Текст книги "Стрела на излете (СИ)"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Девушка потянулась за туфельками, чтобы завершить образ – изящные, как раз на ее маленькую ножку, розовый шелк расшит жемчужным бисером в тон вышивке по подолу и рукавам, надела одну и с ужасом обнаружила, что у второй отвалился каблук! Другие туфли не подойдут! Глупо, подол настолько длинный, что можно разглядеть только самый кончик туфельки, и то, если приглядываться, но в голове девушки сложился безупречный образ, и любое отклонение от него казалось разрушительным. Она кликнула горничную, даже не надеясь, что та отзовется: дамам ее величества полагалась одна служанка на троих, и в такой день бедная девушка уж точно не сидела без дела, ожидая, когда понадобится Лиоре. Она положила туфельку в мешочек – еще не хватало, чтобы ее увидели с порванной обувью в руках, накинула плащ и вышла в коридор. Придется заплатить втридорога за срочность, свойственная всем Уннэрам скаредность когтями вцепилась в душу, но за пару золотых башмачник отложит все прочие заказы и как раз успеет починить подошву.

Лиора бежала по галерее, не глядя по сторонам, потому и не заметила, как он появился прямо перед нею, выйдя навстречу из бокового коридора:

– Ваше величество! – Она присела в поклоне, пытаясь спрятать мешочек с обувью в складках плаща, но король не обращал внимания на ее руки. Он ухватил девушку за предплечье и сказал негромко:

– Иди за мной, – знакомый голос звучал как-то странно – в нем не было привычного трепета, восторженного ожидания. Спокойный, холодный, ничего не выражающий тон.

Что за ерунда лезет ей в голову! Какой еще голос может быть у мальчика после такого тяжелого дня? Он просто устал. Лиора улыбнулась и подняла голову, чтобы посмотреть Арлану в глаза, но не смогла поймать его взгляд, он смотрел поверх ее макушки, куда-то вдаль. Она почти что бежала, чтобы поспеть за его широкими шагами, пытаясь думать на бегу. Неужели все устроится наилучшим образом? Если они разделят ложе, то Саломэ ничего не сможет сделать! Мальчик без всяких сомнений захочет жениться, не посмеет оскорбить свой идеал сожитием вне брака, особенно если подпустить слезу. Она и не надеялась, что добьется своего так быстро: рассчитывала на несколько дней терпеливой, но настойчивой осады по всем правилами военного женского искусства. А тут удача сама пришла в руки!

И все же, в глубине души все сильнее кричал испуганный голос: беги! Беги, пока не поздно! Куда угодно, лишь бы от него! Но король намертво вцепился в ее руку, да и потом, она не для того так долго шла к своей победе, не для того поставила на карту свое будущее, саму свою жизнь, чтобы поддаться слепому предчувствию беды. Сейчас он откроет дверь спальни, и она навсегда избавится от страха.

Король подтолкнул Лиору на кровать, одной рукой сорвал ее плащ, сломав застежку, второй вжал в покрывало, наклонился, совсем близко, и она наконец-то увидела его глаза. И увидев, закричала, но крик не смог вырваться из онемевшего горла. А он наклонялся все ближе…

Саломэ влетела в комнаты сына, окинула взглядом гостиную, в надежде, что еще не все потеряно, но как и следовало ожидать – ни там, ни в кабинете, ни в комнате для прислуги никого не было, и королева, глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, толкнула приоткрытую дверь спальни. Гвардейцы благоразумно остались за порогом, уставившись на собственные сапоги.

Она опоздала: девушка лежала на широкой кровати, поверх смятого покрывала, Саломэ видела только розовое платье, да спутанные светлые волосы, лицо от нее закрывала спина сына. Королева нахмурилась – из-под нежно розовых оборок свисала вниз нога в коричневом замшевом ботинке. "Они же не подходят к платью!" – против воли подумала женщина, тряхнула головой, отгоняя непрошенную мысль – нашла о чем думать! И позвала, твердо, но постаравшись умерить гнев, ни к чему пугать мальчика, он ни в чем не виноват, эта девица способна обвести вокруг пальца святого, не то что семилетнего ребенка в теле взрослого мужчины:

– Арлан! Мне надо поговорить с тобой.

