Текст книги "Темный полдень (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Вылив в термос остатки чая, и прихватив его с собой, я вышла на залитую солнцем улицу поселка. Дары местных как обычно ожидали меня у самого порога: на этот раз они вызвали не раздражение, а даже некую теплоту в душе. Свежие, еще теплые пирожки с мясом, традиционное молоко, которого у меня итак уже было больше, чем нужно, немного первой зелени, мягкий, нежный сливочный сыр и зефир – явно домашнего изготовления.

Я присела на ступеньку, взяла один из пирожков, ещё тёплый и пахнущий как детство, и надкусила, чувствуя, как к горлу подступает ком. В этом суровом и недружелюбном месте находились люди, которым не была безразлична моя жизнь. Чувство благодарности, простое и светлое, заставило меня на мгновение замереть. Хоть кто-то, пусть и молча, поддерживал меня, оставляя у порога эту заботу, такую простую и бесхитростную. Искусно сплетённый явно не детской рукой венок из цветов василька и еще зеленых, но уже тяжелых колосьев пшеницы, так и манил надеть его на голову. Однако от этой шалости я удержалась, только занесла подарки в дом, и аккуратно положила венок на стол, чтобы вечером он радовал мои глаза.

На работе сразу ушла в свою каморку и занялась сортировкой прибывающих документов. И хоть их было не много, это позволяло мне отвлечься от своих тяжелых мыслей. Заходили и уходили работники комплекса и администрации – моя каморка уже полностью соединила эти две работы, однако я не возражала – в администрацию сельского поселения поступало настолько мало документов, что обработать их занимало максимум час в день.

Пару раз я слышала голос Дмитрия – то с улицы, то в глубине здания. Он явно проходил мимо моего кабинета, но внутрь не заходил. Возможно, знал, что нам нечего сказать друг другу. Мои чувства к нему никуда не исчезли, несмотря на горечь и обиду внутри, а если Наталья действительно услышала то, что я сказала в тот вечер, то они, вероятно, уже начали сближаться. Наблюдать за их счастьем оказалось бы для меня слишком тяжёлым испытанием – в этом вопросе мой альтруизм уж точно не дотягивал до святости. Надеюсь у обоих хватит мозгов понять это и постараться не попадаться мне на глаза.

Хотя я понимала, что присутствие Андрея в моей жизни теперь было токсичным, но бросить его подарки ему в лицо – это был бы жест подростка, недозрелый и глупый. Всё, что он дал мне – ноутбук, камера, доступ к нужной информации – стало для меня оружием, с помощью которого я разрушала стены своей собственной тюрьмы. Пусть эти вещи станут платой за те чувства, которые он пробудил во мне, за иллюзии, которые он же и разрушил.

– Айна…. – Дима вошел так не слышно, что я вздрогнула всем телом. Подняла на него глаза.

Он выглядел спокойным, сосредоточенным, сдержанным, как обычно, но под глазами залегли тени. Удивительно, не был он похож на счастливого мужчину, который провел время с любимой женщиной.

– Что? – мой тон был холодным, почти равнодушным, словно между нами не было ничего личного.

– Я…. тут договора на поставку кормов. Сможешь их зарегистрировать и передать юр. отделу – пусть до завтра свое заключение дадут.

– Хорошо, – взяла у него папку, понимая, что это только предлог, – передам и прослежу, чтобы они вовремя все сделали.

– Спасибо…. – он так и стоял в дверях, не заходя и не уходя.

– Что-то еще, Дмитрий Иванович?

– Иди домой пораньше… – тихо сказал он, – выглядишь… не очень…

Капитан очевидность!

– Ты тоже. Видимо вечер у нас обоих удался на славу, – не сдержала я злой шпильки.

– Айна… – он сделал шаг ко мне, но остановился под моим ядовитым взглядом.

– Не переживай, Дмитрий Иванович, у меня бывали времена и похуже. Это не твоя проблема, у тебя сейчас других дел хватает…. И есть на ком свою заботу проявить.

Его зеленые глаза стали ледяными.

– Еще раз, девочка, ты попробуешь мной манипулировать, – процедил он, – и я заставлю тебя об этом пожалеть.

От перемены его настроения меня словно водой окатили. Я посмотрела на него с удивлением.

– Ты меня за идиота держишь, Айна? Чего добиваешься?

Таак, похоже не у меня одной вчерашний вечер прошел не по плану….

– Если честно, понятия не имею, о чем ты сейчас говоришь, – ровно ответила я, стараясь не отводить глаз.

– Зачем ты отправила меня к Наталье? Чтобы что? Я на пубертатного подростка похож?

– Тебе ответить честно или политкорректно?

Он посмотрел на меня долгим взглядом.

– Знаешь, Айна, я начинаю приходить к выводу, что все свои неприятности ты наскребла себе сама.

Эти слова задели сильнее, чем я могла ожидать. Я поджала губы, стараясь подавить ответную вспышку эмоций, которые нахлынули с новой силой. Он видел только внешний слой, только мои резкие реакции и колкости, но не понимал, как больно было наблюдать за ним и Натальей, как невыносимо становилось находиться здесь, окружённой невысказанными обидами и недомолвками.

– Возможно, – я заставила себя выдавить из себя равнодушный ответ, – но я хотя бы не прячусь от своих ошибок, Дмитрий Иванович.

– Сначала создадим себе сложности, а потом героически из них выкарабкиваемся – это твой девиз?

– Фишка в том, Дим, что ты – тоже моя сложность. Но я хотя бы иллюзий не питаю.

– Это хорошо, Айна. Потому что у меня тоже нет иллюзий, и уже давно, – бросил он, развернувшись к двери с резкостью, почти подчёркнуто. – Я прекрасно вижу, кто чего стоит.

Его слова ранили, оставляя ощущение пустоты и горечи. Он шагнул к двери, и, уже выходя, обернулся напоследок.

– Тётка вечером заглянет, – продолжил он ровным, но ядовитым тоном. – Она, похоже, искренне беспокоится о тебе. Надеюсь, её ты не станешь отпинывать так, как только что меня?

Я молча наблюдала, как он выходит, и едва заметно кивнула, хоть и знала, что он не видит.

Я давно не видела Надежду, с того памятного дня, когда она принесла мне свой чай. Как ни странно, именно он сегодня дал мне силы пережить день после бессонной ночи. Я не сердилась на нее за то, что едва не отравилась, ведь она честно предупреждала, что злоупотреблять напитком не стоит, а я благополучно пропустила мимо ушей.

Когда она вошла в дом, невозмутимая, немногословная, но уверенная и спокойная, ее спокойствие передалось и мне. Она скользнула глазами по стене с паутиной, по новому ноутбуку, но ничего не сказала, только чуть поджала губы.

– Пойдем, – позвала за собой, – помогу баню растопить и покажу как нужно ходит, чтобы никто не тронул.

Я передернула плечами, но ослушаться не посмела – ощущая, как ее сила отгоняет все тени страха. Движения ее были спокойными, не суетливыми, выверенными – как у племянника. Уверенно наколола дров, бросила в печь. Так же уверенно набрала баки с водой, бросив туда немного трав для аромата.

– Никогда в первый жар не ходи, – снова и снова повторяла она, – погибнешь. Угоришь. Тебе и после хватит тепла. И напроситься не забудь. Сегодня с тобой пойду, покажу, как это делается.

И снова я не стала спорить, в ее присутствии было что-то умиротворяющее.

Пока топилась баня мы успели поужинать пирогами, которыми мне принесли к порогу.

– Ты, девушка, будь благодарна за дары. Не всех людей мы принимаем – давно живем своим укладом, – спокойно рассказывала она. – Ты – одна из нас, ведь поняла уже?

– Да, – кивнула я. – Мама… Агния…. Я живу в ее доме?

– Да. Я тоже тебя не сразу узнала, много лет прошло. Агни сильной была, красивой, как ты… глупо погибла, – женщина покачала головой. – Очень глупо. Только ты и осталась. Хотели тебя местные забрать, да начальство не позволили – забрали у нас. Увезли в город. А много тебе это счастья принесло?

– Вообще не принесло, – пробурчала я, кладя голову на сложенные на столе руки. – Как она погибла?

– Волки…. Будь они не ладны. Волки в лесу задрали, – женщина достала гребень и начала снова расчесывать мои волосы. Я не возражала – это было приятно. Деликатные, но сильные прикосновения снимали головную боль и напряжение, дарили чувство покоя, были почти ласковыми.

– Эх, Айна, Айна…. – вздохнула Надежда. – Совсем по-другому бы твоя жизнь пошла, останься ты у нас. Мы любить умеем, и заботиться тоже… не смотри, что закрытые… чужих не любим, но своих бережём.

– Ты ведь не случайно к нам вернулась, – снова заговорила Надежда, опуская руки на мои плечи и слегка надавливая на шею, массируя, будто хотела, чтобы я осталась неподвижной, позволив этому мгновению продлиться чуть дольше. – Всё же к своим тянет, как бы ни разбросало жизнь.

– Но я ведь не знаю, кто эти «свои», – прошептала я, не отрывая взгляда от её рук. – Меня ведь никто никогда не учил…

– Учить? – она улыбнулась, коротко и почти по-доброму. – Нашему не учат, Айна, оно с кровью передаётся. Жить и чувствовать просто. Ты слишком много сомневаешься, вот и не замечаешь.

Она убрала руки, и я вздохнула, будто от ощущения потерянного тепла. Тем временем Надежда посмотрела в сторону окна, за которым темнело небо и вился дымок от бани, пропитанный хвойным духом и ароматами трав.

– Пошли, – позвала она, – баня готова. Сегодня ты пойдёшь как надо.

Мы шли по тропинке в саду, и её уверенные шаги вели меня, огибая корни и уводя от скользких мест, пока не остановились перед дверью. Надежда раскрыла двери, впуская меня в горячее, обволакивающее тепло, где всё, казалось, дышало покоем и силой. Она посмотрела на меня с какой-то тихой уверенностью.

– Первое правило – уважай место, куда входишь, – проговорила она. – Оно тебя пустит, если с добром пришла.

Я вошла, чувствуя, как тепло укутывает, снимая напряжение, как тяжесть последних дней растворяется, уступая место чему-то другому, тёплому и древнему, что, может, всегда было со мной, но я этого не замечала.

– Поклонись, да разрешения попроси, – продолжала Надежда.

Я замерла на пороге, уловив в её словах древнюю серьёзность, которая сделала обстановку ещё более таинственной. Надежда склонилась, едва заметно поклонилась и что-то прошептала на коми, её голос был тихим и почти мелодичным, словно обращённым не ко мне, а к самому духу этого места. Я последовала её примеру, наклонив голову и едва слышно, словно тайный обет, пробормотала слова уважения, которые пришли сами собой.

– И ещё запомни, – добавила Надежда, бросив на меня быстрый взгляд, – после полуночи сюда не ходи. Тогда банные сами моются, людей не любят.

Меня пробрал лёгкий холодок от её слов, но в то же время я ощутила непонятное спокойствие.

Надежда уверенно двинулась к печи, подбрасывая на камни несколько горстей трав. Уважая мои чувства, она сама в простыню завернулась и меня завернула. А после жестом указала мне сесть на нижнюю скамью, наблюдая за мной с таким вниманием, что я ощутила себя не столько гостем, сколько частью этого древнего ритуала.

– Слушай тело своё, – негромко сказала она. – Баня для того, чтобы душу очистить. Не торопись и ничего не жди, оно само придёт. Много ты тут не понимала, не видела… и боль за это копилась. Здесь, – она приложила руку к груди, – всё собралось. Оставь её здесь.

Ничем это не напоминало нашу веселую попойку с Натальей или даже сауну у Андрея. Здесь я чувствовала себя частью чего-то нового, могучего и древнего. Надежда взяла несколько горстей душистых трав, размешала их в воде, наполняя парное пространство густым ароматом, тёплым и обволакивающим, как объятия леса. Словно выполняя каждый жест с полной отдачей, она поднимала черпак, наполняла его этой зелёной водой и, шепча какие-то старинные слова, окатывала меня тёплыми волнами. Травяной настой стекал по лицу, плечам, и, будто с ним уходила накопленная боль, усталость и обида, которые так долго томились внутри.

– Баня не для смеха и веселья, – негромко произнесла она, её голос смешался с шипением горячего пара. – Здесь живёт сила, что больше нас. Она знает наши мысли, видит наши страхи, лечит… если с добром пришла. Она ничего не заберёт, кроме лишнего.

Когда Надежда начала мыть мне волосы, сильными, но нежными движениями, я закрыла глаза, позволяя ощущению тепла и чистоты заполнять всё моё существо. Её руки, казалось, знали, как снять напряжение и боль. Каждый её шепот, каждый черпак воды, плавно стекающий по телу, словно смывали следы переживаний последних дней, стирая отпечатки усталости и терзаний, которые я так старательно прятала внутри.

Наконец она отпустила меня, позволив просто сидеть в тишине, слушая своё дыхание и тихий, умиротворяющий звук капель. В этой тишине я вдруг ощутила некую пустоту – не пугающую, а скорее очищающую, дающую место чему-то новому.

– Сильно тöдiсь (колдун) тебя опутал….– покачала она головой, протягивая стакан наполненный простым квасом. – Далеко ты ему позволила в душе прорасти.

Я вздрогнула при упоминании Андрея.

– Они ведь, девушка, тем и опасны, что силу чуют и ее себе присвоить хотят. А ты сила и есть. Сокрытая от глаз до времени. Но время твое придет…. И силу свою ты тому отдашь, кто достойным будет.

– А как… – едва слышно начала я, не зная, как завершить вопрос, который вспыхнул в голове.

– Как узнать достойного? А ты по сторонам оглянись, глаза закрой, чувствами живи. Он ведь рядом ходит, опутанный Йомой. Тоже понять хочет, а тропинки найти не может. Руку ему протяни, свет свой выпусти.

Знала я о ком она говорит, к кому сердце тянулось до боли. Кому счастья желала даже поперек своего.

– А если он не захочет… если моё присутствие только путает ему голову? – прошептала я, боясь признать, насколько эти сомнения меня терзают.

– Не думай за него, – спокойно ответила она. – Каждый сам себя находит, когда время приходит. А ты… просто будь собой. Свет не удержишь. Тöдiсь просто так не отступит. Сила в тебе не малая, терять такую никому не хочется. Домой иди, спать ложись, я тут сама все оправлю, да банного старосту уважу. Тебе отдых нужен и голова чистая.

С этими словами она выпроводила меня за порог. Я не возражала, чувствуя, как сами собой закрываются глаза после бессонной ночи. Надежда была права – отдых мне был необходим.

29

Июнь

Странное это было утро, после бани с Надеждой. Сознание действительно прояснилось, все мои страхи, неуверенность и боль остались где-то во вчерашнем дне. Нет они не ушли, они просто затаились, давая мне немного времени на передышку.

Идя на работу, я заметила, как оживает село. Летний солнечный свет освещал улицы, где местные жители убирали мусор, красили заборы, поправляли тротуары. На центральной площади возводились палатки и украшения, деревья и скамейки украшались цветами. Я замедлила шаг, невольно засмотревшись на всё это оживление, ощущая, как село преображается на моих глазах. Похоже, готовился какой-то праздник, что-то важное, и я поймала себя на мысли, что не замечала этого раньше, была настолько поглощена собой и своими переживаниями, что словно жила в отдельной реальности, не чувствуя себя частью этого места.

Кто-то помахал мне рукой, соседские дети встретили улыбками и застенчивым блеском маленьких глаз, на которые я не могла не ответить.

Работами на площади руководила мама Сашко – я даже имени ее не знала. Знала только, что она – один из агрономов комплекса.

– Доброе утро, – улыбнулась она мне, – этот праздник меня в могилу сведет… – и тут же заматерилась на двух мужиков, которые явно что-то делали не так. – Прости, Айна. Ты ведь придешь?

Я замерла, на мгновение забыв, о чём речь, но тут же вспомнила – конечно, День села! Я же сама видела заявки на финансирование и даже направляла документы в край. Праздник этот, очевидно, значил для жителей много. Любительницей общественных мероприятий местного пошиба я никогда не была, но отказаться не могла. В конце концов я и светские вечера не любила – но посещала ради работы.

– Да, зайду, конечно, – сдержанно улыбнулась, направляясь на работу.

В администрации настроение у всех тоже было приподнятое – Дима не поскупился на премии к празднику в субботу. Перепало даже мне, хоть я и не работала на Хворостова официально. На своем столе я обнаружила плотный конверт, в котором лежало несколько пятитысячных купюр – для села сумма более чем приличная, хоть и заставившая меня горько фыркнуть – раньше такую сумму я за несколько дней работы получала. Впрочем, тратиться здесь мне было не на что, поэтому и жаловаться не стоит.

День проходил настолько буднично и спокойно, что даже не верилось. Меня никто не дергал, никто не навязывался в компанию, работа текла словно весенний ручеек – спокойно и быстро. И даже вернувшись домой я не ощутила былого одиночества. Выпив чаю, я вдруг поняла, что со вчерашнего вечера меня словно укутал теплый, мягкий кокон защиты. Защиты от боли и обид, от злости и неуверенности, от неприязни и страха. Это позволило мне снова погрузиться в работу с документами по Баринову, которая сегодня шла так же гладко, как и весь этот день.

Часы пролетали один за другим, а я, погружённая в тексты и записи, даже не замечала их. Лишь звук автомобиля, остановившегося перед домом, заставил меня оторваться от работы. Я невольно нахмурилась, не ожидая гостей и не настроенная на визиты, кто бы это ни был. Но секунды спустя в дверь постучали, настойчиво и нетерпеливо, не оставляя мне выбора.

Слегка поколебавшись, я встала и направилась к двери, чувствуя лёгкое напряжение, которое теперь нарушило тот покой, что окутывал меня весь день.

На пороге стоял Андрей с большой коробкой в руках. Его вид меня потряс: бледное лицо, тяжёлые тени под глазами, взъерошенные и мокрые волосы – всё это выглядело так непривычно, словно он выбрался из какой-то тёмной бездны.

– Андрей? – Сердце гулко ударило о рёбра, смешав удивление и тревогу в один комок. – Какого… Что случилось?

Он молча смотрел на меня несколько секунд, будто сам не мог сразу объяснить, что делает здесь, и, наконец, опустил коробку на пол. Его плечи едва заметно дрожали, и я впервые видела его в таком состоянии – ослабленным, как будто за гранью собственных сил.

– Айна. Моя кошка. Она у тебя?

– Да. Вон, Обжорка, спит на кровати. Что случилось?

Он молча открыл коробку, из которой на меня смотрели четыре пары зеленых глаз: одни, большие с недоверием, злобой и страхом, и три пары совсем крошечных.

– Айна…. Это все, кто выжили.

– Что? – внутри меня образовался липкий комок из страха, причем я не знала, чего боюсь больше – новостей, которые он принес или его самого.

– Кто-то отравил всех кошек, Айна. Всех моих кошек.

Его слова эхом отдались в тишине, и на мгновение весь мир замер. Отравили? Всех? Я посмотрела на Обжорку, которая мирно спала на кровати, не подозревая, что чудом избежала участи остальных.

Он хотел зайти в дом, однако я невольно попятилась от него, снедаемая собственными сомнениями и подозрениями. Уж больно странно все это было. Не верила я тому, что кто-то в селе способен был на такое. Да и кому надо идти к его дому и подкидывать отраву беззащитным зверям – они же не волки. Страшное, отравленное подозрение вертелось в голове, но я не могла поверить в него даже сейчас.

Я смотрела на Андрея, но в глазах передо мной стоял другой человек – тот, кто некогда пытался манипулировать мной, ломая доверие и пользуясь самыми жестокими методами. Воспоминание о нём наложилось на лицо Андрея, и ужасная мысль, отравленное подозрение пронзило меня, почти парализуя.

– Айна… – его голос вывел меня из оцепенения. Заметив мою реакцию, он сразу же остановился, не пытаясь пройти дальше.

– Зачем, Андрей, кому-то трогать кошек? – отчеканила сквозь зубы, глядя прямо в черные глаза. – Ты живешь здесь десять лет, кто-то раньше тебя задевал? Кто-то пакостил тебе?

Он отрицательно покачал головой, пока еще не понимая, что я имею ввиду. Не зная, что я знаю о его прошлом.

– Так зачем это делать сейчас? – я чуть прищурила глаза.

Его лицо на секунду дернулось, по нему проскользнула судорога. Он молча смотрел на меня, и в его глазах промелькнуло что-то – то ли непонимание, то ли отчаяние, – но я не могла понять, искренни ли его эмоции или же это только фасад.

– Айна, – его голос звучал глухо, он на секунду прикрыл глаза, чтобы подобрать слова. – Я… я не знаю. Что ты пытаешься мне сказать. – Его взгляд был острым, как лезвие, он явно пытался разобраться, что именно мне известно. – Что происходит?

– Оставь котят, Андрей. Мне просто интересно одно: гибнут все кошки, однако это семейство выживает. Как Андрей? Или…. Или это всего лишь твоя игра?

– Айна… – теперь уже он отшатнулся от меня.

– Что тебе нужно от меня? Чего ты добиваешься? Ты даришь мне дорогущую камеру…. Ладно, согласна, взамен той, что разбил. Дальше ты отдаешь мне ноутбук, подключаешь скоростной интернет…. Даешь мне понять свои возможности…. Для чего все это Андрей? Для малознакомой девчонки, которую ты знаешь три недели?

Он замер, лицо его было бледным, взгляд отчасти оборонительным, отчасти беспомощным. Казалось, он был не готов к такому потоку вопросов, к моим подозрениям, которые, возможно, не предполагал, что я озвучу вслух.

– Айна….

– Нашел новую игрушку? Знаешь, Андрей, что я больше всего ненавижу в людях? Их искреннюю уверенность в том, что они имеют право ломать чужие судьбы. Не важно, чем это оправдано: благом, любовью, заботой… Такие как ты мнят себя богами, считая таких как я не более чем забавными игрушками. Ты ловко умеешь играть на слабостях, на эмоциях. Признаю, ты гений в этом.

– Айна! – он подошёл и резко тряхнул меня за плечи.

Это сработало как триггер. Я со всего размаху ударила его по лицу, вложив в этот удар всю свою боль и ненависть. И к нему, и к Барскому, и ко всем тем мужчинам, что ломают женщин под себя.

– Не смей. Ко мне. Прикасаться! – прошипела змеей. – Забирай все, что ты принес, кроме котят, и пошел вон отсюда!

Он пошатнулся, приложив руку к щеке, на мгновение потеряв самообладание. В его глазах мелькнула боль, обида и что-то похожее на удивление, как будто он никогда не мог представить, что я способна ответить так.

На долю секунды закрыл глаза, словно пытаясь выдавить из себя хоть слово.

– Я знаю про Катю, Андрей! Знаю, что ты сделал с ней….

Имя прозвучало как еще один удар.

– Я…. – каждое слово ему приходилось выталкивать силой, – не…. Скрывал…..

Я смотрела на него, и внутри поднималась ярость, горечь, которые я больше не могла сдерживать. Всё, что мне было известно, что он пытался сделать со мной, закручивалось в клубок ненависти, готовый выплеснуться в любой момент.

– Конечно, ты ничего не скрывал, – горько усмехнулась я, не отводя взгляда. – Ты ведь мастер доверия, не так ли, Андрей? Втираешься в душу, чтобы человек тебе верил, чтобы думал, что ты заботишься, что у тебя благие намерения. Тонкий манипулятор. Очень тонкий. Так и было с ней, да? Катя… она ведь тоже верила тебе, как я. Или это были иные манипуляции? Что ты давал ей?

Его лицо исказилось от боли, но он стоял, не делая ни шага ко мне, словно моё обвинение парализовало его, заставляя принять удар.

– Айна…. Здесь опасно…. – голос его был глухим.

– Или это ты так говоришь! Что, мать твою, здесь опасного? Капище? Таких сотни по всему северу! Ловушки? Волки, мать их, нападают на деревни! Убитые кошки? А кто их убил, Андрей? Кому это, нахрен, нужно? Пришел ко мне с котятами, зная, что я люблю кошек. Что может сильнее задеть меня? Ты мастерски играешь на слабостях и страхах! Да, Андрей, моя мать жила в этом селе 25 лет назад и была задрана волками! Ничего в ее смерти не было странного!

Лицо Андрея застыло, превратившись в маску, за которой исчезли все эмоции, все признаки той боли и уязвимости, что мелькали всего минуту назад. Казалось, он превратился в нечто иное, почти незнакомое – передо мной стояла тёмная, угрюмая сила, подавляющая своей угрозой. Глаза, словно затянутые тьмой, смотрели на меня с холодом, и я невольно отступила на шаг, ощущая, как между нами натянулась невидимая нить напряжения. С каждым моим словом, с каждым разоблачением, он становился все более опасным и непредсказуемым, словно он перестал носить маску.

Мне стало по-настоящему страшно. Я слишком далеко зашла в своих обвинениях, и теперь ему не было нужды изображать из себя защитника, теперь он мог больше не скрывать от меня своей темной сути.

Он сделал шаг ко мне, и я попятилась назад. Шаг за шагом. Я была наедине с ним, никто бы не пришел на помощь.

– Уходи…. – прошептала я в последней, жалкой попытке защитить себя.

Но он меня, казалось не слышал. Шел вперед, не отрывая от лица черных, злых глаз.

Я натолкнулась спиной на стол, на котором стоял ноутбук и поняла, дальше отступать некуда. Он стоял совсем рядом со мной, почти вплотную. Так близко, как не подходил никогда. Я чувствовала его прерывистое, тяжелое дыхание на своем лице. От него веяло такой мощью и силой, что мне захотелось зажмуриться и исчезнуть. И он мог сделать со мной все, что только пожелает.

– Уходи… – повторила я едва слышно. Но казалось, что он уже не слышал и не видел ничего, кроме своего неумолимого намерения. В его взгляде была скрытая угроза, которая становилась всё более реальной. Он властно поднял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза. Страх полностью парализовал меня, лишая способности к сопротивлению.

– А ну ка отошел от нее! – раздался за нашими спинами холодный голос Димы.

Андрей замер, его пальцы всё ещё удерживали меня за подбородок, но его глаза, чёрные и тёмные, дрогнули. Мгновение он стоял неподвижно, и от его взгляда всё ещё исходила угроза, но потом, словно неохотно, медленно отпустил меня, опуская руку. Медленно обернулся и с ледяным спокойствием посмотрел на Диму, уверенно державшего его на прицеле охотничьего ружья.

На мгновение по его лицу скользнула усмешка. А после этого, он с силой вырвал из ноутбука флешку, куда я копировала документы о своей матери.

– Руки, сука, убери от нее. Иначе я тебя пристрелю, Шумиловских. Рука не дрогнет. Айна, отойди в сторону.

Я отшатнулась, чувствуя, как возвращается дыхание и появляется возможность двигаться.

Андрей смотрел на Дмитрия, и его лицо снова приобрело ту маску безразличия и ледяного спокойствия, но что-то в его взгляде изменилось, стало ещё более настороженным, будто он оценивал происходящее.

А потом быстро вышел прочь из дома, преследуемый злым, но холодным взглядом Димы, который опустил оружие только тогда, когда мы услышали звук отъезжающей от дома машины.

Я медленно опустилась на пол, рядом с коробкой с котятами.

Дима молча подошёл, сел рядом и обнял меня, бережно прижимая к себе.

Я крепко прижалась к нему, чувствуя, как его тепло и уверенность растворяют последние остатки страха и одиночества. Он не отпускал меня, держал бережно, словно я была чем-то ценным, что он не собирался никому отдавать. Его губы легко коснулись моих волос, и от этого прикосновения в груди вспыхнуло тёплое чувство, давно забытое, но такое нужное.

– Никто больше не посмеет тебя обидеть, Айна. Я не позволю… – прошептал он, его голос звучал твёрдо, как обещание, которое он намерен выполнить.

Я уткнулась лицом ему в грудь, пряча от него слёзы радости, которые текли сами собой, не спрашивая разрешения. Дима нежно провёл рукой по моим волосам, успокаивая и поддерживая, и я поняла, что, возможно, он уже сделал свой выбор – выбор, который связывал нас обоих сильнее, чем любые слова.

– Дим…. Наташа….

– Она уехала, Айна. Сегодня утром, – в его словах послышалась неподдельная боль, – она сделала свой выбор. Оставила мне письмо и уехала. Может оно и к лучшему… Давно нужно было разорвать этот узел. И теперь точно знаю…. где мое место, Айна.

Его слова были мягкими, но в них чувствовалась твёрдость. Он выбрал, и в этом выборе, казалось, больше не было сомнений. Я осторожно подняла голову, встретившись с его взглядом, в котором впервые не было привычной сдержанности. Там была искренность, тепло и уверенность – всё, чего мне не хватало так долго. Он наклонился ко мне и поцеловал. Не так, как до этого. В этом поцелуе было и обещание, и бережность и нежность. Он словно исследовал меня, не заходя за границы, но обещая то, что я ждала.

Когда он отстранился, я увидела в его глазах то, о чём давно мечтала, но боялась надеяться: уверенность и нежность, без тени сомнений.

– Соблюдем обычаи, Айна? – улыбаясь, спросил он. – Тетка мне голову оторвет, если я тебя коснусь до помолвки. Подождем два дня?

Я не смогла сдержать улыбку, слыша его слова – тёплые и немного шутливые, но с такой серьёзностью и уважением к тому, что для меня и для него было важно. Его предложение следовать традициям казалось таким естественным и правильным.

– Я не рискнула бы злить твою тетку, – уткнулась в теплое плечо.

Он снова обнял и поцеловал.

– Два дня, Айна. Всего лишь два дня. Очень долгие два дня….

**

Дорогие читатели,

книга подходит к своему финалу, поэтому буду рада услышать ваши мысли и пожелания по книге)))

Визуализация и детализация книги есть на моей странице в ВК "Территория сердца. Романы Весела Костадинова". Там же можно узнать и мои дальнейшие планы, поболтать и просто пожелать всем хорошего дня.

С уважением, ваша Весела.

30

Июнь

Эти два дня пролетели в ощущении лёгкости и тёплого счастья, словно внутри меня горел мягкий свет, а за спиной действительно выросли крылья. Каждый момент, когда я ловила на себе тёплый взгляд зелёных глаз Димы или чувствовала крепость его объятий, заставлял сердце замирать от радости. Впервые я была рядом с человеком, с которым мне не нужно было притворяться, кого я могла просто любить – и это чувство, похоже, было взаимным.

Иногда я замечала тень в глазах Димы, лёгкую искру боли, когда мы проходили мимо закрытого магазина Натальи. Он не показывал этого явно, и я не хотела напоминать ему о прошлом. Но когда он сильнее прижимал меня к себе или ловил мою руку в свои, я чувствовала его стремление быть рядом, сдержанную заботу, которой он меня окружал. И село, на удивление, казалось, радовалось нам: никто не смотрел косо, ни одна из девушек не проявляла враждебности, хотя я была уверена, что у Димы нашлось бы немало поклонниц.

Тётка Надежда, с её бдительностью и уважением к традициям, зорко следила за тем, чтобы обычаи соблюдались, и не позволяла Диме переступать черту. Но мы оба относились к её правилам с легкой игривостью, нарушая их лишь чуть-чуть, украдкой касаясь друг друга или обмениваясь быстрыми поцелуями.

День села, совпадающий с летним солнцестоянием, казался кульминацией этого времени – самой природой выбранный момент. Я, пожалуй, удивилась бы, если бы этот праздник не совпал с таким особым днём. Здесь это было ожидаемо и логично. Местные ритуалы, как я начала понимать, не были пустой формальностью, а несли глубокий смысл, который проходил через века, соединяя поколения. Эти традиции, казалось, вплетались в самое сердце села, оживляя его и делая частью чего-то большего, и мне становилось интересно, какой смысл и смысловые слои скрываются за ними.