он.– Пусть ищейки Гергиса выведут Багофана на убежище Митридата, только на

этот раз не нужно рубить ему голову. Пусть Багофан доставит сюда живого Митридата. Дабы у славного Багофана достало доблести и рвения в этом деле, мы возьмем в заложницы его прелестных дочерей. Сами же станем молить богов о ниспослании ему удачи. Гистан умолк, почтительно сложив руки на животе.

– Да будет так,– властно произнесла Лаодика и милостиво протянула хазарапату холеную белую руку.– Встань, Багофан. Я

больше не гневаюсь на тебя. Твоих дочерей я окружу вниманием и заботой, они не будут чувствовать себя пленницами. Твоя жена всегда сможет навещать их. Я верю, с помощью Гергиса ты быстро изловишь Митридата.

Багофан долго кланялся улыбающейся Лаодике, пятясь к дверям.

* * *

Домой Багофан пришел сопровождаемый дворцовой стражей.

Не отвечая на недоуменные вопросы супруги Багофана, воины забрали двух его дочерей и увели во дворец, не дав матери толком проститься с ними.

Багофан потом долго объяснял расстроенной жене причину случившегося. Пытался утешить тем, что быстро изловит Митридата и их дочери снова вернутся к ним.

Однако жена Багофана выразила сомнение в скором исходе этого дела.

– Вот уже пошел пятый год, как умер супруг Лаодики,– молвила она.– Все это время царица только и делает что науськивает на беглого сыночка всех своих приближенных, будто охотничьих собак. Гоняются они за ним по горам и долам как за оленем, а догнать не могут. Ты, кажется, настиг Митридата и людей его порубил, самого обезглавил. А глядика, Митридат вновь объявился по ту сторону Армянского Тавра. Не человек он, но– демон! Помогают ему духи гор, они летят за его конем, так пастухи говорят.

– Видел я как-то однажды круп убегающего Митридатова коня, не было над ним никакого Амэши-Спэнты. Выдумки все это!– возразил Багофан, хмуря черные брови.– Духи гор не спасли Митридата от моего меча. Жалею только, что умертвил его ударом в голову, надо было заколоть его как-нибудь иначе, а голову поберечь.

– Не терзай себя,– успокаивала Багофана жена,– ты сражался с Митридатом и убил его. Вспомни, Лаодика ведь узнала голову сына, ты сам говорил.

– Лаодика признавала, что у той головы лоб и губы ее старшего сына,– сказал Багофан.– То, что это точно голова Митридата, царица не утверждала. Она просто согласилась с мнением Мнаситея и тех, кто поверил в это. Вот и все.

– Я думаю, Багофан, дело вот в чем. Здесь не обходится без колдовства. Либо божественные Ахуры оберегают Митридата, придавая ему облик любого из воинов в момент опасности, либо в Митридата вселился бессмертный дух Фраваши, тогда Митридата никому не убить до Последнего Дня мира.

Рассуждения супруги не понравились Багофану, который был не столь суеверен.

– Не мели-ка чушь, Суратха,– заявил он.– Беглец Митридат рожден смертными отцом и матерью. С рождения и до двенадцати лет он рос на моих глазах вместе со своим младшим братом. Никаких божественных знаков и проявлений за эти годы замечено не было. А уж за царскими детьми было кому следить. Тут тебе и маги-жрецы, и ученые астрологи, и знахари всех мастей. Чего же они не узрели божественную Ахуру над старшим сыном Лаодики?

– Ты забыл про хвостатую звезду, которая появилась в ночном небе над Синопой, когда родился Митридат-старший,– напомнила мужу богобоязненная Суратха.– Разве это ни о чем не говорит? Вспомни также, как однажды в его колыбель ударила молния, так что даже загорелись пеленки. Сколько разговоров было после этого случая во дворце!

– Не верю я в бредни служанок,– отмахнулся Багофан,– а хвостатые звезды за последние годы пролетали по небу несколько раз. Одна такая звезда пробила кровлю царской конюшни и упала в лошадиные ясли. Хорошо, лошадей выгнали на выпас, а то одну из них этот небесный подарок мог запросто убить. На деле хвостатая звезда оказалась камнем чуть больше дыни, притягивающим к себе все сделанное из железа. Камень поместили в храм Гефеста. Сначала люди валом валили посмотреть на него, а теперь мало кто помнит о нем.

Суратха благоразумно не стала продолжать этот разговор, видя, что ее супруг готов бросить вызов самому Ахурамазде и шести светлым божествам, сотворившим мир, лишь бы доказать свою преданность Лаодике. А может, доброй женщине стало жаль своих дочерей, оторванных от нее?

Спустя несколько дней Багофан покинул Синопу во главе отряда всадников. Путь его лежал в горную страну, именуемую Малой Арменией.

Вместе с Багофаном ехали два верных человека гаушаки Гергиса, знавшие все тропы в тамошних горах. По словам Гергиса, знали они и местонахождение укромной долины, где укрывается лихое воинство Митридата.

