Текст книги "Темный полдень (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Я удивленно приподняла бровь.

– Я погорячилась с суммой, – нехотя призналась она. – Тебе сдачу отдать или продуктами возьмешь?

Я слегка опешила от такого поворота событий. Наталья, извинившаяся и предложившая вернуть деньги – это было что-то новое. Я всмотрелась в её лицо, пытаясь понять, что за этим кроется. Взгляд у неё был по-прежнему напряжённый, но не такой враждебный, как в прошлый раз.

– Продуктами, – ответила я, решив не раздувать из этого драму. – Давай что-нибудь свежее, что можешь предложить.

Она кивнула и начала укладывать в пакет хлеб, немного овощей, какие-то консервы. Я стояла в тишине, наблюдая за тем, как её руки быстро и ловко работают. В какой-то момент между нами повисло неловкое молчание, которое я, на удивление, не спешила прерывать.

– Держи, – протянула она пакет.

– Спасибо, – пробурчала я, прикидывая, как можно отнести все это за один раз.

– Ты… это… – девушка чуток смутилась, – ты… фотографируешь?

– Фотографировала, – вздохнув, поправила я, – когда было чем….

Наталья замерла. Её взгляд на мгновение метнулся в сторону, будто она решала, стоит ли продолжать разговор. Это было странно – она никогда прежде не проявляла такого интереса к тому, что меня касалось.

– Значит…. Правду говорят…. – она выглядела смущенной, что ли. – Андрей?

– Угу. Встречи с местным психом моя камера не пережила. Вы б ему бейджик что ли сделали: «опасен для посторонних»! Или там: «осторожно, кусается»!

Наталья фыркнула, и это почти напоминало короткий смешок, хотя в её глазах всё ещё оставалась тень смущения. Она взяла в руки банку с консервами и начала машинально перекладывать её с места на место.

– Зря ты так… он… странный, но… – ее щеки покрылись легким румянцем.

Ой-ой-ой! Да тут драма почище шекспировской! Чума на оба ваши дома, товарищи! Пора мне к моим домовым и банным, они тоже те ещё психи, но хотя бы с предсказуемыми замашками! А оказаться втянутой в сельскую любовную трагедию – увольте! Может книжку начать писать?

– Знаешь, – я все-таки ответила Наталье, – иногда странность – это не оригинальность, а…. прости… шизофрения! Кстати, раз уж заговорили о местном уголке дедушки Кащенко, скажи, когда он обычно затаривается едой, не хочу больше никогда с ним пересекаться?

Наталья фыркнула, возвращая себе нормальный вид здорового не гостеприимства и ответила неохотно.

– Каждые вторник и воскресенье, примерно в обед: или чуть до или сразу после. Правда…. Эту неделю бывал почти каждый день, – она снова слегка заалела. – Но думаю, что…. это скорее исключение. У меня дома есть старый фотик – я им пользоваться все равно не умею, – она извлекла из-под прилавка обыкновенную, самую примитивную мыльницу, – может, сможешь меня поснимать?

Моя челюсть отпала чуть ли не до пола, а брови сами собой поползли вверх.

– Знаешь…. – чувствуя себя в странном сне, ответила я. – Поснимать-то могу, только вот результат… не гарантирую. Не в тебе дело, а в том, что отвыкла от таких фотоаппаратов. Впрочем…. Чем черт не шутит? Давай попробуем. Ты яркая, тебя даже ретушировать не надо, ну а с цветом я смогу и так поиграть. Дашь мне это чудо техники на пару дней, чтобы освоиться?

Наталья выглядела слегка озадаченной, но всё же кивнула, протягивая мне «мыльницу».

– Валяй, забирай, – её голос дрогнул от неуверенности, как будто она сама не до конца понимала, зачем вообще предложила эту идею. – Можешь пользоваться, сколько захочешь. Всё равно она у меня без дела лежала.

Я взяла камеру, приподняв её на свет, чтобы рассмотреть. Обычный старенький аппарат, но в исправном состоянии. По нынешним временам раритет – усмехнулась про себя. Похоже, меня здесь всерьёз решили «переподготовить» после профессиональной техники.

– Ну, что ж, – пожала плечами. – где наша не пропадала….

Наталья чуть заметно улыбнулась, но это было не то её саркастическое выражение, к которому я уже привыкла. Она выглядела немного… смущённой. Даже удивительно, как эта девушка так быстро менялась в зависимости от ситуации.

– Спасибо, – сказала она. – Ты скажи, когда будет удобно. Мне не горит.

Я кивнула, чувствуя, как разбирает смех. Местная красавица, фотосессия на мыльницу, психованный мужчина, бегающий в магазин каждый день…

– Ты знаешь, кто этот ненормальный по жизни вообще? – не смогла я скрыть своего любопытства, включая камеру и направляя объектив на полки с продуктами. – Встань вон туда, чуть ближе к окну, чтоб свет падал на волосы.

Наталья, неожиданно покраснев, сделала пару шагов к окну, явно смущённая тем, что оказалась в центре моего внимания.

– Да кто его знает… – начала она, нервно приглаживая волосы и пытаясь встать так, как я ей сказала. – Он… откуда-то издалека приехал лет десять назад. Сначала все думали, что просто чудак. Ну, вроде как отшельник, места у нас глухие. А потом… – она замялась, а потом быстро добавила: – Да и вообще, о нём мало кто что знает.

– Ну если за отшельничество платят столько, что можно разъезжать на новом рандж ровере…. Кто тут в цари крайний? – я щелкнула затвором, сделав пару пробных кадров. – Руку чуть приподними, словно волосы поправляешь.

Наталья послушно приподняла руку, слегка касаясь волос, но на её лице всё ещё отражалась неуверенность. Её взгляд снова метнулся в сторону, словно она обдумывала, стоит ли продолжать разговор.

– Да… рендж ровер… – тихо фыркнула она, слегка прищурив глаза. – Я даже не знаю, откуда у него такие деньги. Но говорят, что не всё тут чисто. То ли с Москвой связан, то ли… чёрт его знает. Только за ним уже давно присматривают. Но лезть к нему никто не рискует.

Я сделала ещё пару снимков, а потом, не удержавшись, прищурилась, всматриваясь в лицо Натальи.

– Ты сама-то с ним… часто общаешься? – спросила я, пытаясь уловить момент, когда она немного расслабится для кадра.

– Он часто у нас заказы делает, – призналась она, – перебрасываемся парой слов. Щедрый всегда, алкоголь не покупает, хотя иногда заказывает, но крайне редко. Красивый…

Я не удержалась – фыркнула.

– Наташ, ты не мешки с картошкой таскаешь, расслабься. Это всего лишь пробные кадры, хочу почувствовать камеру, понимаешь? Выполняй обычную работу, я сама буду тебя ловить, хорошо?

Наталья кивнула, выдохнув с облегчением, и вернулась к привычному делу – начала раскладывать товар по полкам. Я продолжила щёлкать затвором, стараясь поймать естественные моменты, когда её лицо было максимально спокойным.

– Красивый, говоришь? – не смогла удержаться я, вглядываясь в экран камеры. Не смотря на то, что она напрягалась под объективом и совершенно не знала как себя держать – камера ее любила. Как и всех по-настоящему красивых, самобытных людей. Даже такая примитивная, как эта мыльница, даже в такой простой обстановке. Я включила на телефоне мягкую мелодию, чтобы Наталья расслабилась. Иногда по ее губам пробегала задумчивая улыбка, от чего девушка становилась невыносимо красивой. Я прекрасно понимала Дмитрия, очарованного ее красотой. Их непростые отношения становились все более очевидными.

– Угу, – коротко кивнула Наталья, отвечая на мой вопрос. – Он… такой. Вроде и пугает, но… невозможно не заметить его, понимаешь? Он… сильный.

– Что-то у вас тут с сильными мужиками перебор…. – пробормотала я. – То один, то второй….

Может третьего подогнать, для комплекта? А что, сцепятся между собой, а я тихонько уползу в сторонку…. – но это я говорить Наталье не стала. Мечты… мечты….

– Ты о Диме сейчас? – улыбнулась она, а ее карие глаза потеплели. Ушла из них та потусторонняя мечтательность, которая оживала при упоминании Андрея.

– Для кого – Дима, а для кого – Дмитрий Иванович, – я не собиралась выкладывать этой женщине всю подноготную наших отношений. Пусть считает, что для меня он всего лишь начальник и в какой-то мере опекун. Так будет лучше для всех. Моя задница и так уже ощущала присутствие близких неприятностей.

– Он… интересный, – снова улыбнулась она, и в голосе прозвучали собственнические интонации. Я поняла, что разговор пора заканчивать.

– Смотри, что получилось, – я протянула ей камеру. – Учти – это пробные снимки, я не чувствую еще фотик, плюс без обработки.

Она молча рассматривала снимки и с каждым новым ее лицо становилось все ярче и радостнее, она словно начала светиться изнутри.

– Невероятно! Здесь никто так никогда не снимет! – выдохнула она.

– Тебя легко снимать, – призналась я. – Ты яркая.

Внезапно мне показалось, что кто-то смотрит на нас с улицы долгим, изучающим, очень тяжелым взглядом. Я невольно поёжилась, словно он пронизывал меня насквозь. От ощущения чужого присутствия по спине пробежали мурашки, и я медленно повернула голову в сторону окна, едва не вскрикнув от невольного страха и злости. Мои глаза на несколько секунд столкнулись с глазами Андрея, наблюдавшего за нами с улицы. Я застыла на месте, не в силах отвести взгляд от его глаз. Чёрные, как ночь, они казались бездонными, изучающими меня с холодной, почти пугающей проницательностью. В них не было ни намёка на смущение или неловкость – напротив, Андрей смотрел, словно это он был хозяином ситуации, а я всего лишь случайной фигурой в его поле зрения.

Моё сердце забилось быстрее, ярость смешалась с каким-то странным, непонятным мне страхом. От его взгляда я почувствовала себя неуютно, будто он видел меня насквозь, знал что-то такое, что мне самой ещё не было понятно. Это ощущение тяжести и давления было слишком знакомым – слишком похоже на то, что я уже переживала раньше.

– Что такое, Айна? – Наталья тоже подняла голову от фотоаппарата и обернулась. Но в отличие от меня страха не испытала. Только снова порозовела и улыбнулась мужчине.

– Фотоаппарат возьми, – прошипела я сквозь зубы, – позже за ним приду…

– Что? – не поняла она, – Зачем?

– Чтоб придурок и этот не расхреначил!

– Айна, ты о чём? – Она явно не понимала моего раздражения, и, судя по её взгляду, всё происходящее казалось ей совершенно нормальным.

– О том, что если я ещё раз увижу, как что-то важное для меня ломается, то на этот раз сама кому-нибудь шею сверну, – прошептала я сквозь сжатые зубы, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

Андрей отвел от нас взгляд и направился к входу.

– Все, давай пока, – я быстро смела с прилавка свои вещи, едва удерживая все в руках, – приду завтра утром, возьму фотоаппарат и попробуем в обед.

– Подожди, Айна! Оставь коробку – вечером завезу!

– Спасибо, я справлюсь, – мне важней было уйти, ни на секунду не пересекаясь с этим, как его Надежда назвала? Ведьмаком? Ну или хотя бы всего лишь на краткое мгновение, когда мы встретились в дверях.

Он чуть придержал для меня двери, чтоб я могла пройти, но благодарности не заслужил – я лишь одарила его взглядом полным ненависти и мысленно пожелала провалиться в грязь по самые…. Гланды!

Андрей спокойно держал дверь, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Молча, сдержанно, он словно не видел во мне ничего особенного. Но от этого его молчаливого спокойствия я злилась ещё сильнее. Было бы проще, если бы он ответил на мой вызов, бросил мне пару слов или хотя бы проявил хоть какое-то раздражение. Но нет, его безмолвие только усиливало мою ярость.

Я выскочила на улицу, чувствуя, как в груди пульсирует гнев, а внутри кипит бешенство. Как же он раздражал меня – своей неуязвимостью, своими пронизывающими взглядами, тем, что поломал мою жизнь и даже не считал это чем-то важным.

И все же в одном Наталья была права – коробку стоило оставить в магазине. Мало того, что она была достаточно большая, так еще и пакет с продуктами мешал взять ее обеими руками. Она все время норовила или наклониться так, что из нее могли посыпаться вещи, или вообще выскользнуть из рук. На секунду остановилась, прижимая коробку к себе, чтобы поправить пакет, и мысленно снова прокляла Андрея. Всё это – его вина! Козел!

Остановилась, перевела дыхание, подкинула чуток коробку, перехватывая ее удобнее. Но едва я снова начала двигаться, как ощутила чье-то присутствие за спиной. Невольно обернулась, в надежде, что это просто случайность, но, конечно же, это был он.

– Да бл….. Какого хрена, мужик! На этот раз что? – я опустила коробку на землю и встала так, чтобы в случае чего ударить без предупреждения.

Андрей остановился в паре шагов от меня, его лицо оставалось бесстрастным, как всегда, но в глазах мелькнула тень недовольства или раздражения. Он смерил меня взглядом, будто прикидывая, стоит ли отвечать или просто уйти.

– Ты в магазине оставила, – он протянул мне мой телефон. – Айна, – как и в прошлый раз его голос был низким, глубоким, пронизывающим до костей. Мое имя прозвучало…. Странно, почти мелодично.

– Мог бы просто у Натальи оставить, – фыркнула я. – Или что, снова решил моей техникой покидаться?

Он вздохнул.

– Мне жаль….

– Спасибо, мне вот сейчас значительно легче стало! Все, иди на хер отсюда, параноик хренов! – я забрала телефон, сунула в карман джинсов и, подобрав коробку с пакетом, пошла прочь.

Но уйти мне удалось не далеко. Чертова коробка все-таки исхитрилась выскользнуть из рук. Ну точно меня этот колдун проклял!

– Да твою же… – прошипела я себе под нос, наклоняясь, чтобы собрать вещи. Звук шин по гравию заставил поднять голову.

Знакомый Рандж Ровер остановился в полуметре от меня.

– Да ты шутишь, что ли? – вырвалось у меня, когда Андрей снова подошел ко мне. – Мне тебе врезать или….

Но он, не слушая меня присел рядом и начал собирать вещи в коробку. Молча, спокойно, не обращая на меня никакого внимания, словно я комар, пищащий рядом. Я настолько одурела от его наглости, что слова сказать не могла. А он, собрав все, легко подхватил и коробку, и пакет и понес к машине.

Я невольно начала смеяться над идиотизмом всей ситуации.

– Тебя не смущает, что это мои вещи, мужик?

Он открыл багажник и аккуратно поставил мои вещи внутрь, словно не замечал моих протестов.

– Садись, – сказал он ровным, спокойным тоном, словно то, что я собиралась послать его куда подальше, вообще не имело значения.

– Слушай, тебе на каком языке сказать, чтобы ты от меня отвалил? На английском? Коми не знаю, но еще по-немецки могу! Хочешь?

– Айна, – он посмотрел на меня как на непослушного ребенка, – я знаю восемь языков. Могу и ответить. Сядь, пожалуйста. Не устраивай представление. Все уже насладились больше некуда.

Я чувствовала, как гнев кипит у меня внутри, и как мои ноги хотят просто развернуться и уйти. Но его голос, его уверенность… почему-то эта ситуация становилась всё более нелепой и абсурдной, чем больше я сопротивлялась.

– Ты вообще меня слышишь? – выдохнула я, но, встретив его спокойный взгляд, внезапно поняла, что это бесполезно.

Он спокойно открыл дверь машины и снова посмотрел на меня, как будто всё уже решено.

– Это не просьба. – Его голос стал чуть жёстче, и я почувствовала, что теперь он уже не собирается терпеть мои протесты.

Сглотнула и, чувствуя, как пульсирует гнев, села в машину. Пусть он думает, что выиграл.

До моего дома доехали минуты за две. Он мягко остановился прямо у входа. Я хотела сразу же выйти, но двери оказались заблокированными.

– Подожди, – попросил он, оборачиваясь назад и забирая что-то с заднего сидения.

На колени мне упала большая коробка, перемотанная скотчем.

– Это что ещё за подарок судьбы? – спросила я, пытаясь удержать гнев под контролем.

Андрей встретил мой взгляд с привычным спокойствием.

– Твоя камера. Новая. – Его голос был всё таким же ровным, как будто это самый обычный жест.

Я замерла, не зная, как реагировать. Моя первая реакция была дёрнуть за ручку двери и выскочить из машины, но вместо этого я уставилась на коробку.

– Ты шутишь, да? – выдохнула я, не веря своим ушам.

– Нет. Ты её потеряла из-за меня. – Он немного повернул голову в сторону. – Я решил вернуть.

– Слушай, ты серьезно веришь, что я от тебя что-то возьму? – фыркнула я.

– Я совершил ошибку – старюсь ее исправить, – ровно ответил он. – Мне не нужно твоего прощения. Я повредил дорогую…. важную вещь. Мне и отвечать.

Я не могла поверить, что этот человек, вот просто так, за несколько дней выложит почти триста тысяч для малознакомой ему девушки…. Машинально, еще не совсем соображая, что делаю, открыла коробку и…. не поверила своим глазам. Лежавшая там камера стоила… намного дороже моей. У меня в руках лежала мечта любого фотографа в мире.

Дыхание перехватило и мурашки пробежали по всему телу от понимания, что можно сделать такой техникой.

Я захлопнула коробку, переведя взгляд на Андрея. В голове не укладывалось, почему он это делает. Он не выглядел человеком, который кидается деньгами ради пустяков. И это точно не выглядело как попытка «купить» прощение.

– Держи, – он протянул мне маленькую флешку.

– Что это?

– То, что мне удалось реанимировать. С твоей карты памяти. Прости, часть снимков все-таки погибли. Процентов 70 я сохранил. Ты действительно хороший фотограф.

Мне хотелось сказать что-то колкое, но слова застряли в горле. Вместо этого я просто опустила флешку в карман джинсов и кивнула.

– Спасибо…. – я действительно не знала, что еще могу сказать.

– Не благодари. Теперь мы квиты, – он разблокировал двери. – Отнеси сначала камеру и продукты. Потом коробку. Я подожду.

– Подождёшь? – переспросила я, приподняв бровь.

– Не хочу, чтобы ты снова уронила что-нибудь, – ответил он так же спокойно.

– А ты всегда такой настойчивый? – язвительно поинтересовалась я, но уже без прежней злости. Меня начинало забавлять, как он пытался контролировать ситуацию.

– Да, – коротко бросил Андрей. Его уверенность вывела меня из равновесия больше, чем раздражала.

– Ты в курсе, что реально ненормальный?

Он просто пожал плечами, показывая, что ему все равно, но едва заметно опущенная голова подсказала, что ему все-таки не приятно от моих слов.

Я подхватила пакет с продуктами и камеру, не сказав больше ни слова, и направилась к своему дому. Впервые за долгое время я не чувствовала злости – скорее, непонимание.

15

Май

Весь вечер я не могла оторваться от камеры, пробовала, читала инструкции, фотографировала в режиме ночной съемки – благо ночь выдалась ясная, с полной луной и яркими звездами. Мне казалось, что все это только сон, что, проснувшись утром я не обнаружу в доме заветную коробку. Но это сном не было.

Против воли я больше не могла злиться на Андрея, хоть и добрых чувств он не вызывал – скорее настороженность и опасения. Камера стоила дорого, очень дорого, почти в два раза моей предыдущей, но чем мне придется расплачиваться за щедрость – я не знала.

Странный он был человек – угрюмый, немногословный, мало эмоциональный, даже говорил странно – урывками, короткими предложениями, словно выталкивая слова из себя через силу или с трудом подбирая их. И глаза – тяжелые, пронизывающие, как будто видящие то, что другие не видят. Черты лица резкие, даже угловатые, но довольно гармоничные, не вызывающие отторжения.

Смущал и тот факт, что человеком он был не бедным – машина, одежда, хоть и простая, но качественная и дорогая, часы на сильной руке. Он не выпячивал состояние, скорее просто не обращал на него внимание. Почему-то я была уверена, что, если он поцарапает свою машину, даже не заметит этого. Однако его реакция на фотографии дома была неожиданной. Он несомненно принял меня за кого-то другого, а не просто за деревенскую девушку.

Я усмехнулась – ну да, он сразу понял, что я – журналистка. Только вот думал, что явилась по его душу, не предполагая, что спасаю собственную. И все же вчера он терпеливо дождался, пока я отнесу вещи в дом, не уезжая от калитки. То ли удостоверяясь, что я благополучно дошла, то ли ожидая чего-то от меня. Впрочем, вряд ли приглашения, дураком он не выглядел. Напоследок, он быстро осмотрел мой забор и калитку, словно проверяя прочность, а после быстро сел в машину и уехал, не сказав ни слова.

Да уж, не село, а ярмарка женихов – один другого краше – не смогла сдержать короткого смешка, снимая взошедшую над полями и лесом луну.

Камера была настолько великолепна, что, просматривая снимки, я испытала почти оргазм.

А на флешке сохранились все последние снимки, включая фотографии дома на фоне леса и ручьев – настолько живые, что казались маленькими окошками в иной мир. Андрей не стал их удалять. А это значит – я похолодела внутри, – что он разобрался в причинах моего появления здесь.

Плохо. Очень плохо. Вот и скрылась, называется.

Но прошло уже несколько дней, а мои преследователи здесь не появились, значит никто на след их не навел. Да и не похож был Андрей, при всей его я бы сказала болезненной замкнутости, на того, что станет выдавать информацию. Оценив ситуацию, он скорее успокоился и действительно сожалел о разбитой камере, поэтому купил новую.

Моя рука зависла над клавиатурой ноутбука на несколько секунд. А после я отформатировала флешку, полностью удалив фотографии дома: не собиралась ни продавать их, ни выкладывать в доступ. Андрей был честен со мной, я отплачу ему тем же, пусть даже он об этом никогда не узнает.

– Ну что, суседко, – глаза снова упали на камеру и засветились, а в груди разлилось теплое чувство радости, – кажется нам улыбнулась удача, дедушка!

От радости на ночь я поставила под лавку не просто блюдце с молоком, но и положила кусочек сыра и колбаски. Должна же я была с кем-то поделиться радостью!

Утром проснулась с легкостью в голове и теле, губы против воли улыбались. Моя новая красавица лежала на маленькой тумбочке, где я ее и оставила, поблескивая черными глянцевыми боками под лучами утреннего солнца.

Быстро умывшись и заплетя волосы в косу, я снова схватила ее и вылетела в сад, более менее приведенный в порядок за прошедшие дни. При дневном свете снимки получались невероятные: камера ловила каждый момент с такой чёткостью и глубиной, что я невольно замирала перед просмотром каждого нового кадра. Я поймала полет бабочки с её тонкими крыльями, переливающимися в утренних лучах, и дрозда, который грациозно порхал по ветвям сирени, словно танцор в движении. Поймала соседскую кошку – черную, как ночь, в тот момент, когда она стремительно взвилась в воздух, нацелившись на невидимую жертву.

Кадры оживали в моих руках, превращаясь в маленькие произведения искусства, и каждое нажатие на кнопку затвора приносило мне новое, почти забытое удовольствие. Моя грудь наполнялась радостью, распирающей изнутри, и сердце пело так, как не пело за весь этот кошмарный для меня год. Это был момент, когда я снова нашла что-то своё, что-то настоящее, что-то, что принадлежало только мне – и эта радость была столь же яркой, как и солнечные блики, скользящие по объективу.

С невольной благодарностью я снова подумала и об Андрее. Не смотря на его не совсем нормальное поведение, он подарил мне настоящий, реальный кусочек счастья. Камера, которую он принёс, была не просто дорогим предметом – она стала воплощением возможности вернуть утраченный смысл, найти заново себя и своё место в этом мире. Внезапно я осознала, что впервые в жизни мне сделали подарок, который был по-настоящему дорог мне не из-за своей материальной ценности, а из-за того, как он касался моей личности, моих интересов и увлечений.

Этот подарок был словно приглашение – продолжить заниматься тем, что я люблю, не смотря на все трудности и испытания. И сделал его человек, который видел меня два раза, но каким-то образом угадал, что именно способно вернуть мне ту самую искру в глазах. Ни один подарок Баринова, я невольно содрогнулась от этого имени, не приносил мне таких чувств! Его дары были холодными, демонстрацией власти и силы, они всегда были пропитаны скрытыми мотивами и ожиданиями. Но с Андреем всё оказалось иначе – в его поступке не было никакой условности, он просто хотел исправить свою ошибку и подарить мне нечто настоящее.

Я чувствовала этот аппарат, или он чувствовал меня, но каждый кадр приносил эстетическое удовольствие. Я не познала еще и сотой доли возможностей камеры, а уже жила в эйфории!

Ближе к полудню пошла к магазину, чтобы встретиться с Натальей, которая уже ждала моего прихода, стоя в дверях.

– Привет, – я помахала ей рукой. Сегодня мне не хотелось ни спорить, ни хмуриться. Но выражение ее лица было серьезным и сосредоточенным.

– Привет, заходи, – она жестом пригласила меня внутрь, и я поняла, что ее хмурость относится не ко мне. – Чай будешь?

– Не откажусь, – улыбнулась я, принимая большую чашку с ароматным напитком, – ты готова?

– Не сегодня, Айна, – покачала головой девушка и я с удивлением поняла, что она одета по походному: тонкая майка, удобные штаны со множеством карманов и куртка из крепкого материала.

– Что случилось?

– На дальнем хуторе ребенок пропал, – ответила она. – Вчера за пистиками ушел и не вернулся. Дима сбор объявил на поиски.

– Хреново….. – выдохнула я. – Нужно, наверное в МЧС сообщить, поисковиков из Лиза Алерт привлечь….

– Айна, – посмотрела мне в глаза Наталья, – в наших лесах этот трюк не прокатит. Никто лучше местных лесов не знает, а новые трупы нам ни к чему. МЧС – ребята, конечно, хорошие, но…. Еще волки эти….

– Да, Дима вчера что-то говорил… – я припомнила слова Хворостова.

– Они уже три стада подрали, давно такого не было. И ведь начало лета – дичи в лесах полно, но зачем-то к людям лезут….

Снаружи нам посигналила машина. Мы обе вышли на крыльцо, глядя на мрачного Дмитрия. Сегодня он не улыбался, его лицо было тяжелым и сумрачным. И все же я не могла не залюбоваться им, даже такой он продолжал притягивать меня к себе. Наталья подошла к нему и что-то быстро спросила, он в ответ лишь кивнул. Они удивительно гармонично смотрелись вместе, и, если бы не вся трагедия ситуации, я не смогла бы устоять и сделала их фото вместе.

– Помощь нужна? – я тоже подошла к Хворостову.

Он только фыркнул, осмотрев меня с ног до головы.

– Не суйся, Айна, – вместо него ответила Наталья, но за ее грубоватыми словами не скрывалось ничего потайного – она реально оценивала мои возможности. Как ни крути, я всегда была городской жительницей, и хоть в детстве в лесах и бывала, но исключительно около Кудымкара, не забираясь далеко. Мне оставалось молча кивнуть головой, признавая их правоту. Здесь я помочь ничем не могла.

– Новая камера? – вдруг спросил Дмитрий, отвлекая меня от мрачных мыслей.

– А? да…. – я почему-то смутилась.

– Вчера, Андрей получил, – за меня ответила Наталья. – Довольна? Хорошая камера?

– Ты знала, да? – тихо спросила я.

– Конечно, – хитро улыбнулась девушка, – сама ее в Кудымкаре получала. Говорила тебе, что он не плохой… – ее глаза сияли так, что даже мне больно стало. Лицо Хворостова было словно неживым, он с силой стиснул зубы, что мне показалось я слышу, как они хрустят.

Как же я его понимала! Мне тоже сейчас хотелось похрустеть зубами. Я бежала от Баринова, от его внимания, от его контроля и сублимации чувств, но настоящие эмоции увидела только здесь. И обращены они были не на меня!

– Ты была права, – сохраняя спокойное лицо ответила я, стараясь даже не смотреть на Дмитрия.

– Ты едешь? – рявкнул он на Наталью.

– Прости, да, – она грациозно запрыгнула в его внедорожник.

– Айна, – он сел следом, – в леса не суйся. Вообще из села ни ногой, поняла?

Я молча кивнула, едва понимая, что он мне говорит. Впервые в жизни я познала странное чувство именуемое в народе ревностью.

16

Май

Из села выехали почти все мужчины и часть женщин – все бывалые охотники и следопыты, знающие тайгу, умеющие ориентироваться в лесах. Остались в основном дети и либо совсем юные девушки, либо женщины в возрасте. Но и они были не спокойны, собираясь кучками, переговариваясь между собой на своем языке. Старухи качали головами, глядя мне в след. Мало того, что новости были по настоящему страшные, так и я сама не вызывала у местных добрых чувств.

– Бокӧвӧй! Чужачка! – неслось мне в след.

Сама не заметив как, я выскочила из села и по знакомой дороге пошла в сторону леса. Слова Дмитрия выветрились из головы, как только он покинул село, тем более, что я не собиралась заходить глубоко в чащу, так побродить по опушке, поснимать цветы и ручей. И тем более не собиралась идти к дому Андрея, не желая играть с огнем.

Дорога в лесу постепенно становилась всё уже, утопая в густой зелени, но по-прежнему оставалась хорошо заметной – её частое использование оставило на земле уверенные следы. Прямые ряды деревьев, высоких сосен и елей, сдвигались ближе друг к другу, создавая густую тень, сквозь которую пробивались лишь редкие солнечные лучи, рассыпаясь золотыми пятнами по тропе. Я шла, чувствуя под ногами мягкую, пружинящую землю, покрытую прошлогодними листьями и свежей травой, и не боялась сбиться с пути – лес казался гостеприимным, будто приглашая углубиться в его тайны.

Воздух был наполнен терпкими, сладковатыми запахами весеннего разнотравья, в котором смешивались ароматы свежей хвои, влажной земли и цветущих кустарников. Ветерок лёгкими касаниями трепал волосы, шуршал в ветвях и приносил отдалённые звуки: стрекотание кузнечиков, щебетание птиц и едва слышный шелест бегущего вдалеке ручья. От всего этого голова кружилась, а грудь наполнялась ощущением лёгкости и свободы.

Каждый шаг по мягкой, чуть влажной тропе был как погружение в новую главу сказки: то среди травы мелькала ярко-жёлтая голова одуванчика, то мимо пролетал лёгкий, почти невесомый мотылёк, то под ногами мелькала ящерица, скрывающаяся в зелёных зарослях. Лес словно дышал в такт моим шагам, его дыхание смешивалось с моим, и я чувствовала себя частью этого живого, бесконечно прекрасного мира.

Кажется, я потеряла счёт времени, увлечённая звуками и запахами леса, погрузившись в тишину и ритм своих шагов. Когда же наконец решила присесть на поваленную сосну, осознала, что усталость постепенно берет своё. Ноги тяжело гудели от долгой ходьбы, словно протестуя против моего бездумного путешествия вглубь леса.

Воздух был прохладным и свежим, обдувал лицо и руки, приятно освежая после прогулки под солнечными лучами. Я прислонилась к шершавому стволу, чувствуя под спиной нежный, бархатистый и очень мягкий мох. Он так и манил прилечь и забыться в лёгком сне под тенью сосен, под пение птиц и шёпот ветра. На мгновение я даже представила, как удобно было бы растянуться на этом мшистом ковре, закрыть глаза и раствориться в спокойствии леса.

Но реальность быстро напомнила о себе – в животе глухо заурчало. Легкий голод подкрался незаметно, превращаясь в тягучее ощущение пустоты в животе. Интересно, насколько далеко я ушла от села?

Я вытащила телефон, надеясь проверить геолокацию и оценить, сколько мне предстоит идти назад. Но вместо ожидаемой карты на экране мерцали пустые полоски сигнала – связь здесь не ловила. Это неожиданное открытие вызвало лёгкий прилив беспокойства. Я оглянулась по сторонам, вглядываясь в густую зелень леса, который мгновенно стал казаться более диким и чужим, чем минуту назад. Судя по времени, моя прогулка затянулась на несколько часов, значит я действительно зашла дальше, чем хотела. Пора возвращаться, пока не село солнце. Даже в сумерках я не смогу различить тропу, которая почти полностью заросла травой, поэтому следовало поспешить.