Текст книги "Бедовый мальчишка"

Автор книги: Виктор Баныкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Тайна

Вот уже часа три сидел Костик на корточках в зарослях смородинника. Вы думаете, это приятное занятие? Попробуйте-ка посидите сами! У Костика болели и руки, и ноги, и даже шея. А он все обирал и обирал с кустов подвески из прозрачных алых бусин. Обирал и бросал в большое белое эмалированное блюдо.

Костик был сыт по горло смородиной. От оскомины у него на сторону сводило скулы… Одной даже сочной бусины он уже не в силах был раздавить языком о нёбо. Вот до чего опротивела ему смородина!

Но что делать, если ягодой обвешаны все пять кустов? Будто нарочно бусины взяли и созрели сразу в один день.

Тимка вернется только вечером. Он и сегодня укатил с дядей Спирей на стройку. (Оказалось, у шофера был еще один неиспользованный выходной.) Маришка с Женькой тоже уехали. Они отправились в гости к бабушке. Так сказала Костику тетя Мотя. И вот теперь ему одному приходится задыхаться от стоячего дурманящего зноя в смородиновых кустах.

«Наберу полное блюдо, и баста! – думал Костик, посасывая палец, наколотый о какую-то колючку. – Главное – поспеть к обеду».

Если бы не духота, не истома и если бы не обирать смородину, то, пожалуй, в этих дебрях было бы приятно и отдохнуть. Со всех сторон Костика окружали пронизанные солнцем сочные листья. Все они узорчатые, в замысловатых жилках. И свет вокруг мягкий, зеленый, как от настольной лампы. Лишь кое-где на прибитую дождями зноившуюся землю падали солнечные писанцы – горящие жаром лепехи. И Костику вспомнились румяные сдобные лепешки на гусином жире. Такие лепешки мастерица печь мама. Эти мамины сдобнушки любят не только Костик с Тимкой, но и закадычные Костины приятели Васята Серов и Гоша Звонышев.

Костик поднял руку и достал из-за уха букашку. Она была диковинно ярка: сине-зеленая, тронутая лаком спинка и кумачовые в черную крапинку крылышки.

– Зачем ты меня щекотала? – спросил Костик букашку, выпустив ее на ладонь. Букашка сидела смирно, лишь усиками-ниточками шевелила. – Молчишь?.. Ну ладно уж, лети себе куда глаза глядят! – подобрев, решил Костик и стряхнул букашку с ладони.

«А Васюте и Гоше надо бы послать письмо, – подумал он со вздохом. – Я же им обещал и про Волгу описать и про пароходы… Потеха! Они оба ни одной большой реки не видели в жизни. И пароходы только по картинкам знают».

Со стороны детского сада потянуло дымком. Это тетя Мотя принялась растоплять плиту. Надо поторапливаться.

И Костик сызнова принялся обрывать смородину.

Неподалеку от него появился рыжий смешной лягушонок. Скок, скок – и лягушонок уже взобрался на гору – сухой комок земли. Приятно ведь понежиться в солнечном танцующем лучике! Через минуту глаза у лягушонка затянуло молочными пленками. Но вот он весь вздрогнул, выпучил глаза. Наверно, ему, глупому, приснился страшный сон!

«Дремли, дремли, никто тебя не тронет», – успокоил Костик лягушонка. И только он сказал это про себя, как услышал Маришкин голос, ленивый, разморенный:

– Костька-а!

– Ку-ку! – прокричал в ответ повеселевший сразу Костик.

– Где ты, Костька?

– Ку-ку! – снова прокуковал Костик.

Отсюда, как из хорошо замаскированного пограничного дозора, ему был виден и ветхий заборишко, и сама Маришка, державшаяся руками за облезлый березовый столбик, и даже ржавый лоскут дыма, нехотя тянувшийся из трубы кухни к безоблачному небу – дрожащему маревому небу.

– Я тебя вправду спрашиваю: где ты? – снова прокричала Маришка и прокричала уже в сердцах.

И Костик решил рассекретить свое местопребывание.

– Иди сюда!.. Лезь через забор, а потом в смородиновые кусты ныряй.

Когда же проворная Маришка в один прыжок одолела заборчик, а потом, раздвигая руками шуршащую листву, просунула свою русую голову в его укрытие, он не удержался, чтобы не упрекнуть ее:

– Эх, ты, горе-разведчица! По голосу не могла отыскать человека!

– Прыткий тоже! – засмеялась отходчивая Маришка. – Он как в джунглях схоронился, а я ищи его. Ой, да у тебя тут… ягодное царство!

Усевшись рядом с Костиком, она увидела наконец-то и большое блюдо, до половины наполненное горящими бусинами. С минуту девчонка не могла вымолвить словечка.

– Куда тебе столько… смородины? – обретя дар речи, прошептала простодушно Маришка, пунцовая от зноя. Облизнулась и добавила: —И ты… все один собираешься слопать?

Костик поморщился.

– Одной, понимаешь, одной ягоды… бр-р!.. и то не могу! Облопался!

– Зачем же тогда обрываешь? – всплеснула руками Маришка. – Или ты вздурился?

– Тайна! – загадочно сказал Костик.

– Тайна? – У Маришки отвисла нижняя толстая губа, обнажая крепкие и белые, как капустная кочерыжка, зубы. Самый передний зуб со щербинкой. Странно, как это Костик раньше не приметил у Маришки щербатого зуба? Теперь-то ему понятно, почему Маришка так здорово всегда плюется!

Она помолчала, помолчала и протянула:

– А в этой берлоге… прямо баня! Или это мне в новом платье жарко?

– В новом? – переспросил Костик и как-то вскользь невнимательно глянул на Маришкино жесткое белое платьице с оранжевыми и синими кубиками.

– А ты и не видишь?.. Только вчера маманя отшила! – пытаясь не выдавать своей обиды, проговорила Маришка как можно равнодушнее. Но не удержалась и с ожесточением добавила: – Или выкладывай свою тайну, или я сматываюсь!

– Ладно уж… Но смотри… смотри не проболтайся! – строго предупредил Костик.

Маришка стукнула себя в грудь.

– Египетская пирамида!

Костик склонился к Маришкиному уху и зашептал, да так тихо, что даже писаная красавица сойка, только что опустившаяся на куст смородины над самыми их головами, даже она ничего не расслышала.

Закончив секретничать, Костик спросил:

– Теперь ты все уяснила?

– Как дважды два! – выпалила Маришка, осияв Костика лучистым светом своих озорных крапчатых зеленых глаз, ну прямо-таки по-мальчишески бесшабашно-озорных. – Ух, и здорово! Я бы ни за что такое не придумала!

Нахмурясь, Костик отвернулся.

– Начали, – кивнул он немного погодя.

– Я не могу так сразу… Ты позволь мне немножечко поклевать, а то у меня во рту все спеклось, – призналась, трогательно вздыхая Маришка. – Это ведь ты облопался, а я еще и ягодки не попробовала.

– Потеха! Кто же тебя по рукам бьет? Клюй сколько влезет! – засмеялся Костик и бросил в блюдо сразу четыре веточки смородины.

Маришка притихла. Костик лишь слышал, как она чмокала от удовольствия губами.

«А глаза свои… пронзительно-зеленые кошачьи глаза она жмурит, когда ест смородину? – подумал с улыбкой Костик. Ему не терпелось оглянуться, но он сдержался. Не хотелось смущать девчонку. – Глаза, само собой, она жмурит… Все жмурятся, когда едят смородину, да еще такую раскислющую, как у бабушки!»

Вдруг Маришка неистово завопила, хватая Костика за локоть.

– Что с тобой? – вскричал Костик, перепуганный не меньше Маришки. – Змея ужалила?.. Да говори ты!

– Нет!.. Еще хуже… Лягушка. Я… я на лягушку чуть не наступила!

И Маришка заревела.

„Серые глаза, правда, красивы?“

– Куда ты провалился? – проворчал, вскипая сердцем, Костик, заслышав в саду Тимкины шаги.

Включил плитку, оглянулся, а Тимка уже стоит в дверях. Весь какой-то с головы до ног белесый, точно день-деньской на мельнице мешки с мукой таскал.

– А ты не журись, – не сразу сказал Тимка. Он так же не сразу приподнял отяжелевшие веки, чтобы посмотреть на ершистого Костика, до пояса освещенного оранжево-дымным лучом закатного солнца, падавшего на веранду из сада. Облизал кончиком языка кровоточащие губы и улыбнулся – тоже как-то вяло, будто со сна. – Мы с дядей Спирей нынче заработались до обалдения… По две нормы выдали!

– По две? А не врешь? – Костик положил на стол рядом с тарелкой ложку. – Мой иди руки, все готово.

– Обожди, дай посидеть. – Тимка прошел к столу, опустился на табурет. Потом оглядел выпачканные в известке руки. За эти два дня работы на стройке они у него стали какие-то непомерно большие и неуклюжие. – Известка, Костик, – средство дезинфицирующее? Ты такого же мнения?.. Значит, команда «мыть руки» отменяется. Приступаем сразу к обеду. Чего у тебя там?

Костик поставил на стол курившуюся парком кастрюлю.

– Щи из свежей капусты. На второе – картофельное пюре с сардельками. В заключение – морс из красной смородины.

Удивленный Тимка обеими руками взъерошил на голове волосы.

– Что я слышу? Уж не в столовую ли по ошибке попал?

Весь просияв, Костик скромно заявил:

– Это не моя идея. Мишка всем командовала.

– Мишка-Маришка? Вот уникум!

Тимка расстегнул ворот рубашки и склонился над тарелкой.

– И правда, как в ресторане, – сказал он немного погодя, слизнув языком с края тарелки кружок моркови. – Первый раз за весь месяц нормально питаюсь.

Довольный Костик сидел напротив брата, подперев кулаками щеки. Ему не терпелось начать с Тимкой разговор, но он сдерживался: пусть себе спокойно поест. А Тимка – ну и прыть! – уже опустошил тарелку и, не переводя дыхания, попросил добавки.

– Добавляй сколько влезет! – разрешил великодушно Костик. – Скажи, Тимк, когда вы с дядей Спирей опять на стройку отправитесь? Я тоже хочу с вами.

– На стройку? – переспросил Тимка. Он налил из миски щей в тарелку, налил вровень с краями. – В начале того месяца у дяди Спири отпуск намечается. Ну, и мы вот как распланировали: неделю попестуем кирпичики, а неделю… Угадай, куда решили махнуть на вторую неделю?

У Костика расширились зрачки, оттеняя синеватую белизну белков. Минуту-другую сидел смирно, потом лопнуло терпенье, и он завозился, заскрипел табуретом.

– Не мучь! Говори, Тимка… Я все равно не угадаю, – взмолился Костик. – У меня нынче голова какая-то такая… несоображающая.

– Да что ты? – усмехнулся Тимка.

– Сардельки нести?

– Неси!

Посмотрел Тимка на сковородку с горячими румяными сардельками и языком прищелкнул.

– Да-а, парнище… Без Мишки-Маришки, похоже, нам не обойтись в экспедиции, – заключил он, берясь за вилку.

– В какой экспедиции? – чуть не застонал любопытный Костик.

– А разве я тебе еще не объяснил?.. Так вот: вторую неделю дяди Спириного отпуска проводим на речке Сок. Отправимся туда на моторке. Прихватим палатку, удочки, котелок для ухи. Дядя Спиря говорит: «На этой речушке, тишина, раздолье… Ничего подобного и в раю не сыщешь». А рыбы там, Костик!

Тимка уморительно закатил глаза.

– О, Тимк! Неужели… неужели это правда? – прошептал сраженный Костик. – На моторке?! На Сок?! Рыбачить?! И жить будем в палатке?! О-о-о!..

А Тимка, покончив с сардельками, тем временем пододвинул к себе стакан со смородиновым морсом – прозрачным, холодным, на удивление приятным. В один глоток опорожнив полстакана, он сказал:

– Напиточек… Ведерко бы выпил!

– Это тебе не какие-то сухофрукты, – вставил Костик. – Детсадовским малышам, между прочим, тоже на третье подавали сегодня смородиновый морс.

– Да, Костик, а как смородина, осыпается? Завтра собирать надо. И что нам с ней делать, ума не приложу!

С минуту Костик мучительно колебался. Потом сказал:

– Я же тебе говорю: они, детсадовские мальцы, тоже… пили морс. А у них на участке, ты сам знаешь, своих ягод нет.

Тимка выпрямился. К усталому землистому лицу его, припудренному сланцевой пылью, прилипла кровь, и оно как-то враз посветлело, чуть розовея.

– Это ты сам придумал?

Костик потупился,

– С Маришкой мы вместе рвали. Целое большое блюдо насобирали. Ты ругаться не будешь?

– Потеха!

– Завтра, Тимк, мы еще, наверно, блюдо наберем… Только я тебя очень прошу: это тайна. Ни тетя Мотя, никто другой в детсаде про это не знает. Мы подкараулили… когда тетя Мотя ушла из кухни, тогда мы и высыпали смородину в ее кастрюлю. Высыпали – и через забор! – Костик помолчал. – А дня через три вишня, наверно, поспеет. Мы с Маришкой уже пробовали… И косточками друг в друга бросались. Такая война была!

Допив морс, Тимка встал, сладко потягиваясь.

– Спасибо, хозяин.

Костик тоже слез с табуретки, чтобы заняться уборкой посуды. Но Тимка повернул брата к себе лицом и внимательно, как-то чересчур внимательно заглянул ему в глаза.

– Чудной! Ну чего уставился? Или ты забыл, какой я есть? – усмехнулся Костик и боднул Тимку выпуклым лбом.

Ничего не сказав, Тимка отпустил Костика, прошел в комнату, повозился, повозился там и снова вышел с полотенцем в руках.

– Пойду искупаюсь, – объявил Тимка. – Можно?

– Иди, – сказал Костик. – Вода в баке, наверно, еще не нахолодала.

На пороге Тимка вдруг остановился.

– Костик, а правда, серые глаза красивы?.. Серые-серые?.. Бездонные такие!

Костины руки, только что взявшие со стола грязную Тимкину тарелку, снова поставили ее на стол.

– Серые глаза? – переспросил Костик. – Чьи это серые глаза?

– Ну, вообще… Ну, скажем, у человека.

– Догадался! – Костик презрительно хмыкнул. – Вы что, оба белены объелись? Кира с ума сходит по твоим кудрям, а ты, значит, от ее глаз в восхищении?

На миг Тимка оторопел.

– Ты… ты не сочиняешь? – запинаясь от волнения, прошептал он. И, не дожидаясь ответа, бросился к Костику, схватил его, поднял к потолку.

Пусти меня!.. Сейчас же отпусти! – закричал взбешенный Костик, молотя Тимку по голове кулаками. – Отпусти, говорят тебе!

Но Тимка не отпускал. Заливаясь счастливым смехом, он все прижимал и прижимал к себе Костика. Тогда Костик, разъярясь пуще прежнего, нагнулся и впился зубами в его бурую, пропахшую потом и солнцем шею.

Поцелуй

– Кругом одна степь? – удивилась Маришка. – Со всех сторон степь?

– Ara… со всех сторон! – кивнул Костик. – Сперва нам тоже… странно все казалось. А теперь привыкли. Знаешь, как это здорово?.. Поднимешься на бугор, а вокруг тебя до самого небушка хлеба, травы… Прямо как море неоглядное! – Костик помолчал. – Когда мы приехали, в совхозе ни одного деревца не было. А в прошлую осень наша школа сад разбила. И что ты думаешь? Чуть не все деревья принялись. А этой весной многие целинники уже в палисадниках у себя сажали деревца… Будем уезжать отсюда, мы с Тимкой тоже прихватим разных саженцев.

Костику не терпелось рассказать Маришке и про свою бабушку, собиравшуюся к ним в совхоз, но вспомнил наказ матери и удержался.

Остановились у калитки бабушкиной дачи. Ни Костику, ни Маришке не хотелось идти домой. Кажется, нынче они впервые хорошо, вдоволь выкупались. И не удивительно: ведь им никто не мешал.

«Пусть у Женьки еще с недельку поболит нога», – подумал Костик, а вслух сказал:

– А тебе идет это новое платье.

– Дурной! Какое оно новое? Я уж два раза его стирала! – проговорила Маришка прямо-таки по-женски.

И вся вспыхнула. Ее на диво зеленые глаза лукаво скользнули по лицу Костика, скользнули и тотчас спрятались, будто проворные зверюшки, под опущенными ресницами.

– Завтра тоже пойдем на Волгу? – минутой позже спросила она негромко и как-то растерянно и смущенно.

– Ara! Только давай… давай опять вдвоем! – выпалил Костик и тоже смутился.

Оправляя подол своего белого платьица с разноцветными кубиками, Маришка еще тише сказала:

– И ты, Кость, сегодня лучше плавал… Если захочешь, я тебе завтра покажу, как на спине…

Вытерла нос рукой, как и прежде, весь облупленный, и сорвалась с места.

– Надо бежать, а то маманя заругает!

Костик не спеша переступил порожек калитки, тотчас же насторожился: на веранде разговаривали.

Глазастые цветы, росшие по краям тропки, доверчиво смотрели Костику в глаза, словно хотели спросить: «Ну как, пострел, накупался вволю?» Но он даже не взглянул на цветы. Две спелые вишенки, свисая с ветки, просились в рот, но Костик опять прошел мимо, не заметив сочных ягод.

«С кем же это там Переговаривается Тимка?» – думал он, то останавливаясь, то снова устремляясь к даче.

Вдруг до Костика донесся чей-то молящий взволнованный шепот:

– Тима, ну я тебя же прошу… Я и билеты купила на вечерний сеанс.

Раздвинув осторожно вишенные ветки, Костик увидел стоявших на крылечке Киру и Тимку. Первым его желанием было – повернуться и бежать вон со двора. Бежать куда глаза глядят. Но – странное дело – ноги не двигались, и он, Костик, все так же продолжал неотрывно смотреть и на переминавшегося с ноги на ногу брата, как будто чем-то пристыженного, и на прямую тонкую Киру, не спускавшую с Тимки своих смелых серых глаз.

«А она… она красивая», – вдруг с испугом признался себе Костик, судорожно сжимая пальцами тонкую гибкую веточку.

Кира что-то еще сказала совсем тихо, одними губами. Тимка ничего не ответил. Тогда рыжая подняла свои длинные руки, длинные и белые, и обвила ими Тимку за шею. А потом… потом крепко его поцеловала, в самые губы.

Костик не слышал, как хрустнула между пальцами тонюсенькая веточка. Хрустнула и провисла на лакированной кожице. Сорвавшись с места, Костик помчался, точно ошпаренный кипятком, назад к калитке.

«Куда бы мне скрыться? С глаз долой от Тимки?»– думал с горечью Костик.

А уже когда рывком распахнул послушную калиточку, готово было и решение: на Волгу, на Волгу одна ему дорога. Там он и заночует… Под дырявой бросовой лодкой. И Костик, наверно, так бы и поступил – вышел бы из калитки, повернул влево и поплелся бы к Волге, ничего не видя перед собой распухшими от слез глазами.

Но у детсадовских ворот сидели на скамейке дядя Спиря и тетя Мотя. И едва Костик выбежал на улицу, как дядя Спиря окликнул его, разнесчастного:

– Эй, Константин!.. Поди-ка сюда!

Костик отвернулся. Вытер кулаком глаза. «Пусть дядя Спиря подумает, будто я не слышу», – сказал себе Костик и снова провел по глазам рукой.

А дядя Спиря не унимался:

– Ты чего отвернулся? Иль перестал узнавать соседей?

До детсадовских ворот Костик не шел, а плелся, стараясь во что бы то ни стало справиться с непрошенными слезами.

В это время тетя Мотя отчитывала мужа, да так, что вся улица слышала:

– Ты, Спиридон, не мужик, а тряпка! Другие и квартиры без очереди получают и работу прибыльную находят, а моему… моему одни запятые достаются!

– Хватит! Хватит, тебе говорят! – уныло протянул дядя Спиря. – Экая пылкая! Все ей враз подавай. Подожди, будет осенью у нас квартира… Ну, уж если не квартиру, так комнатуху – головой ручаюсь – получим! Не зря же я в отпуск на стройку собираюсь. Дадут жилье.

– Дадут да прибавят! – упрямо продолжала свое тетя Мотя. – Привалит осень, зачастят дожди… куда мы с детишками денемся?

– Ну, отцепись… ну, что ты ко мне, как репей, пристала? – взмолился дядя Спиря, и Костику этот большой сильный человек показался сейчас страшно беспомощным. Дядя Спиря вздохнул, отодвинулся от тети Моти на край скамейки. Провел тыльной стороной руки по усеянному бисеринками пота лбу и снова вздохнул.

– Эко печет, пес возьми! – сказал дядя Спиря Костику, улыбаясь через силу. – Присаживайся, Константин… Давненько я тебя не видел.

Костик сел, шмыгнул носом.

– Покажи-ка мне свою мордаху, – вдруг встревожилась тетя Мотя, беря Костика за подбородок. – Ревел? Или только собирался? По какому поводу?

– А он, мать, тоже не с той ноги встал. Как и ты, – добродушно заметил дядя Спиря, разминая между негнущимися пальцами папиросу.

– Ладно уж, шофер первого класса Матвеев, замнем для ясности! – проворчала беззлобно тетя Мотя и обняла Костика полной горячей рукой. – Что с тобой, ясынька моя?

«Крепись! Изо всех сил крепись!» – внушал Костику чей-то голос. И Костик знал: если он расплачется, люто возненавидит сам себя. И он крепился, сжимая пальцами край скамьи.

– Кто тебя, кочеток, обидел? – продолжала любопытная тетя Мотя. – Или болячка какая-то привязалась?

– Собаку… Белку жалко, – промямлил Костик. – Машина ее задавила. Напротив Джамбуловской дачи.

А из глаз – кап да кап. Тетя Мотя достала откуда-то носовой платочек и вытерла Костику глаза.

– Это ту… белую, вертучую такую? – спросила тетя Мотя. Ее высокая грудь, ровно двуглавая гора, поднялась и опустилась. – Ты того… к сердцу-то крепко не принимай. Другую собачку заведешь.

– Так уж и быть, Константин, подарю я тебе пса, – вступил тут в разговор дядя Спиря. – У нас в гараже ощенилась Бильда. Не собака – умница. Подрастут малость кутята, привезу.

Приоткрылась голубая калитка, и в нее просунулась Женькина голова.

– Меня спать уложили, а сами шушукаетесь? – сердито проговорила Женька. Кряхтя и сопя, она перекинула через порожек забинтованную до щиколотки ногу.

Дородная тетя Мотя взвилась, как перышко. Подлетела к калитке, подхватила под мышки Женьку.

– Выспалась, ненаглядная?

– Меня, маманя, кошмары замучили, – залепетала толстуха. – Такой приснился кошмар… Ты думаешь, они тебя одну мучат?

У тети Моти дрогнули на румяном лице орешки-родинки.

– Чего ты городишь, доченька? Какие кошмары одолели?

– Пришла я, маманя, на Волгу, а Волга-то малюсенькая-малюсенькая, как ручеек. Перешагнуть через Волгу можно… Такой, маманя, кошмар!

Все засмеялись. Даже Костик улыбнулся. Но Женька насупила безволосые брови и сказала:

– Ты, Костька, зачем к нам пришел? Папаня и маманя мои, а не твои. Уходи и не надсмехайся!

– Негоже так! – упрекнул дядя Спиря дочь.

– Нет гоже! – настаивала на своем упрямая Женька. – Я хочу, папаня, чтобы ты меня покатал. Покатай меня, папаня с ветерком!

Дядя Спиря посадил девчонку к себе на колени. Спросил:

– Поехали?

Женька тряхнула петушиным хохолком.

– Газуй, папаня!

– Не потакай девке без меры. Баловники вы у меня все… легкомысленные, – сказала как можно строже тетя Мотя. – Пойду на кухню, взгляну, как у меня там Мишка командует.

И она направилась к воротам по-солдатски крупным шагом. А когда за тетей Мотей захлопнулась калитка, Костик проговорил, глядя в землю:

– Дядя Спиря, когда вы соберетесь уезжать, мне с вами можно? Мне только переночевать… Я спокойный, я не воженый.

Почему-то сразу после этого Костик подумал: «Во время ливня лужа до самой лавочки разливалась или нет?»

Шофер перестал качать ногой. Пристально так глянул на Костика глубоко запавшими глазами, зелеными, как у Маришки… Почти такими же, как у нее, лишь чуть-чуть поблекшими.

– Папаня, ну чего ты? – закричала Женька.

– Хватит, хорошего помаленьку.

– А я хочу… я хочу хорошего много! – опять заныла Женька, капризно кривя губы.

Дядя Спиря сбил на затылок свой линялый беретик. Посвистел, посвистел негромко, себе под нос, и сказал:

– Не воженый, говоришь? Я сам, Константин, такой же. Как лягу… ну и шабаш! Будто в тартарары проваливаюсь… Тебе что, надоело на даче? Или конфликт произошел с Тимофеем?

– Он, дядя Спиря, в кино собирается с рыжей… с соседской девчонкой. А я… а я не хочу. Что я ему, нанялся караулить дачу?

– Папаня, а папаня, – снова начала было канючить Женька, но отец прикрикнул на нее:

– Вякни у меня еще! – и Костику: —Взял бы и тебя с собой, Константин, да уж худо больно в том сараишке, где горе мыкаю. Давай лучше так дотолкуемся: пусть Тимофей проветрится… пусть его отправляется в кино, а мы с тобой вдвоем подомовничаем. Заодно обмозгуем и нашу поездку на речку Сок… Найдется у вас на даче для меня местечко ночь скоротать? Ну как, договорились?

– Дядя Спиря! – только и вымолвил Костик, ошарашенный свалившейся на него радостью.