Сам гаушака с другим отрядом двинулся обходным путем вдоль морского побережья, чтобы отрезать Митридату пути отхода в страну воинственных тасхов.

* * *

Известие о сыне, вновь объявившемся где-то в горах, сильно расстроило Лаодику, но печаль ее уменьшилась благодаря уверениям Гергиса, что Митридату не скрыться от него с Багофаном. К тому же горные хребты, обступившие узкую приморскую равнину с расположенными здесь греческими городами, казались царице далекой чужой страной.

Она прибыла в Синопу семнадцатилетней девушкой. Став женой понтийского царя, Лаодика за годы своего супружества не совершила

ни одной поездки вглубь своей второй родины. Она не знала, какие земли лежат за этими горами, над которыми каждый день поднимается солнце, что за племена живут в горах и на равнине за ними. Ей так и не довелось побывать в древней столице Понта городе Амасии, поскольку город этот лежит далеко от моря.

С морем у царицы Лаодики были связаны самые лучшие воспоминания. В ее памяти навсегда остались бирюзово-зеленые морские волны у обласканных солнцем берегов Финикии. Там, в городе Селевкии, что на полноводной реке Оронте, она родилась, превратилась в стройную девушку с большими темно-синими глазами, впервые влюбилась, впервые испытала предательство…

Как она обожала кружиться в танце со своими подругами! Иг рать на кифаре и флейте, нарочно беря не ту ноту иди сбиваясь с ритма для того только, чтобы молодой учитель музыки подошел к ней и сделал замечание, мягко коснувшись рукой ее плеча. Он был так красив, этот Агамед с острова Родос!

Лаодика писала ему глупые записки на клочках папируса и подсовывала под дверь его комнаты. Однако Агамед никогда не позволял себе ничего лишнего, зная, что его воспитанница – царская дочь.

Сирийский царь Антиох Эпифан (что означает «славный»), отец Лаодики, много воевал. Из-за реки Тигр в его владения часто вторгались парфяне, из аравийских пустынь то и дело накатывались орды полудиких арабов, в Иудее постоянно тлело недовольство. Некогда могучее государство Селевкидов постепенно утрачивало свои владения в Малой Азии и на островах Эгейского моря. Не прекращались войны с Египтом из-за Келесирии.

После победы над Македонским царством римляне все больше вмешивались в дела азиатских правителей. Они диктовали свои условия Пергаму, Вифинии, Каппадокии и Понту. В Риме не желали усиления Селевкидской державы, памятуя о трудной войне с Антиохом Великим, дедом Антиоха Эпифана.

В этих условиях воинственный отец Лаодики стремился сблизиться с теми царями, которые были недовольны самоуправством римлян. Поэтому свою красавицу-дочь Антиох без раздумий отдал замуж за понтийского царя, набиравшего силу вопреки угрозам из далекого Рима. Слезы Лаодики, не желавшей ехать, как ей казалось, в страну диких нравов, не растрогали сурового родителя, замышлявшего очередную войну с Египтом и рассчитывавшего на помощь Понта. Такого предательства, такой черствости Лаодика никак не ожидала от своего отца, некогда носившего ее на руках, исполнявшего все ее детские прихоти.

Взгляды на жизнь у юной Лаодики поменялись, когда она стала понтийской царицей. Ей не понравился ни супруг, ни ее новые подданные, в основном персы и каппадокийцы, не знавшие греческого языка и поклонявшиеся огню и солнцу. Лесистые горы и холмистые равнины не радовали ей взор своей дикой первозданной красотой. И только море, омывающее мыс, на котором лежала Синопа, напоминало Лаодике ее отчий край, дорогую сердцу Селевкию.

Оттуда редко приходили весточки, да и те были однообразны: «Царь Антиох ведет войну с парфянами…», «Царь Антиох воюет с египтянами…», «Царь Антиох захватил Иерусалим…»

Потом царь Антиох умер, еще раньше умерла мать Лаодики.

В Сирии воцарился ее старший брат, тоже Антиох, но и он вскоре умер. Трон Селевкидов занял младший брат Лаодики Деметрий, который и не вспоминал, что где-то у Понта Эвксинского в тоске и печали влачит свои дни его сестра. Впрочем, и Деметрий недолго просидел на троне. Его убили заговорщики, как сообщили Лаодике сирийские купцы.

После смерти Деметрия и до смерти супруга Лаодики в государстве Селевкидов сменилось несколько царей. Все они грызлись с Египтом и парфянами, и все трепетали перед Римом, который твердой ногой стал в Азии, подчинив себе владения последнего пергамского царя Аттала.

Царь Митридат, муж Лаодики, был человеком разносторонне образованным. Он знал греческий язык, поклонялся греческим богам, в его свите было немало греков: философов, ученых, поэтов и музыкантов. Даже свое войско царь Митридат организовал на греческий манер. Покойный царь пользовался уважением знати и любовью народа, который дал ему прозвище Эвергет (что означает «благодетель»).

Здесь, на южных берегах Понта Эвксинского, эллины издавна существовали бок о бок с местными народностями, которых было великое множество. Жили здесь и персы еще с той поры, когда на эти земли распространялась власть могучей державы Ахеменидов. Ахеменидских царей сменили диадохи Александра Великого, которые без малого тридцать лет делили между собой царство непобедимого воителя, умершего в расцвете лет.

В то неспокойное время и возникло Понтийское царство между морем и горами Париадра.

Основателем династии понтийских царей стал Митридат Ктист (что означает «основатель») из княжеского персидского рода. Из всех преемников первого владыки Понта самым выдающимся, без сомнения, был Фарнак, его правнук.

Фарнак прославился тем, что всю жизнь воевал с малоазийскими династиями и присоединил к своему царству немало соседних земель. Именно он захватил приморский город Синопу и сделал его своей резиденцией. Прежняя столица Амасия, затерянная в горах, больше не устраивала воинственного Фарнака.

Римляне, опасаясь возросшего могущества Фарнака, принудили его заключить мир со всеми соседями. Вскоре после этого Фарнак умер и окрепшее царство наследовал старший сын Фарнака-Митридат по прозвищу Филопатор Филадельф. Новый царь, следуя традициям персидского царствующего дома, взял в жены родную сестру. За что и получил помимо прозвища «любящий отца» еще одно– «любящий сестру».

Супруга родила Митридату Филопатору Филадельфу четверых дочерей и ни одного сына. Поэтому, когда царь умер, понтийский трон занял его брат, носивший такое же имя. Это и был Митридат Эвергет, супруг Лаодики.

Лаодика немало еще при жизни своего мужа натерпелась от своих царственных родственниц, пытавшихся через своих мужей пробраться поближе к трону. Лаодику даже пытались отравить с целью подсунуть Митридату жену-персианку. Хорошо, евнух Гистан вовремя распутал все нити заговора.

Овдовев, Лаодика без церемоний обошлась с родней мужа. Одних велела казнить, других отправила в изгнание. Пусть все знают– она не прощает обид! Однако спокойней ей не стало. Лаодике было известно, что персидская знать ее ненавидит. Не без помощи друзей ее покойного мужа удалось скрыться старшему сыну, который вряд ли понимает, для чего он нужен тем, кто сидит в Амасии и выжидает.

«Для меня не столь опасен Митридат, скрывающийся в горах, сколько родственники моего умершего деверя, засевшие в Амасии»,– размышляла царица наедине сама с собой.

Ей хотелось действовать и в то же время она боялась отпускать от себя Мнаситея, Дионисия, Гистана. Тех немногих, что были ей преданы. Персам она не доверяла, каппадокийцам тоже.

Между тем в царском войске были в основном персы и каппадокийцы. И совсем немного греческих наемников. Все они были размещены в Синопе. Сюда же были стянуты боевые корабли, все до одного. Так царице было спокойнее.

До Лаодики доходили разговоры персидских военачальников, которые, с неохотой выполняли приказы царицы-гречанки.

– Войско ждет не дождется, когда наконец возмужает твой сын Митридат-младший,– говорил Лаодике рассудительный евнух Гистан,– либо когда Митридат-старший, его брат, вернет себе трон отца. То, что войско пока в стороне, это хорошо. Но долго так продолжаться не может по той простой причине, что Митридат-беглец, возмужав, сделается очень опасен.

Лаодику также раздражали слухи о будто бы имевшем место отравлении ее супруга, которые не утихли и по прошествии стольких лет.

Подозрение в этом злодеянии падало на нее. Царица не знала, как бороться с этими слухами. У нее никогда и в мыслях не было избавляться от мужа, желать смерти своему защитнику от своры тайных и явных недоброжелателей, присутствие которых Лаодика ощутила сразу, едва ее нога ступила на набережную Синопы с палубы сирийской триеры.

Именно этот слух заставил кучку царских приближенных вскоре после погребения супруга Лаодики тайком бежать из Синопы в горы, прихватив с собой старшего сына царя. Эти люди, может, прихватили бы с собой и Митридата-младшего, но тот был болен тогда, и от него не отходили врачи.

Быть может, заговорщиков уверила в своей правоте погоня, посланная по их следу Лаодикой. Но разве могла царица поступить иначе? Пусть Митридат-старший не был ее любимым сыном, но и он был ей дорог.

Единственное, в чем можно было обвинять царицу, так это в подделке завещания умершего царя. Она вычеркнула имена всех опекунов царских сыновей, оставив лишь свое имя. Сделала это Лаодика ради собственной безопасности, ибо знала, как опасна власть в руках честолюбцев. Она приказала обезглавить многих друзей своего мужа, подозревая их в том же, в чем все вокруг подозревали ее.

Так, среди подозрений и страха, жила эта красивая женщина в своих царственных чертогах, давно забытая своей родней в далекой Сирии и ненавидимая родственниками мужа здесь, на берегах Понта Эвксинского.