Текст книги "Стрела на излете (СИ)"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

– Король! Он Тварь! – Только бы дознаватель поверил.

– Который из? – Спокойно осведомилась Илана, но даже без магии он расслышал страх, спрятавшийся в ее голосе.

– Элиан, – и к удивлению Мэлина, дознаватель медленно кивнул.

– Я давно уже подозревал. И вы, госпожа магистр, без сомнения, тоже! Но молчали.

Илана пожала плечами:

– Есть такое древнее волшебство: пока что-то не сказано вслух, оно может не сбыться. Но стоит произнести, и так и случится. Говорят же – "накликать беду". Я подозревала, особенно в свете пророчества Дейкар.

– Но боялись.

Ведьма легко согласилась:

– Я и сейчас боюсь. И вам советую. Потому что если король – Тварь, то кто же тогда принц?

Реймон упрямо сжал губы, а Илана продолжала:

– Орден Алеон не будет участвовать в этой войне, дознаватель. Мы служим жизни, а в любом сражении всегда будут погибшие. Мы уйдем из империи.

– Ты думаешь, что сможешь убежать от Него, ведьма? Что его остановят границы?

– Каждый делает то, что считает нужным. Ты сражаешься, я – сохраняю то, что мне доверил Эарнир. Если вы победите – мы вернемся и продолжим служение. Если проиграете – обречены будут все.

Илана повернулась и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Мэлин только теперь заметил, что они находятся в том же самом зале, где был поединок, но без магического зрения он не видел никаких следов – разве что следы сапог на пыльном полу. Дознаватель протянул ему руку:

– Вставай, здесь нельзя оставаться.

Мэлин поднялся, держась за стенку, не приняв помощь:

– Дождался своего часа? Наконец-то завершишь, что начал – отправишь меня на костер.

– Не отправлю, – спокойно ответил Реймон, – Ты и в самом деле не служишь Ареду.

– Только что ты был уверен в обратном. С чего вдруг передумал?

– Ты не стал бы выдавать своего хозяина.

– И что теперь?

– Ничего. Вернешься в Инванос.

– Так вы знали?

– Разумеется. Но министр поручился за твое благоразумие. А я отправлюсь в Филест. Если эльфы пришли в этот мир, чтобы избавить его от скверны Ареда, то сейчас самое время этим заняться.

Мэлин покачал головой:

– Бесполезно. Ирэдилу сейчас Тварь не по силам. Они примерно равны, но оба сильно потратились. Теперь будут долго собирать силы, что один, что второй. У вас есть время придумать что-то действительно интересное, если и впрямь хотите потягаться с Аредом.

***

Дорога назад заняла целую вечность. Он так еще и не встал на ноги, а повозка тащилась медленнее пешехода, поднимая кучу пыли в сухую погоду, и залипая в грязи во время дождя. Мэлин много спал, мало ел, все вокруг казалось размытым, утратившим резкость. Вместе с магией из мира ушли все краски и оттенки. Неужели до конца своих дней он обречен на эту унылую серость?

Слуги внесли его в дом, осторожно уложили на кровать. Он провалился в сон, проснулся уже вечером, когда в камине горел огонь. Далара сидела на постели, накрыв его руку своей узкой ладонью:

– Вот видишь, я же говорил, что вернусь.

Она кивнула:

– Тебе не стоило уходить только для того, чтобы доказать мне, что ты вернешься.

– Я потерял силу, ты знаешь? Илана сказала: "выгорел дотла".

– Илана глупа. Не беспокойся, все вернется. Со временем. Ты не можешь перестать быть тем, кем родился.

– Ты так надежно перепутала нити, что Проклятый на пару с Творцом не в состоянии разорвать, Плетельщица. Придется нам и дальше терпеть друг друга.

Он поправлялся медленно, поначалу не было сил даже сидеть, он проводил все время в кровати, обложившись подушками, смотрел в окно. Ничего не болело, просто каждое движение требовало огромных усилий и казалось бессмысленным. Весна вспыхнула и опала лепестками жасмина и сирени, лето выдалось жаркое, снова будет засуха. Инваносу нехватка воды не угрожала – Эльвин еще пять лет назад покрыл все графство хитрой системой каналов и плотин, спасавшей и от палящего солнца, и от наводнений. Но в центральных провинциях и на Севере опять будут голодать.

Мэлин уже достаточно окреп, чтобы ранним утром, пока еще держалась утренняя прохлада, выходить в сад, но стоило солнцу выйти в зенит – возвращался в дом. Слабость тела его не беспокоила, он знал, что скоро полностью оправится и с каждым днем чувствовал себя пусть ненамного, но лучше. Но потеря магической силы пугала – он словно одновременно ослеп, оглох и утратил способность чувствовать. Жизнь потеряла краски. Если простые смертные видят окружающий мир именно так, в тусклой удушливой дымке, то он должен быть благодарен Даларе за проклятый дар Аэллинов.

Плетельщица обещала, что сила вернется, что он должен запастись терпением, но каждый новый день унылого существования казался бесконечным. И только Ларион мог развеять тоску, охватившую его любимого дядю. Стоило мальчику появиться, и тусклый мир становился немного ярче, а ватная глухота не так давила на уши. Ларион словно понимал, насколько необходим сейчас Мэлину, и проводил с ним все свободное время, забросив любимые занятия. Далара же, напротив, избегала молодого мага. Они встречались только вечером, когда Ларион уже спал, а Мэлин, по старой привычке сидел у очага. Обычно они молчали, обмениваясь изредка ничего не означающими фразами, но сегодня Мэлин вдруг сказал задумчиво, глядя в огонь:

– Наверное, надо рассказать Эльвину, что Тварь пришла в мир и грядет Аред. Он должен знать, чтобы подготовиться.

– Подготовиться к чему? – необычно холодным тоном осведомилась эльфийка.

– К концу времен, или как там в "Книге Семерых"? Пока что все сходится – Тварь пришла, у нее власть, старые обычаи рушатся, мир отторгает новые порядки – засухи, голод, скоро начнутся болезни, наводнения, землетрясения, а потом Он придет в своей Мощи, и случится последняя битва.

Далара сухо кивнула:

– Да, я читала. И ты в это веришь? Книги, особенно священные книги, пишут победители. Семеро победили в той войне.

– Я видел эту Тварь. И едва уцелел. Он по-настоящему страшен.

– И это говоришь ты, единственный из живущих, способный смотреть своими глазами на любую силу! Тоже мне, свободный маг! Какой смысл в свободе, если ты не осмеливаешься ею воспользоваться?! Тебе рассказали в детстве сказку, и ты до сих пор ей веришь!

– Я, как раз, верю своим глазам, – но уверенности в голосе поубавилось. Да, Элиан-Тварь был ужасен, но его старший брат, возлюбленное орудие Творца, не уступал младшему. Далара тут же заметила его колебания:

– Аред – сила Познания, бог ученых и мастеров, книжников и целителей, тех, кто идет вперед, пишет трактаты и создает лекарства, открывает новые земли и ставит законы мирозданья на службу людям. Те, кто служат Семерым, способны лишь сохранять, но не создавать новое.

– А, так жертвоприношения – это новое слово в науке! А я-то думал, это давно забытое старое мракобесие!

– Аред никогда не требовал жертв от смертных. Никто ведь не обвиняет Эарнира в том, что он создал виноградную лозу, хотя тысячи людей гибнут от неумеренного пьянства!

– А как же пророчества? Как только король пришел к власти, все вокруг разваливается! Новшество за новшеством, а людям есть нечего! Все, как предсказано.

– Мэлин, ну ты же не деревенская бабка-кликуша! Всегда, во все времена случались неурожаи, черная напасть, падежи скота и извержения вулканов. И всякий раз обязательно находилось какое-нибудь пророчество, которое это несчастье предвещало. Но вспоминали про него уже после того, как. А до того, как несчастье случилось, никто про это предсказание и не помнил!

Далара разозлилась не на шутку, похоже, этот разговор задел в ней больную струнку. Мэлин без всякой магии чувствовал и ее гнев, и досаду, и некоторую растерянность. Он долго молчал, обдумывая, потом негромко заметил:

– Твоему созданию все равно, чьей силой будет заполнен мир: Семерых, или Ареда. Ты соединила несовместимое. Но мир остался прежним, черно-белым. В нем есть место или для Семерых, или для Ареда. Каков мир при Семерых, мы знаем, плох он или хорош, но в нем можно жить. А если Аред победит и действительно окажется злом из преданий? Что тогда?

– Ты не можешь этого знать заранее.

– Не могу. Но если все начнется заново, с чистого листа, в этом дивном новом мире выживут двое – твой сын и я.

Отблеск из очага упал на лицо бледное лицо эльфийки:

– Я думала, что у меня будет больше времени. Что мир и дальше пребудет неизменным, и единственное, что можно сделать – это изменить смертных. Но если все вокруг рушится, никто не сможет предсказать исход. Ни ты, ни я, ни давно умершие пророки, – она усмехнулась вдруг, задумчиво продолжила, – когда-то давно я знала одного… нет, не человека, но без сомнения, разумное создание. Он смог бы просчитать, что нас ждет. Но он мертв. А у нас с тобой, как сказал бы он: "Недостаточно данных".

– И что ты предлагаешь?

– Ждать, – Далара пожала плечами, – это не наша война.

Она оглянулась и возмущенно вскрикнула:

– Ларион! Ты давно должен быть в постели! Что ты здесь делаешь?

– Я слушал, – тихо ответил мальчик. Он стоял, босой, в одной рубашке, в дверном проеме. В полумраке его волосы казались медным шлемом старинной работы – из тех, что плотно облегали голову и закрывали лоб сплошной пластиной, а сзади спадали на плечи мелкой чешуёй. В глазах отражалось пламя, на лбу прорезалась упрямая поперечная морщина, – ты ошибаешься, мама. Так не бывает, чтобы война оказалась чужой, – он говорил негромко, с горькой уверенностью в голосе, столь неуместной в маленьком ребенке, – когда придет Его время, каждому придется решать.

– Ларион, пойдем, я отведу тебя в кровать и посижу с тобой, пока ты не заснешь, – Мэлин обнял племянника за плечи и увел из комнаты. Далара придвинулась ближе к огню. Ей внезапно стало очень холодно.

Глава пятая

Маленькая победоносная война – заветная мечта любого полководца. Въехать в покоренную столицу на рыжем коне, алый плюмаж на шлеме, алый плащ за плечами, флаги на ветру реют, трубы поют, барабаны стучат, рыдающие девы подносят победителю ключ от города на алой подушке, мокрой от слез. К сожалению, империя давно уже воевала только с варварами, а у них не было даже городов, что уж говорить о столицах. Ланлосс Айрэ, правда, в правление Энриссы Златовласой захватил Свейсельские Острова, но обошелся без торжественных парадов, да и столицы у островитян как таковой не было, хоть и не дикари. Меняли каждые пять лет, а то в древности даже до драки доходило, какой город главным считать.

А Ладона-чаровница, столичный град Ландии, белая лебедь, славилась на весь мир красотой волшебной. Высокие дома из светлого дерева, сплошь изукрашенные резьбой, диковинные птицы-флюгера на остроконечных крышах, круглые окна с разноцветными стеклами, в солнечные дни переливающиеся всеми цветами радуги. Из камня строили только храмы Семерых, но и для них привозили из соседнего Айона светлый, чуть желтоватый песчаник, а мастера-камнерезы покрывали плиты искусной резьбой, окружая символы Семерых воздушным узором. Хвосты птиц переплетались с ветвями плюща и сосновыми иглами, звезды водили хороводы вокруг солнца и луны, лилии раскрывали лепестки, на листьях папоротника расцветали ломкие цветочные снежинки.

Вдоль мостовых строили деревянные настилы для пешеходов, каждую весну меняли подгнившие доски. Перезимовавшие темнели, новые радовали взгляд цыплячьей желтизной, и настил превращался в подобие огромной доски для клеточного боя.

У прекрасного города был только один враг: беспощадный, неодолимый – огонь. В старые времена столица трижды выгорала дотла и восставала из пепла еще краше, пока, наконец, государыня Ольна, триста лет тому назад, не договорилась с магами Дейкар. Те зачаровали Ладону, защитив деревянный город от пожаров. Чем с ними расплатилась государыня, никто не знал, слухи ходили разные. Но заклятье оказалось несокрушимым, даже сейчас, когда орден Дейкар пал жертвой королевского гнева, город по-прежнему был под надежной защитой.

Сотни лет ни Ладона, ни Ландия не знали войны. С варварами страна не граничила, а империя никогда, даже в годы стремительного роста за счет окружающих племен, не пыталась захватить соседку. С годами стало как-то само собой разумеющимся, что с Ландией следует жить в мире. Объясняли это тем, что там, как и в империи, правит женщина, а женской власти свойственна мягкость и доброжелательность, так что можно их не опасаться, а дружить и торговать к общей выгоде.

И только высокие советники знали, что Ландию оставили в покое по требованию белых ведьм. Белые сестры перенесли главную резиденцию в Сурем не так давно, и четырех веков не минуло, а до того магистр и казна ордена находились в Ландии. В те времена среди советниц государыни обязательно была белая ведьма, и к ее советам прислушивались весьма внимательно. И закон, отдававший ордену девочек, наделенных силой, был в Ландии принят гораздо раньше, чем в империи. Белые ведьмы перебрались в Сурем, а традиция жить в мире с покрытой лесами соседкой осталась неизменной. Потому известие о войне грянуло громом с ясного неба.

Все произошло молниеносно: вот только что отправили сватов, и не успели те вернуться с отказом, как король произнес гневную речь, Высокий Совет единогласно одобрил королевское решение, даже магистр Илана не стала возражать, только сморщилась, словно у нее больной зуб от ключевой воды заныл. Хранитель был против, но пока набирался смелости возразить королю, сам не понял, как произнес речь в пользу предстоящей кампании. Бургомистр был готов самолично оправиться защищать королевскую честь и достоинство, понимал, старый жук, что в этом году без войны хлеба не будет. Военачальник Тейвор аж из мундира от счастья чуть не выпрыгнул прямо на заседании Совета, когда даже министр Чанг согласился, что в сложившихся условиях война с Ландией не только неизбежна, но и необходима.

А дальше завертелся маховик, потянулись к границе обозы, в Суэрсене погрузили на корабли бомбарды, на купцов посыпались заказы. Собирались как не как на войну, на парад – для конницы пошили новую форму, белоснежные мундиры, золотые галуны, алый плюмаж на легких шлемах и блестящие кирасы, украшенные медным солнцем. Лошадям справили новые попоны, в тон. Даже телеги в обозах покрасили в белый цвет! Ходили слухи, что солдат заставят носить золотистые парики, сзади в хвостик завязанные, чтобы не щеголяли разномастными вихрами кто во что горазд, но обошлось.

Береговому братству приказано было патрулировать берега Ландии, чтобы ни один корабль не ушел. Тейвор боялся, что государыня покинет обреченную страну. На корабли поставили новые бомбарды, специально для морских сражений отлитые. Но до боя дело не дошло, военных кораблей у Ландии не было, а торговые ладьи держались на приколе, и носа не смели высунуть на большую воду, как только завидели на горизонте имперские корабли.

Конница рассекала Ландию заточенным клинком, стремительно, не отвлекаясь на мелкие стычки. Тейвор понимал, что для победы ему необходимо захватить столицу и государыню Ирию. Никакого войска не хватит, чтобы гоняться по здешним лесам за недовольными крестьянами. О недобитках пусть голова у того несчастного, что сюда наместником поставят, болит, а военачальнику нужна чистая красивая победа.

Понимал это старший воевода, возглавлявший дружину государыни, а в военное время, чего уже сотни лет не случалось, и народное ополчение. Потому в бой не ввязывался, стягивал все силы к Ладоне, защищать дворец. Хоть и видел уже – бесполезно. Раз государыня отказывается бежать, то можно хоть сегодня сдаваться на милость победителя. Даже если чудо случится, и плохо обученные крестьяне вкупе с малочисленной конной дружиной справятся с первой волной захватчиков, империя их измором возьмет. Им новых солдат брать неоткуда, а у короля Элиана подданных много, вон, даже прокормить всех не в состоянии, на разбой посылает, соседей грабить. Подтянутся пешие отряды, подвезут новые бомбарды, одного залпа хватит, чтобы разнести деревянные стены в щепки.

Не выдержал он даже, спросил государыню, чего ради они насмерть стоять собираются, если все равно обречены? А она и отвечает, что ради чести. Мол, эльф свою честь в этой битве потеряет, хоть и победит, а они проиграют, да останутся в летописях для потомков примером, как достойно жить и умирать следует. А Семеро все видят, хоть и не вмешиваются в дела земные, и рано или поздно Элиан за разбой ответит, не перед людьми, так перед Творцом.

***

Ночь выдалась безлунная, беспросветно темная. Звезды спрятались за облаками, ни проблеска. Всю неделю накрапывал унылый серый дождь, обычный для этого времени года. Отсырели драпировки на окнах и шерстяные плащи воинов. Государыня сидела у самого очага, ноги укутала одеялом, на плечи накинула теплый платок, в кубке дымилась медовая сыта, и все равно она не могла согреться. От сырого холода, сковавшего спину, не помогал ни огонь, ни теплая одежда, ни горячее питье. Страх – вот что было подлинной причиной охватившей ее дрожи, а от этого холода может спасти только надежда. Но надеяться было глупо.

Неделю шел дождь, и неделю вражеское войско стояло под стенами ее дворца. Словно небо оплакивало Ладону вместе с государыней. Только в отличие от небес, ей нельзя было дать волю слезам. Лишь ночью, сжав зубами подушку, тихо, чтобы не услышали девушки-прислужницы. Государыня не плачет и не ведает страха. А что холодно – так это такое унылое выдалось лето.

Ирия пригубила горячий напиток и отставила кубок – медовый настой туманил голову, а она не могла себе этого позволить. Высокая светловолосая женщина подошла и забрала кубок, отставила его в сторону:

– Я сварила вам карнэ, государыня. Этой ночью все равно не придется спать, – подол ее черного траурного платья легко шелестел по деревянным половицам.

Риэста, хоть и прожила большую часть жизни в Виастро, карнэ заваривала по кавднскому обычаю, как принято в портовых городах, где она выросла. От пряной горечи свело скулы, но второй глоток пошел легче, а после третьего Ирия перестала замечать горький вкус, и маленькая чашка быстро опустела. В Ландии карнэ пили редко, а варили и вовсе по-своему – измельчали сухую траву в порошок, заваривали горячим козьим молоком и сдабривали медом.

Заезжие купцы из Кавдна только руки к небесам возводили при виде столь вопиющего непотребства! А дедушка нынешнего Владетеля даже запретил продавать благородный напиток этим варварам! После его смерти про запрет благополучно забыли, но при случае не забывали возмутиться, а в порту в тавернах, где варили карнэ по южному обычаю, вешали специальный знак – перечеркнутую крестом кисточку для взбивания в пену травяного порошка.

Ирия встала и подошла к окну – внизу багряными сполохами колыхались на ветру отблески факелов. Она задернула занавесь и обернулась к Риэсте:

– Они готовятся атаковать.

Женщина кивнула:

– Да, я видела утром подошло подкрепление.

Ирия вздохнула – этим утром воевода предпринял последнюю отчаянную попытку уговорить ее покинуть обреченный дворец и попытаться скрыться. Морской путь перекрыли, но можно было прокрасться в Айон по суше, а уже оттуда уплыть на Острова, или скрыться у варваров. Она снова отказалась, но приказала вывести подземным ходом своих прислужниц. Девушки рыдали, но возражать государыне не посмели. И только Риэста отказалась уйти. Лорд Айвор представил Ирии свою тётю вскоре после злополучного сватовства. Уже было понятно, что грядет война, семье покойного графа Виастро было опасно оставаться в обреченной Ландии. Вдову Вильена с детьми Айвор переправил назад в империю, в Инванос – Эльвин обещал им защиту, но Риэста отказалась возвращаться. Она покачала головой, улыбнулась племяннику и спокойно объяснила: "Я устала бегать, Айвор. Там ничего не осталось, только воспоминания, а здесь хотя бы есть море. Холодное, неласковое, но я рада и такому".

Но с началом военных действий бывший посол перебрался во дворец, а оставаться одной в пустом особняке было небезопасно, и Айвор попросил у государыни место в свите для своей родственницы, и она была только рада, что согласилась. Риэста распространяла вокруг себя прохладное, невозмутимое спокойствие, действующее на перепуганных девушек-прислужниц лучше любого успокоительного отвара. Ни страха, ни обреченности, ни гнева. Словно и не стояли под стенами враги, словно не она только что потеряла все то, что им лишь предстоит потерять. Видя Риэсту, Ирия словно заглядывала в свое будущее, но странным образом это успокаивало, отгоняло на мгновение липкий холодный страх, в котором она не смела признаться даже самой себе.

Айвор приходил теперь каждый день, и самый строгий блюститель старинных обычаев не нашел бы в том ничего дурного – племянник навещает вдовую тетушку. Было теперь, правда, не до песен, он приходил обычно вечером, отстояв свое на стенах, наравне с рядовыми дружинниками, и от усталости чуть не падал. Но прочитав ее взгляд, все равно брал в руки лютню и играл что-то веселое, освежающе легкое, как весенний морской бриз, впервые ворвавшийся в раскрытое окно после долгой унылой зимы.

Они почти не разговаривали, так, обменивались парой фраз, а потом молчали, глядя друг на друга, понимая, что слова им в сущности и ни к чему. Риэста поднималась, неслышно выходила из комнаты, они оставались вдвоем. Он подвигался ближе, садился у ее ног, возле очага, и они продолжали молчать. Ее рука опускалась ему на голову, пальцы перебирали волосы. Так они молчали вместе, пока в камине не догорал огонь, потом расходились, а вечером он снова появлялся в ее горнице. И в эти вечерние часы Ирия забывала, что под стенами ее дворца стоит вражеское войско, что впереди только боль и унижение, она была счастлива и благодарила судьбу за нежданный подарок, за еще один вечер, еще одну мелодию, еще один взгляд.

Этим вечером он опаздывал, вечерняя стража сменилась уже два часа назад, а его все не было. Ирия посмотрела на Риэсту, и вдруг сказала задумчиво, словно сама себе:

– Это все не имеет смысла. Нужно сдаться, пока они не начали штурмовать. Хватит смертей.

Риэста улыбнулась чуть заметно – слегка приподнялись кончики губ и возразила:

– Если идешь – то нужно идти до конца. Остановиться на полдороги значит лишить всякого смысла ту часть пути, что уже пройдена. Мой брат, мой муж, мой сын – они сами выбрали свою судьбу. Я любила их, и отдала бы все, чтобы уберечь от этого выбора. Но когда решение уже принято, менять его поздно, даже ради спасения жизни.

Ирия покачала головой:

– Люди умирают по моему приказу. Лишаются жизни ради моей чести. Разве это равноценный размен?

– И это тоже их выбор.

Спор прервал Айвор. Он вошел в комнату, поклонился Ирии и протянул ей руку:

– Не могли бы вы пройти со мной, государыня? Здесь недалеко.

Ирия удивилась, но последовала за ним. Они прошли по коридору, свернули налево и поднялись по лестнице в дворцовую часовню Эарнира. Айвор распахнул дверь и пропустил женщину вперед. В часовне оказалось неожиданно многолюдно – судя по разноцветным робам, там собрались служители всех семерых богов. Она все еще не понимала, зачем Айвор привел ее сюда, когда бывший посол опустился на колено и сказал:

– Закон запрещает правительнице брать в мужья иноземца, но я присягнул вам и стал одним из ваших воинов, а времени у нас не осталось. И я прошу вас, государыня, избрать меня в мужья.

У Ирии перехватило дыхание – он привел сюда жрецов, уговорил их совершить обряд. Даже нашел способ обойти закон, словно это все еще имело значение! Кто сказал что не сбудется и не суждено? Она рассмеялась, звонко, торжествующе и протянула к нему руки, поднимая с колен:

– Воин Айвор, я, Ирия, государыня Ландии, выбираю тебя в мужья! Пусть Семеро скрепят и благословят наш союз!

Пускай их брак продлится одну неполную ночь, пусть утром будет то, что будет! Страх ушел, прихватив с собой сомнения и горечь. Теперь она знает, ради чего завтра прольется кровь, для чего стоило не сдаваться. Но здесь и сейчас она будет счастлива, вопреки всему.

В маленькой часовне не было места, чтобы поставить семь алтарей, пришлось семь раз обойти вокруг алтаря Эарнира. Жрец Келиана произнес завершающие обряд слова: "До грани смерти!". И все семеро, хором: "Заключается ваш брак!". Смерть совсем рядом, она притаилась за дверью, но подождет до утра, а сейчас жрецы, поклонившись государыне и ее избраннику, уходят. Молодожены остаются одни, и Айвор смешно разводит руками:

– А вот белую ведьму я не нашел, дворцовая сбежала еще до начала осады, говорят, что и в городе ни одной не осталось, – но она обвивает его шею руками и прижимается к губам, затаив дыхание. Они выходят из часовни, пятясь, не в силах оторваться друг от друга, добираются до ее покоев. На столике возле ложа горит свеча, в кувшине срезанные заботливой рукой зеленые ветки, символ Эарнира. Разогнав на минуту облака, заглядывает в окно любопытная Луна и мерцает в досаде. Она тысячи раз видала этот извечный танец любви между мужчиной и женщиной. А эти двое – новички, двигаются осторожно, неловко, но нежно. Мужчина боится навредить, женщина негромко стонет, подаваясь ему навстречу. Не стоит их смущать, и Луна прячется за облако, облив на прощанье два тела молочным цветом.

***

Военачальнику Тейвору не досталось ни торжественного парада по улицам поверженной столицы, ни вражеских знамен, ни блестящих трофеев. И ключ от городских ворот на алой подушке так и остался мечтой – все семь ворот, в деревянной стене, окружавшей старую часть Ладоны, запирались на брусья. Все, что он обрел, завершив стремительный захват Ландии – так это новый повод для головной боли.

Выросший в заболоченном Тейворе, граф с детства не доверял воде. Дождь в его родных краях падал с неба десять месяцев из двенадцати, превращая дороги в непролазную грязь. Посевы сгнивали на корню, реки разливались по весне мутными потоками и сносили жалкие крестьянские хижины, а в озерах водилась нечисть, кравшая младенцев прямо из люлек. Он предпочел бы потратить на обратную дорогу больше времени, лишь бы избежать морского путешествия, но король требовал доставить невесту принца в Сурем как можно скорее, и военачальнику пришлось положиться на волю волн и ветра, что заставляло его нервничать в течение дня и лишало сна по ночам.

Затем капитан настоятельно порекомендовал плыть не в ближайший Айон, а сделать крюк и причалить в Квэ-Эро, и поразмыслив, Тейвор согласился с его доводами, хоть это и означало дополнительные две недели пути. Но бывший имперский посол в Ландии, а ныне государственный изменник, был сыном герцога Айона, и было бы неразумно испытывать терпение морского лорда видом обреченного сына в кандалах.

Но лорд Айвор был лишь малой частью проблемы, вставшей перед несчастливым военачальником, хотя из-за него Тейвору и пришлось сражаться с морской болезнью лишние четырнадцать дней. Куда больше хлопот причинила государыня. Обращаться с ней следовало со всем возможным почтением и при этом охранять неукоснительно. Выполнить оба этих распоряжения оказалось выше человеческих сил. В первый же вечер почетная гостья, с помощью прислужницы, ускользнула от стражи, сославшись на женское недомогание, и бросилась за борт. Вахтенный услышал шум и прыгнул следом.

Государыню спасли, но на этом несчастья Тейвора не закончились. На следующий день пленница отказалась есть. Уговоры не помогали, кормить насильно военачальник не решался – воронка в горло мало походила на "все возможное почтение". Ирия, в белом платье с высоким воротником лежала на кушетке, под круглым оконцем, сквозь которое в каюту врывался морской ветер. Ее прислужница, высокая женщина в черном, сидела рядом, держала государыню за руку, но даже и не пыталась накормить. Молча ожидала конца, словно Келиана Неотвратимая, женская ипостась бога Смерти.

От равнодушного взгляда светловолосой служанки у Тейвора мурашки бежали по коже, а лицо женщины казалось смутно знакомым. Где-то он уже видел раньше эти безупречной лепки скулы и изящно выгнутые брови, слишком темные для блондинки, но не мог вспомнить. Но он все равно попытался воззвать к здравому смыслу – неужели она отправилась следом за своей госпожой только для того, чтобы наблюдать, как та медленно гаснет?!

Женщина рассмеялась, холодно, негромко:

– Вы убивали по приказу своего короля, Тейвор. Так и не став военачальником, превратились в палача. Но убить намного проще, чем заставить жить. Первым умением вы овладели в совершенстве, а во втором – бессильны. Если государыня решила умереть – она умрет. Я не стану мешать, – и она вернулась в каюту, оставив Тейвора стоять под дверью.

Военачальник в отчаянии посмотрел на охранника, невозмутимо глядевшего прямо перед собой. Государыню теперь охраняли днем и ночью, ни на минуту не оставляя без присмотра, но чего будут стоить все эти усилия, если в столицу он доставит иссохшее тело?! Он поднялся на корму, подальше от свидетеля своего бессилия, вцепился в холодное мокрое дерево. От одного вида бьющихся о корпус корабля волн в горле встал ком, но в спертом воздухе каюты тошнота только усиливалась, и Тейвор продолжал стоять, втягивая в пересохшее горло влажный соленый воздух.

За его спиной раздалось вежливое покашливание и за плечом появился высокий силуэт:

– Я могу вам чем-нибудь помочь, военачальник?

Эйрон, сторожевой пес министра государственного спокойствия. Сам Чанг по состоянию здоровья не смог лично отравить Тейвору поход, так приставил к военачальнику соглядатая. И до того нагло, что он даже не нашел, как отказать – так прямо и сказал, что сам уже слишком стар, а хочет все узнавать из первых рук и доверяет лейтенанту, как самому себе! Тейвор не успел даже сообразить, о чем его просят, как Эйрон оказался среди его людей. С этого момента у военачальника выросла вторая тень. Лейтенант следовал за ним днем и ночью, надо отдать должное – ни во что не вмешивался, но Тейвор чувствовал себя, как бабочка, накрытая невидимым колпаком, за которой наблюдает пытливый исследователь. Но этим вечером горе-победитель впал в такое отчаянье, что обратился бы за помощью к кому угодно:

– Она не ест. Ну не могу же я ее силой кормить!

Эйрон пожал плечами и с совершенно чанговской интонацией ответил:

– Если необходимо, то пришлось бы и силой, но можно обойтись и без этого. Позвольте мне поговорить с государыней наедине, и к ней сразу же вернется аппетит.

Тейвор раздраженно хмыкнул:

– О, да! Вы знаете волшебное слово!

Лейтенант кивнул, сохраняя убийственную серьезность:

– Знаю, – и не стал углубляться в детали. Но в невозмутимом взгляде молодого человека Тейвор без труда прочитал: "и ты бы тоже знал, если бы приложил некоторые усилия".

Однако на этот раз военачальнику было не до состязания с незримо присутствующим министром – государыня таяла на глазах и он махнул рукой: