Текст книги "Тайны йога-центра"

Автор книги: Виктор Корнеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Он мысленно подсчитал, что денег, имевшихся теперь на его банковском счете, с лихвой хватит, если, конечно, не очень менять образ жизни, и на создание своего небольшого журнала – его давней мечты еще с университетской скамьи, и на то, чтобы помочь семье сестры выкарабкаться из постоянных финансовых затруднений. Да и самому можно теперь уже не думать о том, как бы заработать лишнюю сотню анн.

Подъем кончился, и дорожка, обогнув большую клумбу в виде абстрактной, в форме каких-то геометрических фигур, скульптуры с фонтаном посредине, привела его к фронтону главного входа в гостиницу. Хотя Агарвал и не ожидал увидеть такую же оживленную толпу людей, входивших и выходивших из дверей гостиницы, как пять лет назад, но все же его поразило почти полное безлюдье, царившее здесь. Он остановил машину прямо у входа, вышел из машины, и только тогда из дверей гостиницы, натягивая на ходу форменную довольно помятую тужурку, к его машине поспешил привратник с огромными блестящими, как смола, усами.

– Добро пожаловать, господин-сааб, – улыбаясь и кланяясь, обратился он к Агарвалу.

Тот небрежным жестом, над которым он тут же про себя улыбнулся, отдал привратнику ключи от машины, ни слова не говоря, кивнул на дорожную сумку на заднем сиденье и направился к дверям гостиницы.

– Эй, Саду, быстро иди сюда! – услышал он раскатистый голос привратника, и откуда-то сбоку выскочил молодой слуга в такой же, как у привратника, голубой униформе, взял ключи, открыл заднюю дверцу машины, вытащил оттуда сумку, затем сел за руль и отогнал машину на стоянку.

Внутри, в вестибюле гостиницы, тоже почти никого не было. Лишь уборщик ленивыми движениями перебрасывал большую тряпку с места на место по выложенному большими плитами светлого мрамора полу.

Несмотря на то что Анандпур был почти 500 лет, вплоть до начала века, столицей страны, но особыми, дошедшими до нас историческими достопримечательностями не отличался. Он стоял далеко в стороне от оживленных туристических маршрутов и постепенно превратился в заштатный пыльный городишко. Правда, лет 10 назад поблизости от города основал свою колонию очередной «живой бог» по имени Кошик, чем-то похожий на Джай-бабу, такой же лохматый и также ходивший всегда, даже холодной зимой, босиком. О нем тогда широко распространилась слава, как о волшебном исцелителе всяческих болезней, при этом каким-то образом ему удалось пролезть на страницы западных иллюстрированных журналов, и в Анандпур потянулись богатые люди, в первую очередь из-за океана. Вероятно, Кошик, как и некоторые другие появившиеся в начале 70-х годов в странах Востока многочисленные «живые боги», владел искусством массового гипноза, мог в какой-то степени снимать психическое напряжение у людей и тем самым «излечивать» их от некоторых недугов. Случаи такого «чудесного исцеления», а их были единицы, рекламировались всеми средствами.

Слава Кошика день ото дня росла, а с ней росло и богатство. На деньги богатых европейцев и американцев был срочно переоборудован для приема современных лайнеров местный аэродром, построен «Империал». Затем и один прекрасный безоблачный ноябрьский день Кошик получил, как он впоследствии объяснял западным журналистам, «знак свыше», снялся со своими ближайшими приближенными и на двух зафрахтованных им горбатых «Боингах» взлетел, распугав стаи ворон, с местного аэродрома, с тем чтобы нежданно-негаданно приземлиться через сутки в одном из прибрежных штатов за океаном, где, как оказалось, им было загодя куплено заброшенное ранчо и несколько гектаров бесплодной земли.

С тех пор значение Анандпура на туристической карте страны резко упало. На бетонных плитах взлетно-посадочной полосы местного аэропорта поселилось стадо бесхозных коров и буйволов. Лишь утром в ожидании единственного рейса из столицы, выполняемого потрепанным «Фоккером» национальной авиакомпании, несколько охранников безуспешно сгоняли их бамбуковыми палками к дальнему углу.

Гостиница «Империал», проданная Кошиком, как говорили, в спешке за ничтожную сумму, перешла в руки местного миллионера – владельца плантаций сахарного тростника и перегонных заводов, разбогатевшего на поставках армии и полиции входившего в офицерский паек рома. Реклама этой продукции теперь щедро украшала вестибюль гостиницы, а каждый из проживающих в ней получал «на память» при отъезде стограммовую сувенирную бутылочку рома.

Правда, в последние годы гостиница почти всегда, даже зимой, в разгар туристского сезона, пустовала, и в ее номерах обосновались представительства различных компаний, банков, страховых контор. Пользовался популярностью только ресторан. По вечерам здесь было «шоу». Смазливая девица уже не первой молодости изображала в сопровождении небольшого оркестра что-то наподобие восточного «танца живота», чем неизменно вызывала шумные аплодисменты и смачные реплики заполнявших ресторанный зал местных нуворишей и заезжих коммерсантов. Затем ближе к полуночи центр веселья в гостинице перемещался на самый верх, в кафе-дискотеку «Колеса», где, заплатив «входные» 20 анн, «золотая» молодежь Анандпура почти до утра танцевала под визгливые выкрики диск-жокея и оглушительную музыку.

– Будьте добры, мне нужен хороший номер всего на день – до завтрашнего вечера, – насколько мог небрежно бросил Агарвал дежурному администратору, который, погасив улыбку, уже с озабоченным видом начал медленно листать книгу размещения постояльцев. Затем, вздохнув с облегчением и вновь расплывшись в уничижительной улыбке, администратор сказал:

– Вам повезло, сааб, – знаете, в это время у нас очень трудно найти свободный номер. Вот и сейчас почти все номера или заняты, или забронированы, но мне все же удалось найти для вас хорошие апартаменты – номер люкс.

Агарвал про себя рассмеялся той небольшой хитрости, к которой прибег администратор, а вслух произнес:

– Мне нужен обычный, но хороший номер. Если у вас такого не найдется, придется поехать в другую гостиницу.

Администратор вновь, теперь уже быстро, полистал книгу, закрыл ее и, опять широко улыбнувшись, сказал:

– Я же говорил, сааб, что вам очень везет. У нас только что освободился обычный номер, который, как я думаю, вам очень даже подойдет.

– И сколько он стоит в сутки? – поинтересовался Агарвал.

– Как обычно, сто анн в день, – ответил администратор.

– Включая завтрак? – твердым голосом спросил Агарвал.

– Нет, – начал администратор, но, заметив недовольное выражение на лице Агарвала, без особого энтузиазма продолжил: – Но для вас мы сделаем на этот раз исключение. Так что считайте, завтракаете бесплатно.

Оба – и Агарвал, и администратор – были довольны. Агарвал тем, что не дал себя слишком надуть, администратор тем, что получил на 20 анн больше, чем обычно.

Номер оказался действительно неплохим: пол от стены до стены застелен толстым, лишь слегка потертым в середине ковром, на столике – портативный телевизор, а в углу – даже небольшой холодильник. Агарвал посмотрел на часы. Было ровно два часа, и он включил телевизор – в это время обычно передавали дневной выпуск последних известий. Новостей в мире, которые, как всегда, шли в начале выпуска, набралось минуты на две, затем пошли официальные сообщения. Сообщалось о визите в страну вице-президента «Кэпитал корпорейшн», его встрече в министерстве промышленности, о беспорядках в столице и в различных районах страны, о продолжающейся стачке рабочих на заводе корпорации «Биохим (Азия)».

Телевидение в стране, равно как и радио, контролировалось правительством и было постоянным объектом саркастических статей и карикатур в оппозиционной печати. Денег, выделяемых на подготовку телевизионных программ, хватало лишь на закупку посредственных местных и иностранных кинофильмов как минимум десятилетней давности и приглашение певцов, давно уже не пользовавшихся успехом у публики. Поэтому телевизионные программы в основном состояли из официальных новостей, различного рода патриотических передач – встреч с ветеранами Национальной партии, концертов бойскаутов, певших высокими детскими голосами песни времен борьбы за независимость, а также многочасовых репортажей с крикетных матчей и турниров национальной борьбы. Именно поэтому наибольшее количество телезрителей привлекала сначала еженедельная, а затем транслируемая через день программа «Йога для всех», или, как ее окрестили газетчики, «Джай-баба шоу». Специально для ее постановки приехал известный американский телевизионный режиссер, и программа действительно выгодно отличалась от всех других, привлекала своей необычностью и профессионализмом. Вначале, после красочного вступительного ролика, на экране появлялись очаровательные девушки – ассистентки Джай-бабы, одетые каждый раз в новые наряды, которые минут пять по очереди читали письма телезрителей, а затем в студию, беспрерывно улыбаясь и кланяясь телезрителям, входил Джай-баба. После краткой вступительной цитаты на санскрите из Вед, которую он произносил нараспев своим приятным баритоном, «живой бог» отвечал на самые, по его мнению, интересные вопросы телезрителей. Вот и сейчас после новостей заиграла мелодичная музыка, и на экране появилась заставка программы «Йога для всех». У Агарвала не было времени смотреть эту передачу, он выключил телевизор, умылся, переодел рубашку и спустился вниз в ресторан.

Быстро поев и удивив официантов щедрыми чаевыми, он быстро покинул ресторан, чтобы как можно скорее приступить к тому, зачем он приехал в этот город.

– Как вам понравился ваш номер? – спросил дежурный администратор, принимая у Агарвала ключ от комнаты.

– Спасибо, все очень хорошо. Кстати, вы не скажете, как лучше проехать в Юджин-форт?

– Вы, случайно, не на похороны Бенджамина Смита приехали? – в свою очередь поинтересовался администратор.

– Да, – нечаянно вырвалось у Агарвала, хотя в его положении вряд ли стоило это афишировать, несмотря на то, что в журнале регистрации он был записан под фамилией Шахани.

– Я тоже знал Бенджи-сааба. Хороший был человек. Я сам живу рядом с особняком Смитов, а отец одно время даже служил у них. Всего месяц назад я с Бенджи-саабом разговаривал. Очень его интересовало в то время все, что касалось обстоятельств гибели его предков – отца и деда.

– И у вас было что рассказать Бенджамину? – спросил Агарвал, с тем чтобы поддержать разговор, который мог быть полезным.

Администратор немного помялся, затем как бы нехотя ответил:

– У старого человека всегда есть что рассказать. А вы кто ему будете?

– Мы были хорошими друзьями, – ответил Агарвал, и неожиданно у него к горлу подступил комок. Он часто-часто заморгал глазами, закашлялся и отвел взгляд в сторону.

Очевидно, все это невольное изъявление искренних чувств скорби не ускользнуло от внимания администратора, который, повернув назад голову, позвал из глубины находившегося сразу за стойкой служебного помещения своего помощника, а сам приподнял откидную доску стойки, вышел в холл к Агарвалу и пригласил его пройти к стоявшим чуть поодаль креслам.

– Если вас что интересует, я с удовольствием расскажу. Как вижу, вы действительно были другом Бенджи-сааба, – чуть понизив голос и подвинувшись совсем близко к Агарвалу, сказал администратор. – Знаете, я, когда в последний раз видел Бенджи-сааба, понял – здесь что-то не так. Какой-то он был, я бы сказал, не в себе. Обычно он останавливался в самом доме, а здесь почему-то решил поселиться в гостинице. А когда уезжал, дал мне сто анн бакшиша. Я даже сначала подумал, может, он купюру перепутал – знаете, эти иностранцы путаются часто в наших деньгах, и протянул ему деньги назад, но он настоял, чтобы я взял их, сказал: «Это на прощание».

– А Вилли Смита вы не знаете? Он сюда часто приезжает?

– С тех пор как он тогда тридцать лет назад после гибели отца уехал в Англию, я его так ни разу и не видел.

– Как, разве он сюда за тридцать лет после возвращения ни разу не приезжал? – удивленно спросил Агарвал.

– Может быть, и приезжал, но я его не встречал. Хотя, конечно, мог бы и заглянуть. Мы ведь тогда втроем, Вилли, дружок его – Джон Голифакс и я, часто проводили время вместе – и на охоту на диких уток вместе ходили, и рыбачить на ирригационный канал. Знаете, как-то однажды я даже спас его от кобры. Рыбачили мы раз, Вилли возьми да открой старые ворота отводного канала, а там змея гнездо свила, и у нее только что детеныши вылупились. Змеи в это время очень злые – могут даже сами напасть, если опасность почуют. Вилли засмотрелся, а я вижу – змея уже изготовилась, раздулась вся и на хвост оперлась для прыжка. В один момент дернул я Вилли за руку что было сил. Он отлетел в одну сторону, а змея пролетела в другую. Удочки мы, конечно, бросили и убежали. Тогда еще отец Вилли мне двадцать анн дал – большие деньги по тем временам. Я думаю, не хочет просто Вилли будоражить старые раны. Здесь его отец погиб, да и дружок его – Джон Голифакс, сын управляющего, когда поехали провожать с отцом Вилли, вместе с шофером упал с обрыва в речку и утонул – не нашли его вообще.

– А старый Голифакс жив?

– Как вам сказать, и да, и нет. Свихнулся он, не сразу, правда, а лет через пять. Сначала все дома сидел, а затем приехал кто-то от Вилли и определил его в клинику для душевнобольных.

– Вы не знаете, – продолжал Агарвал, – остался ли в городе сейчас еще кто-нибудь, кроме вас, знавший Вилли и Джона?

– Дворецкий, хотя он уже очень стар и меня с трудом узнает, а с тех пор прошло больше тридцати лет. Семья Смитов жила как-то обособленно от всех, даже от других европейцев, – задумчиво произнес администратор, а потом, будто вспомнив что-то, добавил: – Жив еще викарий – он, пожалуй, лучше всех знал и Смитов и Голифаксов. Церковь стоит почти рядом с домом Смитов – так что, если еще хотите что-нибудь узнать, заезжайте к нему.

Подробно расспросив, как проехать к дому Смитов, Агарвал поблагодарил администратора, сунув ему в руку купюру в 50 анн, и вышел из гостиницы к уже ожидавшей его вымытой и заправленной машине.

Несмотря на подробное объяснение администратора, Агарвалу пришлось порядком поплутать в узких улочках Анандпура, прежде чем он нашел нужную ему улицу, на которой был расположен особняк Смитов. Подъехав к дому, Агарвал про себя отметил поразительную схожесть его архитектуры с архитектурой особняка в квартале Гольф Линкс. Расположившееся по соседству здание церкви как бы дополняло этот чисто английский пейзаж, волею судеб оказавшийся в самом сердце Азии.

Особняк Смитов был обнесен высоким каменным забором с массивными воротами из местами уже прогнивших железных прутьев. Следуя совету, данному ему администратором гостиницы, Агарвал не стал нажимать кнопку звонка, видневшуюся слева от такой же, как ворота, калитки, а толкнул ее с силой, и она, заскрипев, подалась вперед, впуская его внутрь просторного двора.

– Что вам надо? – услышал Агарвал откуда-то слева не менее скрипучий, чем звук калитки, старческий голос и, повернув голову, увидел совсем древнего седого старика, сидевшего около стены на небольшой деревянной, врытой в землю скамейке. Положив ладони рук на рукоять палки и чуть приподняв изборожденный глубокими складками морщин подбородок, он, как видно, подремывал, греясь под нежаркими ласковыми лучами декабрьского солнца.

Агарвал подошел к старику поближе, представился.

– А документ у вас есть? – явно не веря словам, а может, просто по привычке сердито спросил старик, опустив подбородок и посмотрев внимательно на пришедшего.

Агарвал порылся в кармане, достал водительское удостоверение и протянул старику. Тот с трудом приподнялся, опершись на палку, со скамейки, взял удостоверение, снова сел на скамейку, достал из бокового кармана темно-вишневого пиджака покроя 40-х годов очки в толстой роговой оправе и начал внимательно изучать фотографию на удостоверении, посматривая поверх очков на стоявшего рядом Агарвала.

– Не похож, – заключил старик, кончив рассматривать документ. Он вновь медленно поднялся со скамейки, протянул удостоверение несколько опешившему от вывода, сделанного стариком, Агарвалу.

– Я друг Бенджамина Смита, – громко, как бы оправдываясь за свое липовое удостоверение, сказал Агарвал. – А вы, если не ошибаюсь, господин Остин?

При упоминании этого имени старик как-то вздрогнул и удивленно посмотрел на Агарвала.

– Да, а откуда вам это известно? Меня так никто уже лет десять не называл.

– Надеюсь, вы знаете, что по завещанию вам переходит около десяти тысяч анн?

– Что, что, повторите – я плохо слышу, – старик придвинулся поближе к Агарвалу, приставил правую ладонь к уху.

Агарвал повторил сказанное.

– Мне такие деньги? Зачем? – удивленно произнес как бы про себя старик.

– А что, у вас никого нет?

– Почему же, есть сын – в городе в «Ориент бэнк» работает кассиром, ему его зарплаты хватает. – Потом, немного подумав, добавил: – Деньги, конечно, никогда не помешают. Давно вот хотел очки с наушниками купить. Спасибо за хорошую новость. Чем могу быть вам полезен? – Голос старика уже утратил первоначальную неприветливость, и в нем послышались более теплые, почти дружеские нотки.

– Вы когда в последний раз видели Бенджамина Смита?

– Бенджи-сааба? Недавно совсем. Он, правда, на этот раз в доме не останавливался, как раньше, а только попрощаться зашел – должно быть, уезжать собрался куда-то. Сказал, что уезжает навсегда, а вот видите, как получилось. – Старик затряс головой.

– А Вилли Смит сюда когда-нибудь приходил? – немного подождав, пока старик успокоится, спросил Агарвал.

– Нет, как уехал тогда совсем еще молодым сразу после смерти отца, и с тех пор я ни разу его не видел.

– Не могли бы вы провести меня в дом, – осторожно обратился Агарвал к старику, боясь, что тот опять впадет в подозрительность.

– Почему бы и нет. Ведь получается, что я теперь здесь за хозяина остался. Сейчас, подождите, я только ключи возьму, они у меня там. – Старик показал рукой на небольшой флигель справа от ворот.

Он неловко повернулся и, опираясь на толстую суковатую палку, медленно побрел к флигелю. Прошло несколько минут, но старик не появлялся. Агарвал уже начал беспокоиться, по тут услышал голос старика, показавшегося в дверях флигеля:

– Старость – не радость, как любил повторять мой отец. Он, кстати, прожил лет до ста, не меньше. А мне еще и восьмидесяти нет, а память всю растерял. Положу ключи, а потом полдня их ищу.

Агарвал заметил в правой руке старика целую связку ключей. «Как и должно быть в таком огромном доме», – подумал он, вспоминая, что такую связку ключей он когда-то в детстве видел в кино о старинной английской жизни.

– Пойдемте в дом, – тяжело дыша, сказал старик, сделав знак рукой в сторону особняка.

Старик не сразу нашел ключ к парадному входу, но наконец дверь открылась, и Агарвал вошел в темную прихожую.

– Сейчас направо – там гостиная. – Не закрывая входную дверь, старик в полумраке направился направо, вновь зазвенел связкой ключей. – Проходите, но осторожно. Здесь порожек. – Старик прошел вперед через открывшуюся дверь.

Гостиная была похожа на то, что Агарвал видел в кино и в журналах: большая вытянутая комната с камином и длинным деревянным столом, обитым зеленым сукном, посередине. У камина – два больших кресла, диван, закрытые белыми попонами. Над столом – большая люстра, также завернутая в белое полотно.

Старик подошел к одному из трех больших окон, задернутых шторами, потянул за веревку – штора медленно приподнялась, оставляя внизу столб пыли. В комнате сразу стало намного светлее, в ворвавшихся лучах солнца закружились пылинки.

– И что, здесь с момента смерти хозяина никто не жил? – спросил Агарвал, уже успевший оглядеться и заметить два больших буфета в дальнем углу гостиной, створка одного из которых была наполовину открыта.

– Нет, с тех пор как погиб отец Бенджамина, здесь никто не жил. Только вот когда приезжал Бенджи-сааб, то он на недельку-другую здесь останавливался. Некоторые говорят, что в доме поселились привидения. Но я этому не верю. Душа не может же принимать форму бестелесного тумана, она после смерти сразу же или вселяется в другое тело, смотря по делам в прежней жизни, или соединяется навеки через нирвану с брахманом. Правда, я заметил, что в дом действительно кто-то недавно приходил. Но кто это мог быть, не скажу, не знаю, не видел.

Агарвал последовал за стариком в глубь комнаты.

– Вот видите, не иначе как привидения на самом деле здесь побывали и смотрели эти фотоальбомы.

Старик с трудом нагнулся и одной рукой дернул за край торчавшего из глубины шкафа большого в темно-вишневой бархатной обложке фотоальбома. Альбом выскользнул из слабой стариковской руки и, увлекая за собой еще два таких же хранителя застывших мгновений былых времен, упал старику под ноги.

Агарвал помог ему поднять упавшие фотоальбомы, положить их на инкрустированный журнальный столик, стоявший между диваном и креслами напротив камина. Они сели рядом на диван и раскрыли один из альбомов.

– Вот это хозяин, ему здесь лет тридцать, – комментировал старик, переворачивая листок. – Это его жена, Мэри Хьюз. – Старик еще перелистал альбом. – А вот это на руках у нее маленький Бенджи. – Он показал пальцем на фотографию, на которой была изображена улыбающаяся молодая женщина с маленьким ребенком на руках, и начал снова листать альбом, останавливая свое внимание то на одном, то на другом его листе. Агарвал заметил, что лицо старика постепенно оживлялось и становилось все более озабоченным по мере того, как он перелистывал фотоальбом.

– Чудеса, да и только, – вдруг произнес он. – Исчезли все фотографии, где был снят Вилли. Вот видите. – Он открыл одну из страниц альбома.

Действительно, судя по следам, оставленным на листе альбома, было ясно, что еще недавно здесь были приклеены фотографии.

– Но насколько я знаю, привидения не берут материальные предметы. Значит, здесь недавно поработал кто-то из этого мира, – заключил с усмешкой Агарвал. – Кроме вас у кого могут быть ключи от дома? – спросил он уже серьезно старика.

– Ключи только у меня, и я с ними никогда не расстаюсь, храню их обычно в тумбочке около кровати, и никто не мог незаметно их взять, а потом положить на место, – растерянным топом ответил старик.

– Так разве всегда в этом доме были лишь одни ключи? – недоуменно произнес Агарвал.

– Нет, почему же. Когда-то было две связки ключей – у меня, то есть у моего отца – дворецкого, и у Галифакса – управляющего. Но когда Голифакс тронулся умом, ключи у него куда-то задевались. Их искали, но не нашли, а у самого бедняги ничего путного не узнаешь.

– Значит, связка ключей Голифакса так бесследно и исчезла? То есть кто-то мог ее найти и открыть двери дома.

– Наверное, так и было – ведь не привидения же, в самом деле, украли фотографии из альбома, – тихо ответил старик.

– А фотографии Голифакса и его сына сохранились?

Старик вновь полистал альбом.

– Нет, тоже исчезли. Кому они понадобились и зачем – ума не приложу.

– Скажите, как я могу найти священника?

Старик, казалось, не слышал вопроса Агарвала, и тот уже хотел его повторить, как старик, как бы очнувшись от своих мыслей, произнес:

– Викария? Да он всегда в своей церкви. Совсем стар стал, он ведь почти на десять лет меня старше.

Агарвал помог старику положить на место тяжелые фотоальбомы, закрыть двери дома, затем, чтобы хоть немного отвлечь старика, рассказал, как тот может получить полагающиеся ему по завещанию деньги, вместе с ним вышел за ограду дома, попрощался и направился узким проулком в сторону видневшегося невдалеке шпиля церкви.

Калитка в невысокой ограде, окружавшей здание церкви и примыкавшее к ней небольшое кладбище, была распахнута настежь, и Агарвал прошел по тропинке к зданию церкви, вошел в открытую дверь.

Церковь, казавшаяся совсем маленькой снаружи, внутри была довольно просторной. Высокие стрельчатые, украшенные разноцветными стеклышками окна придавали одновременно торжественность и уют, разными цветами освещали несколько рядов деревянных отполированных до блеска скамей, невысокую паперть с амвоном. Церковь была пуста – только впереди, в самом углу, виднелась седая женская голова, склонившаяся в молитве.

Агарвалу раньше никогда не приходилось бывать в христианских церквах, и его немного поразило отсутствие здесь, в молельном доме, обязательных для восточных храмов многочисленных изображений и скульптур богов, украшенных часто драгоценными камнями. Многие восточные храмы несли печать напыщенной торжественности. Здесь же, в христианской церкви, единственным изображением был огромный крест с распятым на нем Иисусом Христом, который, как понимал Агарвал, не был богом в полном смысле этого слова. И хотя он делал небольшие по восточным масштабам чудеса, достойные, пожалуй, заурядного факира, нежели сына могущественного создателя, для Агарвала этот человек, принявший мученическую смерть на кресте, был скорее неудачником-идеалистом, хотевшим изменить саму природу человека, заставить его любить ближнего, нежели полнокровным посланником божьим.

Он знал, что христианская церковь на Востоке, и особенно в его стране, переживает отнюдь не лучшие времена. Вековые распри между католиками и протестантами, другими христианскими общинами и сектами, которые и сейчас будоражат Запад, здесь, в глубинке, приутихли, отошли на второй, если не на третий, план, и верующие сосредоточились на том, что их объединяет, – вере во всемогущество Иисуса Христа и искуплении через него всех своих земных грехов.

Этому способствовало и то, что основную массу прихожан здесь составляли уже не европейцы, а обращенные в христианство выходцы из низших каст, для которых принятие христианства стало единственной возможностью перестать быть отверженными, почувствовать себя полноценными людьми.

Но, как это часто бывает на Востоке, местные жители, крещенные разными поколениями католических, протестантских и других церковных миссионеров, привносили в новую для них религию свои легенды и обряды. Более того, внутри местного христианства стали даже образовываться касты. Руководство местных христианских церквей сначала в отчаянии пыталось бороться со всем этим «богохульством», но, поняв вскоре, что может и вовсе потерять всю паству, смирилось.

– Чем могу быть полезен, сын мой? – прервал ход его мыслей низкий старческий голос.

Агарвал оторвал взгляд от распятого Христа, опустил голову и увидел священника, спускавшегося к нему по ступенькам паперти. Агарвал про себя отметил, что, несмотря на свой почтенный возраст, он выглядел достаточно бодрым, во всяком случае по сравнению со стариком дворецким.

– Я друг Бенджамина Смита. Вы, наверное, знаете, что он вам завещал около ста тысяч анн, – начал Агарвал и понял, что этими словами как-то невольно задел священника. Тот поджал губы, внимательно посмотрел на Агарвала и тихо произнес:

– Сын мой, я вовсе не нуждаюсь ни в каких деньгах мирян. Все, что оставил в этом мире и завещал мне Бенджамин, пойдет на нужды святой церкви.

– Да, да, я это и имел в виду, – поспешил исправиться Агарвал. – У меня есть к вам небольшой разговор. Дело в том, что Бенджамин переслал мне письмо, написанное им накануне гибели, в котором он просил обязательно связаться с вами.

– Ваша фамилия… – вполголоса начал священник, немного подавшись вперед.

– Агарвал, Сунил Агарвал. – Журналист быстро достал из кармана на этот раз свое настоящее удостоверение и протянул его священнику.

– Да, да, Бенджи мне о вас рассказывал в свой последний приезд. Что ж, пройдемте в дом.

Они поднялись по ступенькам, вышли через боковую дверь во двор и прошли к стоявшему рядом с церковью небольшому двухэтажному дому.

– Смирта, – позвал священник, когда они вошли в крохотную прихожую.

Из двери кухни показалась уже пожилая смуглая женщина с аккуратно зачесанными в тугой пучок смоляными с редкой проседью волосами, в белоснежном переднике, надетом поверх темно-синего платья с белым атласным воротничком.

– Приготовь нам чай и пожарь, пожалуйста, гренок.

Священник, чуть нагнувшись вперед, жестом пригласил Агарвала пройти в маленькую гостиную. Они удобно расположились в старых креслах, и сразу на колени святому отцу вспрыгнула темно-серая кошка, замурлыкала, а затем легла и задремала, поглаживаемая рукой хозяина.

– Так что вас интересует? – начал священник, продолжая при этом поглаживать спину кошки.

– Я только что был в доме Смитов – там творятся странные вещи. Кто-то на днях проник в гостиную и выдрал из семейного альбома все фотографии, на которых был изображен Вилли, а также Джон Голифакс. Старик привратник сказал, что некоторые из этих фотографий делали в свое время вы.

– Да, в последние дни эти «привидения», как их называют местные жители, хорошенько потрудились не только в доме Смитов. У меня альбом фотографий и вовсе исчез. Видно, кому-то некогда было искать отдельные нужные ему снимки, вот и взял все. Даже с могилы Джона Голифакса фото похитили.

– Значит, здесь есть действительно какая-то тайна. Но теперь вряд ли удастся что-нибудь узнать. Наверное, меня уже кто-то сумел опередить. – Агарвал сжал губы и посмотрел в потолок.

– Никогда не следует терять присутствие духа и надежду, сын мой. Господь поистине всемогущ и помогает тем, кто ищет справедливость и правду, – как показалось Агарвалу, с какой-то хитринкой в голосе произнес священник и затем добавил: – Только сначала выпьем чаю. Я человек пожилой, поэтому хотя сейчас и четыре часа, но по-летнему уже пять, а я не меняю своих привычек, которые достались к тому же по наследству. Так что чай в пять часов я стараюсь никогда не пропускать и благодарю господа за то, что он мне все еще дает возможность наслаждаться хоть этим в моей жизни.

Священник кивнул появившейся в дверях горничной, та будто ждала этого сигнала и, исчезнув за дверью, вскоре вернулась с подносом, от которого исходил аромат крепкого чая и свежеподжаренных гренок.

Они выпили чаю. Агарвал, как всегда, по-журналистски чуть спеша, священник, не торопясь, с большими остановками.

– Ну что ж, еще раз поблагодарим господа и вернемся к нашим баранам, – произнес священник, поставив чашку на стол и вытирая краешек губ белой накрахмаленной до блеска салфеткой. – Злоумышленники, очевидно, не знали, сын мой, что у меня есть еще один альбом. Подождите, я сейчас его покажу.

Священник поднялся с кресла, вышел из гостиной в прихожую, и Агарвал услышал, как он поднимался вверх по лестнице. Минут через пять, когда Агарвал уже успел внимательно изучить все, что находилось в гостиной, и полюбоваться выложенным голубыми изразцами небольшим камином, вновь послышались неторопливые шаги священника, спускавшегося по лестнице.