Он обернулся, и Саломэ подавилась подготовленной фразой. Лицо! Его лицо! Она в ужасе вскинула руку, пытаясь заслониться от невыносимого зрелища: лицо Арлана плавилось у нее на глазах, черты перетекали из одной в другую, постоянно меняясь. Глаза, нос, рот, скулы и щеки – каждый из обликов застывал на одно мгновение и плавно переходил в другой. Саломэ трясло, но она не в силах была сдвинуться с места, сумела только отвести взгляд в сторону, и сползла по стене на пол – подкосились ноги. Теперь она могла разглядеть Лиору. В полумраке спальни лицо девушки казалось белым, неестественно белым, покрытым инеем. Раскрытые глаза блестели, как кусочки льда.

– Арлан! – Простонала Саломэ, уже понимая, но все еще не веря. – Арлан! – Взвыла она, не узнавая собственного голоса в этом вопле раненной волчицы, но он прошел мимо, не оглядываясь, черты наконец установились, почти такие же, как и были, изменился только разрез глаз. Саломэ давилась плачем, теперь она понимала последние слова Чанга, но было слишком поздно и для понимания, и для слез. Если он действительно жалел ее, то лучше бы убил.

А существо в теле ее сына чужим, незнакомым голосом приказывало гвардейцам:

– Найдите лорда Айвора и приведите в малую приемную. Немедленно. Если он покинул дворец – отправьте погоню, – загрохотали сапоги рванувшихся в коридор гвардейцев, затем хлопнула дверь. Он ушел.

Саломэ встала, подошла к кровати, села рядом с Лиорой, погладила ее по обледеневшим волосам, попыталась закрыть глаза, но не смогла сдвинуть застывшие веки. Накрыла лицо краем плаща. На пол упал мешочек, из него выпала розовая туфелька с оторванной подошвой. Губы сами собой повторяли заученную с детства молитву. Пусть она согреется в посмертии, бедная лисичка. Разве могла она знать?

Молитва закончилась. Саломэ свернулась клубком на кровати, уткнулась в подушку. От атласной ткани пахло родным запахом. Слез больше не было, слов тоже. Все, что она могла сейчас чувствовать – холод, пронизывающий до самой глубины естества, вымораживающий душу. И благодаря этому знала, что все еще жива. Вопреки единственному оставшемуся у нее желанию – не быть.

В тронном зале все было готово к празднеству – колонны украшены гирляндами живых цветов, дорожка выстлана алым бархатом, в светильниках заменены свечи, лепнина на потолке заново вызолочены, а трон начистили до такой степени, что золотое сияние слепило глаза. Айвор слишком хорошо помнил этот зал: и витражные окна, и семь ступеней, ведущих к возвышению, и солнечный герб, выложенный золотыми пластинами.

Но сейчас оба трона, и высокий, королевский, и малый, отделанный белым золотом и серебром, предназначенный для королевы, пустовали. Король, Айвор решил называть его так, даже в мыслях не смея произнести подлинное имя этого чудовища, надеясь все же, что дознаватель ошибся, стоял на нижней ступени возвышения. Гвардейцы впихнули наместника Ландии в зал и быстро отсалютовав, захлопнули двери, даже не дожидаясь, пока их отпустят.

Айвор заставил себя посмотреть в лицо королю, хотя для этого ему пришлось запрокинуть голову – он мог поклясться, что еще час назад полуэльф был ниже ростом! Но долго выдержать пустой взгляд, смотрящий словно сквозь него, не смог, опустил глаза. Голос раздался внутри головы, король не размыкал губ:

– Ты отвезешь меня на материк.

"Новые земли" – образ дополнил слова, и тут же пришло ощущение срочности. Немедленно, нельзя терять и минуты, ведь каждая минута, каждая секунда тянется невыносимо долго. Айвор не сразу понял, что почувствовал чужое нетерпение, что растянутая в воздухе медлительность раздражает это странное существо, и усилием воли вернулся к привычному пониманию времени. Одновременно с осознанием вернулась способность мыслить:

– Нет. Я не знаю кто ты, не знаю, чего ты хочешь, зачем тебе туда нужно. Может ты и впрямь Он, а может просто сумасшедший эльф, как твой отец. Но ты нелюдь, и ничего хорошего от тебя ждать не приходится, – Айвор говорил скорее для себя, чтобы привести мысли в порядок, чем для молча слушающего короля, – я тебе не помощник. И остальным не позволю! Береговое братство тебе не подчинится! – Айвор снова вскинул голову, и едва успел вдохнуть, как в него впился тусклый мертвый взгляд.

На этот раз все было иначе: с бешенной скоростью перед его внутренним взором мелькали образы, быстрее, чем он мог рассмотреть, на самой грани восприятия, черные значки на белом фоне вперемешку с картинками: нож, приставленный к шее Ирии, камера с пылающей жаровней, золотые монеты, рассыпанные по полу, окно в тереме государыни с видом на залив, его собственное лицо, с упрямо сжатыми губами, в синяках, залитое кровью, изуродованное ожогами. Внезапно все прекратилось. Губы короля шевельнулись, он произнес всего лишь одно слово:

– Нецелесообразно, – и отвернулся.

Айвор, переведя дыхание, бросился прочь из зала, его никто не остановил, гвардейцев за дверью не было, да и весь дворец словно вымер, он бежал по пустым коридорам, обратно, в покои Ирии. Они уедут в Ландию, сейчас же, немедленно. А там – будь что будет. Государыня бросилась к нему, он увидел, что Ирия в кровь обкусала губы, Риэста что-то втолковывала Корвину в дальнем углу комнаты, достаточно резко, тот слушал, опустив голову, но судя по гневному взгляду леди – прислушиваться не желал. Дознаватель по-прежнему сидел в кресле, целитель запретил ему двигаться, сломанные ребра перетянула тугая повязка, на бледное лицо вернулось некоторое подобие краски:

– Что? Что он хотел от вас?

– Чтобы я отвез его в новые земли.

Реймон наклонился вперед, но со стоном откинулся на спинку кресла:

– И что же?

– Я отказался, – не вдаваясь в подробности ответил Айвор.

– Вы сказали "нет" Ареду, – дознаватель выговорил это имя без запинки, но лицо его исказила гримаса боли, – и он не убил вас на месте?

– Вас он тоже не убил, – огрызнулся южанин. Вот только пса Хейнара на хвосте ему и не хватало.

– Но почему? – Скорее самого себя спросил Реймон.

– "Нецелесообразно", – процитировал Айвор.

Корвин и Риэста прекратили свой односторонний спор, подошли поближе:

– Зачем ему надо в поселение? – Спросил герцог.

– Не знаю, он мне забыл сообщить, – раздраженно отозвался Айвор, – предлагаю обсудить его мотивы где-нибудь подальше отсюда. Пока он не передумал.

Корвин задумчиво проговорил:

– Пока действует блокада, он не найдет другого капитана. Туда и так могут доплыть всего пять кораблей…

– Да какая разница? Может, в итоге он кого и заставит. Но не меня. Мы возвращаемся в Ландию.

Корвин кивнул:

– Да. Ему будет не до вас, – помолчал еще немного, потом сказал, ни к кому не обращаясь, – я отвезу его.

– Что? – Вскричали одновременно и Айвор и Реймон, который снова рванулся вперед, забыв про повязку.

Корвин рассмеялся невеселым смехом:

– А вы не понимаете? Я не знаю, кто он, может, и впрямь Аред, может просто свихнувшийся маг или эльф, но если он бог, то зачем ему нужен корабль? А раз нужен, значит сам он переплыть море не может, нет у него такой силы. – Айвор кивнул, уже начиная понимать, а Корвин продолжил, – я заберу Тэйрин, и всех, кого смогу, а его оставлю там. Объявим новые земли запретными для мореходов, на веки веков. Если он бессмертен, то проведет там целую вечность, если смертен – там и сдохнет.

– Но ты не сможешь вывезти все поселение.

– Заберу женщин и детей, – он тряхнул головой, – а что ты еще предлагаешь? Что, по-твоему, лучше, отдать ему на растерзание всех, кто живет здесь?

Но Реймон возразил:

– Но ведь он этого и добивается! Нельзя давать ему то, что он хочет! Он ведь тоже знает, что не может переплыть через море!

– Если мы будем считать его всеведущим и всесильным, то проще сразу всем удавиться! Хотите этим заняться – так без меня! А я буду делать, что могу.

Но Айвор тихо спросил:

– А если он догадается?

Корвин молчал, долго, но потом ответил твердо, не опуская взгляд:

– Тогда я сожгу корабль.

***

Эйрон стоял перед опечатанной дверью, и бил по ней кулаком – размеренно, раз за разом ударяя в одну и ту же точку, уже в кровь сбив костяшки, и повторял с каждым ударом:

– Опоздали! Опоздали! Опоздали!

Он должен был вернуться раньше, Эльвин бы и сам справился в Инваносе! Письмо от секретаря ждало их в тайнике, вместе с остальными бумагами. Они не посмели, никто не посмел возразить министру, позволили ему умереть, даже не понимая, во имя чего! И даже некого обвинить: все они слишком привыкли к непогрешимости Чанга, его люди, преданные до последней капли крови… Министра погубила слепая верность.

Эльвин обхватил капитана за плечи, и попытался оттащить от двери, хотя сил хрупкому графу не хватало:

– Хватит! Эйрон, хватит. У нас слишком много работы впереди, и слишком мало времени, чтобы тратить его на запертую дверь.

Королеву они нашли в оранжерее, Саломэ сидела в кресле под персиковым деревом и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Целительница в синей храмовой робе покачала головой:

– Она так с самого отъезда короля. Приносим еду – ест, укладываем спать – спит. Но сама ничего не хочет.

Эльвин медленно кивнул:

– Да, я понимаю. Позвольте мне переговорить с ней наедине, – целительница только махнула рукой, мол, хуже не будет.

Эльвин поклонился не замечающей его королеве:

– У меня для вас письмо, ваше величество, – и протянул Саломэ конверт, подписанный знакомым твердым почерком.

Она разломала печать, и без малейшего проблеска интереса начала читать. Сначала все так же, безжизненно, погасшим взглядом медленно переходя от строчки к строчке, но внезапно в глазах появился подозрительный блеск. Она моргала часто-часто, но слезы все равно текли по щекам, падая на бумагу. Эльвин молча стоял перед ней, не отворачиваясь, но и не пытаясь утешить, а она плакала, тихо, обиженно всхлипывая, так плачут маленькие девочки. Граф ждал, пока слезы не перестанут течь по ее щекам, потом все так же молча протянул платок. Саломэ вытерла лицо и сказала негромко:

– Министр Чанг считал, что вы достойно продолжите его труд.

Эльвин кивнул, и Саломэ продолжила все тем же тихим голосом:

– Докладывайте. А после доклада освободите Хранителя. Он был прав.

Глава тринадцатая

Поселению в новых землях не так давно исполнилось семь лет. Добротные срубы из местной разновидности сосны – прочной, белой, с толстым стволом и почти без ветвей, крона уходила под самую макушку – полукольцом охватывали берег бухты, достаточно далеко, чтобы во время зимних бурь не опасаться бушующего моря, но достаточно близко к воде, летом спасавшей от полчищ гнуса и комаров, настоящего проклятья здешних лесов. Как только сходил снег, в лес, не закутавшись с ног до головы, лучше было не соваться, поедом ели. Мужчины запасали дрова осенью, в короткий промежуток между гнусом и снегом, тогда же и строили новые дома, если была необходимость, охотились все больше капканами, чтобы лишний раз в лес не соваться, а вот у женщин особого выбора не было – самая ягодная пора выпадала на жаркие летние месяцы.

Впрочем, кроме, как на комаров, жаловаться было не на что: теплое лето, щедрое на дожди, мягкая зима, обильная снегом, но без морозов, богатые дичью леса, плодородная земля, море, кишащее рыбой и прочими съедобными тварями. С голоду в этих краях мог умереть только ленивый, а таковых в поселении не имелось. Люди, поселившиеся здесь, младшие сыновья из больших крестьянских семей, провели юность, плавая по морям, но знали и любили землю и с радостью вернулись к привычному труду.

Земля отзывалась на их усилия обильными урожаями, герцог Квэ-Эро, которому согласно закону об открытиях принадлежал весь новый материк, налогов не требовал и помогал поселенцам всем, чем мог. Корабли приходили несколько раз в год и привозили все необходимое: от ткани до лошадей, хотя, чем дальше, тем все больше и больше маленькая деревня на краю света обеспечивала себя самостоятельно. Однажды, среди прочих припасов, корабль привез женщин: молодых, здоровых, работящих, с богатым приданым, подарком герцогини, и через год в деревянных срубах раздались первые детские крики, окончательно превращая их в настоящие дома.

А за окошками, затянутыми бычьими пузырями, шумел лес, несла мутные бурные воды река, лежал, раскинувшись, целый мир, в ожидании человека – огромный, загадочный, манящий. На алтаре Навио в маленькой часовне, одной на всех Семерых, постоянно горел огонь в масляной лампадке. Когда на карте новых земель не останется ни одного белого пятна, лампаду задуют, ее сменят привычные приношения, но пока что пламя странствий звало бывших моряков в путь. Оставив повседневную работу, они уходили вглубь леса, сплавлялись на плотах по реке, разведывали бурую руду в близлежащих болотах и мечтали добраться до покрытых дымкой гор, из-за которых каждое утро неспешно поднималось багряное солнце. И ни о чем не жалели.

***

«Сильвану» в этом году уже не ждали – рискованно слишком, даже для ее бесшабашного капитана, близился сезон зимних бурь. Короткая осень вступила в свои права, пожелтели и покраснели листья, зелеными оставались только сосновые кроны, да и те ближе к снегопадам как-то бурели, съеживаясь в ожидании холодной тяжести. Начался отлов устриц, особенно вкусных в эту пору, а стены украсили связки сушеных грибов. Мужчины как раз собирались на большую птичью охоту – запасти на зиму гусей и уток, когда на горизонте показались знакомые паруса.

"Сильвана" бросила якорь на выходе из бухты, с борта спустили всего одну шлюпку. Все жители деревни собрались на берегу и с удивлением наблюдали, как капитан собственноручно помог сойти на землю молодой женщине, а один из матросов осторожно передал ему маленького мальчика. Ребенок, похоже, не доспал и хмурился, готовясь заплакать, женщина потеряно оглядывалась по сторонам. С корабля тем временем спускали вторую шлюпку.

Молчание затянулось, Салин вышел вперед и подойдя ближе, узнал женщину, хотя видел ее всего один раз, мельком, много лет назад и оба с тех пор успели повзрослеть:

– Ваше сиятельство? – Спросил он недоверчиво.

Женщина кивнула, подхватив на руки начавшего хныкать ребенка:

– Да. Но это больше неважно. Мы останемся здесь жить, у вас, – она смотрела на Салина несколько растеряно, словно продумала свой план только до этого момента, а что делать после того, как под ногами окажется твердая земля, не знала.

– Деньги у вас, должно быть, не в ходу, но я привезла разные вещи, этого должно хватить на первое время, а потом… я научусь, буду делать все, что нужно.

Салин вообще перестал понимать, о чем она говорит, но ребенок плакал, он позвал свою жену и поручил ей высоких гостей, а сам вопросительно посмотрел на капитана. Алекс пожал плечами:

– Ее сиятельство захотела совершить морскую прогулку. На большой земле неспокойно, с Кавдном война, король умер, принц вроде бы живой, но нестоящий, так что здесь ей и мальчику будет спокойнее. Я на всякий случай неделю постою на якоре, вдруг передумает. Но дольше ждать не стану.

Салин замер, ошеломленный вываленными на него новостями: война, король, принц… И в который раз за последние годы подумал: как же хорошо, что он здесь, а не там. А что до леди Тэйрин и маленького лорда, то о них позаботятся – все поселенцы перед герцогом в долгу, а он, беглый бунтовщик, так вдвойне. Пока они разговаривали, причалила вторая шлюпка. Первым на берег спрыгнул высокий смуглый мужчина и помог сойти рыжеволосой эльфийке. Юноша рванулся вперед, занеся руку для удара и прошипел сквозь зубы капитану:

– Что за дрянь ты сюда привез?!

Но смуглый незнакомец перехватил его и без особого труда швырнул на землю, удивительно, откуда сила взялась, на вид – тощий, словно палка обструганная, а хватка стальная. Наклонился над силящимся встать Салином и негромко произнес:

– Уж не знаю, за что вы, молодой человек, так не любите эльфов, допускаю, что вполне заслуженно – я их сам не переношу, за некоторыми исключениями, но леди Далара путешествует со мной, и вам, юноша, придется взять себя в руки и оказать ей посильное гостеприимство. Иначе, – он понизил голос, – я с вас живого шкуру спущу, даме на перчатки, – и как ни в чем не бывало, продолжил, – мы поживем здесь некоторое время, а там будет видно.

Когда через борт шлюпки перепрыгнул молодой полуэльф, Салин уже достаточно овладел собой и вспомнил, что он возглавляет это поселение, и что его война с эльфами закончилась много лет назад. Он хмуро обратился к незваному гостю, разминая ушибленный локоть:

– Хоть скажи, кто нам такую честь оказал, пожить без приглашения.

– Меня зовут Мэлин, я кузен вашей герцогини, леди – Далара и ее сын, Ларион.

Салин кивнул, понимающе – эльфы там или не эльфы, но так как они вместе с герцогиней, придется терпеть. И если гости не уплывут обратно на "Сильване", то задержатся здесь до весны. Он снова тяжело вздохнул и отправился проверить, как там жена устроила леди Тэйрин.

Когда он вошел в дом, мальчик уже спал, над верхней губой блестели молочные усы, а женщины негромко разговаривали возле очага, он прислушался, но доносились только отдельные слова: "так надо", "сначала", "справлюсь"… И осторожно притворив дверь, вышел – жену потом расспросит, а сейчас надо проследить за разгрузкой и поселить куда-то остальных путешественников. Терпеть эльфийку в своем доме он не станет. Впрочем, он зря беспокоился – смуглый Мэлин уже успел договориться с одним из охотников. Парень днями напролет пропадал в лесу, и его хижина на отшибе деревни постоянно пустовала, он даже не потрудился сложить там настоящую печь, обходился открытым очагом.

Тайные надежды Салина не оправдались – "Сильвана", честно прождав неделю, уплыла, а пришельцы остались. И если леди Тэйрин изо всех сил старалась притвориться, что нет ничего необычного в том, что жена герцога Квэ-Эро сбежала на край света, прихватив наследника, и живет в крестьянской избе, то Мэлин и его эльфийка определенно желали странного, но при этом не могли толком объяснить, чего же именно им надо. Сам Салин с ними в разговоры не лез, старательно избегал, насколько это было возможно в маленькой деревне, и с тоской думал о наступающей зиме: чем он так прогневал Семерых, что они ему и сюда прислали эльфов?

Хотя жаловаться на самом деле было не на что – эльфийка глаза не мозолила, сидела безвылазно в доме, мальчишка ее тоже сторонился людей, но в отличие от матери, целыми днями напролет пропадал в лесу, возвращался уже затемно. Всю работу по хозяйству делал этот самый Мэлин, даром что благородный, а работы хватало – приближалась зима. Солили мясо, вялили рыбу на последнем осеннем солнце, ощипывали птичьи тушки, складывали в горшки и заливали медвежьим жиром, сушили грибы и яблоки, запасали дрова.

Тэйрин трудилась наравне со всеми, руки молодой женщины огрубели и покрылись трещинками, но она не обращала на это внимания, словно с детства только тем и занималась, что ощипывала гусей. Эту зиму она собиралась провести у Салина, а на следующий год построить свой дом. Салин только пожимал плечами недоуменно, когда слышал эти далеко идущие планы, словно герцогиня и впрямь не думала возвращаться домой.

***

Поздняя осень расщедрилась на удивительно теплые, пронизанные солнцем дни, но темнело рано, и за ночь подмораживало, так что очаг все равно нужно было топить. Ларион сидел у огня, нахохлившись, грел ладони, отблески пламени скользили по его лицу, придавая загадочную глубину взгляду. Мэлин меланхолично помешивал только что снятое с очага дымящееся варево и украдкой поглядывал на Далару, раздумывая, удастся ли накормить ее на этот раз, или она опять ограничится двумя ложками похлебки. Последнее время она почти ничего не ела, и Мэлин подозревал, что виной тому вовсе не его скудные поварские таланты. Он подвинул котелок на середину стола и заметил:

– Стоило плыть на край света, чтобы смотреть в огонь! Этим ты мог заниматься и дома, Ларион. Скоро повалит снег и ты далеко не уйдешь, даже если захочешь. Я понимаю, что ты не знаешь, но все же… Мы просидим здесь всю зиму, в полуразваленной хижине, питаясь от щедрот гостеприимных хозяев, которых тошнит от одного только слова "эльф", и что дальше? Или ты собираешься последовать примеру моей милой кузины и стать местным жителем? Но тогда тебе стоит научиться варить суп, потому что в мои планы не входит провести здесь остаток жизни.

Ларион, казалось, не слышал возмущенной речи своего дяди, но когда Мэлин замолчал, оторвал взгляд от огня:

– Тише. Ты мешаешь мне слушать.

– Слушать что? Треск поленьев?

– Он просыпается, разве ты не чувствуешь?

Мэлин прикрыл глаза и прислушался. Знакомый гул, распадающийся на отдельные голоса – жители поселка, дальше, кругом, лес, река, еще дальше горы. Звери, птицы, рыбы и горстка людей, затерянная в многоголосье дикой жизни. Ничего нового. Но Ларион настойчиво повторил:

– Смотри! – И Мэлин продолжил вглядываться, один за другим отсекая знакомые образы, пока не оказался перед "этим" лицом к лицу.

"Это" было пугающе странным, не похожим ни на что виденное раньше. Живое, и вместе с тем, мертвое, более того, никогда не бывшее по-настоящему живым. Оно молчало, хотя могло говорить, смотрело, хотя не имело глаз, чтобы видеть, и Мэлину стоило большого труда не поддаться исконному страху чуждого, что живет в самой глубине человеческого естества. Он вгляделся еще внимательнее, и настолько позабыл об осторожности, что не сразу заметил, что на него смотрят в ответ. И на место страха пришло странное чувство узнавания – не таким уж чужим оказалось это "нечто", пожалуй, магистр Ир нашел бы в нем что-то знакомое. Мэлин рассмеялся негромко и вынырнул обратно в реальность, заметив напоследок всплеск любопытства. Загадочное не пойми что интересовалось наблюдателями не меньше, чем наблюдатели им.

Ларион устало спросил:

– Ты видел?

– Да. Но что это? Вернее, кто? Или все же что? Забавное нечто, не поймешь, то ли живое, то ли мертвое.

– Тебе смешно? – В голосе полуэльфа отвращение смешивалось с недоумением.

– Мне – интересно. А тебе разве нет?

– Оно неправильное, в корне, в самом своем существовании. Ты смотришь, но не видишь!

– Я просто смотрю с разных сторон, ты раньше тоже так мог, – вздохнул Мэлин. Спорить было бессмысленно, мальчик свой выбор сделал, – но какие все-таки интересные зверюшки обитают в здешних лесах, кто бы мог подумать! Сходить, что ли, на охоту?

Их разговор оборвала Далара:

– Это не зверь. Это Хранитель.

– Кто?

– Одним словом не объяснить, но если выбирать одно, то оно будет самым верным. Он сохраняет знания, память, вероятности, ответы на вопросы, и вопросы без ответов, – и впервые за последние месяцы Мэлин с удивлением заметил в ее взгляде проблеск надежды.

– Я должна поговорить с ним. Ты сможешь найти дорогу?

– Э… должно быть, смогу, но зачем так спешить?

– Она права. У нас мало времени, – подскочил Ларион, – он приближается.

