Текст книги "Стрела на излете (СИ)"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Глава девятая

Круг замкнулся. Саломэ, в белом траурном платье, сидела на полу в дворцовой часовне, прислонившись спиной к ступенькам. Тело короля лежало на возвышении, укрытое золотой парчой. Его нашли утром, в опочивальне. В ту ночь Элиан, похоже, не ложился спать. Он сидел в кресле, бездыханный, застывшие пальцы с трудом смогли оторвать от подлокотников. Лицо безмятежно, глаза пусты, рот приоткрылся, выпустив последнее дыханье. Король не ушел к Творцу, не обратился в камень, не распался прахом – бессмертный эльф умер, и его бренное тело лежало в часовне, набальзамированное перед путешествием в столицу, но запах тления уже просачивался сквозь благовония. После ночного бдения Элиана похоронят на дворцовом кладбище: тридцать два склепа из белого кавднийского мрамора, тридцать две наместницы. Она должна была стать тридцать третьей, но все еще жива. А король мертв.

Саломэ пересела на ступеньку, поджала под себя ноги, прикрыла подолом – каменный пол неприятно холодил босые ступни. Король умер. Да здравствует король? Она рассмеялась против воли, эхо, отразившись от сводчатого потолка, превратило смех в протяжный стон. Она должна была догадаться раньше. Элиан знал, что смертен, потому и спешил так разрушить старый мир и возвести на обломках свой, новый. Потому и торопился вырастить сына. У бессмертного нет нужды в наследниках, в его распоряжении вся вечность, а Элиан растил из Арлана преемника. Потому и отстранил Саломэ в сторону, не подпускал ее к сыну, сам выбирал ему учителей.

Поэтому он убил Леара. Тот ведь тоже знал. И только она, закрыв глаза, плыла по течению. Она привела в мир чудовище, отдала в его руки власть над империей и над собственной жизнью и, самое страшное, родила ему сына. Арлан. Женщина в ярости стукнула кулаком по мраморной плите, сжав зубы от боли. Кем бы ни был его отец, это ее плоть и кровь, и она не оставит своего мальчика на растерзание. Проклятый Элиан! Саломэ не могла знать наверняка, ее магическая сила давно ушла, но не видела другого объяснения. Король, предчувствуя смерть, видя, что не успевает, вложил всю свою магию в последнее заклинание и отнял у сына оставшиеся годы детства, заставил вырасти за одну ночь!

О, как она оплакивала своего золотоволосого мальчика, выла в голос, не в силах сдержать боль, и придворные дамы выдавливали из себя слезы, восхищаясь глубиной ее скорби по усопшему супругу. А она проклинала вора – Элиан дважды украл у нее сына. Она плохо помнила, что было потом: слышала, словно в тумане, как смертельно-бледный Хранитель успокаивает перепуганного Арлана, а тот кричит незнакомым, слишком взрослым голосом извечное детское "мама!", всплывшее из глубины души вопреки всему воспитанию. Помнила, как обнимала сына, привстав на цыпочки, как целитель вливал ей в рот настойку, ставшую соленой от стекавших по щекам слез.

Потом объяснение для народа, состряпанное министром: король Элиан был призван Творцом, но дабы не оставлять свой народ в опасное время под управлением ребенка, обратил принца Арлана во взрослого мужчину за одну ночь и со спокойным сердцем ушел к Творцу. Объяснение не помогло – в столице было тревожно, во дворце утроили караулы, Чанг запретил продажу вина в кабаках после захода солнца и выплатил городской страже двойное пособие из королевской казны, но на лицах придворных читался неприкрытый страх, а самые осторожные поспешили уехать в родовые именья, о которых не вспоминали годами.

Бдение заканчивалось, она провела в этой часовне так много ночей, что даже не глядя в окно знала, когда наступает рассвет. Через час начнется отпевание, еще через два часа тело торжественно водворят в склеп и замуруют дверь. Ее сын должен стать королем, иначе за его жизнь нельзя будет дать и ломаного медяка. Для любого правителя живой наследник Элиана будет слишком серьезной угрозой, чтобы позволить ему жить. Нужно действовать немедленно, пока лорды еще не успели договориться или передраться.

