Текст книги "Стрела на излете (СИ)"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Наместница, уединившаяся после рождения сына, вернулась в свет и более того – проявила интерес к деяниям своего супруга. Занималась она, по большей части, благотворительностью, как и должно королеве, но старые придворные, помнившие еще Энриссу, находили в последней наместнице империи все больше и больше сходства с предшественницей.

Саломэ сумела убедить короля ввести экзамены для целителей, организовала сбор средств для помощи разорившимся мастерам Сурема, причем заставила пожертвовать на это деньги их удачливых соперников. Новоявленные богачи были готовы заплатить сколько угодно, за доступ ко двору. Их дочери и сестры стали фрейлинами, а личная казна ее величества наполнилась полновесными золотыми с чеканным профилем короля Элиана.

Королева блистала на балах, в неизменно белых одеждах, увенчанная драгоценной короной золотых волос. Царственных супругов все чаще видели вместе, говорили даже, что король вернулся на ложе жены, с небольшой помощью белых ведьм. Не смогла королева только одного – стать матерью своему единственному сыну. К принцу ее по-прежнему не допускали, кроме торжественных церемоний, да коротких визитов по утрам, в присутствии половины двора. У Элиана были свои планы для едва научившего ходить наследника.

Вскоре после триумфального возвращения Саломэ, король вызвал к себе Хранителя. Лерик шел по коридору, неимоверным усилием воли заставляя себя держаться прямо, но колени предательски дрожали. Он твердил себе, что готов ко всему, но страх угнездился намного глубже доводов разума, в самой сердцевине души, отчаянно кричавшей: "Жить! Жить! Мне еще рано умирать!"

Но король и не собирался карать своевольного юнца. Он приветливо улыбнулся согнувшемуся в поклоне Хранителю и позволил ему сесть. Лерик как никогда чувствовал себя мышью в мышеловке, а король сменил улыбку на серьезное, отческое выражение лица:

– Я призвал вас, Хранитель, чтобы поручить вам самое ценное достояние империи. Своего сына. Он несомненно, еще мал, но чем раньше начать обучение, тем лучше.

– Но, ваше величество, почему я?! – Лерик не понимал. Ведь король, несомненно, знает ему цену, так же, как и Чанг. Ненависть, даже трусливую, не скроешь. А уж после этой истории с "учеником", Элиан и вовсе должен быть в ярости, а он доверяет горе-хранителю воспитание своего единственного сына. Неужели он не понимает, что ребенок в таком возрасте все равно что воск в умелых руках скульптора – примет любую форму. Или же он настолько презирает Хранителя, что даже не боится?

Король пояснил:

– Я не хочу, чтобы моего сына учили седобородые старцы, закостеневшие в своей премудрости. Знание юности подвижно и изменчиво, пусть научится создавать новое, а сохранить старое он всегда успеет.

Лерик все равно не понимал – как будто нельзя найти среди служителей Аммерта молодого жреца. Его ведь до сих пор так и не признали, согласились, что новый Хранитель отмечен Аредом, но не посвятили в сан. Но спорить с королем не стал. Только торжествующе рассмеялся в глубине души – Элиан пустил хоря в курятник, пусть теперь не ждет свежих яиц к завтраку.

Аудиенция закончилась и Лерик отправился знакомиться с учеником и проводить первое занятие. Знать бы еще, чему, кроме "уа-уа" можно учить едва вставшего на ноги малыша, да какая разница, не всегда же принц будет младенцем. От осознания собственной власти слегка кружилась голова – пускай король всемогущ, а министр – всеведущ, будущее империи отныне в его руках.

10

Храм Эарнира напротив дворца графа Инваноса построили на удивление быстро – всего за пять месяцев. Люди собирались на строительство со всей провинции, а многие из соседних, жили в палатках, работали бесплатно, душу вкладывая. Граф собрался оплатить постройку из собственных средств, но тратиться почти что и не пришлось, со всей империи стекались пожертвования. Год назад храм святых мучеников Адана и Клэры освятили, и с тех пор в нем не переводились паломники.

О заступничестве просили чаще Адана – молодого жреца и при жизни считали святым, а на алтаре Клэры оставляли белые цветы, да приходили беременные женщины, молиться о благополучных родах. Никто уже и не помнил, что покойную графиню нельзя было назвать образцом материнства – молились искренне, от души. Верили, что женщина, родившая троих детей, не откажет в помощи.

Оценить всю иронию происходящего могла разве что вдовствующая графиня Глэдис – шлюха стала святой, покровительницей брака и материнства, а ее любовник – чудотворцем, но она удалилась в горную обитель Эарнира еще до того, как начали строить храм. Поначалу народ удивлялся – как это графиня новой невестке жить своим умом позволила, но когда молодой граф чудесным образом прозрел, решили, что это его матушка вымолила у бога жизни исцеление для единственного сына.

Если покойница Клэра заслужила народную любовь только после ужасной гибели на алтаре Ареда, то новую графиню полюбили сразу, хоть и женился на ней Эльвин слишком уж поспешно – сегодня траур закончился, а назавтра новую жену к алтарям повел. Но это нарушение приличий молодым быстро простили, уж больно по душе пришлась жителям Инваноса их новая леди.

Красавицей Рэйна не была, зато не брезговала простым людом и чтила местные обычаи, хоть и родилась в Суреме. Беднякам помогала от души, не просто кусок хлеба сунет или монету, а каждого выслушает, вникнет, найдет, как вызволить из беды. Графиня открыла две ремесленные школы – одну для мальчиков, вторую – для девочек, и наняла в три раза больше служанок, чем ей было нужно. Впрочем, девушки в замке не задерживались, быстро находили мужей, ведь по старому обычаю, о котором Клэра и думать забыла, хозяйка давала им хорошее приданое – корову, полотно и кухонную утварь.

Так что местные жители считали, что с возвращением короля, конечно, по всей империи благодать разлилась, но больше всего ее досталось Инваносу. И граф прозрел, и графиня – добрейшая душа, и даже свои святые заступники появились! Потому и новые указы короля восприняли настороженно – и так все хорошо, зачем что-то менять? Торговали купцы в своих гильдиях сотни лет, пусть и дальше торгуют. Негоже изменять делу предков. Если отец и дед землю пахали, то и внуку пахать богами предписано, если отец и дед торговали – то и внук пусть торгует. Так что закон – законом, а в Инваносе все шло по-старому. Каждый должен заниматься своим делом.

Граф, правда, пытался убедить мастеров поставить новые станки, даже обещал оплатить издержки первым, кто отважится, но никто не согласился. Поставишь станок, а работников куда девать? И что с товаром делать? Если из года в год продаешь сто штук сукна, то куда девать еще сто? Может, и найдешь покупателя, а если нет? Граф ведь все лишнее не скупит. Нет уж, они лучше по старинке, да и список запрещенных устройств жрецы составляют, а не король. Так что отмена отменой, а грехи потом замаливать интереса мало.

Потерпев поражение с мастерами, Эльвин решил убедить их собственным примером, и открыл свою мастерскую, выписав с островов станки. Но в самом Инваносе продавать ткань не стал, чтобы не сбивать цены. К чудачеству графа отнеслись снисходительно – пусть себе тешится, лишь бы был здоров, а время покажет, на чьей стороне правда.

***

Эльвин мог по праву считать себя счастливым человеком: к нему вернулось зрение, рядом была любимая женщина, король, рассмотрев повторное прошение, приказал провести прививки от черной потницы и одобрил дальнейшие опыты молодого графа. Будущее сверкало всеми красками, как цветы после дождя, и все же, он знал, что виновен.

В храме Эарнира ежедневно возносили хвалу богу исцеления, но Эльвин знал, кому обязан прозрением. И каждое утро в ужасе открывал глаза, страшась увидеть темноту. Далара предупредила его, что старинного снадобья не хватит надолго – слишком уж мало силы Проклятого осталось в мире. Проходили недели, месяцы – а он по-прежнему видел. И боялся теперь уже не столько ослепнуть снова, сколько сохранить зрение. Ведь если лекарство зависит от силы Ареда, это значит… Неудивительно, что у него под носом в жертву Ареду принесли его собственную жену!

Но был ли этот алтарь единственным? Быть может в этот самый миг чья-то кровь заливает черные камни, и благодаря этому он каждое утро встречает рассвет? Сомнения истерзали ему душу, и ни с кем, даже с Рэйной, он не мог поделиться этой мукой. Он боялся разрушить их хрупкое счастье, причинить ей боль. И если потом окажется, что он и в самом деле виновен, то неведенье послужит ей защитой. Эльвин писал Даларе, но не получил ответа, а потом узнал, что эльфийку обвинили в государственной измене, и за ее голову назначена награда.

Тогда он написал министру государственного спокойствия письмо, уверяя, что Далара невиновна, и он готов поручиться за нее перед любым судом. Ответ последовал незамедлительно, и прочитав письмо Чанга, Эльвин понял, что бессилен – никакого суда не будет, король лично решит судьбу Плетельщицы. Оставалось только надеяться, что эльфийку не найдут. Теперь он уже и не знал, такое ли несомненное благо возвращение короля.

***

Человека, стоявшего у окна в его кабинете, он узнал сразу, хотя видел его в последний раз много лет назад и не думал, что им доведется встретиться снова. Эльвин невольно вскинул руку, прикрывая лицо, хотя понимал, что от этого гостя нет защиты:

– Что тебе здесь нужно, Мэлин? – Братьев он не различал, но знал, что Ллин погиб в Квэ-Эро.

– Мне лично – ничего. Но у нас есть общая знакомая, и ей нужна твоя помощь. Если, конечно, ты не испугаешься, – в голосе звучала обидная насмешка. Мэлин помнил Эльвина с детства – оборка у маменькиной юбки, неженка, толком не знавший, с какой стороны у меча гарда. В те времена братьев мало волновали другие люди, но сплетни оседали в памяти сами собой, и теперь он без труда вытаскивал нужные воспоминания.

– У нас не может быть общих знакомых, – твердо возразил Эльвин. Он знал, что с семьей покойного Старниса все в порядке, но даже будь они в беде – принимать помощь от Мэлина бы не стали.

– Мы живем в изменчивом мире, – пожал плечами молодой человек, – недавно я встретил прекрасную мудрую эльфийку. Она настолько мудра, что умудрилась оказаться вне закона и в империи, и в Филесте. Теперь ее ищут повсюду, сюда мы добрались чудом. И она почему-то уверена, что ты дашь ей убежище. Ах да, совсем забыл, эльфийка не одна – с ней маленький мальчик, сын. И его тоже нужно прятать. Ну так как, кузен?

Эльвин сжал губы: перед глазами стояло письмо Чанга, но он быстро справился со своим страхом. Король, хоть и бессмертный эльф, так же может ошибаться, как и любой человек, а он в вину Далары не верит. И уж тем более не прогонит женщину с ребенком:

– Только ты мог подумать, что я не приму старого друга! Ты ведь не знаешь, что такое дружба. Я ее спрячу. Придется все рассказать Арно, он найдет для них укромное место. Не знаю, почему ты решил помочь Даларе, но здесь она в безопасности, а тебе лучше уйти.

Мэлин возразил:

– Арно уже прятал Старниса. Чем это кончилось, ты сам знаешь. Я никуда не уйду, пока не удостоверюсь, что ей нашли надежное убежище.

Эльвин возразил:

– Я не хочу видеть тебя в своих землях, после того, что ты сделал. Этому нет прощения.

– Тебе я ничего не сделал. Ты не в праве ни винить меня, ни прощать. И прежде чем так усердно меня прогонять, лучше подумай, как ты будешь ее прятать и от людей и от эльфов без моей помощи, и как быстро Чанг ее найдет. Эльфов ты, может, и обманешь, они в ваших краях не водятся, а вот министра – даже и не думай. У него прознатчики по всей империи. И не только – в Кавдне я едва успел отбить ее от людей Чанга. А заодно подумай, что тебе будет от нашего милостивого короля за укрывательство государственной преступницы. Хочешь разделить судьбу моего родича Аэллина?

– Ты пользуешься силой Ареда! Я не могу этого позволить, даже ради спасения жизни!

Мэлин пожал плечами – для него не было разницы, чью силу использовать, хоть Ареда, хоть Семерых, хоть самого Творца, но не объяснять же это Эльвину:

– Ты ошибаешься. Я маг Дейкар.

– Но король объявил огненных слугами Ареда!

– А Далару – изменницей. Ты очень избирательно веришь его обвинениям.

Эльвин вздохнул:

– Ты ведь тоже вне закона.

– Даже дважды – как Дейкар и как Аэллин, впрочем, погоди, уже трижды – еще и за укрывательство. Но не беспокойся, мне убежище не нужно. Я уйду, как только спрячу ее как следует.

***

Эльвина не обманули чары облика, которые Мэлин наложил на Далару – он узнал ее по голосу, по запаху, по шелесту юбки. Он ведь даже и не знал, как она выглядит – ослеп еще до личного знакомства. Но сама по себе личина была совершенна – лицо, волосы, овал лица, даже движения, никто бы не заподозрил эльфийку в этой громоздкой, расплывшейся после родов женщине средних лет. Таких располневших матрон в купеческих семьях по тринадцать на дюжину. А вот в мальчике, сидевшем у нее на коленях, несмотря на чары, проскальзывало что-то эльфийское. Проследив его взгляд, Мэлин развел руками:

– Ничего не могу сделать. И так каждый день подновляю заклятье. На нем ничего не держится. Но к детям обычно не приглядываются.

Далара спустила сына на пол и шагнула навстречу графу:

– Я не знаю, как отблагодарить вас, Эльвин. Помогать мне сейчас – очень опасно. Будь я одна, я бы никогда не поставила вас в такое положение. Но я должна спасти своего сына.

Эльвин недоуменно посмотрел на нее – даже если она преступница, при чем здесь ребенок? В империи не казнят детей за грехи отцов, они ведь не варвары! Он мог понять, что мать не хочет разлучаться с сыном, но не было бы для ребенка лучше отдать его родственникам на воспитание, а не таскать за собой через пол мира?

Далара словно прочитала его мысли:

– Элиан убьет его, Эльвин. Если вы даете нам убежище, то должны знать все. Мой сын – Аэллин и законный герцог Суэрсена. Его отец – Леар. Король приговорил его еще до рождения.

Мэлин провел рукой по лицу мальчика, остатки чар спали и теперь Эльвин ясно видел фамильные черты Аэллинов, перемешавшиеся в мальчике с эльфийской кровью матери. От отца малышу досталась смуглая кожа, выступающие скулы и порывистость движений. От матери – медвяные волосы и прямой нос, а вот огромные золотистые глаза с фиолетовыми зрачками были его собственными, не похожими ни на кого.

Пока Эльвин рассматривал мальчика, тот бросил на графа один быстрый взгляд и рассмеялся:

– У тебя солнышко в глазах!

– Ларион!

Далара подхватила сына на руки, в который раз пожалев, что няня для нее теперь недоступная роскошь. Сама она не заметила в глазах Эльвина ничего необычного, за исключением того, что прозрев больше года назад, он все еще видел. Стоило задуматься о связи причины и следствия. Не ее ли удачный опыт привел к усилению Ареда в мире?

Эльвин улыбнулся мальчику и обратился к Даларе:

– Вы ведь не собираетесь отвоевывать его наследство? Суэрсен – земли Короны, а я не хочу способствовать междоусобице.

– Не собираюсь, – она гневно сжала губы. Если бы Леар не завещал сыну титул, король бы сейчас не гонялся за ними по всему свету! Вотчина ее сына – весь мир, а не кусок горного хребта на севере.

– Я, кажется, придумал, где вас разместить. Храму нужен смотритель, закрывать на ночь, открывать утром, следить, чтобы все было в порядке. Сами жрецы этим заниматься не хотят, постоянного служителя в Храме нет, проводить службы приезжают из города.

Мэлин пожал плечами:

– А что так? Новый храм, медной монеты им не стоил, да еще и со святыми мучениками, – молодой человек с некоторым удовольствием отметил, как перекосилось лицо его кузена. Прошло несколько часов с момента их встречи, а Эльвин уже до безумия раздражал Мэлина своей правильностью, – почему не прибрали к рукам?

– Я не позволил, – спокойно ответил Эльвин, уже совладавший с болью, – храм строили простые люди, для Эарнира, в память об Адане и Клэре. Пока жрецы решали, признавать ли их святыми, люди возводили стены. Поэтому все пожертвования из этого храма идут нуждающимся, а не в казну служителей Эарнира.

Мэлин только хмыкнул – против воли он начал испытывать некоторое уважение к кузену. Может, не такой он уж и маменькин сынок, как ходили слухи. Или же, увидев мир воочию, внезапно "прозрел".

– Какое святотатство – не так давно ты утверждал, что я служу Ареду, а теперь предлагаешь прислуживать богу жизни.

– В своем храме Эарнир за тобой присмотрит. Если ты твердо решил остаться, вам придется притвориться семьей.

Далара озабоченно заметила:

– Но мы все время будем на виду.

– Вы двое – нет, только Мэлин, а его здесь в лицо никто не знает. Даже паломники из Виастро. И я смогу навещать вас не вызывая подозрений.

Мэлин ненадолго задумался, потом согласно кивнул:

– Да, может сработать. На привратника не будут обращать внимания. Какая разница, кто открывает двери.

Услышав эти слова, Далара вздрогнула. "На привратника не обращают внимания" – до тех пор, пока он не распахнет дверь.

***

Храм был маленьким, но на удивление соразмерным. В богатых городах храмы Эарнира отделывали лазуритовыми пластинами, в бедных – попросту красили синей краской, а этот, вопреки традиции, сверкал прохладной белизной. Камень из местной каменоломни отличался удивительно чистым белым цветом, и часто служил заменой дорогому мрамору. Внутри все отделали деревом – закончили совсем недавно, резные колонны и перекрытия еще пахли лесом, а капельки застывшей смолы поблескивали в солнечном свете. А вот окна поражали роскошью – огромные, с таким прозрачным стеклом, что, казалось, его там и вовсе нет.

Такое стекло все еще привозили с Свейсельских Островов, и каждый лист стоил состояние. В империи за последние тридцать лет худо-бедно научились делать прозрачное оконное стекло, но не таких размеров, да и мутноватым оно получалось, если сравнивать. Говорили, что песок виноват, но даже из привозного, по цене сравнимого с золотом, ничего не получалось. А островитяне не спешили делиться секретами мастерства с победителями.

Впрочем, это еще вопрос, кто в итоге победил, империя, шестнадцать лет воевавшая за семь островков, или островитяне. Наместница Энрисса даровала новым землям налоговые льготы, оставила право на самоуправление, а самое главное, став частью империи, они избавились от таможенных сборов. Срок действия налоговых послаблений давно уже истек, но король об этом так и не вспомнил, и под властью империи Острова, оправившись от военных разрушений, расцвели еще сильнее, чем во времена независимости.

Стекла подарил граф, так же, как, резной алтарь и фрески – пригласил лучших мастеров из столицы. На это пожертвований бы уже не хватило, а хотелось поскорее освятить храм и начать службы. Граф собирался так же оплатить садовника, приглядывать за молодым садом, что насадили прошлой весной вокруг еще строившегося здания, но не пришлось – крестьяне из окрестных деревень и паломники почитали за честь послужить Эарниру на его земле.

В дальнем конце сада, за рощицей тоненьких березок, Эльвин приказал построить небольшой домик для нового привратника, из того же белого камня, его после строительства много осталось, еще не успели весь убрать. В отличие от храма, дом особой красотой не отличался, но стены – стояли, крыша – держалась, а большего и не требовалось. Зато построили быстро, всего за пару недель, и привратник с семьей – женой и маленьким сынишкой, въехал, когда еще даже раствор до конца высохнуть не успел.

***

Эльвин, немного виновато обратился к Даларе:

– За такой короткий срок ничего лучше сделать не успели. Со временем можно будет достроить еще комнаты.

Эльфийка усмехнулась:

– Мы не в том положении, чтобы перебирать, Эльвин. Я благодарна за то, что есть. К тому же, мне ведь не надо размещать библиотеку, а мы сами поместимся, – и они вместе рассмеялись.

И Далара, и Эльвин знали коварную особенность книг – сколько не выдели им места, все равно расползутся по всему дому, постепенно выживая хозяев. Казалось бы – стоят книги дорого, покупают их редко, а все равно – пройдет год-другой, и уже нужен новый шкаф, десять лет – и потребуется еще одна комната под библиотеку. Остановить книгочея может только полное разорение.

– Я бы хотел поговорить с вами, как раньше.

– О книгах и науках, – усмехнулась эльфийка, – и без спешки и страха. Приходите, я буду рада, – но в ее голосе слишком явственно звучала усталость. Жить без страха она за последнее время разучилась. К тому же, понимала, что именно хочет обсудить с ней граф.

***

Камина в домике не было, но протопленная утром печь отдавала стенам тепло. Ларион давно уже спал, набегавшись за день по саду, а Мэлин растянулся на скамье и разглядывал сидящую в деревянном кресле с высокой спинкой эльфийку. Собственные чары на него не действовали, он видел сквозь личину ее настоящее лицо – за время их бегства женщина осунулась, под глазами залегли тени. Она казалась не просто усталой, но какой-то поблекшей. Против воли перед внутренним взором снова встал заплесневелый зеленый камень, источающий мертвенный холод. Потребовалось усилие, чтобы вспомнить – так видят эльфы, а он будет смотреть своими глазами! Далара поймала его взгляд и кивнула:

– Время расплачиваться, не так ли? Задавай свои вопросы, я отвечу. Только объясни сначала, зачем тебе это все? Для чего ты остался?

Мэлин рассмеялся – сам удивляясь, как легко ему это удается. Последнее время он слишком часто смеялся, раскованно шутил, речь его стала быстрой и свободной, словно кто-то неслышно подсказывал нужные слова быстрее, чем он успевал заметить подсказку. Четверть века он разговаривал только с одним человеком, и то – без слов, а теперь был готов обратиться ко всему миру сразу, без малейшей неловкости. Словно старый маг передал ему, умирая, не только свою силу и память, но нечто большее.

Но Мэлин не хотел погружаться в себя, снова разбирать свою душу на составные части, чтобы узнать наверняка. В данный момент времени ему нравилось быть тем, кем он был, не нужно портить этот краткий миг. Слишком много у него должников, чтобы расплатиться со всеми и ухитриться при этом выжить: и эльфы, и король, разве что Семеро, Творец и Проклятый ему пока не задолжали.

– А у меня накопилось много вопросов. И я решил растянуть удовольствие. В Кавдне много лет назад жила сказительница. Она рассказывала дивные истории по ночам, каждый раз прерываясь на самом интересном месте, стоило взойти солнцу. В конце концов женщины города пожаловались правителю, им надоело, что мужья каждую ночь уходят слушать сказки и рассказчицу изгнали. Последняя сказка так и осталась незаконченной. Вот и я буду задавать по одному вопросу каждый вечер, пока они у меня не закончатся.

– Да, я помню эту историю – сказительницу выгнали из города, а дом удовольствий, которым она владела, пришлось закрыть. Без ее историй девицы никого не интересовали. Спрашивай.

Далара была готова рассказать о подлинной сути уз Аэллин, понимая, что этот, в отличие от Леара, не простит, но Мэлин задал совсем не тот вопрос, которого она ждала:

– Почему прозрел Эльвин?