Текст книги "Бедовый мальчишка"

Автор книги: Виктор Баныкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

„Месяц, месяц, угадай…“

Весь вечер дядя Спиря, Маришкин отец, просидел у них на веранде. Они с Тимкой решали какие-то скучные запутанные задачи.

Костик ходил по веранде осторожно, чтобы не мешать. А когда котенок Мишка расшалился напропалую, Костик взял его на руки и ушел на крыльцо. Он спустился на нижнюю ступеньку и долго-долго сидел, глядя бездумно на деревья, погружавшиеся в густую, но такую прозрачную синеву. Пустое, без единой звездочки небо почему-то слегка золотилось за высокими деревьями у оврага, точно там, на востоке, развесили прозрачную светящуюся кисею.

Незаметно для себя Костик принялся думать о маме. Наверно, она в эти дни с ранней зорьки и до позднего росного вечера не слезает со своего комбайна. А потом, усталая, не чувствуя ни рук, ни ног, поест дымной бараньей похлебки, обжигающей спекшиеся губы, заберется в палатку, свалится на постель и сразу же уснет. Нет, не сразу. С минуту она еще подумает о Костике, о Тимке. Может, даже и о бабушке. И уж после этого ее сразит сон, сразу мгновенно, не дав додумать до конца о чем-то важном и значительном.

Из Ульяновска от бабушки нынче пришло письмо. Оказывается, бабушка о них с Тимкой скучает каждый день. Она обещалась недели через полторы быть дома. Скорее бы пролетели эти полторы недели! Костик тоже очень и очень соскучился по бабушке… И еще Костик думал об осени, о том, как они все трое – бабушка, Тимка и он, Костик, – поедут к маме в совхоз.

Под яблоней белели падалицы. Когда только яблоки успели опасть! Совсем недавно Костик проходил мимо, и под деревом не валялось ни одного яблочка.

Не выпуская из рук Мишку, Костик встал, подобрал с земли падалицы. Неужели червяки источили яблоки? А на вид они такие тугие, такие крепенькие. Костик положил три яблока на верхнюю ступеньку, а четвертое надкусил.

– И-и-их, и ки-ислое! – сказал Костик, морщась. Посидел, посидел и снова взялся за яблоко. И как-то незаметно для себя, то морщась, то сжимая крепко зубы от сводившей судорогой челюсти, Костик съел все яблоко.

В сердцевине рядом с белыми плоскими зернышками извивался червячишко, тоже белый.

«За то, что ты погубил яблоко, я с тобой сейчас расправлюсь», – сказал Костик тупоносому червяку, брезгливо кривя губы. И без всякой жалости раздавил червяка подошвой сандалии.

А потом глянул на Мишку, смирнехонько лежавшего у него на коленях, и вдруг увидел в глазах котенка по серебряному серпику. Откуда взялись эти лучистые серебряные серпики?

Поднял Костик голову и все-то сразу понял. Из-за тополиных шапок уже выкатился месяц. И до того месяц был чист и прозрачен, что казался совсем белым, будто его вырезали из яичной скорлупы.

 
– Месяц, месяц, угадай,
Куплю ль завтра каравай? —
 

пропел негромко Костик.

– А я по-другому умею, – вдруг проговорил кто-то рядом.

Оглянулся Костик, а сбоку от него Маришка стоит.

– Я вот как умею, – снова сказала она и зачастила:

 
Месяц, месяц, что с тобой,
Почему ты весь такой?
 

– Тоже мне… сочинительница! – небрежно протянул Костик.

– А ты думаешь, у тебя лучше? – Маришка сплюнула сквозь зубы. И, обойдя Костика стороной, взбежала по ступенькам на крыльцо. – Папаня, пойдем ужинать!

Дядя Спиря поднял голову от учебника, почесал переносицу. Улыбнулся, жмуря уставшие глаза.

– Разве уж так поздно?

– Маманя сказала: чтобы ты шел сию же минуту! А то уха простынет. – Маришка перевела взгляд с отца на Тимку. – И тебя маманя велела звать… и твоего Костьку!

Любимый беретик дяди Спири, только что прикрывавший весь лоб до самых бровей, как-то незаметно съехал на самую маковку. И вот дядя Спиря уже смеялся зычно, раскатисто.

– Ну и ну! Ну и Мишка! – Он кулаком смахнул проступившие на глаза слезы. – Да разве так в гости приглашают?

Маришка промолчала. Лишь метнула на отца зеленые молнии.

Дядя Спиря встал и чуть не задел хвостиком берета потолок. С виду нескладный, он все делал на удивление проворно: собирал ли в охапку свои тетради и книги, ставил ли к стене столишко, для удобства выдвинутый на середину веранды.

– Пребольшое тебе спасибочко, друже! – сказал дядя Спиря Тимке. – Пребольшое! Теперь в этой коробке все прояснилось. – Он постучал негнущимся пальцем по морщинистому, как бы в рубцах, лбу. – Теперь у меня как по маслу пойдет.

Окинул быстрым взглядом веранду.

– Готовы, браты?.. А где Константин?

– Я не хочу ухи, – сказал Костик, показываясь в дверях. – Спасибо. Мы с Мишкой домовничать будем.

– Нет уж, никаких «не хочу»! – твердо проговорил дядя Спиря. Положил на плечо Костика большую, ковшом, жесткую руку, пропахшую бензином. – Без тебя мы тоже не пойдем. Приказ хозяйки – для всех закон. Приходится иной раз и женщинам подчиняться. Ничего не поделаешь!

Костик стоял и думал: «Мой папка… Он такой же вот был, высокий и сильный, как дядя Спиря. И руки у него тоже… тоже большие и жесткие были».

Украдкой Костик глянул на дядю Спирю.

«Счастливая эта Маришка, – вздохнул он, все еще прижимая к груди котенка. – Кабы мой папка был жив… уж я бы его так любил, так любил!»

Рассказ Джамбула

Костик весь изозлился, тащась шаг за шагом позади брата и Киры.

«И где у этого Тимки мужская гордость? – думал, растравляя себя, Костик. – Засмеется рыжуха, и Тимка тут же хихикнет. Поднимется на бугор: «Пожалуйста, Кира, ручку». Уронит та полотенце, Тимка бросится поднимать… В три погибели согнется. Прямо-таки из кожи лезет, бедняга, чтобы угодить… Смотреть противно!»

Уж лучше бы Костику и не ходить с ними на Волгу. Пусть бы одни наслаждались. А то он, Костик, похоже, им в тягость. Идут себе, улыбаются друг другу, а на Костика и не взглянут.

Внезапно Костик остановился. Возле дорожной колеи сиротливо тянулся вверх головастый подсолнечник. Стебель у него был кривой, оранжевая корзиночка не на солнышко таращилась, а косилась вбок, на полусгнивший трухлявый пенек.

«Экий же урод!»– подивился Костик и, недолго думая, стукнул по шляпке подсолнечника кулаком.

Стебель качнулся из стороны в сторону и снова замер – какой-то весь мохнатый, пыльный, с редкими одеревеневшими листьями. А растрепанная шляпка по-прежнему склонилась набок, грустно глядя на сучковатый пенек.

И Костику стало стыдно.

«Зачем я ударил его? – спросил он себя, торопливо отходя от подсолнечника. – Он же мне ничего плохого не сделал!»

Тут Костик опять увидел перед собой сбегавших с горки Тимку и Киру. Они держались за руки, подпрыгивали, весело хохотали.

«Из-за них я нынче злой, – признался себе Костик. – Но я больше злиться не буду… Им обоим назло! Пусть их бегут сломя голову, а я буду сам по себе».

Немного погодя показалась Волга, как бы изнутри сияющая мягкой голубизной, чистой, умиротворенной.

На краю глинистого обрыва сидел, свесив вниз босые жилистые ноги, старый Джамбул – капитан-пенсионер. Рядом с ним стояли стоптанные брезентовые полуботинки.

– Здравствуйте, дедушка Джамбул! – сказал обрадованно Костик. И тотчас поправился – Извините… я хотел сказать: здравствуйте, Иван Иванович!

– Пустое, не извиняйся! – усмехнулся старик, приподнимая над головой фуражку с потрескавшимся лакированным козырьком и тусклым прочерневшим «крабом». – Я уж привык… И даже скажу тебе, хлопчик… это ведь ты, кажись, Евдокии Мелентьевны внучек? Это ведь ты как-то днями укротил моего пырючего Бурана?.. То-то! Гляжу и думаю: он или не он?.. Так, значит, говорю: мне даже приятственно, что люди Джамбулом меня прозвали. Мно-ого я пассажиров перевез на этом самом «Джамбуле». А грузов всяких на дебаркадеры местного значения? Такие, к которым большие суда никогда в жизни не пристают? Также не счесть. Теперь пароходик мой отслужил свое. На слом его, сердечного, отправили, а я вот еще копчу небо. И люди, значит, еще не забыли, помнят нас с «Джамбулом».

Бывалый капитан замолчал, пригладил короткую венчиком бородку.

Внизу под обрывом стояли Тимка и Кира. Девчонка снимала с ног босоножки, Тимка махал Костику рукой.

– Эй, Костик! Ну чего ты там?.. Спускайся, мы тронулись!

– Топайте! – прокричал в ответ Костик. – Я вас догоню!

А когда Кира и Тимка, снова взявшись за руки, побрели по глубокому песочку к Волге, Костик спросил:

– С вами можно посидеть, Иван Иваныч?

Джамбул похлопал ладонью по твердой кромке глинистого обрыва.

– Чего спрашивать? Если охота, садись. Места хватит. – Помолчал, помолчал и прибавил: —Павлика моего… сызнова в больницу положили. Рана на культе открылась. Семнадцать лет хлопец мается. Глядеть на него – и то мученье.

Старик достал из кармана кисет, свернул из газетного листика козью ножку. Сыпал из кисета крупный табак-самосад и не замечал, как душистая струйка течет мимо раструба козьей ножки на колени…

Где-то позади, за осокорями, загорланил петух. Свое хриплое кукареку он прокричал подряд раз пять.

– Эх ты, горло! – сказал, покачав головой, Костик.

– К теплу, – обронил Джамбул, чиркая спичкой. – После дождей тепло сейчас как раз ко времени… И для садов и для хлебов.

Старик дымил козьей ножкой, а Костик глядел на шумную суету пляжа, на проносившиеся по Волге туда и сюда моторные лодочки, катера, на крикливых чаек, метавшихся и над водной гладью и над прибрежной песчаной полосой.

Вдруг Джамбул сказал:

– Видишь точку? Во-он… правее бери глазом. Костик из-под руки поглядел вдаль. Оттуда, с верховья, с невиданной им доселе сумасшедшей быстротой скользила по воде серебристая загадочная стрекоза.

– Приметил? – допытывался старик. – «Ракета» мчится, хлопец. Новое судно на подводных крыльях.

Неотрывно следил Костик взглядом за приближением быстроходной «Ракеты». Прошли считанные минуты, а стальная ракета – вот она… Будто виденье, пронеслась она вдоль противоположного берега.

– Впервой видишь нашу «Ракету»? То-то же! – Джамбул улыбнулся. – И руки скрючило ревматизмом, а умом-то бы… Смотрю вот, а самого так и подмывает… так и тянет за штурвал этой самой «Ракеты» взяться.

Бывалый капитан вздохнул, притушил окурок.

– Мои, конечно, годы того… Уплыли. Отработал свое Джамбул! А вот Павлик, он бы мог… Он с малолетства о кораблях быстроходных мечтал. Каждую навигацию со мной бедовал на судне. И что ты думаешь? Ха-арошим мог бы стать капитаном. И «Ракетой» запросто научился бы управлять.

– Иван Иваныч, а как вы думаете: чайку можно приручить? – спросил Костик, не спуская глаз с парившей над пляжем белокрылой птицы. – Чтобы она ловила в реке рыбу и приносила ее своему хозяину?.. Как вы думаете?

– Терпенье у тебя есть? – в свою очередь спросил старик. – Ну, тогда слушай. Мальцом мой Павлик был, когда раз… не помню уж, где мы стояли под затянувшейся погрузкой. Только прибегает сынишка в штурвальную рубку, а в фуражке у него писком исходят какие-то птенцы. Тощие, серые… Глядеть на них – и то тоска. «Павлушка, – говорю, – озорник, что ты наделал? Зачем, поганец, гнездо разорил?» А он, не моргнув глазом: «Никакого гнезда, отец, я не разорял. Ко всем птенцам подлетают чайки, а к этим ни одна птица… Не подыхать же им с голоду! Вот я и взял с собой». – Джамбул помолчал. – И что ты думаешь, хлопчик? Смастерил Павлик в каюте под столом гнездо и принялся выхаживать глупых птенцов. Поначалу они только кричали и ничего не хотели брать из рук Павлушки. А вскорости попривыкли: голод – он не тетка. И уж жрали все без оглядки: и вареную рыбу, и хлеб, и молоко. По осени забрал сын подросших чаек домой на зимнюю квартиру… Тогда еще моя Пелагеевна жива была. Прощаясь, Павлик сказал: «Придет, отец, весна, и мои чайки будут таскать из Волги рыбу. Вот увидишь!» Да-а… И что ты скажешь? Дожили птицы до весны: холеные такие, жирные стали. И Павлик не нарадуется. Ждет не дождется водополья. Ну, а когда потеплело, отшумел ледоход, отправился сын с товарищами на Волгу… Целой ватагой! Да только путного из этой пустой затеи ничего не вышло. Не умели птицы летать. Не умели летать и всего-то робели: и ветра вольного, и могучего плеска волн, и ненаглядного майского солнышка. Сидели, как курицы, на Павлушкиных ладонях и рты, дармоедки, разевали: рыбки свежей просили.

Джамбул покосился на Костика. Пожевал бескровными губами. Сказал:

– Вытри слезы! Что ты, барышня кисейная?.. Он, Павлик, промежду прочим, тоже тогда в слезах домой вернулся. А я ему: «Наука тебе, да еще какая! Заруби, сын, на носу: каждому свое положено жизнью – птице с гнезда учиться летать, а человеку с младенчества к делу привыкать». И тебе, хлопчик, не мешает это знать. Старый Джамбул худому не научит!

…Чуть-чуть задумчивым и чуть-чуть грустным шагал Костик к Волге. Он не стал разыскивать в пестрой толпе купающихся Тимку. Медленно разделся у какого-то сетчатого заборчика, о чем-то сосредоточенно думая, постоял, заложив за спину руки. А потом, сорвавшись с места, понесся со всех ног к ленивой, манящей к себе волне.

С непонятной самому смелостью Костик далеко ушел от берега. Вода касалась подбородка. Перевел Костик дух и еще шагнул вперед. И тут его подхватило быстрое течение, ноги потеряли опору… Миг, другой, и Костик захлебнется, пойдет ко дну.

Но Костик пересилил страх, хватающий за горло. Стиснув зубы, он выбросил вперед правую руку и ударил ладонью изо всей силы по воде. Потом взмахнул левой, а правую отвел назад. И вдруг Костик обомлел, все еще боясь радоваться случившемуся: он не идет ко дну, нет! Держится на воде!

«Не торопись, не торопись! – говорил себе Костик, работая руками. – Плыви до самого берега. Вот так… Еще… И еще!»

А когда пальцы коснулись песчаного дна, Костик облегченно вздохнул.

«Теперь уж научусь и сам… без Тимкиной помощи. Отдышусь немножечко на горячем песочке и снова начну», – думал Костик, выходя на берег.

В этот миг на всем многолюдном пляже Костик был самым счастливым-рассчастливым человеком!

Возвращение с рыбалки

Начинало припекать. Видимо, и этот день выдастся тихим и знойным, каким ему и положено быть на исходе июля. И в то же время он ничем не похож ни на вчерашний жаркий день, ни на позавчерашний. Ей-ей! Костик не помнил в своей жизни ни одного дня, чем-то похожего на прошедший. В каждом новом дне всегда есть какая-то захватывающая, манящая новизна, каждый новый день полон невероятных открытий.

Вдруг Костик потянул носом воздух. Чем это так сладко пахнет? Ах, да! В овраге зацвели липы. Он вчера еще бегал поглазеть на эти ветвистые красавицы, обсыпанные как бы желточной пылью. Но сегодня медвяным запахом – густым и сытным – благоухал уже весь проспект Космонавтов. Отовсюду через улицу, через сады к оврагу летели вереницы жужжащих пчел.

«Знатно я нынче порыбачил! – думал весело Костик, шагая по тенистой стороне улицы. – И еще совсем не поздно, не больше десяти, а я уже возвращаюсь с уловом. Эх, и обрадуется Мишка свежей рыбке! Эх, и обрадуется!»

Придерживая левой рукой перекинутые через плечо удилища, Костик поднял правую и полюбовался – в который уж раз по дороге с Волги! – тяжелым куканом. На гибком ивовом прутике болталась, тускло, голубовато серебрясь, всякая рыбная мелочь: чехонь, белоглазка, густерка. Самым крупным на кукане был щуренок – тонкий и длинный, как обрубок палки.

Толстощекий карапуз в коротенькой рубашоночке до шишковатого пупка, по всему видно, только что вылезший из постели, стоял посреди дороги и пялил на проходившего Костика заспанные глаза.

– Рыбищи-то! – ахнул малыш и сунул в рот палец.

«Не ты первый ахаешь, – сказал Костик про себя не без гордости. – Увидит Маришка – позеленеет от зависти. Но пусть и не надеется… Ни за что я ей… ни за что на свете не покажу нашего удачливого местечка у «Кривой баклуши»!»

Внезапно Костика кто-то окликнул:

– А-а, молодой человек! С уловом вас, голубчик!

Поднял Костик глаза, а перед ним – сухопарый старик с пышной белой бородищей. Улыбается, портфелем тощим помахивает.

– Здравствуйте, – не сразу сказал Костик. И еще раз внимательно глянул на старика.

– Не признаете? – старик лукаво сощурился, а его жгуче-черные брови полезли на лоб. – Хе-хе-хе… Однако ж и память у вас… девичья!

– Нет, узнал! Нет, узнал! – вскричал тут обрадованно Костик, широко распахивая ресницы.

– То-то же! Ну-с, как ваш братец?.. Нашелся?

– Это вы про Тимку? Ara, нашелся. Только, знаете ли, у меня опять беда. – И Костик вздохнул.

– Беда? Какая же?

– Теперь Белка… Собачка пропала. Три дня не показывается. Такая вся белая, как ваша, борода, только вдоль спины у нее черный ремешок.

– Белая, как моя борода?

– Да, да! Точь-в-точь такая же.

– С черным ремешком вдоль спины?

– Ага!.. Вы ее видели?

– Представьте, нет. Не попадалась.

– Жаль.

– Надо полагать, найдется. Так же как и Тимка нашелся. – Старик опять улыбнулся, показывая вставные зубы. – А как ваша бабушка, мой друг? Вернулась домой? Или нет?

– Нет еще, не вернулась. Но она, знаете ли, теперь уж скоро… Скоро приедет. – Встав на цыпочки, Костик шепотом прибавил: – Если вы умеете хранить секреты, я вам могу рассказать про одну новость… Очень и очень секретную.

– Гм… А очень секретный секрет? – спросил старик, и вокруг его усталых, но добрых глаз собрались морщинки – много сухих и мелких морщинок. – А возможно, вам лучше этот секрет при себе оставить?

– Но я же вам доверяю!

– Ну, тогда другое дело, раз доверяете.

– Наша бабушка, – начал Костик, еще на шаг подойдя к высокому худощавому старику, пропахшему мятными лепешками, – наша бабушка, представьте, осенью поедет с нами на целину. Навсегда к нам в совхоз! А свою дачу… только, пожалуйста, все это пока между нами… а свою дачу бабушка собирается подарить детскому саду. Во-он тому, который рядом с бабушкиным участком. Как вы думаете, хорошая наша бабушка?

Старик с непонятной грустью глядел на сияющего розовощекого Костика, задумчиво теребя длинными восковыми пальцами белую с просинью бороду. А потом вдруг нагнулся, поцеловал Костика в подбородок. Поцеловал и, задыхаясь, проговорил:

– Милый ты мой… человек! И бабушка твоя… и ты тоже…

Махнул рукой и торопливо зашагал прочь.

Костик с недоумением уставился старику вслед. Но тот даже не оглянулся. Шагал себе прямо, словно проглотил шест, и размахивал из стороны в сторону скрипучим портфелем.

Костик пошел своей дорогой.

Соседскую девчонку Киру он увидел еще издали: она стояла у железных массивных ворот своей дачи. Стояла и от нечего делать наматывала на кисть руки сиреневую косынку.

«Поздороваться или нет? – спрашивал себя Костик, как-то невольно замедляя шаг. – И чего стоит, как статуя? Уж не меня ли поджидает?»

Он так и не решил: пройти ли ему мимо рыжухи молча, или сквозь зубы бросить: «Здрасте!». Оказалось, не надо было и голову ломать: Кира сама пошла навстречу Костику.

– Приветик рыбаку! – сказала она игриво, перекинув через плечо перекрученную косыночку. – Давай, давай показывай… Эх, ты! Просто блеск! Это я понимаю – улов!

Костик остановился. Хмуро глядел себе под ноги, плотно сжимая губы.

Он не Тимка. Его не трогали эти льстивые слова соседской девчонки.

– С тобой что-то стряслось? Поругался с Тимой? – встревожилась внезапно Кира. – Или ты заболел?

– Нет, – выдавил из себя Костик, все еще не поднимая глаз, – Я просто тороплюсь… Дома Мишка голодный. Сейчас кормить его буду.

– Скажи, Костик, мне спасибо. Если б не я, не видать тебе больше Мишки!

– Как так не видать?

– А вот так! Мишка твой по улице бегал.

– По улице? – у Костика екнуло в груди сердце. – Я же его… Я же запер его в комнате, когда уходил.

– Уж этого я не знаю. Только я у мальчишки отняла котенка. – Кира сдернула с плеча косынку и снова принялась наматывать ее на тонкую кисть руки. Потом она отворила тяжелую калитку и кивнула: – Проходи.

Костик переступил порог, прислонил к воротному столбу удочки. Но кукана с рыбой из рук не выпустил. Шагал, спотыкаясь, по ровной асфальтированной дорожке, стараясь не глядеть по сторонам. А справа и слева от него тянулись ряды кряжистых деревьев, сплошь увешанных на диво крупными яблоками.

– Хочешь, я тебе покажу наш сад? – спросила Кира, постукивая сзади Костика острыми каблучками. – У нас с отцом до десяти сортов разных яблонь. Тут и белый налив, и боровинка, и антоновка, и анис… Не помню даже, какие еще. Саженцы отец в лучших питомниках доставал. А за домом – вишенник. Тоже всякие сорта. К оврагу – крыжовник, малина, смородина. У меня отец – заядлый мичуринец, скажу тебе. И я ему во всем помогаю. Одна мать у нас равнодушная к саду. Сердечница. Каждое лето на Рижском взморье пропадает.

– И куда вам столько? – вдруг вырвалось у Костика. – Куда вам столько яблок, вишни и… и всяких других фруктов?

Он повернулся к Кире лицом. Взмахнул куканом.

– Тут же… Ешь не переешь! Вас всех с головой можно засыпать одними яблоками!

Глаза его, светлые, лучистые, смотрели на девчонку с непередаваемым изумлением.

Киру до слез растрогала наивная Костина болтовня. Она притянула к себе Костика, хлопающего длинными ресницами, ласково провела ладонью по его круглой голове – круглой и белой, опушенной мягкими, как лен, волосами.

– У твоего Тимы… Я никогда еще не видела… ни у одного мальчишки не видела таких кудрей, как у него… А насчет фруктов скажу тебе: у нас столько родни, столько родни! Отец говорит: придется еще на рынке прикупить и вишни и яблок… Это чтобы всех прожорливых родичей оделить. Попробуй оставь кого-нибудь без гостинца! Навек обидятся!

И Кира захохотала, весело, непринужденно.

– Где Мишка? – спросил Костик, вырываясь из объятий девчонки.

Кира отворила на веранду дверь. И Костик сразу увидел своего Мишку. Котенок сидел на краю стола, заставленного пустыми бутылками, консервными банками, грязными тарелками.

– Мишка, Мишка! – позвал Костик. – Иди ко мне, Мишка! Я тебе рыбки с Волги принес.

Но Мишка даже ухом не повел. Он сидел, чуть сгорбившись, и старательно вылизывал кончиком розоватого языка заднюю лапу с растопыренными коготками.

– Ты извини, – сказала Кира, входя на веранду. – У меня беспорядок. Вчера у папы допоздна засиделись гости. Такая уж у него работа… Без людей нельзя. Был военным, а сейчас – смешно, не правда ли? – директор обувного магазина.

Она сняла со стола Мишку, поцеловала его в усатую мордочку.

– А Тима скоро вернется с рыбалки?.. Да ты заходи, заходи, Костик. Чего стоишь в дверях?

– Я на рыбалке не с Тимкой был, а с дедушкой Джамбулом, – сказал Костик, не трогаясь с места. – А Тимка с дядей Спирей на стройке кирпичи таскает. У дяди Спири нынче выходной… Ну, и Тимка с ним…

– Это какой еще дядя Спиря появился?

– А тети Моти муж. Нянечки из детсада.

– Они вам что, родные?

– Нет… Просто так. У них в бараке потолок провалился, и теперь им негде жить. А на работе дяди Спири дом строят. Вот шоферы и решили помочь строителям.

Костик переложил из руки в руку кукан с рыбой.

Крошечные эти рыбки уже совсем посинели, а обсохшие хвостики загнулись крючками. Пожалуй, привередник Мишка не притронется к этим малькам! С упреком Костик проговорил:

– Мишка, ну ты что же? Не соскучился обо мне?

– Держи, на… в целости и сохранности возвращаю, – Кира подошла к двери, свободной рукой отбросила со лба золотисто-огненный рассыпчатый локон. – Скажи, Костик, когда ж ты с профессором Григоровым познакомился?

– С каким профессором? – удивился Костик.

– Ну, с этим высоким стариком… который тебя полчаса назад остановил на улице? Это же известный на все Поволжье хирург Григоров.

У Костика округлились глаза.

– Вот потеха! А я и не знал, что гражданин с белой бородой – профессор!

– О чем же он с тобой так любезно беседовал? Забрав из рук рыжухи своего Мишку, Костик легонько щелкнул его по носу пальцем.

«Ишь ты, неблагодарная зверюга! Уж и хозяина не хочешь признавать!» – огорченно подумал Костик.

И поспешно зашагал вон из сада по прямой и гладкой асфальтированной дорожке, серой и скучной. У калитки он на секунду приостановился, взял свои удилища. Потом, набрав полные легкие воздуха, крикнул:

– Знаешь, о чем мы разговаривали с профессором?.. Вот угадай попробуй!

После этого Костик громыхнул изо всей силы железной калиткой.