Со стороны города донесся отдаленный перезвон храмовых колоколов, в коридоре послышались шаги. Она подошла к окну и отворила ставни, впустив в холодную залу солнечный свет, прислонилась лбом к стеклу, вздохнула, выдохнула, вытерла ладонью слезы. Резким жестом потянула парчовое покрывало вверх, закрыв лицо Элиана жесткой тканью. Выпрямилась и встала рядом с возвышением в должной позе. Вдовствующей королеве предстоял долгий и утомительный день.

***

Высокий Совет, вернее, то, что от него осталось, собрали сразу после похорон. Саломэ последний раз присутствовала на нем еще до возвращения короля, и с болью смотрела на пустое кресло магистра Иланы. Если бы только наставница была здесь! Но белая ведьма бросила свою бывшую воспитанницу, ушла, не сказав ни слова, не предупредив, чего опасаться. И в глубине души Саломэ знала только одну причину для столь поспешного бегства, но об этом не хотелось даже думать. Не сейчас, когда вокруг и без того хватает беды. Кресло военачальника также пустовало, Тейвор был в Квэ-Эро, по слухам собирался ввести в строй какое-то новое оружие, чуть ли не стальные корабли, плывущие сами собой, без парусов. Придумают же такое! Голубя военачальнику отправили, но раньше, чем через две, а то и три недели он не вернется.

Место магистра Дейкар занимал Чанг, бледностью он мог поспорить с усопшим величеством, под глазами набухли черные круги, в руках министр, вопреки всем писанным и неписанным правилам этикета, сжимал чашку с карнэ. Сидящий по левую руку от него бургомистр страдал невыносимо – ароматный дымок щекотал ноздри, бедняга прижимал к носу платок, пытаясь отвлечься от соблазна. Почтенный Тарлон всю ночь провел в храме Келиана – именитые горожане собрались на поминальную службу, а в его возрасте ночные бдения не шли на пользу, как впрочем и карнэ. Хранитель сидел напротив министра, и нервно вертел в пальцах перо, уже переломленное в двух местах. Саломэ никак не могла поймать его взгляд.

Место короля пустовало и помедлив мгновение, Саломэ решительно заняла кресло во главе стола. Бургомистр сдавленно кашлянул, прикрывшись все тем же многострадальным платком, министр отпил из чашки, Хранитель бросил на стол изломанное перо. Звонкий голос королевы разорвал тишину:

– Наш супруг, король Элиан, покинул нас внезапно и преждевременно, и горе наше безмерно. Но жизнь продолжается. Империя будет стоять, пока на троне король Элиан либо его наследник. Коронацию нельзя откладывать. Мы не можем ставить под угрозу само существование империи.

Чанг не мог не отметить, как изящно ее ныне вдовствующее величество построила свою короткую речь: попробуй разберись, кого она имеет ввиду – "Мы, Саломэ Вторая" или же "мы, высокие советники, на чьих плечах лежит ответственность за судьбу государства". Все же его уроки не прошли даром. До Энриссы Златовласой Саломэ Светлой по-прежнему далеко, но схватка предстоит серьезная. Он обещал Лерику и Реймону выиграть время, а Саломэ будет готова перегрызть министру глотку за каждый день задержки. Ну что ж, она сделала первый ход, очередь за ним. Политика зачастую напоминает клеточный бой, в котором, к сожалению, каждый играет по своим правилам на общей доске. Министр кашлянул:

– Ваше величество, мы помним древние пророчества и понимаем степень ответственности, но я не могу не напомнить вам закон о наследовании. Наследник должен быть совершеннолетним. В день коронации ему должно исполниться не меньше восемнадцати лет, а принцу Арлану нет еще и восьми. Он ребенок, а ребенок не может править.

Как он и ожидал, Саломэ кинулась в бой:

– Не вы ли сами, господин министр, два дня назад разъяснили народу, что король устранил это несоответствие!

