Текст книги "Стрела на излете (СИ)"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

***

Свадебный кортеж медленно переползает по мощенным улицам столицы от храма к храму. Отделанную золотыми листами открытую карету забрасывают цветами и засыпают зерном. Но король не желает рисковать – и цветы и пшеничные зерна кидают дворцовые слуги, с утра выстроившиеся двойной шеренгой вдоль дороги. За ними сплошной стеной стража, и только потом уже жители Сурема, переминаются с ноги на ногу, подпрыгивают, стараясь разглядеть хоть что-то. Самые удачливые успевают увидеть высокую прическу государыни Ирии, увенчанную венком с позолоченными листьями, но даже самые зоркие не могут разглядеть жениха. Мальчика не видно за бортиком кареты, несмотря на подложенные подушки. Он еще слишком мал.

Карета останавливается перед храмом Келиана, царственным сооружением из черного грубого гранита. Мраморные уннары, слуги бога Смерти, раскинули крылья с двух сторон от входа. Жрецы открывают правую створку тяжелых ворот – обе в этом храме распахивают только перед мертвыми, живые, даже сам король, довольствуются одной. Мальчик и женщина стоят перед алтарем. Их парчовые одежды расшиты золотом и серебром, украшены драгоценными камнями – два ярких пятна перед черным матовым алтарем. "Пока смерть не разлучит вас". Женщина покорно протягивает руку, мальчик надевает ей на палец кольцо, попав со второго раза.

Они выходят из храма, толпа взрывается радостными криками. Обряд завершен. До заключения брака, правда, пройдут еще годы, но кого это волнует, если сегодня король щедрой рукой раздает серебряные монеты, а кому повезет, достанется и золотая, кормит и поит жителей славного города Сурема? Праздник, как в старые добрые времена, радуйтесь, горожане! Правда, на этот раз вино из фонтанов не бьет, да и фейерверка не будет, слишком опасная стала забава с тех пор как появился огненный порошок. Но зазывно играют уличные музыканты, завлекают народ фокусники и кукольники – за все платит король, три дня будут гулять столичные жители во славу принца и его государыни.

Забыли про войну, и про оскорбительный отказ невесты, если уж короля это не беспокоит, то чего нам обижаться? Будем веселиться, пока можно. Кто знает, что случится завтра? И трактирщик тащит новые кружки, увенчанные белыми шапками пены. Эль, мясо, кто побогаче – тому вино и ветчина. А девок хватит на всех, нынче этого добра навалом, на любой кошелек и вкус, а то и за кусок хлеба согласится.

А во дворце продолжается праздник. Король и королева сидят на золотых тронах, принц и государыня стоят на ступеньках. Придворные подходят согласно рангу, кланяются кавалеры, приседают в реверансах дамы. За стеной в танцевальной зале оркестр настраивает скрипки. Принц устал, он едва стоит на ногах, но мужественно держит лицо. У Саломэ в глазах стоят слезы, она невероятным усилием сдерживает их, но блеск выдает ее. Впрочем, это так мило – растрогавшаяся на свадьбе единственного сына мать.

Министр государственного спокойствия, в новом парадном мундире, не так давно введенном для всех королевских чиновников, внизу, возле самого трона. Высокий воротник с золотым шитьем царапает шею. Он ждет знака от короля, на сегодня запланировано еще одно представление. И право же, подготовка к этому спектаклю дорого ему обошлась: оба ведущих актера долго не соглашались играть свои роли.

…Увидев имя будущего наместника в Ландии, Элиан положил на стол указ, уже готовый к подписи, и поинтересовался:

– Вы умеете воскрешать мертвых, министр?

– Этот человек еще жив, и будет полезен.

– Мертвым он послужит мне куда надежней. Я слишком часто позволял вам, Чанг, проявлять преступное милосердие. Как следствие – мятеж за мятежом. На этот раз я преподам им урок. Публичная казнь, и закон о преступном родстве в полной мере!

Элиан всего два дня, как вышел из своего затворничества. На первый взгляд он ничуть не изменился, но Чанг, связанный с королем невидимой нитью перенесенной боли, чувствовал напряжение в воздухе. Что-то произошло, тревожное, необратимое. И что-то надвигалось, неизбежное. Он не знал, сколько осталось времени в запасе, но ощущал, тупым нытьем в затылке, онемевшей щекой, комом в горле, что последний отсчет уже начался. И пытался вырваться вперед:

– Ваше величество, закон о преступном родстве в полной мере подразумевает в том числе родство по женской линии.

– И что из этого?

– Как угодно вашему величеству. Вот список.

Элиан пробежал по листу глазами:

– Вы что, решили пошутить? В этом списке все лорды империи!

Чанг кивнул:

– За исключением графа Тейвора и герцога Ойстахэ. Все остальные так или иначе попадают под полную меру, ваше величество. До седьмого колена. Видите ли, преступник по материнской линии – Эльотоно. А у герцога было девять сестер, и все вышли замуж соответственно своему положению.

Король раздраженно откинул список:

– Ну так используйте не в полной мере! Хватит и его семьи.

– Кого именно прикажете считать семьей? Включать ли замужних сестер и их детей? Братьев? Их семьи? Морские лорды связаны между собой запутанным родством, не уверен, что получится определить с точностью.

Элиан повысил голос:

– С чего вы взяли, что он будет верно служить нам, после того, как однажды уже предал?

– Потому что государыня останется здесь, при дворе своего супруга.

Король помолчал, потом рассмеялся:

– О-о! Теперь я вижу. Мне нравится эта идея. Пожалуй, это даже лучше, чем казнь. Но он должен будет присягнуть мне, сразу после церемонии. Пусть все видят его искреннее раскаянье и стремление искупить вину. Вину распишите покрасочней, не упустите возможность. Пусть лорды видят, насколько далеко может зайти королевское милосердие. Вы опять правы, господин министр, одним кнутом от них всего не добьешься, пусть получат свой пряник.

***

– Искреннее раскаянье?! Перед этой, – будущий наместник запнулся на мгновение, подбирая наиболее подходящее определение для своего сюзерена, – эльфийской тварью? Вы слишком много от меня требуете, господин министр. Я согласился на сделку, но играть в фальшивом фарсе – увольте! Вы, должно быть, освоили эту науку в совершенстве, а у меня не было в том нужды.

Министр недобро улыбнулся:

– Не беспокойтесь, благородный рыцарь, вам не придется притворяться. Но будет гораздо проще не доводить до, – Чанг оборвал себя на полуслове, – впрочем, как вам будет угодно.

…Король лично позаботился о надлежащих декорациях: вечернее солнце залило красным закатным светом витражные окна, от торцовой стены к трону пролегла через зал широкая алая полоса, словно по белому мрамору разлили кровь. По кровавой дороге медленно, словно против воли, приближается высокий человек в черном, руки скованы спереди, тонкая цепь тихом звоном сопровождает каждый его шаг. Придворные замолкают в ужасе, слишком свежа еще память о печальной, пусть хоть и трижды заслуженной судьбе последнего герцога Суэрсена. Неужели снова? Саломэ привстает на троне, подавшись вперед, Ирия сжимает золотую ткань юбки, пальцы застыли в уродливой судороге.

Время остановилось, шаги замедляются, словно черный человек пробирается сквозь невидимый плотный туман, но все же подходит все ближе и ближе. Останавливается перед троном, вскидывает голову, ищет знакомый взгляд, и, поймав, кивает, едва заметно, и тут же, еще выше подняв упрямый подбородок, смотрит в глаза королю. Придворные не смеют вздохнуть, министр отворачивается – он слишком хорошо знает, что сейчас произойдет.

Долго, бесконечно долго тянется минута, каждое мгновение – вечность, и, наконец, упрямец падает на колени. Голос, глухой, хриплый, раздирает гортань. Он виновен: обман, кровь, вражда – плоды его злого умысла. Он жаждал власти, лгал и очернял, вносил раздор и сеял смуту. Ему нет прощенья.

Королевская милость на этот раз бесконечна – он прощает изменника, оклеветавшего перед государыней Ирией Элиана. Он возвращает виновнику войны между двумя добрыми соседями право носить родовые цвета и титул. И, в завершение – дарует драгоценную возможность искупить вину. Лорд Айвор Нариэ назван наместником Короны в Ландии, дабы управлять страной от имени будущего Государя.

Глава шестая

Министр государственного спокойствия с самого начала совета настороженно смотрел на военачальника. Широкое круглое лицо Тейвора сверкало от счастья, как начищенная медная кастрюля, гордость небогатой хозяйки. Чанг снова и снова перебирал в уме причины для подобного ликования: победа в Ландии? Так отпраздновали, уже два месяца как. Новая награда? Вряд ли, всем чем можно, военачальника уже наградили. Неужели король выделил денег на новые опыты? Это уже ни в какие ворота, то есть, ни в какие расходы не лезет. Впрочем, как и большая часть преобразований его величества.

Вдобавок к подозрительно счастливому военачальнику пустовало место магистра Иланы, вот уже второе заседание подряд. Белая ведьма порой пропускала собрания совета, особенно если на них не присутствовал король, как было в прошлый раз, но никогда не позволяла себе эту вольность дважды кряду. Лерик сидел, уставившись на стол, лица его Чанг не видел, но по пылающим ушам Хранителя догадывался, что тот предпочел бы оказаться сейчас как можно дальше от зала совета. И даже бургомистр, обычно дремлющий в сытом оцепенении, пока не начинал говорить король, сегодня вертелся, как на раскаленной сковороде, расстегивал и снова застегивал верхнюю пуговицу на камзоле, расправлял кружево манжет, нервно протирал платком блестящую от испарины лысину и старательно смотрел в сторону.

А Тейвор, напротив, не сводил с министра довольного, прямо-таки ликующего взгляда, и полные губы военачальника растягивала радостная улыбка. Так радуется ребенок, заполучивший наконец долгожданную игрушку. Но было в этом взгляде нечто ему не свойственное – при всех своих недостатках граф был скорее человек добродушный, хоть и увлекающийся сверх меры. А сегодня Чанг впервые заметил на лице Тейвора откровенное злорадство. Министр загородился бумагой, якобы углубившись в чтение. Щека закаменела, а по спине пробежал противный холодок – верный предвестник неприятностей.

Первые же слова короля оправдали самые худшие ожидания – военный налог поднимался вдвое. Чанг знал, что когда в глазах короля загорается этот одержимый огонек, возражать бессмысленно, но не сдержался:

– Ваше величество! Я не сомневаюсь, что военачальник Тейвор найдет, на что потратить деньги. Но в чем смысл этих трат?

Против обыкновения, Тейвор не бросился грудью закрывать брешь в строю, а возразил лениво, скорее по привычке, без жара в голосе:

– Победоносная кампания в Ландии убедительнейшим образом доказала, что…

– Убедительнейшим образом показала, – перебил его министр, – что для победы годятся старые проверенные способы. Семь лет вы разоряли казну, и ни одно из ваших дорогостоящих новшеств не понадобилось.

Но даже прямое оскорбление не нарушило благостного состояния военачальника, он только развел руками и вежливо улыбнулся:

– Вы заблуждаетесь, Чанг. Но это и не удивительно: все ваши сражения проходят за письменным столом, с чего бы вам вдруг освоить благородное искусство войны?

Король рассмеялся, он пребывал в удивительно приподнятом состоянии духа. Таким его не видели со времени братского визита:

– Вы оба правы, господа советники. Для войны с Ландией новшества не нужны, вполне хватило старых добрых клинков. Но, как вы верно заметили, Чанг, пора оправдать военные расходы. Мы захватим Кавдн, и эта война станет последней в обитаемой вселенной. Война, которая прекратит все войны! Нас ждут столетия мира и процветания, ради этого стоит пойти на временные жертвы.

– Но ваше величество! – Беспомощно произнес министр, переводя взгляд с отрыто ухмыляющегося Тейвора на лучезарно-благостного короля.

– В чем дело, министр? Вы сомневаетесь в нашей скорой победе? – Бархатным голосом осведомился Элиан.

Чанг сомневался и в победе, и в том, что она будет скорой. Но не стал спорить – на сегодня с него хватит унижения. Они увязнут в Кавдне, война истощит последние средства. Кавднийцы, в отличие от мирной Ландии, обзавелись новым оружием. Огненный порошок и бомбарды будут у обеих сторон. Он вспомнил давний разговор с Саломэ – самые горькие опасения обернулись реальностью. Эта война и впрямь может стать последней: мертвые не сражаются.

Совет закончился, но день еще только начался. Слух о том, что произошло на заседании, разлетелся по дворцу. Сплетники довольно кивали: время всесильного министра подходит к концу. Вспоминали недавнее покушение, восхищались добротой и мудростью его величества – оставил старика на посту, но воли не дает. А там глядишь, и до почетной отставки дело дойдет. Сколько ж можно – министр еще при Амальдии начинал, пора молодым уступить дорогу. И у молодых загорался в глазах жадный огонек. Министру все еще кланялись и уступали дорогу, но Чанг слишком долго пробыл при дворе, чтобы не замечать красноречивых мелочей. Его время на исходе, стервятники уже слетаются.

А в кабинете все осталось по-прежнему. Солнце заливало комнату светом сквозь прозрачные стекла, наместница на портрете все так же улыбалась мечтательно, глядя поверх страницы. Чанг пододвинул поближе поднос с карнэ и прикрыл глаза, медленно отпивая из чашки, но тут в кабинет ворвался Эйрон с последними новостями, и остаток карнэ вдруг показался невыносимо горьким:

– Что значит "ушли"?!

– В Суреме совершенно точно не осталось ни одной, по отдаленным провинциям пока что нет сведений.

– И в чем причина?

Эйрон только развел руками:

– Магистр оставила для вас письмо, – он протянул Чангу маленький конверт. В нем оказалась записка, всего одна короткая фраза: "Стрела на излете".

День выдался зябкий, хоть и солнечный, слуга с утра растопил камин, но к полудню дрова прогорели. Министр кинул бумажку на уголья, взял кочергу, поворошил, и задумчиво повторил "стрела…":

– Вот что, Эйрон, отправляйтесь к ученику Хранителя и передайте ему, что сегодня в четыре я буду в храме Хейнара, проверять записи столичных управ.

***

Принц с утра был в плохом настроении. Впрочем, мальчик пребывал в нем с самой свадьбы, и даже богатые свадебные подарки не помогли его развеять. Давняя мечта – настоящий кавднийский жеребец, отправился на конюшню, в соседнее стойло рядом с бочкообразным смирным пони, набор резных фигур для клеточного боя валялся на полу, а доска пала жертвой кошачьих когтей. Мальчик рассеянно перелистывал книгу, даже не пытаясь читать. Хранитель терпеливо ждал, когда Арлану надоест играть в молчанку, но не выдержал первым:

– Вы сегодня собираетесь заниматься, ваше высочество, или я могу вернуться в библиотеку?

Принц сердито захлопнул книгу:

– Почему я должен был на ней жениться?

– Так пожелал король, – Лерик уже сбился со счету, сколько раз за последние дни он отвечал на этот вопрос. Обычно, получив ответ, Арлан замолкал, не смея открыто возмущаться, но сегодня, сердито сопя, продолжил разговор:

– Это не причина. Это следствие, – они недавно начали изучать логику, и Лерик был вынужден согласиться.

– Государственные соображения, Арлан. Империи нужна Ландия.

– Но мы же ее и так захватили, зачем жениться?

– Чтобы твой сын мог править Ландией по закону, а не по праву сильного. Захватчиков нигде не любят.

Мальчик нахмурился:

– Но она не сможет родить мне сына. Она уже пожилая, а когда я вырасту, будет совсем старуха. У нее уже кровь не будет идти, а без крови у женщины детей не бывает.

Лерик ощутил, как пылают его уши, к счастью, прикрытые волосами. Столь деликатные особенности строения женского тела не входили в программу обучения семилетнего мальчика. Но разве можно что-то скрыть в этом дворце? Проведя детство на побегушках в доме удовольствий, легче сохранить невинность, чем среди придворных сплетниц! Он не хотел лгать, но и не был готов объяснять ученику все подробности человеческого размножения. Нельзя же так, сразу, сперва надо про птичек поговорить, пчелок, самые стеснительные и вовсе с цветочков начинают:

– В таких случаях обращаются к белым ведьмам.

– А они ушли, – спокойно возразил мальчик.

– Как это?! – Временно потерял дар речи Хранитель.

Арлан пожал плечами:

– А так, я слышал, госпожа Адира говорила сегодня утром госпоже Каре, у матушки в приемной, что теперь ей придется идти к коновалу, потому что целитель не согласится даже за деньги ее избавить, а ведьмы ушли, а муж ее убьет. У нее лошадь заболела, и муж будет сердиться, да?

Не успевшие остыть уши вспыхнули с новой силой. Лерик хмыкнул что-то неопределенное, что при желании можно было расценить как утвердительный ответ, а Арлан, похоже, решил сегодня окончательно добить наставника:

– Так если ведьмы ушли, она не сможет родить сына. Можно я попрошу отца о разводе? Этот брак ведь все равно не настоящий, я ведь с ней не спал в одной кровати, а без этого не считается. Если надо обязательно жениться, то я женюсь, только сам выберу. Красивую! – По тому, как заблестели глаза мальчика, Лерик понял, что выбор уже сделан, и Арлан теперь прощупывает почву. Интересно, кто же счастливица? Он возразил:

– Супруга принца должна быть не только красивой, но так же умной, доброго нрава и знатного рода.

– Леди Лиора знатная и добрая! И любит меня! Я принес ей цветы из оранжереи, а она меня поцеловала. Вот сюда, – мальчик показал на левую щеку, где если приглядеться, до сих пор можно было различить слабый розовый след помады, – как ты думаешь, отец позволит?

Вдобавок к ушам, вспыхнули щеки. Да что ж это такое?! Вот ведь ненасытная дрянь, ей что, мало королевского внимания и подарков?! Хочет сама стать королевой? Ну что ж, маленькой фаворитке нельзя было отказать в дальновидности. Но эта игра, сегодня безобидная, завтра может стать смертельно опасной. Если Элиан узнает, Лиоре конец, она не понимает, во что ввязывается. Лерик резко возразил:

– Об этом рано не только разговаривать, но и думать, – и раскрыв грамматику, подтолкнул ученика за стол:

– Страница двадцать восемь, ваше высочество. От сих до сих. И еще два параграфа за вчерашний пропущенный урок.

***

Документы из всех городских управ Сурема хранились в архивах главного храма Хейнара, при школе, где обучали судей. Министр государственного спокойствия не без оснований полагал безупречное судопроизводство одним из столпов этого самого спокойствия, и время от времени, но не реже двух раз в год наведывался в архив. Там он наугад выбирал отчеты, сверял записи. Кто-то в итоге отправлялся в отставку, а кого-то повышали по службе. Иногда, впрочем, Чанг только удивлялся, какой чепухой забивают голову Хейнара простые смертные, если он и впрямь, как говорят жрецы, вникает в каждое дело и помогает судье принять праведное решение.

Из-за чего только не судились почтенные горожане! Вот, к примеру, дело купца Крутона против соседского козла. Вернее, против соседа, конечно, ведь это сосед выпускал свое животное пастись в чужой палисадник. Но только житель Сурема мог обвинить владельца козла не в потраве, а в посягательстве на честь и достоинство – ибо вышеозначенный козел был плешив и холощен, а почтенный Крутон плешью обзавелся еще в молодости. С тех пор он успел жениться, наплодить детей, но в совокупности козлиных недостатков все равно усмотрел намек, и отправился скандалить. Слово за слово, дело дошло до суда. Но окончательно добило Чанга решение судьи: поскольку истца оскорбляет сочетание козлиных увечий, а вернуть козлу мужественность невозможно, постановляется животное побрить так, чтобы плешивость его стала незаметна глазу, а судебные издержки взыскать в двойном размере – как с истца, так и с ответчика.

Но сегодня он приехал в храм с другой целью. Министр прихватил с полки первую попавшуюся папку и вышел в небольшой сад, разбитый позади здания. Отыскал скамейку, присел и закрыл глаза, откинувшись на спинку. Распогодилось, солнце припекало, где-то неподалеку долбил дерево дятел, священная птица Хейнара. Трещали цикады. В такое утро хорошо пить карнэ на террасе в вишневом саду, или прогуливаться неспешно вдоль канала, кидая хлеб вальяжным лебедям. Все что угодно, лишь бы не начинать тот разговор, ради которого он пришел сюда. Но высокая нескладная фигура бывшего старшего дознавателя как раз показалась в конце аллеи.

– Вы уже знаете, что белые ведьмы покинули империю? – Поинтересовался министр, как только Реймон присел на другой конец скамьи.

– Трудно не знать того, о чем говорит весь город.

– Я доложил днем его величеству.

– И что король?

– Его величество изволил рассмеяться, затем сказал: "Пусть бегут, трусливые серые мышки, все равно им не укрыться". И нельзя сказать, что он сильно удивился.

Дознаватель сжал губы и ничего не сказал, но министр не дал ему отмолчаться:

– Империя начала войну с Кавдном, Ландия уже захвачена. Король отвечает за свои слова, скоро весь обитаемый мир будет принадлежать его величеству. Огромная единая империя, белым ведьмам и впрямь будет негде спрятаться. Не так ли?

– Я предупреждал Илану, что на этот раз бегство их не спасет.

Чанг развел руками:

– Знаете, Реймон, мне по должности положено быть всеведущим и всемогущим. И если всемогущество доступно только Творцу, то над всеведеньем я усиленно трудился много лет. Однако последнее время у меня сложилось впечатление, что младшей судомойке на дворцовой кухне известно больше, чем мне. Ей хотя бы гадалка рассказывает, что было, что будет, чем сердце успокоится. А мне даже гадать приходится самому. Но если вам нужна моя помощь, господин бывший старший дознаватель, то я должен знать, а не догадываться.

Реймон одарил министра весьма неприятным оценивающим взглядом:

– Вы не тот человек, от чьей помощи отказываются, министр. Но действительно ли вы хотите помочь? Вы ведь верный слуга короля и империи.

– Я служу империи, Реймон. А чему, или кому служите вы?

– Я служу справедливости, министр. Жрецы Хейнара – слуги Закона. Но Закон – в первую очередь буква, в то время как справедливость – дух.

Чанг медленно кивнул – он прекрасно понимал разницу между законом и справедливостью. То, что делает король – законно, ибо он сам и есть Закон, но вовсе необязательно справедливо. И если судьи и жрецы связаны законом, то дознаватели, псы Хейнара, следуют своему пониманию справедливости.

– Расскажите мне про стрелу на излете, Реймон.

Дознаватель с удивлением посмотрел на Чанга, в его глазах отчетливо читался вопрос: "откуда ты об этом знаешь?" но вслух ничего не сказал:

– Старая легенда, мало кому известна. Точнее, верование одного варварского племени. Они были охотники, кочевали по степи за буйволами, скота не держали, землю не обрабатывали. И поклонялись Ареду. Верили, что он сотворил и мир, и людей в этом мире, а завершив творение – выпустил стрелу с тетивы. Пока стрела летит – мир существует. Когда она долетит до цели – наступит конец времен.

– Белые ведьмы обладают удивительной способностью к самосохранению: они без потерь вышли из войны магов с богами, сохранив и силу, и милость Эарнира, пережили остальные магические ордена, не ввязываясь в междоусобицы, и дождались падения своих главных соперников – Дейкар – не прикладывая к этому никаких усилий. Что бы ни случилось – белые сестры всегда оказывались в выигрыше. А сейчас – в ужасе бегут, не зная куда. Вы все еще ничем не хотите со мной поделиться, Реймон?

Дознаватель молчал, глядя себе под ноги, несколько раз сцепил и расцепил пальцы, словно не зная, куда их девать, потом встал, прошелся вдоль скамьи, заложил руки за спину, и выпалил на одном дыхании, словно из ручной бомбарды выстрелил:

– Король Элиан – Тварь.

– Я знаю, – спокойно ответил Чанг.

– Знаете?! Вы знаете и ничего не сказали? И когда же вас постигло это откровение?

Чанг тоже поднялся, но опустил голову, избегая гневного взгляда дознавателя:

– Я подозревал с самого начала, – глухой голос утратил последние оттенки, лишенные жизни слова падали, словно камни в бездонный колодец, – но убедился после рождения наследника. Было пророчество, Дейкар знали, что дочери белой ведьмы и мага войны суждено стать последней наместницей и привести в мир Ареда. Но пророчества и предсказания такая ненадежная материя, они решили взять исполнение в свои руки. А тут такая удача – появился Ланлосс Айрэ. Ради этого они даже договорились с ведьмами. Родилась Саломэ. А потом… потом они освободили для нее трон. Собирались уничтожить Ареда так сказать, в зародыше. Но просчитались. И Тварь уничтожила их.

– И вы продолжали молчать! Даже после этого! Мы потеряли шесть драгоценных лет!

– Он все еще не в Мощи Своей. Обыкновенный мальчик, единственный сын. У нее больше не будет детей. Я не смог сказать ей, – некоторое время они молча шли по аллее, под мерный треск дятла, долбившего старый рассохшийся дуб в центре сада, потом Чанг нарушил молчание, – у вас все еще есть время, чтобы сделать то, что необходимо. Я помогу во всем, но она ничего не должна знать. До самого конца.

Реймон вздохнул:

– Я ведь предупреждал вас об опасности благих намерений. Сколько еще жизней уйдет в уплату за душевное спокойствие наместницы?

– К Ареду ваши подсчеты, дознаватель, – тоскливо отозвался министр.

***

Торн Геслер вырос в теплом солнечном Астрине, на побережье. С его точки зрения лето в Суэрсене отличалось от зимы лишь цветом: чахлая зелень сменяла белый режущий взгляд снежный покров. Ах да, еще таял лед, но купаться в озерной воде мог только сумасшедший, или же местный уроженец, (что, по большому счету, совпадало) а в северном море не рисковали даже и они.

Всю ночь за окнами завывал ветер, утром оказалось, что рухнуло старое подгнившее дерево и перегородило дорогу. Завал быстро расчистили, но Геслер с радостью воспользовался предлогом и отменил поездку на рудники. После того, как пришли обозы, и раздали зерно, наступило затишье. Наместник не обманывался, временное – до следующего урожая. Уже традиционно случится недород, налоги снова будут собирать силой, десяток-другой крестьян придется повесить, остальные разойдутся по домам, браконьерствовать и разбойничать. Как же он ненавидел и этих угрюмых северян, и эту проклятую заледенелую землю, и свою неудавшуюся жизнь!

Воспоминания вызывали сверлящую боль в затылке, она отступала только после бутылки сладкого южного вина, но наутро послевкусие убивало всякое желание покидать постель. Геслер с удивлением заглядывал в зеркало – странно, он все еще молод, тридцать два года, отменное здоровье, если не обращать внимания на подточенные страхом и отвращением нервы. Если ничего не изменится, он обречен нести эту проклятую службу еще долгие, бесконечно долгие годы. Трудно поверить, что прошло всего восемь лет с того момента, как молодой, полный надежд чиновник получил многообещающее назначение.

Была ведь и вера в будущее, и волнительный блеск в глазах, и стеснение в груди. Казалось, что все по плечу, все по силам. Год-два просидит в Суэрсене, наведет там порядок, король заметит его верную службу, восхитится блестящими талантами, призовет ко двору, сделает министром, или казначеем, или высоким советником, а то и, чего только не случается… стал ведь безродный секретарь наместницы Энриссы герцогом Квэ-Эро!

Ах, дядюшка, дядюшка, ваше счастье, что вы успели покинуть бренный мир! С каким удовольствием Геслер придушил бы заботливого родственника, будь у него такая возможность. Восемь лет! За убийство порой присуждают меньше! А его срок пожизненный: или умрет на посту, или же казнят, как только подвернется повод. А за поводом дело не станет. Он по лезвию ходит, дикарями угрюмыми управляя. Рано или поздно срежется. Геслер даже семью заводить не стал – сперва не хотел себя связывать, ведь жениться можно только один раз, а когда карьера пойдет в гору, можно будет выбрать девушку из знатного рода, да с приданым. А потом, когда стало понятно, что ждать ему нечего, кроме неприятностей, и вовсе пропало желание связываться. Что он своим детям оставит в наследство? Ворох докладов и королевскую немилость?

После большого кубка подогретого вина настроение немного улучшилось, к тому же сквозь серую пелену облаков неожиданно плеснуло синевой, и осторожно проступило солнце. Ненадолго, как и все хорошее в этих краях, но сразу стало легче дышать, и Торн отправился в кабинет – взять книгу, выйти в сад почитать. После охоты библиотека была его главным утешением. Перед тем, как твердыню Аэллинов разрушили, знаменитое книжное собрание перевезли в Сурем, но не полностью, часть книг отложили, как раз пошли весенние дожди, началась распутица, а потом так и забыли, и драгоценные рукописи отсыревали в сундуках в сарае бывшего управляющего, пока на них не наткнулся Геслер.

Самые жемчужины, разумеется, отправили в столицу с первым обозом, но и того, что осталось, вдумчивому неторопливому читателю, а Геслер принадлежал именно к этому типу, могло хватить надолго. Пожалуй, сегодняшнее утро располагало к чему-нибудь легкому, приятному, даже игривому. Сборник кавднийских любовных двустиший как раз подойдет. Торн мурлыкал себе под нос: "О, дева, чьи глаза очам подобны лани, благословен, создавший твои губы для лобзаний"

Как и следовало ожидать, рыжая девочка, удобно устроившись на подоконнике в оконной нише, листала именно эту книгу. Вернее, стремительно переворачивала листы, едва задерживаясь взглядом на странице. Она подняла голову, кивнула вошедшему наместнику и тут же поинтересовалась:

– А что такое "перси"?

Солнечный луч, заглянувший в окно, услужливо подчеркнул красные пятна, проступившие на щеках Торна. Он по возможности сухо пояснил:

– Это женская грудь.

– А почему он их потом называет "дойни"?

– Потому что эти стихи не для маленьких девочек, – раздраженно ответил Геслер, забирая книгу из ее рук.

– Да, я так и подумала, что они должны быть для взрослых. Те, которые детские, они про барашков на лужайке и про зайчиков. Еще бывает про цветочки. А если не стихи, то обязательно про девочку, которая плохо себя вела, умерла в страшных муках и попала к Ареду на раскаленный песок. А ее сестра обычно ведет себя хорошо, но все равно умирает. Только попадает в чертоги к Творцу и оттуда улыбается папе и маме.

– Это кто тебе такие книги дает? – Поинтересовался Геслер, хотя и сам знал. Жрица Алиста, из ближайшего храма Эарнира, ей он поручил поначалу обучать столь неожиданно попавшую в его дом девочку.

Наместник думал, что года два-три уйдет на то, чтобы вбить в девчонку грамоту, а потом он уже решит, что делать с ней дальше. Но читать этот странный ребенок начал за неделю, еще две ушли на письмо. И месяц на заучивание наизусть книги Семерых. После этого наставница и ученица сравнялись в познаниях, но жрица считала своим долгом позаботиться о подопечной наместника, раз уж взялась, и всеми силами прививала девочке нравственную чистоту, считая, похоже, что бедняжке это вскорости весьма пригодится. В итоге образованием своей находки Геслеру пришлось заняться самостоятельно.