Текст книги "Темный полдень (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Слёзы катились всё сильнее, и я не пыталась их остановить. Я позволила себе чувствовать, позволила себе быть слабой, пусть и только на короткий миг. Никто не видел. Никто не знал. И от этого, может быть, стало немного легче. Словно маска, которую я носила, наконец упала, открыв всё, что я так упорно прятала даже от самой себя.

Машинально встала, прошла в спальню и, не раздеваясь, упала на узкую односпальную кровать, кем-то заботливо застеленную для меня. Укрылась пледом, натянув его до самой головы, словно стараясь отрезать себя от окружающего мира. Не хотелось думать, не хотелось ничего решать. Здесь, в этом старом доме, я наконец позволила себе отпустить всё, что так долго держала внутри.

Покинув дом Хворостова, который казался таким гостеприимным и уютным, я неожиданно обрела свободу. Свободу быть слабой, честной с собой, не играя роль сильной женщины, которая может справиться с любой проблемой. Да, этот дом был прост и совсем не похож на роскошное жильё моего знакомого, но именно здесь, среди скромной обстановки, я смогла выплеснуть накопившуюся боль, которую так долго скрывала.

И если уж мне предстоит провести какое-то время в этом месте, пусть этот дом станет моим убежищем, моей маленькой крепостью. Пусть это будет всего лишь иллюзия защиты, но она мне была необходима. В этот момент мне нужно было хоть что-то, за что можно было бы держаться, хотя бы в собственных мыслях.

Разбудил меня странный стук, раздавшийся где-то на кухне. Приподняв голову, я прищурилась, пытаясь сообразить, что происходит и где я нахожусь. За окнами уже полностью стемнело, только полная луна заглядывала в окно спальни, освещая часть комнаты мягким светом. В голове ещё царил легкий туман от сна, но быстро стало ясно, что я проспала весь день и значительную часть ночи.

Тихонько встала с кровати, стараясь не издать ни звука, и опустила ноги на холодный пол. Сердце начало слегка учащённо биться – стук показался мне неожиданным и непонятным. Я прислушалась, затаив дыхание. Дом казался неподвижным, за исключением лёгких звуков с кухни, которые то стихали, то вновь появлялись. Возможно мне просто показалось, но страх своими холодными лапками уже начал пробираться внутрь. Я тряхнула головой, отгоняя кошмар и снова прислушалась. Тишина, прерываемая естественными звуками стала мне ответом.

Переведя дыхание, я хотела встать и ходя бы снять одежду. Но внезапно на кухне снова послышался шорох.

Вот только не говорите мне, что в доме есть крысы!

Я осторожно встала и на цыпочках прошла к дверям, взялась за ручку. Двери оказались не заперты и отворились с тихим скрипом.

Метнувшаяся со стороны стола тень заставила меня громко взвизгнуть от страха. Я в ужасе метнулась к включателю, судорожно нажимая кнопку. Топоток маленьких ножек затих за мгновение до того, как свет залил комнату яркими лучами. Я оглянулась, пытаясь понять, что это было, но вокруг всё казалось таким же тихим и мирным, как раньше. Комната выглядела пустой, но сердце всё ещё стучало в ушах.

На большом столе стоял кувшин с молоком, горшочек, накрытый полотенцем и маленькая кастрюлька. Еда, которую по всей видимости принесла вечером Надежда. Я спала настолько крепко, что даже не услышала приход моей старой знакомой, а она не стала меня будить, просто оставила еду на столе – вареную картошку, что-то мясное типа гуляша и молоко, которое я не пила.

Мой взгляд метнулся к раскрытому чемодану, откуда на лавку вывалились часть одежды. Сердце сделало кувырок – я даже деньги оставила лежать там, прикрытые только частью вещей. Твою ж мать, Айна!

Я быстро сбросила одежду на пол и с облегчением поняла, что все на месте: фотоаппарат, ноутбук и деньги!

Перевела дыхание, присев на лавку, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. В голове мелькали хаотичные мысли – кто-то был на кухне или мне это только показалось? И как я могла так беспечно оставить чемодан с важными вещами в открытом виде!

Внезапно, мой взгляд привлекло маленькое блюдце, стоявшее под лавкой около печи. Я наклонилась ближе и с удивлением поняла, что в блюдце налито молоко, а рядом лежит малюсенький пирожок с пистиками. Край пирожка был явно покусан.

Я тихо рассмеялась – вот и ответ на мой вопрос. Видимо когда Надежда пришла ко мне, увидела, что в доме поселилась кошка, вот и налила ей молока и пирожок положила. Странно только, почему она мне этих пирожков не оставила – я б не отказалась. Но да ладно, кошек, видать, эта женщина любит значительно сильнее, чем меня.

– Кыс, кыс, кыс, – позвала я, – выходи, не бойся. Не обижу!

Но на зов никто не отозвался. Кошка или была сильно напугана, или просто не считала нужным отвечать мне. Или, я снова нахмурилась, оставлено было кошке, а залезть могла и крыса.

Да ну на фиг!

Не долго думая, я быстро схватила блюдце и выбросила его на улицу вместе с содержимым. Если это действительно кошка – она найдёт еду и на улице, а вот крысе в доме делать нечего.

После этого я убрала еду на полку повыше, заботливо накрыв полотенцами, чтобы больше никто не залез, вещи отнесла в комнату, разделась и с облегчением нырнула под тёплое одеяло. Прикрыла глаза, погружаясь в легкую дремоту. Последняя мысль, которая проскользнула в голове перед тем, как я снова уснула, была о том, что постельное бельё явно принадлежало Дмитрию. Слишком мягкое, слишком нежное для деревенского дома.

10

Май

Утром голова немного прояснилась, и на душе стало чуть светлее. Крепкий сон и мягкое пробуждение от солнечных лучей, скользящих по лицу, сделали своё дело. Открыв глаза, я сразу выглянула в окно, которое выходило на окраину села. Картина за окном дышала спокойствием и умиротворением: глубокое синее небо с белыми разводами облаков, зелёные поля, по которым ветер бежал, пригибая травы и заставляя их колыхаться, словно в танце. А впереди темный лес стоял, как надёжный хранитель, и будто бы приветливо махал мне своими зелёными лапами, словно старой знакомой. Я улыбнулась и помахала ему в ответ, радуясь, что мое ребячество никто не видит.

Однако хорошее настроение продержалось ровно до того момента, как я поняла, что в доме нет даже горячей воды для умывания. Чертыхнулась, поставила чайник и села за столик перед большим зеркалом в своей спальне.

Дмитрий отметил, что я красива, и я сама это прекрасно понимала, объективно оценивая себя. Только вот никакого счастья или удачи мне моя внешность не принесла. Когда я училась в школе, девчонки с русыми и тёмными волосами постоянно пытались закатать в мои светло-золотистые кудри жвачку или репей. Мне приходилось быть настороже, всегда на шаг впереди. За мои большие голубые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, меня дразнили – "глазастик", "глазунья". Тогда я не понимала, что раздражала одноклассниц своей необычной для Кудымкара внешностью, а одноклассников – своим стремлением к чему-то большему, чем вечерние посиделки и сомнительные вечеринки.

В университете начались другие проблемы. За моей спиной шёпотом обсуждали, что высокие оценки я получаю не за ум или знания, а за внешность и якобы умение угодить преподавателям. Всем было всё равно, что мои курсовые работы занимали призовые места на всероссийских конкурсах по журналистике, что я начала печататься уже на третьем курсе, самостоятельно находя темы и умело работая с документами. Для многих внешность казалась единственным объяснением моих успехов.

В отношениях с мужчинами дела обстояли еще хуже: красивая внешность привлекала многих, только вот искали они только красоту, а не ум и характер. И если разбираться совсем уж детально именно внешность привела меня сюда, в эту…. Жопу мира!

Рука машинально сжала расческу, когда я начала водить ею по длинным волосам. Что за черт! Волосы, которые вчера были убраны в простой длинный хвост, сегодня, когда я стянула резинку, оказались словно заплетены в сотни тоненьких косичек! Я замерла, растерянно рассматривая свои локоны.

Еще раз матюгнулась, и провела пятерней по голове – вся голова была усыпана колтунами, хоть состригай все.

На кухне зашумел чайник. Я бросила расческу и сделала себе кофе, щедро плеснув в кружку молока. Задумалась.

Вздохнув, вернулась к зеркалу, тяжело села и начала распутывать волосы чуть ли не по одному волоску, прядь за прядью. Этот процесс мог занять целую вечность, но другого выхода не было.

За этим занятием меня и застала Надежда, которая принесла завтрак – сваренные яйца, свежий хлеб, масло и мои любимые пирожки.

Зашла без приветствия, ступая грузно и тяжело.

– Доброе утро, – поздоровалась я максимально приветливо, хотя была изрядно удивлена – Хворостов говорил, что она только ужин принесет.

Она молча кивнула, поставив еду на стол, а потом замерла, заметив, что я делаю с волосами. Быстро оглянулась заглядывая под лавку, где накануне ночью я нашла блюдце с едой.

– Йӧй*(дура)! – голос ее был злым и немного напуганным, – зачем еду убрала?

– В доме крыса была, – поневоле мой голос прозвучал виновато, – я испугалась.

– Не крыса это! Суседку!

– Кто? – я не удержалась от короткого смешка.

– Домовой по-вашему! – ответила Надежда. – Злится. Ты чужая, не хозяйка. В дом пришла, разрешения не спросила, еды не оставила.

– О, супер! Теперь еще и домовой на мою голову! – я не знала ржать мне в голос или снова заплакать.

– Глупая девка, – снова выругалась Надежда. – Слушай. Меня слушай. Еду ему дай, молока, пирожков. Задобри хозяина, иначе жизни не даст.

– Ну класс, конечно, – я вздохнула. Обижать эту женщину мне не хотелось – она пока единственная выражала мне хоть какую-то условную симпатию, однако принимать слова всерьез….. – Ладно, ладно, – я подняла вверх руки. – Сделаю.

В принципе, я здесь в гостях, поэтому примем правила хозяев. Говорят: задобрить домового – задобрим. Молока не жаль – я его только с кофе употребляю. Хлеб или пирог тоже найду.

– Делай, что велят! – приказала женщина и не прощаясь вышла из дома.

Надо хоть замки повесить, что ли….

Несколько дней пролетели как одно мгновение. Даже когда на сердце скребли кошки, работа по дому и в саду помогала хоть немного отвлечься. Одна только растопка печки чего стоила! А когда я увидела перед домом огромные березовые чурки, сваленные кучей и даже не наколотые – заматерилась самыми грязными словами. Как я вообще должна была с этим справиться, если топор в руках держала пару раз в жизни, и то не с такими поленьями?

Деревенские ходили около дома с завидной регулярностью, словно бы по своим делам, однако я была почти уверена, что они просто наслаждались моментами моих провалов. И как я вылетела из бани, вся черная от сажи, и как взяла топорик и пыталась расколоть им здоровенную чушку, и как боролась с зарослями крапивы, окружившими мой дом со всех сторон, кроме той, которая выходила на улицу, и как пыталась чинить насквозь прогнивший забор, который все время старался упасть прямо на меня. Я изодрала в клочья несколько футболок, мои руки покрылись волдырями от крапивы, мозолями от лопаты и топора и ожогами от неловких попыток справится с печкой. К концу каждого дня плечи и спина сводило от боли, каждая мышца в теле стонала от усталости. Каждую ночь я засыпала с мыслью, что утром соберу вещи и уеду прочь, рискнув своей безопасностью, но каждое утро открывала глаза и снова бралась за наведение порядка в этом кошмарном доме.

По совету Надежды, чувствуя себя полной идиоткой, вечером я ставила под лавку маленькое блюдце со свежей едой, подозревая, что и этот ритуал меня заставили делать на потеху всей округе. Но, по крайней мере, волосы оставались в порядке, хотя теперь я всегда заплетала их в тугую косу, чтобы избежать новых сюрпризов.

Надо отдать должное, Надежда заходила ко мне почти каждый день, принося то еду, то кое-какие мелочи для хозяйства. Она же и помогла мне первый раз справиться с растопкой бани, принесла мазь от ожогов и ссадин, натерла мне спину отваром каких-то трав, когда у меня прихватило поясницу. Я сильно подозревала, что отправлял ее ко мне Хворостов, но спрашивать не стала. Тихо благодарила, стискивала зубы и продолжала пытаться жить своей странной жизнью, будто ничего не происходило.

Дмитрий не заходил, не звонил и не писал мне, однако было у меня странное чувство, что был в курсе всего, что происходит в моем доме. Впрочем, и я не горела желанием его снова увидеть – было в этом мужчине нечто, что заставляло меня быть постоянно настороже. С одной стороны в нем была сила – серьезная, хоть до поры и скрытая, с другой…. Я совершенно не понимала его. Он мог быть заботливым. А через секунду проявлял совершеннейшее безразличие, мог говорить тепло и по-дружески, а через мгновение сменить тон на ледяной.

Эти резкие перемены в нём заставляли меня не расслабляться рядом с ним, как будто я находилась в постоянной готовности к чему-то неожиданному.

В воскресенье я решила дать себе выходной. В прямом смысле этого слова, разве что растопить баню ближе к вечеру, ведь в понедельник мне предстояло выйти на работу.

Быстро набросала список того, что мне необходимо было купить и заказать в лавке – я ни разу еще не была там, даже продуктов не покупала – хватало того, что приносила Надежда. Однако не могла же я всю жизнь жить за ее счет. Надела удобную спортивную одежду, воткнула наушники в уши и решила пробежаться.

Бежала быстро, насколько хватало сил и выносливости. Сначала по знакомым тропинкам, затем выбежала на главную дорогу, спустилась вниз по холму, оставляя за спиной село. Впереди простирались поля и лес – тот самый пейзаж, который каждый день видела из окна. Сейчас, в этом беге, он казался мне живым, зовущим, манящим.

Несколько дней подряд стояла тёплая, почти жаркая погода, поэтому даже проселочные дороги просохли, и бежать по ним было легко, даже приятно. Шаг за шагом, дыхание выравнивалось, а тело подстраивалось под ритм бега. Я бежала всё дальше, словно подчиняясь не только пути под моими кроссовками, но и ветру, который трепал волосы, и музыке, что звучала где-то внутри меня, ускоряя шаги и унося мысли.

Не знаю, сколько прошло времени и какое расстояние я пробежала, прежде чем остановилась, переводя сбившееся дыхание. Оглянувшись, поняла, что отбежала от села километра на два, не меньше, по полям и просёлочным дорогам. Село осталось далеко позади, а впереди, насколько хватало взгляда, простирались леса. Дорога уходила в их глубину, манящую своей прохладной, тенистой неизвестностью.

Я стояла, пытаясь осмыслить, как далеко забралась. В груди всё ещё ощущалась лёгкая дрожь от бега, но вместе с тем приходило ощущение свободы – как будто удалось сбежать не только от села, но и от всего, что давило на меня последние дни.

Выровняв дыхание, я огляделась. Вдали, на одном из пригорков возле леса, почти у самой опушки, стоял большой дом, ограждённый высоким забором. Одна из боковых дорог, отсыпанная гравием и песком, вела прямиком к нему. Любопытство взяло верх, и я, не раздумывая, направилась в ту сторону. Пройдя по ней метров пятьсот, уткнулась в большой шлагбаум и решетчатый забор с надписью «Частная территория». Забор уходил в лес и не видно было ни его конца, ни края.

Интересное место – моя журналистская суть внезапно подняла голову.

Потоптавшись на одном месте, я недовольно покрутила головой, однако пролезть под шлагбаум не рискнула. Не будь я в том положении, в котором была сейчас – даже не стала бы раздумывать. Но лишнее внимание в настоящий момент мне было точно ни к чему.

Вздохнув, сделала шаг назад. Любопытство всё ещё зудело во мне, но здравый смысл одержал верх – я пошла назад. Но, на половине дороги задержалась, снова осматривая окрестности. Место было настолько красивым, что перехватывало дыхание.

Сойдя с дороги и поднявшись на ближайший холм, я не удержалась и сделала несколько снимков. Фотография была моей страстью, моим хобби и, что уж греха таить, моим вторым хлебом, слегка сокрытым от российской налоговой системы. Но именно благодаря этому мне удалось снять со своих счетов довольно крупную сумму, что сейчас на ближайший год я могла не волноваться о финансах – слава Пайпал и Илону Маску!

Быстро просмотрев снимки, я удовлетворенно хмыкнула. Может быть, моё невольное изгнание не пройдет даром. Места здесь удивительно красивые, дикие, и фотографии можно сделать просто невероятные. Пусть я и не смогу сейчас снять деньги, но лишний доллар на сокрытом счету точно не помешает.

Дом, стоявший на опушке, всё больше привлекал моё внимание. Хоть он и выглядел большим, но удивительно гармонично вписывался в окружающий ландшафт, словно был естественной частью этого дикого пейзажа. Я приблизила изображение на камере – дом действительно был красивым. Деревянный, с необычной архитектурой, но удивительно уютный. Не дом-замок, не роскошная вилла, а что-то более интимное, настоящее. Сложно было подобрать правильные слова, дом будто балансировал на грани ощущений и ассоциаций.

Мне стало нестерпимо интересно увидеть его изнутри. Я представляла себе, что может скрываться за этими стенами, и каждый новый мысленный образ только усиливал это желание.

Ноги сами пританцовывали в ритме ча-ча в такт музыке в плеере – настроение стремительно поднималось. Каждый последующий снимок способствовал этому. Я снимала не только дом, но и лес, едва виднеющееся село на горизонте, и проселочную дорогу, которая плавно убегала вглубь лесной чащи. Захватила в кадр местные цветы, названия которых даже не знала, но они выглядели удивительно живописно.

Подумывала пройти по дороге дальше, вглубь леса, но от этой идеи отказалась – пока было достаточно того, что уже наснимала. Я чувствовала, что всё это – и дом, и природа вокруг – могут стать основой для какой-то хорошей истории, но торопиться не хотелось. Впервые с начала моего побега я чувствовала себя почти счастливой.

Внезапно, что-то привлекло моё внимание – глаза зацепились за движение около дома. Я прищурилась, пытаясь лучше разглядеть происходящее. Ворота, скрывавшие, видимо, гараж, медленно распахнулись, и на дорогу выехал большой внедорожник. Сердце тут же ухнуло в пятки – что, если моё вторжение было замечено?

На всякий случай я быстро присела в высокую траву, стараясь не выдать своего присутствия. Но машина, доехав до развилки, свернула в сторону леса, оставив меня в стороне. Вроде бы никто меня не заметил, но чувство тревоги всё ещё держало в напряжении. Сердце все еще бешено стучало, когда я, переведя дыхание, направилась обратно в сторону села, желая побыстрее убраться от глаз хозяев здешнего места – не уверенна, что им бы понравилось то, что я снимаю их удаленное жилище.

Шла по дороге, но часто оборачивалась, опасаясь увидеть за спиной знакомый внедорожник. Весьма дорогой внедорожник. Здесь в этом селе люди не бедствовали, машины стояли почти у каждого дома, однако внедорожник подобного класса я видела лишь у одного человека – у Хворостова.

Приезжий? Но Дмитрий как-то говорил, что посторонних здесь нет. Значит все-таки местные. Становилось все интереснее.

Поглощённая своими мыслями, я не заметила, как вернулась в село. Хотела сначала вернуться домой, привести себя в порядок после интенсивной прогулки, но, подумав, махнула рукой – для кого тут наводить красоту? Быстрее дойду до магазина – быстрее вернусь домой и упаду на кровать с хорошей книгой.

«А если Диму встретишь?» – пропел тонкий противный голосок внутри меня.

Да…. – я мысленно выругалась.

Встречу и встречу, и хрен с ним!

С чего вообще у меня возникли подобные мысли?

Немного злая на себя и на свои идиотские мысли я замедлила шаг и в чем была в том и пошагала в центр села к магазину.

11

Май

Наталья была на месте, хотя я пришла за пять минут до конца её обеденного перерыва. Как всегда, потрясающе красивая, самобытная, с копной тёмных волос, гибкая, как лесная рысь, и с такими же хищными глазами. Даже в своей простой рубашке и джинсах она казалась моделью на отдыхе.

Она одарила меня презрительным взглядом, даже не пытаясь скрыть своё отношение.

Действительно, – подумала я, осматривая себя в отражении окна. Раскрасневшаяся после бега и всех этих недавних приключений, с футболкой, прилипшей к спине, растрёпанными волосами и чуть воспаленной царапиной на щеке, последствием моей возни с забором – на фоне Натальи я выглядела откровенно жалко. Она, как всегда, была идеальна – уверенная, грациозная, словно знала, что всегда производит нужное впечатление. И вот я, которая ещё минуту назад не придавала этому значения, вдруг почувствовала себя неуклюжей и неуместной.

– Привет, – пробормотала я, осматриваясь. – Можно уже или подождать на улице?

Она фыркнула, даже не утруждая себя полноценным ответом. Но её взгляд на мгновение задержался на моей груди, где висел фотоаппарат. Любопытство мелькнуло в её глазах, но она тут же отвела их, словно не желая показывать свою заинтересованность.

Достав из многочисленных карманов пакет, я, вздохнув, начала собирать продукты по списку, параллельно замечая, чего в магазине нет и придется дозаказывать в городе.

Пока я ходила между полок, снова скрипнула входная дверь, и в магазин энергичным шагом вошла Надежда.

Я молча кивнула женщине, сдержанно улыбнувшись. Она кивнула в ответ, но в ее взгляде не было той враждебности, которой щедро одаривала меня Наталья. Напротив, в нем читалась какая-то усталая доброжелательность.

– Я все привезла, теть Надя, – поспешила сообщить гостье Наталья, доставая из-за прилавка большую сумку.

Надежда снова молча кивнула, и я поняла, что молчит она не только со мной. От осознания этого стало чуть легче.

Женщина внимательно осмотрела и меня, подошла ближе, не обращая внимания на Наталью и провела рукой по моим влажным от пота волосам.

– Больше не плетет? – спросила своим низким, но таким мелодичным голосом.

– Нет, – улыбнулась я, чувствуя неловкость. – Я ставлю еду… – споткнулась на словах, осознавая, как это звучит. Ну вот, теперь точно пойдут сплетни по всей деревне – мол, чужачка сбрендила.

– Хорошо, – кивнула женщина, – в баню первый жар не ходи. И напроситься не забудь.

– Да мне бы ее топить научиться нормально, – пробормотала я, с ужасом замечая, что Наталья с интересом прислушивается к нашему разговору.

– Научишься, – спокойно ответила Надежда.

– Или спалю село, – отозвалась я, складывая в сумку хлеб и макароны.

Наталья презрительно фыркнула – наверное это единственное действие в мой адрес, которое ей было по душе.

Но звук приближающего автомобиля нас всех троих отвлек от чудесного общения. Наталья, первая поняв кто подъехал к магазину, вся собралась, словно даже подтянулась. А у меня резко закружилась голова – я узнала внедорожник, подкативший к самому входу. Пол часа назад именно его я видела выезжающим из деревянного дома на опушке.

Надежда нахмурилась и встала так, словно загораживая меня от входа. Было нечто странное, нечто тревожное в этом ее движении. Словно она хотела меня спрятать или огородить.

В окно я увидела, как из машины вышел мужчина. Высокий, даже выше Хворостова, лет 50, с чёрными волосами и бородой, которые, казалось, отливали синевой на солнце. Его смуглая кожа выглядела скорее загорелой, чем естественно тёмной. Одет он был просто – футболка, походные брюки, высокие ботинки. В нём чувствовалась уверенность, спокойная, но настораживающая. Он осмотрелся, чуть прищурив глаза от которых по лицу разбегались тонкие лучики морщинок.

– Кто это? – шепотом спросила я, сама толком не понимая к кому из женщин обращалась.

– Тöдiсь (Колдун, знахарь), – выдохнула Надежда.

– Да что ты всякую чушь несёшь, теть Надь! – резко выругалась Наталья, глядя на Надежду с раздражением. – Андрей это, Шумиловских.

– Кого он уже того… тыдыщь? – я не удержалась от нервного смешка.

– Дура, – резко бросила Надежда, поджав губы, – колдуныс! Ведьмак по-вашему!

Я прикусила язык, пытаясь сдержаться. И всё же, когда я снова взглянула на Андрея, его внушительная фигура, черные взлохмаченные волосы и странная, настораживающая уверенность в движениях – он действительно выглядел так, как могли бы представлять себе колдуна или ведьмака.

Постояв несколько мгновений на улице, словно высматривая кого-то, он уверенно вступил в тень магазина.

Наталья вытянулась в струнку, глядя на гостя настороженно и… восторженно, что ли. Но что удивительно, он на нее едва глянул, небрежно бросив на прилавок сумку и три пятитысячные купюры.

– Этого много, Андрей, – прощебетала женщина, чьи щеки едва заметно зарумянились. Она стала еще красивей, хотя куда уж больше-то.

– За беспокойство, – ответил он, оглядываясь по сторонам. – И за быстроту доставки.

Голос его был тихим, но таким, что даже у меня внутри все перевернулось: глубоким, звучным, достающим до самой глубины души. Таким голосом арии оперные бы петь!

– Все как обычно? – Наталья не оставляла попыток привлечь к себе внимания, но мужчина только кивнул, остановив взгляд на Надежде, которая по-прежнему стояла между мной и ним. Медленно кивнул ей, а потом скользнул по мне. Не просто скользнул, как по Наталье, а замер на несколько мгновений, чуть прищурив темные глаза.

От его взгляда у меня в горле пересохло. Я сама себе показалась маленькой, сухой былинкой которую вот-вот подхватит ураганный ветер. Его глаза не отпускали мои, не давали опустить голову, приковывали, гипнотизировали. Он словно наизнанку меня выворачивал.

– Подожди, я все тебе соберу, – словно издалека донесся до меня голос Натальи.

– Обслужи женщин, Наташа, – спокойно ответил он, наконец отпуская меня взглядом, но, словно невзначай, его глаза скользнули по моему фотоаппарату. – Я подожду.

И отступил чуть в сторону, предлагая нам пройти.

Все еще не придя в себя полностью, я быстро подошла к Наталье с пакетом продуктов и хозяйственных вещей.

– Вот. Нужно будет из города привезти еще вот эти вещи, это возможно? – тихо спросила, не рискуя больше оглядываться на мужчину, стоявшего где-то за моей спиной.

– Десять тысяч, – не моргнув глазом сообщила Наталья свою цены.

– Охуе….. – я едва сдержалась, проглотив ругательство.

– Доставка денег стоит, – холодно обронила женщина.

– Наташка, ты совсем охуела? – глаза Надежды чуть прищурились. – Ты что творишь, коза?

– Хорошо, – сквозь зубы согласилась я, не желая препираться и доставая из кармана две купюры по пять тысяч. Бросила их на прилавок, добавив сверху еще три – за купленные продукты и поспешила на выход. Мне было тяжело дышать в этом месте.

Когда я наконец вышла, свежий воздух ударил в лицо, но он не принес желанного облегчения. Я почувствовала, как дрожь пробежала по телу, не смотря на жаркую погоду. Всё, что произошло за последние несколько минут, казалось нереальным. И почему этот Андрей так на меня смотрел? В его взгляде было что-то такое, что невозможно было игнорировать – он словно пронизывал меня насквозь, изучал, выворачивал наизнанку.

Надежда вышла следом за мной, ругаясь на своем языке. Я хоть ни слова не поняла, но общий смысл уловила.

– Вечером зайду, – пробурчала она мне. – Баню затопим, баняись задобрим, глаз злой смоем с тебя, девка.

Не помешало бы!

Не верила я в колдунов и духов, но взгляд Андрея…. Ух! Тяжелый взгляд. И очень проницательный.

Переведя дыхание и перехватывая полную сумку, я кивнула в ответ. Затопить баню смогу и сама, а вот компания вечером мне не помешает. За одним и задам пару вопрос – авось соизволит ответить.

Надежда оставила меня одну, и я медленно двинулась к своему дому, все еще ежась от воспоминаний о черных глазах хозяина лесного дома.

Внезапно меня обогнал тот самый внедорожник и резко остановился в паре метров впереди. Сердце ухнуло вниз, и я замерла на месте, глядя, как водительская дверь медленно открывается.

Андрей легко выпрыгнул на прогретую землю дороги, похожий на лесного хищника, и стремительно подошел ко мне.

– Дом понравился? – резко спросил он, прищурив глаза.

Его голос снова пробрал до дрожи, а в груди сжалось чувство тревоги. Я растерянно моргнула, не сразу найдя, что ответить.

– Что? – спросила я, пытаясь выиграть несколько секунд на раздумье.

– Ты снимала его, – продолжил он, уже спокойнее, но его глаза оставались настороженными и, казалось, изучали каждое моё движение.

Твою мать! Я облизала пересохшие губы.

– Фотоаппарат, – он протянул руку, его голос стал холодным, но требовательным. – Отдала быстро.

Я замерла, сжимая ремень камеры на плече, не зная, как реагировать. Страх, возмущение и недоверие боролись внутри меня.

– Какого хрена? – я отступила от него на шаг, плечом отгораживая свою камеру. – Руки убрал, придурок!

– Не заставляй применять силу. – голос мужчины был тихим, но интонации были такими, что я сразу поняла – он меня в бараний рог скрутит, я и хрюкнуть не успею. – Быстро отдала.

– Послушай, – я постаралась успокоиться и успокоить его, – я снимала панораму, пейзажи, ничего более. Я не заходила на твою территорию.

– Отдай камеру. Или сниму сам!

Сюрреализм ситуации зашкаливал. Я затравленно осматривалась по сторонам, надеясь хоть на какую-то помощь. Но даже редкие прохожие старались побыстрее пройти мимо нас, не вмешиваясь в скандал.

Андрей не стал дожидаться моего ответа – он резко шагнул ко мне и с силой сорвал сумку с камерой прямо с моей шеи. Я вцепилась в его руки, отчаянно пытаясь вернуть своё, но его сила была непреодолимой. Одним движением он оттолкнул меня, так что я оказалась на земле. Но, что странно, он не уронил меня. Он будто специально посадил на задницу, контролируя каждый момент.

Я сидела на земле, осознавая, как жалко выгляжу. Всё внутри меня кипело от злости и унижения, но страх был слишком силён. Я подняла взгляд на него, дрожащая от смеси обиды и бессилия.

Он быстро достал фотоаппарат из чехла, включил его и стал просматривать снимки.

– Из какого ты издания? – холодно спросил он.

– Да не из какого, скотина! – на глаза навернулись злые слезы, – я здесь живу!

– Серьезно? – он насмешливо поднял бровь. – Такая девушка? Такая камера? Такой талант?

Я сжала зубы, пытаясь сохранить остатки самообладания, но его тон пробирал до глубины. Его презрение и недоверие били по мне сильнее, чем любое физическое действие.

– Я приехала две недели назад! Живу в доме на окраине села. И собираюсь завтра выйти на работу, идиот деревенский! Сдался ты мне больно! – я вскочила на ноги и снова налетела на него, пытаясь забрать то, что было для меня дороже всего здесь.

То, что случилось дальше заняло доли секунды. Всего какие-то доли секунды, которые мне показались вечностью.

Я схватила за ремешок чехла, вырывая камеру из рук, но он выскользнул из пальцев. Андрей попытался перехватить аппарат, но не успел. Как в замедленной съемке я увидела, что моя камера летит вниз, падает на сухую дорогу, отскакивает от булыжника, разбивая объектив и соскальзывает в дренажную канаву, полную грязи и воды.