– Король Элиан, несомненно, великий маг и сумел ускорить ход времени для его высочества, но он все же не Эдаа, и для всего остального мира прошла одна ночь, а не десять лет. Короновать Арлана сейчас, означает поставить под сомнение его право на власть. Любой желающий, а таковые найдутся, несмотря на все пророчества, прибегнет к этому аргументу. Не говоря уже о том, что будет трудно убедить лордов, что их король вырос за одну ночь. Боюсь, ваше величество, что еще одного чуда после волшебного возвращения его величества они не выдержат. А мы не выдержим их недоверия.

– Вы – министр государственного спокойствия, Чанг. Ваша задача это спокойствие поддерживать в любых обстоятельствах.

– Увы, ваше величество, в отличие от покойного короля, я не чудотворец.

В глазах Саломэ сверкнул опасный отблеск, Чанг прекрасно знал, какие слова готовы сорваться с ее губ, и знал также, что эту роскошь бывшая наместница пока что не может себе позволить. Не сейчас, когда городская стража прикормлена министром, капитан дворцовой гвардии – его человек, а королева не может положиться даже на собственных дам и не знает, кто из них докладывает министру раз в месяц, кто каждую неделю, а кто – ежедневно. Несколько недель – и расклад изменится, не в пользу Чанга. Саломэ коронует сына любой ценой, Лерику и дознавателю лучше поторопиться.

Ландия слишком дорого обошлась министру: он потерял доверие Саломэ, а вместе с ним, похоже, империю. Впрочем, империю он потерял еще раньше. Все, что он теперь может сделать – тянуть время. Он прикрыл глаза, вспоминая то утро: переполненный ужасом взгляд Хранителя, побелевшие губы на еще сильнее заострившемся лице дознавателя. Больше никаких сомнений, но они опоздали – Проклятый вернулся! И невыносимое облегчение – время еще есть, последние песчинки высыпаются из верхней чаши часов. В теле мужчины скрывается все тот же славный мальчик, обреченный на смерть.

Они сидели в комнате Лерика, наплакавшийся, перепуганный Арлан только что заснул, тело короля умащали в часовне, готовили к перевозу в столицу. Хранитель, качая головой, перелистывал книгу:

– Мы не можем рисковать. Ритуал состоит из нескольких ступеней, первая только что завершилась. Я не знаю, к чему приведет коронация, но вы же понимаете, что связь правителя и его земли не пустое суеверие. Все, что я смог разобрать – пока Проклятый не вошел в полную силу, он обязан следовать законам Семерых. Он не может захватить власть над смертным миром силой, но если мы сами возложим на его голову корону…

Служитель Хейнара кивнул:

– По закону принц должен наследовать королю. Нет никаких оснований задерживать коронацию. Наследники лордов считаются правителями своих земель с момента смерти отца, вне зависимости от возраста, хотя к действительному управлению допускаются только после совершеннолетия. Мы должны действовать немедленно. Не сомневаюсь, господин министр, что у вас все уже готово.

Чанг молчал некоторое время, потом возразил:

– Нельзя. Сейчас главное успокоить народ. Открытый мятеж погубит империю.

– Аред на троне погубит весь мир!

– Никто не собирается допускать его к трону, но давайте не будем делать за него его работу. Мне нужно время, вам нужно время. Сейчас мы тычемся, как слепые котята. Расшифруйте трактат, чтобы действовать наверняка. У нас будет всего одна попытка. Я подготовлю своих людей. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем объявить на главной площади Сурема о возвращении Проклятого и начале Конца Времен?

Реймон медленно кивнул:

– Поднимется паника, а Темный поймет, что нам все известно, и мы потеряем единственное преимущество – внезапность. К сожалению, вы снова правы, Чанг. Но помните, наша обязанность – уничтожить Ареда, а не сохранить государство. Эта империя или любая другая, люди так или иначе объединятся под властью достойного правителя, ибо к этому побуждает их врожденное чувство Закона, дар Хейнара. Но если победит Проклятый, то безразлично, как будет называться его владение, в любом случае, оно будет противно Творцу и самой людской сути.

Гневный голос Саломэ вернул министра в настоящее:

– И что вы предлагаете? Безвластие? По-вашему, пустой трон меньший соблазн для предателей, чем занятый законным королем?

– Ни в коем случае, ваше величество. Безвластие по сути своей приглашение к мятежу. Но ни о каком безвластии не идет и речи. От имени несовершеннолетнего наследника правит его законный опекун. И в данном случае я не вижу, кто подошел бы для этой роли лучше, чем мать его высочества и законная королева, – он поймал взгляд Саломэ и молился про себя, сам не зная какому божеству: "Ну же, проглоти наживку!"

За годы, проведенные при дворе, бывшая наместница научилась безупречно владеть лицом, но Чанг слишком хорошо знал свою подопечную – ему достаточно было едва заметного движения ресниц, чуть замедлившегося дыхания, слегка опустившегося уголка губ. Саломэ пойдет на сделку.

***

– У нас слишком мало времени, Эйрон. И если вы вдруг не расслышали, это был приказ. Отправляйтесь в Инванос и привезите сюда графа Эльвина. Никто не должен знать.

Не так давно ставший капитаном Эйрон с радостью отдал бы новые нашивки за возможность переубедить Чанга, но слишком хорошо знал министра и проглотив вздох, вышел из кабинета. Он был, пожалуй, единственным из людей Чанга, способным не подчиниться приказу, но знал, что сможет сделать это лишь единожды, и предпочел сберечь эту возможность для более важного случая. Зная, какую рискованную игру затеял министр, Эйрон не сомневался, что случай в скором времени представится. Лучше он поскорее управится в Инваносе и вернется назад. Поручение, несомненно, важное, но он сомневался, что граф Эльвин в данный момент больше нуждается в его охране, чем господин Чанг. Капитан дворцовой гвардии на первый взгляд, человек надежный, на второй и третий тоже, но в такие времена поручиться можно только за самого себя, и то, не стоит зарекаться.

Стоял тихий светлый вечер, такие часто случаются в самом конце лета. Жара, наконец-то, спала, но жители столицы не спешили воспользоваться вечерней прохладой. Тускло мерцали фонари, двери и окна ощетинились тяжелыми запорами, сквозь плотно закрытые ставни с трудом пробивались тонкие полоски света. Бряцали кирасами ночные патрули. Город словно приготовился к длительной осаде.

Впрочем, помимо усопшего короля, у горожан имелись и другие причины для беспокойства – милостиво прощенные его величеством каторжники вернулись к прежнему промыслу. Несмотря на удвоенную стражу после заката солнца на улицу без особой нужды лучше было не выходить, а если нужда заставит, не забыть поддеть кольчужку. О том, что творится на дорогах за пределами охраняемого города, и вовсе не хотелось думать. Если эта война продлится еще хотя бы полгода, победителю достанется сомнительная награда. Вовремя король возвратился к Творцу, настолько вовремя, что даже странно: обычно такие совпадения тщательно подготавливают знающие свое дело люди. Но Эйрон знал совершенно точно, что министр в скоропостижной кончине его величества участия не принимал, а никто другой под его носом не посмел бы.

***

Саломэ сидела в кресле, с раскрытым молитвенником в руках, но смотрела поверх страницы. Дамы только что ушли, пожелав ее величеству спокойной ночи, но она знала, что не сможет заснуть. Бросила книгу на пол: какой теперь смысл в молитвах? Семеро не слушают смертных, она и раньше это знала, но было слишком страшно остаться совсем одной, без утешительной надежды, что там, наверху, кто-то незримо присматривает за ней. Но Саломэ так долго боялась, что страх перегорел, осыпался холодным пеплом. Она больше не страшилась одиночества, не опасалась совершить ошибку, не оглядывалась назад. Значение имело только одно: ее сын. Арлан должен стать королем. Ради себя самого и ради своей матери.

Вся ее жизнь, предсказанная великими магами, сложилась глупо и бездарно. Король оказался чудовищным обманом, отец – слабым пьяницей, друг – запутавшимся глупцом, наставник – властолюбивым предателем. Или же это ее вина, и все, чего касается тонкая рука Саломэ Светлой, последней наместницы, обращается в прах? И только ее сын, плод обманутой надежды, каким-то чудом избежал этого проклятья. Единственное, что еще не утратило смысл и ценность. Арлан станет великим королем, залечит раны, исправит ошибки. А она будет охранять его, беречь и направлять, пока он не перестанет в ней нуждаться. Единственное оправдание ее существования на этой земле. Жаль, что министр так и не понял… впрочем, он не верит в предназначение. Она, после возвращения короля, тоже перестала верить, и напрасно.

Королева вздохнула, скорее раздраженно, чем печально. Почему люди не видят самого простого и очевидного? Творец охраняет ее сына, все, что происходит, так или иначе оборачивается ему во благо: даже этот брак, омерзительная попытка прикрыть откровенный грабеж, теперь превратится в подлинный союз между двумя странами. Ирия родит Арлану сына, Ландия станет частью империи, законным наследием ее внуков. Жаль, что государыня пока еще не осознала, как сильно все изменилось за одну ночь. Она и слышать не хочет о завершении брака. Но ничего страшного, время еще есть. Супруги взойдут на ложе только после коронации, чтобы не возникало и малейшего сомнения в законном статусе наследника. Ирия еще осознает, как ей повезло.

Что же до министра… Саломэ покачала головой: Чанг стар и болен, его время ушло. Старику пора на покой, ее сыну не нужны всеведущие и всемогущие советники, он будет править сам! При первой же возможности министр отправится в отставку, и для всех будет лучше, если он сохранил достаточно разума, чтобы спокойно уйти. Если же нет – женщина зло сощурилась: министр обнаружит, что она достойная ученица своего учителя.

Но одно дело – принять решение, другое – осуществить. Она не хуже Чанга видела расклад сил. На дворцовую гвардию положиться нельзя. Армия воюет в Кавдне, а дворянские дружины, хоть и ослабленные королевскими нововведениями последних лет, все еще грозная сила. Если кто-то из лордов решит стать королем, ей будет нечего противопоставить предателю, кроме той самой дворцовой гвардии, которая непонятно кому верна. И даже когда вернется Тейвор, ситуация не изменится. У военачальника голова занята далеко идущими планами, того, что под носом, он не увидит, даже если ткнуть. Энриссе было легко подавлять мятеж – у нее был Ланлосс Айрэ, Саломэ придется обходиться своими силами. А все ее возможности так или иначе сходятся в руках министра. Она настолько привыкла полагаться на Чанга, что даже их размолвка не изменила эту привычку.

От невеселых мыслей Саломэ отвлек тихий стук в дверь. Она подошла к двери, прислушалась: стук повторился. В спальне никого больше не было, королева отпустила даже дежурную даму, хотелось остаться в одиночестве, чтобы никто не мешал размышлять. Страх предательски перехватил горло, но она тут же рассмеялась – убийца не станет стучать, а раздобудет ключ, и отворила дверь. Лиора, закутанная в серую накидку так, что узнать девушку можно было только заглянув в лицо, присела в поклоне. Саломэ посторонилась, пропуская ее в комнату.

Девушка откинула капюшон, лицо ее в свете свечи казалось нездорово-желтым, словно покрытым толстым слоем старой пудры. Саломэ вспомнила, что с того самого злополучного утра Лиора не попадалась ей на глаза, мелькала где-то, легкой тенью, за спинами дам. На первый взгляд это и неудивительно: у любовницы короля есть все причины держаться подальше от овдовевшей королевы, но Лиора ведь прекрасно знала, что ей нечего опасаться Саломэ, бывшая наместница всегда благоволила молодой фрейлине, раз и навсегда избавившей ее от королевского внимания. Скорее всего, честолюбивая красавица решила, что после смерти короля ей нечего делать при дворе, и искала удобного случая удалиться, но с чего тогда этот тайный визит? Она вернулась в кресло и вопросительно посмотрела на девушку, но ничего не сказала, предоставляя ночной гостье самой объяснить причину своего появления.

– Ваше величество, – тихо, но твердо начала Лиора, – я знаю, что была для вас плохой служанкой. То, что я делала за вашей спиной – гнусно и богопротивно, и единственное, что я могу сказать в свое оправдание, пусть даже и оправдать меня нельзя: я любила его. Всей силой своей души. Он был моим миром, и этот мир рухнул за одну ночь, – в огромных голубых глазах блестели слезы, каким-то чудом удерживаясь в глазницах. Она продолжала говорить, голос понемногу набирал силу, – я любила каждое его слово, каждый жест, каждый вздох. Все, что он делал, было для меня благим, все, чего он касался – священным. И сейчас, когда он ушел, я продолжаю любить.

Саломэ молча слушала это признание. О, как она понимала эту светловолосую девочку, едва вступившую в пору зрелости! Она словно смотрела в зеркало и видела в нем себя десять лет назад. Тогда она тоже любила, до слепоты, до безумия, обожала неясную тень, сон, отголосок в глубине собственной души. А Лиора встретила настоящего короля, из плоти и крови, с теплыми ладонями и бархатным голосом, с волшебным блеском в глазах и улыбкой, от которой сердце заходится в груди. Ей было так просто полюбить короля, она ведь не была в той часовне, не видела обнаженную шею под тупым мечом. А королю было все равно, что за птица попалась в сеть.

– Ваше величество, – Лиора упала на колени, – умоляю, не гоните меня за любовь к отцу, позвольте мне помочь его сыну! Принц Арлан должен быть королем!

– Помочь? Чем же? – Холодно осведомилась Саломэ. Не в ее положении отказываться от союзников, но принимать помощь от любовницы покойного мужа, пожалуй, все же несколько унизительно. Да и что она может сделать? Дочь младшего сына герцога Ойстахэ, чудо, что она вообще оказалась при дворе, была там какая-то темная история… Саломэ сейчас не помнила подробностей. Погодите-ка, дочь младшего сына? Но ведь он теперь герцог!

– Мой отец будет счастлив служить вашему величеству и его высочеству. А те, кто препятствуют коронации законного правителя, – Лиора сделала паузу, но не назвала имен, все и так было понятно, – пожалеют о своей дерзости! – И слезы в ее глазах сверкали благородным гневом, отражая пламя свечей.

Саломэ медленно кивнула, усмехнувшись про себя искренности этого гнева. Девочка переиграла. В какой-то момент она почти поверила в силу ее любви к покойнику. Но теперь все стало на свои места: несмотря на голубые глаза и светлые волосы, прелестная Лиора – внучка старого Лиса. Надо отметить, достойная внучка. И это к лучшему – стремление к выгоде куда более надежная причина хранить верность, чем трепетные чувства. Маленькая лисичка нашла способ удержаться при дворе и без короля. С герцогом Ойстахэ придется расплачиваться, но это будет потом, а коронация – сейчас. И королева, придав голосу должную мягкость, ответила:

– Поднимись, дитя. Я не держу на тебя зла, ибо короля, моего супруга, невозможно было не любить, а мое здоровье не позволяло мне исполнять все обязанности жены. Мы будем рады приветствовать герцога Ойстахэ при нашем дворе.

***

Дом встретил Мэлина тишиной: нехорошей тишиной, полной затаенного предчувствия беды. Бывает тишина спокойная, полная радостного утомления, пряного аромата любви, случается и другая – томная, нежная, словно шелковая простыня, прильнувшая к телу, или сладкая, теплая, пронизанная солнечными лучами в которых танцуют бесшумно пылинки. Эта же пахла горечью, отдавала гарью сгоревших надежд и липким страхом обволакивала кожу. Эту тишину хотелось разорвать на части, как затянувшую проход паутину.

Он толкнул дверь и быстрым шагом пробежал по комнатам. Никого. Заглянул в очаг – стылая зола, его не топили не меньше недели. По такой погоде неудивительно, но знал, что Далара любит вечером посидеть у живого огня, даже если в этом и нет особой нужды. Он закрыл глаза, положил ладонь на шершавый кирпич каминной полки. Слишком поздно. Это уже случилось. Что именно – он не знал, но чувствовал, что безнадежно опоздал. Молодой маг постоял еще немного возле стылого камина, краем плаща смахнул пыль с деревянной фигурки, стоявшей на краю полки: девушка держит голубя в протянутых руках, он вот-вот взлетит в небо. Развернулся резко, вышел из дома, даже не закрыв дверь.

Каждый раз видя Эльвина, Мэлин удивлялся про себя, до чего же искусно Плетельщица сплела свою сеть. Если в тебе хоть капля крови Аэллинов, ты будешь нести их родовые черты: смуглую кожу, тонкую кость, темные глаза. Эльвин был ему точно таким же родичем, как и покойный герцог Суэрсена, но с Леаром их можно было перепутать, а Эльвина словно отлили в другой форме – ничего похожего. Впрочем, спроси он Далару, эльфийка указала бы на едва заметные общие черты, но он никогда не спрашивал, с некой извращенной гордостью приняв раз и навсегда материнский дар-проклятье. И только глаза, обманчиво казавшие черными, а на самом деле, темно-синие, напоминали, что у него, как и у всякого смертного, был еще и отец. Впрочем, в этом они с Эльвином были схожи – тот тоже выдался в мать.

Эльвин ходил туда сюда по комнате, нервно покашливая, на столе дымилась курильница, заполняя комнату ароматом каких-то трав, столь противным, что без сомнения, целебным. После того, как граф несколько лет назад съездил в Сурем, к нему вернулась старая детская хворь. Не настолько, чтобы угрожать жизни, но в достаточной мере, чтобы эту жизнь всячески усложнять. Эльвин вздохнул поглубже, унимая кашель, покачал головой:

– Я спрятал их в замке, в доме нельзя было оставаться. Твои чары облика пропали, если его увидят теперь, когда все только и говорят, что о принце, выросшем за одну ночь… Страшно даже подумать, чем это обернется. Люди не знают, чему верить, Мэлин. Король, несомненно, был магом, но это чудо переходит все границы. Одни говорят, что короля убили вместе с принцем, а на его место подсунули подменыша, другие, что король прогневал Семерых, занявшись темной магией, и они покарали его, но принца он успел зачаровать. Третьи, что королева самолично устранила и мужа, и сына. Четвертые… впрочем, – он махнул рукой, – какая разница? Важно, что официальному разъяснению не верит никто.

Мэлин усмехнулся криво:

– И правильно делают, – и, без видимого перехода, спросил, – как она?

– Плохо. Все больше молчит, но я вижу. А помочь не могу.

– Ну что ж, одна хорошая новость во всем этом безумии, несомненно есть. На одного короля меньше убивать.

– Ты все-таки сумасшедший, – Эльвин нахмурился, – что значит "на одного меньше"?

– Ах да, всех так увлекла смерть младшего братца, что пропажу старшего и не заметили!

– Ты? – Эльвин опять закашлялся.

Мэлин кивнул:

– Воссоединил короля Ирэдила с его Творцом. Только не думай, что это было так просто сделать. И оказалось, что младший без старшего просто жить не может, что удивительно. Тварь должна была стать сильнее с уходом эльфов, а вместо этого умерла, а принц вырос, – теперь нахмурился уже Мэлин. Кусочки мозаики соединялись в картину, и эта картина ему крайне не нравилась. Для Лариона в ней было только одно место:

– А почему ты не кричишь от ужаса, услышав, что король на самом деле был Тварью? То есть, не по складу души, хотя и в этом тоже, а той самой, что предвещает конец времен и приход Ареда? – Поинтересовался он у кузена, склонившегося над курильницей.

– Потому что знаю, и потому, что делаю все, что в моих силах.

– Делаешь что?! – С изумлением переспросил Мэлин. Хрупкий болезненный родич, книжник без капли магической силы, в его представлении мало годился в борцы с Аредом.

Эльвин сухо заметил:

– Понимаю, что тебе это не слишком интересно, но, должно быть, даже ты замечал, что вокруг тебя живут люди. Простые смертные, не великие маги. Этим людям нужно есть, растить детей и спокойно спать по ночам. Вне зависимости от конца времен или начала. Король, плох он или хорош, держал империю в узде. Сейчас все разваливается на куски, война с Кавдном продолжается, дворянские дружины ослаблены. Если допустить развал империи сейчас, варвары съедят нас по одному в течение года, а кавднийцы добьют уцелевших.

Мэлин пожал плечами: политика, скучно и грязно, с этим его двоюродный братец мог справиться, хотя сам он, пожалуй, предпочел бы Ареда – там хоть знаешь, чего ожидать:

– Не вижу, чем те варвары будут отличаться от этих. Какая разница?

Светло-карие глаза Эльвина потемнели:

– Для тебя – никакой. Но я жду от тебя содействия, а не сочувствия. Когда начнется всеобщая грызня, я буду в первую очередь защищать свою землю. Инванос худо-бедно выстоит. Но на Виастро меня уже не хватит. Сын Вильена – ребенок, его брат – мальчишка, едва взявший меч в руки. А за тобой долг, Мэлин. Пора платить.

– Ах ты, – Мэлин подался вперед, в гневе вскинул руку, – ты же сам не дал мне спасти Вильена!

Эльвин не сдвинулся с места:

– Я не дал тебе погубить Далару. И не только ее. Не позволили спасти одного человека ценой сотен жизней. Это грязные подсчеты, как ни крути, все равно тошно. Но другого выхода нет. Тогда ты понял, постарайся понять и сейчас.

Рука сама собой опустилась, Мэлин упал в кресло. Только сейчас он понял, до какой степени устал. А ведь еще предстоял разговор с Даларой, и, самое страшное – встреча с Ларионом. Молодой маг почти до тошноты боялся заглянуть племяннику в глаза, уже догадываясь, что он там увидит. Мальчик был прав – эта война их настигла:

– Я все сделаю. Но, – он встал, подошел вплотную к Эльвину, оттеснив того к столу, наклонился и прошипел прямо в лицо, – тебе я ничего не должен, родич. Помни об этом, когда в следующий раз предъявишь мне счет за чужую кровь.

Граф закрыл глаза, вцепился в столешницу, но не пытался отодвинуться, и когда Мэлин отошел, зашелся в кашле, а когда снова смог говорить, прошептал едва слышно:

– Нет разницы, чужая кровь или своя. Но ты не поймешь.

– А ты лжешь. Причем самому себе. Это вашему святому Адану, может, и было все равно, за кого умирать. А для тех, кто решает за других, разница есть всегда.

Эльвин молча опустил голову, на этот раз не найдя, что возразить.

***

Лариона он нашел в замковой библиотеке, занимавшей все левое крыло, не так давно отремонтированное. Большую светлую комнату заливал солнечный свет, рассыпался пятнами по деревянному полу, играл бликами на чернильном приборе и мраморной столешнице. Вдоль стен ровным строем стояли книжные шкафы, новомодные, со стеклянными дверцами. Как ни крути, а быть книгочеем по-прежнему оставалось дорогим удовольствием: сами книги подешевели, как только король разрешил печатный станок, зато один такой шкаф, должно быть, стоил дороже своего содержимого. В этой комнате хранили только новые книги, бумажные, в твердых переплетах. Сквозь стекло поблескивали золотые буквы на корешках. Рукописные фолианты и пергаментные свитки разместили в других помещениях, Мэлину пришлось пройти через все крыло, пока он добрался до нужной комнаты.