Мэлин окончательно запутался в местоимениях и перестал понимать, кто просыпается, кто приближается, кто кого и от чего хранит, но отпускать своих сумасшедших эльфов в лес одних не собирался. К тому же, любопытство – обоюдоострый меч, ему захотелось познакомиться с существом, способным вернуть Даларе надежду. Мэлину это не удалось. Зато удалось убедить Лариона, что на ночь глядя в лес идти не стоит, особенно когда толком не знаешь, куда именно тебе надо попасть, а лучше подождать утра. Однако утром они вышли еще засветло, и не видели, как спустя два часа после рассвета в бухту вошел корабль под штандартом герцога Квэ-Эро.

***

Выслушав рассказ Корвина, Салин покачал головой:

– Общее собрание созвать можно, только зачем зря время тратить? Я вам, ваше сиятельство, и так за всех скажу. Не для того мы сюда перебрались, не для того построили дома и нарожали детей, чтобы все Ареду под хвост кинуть, если этот ваш король и впрямь Проклятый.

– Да нет у него хвоста! – тоскливо отозвался герцог.

Хвоста у короля и в самом деле не было, как, впрочем, рогов, копыт и прочих непременных атрибутов Восставшего в Мощи, а еще у него не было терпения. Он спешил, торопился настолько, что запретил сперва остановку на Лунных островах, но Корвин, собравшись, заставил себя посмотреть в безжизненные глаза и объяснил, что без пресной воды до новых земель они не доплывут.

За время пути он так и не понял, с кем имеет дело. В то, что этот высокий бледный полуэльф и есть Аред – не верилось; не так представлял он себе вселенское зло. Хвост и рога, это, верно, сказки детей пугать, но где могучая темная фигура, глаза, пылающие огнем, черные перепончатые крылья, величественное, вопреки уродству, а вернее, благодаря нему, лицо? Таким рисовали Ареда старые художники, до того, как Саломэ Святая запретила изображения Проклятого.

Полуэльф же казался не до конца ожившей статуей, холодной, бесстрастной, настолько потусторонней, что это пугало сильнее молний и проклятий. Подобное зло не укладывалось в голове, но достаточно было один раз заглянуть в эти глаза, чтобы больше не сомневаться – Арлану нет места среди живых. Но Салин не видел короля – тот потребовал, чтобы Корвин высадил его не заходя в поселок, в другой бухте, вечером, и сразу же исчез в лесу. Корвин простоял ночь на якоре, а с первыми же лучами солнца отправился за Тэйрин, радуясь, что избавился от проклятого груза:

– Не в хвосте дело! А в том, что маг он там, эльф или бог, все одно – нежить! И ничего ему среди людей делать. Я потому и согласился его сюда привезти, что назад не повезу. И у вас второго шанса не будет, эти земли отныне запретные.

Салин почесал макушку: вон оно как… без грузов с большой земли тяжеловато придется, первое время особенно. Да и половина парней в деревне еще неженаты, невест ждали весной, а теперь когда еще им жены подрастут… Но бежать? Снова лишиться дома из-за эльфов?! И он огрызнулся сердито:

– Нет уж, ваше сиятельство! Чтобы мы из-за какого-то эльфийского сына свои дома бросили да бежали? Не много ли ему чести? Вы эту землю сами нам подарили, взамен той, что эльфы сгубили, здесь мы и останемся. А если ваш куцехвостый сюда пожалует, найдем, чем встретить! – В глазах юноши взлетели отблески давнего пламени, пожравшего его родную деревню, и он уже спокойней добавил, – повстречался мне как-то один человек мудрый, сказал, что во имя умерших не убивать надо, а жить. Вот мы и живем, детей растим, землю пашем. У наших сыновей и дочерей их имена. Сбежать сейчас – все равно что на их могилы плюнуть!

Корвин понимал:

– Ну что ж. Ждать я не могу, мы и так попадем в самую непогоду. У вас есть время до вечера. Если кто решит – возьму на борт.

– А герцогиня как же? – Салин все собирался спросить повежливее, но слов не подобрал, и брякнул прямо в лоб: