355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Баныкин » Бедовый мальчишка » Текст книги (страница 22)
Бедовый мальчишка
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 13:47

Текст книги "Бедовый мальчишка"


Автор книги: Виктор Баныкин


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Взятие Николаевска

Повернувшись к окну спиной, Лоскутов медленно прошелся по комнате.

«Что предпринять? Как выйти из затруднительного положения?» – в сотый раз спрашивал себя командир Пугачевского полка. В тяжелом раздумье Лоскутов то и дело ворошил копну жестких, вздыбленных волос. На лбу собрались морщинки.

Тревожили ненужные, посторонние мысли. Почему-то вспомнилось, что с тех пор, как бригада возвратилась из похода на Уральск, он ни разу не смог съездить в Селезневку повидаться с детишками, и сердце вдруг защемило. Как-то раз приезжала на день жена, он обещал непременно навестить детей, но так и не сдержал своего слова.

Лоскутов вздохнул, посмотрел по сторонам.

Комната была большая, неуютная. В раскрытые окна, выходившие на улицу, доносилась ружейная перестрелка, прерывистые пулеметные очереди и пофыркивание привязанных к коновязи штабных лошадей. За тонкой тесовой перегородкой исступленно трещал телефон. Кто-то снимал трубку и торопливо в двадцатый раз кричал охрипшим голосом:

– Волга слушает! Кто вызывает?

В окно заглянул лучик солнца. Сизый от махорочного дыма, он упал на расстеленную на столе карту, и лежавший на самом углу циркуль неожиданно ослепительно заблестел.

Заложив за спину руки, Лоскутов подошел к столу. Вскинул глаза на сидевших в глубоком молчании командиров и глухо проговорил:

– Ну, что делать будем?

– Д-да, положеньице… – неопределенно протянул Силантьев и еще ниже склонился над картой.

Сидевший на подоконнике Демин ничего не ответил.

А положение действительно было критическое.

В Самаре хозяйничало белогвардейское правительство. А на юг, вниз по Волге, в направлении на Саратов и Царицын, продвигались части чехословацкого корпуса, состоявшего из военнопленных. Этих военнопленных чехов, получивших разрешение от советского правительства выехать к себе на родину, подняли на мятеж против молодой социалистической республики английские и французские капиталисты.

20 августа чехословацкие части заняли город Николаевск. Для Красной Армии это была большая потеря. Из Николаевска открывался прямой путь на Саратов. Советские войска оказались зажатыми в огненное кольцо.

Николаевск необходимо было освободить во что бы то ни стало. И вот полкам бригады Чапаева, расположенным в Порубежке и Карловке, было приказано выступить через село Давыдовку и атаковать противника в лоб.

Но как выполнить этот приказ, когда полк Лоскутова, находившийся в Порубежке, уже вел бой с отрядом чехословаков? Противник захватил переправу через Большой Иргиз и теперь настойчиво стремился ворваться в Порубежку.

– И надо ж так случиться… Только ведь уехал Василий Иваныч в отпуск на несколько дней – и вот на тебе, началась заваруха! – покачивая головой, сказал Силантьев, отрываясь от карты. – Приказ есть приказ. Выполнять надо!

Лоскутов насупил широкие брови.

– Если мы начнем отход на Давыдовку, – медленно заговорил он, – чтоб атаковать противника в Николаевске… как ты думаешь, чешский отряд оставит нас в покое?

– Как бы не так! – воскликнул Демин и, высунувшись в окно, зло плюнул.

Внезапно Демин спрыгнул с подоконника и стремглав бросился к двери.

– Василий Иванович скачет! – закричал он. – Право слово, он!

* * *

Черные лакированные крылья тарантаса, ставшие матовыми от пыли, беспрерывно дребезжали.

От жары земля потрескалась. Дорога, сплошь покрытая выбоинами и кочками, гудела под колесами, словно она была отлита из чугуна. Горячий попутный ветер подхватывал густую серую пыль и нес ее впереди бешеной тройки.

С приближением к Порубежке Чапаевым овладело еще большее нетерпение: скорее, скорее в штаб! Василий Иванович часто вставал с сиденья и, держась за костлявое плечо Исаева, восседавшего на козлах, острым взглядом впивался в несущуюся навстречу дорогу.

– Погоняй, Петька! Погоняй! – просил он.

Позади тарантаса скакало несколько верховых, и спину Чапаева обдавало душным дыханием уставших, потных коней.

С реки доносилось четкое татаканье пулемета, приглушенные выстрелы беспорядочной стрельбы.

– Погоняй, Петька! Погоняй! – настойчиво теребил за плечо ординарца Василий Иванович.

Но вот и село. Промелькнули гумна с заброшенными ригами, амбар без двери, и тройка влетела в безлюдную улицу. Отчаянно закудахтали куры, ошалело разбегаясь с дороги, во дворе визгливо затявкала собака.

Проезжали площадь, когда внимание Чапаева привлекла странная толпа, сгрудившаяся у пожарного сарая. Мелькали непокрытые головы, белые нательные рубахи, голые спины.

– А ну-ка, заверни, – приказал Василий Иванович Исаеву.

Лошади свернули с дороги, и тарантас мягко покатился по обожженной солнцем травке.

– Это что тут… что тут за цыганский табор? – строго закричал Чапаев.

Понурив головы, перед ним стояли молодые парни – добровольцы недавно сформированной роты. На вопрос начбрига никто не проронил ни слова.

Сощурившись, Василий Иванович помедлил, а потом не спеша заговорил:

– А я вас, молодчики, вначале и не узнал. Смотрю издали – на бойцов не похожи. Что же, думаю, за люди?.. Каким делом, спрашиваю, занимаетесь?

Все стояли не шелохнувшись, точно оцепенели. Быстрые зеленоватые глаза Чапаева прошлись по растерянным лицам. У двери пожарного сарая, позади тесно сбившихся ребят, начбриг приметил бойца, хорошо запомнившегося еще при его записи в полк неделю тому назад.

– Да тут, никак, мой приятель?.. Сам принимал в часть! – чуть улыбнулся Василий Иванович. – А ну-ка, Аксенкин, подойди поближе, потолкуем.

К бойцу сразу повернулись все головы, перед ним расступились, освобождая дорогу, и он медленно, как бы ощупью, приблизился к тарантасу. Это был молоденький лет семнадцати паренек с едва пробившимся над губой темноватым пушком. На его полных щеках горел нежный девичий румянец.

На вопрос Чапаева: «Расскажи-ка, товарищ боец, каким вы тут добрым делом занимаетесь?», Аксенкин на секунду поднял голову и посмотрел в лицо начбригу. Большие правдивые глаза паренька вдруг увлажнились, и он часто заморгал веками. Негромко, виновато сказал:

– Такое случилось…

Помолчав, продолжал:

– Сам вот… теперь хоть на людей не гляди! А вышло оно так… В атаку на нас неприятель бросился, а мы… получилось, не выдержали. Бежим к мосту, а он подводами запружен. Тут уж совсем головы потеряли. Которые не только винтовки, а и одежду чуть не всю побросали… Ну и, конечно, в речку… Так объясняю, ребята?

– Чего там, все верно… – подавленно вздохнул конопатый длинноносый парень.

– А помнишь, Аксенкин, как я тебя в полк принимал? – пощипывая усы, спросил начбриг. – Что ты тогда говорил, помнишь? «Смелым буду, храбрым…» Да не один ты, – повышая голос, обратился Чапаев к остальным бойцам. – Все вы, молодцы, обещали жизни своей не жалеть в борьбе с врагами советской власти! А теперь… а теперь, выходит, что же получилось? Меня обманули, Красную Армию опозорили?

Аксенкин решительно вскинул голову и подошел к тарантасу. Он горячо и искренне проговорил:

– Прости нас, товарищ Чапаев! Никогда больше… не допустим больше такого позора!

Заволновались, зашумели и другие парни:

– Вовеки не будет!

– Прости, товарищ Чапаев!

Василий Иванович встал, выпрямился.

– Одно из двух: или идите домой – трусы мне не нужны, – начбриг поднял руку и сжал ее в кулак, – или вы должны стать храбрыми, смелыми красноармейцами… такими, чтобы народ о вас говорил только хорошее. И чтобы завтра же быть при оружии и по всей форме, как подобает бойцам. Выбирайте!

Снова зашумели, дружно закричали бойцы:

– Больше не подведем!

– Хватит… Теперь не мы, теперь от нас будут бегать золотопогонники!

– С лихвой искупим свою вину!

Получив разрешение явиться в роту, юноши побежали в переулок, обгоняя друг друга. Впереди всех несся Аксенкин.

Исаев тронул коней. Через несколько минут тройка остановилась у штаба.

Навстречу Чапаеву с крыльца сбегал радостно возбужденный Демин. За ним едва поспевали Лоскутов и Силантьев.

* * *

– Василий Иванович… вот не ждали! – взволнованно говорил Лоскутов, торопливо шагая по узкому коридору вслед за Чапаевым. – И как ты надумал приехать? А мы без тебя…

Начбриг резко обернулся и потемневшими от негодования глазами уставился в лицо командира Пугачевского полка:

– Вы тут Николаевск удумали отдать, а я, по-вашему, сквозь пальцы должен смотреть?

Вошли в комнату. Часто вытирая со лба пот, Лоскутов коротко доложил о создавшемся положении.

Лицо у начальника было гневное: ноздри тонкого короткого носа нервно раздувались, тонкие брови сошлись у переносицы, но командира полка он выслушал молча, не перебивая.

Когда Лоскутов кончил, Василий Иванович, в раздумье покрутив ус, тихо заметил:

– По уши завязли.

И после недолгого молчания спросил:

– Командиром новой роты добровольцев по-прежнему этот… слюнтяй Коробов?

– Коробов, – ответил Силантьев.

– Назначаю Демина. Роту принять немедленно. – Чапаев посмотрел на Силантьева: – Тебе тоже сейчас же отправиться к своему батальону и готовиться к атаке. От Порубежки не отходить. Мы во что бы то ни стало должны вернуть переправу через Большой Иргиз.

Отдав приказания, Чапаев снял мешавшую работе шашку, пододвинул к столу табуретку.

Пока начбриг сидел над картой, выставив спину с проступившими через гимнастерку лопатками, Лоскутов стоял возле него, затаив дыхание.

– Слушай теперь, – заговорил наконец Чапаев, жестом приглашая командира полка следить за картой. – Оба полка бригады должны перейти в наступление. В решительное наступление. Противники получат удар с тыла, в самое слабое место… Надо сбить спесь этим господам!.. Твоему полку вернуть переправу. А в Карловку к Соболеву сейчас же отправим ординарца с приказом. Разинский полк через Гусиху выйдет в тыл чехам и атакует их вместе с твоими ребятами в Таволжанке.

Рассказав командиру Пугачевского полка о плане предстоящей операции, Василий Иванович постучал по столу циркулем и спросил:

– Понял?

Помолчав, уверенно проговорил:

– Если успешно поведем дело, можно будет и Николаевск освободить от белобандитов, и неприятеля обескровить.

Подписав последние приказы и послав в Карловку ординарца с пакетом, Чапаев с Лоскутовым поехали к передовым цепям.

* * *

Пугачевский полк занимал позицию в поле, в полукилометре от извилистого берега реки.

Батальоны и роты вели перестрелку с неприятелем, закрепившимся у переправы, на этом берегу. С другого, правого, берега, крутого и заросшего тальником, чехи обстреливали красноармейцев из пулеметов.

Два брата Кузнецовы – Семен и Тихон – лежали за одним бугорком. Стреляли редко – берегли патроны. Гимнастерки на спинах братьев почернели от соленого пота, по багровым лицам сбегали мутные струйки.

– Хотя бы солнышко, что ли, скорее закатилось, – проворчал Тихон. – Эко как шпарят! Без передыху!

Семен глубже надвинул на лоб фуражку. Облизав потрескавшиеся губы, нехотя протянул:

– Долго, пожалуй, тут не задержимся…

Тихон не ответил. Еще ниже опустив голову, он надолго застыл, не шевелясь, весь отдавшись глубокому раздумью.

На бугорок прыгнула зеленая саранча и притаилась, прижалась брюшком к земле. Осторожно подняв руку, Семен собрался накрыть саранчу ладонью, но она скакнула и полетела, распустив розовые слюдяные крылышки.

В это время Семена окликнул сосед по левую сторону, старик Власенко. Когда Семен оглянулся, Власенко широко, во все лицо, заулыбался, показывая из-под усов редкие, пожелтевшие зубы:

– Василь Иваныч прискакал!

Весть о приезде Чапаева в несколько секунд облетела всех бойцов. Красноармейцы оглядывались назад, желая поскорее увидеть начбрига. Все оживились, повеселели. Стали перебрасываться словами:

– Теперь, ребята, не тужи!

– Узнает нынче чех, где раки зимуют!

Руководство операцией начбриг взял на себя.

Чапаев приказал сейчас же выдать бойцам запас патронов, обнести цепи водой.

– Предупреждаю: все должны быть готовыми к атаке, – сказал Василий Иванович командирам.

Встав во весь рост в тачанке, Чапаев долго разглядывал в бинокль позиции противника, намечая, куда поставить пулеметы. Посвистывая, пролетели пули, но он, казалось, ничего не замечал.

На солнце набежало дымчатое облачко с белой пенной опушкой, и тут же из степи вдруг налетел ветер и окутал цепи черной пылью.

Начбриг спрыгнул на землю и указал места, где требовалось укрепить пулеметами.

Подошел Исаев с кружкой холодной колодезной воды и, чуть улыбаясь, сказал:

– Испить не хочешь, Василий Иванович?

Чапаев напился и, расправляя усы указательным пальцем правой руки, зашагал. Ординарец последовал за ним.

Прошли в первую цепь. Бойцы посторонились, уступая место, и начбриг с ординарцем легли на землю.

Была дана команда: «К перебежке приготовиться!» И все замерли, готовые в любое мгновение вскочить, броситься вперед. Настороженная тишина длилась секунду, другую, третью. И хотя все только и ждали короткого, отрывистого слова перебежка, оно, оказалось, прозвучало совсем неожиданно.

– Перебежка! – закричал Чапаев, и цепь, как один человек, взметнулась, поднялась. – Бегом!

И все бросились вперед.

Поддерживая левой рукой шашку, начбриг бежал вместе со всеми, то смотря прямо перед собой, то оглядываясь на цепь, ощетинившуюся штыками.

Затарахтело несколько чешских пулеметов.

– Ложись!

С каждой перебежкой расстояние до переправы быстро сокращалось. Уже отчетливо были видны камыши у противоположного берега Большого Иргиза.

Когда Семен Кузнецов осторожно приподнял голову и посмотрел прямо перед собой, у него от изумления широко открылись глаза.

В течение дня Семен не один раз видел Иргиз, но вот почему-то лишь сейчас эта знакомая с детства мелководная, извилистая степная речушка вдруг показалась ему какой-то необыкновенной, трогательно-волнующей.

Точно зачарованные смотрели в эту тихую, небыструю речку и сонно поникшие камыши, и глинистый крутой берег, и кустарник с сизыми обмякшими листочками, и голубеющее бездонное небо. Семен на какое-то мгновение забыл и о войне, и о пролетавших над головой пулях, и о том, что, может быть, его скоро не будет в живых.

Вспомнились Семену мальчишеские поездки в ночное, и рыбалки на заре, и многое, многое другое – такое близкое, родное.

Внезапно что-то прожужжало, и рядом с вытянутой рукой Кузнецова взбугрилась земля.

– Нагни голову! – услышал Семен голос Василенко, строгий и незнакомый, и тут же пришел в себя.

«Ведь это пуля чуть не задела меня», – пронеслось в голове у Семена, и сознание близкой опасности сразу сковало все члены.

Цепи лежали в напряженном молчании. Перебежки кончились. Сейчас начнется атака… И вот наконец наступило то, о чем думал каждый в эти пять минут, показавшиеся вечностью:

– В атаку-у!.. Ур-ра-а!..

Бойцы поднялись, выпрямились и ринулись вперед, сотрясая воздух мощным, непрерывным «ура».

Семен бежал в одной цепи со всеми. Как и все, он кричал «ура» и удивлялся, как это минуту назад он мог поддаться страху. Его настоящим желанием было стремление вперед. Вперед и вперед! Скорее смять, сокрушить врага! О смерти, которая в любое мгновение может оборвать его жизнь, он больше не думал.

Семен увидел Чапаева. Взмахивая шашкой, начбриг бежал на полшага впереди цепи.

«Вот он, наш родной, с нами!» – подумал Семен и, прислушиваясь к привычному, ободряющему топоту, оглянулся назад, на своих товарищей. В тот же миг на виске у брата Тихона он увидел красное расплывшееся пятнышко.

Семен еще не успел спросить себя: «Что с братом? Ранен?», как Тихон пошатнулся и, выронив из рук винтовку, плашмя повалился на землю.

В это время позади наших цепей заработали пулеметы. Несколько чешских солдат выскочили из окопа и кинулись к мосту. Красноармейские цепи еще громче закричали «ура».

Неприятель не выдержал, дрогнул. Бросая винтовки, солдаты лавиной устремились к переправе. На мосту солдат пытались задержать офицеры, но их смяли. В панике офицеры понеслись, гулко топая сапогами по деревянному настилу.

Захватив переправу, Чапаев повел полк к Таволжанке. Разведка донесла, что противник бросил навстречу Пугачевскому полку все свои силы.

– Нам это и нужно, – выслушав начальника разведки, сказал начбриг.

Поздно вечером полк остановился на ночлег. После ужина, проверив выставленные дозоры, Чапаев с Лоскутовым неторопливым шагом проходили по стану. И справа и слева еще слышались приглушенные разговоры расположившихся на отдых бойцов, негромкий смех, а где-то совсем рядом какой-то весельчак что-то распевал себе под нос.

Легонько толкнув командира полка в бок, Василий Иванович полушепотом проговорил:

– Слышишь? – И тут же с упреком добавил: – Как же это ты с такими орлами не смог неприятеля одолеть? Или нашу заповедь забыл – врага бить всегда, но самим от него никогда не бегать!

Василия Ивановича окликнули. От сидевших кружком красноармейцев отделился высокий парень. Приветливым знакомым голосом проговорил:

– А мы на вашу долю похлебки оставили. Думаем, закружится Василий Иванович с делами разными… Может быть, откушаете?

– Семен Кузнецов? – спросил начбриг.

– Он самый! – последовал ответ.

– Спасибо. Закусывал. – Чапаев приблизился к бойцу и положил ему на плечо руку: —У тебя, говорят, горе?

– Брата… Тихона убили… – натужно выговорил Кузнецов.

– Так ты как же?

– Наказал в Гусиху. Завтра батя приедет.

– Ну, бери отпуск… дня на два, на похороны. В бою ты отличился. Мне уж докладывали.

После некоторого раздумья Семен вздохнул и покачал головой:

– Не надо, Василий Иванович. В такое время… да товарищей покидать?

Опять помолчав, еле слышно закончил:

– Я уже простился с Тихоном. Теперь чего же…

На другой день, 21 августа, получив донесение о выходе полка имени Степана Разина в тыл неприятеля, Чапаев приказал начать атаку.

Противник не подозревал о нависшей над ним смертельной опасности. Весь орудийный и пулеметный огонь был сосредоточен против Пугачевского полка. Предстояла жаркая схватка.

К Василию Ивановичу подошел командир роты добровольцев Демин.

– Разрешите доложить, товарищ начбриг, – сказал он. – Вверенная мне рота в полной боевой готовности. Красноармейцы просят вас перевести их в передовую цепь.

Чапаев подумал, разглядывая запыленный носок сапога, и распорядился перевести роту в первую цепь на левый фланг.

Чешская батарея открыла ураганный огонь. Снаряды рвались один за другим. Черные столбы пыли и земли с багровыми прожилками высоко взлетали к ясному, погожему небу.

Хорошо окопавшийся противник отражал атаку за атакой… Но вот наконец он был стиснут «клещами». Не замеченный чехами Разинский полк зашел к ним в тыл и открыл стрельбу. Мятежниками овладели тревога, замешательство.

Скоро батарея совсем умолкла. Реже стал и пулеметный огонь: часть пулеметов противник спешно снял передовой линии и отправил их в тыл. По Таволжанке в панике метались обозы.

А в это время пугачевцы пошли в последнюю атаку. Позади цепей на буланом коне вихрем носился Чапаев.

– Смелее, орлы! – кричал он, подбадривая бойцов. – Теперь врагу не устоять!

И летел дальше, на скаку отдавая распоряжения.

Когда начбриг проносился мимо батальона Силантьева, ему помахал винтовкой немолодой боец с пегой клочкастой бородкой:

– Василь Иваныч! Шальная пуля дура… поосторожней бы надо!

Чапаев весело улыбнулся и с озорством сказал:

– А меня ни одна пуля не возьмет! Я – заколдован!

И всем стало весело. Тверже ступала нога, и уже редко кто горбился и наклонял голову.

Все ближе и ближе окопы неприятеля. Находясь в это время на левом фланге, Василий Иванович спрыгнул с коня и, выхватив из ножен шашку, побежал впереди цепи новой роты добровольцев:

– Ура, ребята!

– Ур-р-а-а! – дружно откликнулись на голос начбрига бойцы.

Аксенкин уже отчетливо видел и неглубокий окоп, и чехословацких солдат с бледными лицами, когда вдруг почувствовал острую боль в плече. Продолжая бежать и стараясь не отстать от товарищей, обгонявших его, он подумал: «Неужто ранило?» И тут же об этом забыл.

Неожиданно впереди Аксенкина появился Чапаев. Он как бы заслонил своей грудью молодого бойца от бежавшего навстречу ему коренастого, большеголового солдата.

– Коли их, ребята! – закричал начбриг и взмахнул рукой.

Блеснуло узкое лезвие шашки, и в то же мгновение коренастый солдат повалился навзничь.

Теперь прямо на Аксенкина бежал другой солдат что-то визгливо, истерически крича. На исхудавшем перекошенном страхом лице его смешно топорщились аккуратные усики.

«Что же это я? – промелькнуло у Аксенкина в голове, и сердце заколотилось часто и громко. – Ведь он заколет… заколет меня сейчас…»

И, отскочив в сторону, Аксенкин размахнулся и ударил солдата штыком в бок. Он не видел, как тот упал, – он бросился вперед за убегающим к селу офицером.

Легко перемахнув пустой окоп, Аксенкин уже догонял тяжело пыхтевшего толстяка-офицера с багрово-бурой шеей, когда тот внезапно обернулся и выстрелил в него из револьвера.

С головы бойца точно порывом ветра сбросило фуражку. Он подпрыгнул и изо всей силы ткнул штыком офицера.

– Что? Попало? – ликующе закричал Аксенкин, когда офицер грузно грохнулся у его ног.

– Мишка, ты ранен! – сказал Аксенкину пробегавший мимо конопатый, длинноносый парень.

Боец покосился на левое плечо. Весь рукав потемнел от крови. И странно: стоило ему увидеть окровавленное плечо, как внезапно почувствовал тупую боль в отяжелевшей руке.

«Пустяки! Все пройдет!» – утешал себя Аксенкин и опять понесся за убегавшими в Таволжанку чехословаками.

* * *

Враг был опрокинут, смят. Под вечер Пугачевский полк во главе с Чапаевым занял село. Чапаевцы захватили четыре тяжелых орудия, шестьдесят пулеметов и |разное военное снаряжение.

В Таволжанке не задерживались. По приказу начбрига, полки двинулись дальше по дороге в Николаевск.

Стройными рядами проходили чапаевцы через освобожденное от интервентов село. Навстречу им из дворов выбегали женщины и девушки и наперебой кричали:

– Хлебца на дорогу возьмите, родимые!

– Творожку свежего!

– Сальца кусочек… Для вас и последнее отдать не жалко!

У околицы стояла сухонькая, сгорбленная старушка с глиняным кувшином в руках, накрытым чистой белой тряпочкой.

Приветливо улыбаясь слезящимися, выцветшими глазами, она спрашивала проходивших мимо бойцов:

– Как бы мне, касатики, самого главного увидеть? Чапаева – начальника?

Старухе ответили:

– Он, бабуся, на коне поедет. Как увидишь с усами да в папахе – значит, Чапаев!

Когда начбриг, окруженный командирами, подъезжал к околице, старушка заволновалась, метнулась к лошадям:

– Скажите, касатики, кто тут из вас Чапаев?

Василий Иванович подъехал к старухе, остановил коня:

– В чем дело, бабушка?

Старая женщина подняла голову, пристально посмотрела на Чапаева, заговорила:

– Какой ты бравый да хороший! Испей, любезный, молочка! Утреннее, батюшка, не погнушайся… У меня сынок тоже против супостатов воюет. Может, знаешь егo? Варламов Иван?

– Нет, не знаю, – улыбнулся Чапаев, принимая от старухи холодный кувшин. – А где он служит?

– А вот где на машинах стальных ездиют. Там и Ванечка… Не знаешь? То-то… – Старушка сокрушенно вздохнула, покачала головой. – Давненько письмеца от сыночка не было. А сердце-то не каменное, болит…

Еще перед вечером на небе собрались грязно-лиловые тучи. Все меньше и меньше оставалось в вышине сияюще-голубых пятен. А с наступлением сумерек весь небосвод затянуло сплошной серой пеленой. Ночь налетала глухая и темная.

В полночь полки бригады подошли к деревне Пузанихе, расположенной в нескольких километрах от Николаевска. Но дальнейшее продвижение оказалось невозможным: в двух шагах ничего не было видно. Василий Иванович приказал остановиться на привал.

Не оставляя строя, уставшие бойцы расположились на отдых. Через одну – три минуты весь лагерь погрузился в сон.

Закончив обход дозоров, Соболев и Демин направлялись в лагерь. Неожиданно от дороги донеслись неторопливый топот копыт и поскрипыванье колес. Командиры прислушались.

Шум все нарастал. Уже не могло быть никакого сомнения в том, что по дороге движется какой-то большой обоз.

– За мной. Осторожно, – наклонившись к Демину, прошептал Соболев и побежал к дороге.

Остановившись у головной подводы, командир Разинского полка спросил, кто едет.

Еле различимая в темноте расплывчатая фигура в задке повозки зашевелилась, зашумела плащом и сердито на ломаном русском языке проговорила:

– Я есть чехословацкий полковник. Я направляюсь со своим полком в Николаевск.

Не растерявшись, Соболев тут же встал во фронт и, козырнув, четко доложил:

– Господин полковник, разрешите немедленно сообщить о прибытии союзников своему полковнику, командиру добровольческого белого отряда?

Чешский полковник более мягко и вежливо ответил:

– Пожалуйста.

Соболев послал Демина в штаб и принялся весело и бойко рассказывать полковнику о мнимых победах добровольческого отряда, одержанных этим вечером над Чапаевым.

А в это самое время Демин уже докладывал начбригу о противнике.

– Верно ли ты говоришь? Уж не приснилось ли вам с Соболевым все это? – недоверчиво спросил Чапаев командира роты.

– Все верно говорю, Василий Иваныч!.. Посмотри вон на дорогу. Огоньки видишь?

Чапаев взглянул по направлению поднятой руки Демина. По дороге, далеко убегая вдаль, раскаленными угольками горели сотни папирос.

Начбриг стал отдавать приказания. Сразу всколыхался весь лагерь. Через четверть часа на чешскую колонну были наведены орудия. Рассыпавшись цепью, два батальона незаметно подкрались к подводам.

Ничего не подозревавший, повеселевший полковник угощал Соболева папироской, когда внезапно гулко ахнул артиллерийский выстрел, и тут же послышалась короткая ружейная стрельба.

От уничтоженного неприятельского полка к бригаде перешло много оружия, боеприпасов, обмундирования.

На рассвете тронулись дальше.

Чехословацкие части, занимавшие Николаевск, в панике бежали из города, едва только чапаевские полки приблизились к окраине.

Радостно встречаемая ликующим народом, бригада Чапаева вступила в Николаевск. Днем в городе состоялся многолюдный митинг. По предложению Чапаева, Николаевск был переименован в Пугачев.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю