Текст книги "Стрела на излете (СИ)"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Глава седьмая

Далара снова оказалась права – сила возвращалась к Мэлину. Медленно, раздражающе медленно, по капле, но с каждым днем он ощущал мир все ярче и ярче. Никогда еще небо не казалось ему настолько высоким, вода – такой холодной, трава столь мягкой, а ветер – свежим. И никогда раньше он не ценил так способность ходить и дышать, слышать и видеть, понимать и знать. Молодой маг и раньше стоял на самой грани смерти, да что там – за гранью, но тогда, вернувшись, он учился жить, склеивал себя по кусочкам, искал смысл и цель в пустом существовании. Теперь же, вдыхая прогретый солнцем, пронизанный цветочным ароматом воздух, Мэлин с каждым вздохом чувствовал себя частью этого затаившего в ожидании грозы мира, и понимал, насколько ему повезло: невероятно, вопреки всем шансам и здравому смыслу, он все еще жив, и остался магом.

Нужно было снова умереть, чтобы научиться, наконец, радоваться жизни. Больше он не будет таким глупцом! Весна сменилась летом, как и ожидалось, знойным: трава пожелтела и ощетинилась сухими колючками, клумбы облысели, а маленький пруд, последнее убежище лягушек со всей округи, пересох и растрескался глиняными черепками. Обычно в такую жару они поливали небольшой сад вокруг храма дважды в день, а самые нежные растения заботливо прикрывали от солнечных лучей натянутой на шесты тканью. Но этим летом всем было не до того.

Мэлин слишком погрузился в смакование подлинной сути вещей – для его внутреннего взора пожухшая трава оставалась столь же свежей, как и первые бархатные ростки, пробившиеся сквозь землю ранней весной – он почти не пользовался обычным зрением. Далара редко выходила из дома, ее что-то тревожило, на лбу эльфийки пролегла упрямая морщина, и слова с трудом размыкали сжатые в линию губы. Она предпочитала молчать и целыми днями просиживала над столом, заваленным бумагами. Покрывала листы мелкими значками, разрывала их в клочья в приступе немого отчаянья, и начинала все сначала. Мэлин как-то подобрал такой разодранный лист, но ничего не понял – среди знаков иногда попадались знакомые буквы и цифры, но смысла в этой писанине было не больше, чем в птичьих следах на песке.

К разговору об Ареде они больше не возвращались, да и вообще почти не разговаривали, стараясь избегать друг друга, что было нелегко сделать в крошечном домике. Мэлин большую часть времени проводил снаружи, несмотря на жару, иногда, в самое пекло, прятался в храме, а по вечерам сразу же уходил к себе, не дожидаясь, пока прогорят дрова в очаге. Между Даларой и ее невольным творением поселилась немая неловкость, и никто из них не решался заговорить первым, чтобы разбить пока еще тонкий, но обжигающий кожу незримый лед.

И только Ларион, болезненно чуткий к чужому страданию, даже если это всего лишь боль травы, высыхающей под солнцем, поливал лужайку возле задней двери, но на весь сад его сил не хватало, а о помощи мальчик не просил, видя, что взрослые заняты. Пока Мэлин выздоравливал, Ларион все время был рядом, но чем лучше чувствовал себя его наставник, тем чаще он оставлял дядю в одиночестве, а молодой маг, слишком занятый возвращением к жизни, и не замечал, как мальчик медленно незаметно отходит в сторону.

Маленький полуэльф остался один на один со своим страхом: молчание, сковавшее взрослых, захватило и его душу. Впрочем, даже пожелай Ларион поделиться с матерью или дядей беспокойством, он не смог бы объяснить, что же его тревожит. Порой ему казалось, что страх, противно холодящий спину, вовсе не его, что это мир замер, в ожидании неизбежного ужаса, а он просто не может отгородиться от окружившего их напряжения.

Сны, спутанные, смятые, полные ярких вспышек и черных пятен, тихие, едва слышные голоса, гулкое эхо в горах, одиночество, острой болью пронзающее подреберье. Утром он просыпался более усталым, чем ложился спать с вечера. Но тонкая невидимая нить удерживала от полного отчаянья – там, во сне, сквозь ужас и тревогу, он чувствовал чью-то теплую легкую руку на своем плече. И разделенный надвое, страх уже не казался столь невыносимым.

Но днем ощущение скорой беды возвращалось, и как ни хотелось порой уткнуться маме в плечо, он не смел даже подойти слишком близко, будто между ним и матерью возвели невидимую стену, и пойти против воли неведомого зодчего казалось столь же немыслимым, как взлететь или шагнуть в огонь.

***

Далара нашла Мэлина в саду – он упражнялся, подкидывал вверх шишки, и не давал им упасть, заставлял кружиться вокруг куста можжевельника. В хороводе послушно вертелось уже штук двадцать шишек, а он все добавлял новые. Эльфийка прислонилась к дереву, и наблюдала, молча, а затем, развернувшись, так и не сказав ни слова, направилась к дому. Мэлин, казалось, и не заметил Далару, но хоровод рассыпался, и шишки, выстроившись строгим прямоугольником перегородили ей дорогу:

– Если ты хочешь мне что-нибудь сказать, то говори, а не убегай снова. Сколько можно прятаться?

– Я не хочу, – но голос звучал жалобно.

– Значит, хотела, – Мэлин подошел к ней вплотную и положил руки на плечи. Наклонился, заглянул в глаза – веки были красные, воспаленные. Далара или слишком мало спала, или совсем недавно плакала, – рассказывай, что на этот раз нарушило твои далеко идущие планы, Плетельщица? – Он провел кончиком пальца по ее щеке – так и есть, влажная.

Далара не пыталась высвободиться. Она заговорила, тихо, мертвым, пустым голосом:

– Ирэдил собирает силы для удара.

– А нам-то что? Мы ведь решили не так давно, что это не наша война, помнишь?

– Они срубили все деревья. Леса больше нет.

– Туда ему и дорога, неприятное было местечко. Хорошо бы, чтоб еще и ваш Филест пошел прахом, но нельзя ведь рассчитывать на слишком многое за один раз.

– Старейшие призвали всех живущих ныне эльфов второго поколения в Филест. Исполнить свой долг перед Творцом. Он выпивает их, до дна! Словно упырь-кровосос!

– Славный у тебя народ, Далара! Чем больше узнаю про эльфов, тем чаще думаю, что приход Ареда и впрямь станет благом для нашего мира. Но ты, к счастью, не второе поколение, а пятое, а так далеко аппетит его величества не заходит.

– Аланта, – выдохнула Далара, и на Мэлина обрушилось видение.

Яркая, четкая картина: молодой эльф в запыленном плаще спрыгивает с лошади. Вышитый золотой нитью солнечный герб сверкает в солнечных лучах. Высокая эльфийка с волосами цвета морского заката принимает из его рук свиток. Ломает печать одним движением сильных пальцев, читает и усмехается в лицо посланнику: "Аланта Пылающая Роза уже исполнила свой долг перед Творцом, так и передай Старейшим. Много лет назад их безумие погубило Дом Луны, а теперь они решили завершить начатое. Отправляйся назад, мальчик, и радуйся, что ты так молод".

Молодой эльф вскидывает вверх руку, вспыхивает алым пламенем камень, зажатый в пальцах, сияющим ореолом разбегаются лучи, заливая прозрачным пламенем белые камни недавно отстроенных стен мраморной виллы. Женщина раскрывает рот в немом крике, но звук вязнет в колыхающемся мареве, пытается поднять руку, защититься, но пламя охватывает ее со всех сторон, лепестки-языки смыкаются над головой в прозрачный упругий кокон, и она застывает на середине движения. Кокон вспыхивает в яростной вспышке, ослепляет, и видение рассыпается алыми искрами.

Мэлин зажмурился, потом медленно открыл глаза – видение оказалось слишком реальным, перед глазами мелькали черные пятна. Он вздохнул:

– Мне жаль, что так получилось. Твоя прабабка была достойной женщиной, хоть и эльфийкой, – и хмыкнул сдавленно, понимая, что от уточнения следовало бы воздержаться, – но ты не смогла бы ей помочь.

Далара молчала, глядя в небо поверх его головы, и Мэлин вдруг понял:

– Погоди-ка, ты хотела, чтобы я отомстил королю за твою прародительницу, но в последний момент вспомнила, чем закончилось наше предыдущее свидание, и не рискнула?

– Аланта еще жива. Камень – связывающий талисман, посланник не может сам взять силу, это должен сделать Клинок. Они должны сначала довезти ее до Филеста.

– А в Кавдне война, не так-то просто перебраться через границу с чучелом эльфийки на руках. Можно сыграть на опережение.

– Нельзя, – Далара опустилась на край скамейки, – Ирэдил убьет тебя. И я останусь одна.

Мэлин из вежливости не стал напоминать, что у Далары, вообще-то, есть еще сын. Он и сам чувствовал порой что-то чуждое, спрятанное в добром, ласковом мальчике, и не сомневался, что эльфийка, в силу своего искажения, ощущает это неуловимое нечто гораздо острее, и вся ее любовь к сыну не помогает прорваться сквозь невидимую стену. То, что до поры спит в маленьком полуэльфе – сильнее даже материнской любви. В конце концов, мальчишка – сын своего отца, а каждый Аэллин безумен по-своему, и даже Плетельщица не в силах разобраться во всех тонкостях этого безумия, хоть и сама породила его на свет.

Юноша махнул рукой:

– Я тебе уже говорил, что так легко от тебя не отстану. Я так или иначе собирался разделаться с вашим королем, но не хотел даже на время лишиться твоего общества, Плетельщица. А теперь надо торопиться – а не то братцы поубивают друг друга без моего участия. Вот так всегда – стоит расслабиться и задуматься о вечном, как само понятие вечности рассыпается на глазах. Кто бы мог подумать, что эльфы сами, своими собственными руками уничтожат свой драгоценный лес?! Империя захватит Ландию и начнет войну с Кавдном, король Элиан окажется Тварью, а ты признаешься, наконец, что любишь меня.

– Я не… – но он не дал эльфийке договорить. Наклонился, взял ее лицо в ладони и закрыл рот поцелуем. Когда он отпустил ее, Далара молчала, долго, прижав пальцы к губам, потом тихо, но твердо сказала:

– Я не отпущу тебя.

– Ты не удержишь меня.

– Ты все еще болен.

– А твоя прабабка все еще жива.

Они молчали, глядя друг на друга, понимая – то, что произошло сейчас между ними, не зависит ни от королей, ни от пророчеств. И о том, как много времени они потеряли зря, и как хорошо, когда можно молчать вместе, не нуждаясь в словах. И Далара знала, что он уйдет, а Мэлин верил, что вернется. Он всегда возвращался, даже когда его некому было ждать.

***

Зачарованный Лес исчез. Мэлин и сам не знал, что он ожидал увидеть – ну не пеньки же, торчащие из зеленого мха, в самом деле! Он представлял себе, как расчищают лесную делянку под земледелие – рубят деревья, выкорчевывают пни, ровняют землю плугом, а в старые времена поступали и того проще – сжигали все, что осталось после рубки. Но во времена Квинги Второй, за суровый нрав прозванной Железной, выжигать делянки запретили, после того, как пожар уничтожил королевский лес неподалеку от Сурема, любимое место охоты наместницы.

Однако чешуйчатые дубы и алмазные ели пропали бесследно, словно никогда и не было леса вокруг запретной для смертных эльфийской столицы. Раньше город прятался в самой глубине чащи, скрытый от любопытных глаз, теперь же белые стены Филеста можно было увидеть издали. Город стоял посреди серой пустоши – на мили вокруг оголенная высохшая земля, вместе с деревьями канули в небытие ключи с ледяной водой и изумрудный упругий мох, усыпанный белыми хрупкими звездочками. Мелкая серая пыль клубилась вокруг копыт, конь увязал в ней, как в снегу, медленно продвигаясь вперед, к застывшему в недобром молчании городу.

Вместе с лесом ушли и стражи. Им больше нечего было охранять, да и не от кого. Крестьяне в ужасе бросили свои дома и поля, лишь бы убраться подальше от проклятого места. В чем суть проклятья никто не знал, но не сомневались, что случилось что-то страшное. В одной из отдаленных деревень Мэлину удалось разговорить беженца из приграничья – по словам мужика, лес исчез за одну ночь. Вот вечером спать пошли, все как обычно было, пораньше улеглись, чтоб с первыми петухами на покос ехать, но еще заснуть не успели, как громыхнуло.

Испугались сперва, что гроза, промокнет все, жди потом, пока высохнет, но с улицы уже кричали: "Лес, лес горит!", – не веря своим глазам – все ведь знают, что зачарованным деревьям не страшен пожар, на то они и волшебные! Но пламя, пожиравшее деревья, не было честным огнем, пусть страшным, вырвавшимся на волю, но все же привычным и знакомым злом. Вязкое, зеленовато-лиловое марево охватывало стройные стволы с мерзким чавкающим звуком, сквозь который прорывался не то стон, не то крик, и проплывало дальше, а дерево распадалось горстью серого праха. А вдали, за Лесом, полыхал в небе алый пламенный столб, узкий, словно огненный клинок, проткнувший небо.

Дожидаться, чем все закончится, не стали. Быстренько собрали детей, запрягли телеги, и не оглядываясь кинулись прочь. Осели кто где – по родне и дальним соседям. Самые смелые потом вернулись, привезти что в спешке забыли, рассказывали, что пожар, если эту мерзость можно так назвать, дальше границы леса не пошел, будто круг ему очертили, лежит внутри круга серая пыль, вроде и мелкая, а ветер ее поднять не может, только волну гонит, как по озерной воде.

Но то смелые, сам он домой не торопится, кто его знает, что дальше будет. Недаром ведь оттуда даже солдаты ушли! Те самые, что от порубок охраняли. Их наместница как поставила, так они остались, хотя после возвращения короля дурных не находилось на эльфийские деревья покушаться. Он уж лучше у свата в примаках походит, на хлебе и воде, но цел останется. И вам, господин хороший, близко туда подходить не советует, если жизнь дорога.

Мэлин в глубине души и рад был последовать мудрому совету, но не мог так просто отступить и, проведя ночь в переполненной деревенской харчевне, отправился в путь. Пробираясь сквозь пыль, он недовольно хмурился, еще больше сожалея, что уродился на свет магом и Аэллином, а не простым крестьянином. Отсюда хотелось бежать как можно скорее, не оглядываясь. Обычному взору представлялось серое море пыли, волнами убегающее к далеким стенам Филеста. Но открытое второму зрению пугало до противного железного привкуса в пересохшем горле – место Зачарованного Леса заняло совершенное Ничто. Вокруг эльфийского города не осталось ни капли силы. Все, что Семеро вложили в ткань мирозданья, ушло, оставив после себя совершенную Пустоту.

Мэлин не понимал, как подобное вообще возможно – мир всегда был переполнен силой, если не Семеро, то Восьмой, а когда не он, так глубинная, изначальная мощь Творца, редко встречавшаяся в первозданном виде, но столь же доступная для истинного мага, как и любой другой источник. Здесь же не осталось ничего, и эта пустота причиняла почти физическую боль своей неправильностью. Ирэдил высосал все, до чего дотянулся, и Мэлин начал бояться, что невольно обманул Далару – вернуться из Филеста будет не так легко, как он старался ее уверить.

Он тряхнул головой и сжал коленями лошадиные бока, прибавляя ходу. Что там рассказывала Плетельщица? Клинков раньше было трое – по одному на каждый Дом. А остался один. Настала пора и для Солнечного вернуться к Творцу, следом за Звездным и Лунным. Мэлин рассмеялся – осталось убедить в этом Ирэдила. Жаль только, у него не останется времени на разговоры. Насколько он помнил эльфийского короля, тот не станет тратить слова на нахального смертного, встретит чем-нибудь покрепче.

Стены Филеста вырастали по мере продвижения вперед, заполняя собой окоем. Он подъехал вплотную, остановился: камень выглядел странно, не так, как во время его первого визита в Филест, с магистром Иром. Не то, чтобы юноша тогда присматривался тогда к кладке, но он помнил сиятельную холодную белизну мраморных стен. Теперь же от камней несло жаром, а под белоснежной поверхностью вздулись синие вены-прожилки. Мэлин осторожно прикоснулся к стене, готовясь сразу же одернуть ладонь, но на ощупь мрамор оказался теплым и как будто живым. Он чувствовал кожей спрятанный в глубине пульс, словно внутри камня по мраморным венам и в самом деле текла кровь. Мэлин присмотрелся, но как ни разглядывал, не сумел найти места стыка мраморных плит. Казалось, что стены Филеста выросли из земли единым литым монолитом. Но он мог поклясться, что в прошлый раз швы были! Он тогда еще удивлялся, как безупречно эльфийские строители подогнали блоки – и волос не пройдет.

Кроме стыков не хватало еще одной немаловажной детали – ворот. Он объехал вокруг стен, тщательно всматриваясь в пульсирующую белизну камня, но не обнаружил ничего похожего на вход. Перебраться через совершенно гладкую стену без магии невозможно, а свой запас Мэлин хотел сберечь для битвы – если внутри Филеста так же пусто, как и вокруг, пополнить силы будет неоткуда. Он снова приложил ладонь к стене, стараясь нащупать заклинания – ведь не сами же собой исчезли ворота! Если их замуровали – должен был остаться контур, а без следа, можно только зачаровать. Но то ли он не знал, как искать, то ли эльфийские маги превзошли в мастерстве самоучку – Мэлин отступил на шаг, признавая поражение. Придется пробиваться, он теряет преимущество внезапности, впрочем, король все равно бы заметил чужака в своей священной вотчине.

Молодой маг достал кинжал из ножен, и не задумываясь полоснул по ладони, от острой боли перехватило дыхание. Для Дейкар, да и не только для них, магия крови всегда оставалась последним резервом. Когда исчерпаны все остальные средства, до капли выпиты талисманы, сломаны волшебные мечи, только тогда маг использует свою кровь, понимая, что с каждой каплей из него вытекает собственная жизнь. Чаще всего расплатой за волшебство на своей крови становилась смерть. Но и чужая кровь обходилась недешево, каждый обряд отнимал годы у заклинателя. Но Мэлин предпочел открыть ворота кровью, чем тратить на это драгоценную силу. Порез он тут же зарастит, крови в нем еще останется предостаточно, если придется прибегнуть к последнему средству и запачкать безупречную чистоту мраморных полов в королевском дворце запретной магией. А вот силы хватит только на один удар, растрать хоть каплю преждевременно – и она окажется роковой.

Окровавленные пальцы легли на мрамор, он выбрал точку, куда направить удар, но этого не понадобилось. Под ладонью зародилось золотое сияние, камень таял от прикосновения, золотой ореол ширился, разбегаясь все дальше, проплавляя в стене отверстие. Теперь он ясно видел сеть заклятья, синие прожилки-вены впитали в себя его кровь, мягкий, бархатный голос прошелестел в голове: "Входи, сын солнечной и лунной крови". Он не стал дожидаться повторного приглашения, и вошел внутрь запретного города. Отверстие за его спиной тут же сомкнулось, не оставив следа.

Мэлин рассмеялся тихонько: проклятая кровь, а вот и пригодилась! Ни один эльф не признает смертного за сородича из-за нескольких капель бессмертной крови, текущей в его жилах, они и полуэльфов считают позором! Но для городских стен и этих капель оказалось достаточно. Солнечная кровь – от Далары, о чем не хотелось лишний раз думать, лунная – а кто его знает, сколько поколений назад предок-пират взял в жены хрупкую девушку с Лунных Островов. Должно быть, еще до того, как Эльотоно стали герцогами Квэ-Эро и перестали плавать так далеко, прилепившись к безопасным берегам империи.

Как и в прошлый раз, столица казалась необитаемой, и обостренные чувства подтверждали, что так оно и есть – мертвы не только улицы, но и строгие величественные дома с высокими портиками, нет никого в тени просторных колоннад, очерчивающих квадратные площади, ни на скамьях вокруг беззвучно вскидывающих в небо хрустальные струи фонтанов. Жители либо покинули замкнувшийся Филест, или же… разделили судьбу Зачарованного Леса. Единственное, что еще оставалось в городе живого, находилось в центре, в королевском дворце, что возвышался на беломраморном холме в самом центре города.

Он медленно поднимался по ступеням, ведущим к главной арке – входу в тронный зал. По обеим сторонам лестницы стояли скульптуры – прекрасные эльфы и эльфийки с одинаковыми, надменно-бесстрастными лицами. Но на некоторых ступенях скульптур не было, пустые пьедесталы нарушали строгую гармонию. Мэлин усмехнулся – должно быть, это только для чужака каменные болваны высечены на одно и то же лицо. Местные знали, кто есть кто, и убрали с глаз долой памятники провинившимся лунным собратьям. Пустовала примерно треть постаментов.

Он остановился на минуту у входа, полюбоваться на распахнутые створки золотых ворот – кружевной узор притягивал взгляд, но если смотреть слишком долго, начинала кружиться голова. Мэлин шагнул вперед и оказался в том самом зале, где вечность назад магистр Ир разговаривал с заклятыми союзниками. Тогда он впервые услышал имя Далары и решил во чтобы-то ни стало отыскать загадочную Плетельщицу, прогневавшую Старейших до такой степени, что даже солнечная кровь больше не охраняла ее. Тогда принадлежность к роду солнечного короля могла еще служить защитой, а теперь превратилась в лакомое блюдо для его величества.

Троны Старейший пустовали, перед ними четко видны были контуры двух перекрещенных треугольников, словно линии выжгли в мраморе. Никакой силы там не ощущалось, но Мэлин представлял, что там происходило не так давно. Жертву приводили, ставили в центр, маги занимали места на лучах звезды, замыкали цепь и высасывали из несчастного жизнь. Ирэдилу не нужно было пачкать руки, ему все подносили на блюде. Но что случилось с самими Старейшими? Глубокий, рокочущий, словно грохот водопада, голос ответил на незаданный вопрос:

– Праотцы исполнили свой долг, смертный, передав мне силу, и ушли к Творцу, соединившись в Его Чертогах со своими братьями и сестрами.

"Аланта" – подумал Мэлин, и снова невидимый король прочитал его мысли, проникнув за поднятые щиты:

– Предательница сохранила свою телесную жизнь, но утратила место у престола Творца. Мне жаль мою сестру, но город уже закрыт, и я не могу исправить ее ошибку. Ты – другое дело. Далара исказила солнечную кровь, создав твой род. Жаль, что ты не увидишь падения Твари, которой служишь, смертный, но я предпочту уничтожить тебя сейчас, перед боем. Потеря ослабит твоего хозяина.

Мэлин оглянулся, пытаясь понять, откуда доносится голос, показалось, что сверху:

– Твой город так не считает. Филест впустил меня. Я служу исключительно самому себе, но Тварь видел, и могу тебя заверить – если ты перед сражением с младшим братцем будешь долго болтать, он тебя живьем съест, вместе со всеми праотцами и праматерями. Хочешь меня уничтожить, так спускайся сюда. Или боишься испачкать пол мой нечистой кровью?

Ирэдил не спустился. Он возник посреди зала, прямо перед озирающимся по Мэлином, соткавшись из золотого тумана. Маг отступил, прикрывая глаза ладонью – эльфийский король оправдывал свое солнечное прозвище. От него исходило сияние, затмевающее черты лица. Мэлин смог разглядеть только абрис высокой фигуры, да горящие сквозь сверкающую завесу глаза, утратившие всякое сходство с человеческими – как будто два раскаленных угля выхватили из горна. Мэлин отступил на шаг:

– Из тебя получился неплохой светильник, – но за злословием он пытался спрятать страх. Эльф, вернее, то существо, в которое он превратился, был переполнен силой, чистой, смертоносной. Если и было слабое место в этой сверкающей броне, Мэлин его не находил. Зато мог теперь здраво оценить свои шансы – о нападении не может идти и речи, он впустую потратит то немногое, что у него есть. А щит выдержит один удар, и то, если повезет. Нужно найти источник, иначе он обречен.

Несмотря на преображение, в короле оставалось еще слишком много от прежнего Ирэдила, гордого главы солнечного Дома:

– Ты смеешь заявлять право на солнечную кровь, смертный? Ты, ублюдочный плод искажения и предательства? Ты не заслуживаешь милосердия, быстрая смерть награда для раскаявшихся. А твою наглость я покараю так, что судьба твоя станет уроком на тысячи лет вперед!

Мэлину ничего не оставалось, кроме как рассмеяться вызывающе:

– И где же летописец, который расскажет потомкам о твоем великом деянии? Где художник, что запечатлеет казнь на своем полотне? Кто воспоет твое величие и опишет мое ничтожество? Я никого не вижу. Может быть, они заняты, или спят, или ушли прогуляться по Зачарованному Лесу? Давай позовем их, пусть восславят победителя! Ах да! Как я мог забыть! Они не придут. Ты их сожрал, король. Всех. Твой город пуст, твой народ мертв. Ты сделал за Тварь половину работы. Теперь он прикончит тебя, и спокойно приведет в мир Ареда. Некому будет искоренять Скверну. Ты сам уничтожил всех стражей!

Говоря, Мэлин судорожно обыскивал внутренним взором дворец, город, окрестности, он раскидывал щупальца заклятья так далеко, как мог дотянуться, но его разведчиков встречала одна лишь пустота. Он сумел вытянуть немного из заклятья, встроенного в стены Филеста, но Ирэдил, ощутив чужое колдовство, обрубил эту тонкую нить. Он приближался, Мэлин отступал, спасаясь от нарастающего жара, и только оказавшись в центре звезды, понял, что попался, но было уже поздно. Вспыхнул контур, Ирэдил остановился, медленно поднял руку, на Мэлина обрушилась лавина огня, обжигая, причиняя почти невыносимую боль, но все же недостаточно невыносимую, для того, чтобы умереть. Голос Ирэдила проник за стену огня и боли. Заполнив собой все пространство:

– Ты будешь умирать медленно, прислужник Твари, мечтая о смерти, как о величайшей награде! Ты заплатишь за каждое дерзкое слово! За каждую минуту, что ты жил на этом свете, позоря замысел Творца и Солнечный Дом! – И на молодого мага обрушилась вторая волна огненной боли.

Он переоценил свои щиты – их не хватило, чтобы сдержать даже первую атаку. Второй, третий, четвертый – удары шли один за другим, волна за волною, он с трудом успевал втянуть раскаленный воздух между приступами. Ирэдил ошибся – Мэлин не мечтал о смерти, он вообще ни о чем не мечтал, ни о чем не думал, ничего не помнил. Сил хватало только на дыхание, все остальное утонуло в боли. И в тот самый миг, когда он силился разлепить губы для следующего вдоха, все стихло. Боль ушла, но он не мог пошевелиться, оторвать голову от пола, только дышал тяжело и часто, чувствуя каждую косточку в своем теле.

Эльф стоял на верхнем луче звезды, Золотое сияние вокруг него сверкало еще ярче. "Паук высосал еще одну муху", – вяло подумал Мэлин, по-прежнему ничего не чувствуя. Ни гнева, ни страха, ни ненависти. Разве что разочарование, едва-едва пробивающееся сквозь усталость и безразличие – до чего же глупо все получилось. Далара была права. Далара… он обещал вернуться. Обещал. Вернуться. Но его сейчас убьют. Сиятельный король. Раздавит мошку и пойдет дальше вершить судьбу мира. Он даже не узнает, чем все закончилось. Кто окажется прав, он или Плетельщица. Он обещал вернуться.

Голос Ирэдила заглушил вяло текущие мысли:

– Благодари Творца, что я должен спешить, – эльф протянул к Мэлину руку, охваченную сияющим ореолом. Золотой туман стекал с его пальцев, расплывался облаком и медленно сгущался вокруг распростертого на мраморе мага. И чем гуще становился туман, тем меньше жизни оставалось в Мэлине. Боли не было, только нарастала тошнотворная липкая слабость. Какая честь для "ублюдочного искажения" – он разделит судьбу эльфов, сожранных своим повелителем во имя великой цели! Но он же обещал вернуться!

Мэлин заставил себя вглядеться в туман – тысячи тонких нитей вонзались в его тело, пульсировали при каждом ударе сердца, передавая жизненную силу своему хозяину. Сила – ему нужна сила, любая! Он истинный маг, ему все равно из какого источника пить! Но этом проклятом городе нет силы! Все досталось королю. Королю? Мысль с трудом просачивалась сквозь нарастающую слабость. Как же это оказывается трудно – думать! Вся сила у Ирэдила. Он поглотил все: Лес, Старейших, своих подданных, а сейчас высосет и Мэлина. Но это значит… и побелевшие губы растянула победная улыбка.

Источник. Истинному магу все равно, какая вода утолит его жажду. Король забыл, а может, и не знал, как именно Плетельщица исказила солнечную кровь. Тысячи нитей связывали его с Ирэдилом. Он потянулся, с жадностью припадая к Силе. Эльф вздрогнул и попытался оборвать их связь, но нитей было слишком много, а Мэлин пил так быстро, что король не успевал закрыться. Палач превратился в жертву. Золотое марево тускнело и растворялось на глазах. Эльф пошатнулся, потом упал на колени, опустился на пол, а Мэлин продолжал тянуть из него силу, хотя давно уже восполнил свои потери. Избыток он преобразовывал в чуждую Филесту силу Ареда и скидывал прочь, с наслаждением улавливая стон боли, издаваемый стенами. Город разделял агонию своего короля.

Все закончилось быстро – ему казалось, что прошла целая вечность, но на самом деле хватило нескольких минут, чтобы обратить в нечто Солнечный Клинок. Филест ненадолго пережил Ирэдила – стены рушились беззвучно, по мрамору прошла зыбкая волна, и незыблемые стены рассыпались грудами серой пыли, сливаясь с тем, что осталось от Зачарованного Леса. Мэлин, не шевелясь, стоял в центре тронного зала, а вокруг него осыпались мраморные колонны и падали прахом своды. По колено в пыли он наблюдал, как восстанавливается миропорядок. Пустота заполнялась Силой, дыра стягивалась. Он медленно побрел прочь, нужно было найти лошадь и выполнить обещание.

Ах да, теперь мир без сомнения достанется Ареду, бороться с Тварью некому. Ну и Аред с ним, с этим миром. Мэлину уже было все равно.