Текст книги "Тайны йога-центра"

Автор книги: Виктор Корнеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Глава седьмая
НЕОЖИДАННОЕ ЗНАКОМСТВО

– Разрешите войти, господин комиссар. – Виджей, не дожидаясь ответа шефа, вошел в его кабинет, плотно закрыл за собой дверь и прошел к столу.

Комиссар что-то быстро писал и, судя по размашистым движениям кисти руки, был довольно озабочен.

– Что у тебя случилось? Закончил следствие по делу Смита? – спросил он, не поднимая головы.

– Пока нет, господин комиссар. Дело это оказалось гораздо более запутанным, чем я ожидал, – спокойно ответил Виджей.

– Но убийца, этот шарлатан из кабаре, арестован, не так ли? – Комиссар перестал писать, отложил ручку в сторону, строго и вместе с тем вопросительно взглянул на инспектора.

– Так точно, господин комиссар, арестован, и я уже его допросил, – ответил, стараясь сохранять спокойствие, Виджей.

– Чего же тебе еще надо? Давай, не тяни, оформляй дело и передавай в суд. Сейчас на носу такие беспорядки, и мы должны быть ко всему готовы, – уже более сдержанно сказал комиссар. – Этот бандит сознался?

– Вот меня и смущает та легкость, даже радость, с которой он берет вину на себя, а ведь ему грозит в лучшем случае лет десять каторги, – решил испытать нервы шефа Виджей. – К тому же, – продолжил он, внимательно наблюдая за реакцией комиссара, – меня начинает беспокоить, что количество свидетелей с каждым днем уменьшается. Вчера случайно выпал из окна Кнутсен; сегодня утром – сообщение о гибели в автокатастрофе секретаря Вилли Смита; какие-то люди ворвались и перевернули вверх дном квартиру певички. Я порой не совсем понимаю, что происходит.

Судя по выражению лица, комиссар был невозмутим. В ответ на слова инспектора он только ухмыльнулся и сказал:

– А я вот на это тебе что скажу: ты же не новичок в нашей работе и должен привыкнуть к тому, что, как только приступаешь к какому-то делу, сразу начинают происходить странные, порой невероятные вещи со свидетелями, родственниками, домом, где произошло преступление. И все это лишь потому, что мы начинаем по-иному смотреть на события, невольно ища связь их с тем преступлением, которое расследуем. Уверяю тебя – не убей этот подонок из-за ревности твоего Смита, Кнутсен все равно выбросился бы из окна, а секретарь мог просто попасть под машину, переходя улицу. Вот что, даю тебе еще два, максимум три дня на завершение этого дела, и чтобы до рождества все было закончено. Понятно? – Комиссар взял со стола стек, начал вертеть его в руках – знак того, что он не на шутку взволнован.

Виджей почувствовал, что беседовать дальше с шефом становится не только бесполезно, но и опасно.

– Понятно, господин комиссар. Обязательно уложусь в тот срок, который вы назвали. Разрешите идти?

– Идите, инспектор, и, если будет что нужно, сразу же докладывайте лично мне.

Виджей отдал честь, повернулся и почти строевым шагом направился из кабинета. Он знал слабость комиссара к шагистике и хотел хоть этим успокоить, как видно, не на шутку взволнованного начальника.

Инспектор поднялся на четвертый этаж, зашел в референтуру, попросил досье на Ганса Мюллера, регионального директора корпорации «Биохим», фамилия которого значилась у него в списке членов Общества наследников Ост-Индских компаний после фамилии Маршалла.

Судя по документам, собранным в досье, «Биохим» был основан сразу после первой мировой войны дедом Ганса Мюллера, вернувшимся из Бенгалии, где он провел почти 20 лет, занимаясь в основном оптовой торговлей лекарствами. Накопленных средств и полученных знаний в области фармакологии этому предку нынешнего директора «Биохим (Азия)» было достаточно, чтобы начать производство «чудодейственных» зубных порошков и снадобий из трав, сырье для которых, как утверждала реклама фирмы, поставлялось из «монопольных источников на Востоке».

На первых порах дела «Биохима» шли неплохо. Тогда, в 20-х годах, модно было все восточное, и зубные порошки в красивых банках с экзотическими рисунками имели хороший спрос. Но потом, в годы «великой депрессии» 30-х годов, фирма оказалась на грани банкротства, что заставило отца Ганса Мюллера продать контрольный пакет акций одной из дочерних компаний могущественной химической корпорации «Унифарбен». В результате после прихода к власти нацистов два небольших заводика «Биохима» в Баварии и Пруссии были засекречены и на них было начато опытное производство боевых отравляющих веществ и галлюцинатов.

С началом второй мировой войны работы над созданием новых видов химического оружия в гитлеровской Германии резко активизировались, и на заводе «Биохима» в Баварии началась подготовка к массовому производству отравляющих веществ. Но затем, когда страны антигитлеровской коалиции пригрозили в случае использования нацистами в ходе боевых действий химического оружия также применить отравляющие вещества, завод перешел в ведение центральной химической лаборатории концерна «Унифарбен», и его деятельность стала все более засекречиваться. Доходили слухи, что там разрабатывали какое-то новое чудо-лекарство, но, что это было на самом деле, никому так и не удалось установить.

После войны «Унифарбен» была расчленена на несколько компаний, и отцу Ганса Мюллера вновь удалось вернуть в свою собственность компанию «Биохим». Правда, завод в Пруссии был безвозвратно потерян, но предприятие в Баварии стало постепенно расширяться. Хорошо заработав на производстве пенициллина и других антибиотиков, отец Ганса одним из первых среди западногерманских промышленников понял необходимость расширения деятельности своей компании за пределами Западной Германии. «Биохим» начал вывозить капитал в другие страны, внедряться в химическую промышленность не только западноевропейских стран, но и государств Латинской Америки, Азии, Африки. Постепенно он связал созданные или захваченные им предприятия в разных странах тесными технологическими и финансовыми узами.

После смерти отца Ганса Мюллера собственность «Биохима» была поделена, как наследство в сказке Перро, между тремя братьями. В результате во владение Ганса перешли восточные предприятия «Биохима», в их числе и завод в Асике. Ганс Мюллер вот уже второе десятилетие живет на Востоке, в основном здесь, в столице, хотя иногда выезжает в Гамбург в штаб-квартиру «Биохима» на заседания совета директоров корпорации, в другие страны Азии, где находятся еще пять заводов корпорации, объединенные под общей вывеской «Биохим (Азия)».

Особое место в досье было уделено тайным аспектам жизни Ганса Мюллера – его слабостям и увлечениям, участию в различных нелегальных операциях. Судя по этим данным, Гансу Мюллеру помимо шести заводов принадлежала сеть игорных домов и казино в Бангкоке и Гонконге. Были сведения и об его, правда косвенной, причастности к торговле наркотиками из района «золотого треугольника», включавшего те страны – Бирму, Таиланд, Малайзию, – где были расположены предприятия «Биохима».

В последнее время его все чаще подстерегали неудачи: то таиландской полиции удалось пресечь отправку через границу очередной партии наркотиков; то малайзийская полиция арестовала связного, и суд приговорил его к смертной казни – дело для Малайзии обычное; то на заводе в Асике случилась авария, в результате которой погибло почти 20 человек, а причина аварии так и осталась неизвестной. Этот завод, специализировавшийся в 60-х годах в основном на выпуске пестицидов и дефолиантов, внес свой немалый вклад в опустошение некогда непроходимых вьетнамских лесов, а «Биохим» хорошо подзаработал на поставках дефолиантов армии США, не пожалевшей средств американских налогоплательщиков на закупку, зачастую по грабительски высоким ценам, этих химикатов.

Обычно после 10—15 лет работы на заводе в Асике рабочие становились полными инвалидами и уходили с производства. Для них корпорация создала специальный фонд. Его средства позволяли тем, кто отдал свое здоровье корпорации, достаточно безбедно дожить до конца жизни, который, правда, наступал не позднее, чем через пять лет после выхода на пенсию. Корпорация гордилась поселком, построенным для рабочих, – удобные и почти бесплатные квартиры в нем сохранялись за рабочими и после ухода с завода. Зарплата рабочих на заводе в Асике была почти в два раза выше, чем на химических заводах местных компаний. Так что устроиться на завод «Биохима» было очень непросто.

Но вот после недавней аварии обстановка на заводе резко обострилась. Рабочие два дня отказывались выходить на работу, но корпорация и здесь не пошла на обычные в таких случаях меры – массовые увольнения, организацию штрейкбрехеров. Нет, она просто еще на 30 процентов повысила рабочим зарплату, разрешила увеличить на три дня оплачиваемый отпуск, ввела строгие меры безопасности на производстве. Все это подействовало намного эффективнее полицейских дубинок – на другой день все рабочие вернулись на свои места, инцидент был исчерпан и забыт. Такие действия корпорации застали врасплох и прессу, которая сначала обрушилась на «Биохим» с требованием срочно начать расследование случившегося, но затем, когда корпорация выплатила солидные компенсации семьям погибших, те отказались от своих судебных исков, и необходимость проведения какого-либо расследования отпала сама собой.

Виджей знал, что Ганс Мюллер был всю последнюю неделю в Асике и, как Вилли Смит, вернулся в столицу на следующий день после гибели Бенджамина Смита. Его помощники два дня безуспешно пытались дозвониться до Мюллера – он все время где-то отсутствовал, – и лишь вчера вечером Виджею самому удалось наконец поймать по телефону директора «Биохим (Азия)» и договориться о встрече сегодня на пять часов.

Инспектор подъехал к зданию, где размещалась региональная дирекция корпорации, за пять минут до назначенного времени, поднялся на второй этаж в приемную, представился симпатичной секретарше, отметив про себя, что секретарши всех иностранных компаний, с кем ему приходилось иметь дело, чем-то очень похожи друг на друга. Во-первых, большинство из них были иностранками и несли на себе некую печать космополитизма – одевались по моделям «Вога» или «Бурды», душились почти одними и теми же французскими духами, курили пахучие американские сигареты, улыбались одинаковыми ослепительными и в то же время нейтральными улыбками. Отличить этих див друг от друга можно было разве что по акценту, с которым они говорили на одном и том же английском языке. И если в «Ориент бэнк» в речи секретарши Вилли Смита незримо присутствовали туманы Альбиона, в представительстве Всемирного клуба улавливался протяжный, как ковбойское лассо, техасский выговор, то здесь, в «Биохиме», акцент золотоволосой фрейлейн свидетельствовал о том, что могла родиться она только в Мюнхене или Гамбурге.

Выслушав Виджея, секретарша, чуть раскачиваясь на тонких, высоких каблуках, вышла из-за стола, подошла к двери, ведущей, как полагал инспектор, в кабинет директора, грациозно открыла дверь, предлагая ему войти.

– Входите, входите, пожалуйста. Очень рады видеть вас, господин инспектор. – Навстречу Виджею шел относительно молодой человек.

Внутренний голос сразу же подсказал инспектору, что этот человек никак не может быть Гансом Мюллером.

Ощутив замешательство Виджея, молодой человек произнес:

– Господин директор сейчас очень занят и просил извиниться перед вами – он только что выехал к министру – и, если у вас есть немного времени, подождать его в кабинете.

Виджей недоуменно пожал плечами и сел в предложенное ему кресло. Молодой человек отошел к столу, нажал кнопку, попросил принести чаю.

– Меня зовут Кнут Шнейдер, я – помощник директора.

Дверь открылась – принесли чай, бисквиты, конфеты, и почти одновременно зазвонили несколько телефонов на рабочем столе директора. Шнейдер по очереди снимал трубки, что-то говорил, затем, кончив говорить, набрал номер по стоявшему особняком красному телефону. По тому, что номер состоял из по меньшей мере десяти цифр, инспектор догадался, что помощник Мюллера хочет соединиться по международному каналу. Действительно, через несколько секунд Шнейдер начал быстро говорить в трубку по-немецки, а потом через короткие промежутки времени повторял одно и то же слово – «яволь». Сказав наконец последний раз это короткое слово, Шнейдер положил трубку красного телефона, опустился в кресло, нажал клавишу селектора.

– Господин Янус, только что я говорил с Гамбургом, срочно нужна импортная лицензия на 500 тонн нашей смеси. Знаю, что трудно. Дерните за все веревочки, но завтра лицензия должна лежать у шефа на столе – через два дня груз будет в аэропорту, чартерный рейс уже заказан. – Шнейдер поднялся из-за стола, присел в кресло напротив Виджея, отпил из чашки чай.

– Вот так мы и работаем, – начал управляющий. – Это только журналисты любят взахлеб рассказывать всякие небылицы про деятельность транснациональных корпораций в развивающихся странах. Но на деле кто, как не эти корпорации, приобщают слаборазвитые, отставшие на столетия от мирового технического прогресса страны к новейшим достижениям современной технологической мысли, обеспечивают население этих стран, несмотря на всякие, порой кажущиеся неприступными, препоны и барьеры, воздвигаемые бюрократической машиной и политическим аппаратом, одеждой и продуктами питания, потребительской электроникой и медицинскими препаратами. Эти корпорации каждую минуту спасают сотни, тысячи детей и взрослых в Африке, Азии, Латинской Америке от смертельных недугов. Вы можете, конечно, упрекнуть меня в том, что я слишком рьяно защищаю транснациональные корпорации. Безусловно, кто не без греха, как говорится. Бывают случаи, когда приходится закрывать заводы, ставшие нерентабельными в одной стране, и переводить их в другую, где экономическая ситуация более благоприятна, использовать поставки между финансовыми корпорациями, расположенными в разных странах, для обхода слишком высокого налогообложения. Но в конечном счете в масштабах всего мира корпорации делают большое и нужное дело. И именно поэтому все больше стран «третьего мира» открывают для нас свою экономику. – Управляющий, сделав несколько больших глотков, поставил чашку на поднос. Видно было, что это его любимая тема, и Виджей решил дать ему высказаться до конца – все равно придется дожидаться Мюллера. – Вот возьмите хотя бы данный случай. Вашему Национальному онкологическому центру срочно понадобился один из самых эффективных на настоящий момент препаратов для лечения рака. Если бы все шло обычным путем, потребовалось бы сначала получить разрешение неторопливого чиновника из министерства финансов на выделение этому центру столь дефицитной в стране твердой валюты, затем понадобилось бы несколько месяцев вести с департаментом внешней торговли переписку об импортной лицензии. Вся эта процедура заняла бы по меньшей мере полгода, а здесь максимум через неделю этот эффективный и столь нужный препарат попадет прямо в Национальный онкологический центр и начнет спасать жизнь людям. Секрет здесь прост – для этого необходимы постоянные контакты на всех уровнях, которые тоже, между прочим, требуют средств, и поэтому иногда случается, что лекарства, которые мы продаем в развивающихся странах, могут стоить немного дороже, чем аналогичные препараты, продаваемые нами в Западной Европе или в Северной Америке.

– Но, насколько я понял, – решил поддержать разговор инспектор, – в данном случае препарат поступит в нашу страну через два дня, так почему же он дойдет до Национального онкологического центра только через неделю?

– Вы правы. Лекарство действительно будет отгружено сегодня или завтра и максимум через два дня будет получено нашим агентом на грузовом складе столичного аэропорта. Но адресатом будет в данном случае «Биохим (Азия)», а не Национальный онкологический центр. Мы перепакуем лекарство в нашу местную упаковку и продадим центру. На все это потребуется еще дня три-четыре. Но продадим не за дефицитные марки или доллары, а за местную валюту, взяв при этом лишь небольшой процент за посредническую операцию. – Шнейдер самодовольно улыбнулся.

– Таким образом вы переведете деньги своей материнской компании в Западной Германии по официальному курсу, то есть за одну марку семь анн, а продадите центру по курсу черного рынка, или почти в три раза дороже? – Виджей вопросительно посмотрел на управляющего. – Насколько мне известно, за счет таких вот операций с ценами и курсами валют транснациональным корпорациям в целом ежегодно удается класть в свои карман от 50 до 100 миллиардов долларов. Не так ли?

Лицо управляющего сразу как-то вытянулось и потеряло то благодушное выражение, которое держалось на нем на протяжении всей их беседы.

Виджей понял, что такой оборот разговора явно не нравится его собеседнику, и хотел перевести его на другую, более приятную тему, но в этот момент раздался телефонный звонок. Управляющего будто сдуло с кресла, и, как оказалось, не случайно – звонил сам Ганс Мюллер.

– Господин директор приносит вам свои извинения, но он все еще сидит в приемной у министра и вряд ли освободится до шести часов. Поэтому он просит, если вам удобно, встретиться с ним в восемь часов в клубе «Ройаль». Он был бы вам очень признателен. – Управляющий произнес все это столь почтительным тоном, что Виджей внутренне даже улыбнулся от его умения менять свое поведение в зависимости от ситуации, а вслух сказал:

– Ну что же, мне в любом случае надо обязательно сегодня поговорить с господином директором – время не терпит. Передайте ему – ровно в восемь я буду в клубе.

Среди той первоначальной информации, которой обменивались, знакомясь друг с другом на светских раутах, дипломатических приемах, вечерах музыки и поэзии, владельцы магазинов и заводов, биржевые маклеры и правительственные чиновники, финансисты и кинозвезды, принадлежность к респектабельному столичному клубу играла немаловажную роль. Но не каждый, даже имея на своем счете в банке немалую сумму, мог стать членом солидного клуба. Деньги здесь хотя и имели немаловажное значение (вступительный взнос в несколько раз превышал годовой доход рядового чиновника или квалифицированного рабочего), но не открывали автоматически двери того или иного клуба перед каким-нибудь 30-летним нуворишем, внезапно разбогатевшим на контрабандных операциях. Для вступления в клуб нужна была неподмоченная репутация, а также рекомендации его двух членов, что заслоняло сюда путь подпольным миллионерам.

Те, кому не посчастливилось стать членом клуба, могли вступить на его безукоризненные зеленые лужайки, толстые ковровые дорожки библиотеки, игральных залов, комнат отдыха, баров и ресторана лишь один раз в неделю – в день, специально отведенный для приема гостей, когда большинство постоянных посетителей клуба старались по возможности провести вечер где-нибудь в другом месте. Сегодня как раз был именно такой день гостей в клубе «Ройаль», где Ганс Мюллер назначил Виджею встречу. Надо отметить, что принять гостя в стенах своего клуба было и престижно, и выгодно. Ежегодный членский взнос позволял членам клуба не только пользоваться полями для гольфа, теннисными кортами, бассейном, но и иметь солидную скидку в барах и ресторане, где к тому же можно в отличие от городских ресторанов и баров свободно и за умеренную плату выпить шотландское виски и французский коньяк, русскую или английскую водку, немецкие или испанские марочные вина.

Все это было хорошо известно Виджею, и поэтому где-то подспудно он был даже рад встретиться с Мюллером не в его офисе, а в более нейтральной обстановке. К тому же по своему опыту инспектор знал, что в такой обстановке его собеседник может немного расслабиться и сообщить ему то, чего в других условиях почтет за лучшее не касаться в беседе с представителем закона. Анализируя события последних дней, Виджей чувствовал, что ему уже почти удалось нащупать ту ниточку, дернув за которую можно будет вскоре распутать весь клубок преступления. Но по своему полицейскому опыту он также хорошо знал – стоит попытаться как-то ускорить ход событий, слишком сильно дернуть за эту порой очень тонкую ниточку, как она оборвется, и придется начинать все сначала.

Ровно в восемь часов он подъехал к освещенному большими старинными фонарями подъезду клуба «Ройаль», занимавшего специально недавно для него построенное новое здание, архитектура которого напоминала стиль невозвратно ушедших лет – с портиками и колоннами, лепными украшениями в виде огромных ваз и гривастых львов на фронтоне каждого из трех его этажей. Эти украшения, как и фонари у подъезда, остались еще от старого, сгоревшего четыре года назад здания клуба. Причина того пожара еще и сейчас не выяснена – то ли короткое замыкание в прогнившей электропроводке, то ли намеренный поджог – полиции так и не удалось установить, и дело было закрыто.

Выйдя из машины, Виджей передал ключ зажигания служащему клуба, а сам прошел к открытым дверям входа в клуб, где у порога его встретил любезно-вопросительный взгляд дворецкого в темно-вишневой униформе и белых перчатках. Виджей протянул дворецкому свое служебное удостоверение, которое произвело на того, очевидно, крайне благоприятное впечатление.

– Да, господин инспектор, господин Мюллер вас уже ожидает и сейчас к вам выйдет. – Он, чуть подавшись корпусом вперед, предложил Виджею пройти в приемный зал, устланный ворсистым ковром с выпуклым китайским орнаментом.

Инспектор сел в огромных размеров кресло, обитое темно-вишневым, в тон ковру, плюшем, и огляделся. Стены зала, одетые наполовину в темное дерево, были увешаны мужскими портретами в золоченых рамах. Среди людей, изображенных на портретах, Виджей узнал первого президента страны и последнего английского генерал-губернатора, остальные лица ему ничего не говорили, хотя он их где-то явно уже видел ранее – то ли в учебнике истории во время учебы в Полицейской академии, то ли на страницах журналов.

– Прекрасно, вы уже, кажется, успели здесь немного осмотреться, – откуда-то сбоку раздался мягкий негромкий голос, говоривший по-английски с чуть заметным мягким акцентом. Виджей оторвал взгляд от портретов, повернул голову и увидел коренастого, средних лет человека, с густой проседью на висках, с правильными чертами светлого, почти бумажно-белого лица. – Добрый вечер, господин инспектор, я и есть тот самый Мюллер, с которым вы безуспешно пытались встретиться весь день, – сказал подошедший, протягивая свою руку Виджею. – А я вас именно таким и представлял – не хватает только или трубки, или стека, и можно без всякого грима снимать в любом индийском боевике о доблестном полицейском инспекторе. – Мюллер рассмеялся.

– Вы, господин Мюллер, я должен признаться, тоже полностью соответствуете нашему понятию о солидном, преуспевающем западном бизнесмене, – отпарировал инспектор в ответ.

– Но я не просто хочу сказать вам приятное, в какой-то мере я вас уже, хотя бы заочно, знаю. Дело в том, что я знаком с комиссаром Фаруком. Мы иногда встречаемся, и он упоминал о вас как о потомственном бесстрашном полицейском, – сказал Мюллер. Затем он жестом левой руки предложил инспектору пройти внутрь помещения. – Знаете, я ужасно проголодался, поэтому вы не будете возражать, если мы сразу пройдем в ресторан и там продолжим нашу беседу?

Виджей на этот счет особых возражений не имел – кухня «Ройаль» славилась на всю столицу.

– Лучшее средство расслабиться и развязать язык себе и собеседнику – это выдержанный виски, а, насколько мне известно, в полиции этим вас не очень балуют, – сев за столик в полупустом зале с огромной свисающей с потолка хрустальной люстрой, с улыбкой промолвил директор корпорации «Биохим (Азия)».

Из полицейского досье на Мюллера инспектору было известно, что два года назад от него уехала, а вернее, сбежала в Европу жена и директор потихоньку начал спиваться. При этом пил он в основном один, запершись в своем доме. По опыту Виджей знал, что здесь, в тропиках, при той активной жизни, которую вел Мюллер, и его пристрастии к спиртному здоровья человека хватит не более чем на пять лет, а там – либо белая горячка, либо цирроз печени, либо инфаркт.

Очевидно, официанты хорошо изучили вкусы директора – через минуту на столе уже стояла бутылка «Джони Уолкер» с черной этикеткой, свидетельствующей о минимум 10-летней выдержке и гарантированной крепости напитка. Мюллер сначала плеснул в соответствии с этикетом немного виски в свой стакан, затем поднес бутылку к стакану Виджея, но тот вовремя успел накрыть его ладонью.

– Простите, господин директор, спасибо за угощение, но я при исполнении и поэтому ограничусь, если можно, пивом, – произнес с улыбкой инспектор.

– Что же, понимаю и не смею возражать. – Мюллер поставил бутылку на стол, поднял вверх указательный палец – условный по неписаным ресторанным правилам сигнал, по которому к нему немедленно подскочил официант, будто того и ожидавший.

Выслушав заказ, официант так же быстро исчез, чтобы еще через пару минут появиться с темной бутылкой дорогого пива в руках. Мюллер посмотрел на этикетку, одобрительно покачал головой. Официант открыл пиво, осторожно, наклонив набок, наполнил бокал и поставил перед инспектором.

– Ваше здоровье, господин инспектор. – Мюллер несколькими большими глотками осушил свой стакан с неразбавленным виски.

Виджей решил чуть подождать с расспросами по делу Смита.

– Простите меня, господин Мюллер, но я все-таки никак не могу понять вас, европейцев, уезжающих на долгие годы из своих стран туда, где им не подходит климат, другая культура, образ жизни. Хорошо, некоторые, пожалуй даже таких большинство, едут за большими деньгами, но построй, скажем, ваша же корпорация такой вот завод не в Асике, а у себя в Западной Германии, вы бы дали работу своим безработным, а выпускаемую продукцию могли продавать в другие страны. Ведь прибыль в этом случае была бы, вероятно, ненамного меньше, не так ли? – Инспектор вопросительно посмотрел на своего собеседника.

Тот, выслушав вопрос Виджея, ухмыльнулся, прожевал последнюю креветку, отодвинул тарелку, уголком салфетки вытер губы.

– Знаете, господин инспектор, вы мне положительно нравитесь. Другой полицейский на вашем месте сразу бы замучил меня вопросами, которые его интересуют в данную минуту по делу Смита, а вы – психолог, тонко понимаете, как вести беседу. Ну, это я так, к слову. – Мюллер налил себе еще виски, на этот раз разбавил его содовой, сделал несколько глотков и продолжил:

– Так вот, должен вам, инспектор, признаться, что мы, немцы, – сложные люди: сентиментальны и жестоки, иногда чересчур дисциплинированны, а подчас излишне развязны. Эти черты вы можете обнаружить не только в повседневной жизни, но и в политике, торговле, связях с другими странами. Едва оправившись от поражения в войне, накормив и одев, правда не без помощи Дядюшки Сэма, свое голодавшее население, мы уже начали предоставлять займы странам Азии, Африки и Латинской Америки. Но при этом не забывали, конечно, и о собственной выгоде. Подсчитано, что каждые 100 миллионов марок, выделенные на оказание помощи слаборазвитым странам, приводят за счет дополнительных экспортных заказов, финансируемых этой помощью, к росту производства внутри Западной Германии на 130 миллионов марок и к созданию свыше полутора тысяч новых рабочих мест.

А теперь про наши инвестиции капитала за рубеж. В начале 80-х годов среди западногерманских предпринимателей, имеющих или намеревающихся создать предприятия за рубежом, был проведен опрос. И вот что он показал: семь из каждых десяти опрошенных отметили, что главной целью их зарубежной деятельности является присутствие на как можно более широком рынке. И это не случайно – чем больше продается товаров, тем выше сумма прибыли и легче уцелеть в конкурентной борьбе. Ну а среди других факторов по значимости шли более низкие, чем в ФРГ, расходы на заработную плату, особенно в развивающихся странах; экономия на транспортных расходах; обход импортных ограничений в других странах; более низкий, чем в Западной Германии, уровень налогов и, наконец, менее строгие требования к охране окружающей среды. Правда, о последнем обстоятельстве следовало бы и не упоминать. Будь в той же Индии требования по охране окружающей среды более строгими, «Юнион карбайд» никогда не позволила бы себе сэкономить несколько миллионов долларов на строительстве установки, контролирующей работу ее предприятия в Бхопале, и там не произошло бы этой ужасной трагедии.

– А на вашем заводе в Асике соблюдены все меры безопасности? – спросил Виджей.

– Что вам на это сказать? Вам же известно, что две недели назад на заводе была авария, и только случайно она не приняла больших размеров. Кстати, после этой аварии Бенджамин Смит перестал со мной общаться.

– Ну раз вы уж заговорили о Бенджамине Смите, давайте продолжим эту тему. – Инспектор сделал глоток из стакана.

– Да, к этому все равно придется переходить, тем более что наш заказ будет готов еще минут через десять, не ранее. – Мюллер вытянул на столе руки, взял нож и, как бы внимательно его разглядывая, начал свой рассказ: – По правде говоря, узнав о том, что Бенджамин Смит не покончил с собой, а был убит, я ожидал встречи с полицией. Как-никак, но я довольно часто встречался с Бенджамином. Наша корпорация уже больше четверти века тесно связана здесь, на Востоке, деловыми контактами с «Ориент бэнк», поэтому, приехав сюда, я в первые же дни познакомился с Вилли Смитом. А затем, когда сюда приехал Бенджамин, мы частенько сиживали вместе у них дома, беседовали, иногда спорили. Правда, в последние месяцы с ним становилось все труднее вести нормальный разговор. Он вдруг совершенно неожиданно начинал сердиться, доказывал свои, часто, на мой взгляд, совершенно бредовые, становившиеся, как мне казалось, постепенно навязчивыми идеи – вроде персонификации всемирного зла в образе транснациональных корпораций, готовых подмять под себя весь мир, лишить человека индивидуальности. Если бы он пил, хотя бы как я, то можно было бы предположить наступление ранней стадии белой горячки, столь часто случающейся среди нас, европейцев, живущих здесь в одиночестве. Но ведь Бенджамин все это излагал, находясь в абсолютно трезвом состоянии и здравом уме. – Мюллер вновь подвинул бутылку, налил себе полстакана, выпил. – Он, кажется, хотя и был по профессии биолог, но, увлекшись политэкономией, начал писать то ли книгу, то ли исследование о негативной роли корпорации в мировой экономике или что-то в этом роде, – продолжил он, отдышавшись. – Особенно его почему-то интересовало все, что относилось к нашей корпорации – ее история, то, чем она сейчас занимается. Я всячески старался помочь ему, но, чем больше я это делал, тем, как ни странно, холоднее становились у нас отношения. Он увлекся йогой и стремился достичь какого-то особого состояния, при котором пробуждается якобы спящее в каждом из нас сверхъестественное чувство, позволяющее непосредственно общаться с миром идей.