Текст книги "Стрела на излете (СИ)"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Она встала, неестественно ровно держа спину, – парадная роба, сплошь расшитая золотом и каменьями, сковывала движения:

– Его высочество оказал мне большую честь, предложив стать его супругой, но к моему глубокому сожалению, я должна ответить отказом. Законы праматерей запрещают мне возвести на ложе иноземца, даже столь высокого рода, как принц.

Если Элиан хочет Ландию – пусть придет и возьмет силой, навеки опозорив себя и свой род. Она не уронит свою страну спелым плодом в его руки. Проклятый закон помешал ей взять в мужья любимого человека, так пусть теперь принесет хоть какую-то пользу!

А посланник не ожидал отказа, вон, как побагровел! Где они только отыскали такого напыщенного дурака! Петух, упавший с насеста! Шагнул вперед, выпятил грудь, обвешенную золотыми бляшками, и изрек:

– Его величество надеялся, что брачный союз станет вершиной многолетней дружбы между нашими странами. Но если сосед отказывается от дружбы, то как можно положиться на его добрые намеренья?! Его величество не желает рисковать безопасностью границ и жизнями своих подданных, посему уполномочил меня в случае отказа разорвать отношения между нашими странами. Тот, кто не желает мира, пусть готовится к войне! – и посланник швырнул под ноги Ирии свой церемониальный меч – игрушку в ярких ножнах.

Горе-вестник развернулся, и гордо удалился, в сопровождении многочисленной свиты. Следом за ним из толпы поспешно стали выбираться бывшие при дворе по различным делам имперские купцы и дворяне. Государыня застыла на ступеньках: она искала одного единственного человека, и увидев, что он остался стоять на своем месте, с облегчением закрыла глаза.

Глава четвертая

Вечный город, Филест, был неподвластен Эдаа, всесильному и неумолимому богу Времени. В мире за его стенами ночи сменяли дни, рождались и умирали смертные, множились поколения эльфов. Но белые стены города, проросшего сквозь священную почву Зачарованного Леса, не ведали изменений. К сожалению, этого нельзя было сказать про его обитателей.

Король Ирэдил с горечью смотрел на мраморные кресла в зале Совета. Пять из девяти пусты. От первого поколения, тех, кто спустился в этот мир по воле Творца, чтобы искоренить скверну Ареда в душах смертных, осталось лишь четверо. А проклятый огненный маг сжег слишком много деревьев, черное кольцо выжженной земли окружило зеленый остров вокруг Филеста. Впервые за тысячи лет король изведал отчаянье: если Творец по-прежнему желает, чтобы Его Дети исполняли Его Волю, то почему наносит им удар за ударом? Ведь даже волос с головы не упадет без Его ведома!

Или это кара за лунных отступников? Но ведь они искоренили дурную поросль, исторгли из священных стен Филеста. Та жалкая горстка беглецов, добравшихся до Островов – четвертое, пятое поколение. Их Старейшие погибли, прикрывая отход, а те, кто уцелел, смешались с людьми, их потомки давно уже простые смертные. Разве можно было покарать безумцев сильнее, чем они наказали себя сами, утратив свое естество?

Или же… и эта, последняя мысль, была воистину нестерпимой, Творец наказывает их за запретную магию. Они верили, что Он милостив, и простит своих Детей: ведь они нарушили Его запрет лишь для того, чтобы исполнить Его Волю! Не было другого выхода, не было! Страшную цену заплатили они за этот обряд, неужели напрасно?! Безумная, чудовищная трата сил, и теперь они должны уничтожить собственное творение, свой последний шанс? Нет, он не согласен. Пускай Старейшие принимают решение, но последнее слово скажет он, Ирэдил, Солнечный Клинок.

– Мы слишком много вложили в создание короля Элиана. Он сотворен нашей силой, и в нашей власти уничтожить его в любой миг. Но что произойдет потом? Мы потеряем империю.

Неслышные голоса Старейших бархатным шепотом прозвучали в его голове, привычно сливаясь в один:

– Мы прибегли к запретному и сотворили чудовище. Он искажает все, к чему прикоснется. Сам Проклятый не смог бы распространять скверну столь рьяно, вернись он в мир! Король Элиан должен умереть.

– Нет, – впервые Ирэдил открыто возразил Совету, – он был нашей последней надеждой. Обряд мог смутить тот разум, что вы даровали ему. Вдали от Филеста и целебной силы Леса он потерял путеводную нить и в смятении больше не ведает, что праведно, а что проклято. Я отправлюсь в Сурем и исцелю его. Под личной моего младшего брата он всего лишь испуганное дитя, лишенное самой сути своей души. Он сотворил много зла, но все еще можно исправить.

– Король не должен покидать Филест, – прошелестел голос.

– Это обычай, а не закон, – возразил Ирэдил.

Единый голос распался на отдельные ноты, и снова слился воедино:

– Мы согласны. Попробуй исцелить его, но если не сможешь – уничтожь.

Король медленно кивнул, принимая решение Совета и вышел из зала. Он не слышал, как неподвижная фигура в крайнем кресле разомкнула уста:

– Он слишком жаждет сохранить существование оболочке своего родича. Ирэдил не справится.

– Король – солнечный клинок нашего рода. И ему решать, когда покидать ножны. Мы советуем, но в бой идет он. Мы сделали все, что могли.

***

В очаге горел огонь, языки пламени взлетали, сплетались в затейливое кружево и вспыхнув, опадали водопадом разноцветных искр. Ларион пристроился у самой решетки, и размахивая руками, управлял огнем. Время от времени коварная искорка отскакивала в сторону и падала ему на лицо, но мальчик только смеялся, как от щекотки. Вот он вскинул ладонь, развел в стороны пальцы, и огонь плавно перетек в остроухого зайца, алого, с желтыми длинными ушами и черным носом. На месте хвоста у зайца трепетал язычок пламени, но по взмаху руки огонек превратился в облако оранжевых искр.

Мэлин, казалось, не обращал на мальчика внимания, да и смотрел в другую сторону, на Далару, сидевшую в кресле. Но неожиданно в пламени возникла вторая фигурка – ярко-рыжая лиса и недвусмысленно клацнула зубами. Ларион отчаянно замахал руками, превращая зайца в медведя, но не успел. Лиса распахнула зубастую пасть, и полузаяц-полумедведь рассыпался прахом. "Ам", – все так же не оборачиваясь произнес Мэлин и кинул в рот засахаренный орешек.

– Эй! Твоя лиса съела моего зайца! – возмутился мальчик.

– Лисы обычно именно так и поступают, – подтвердил Мэлин, – не хочешь быть съеденным – шевелись быстрее.

– Ах так! – азартно вскрикнул Ларион, – и в камине появился всадник в сверкающем доспехе. Конь встал на дыбы, рыцарь выхватил меч. Мэлин подвинулся поближе и принял вызов. Черный воин, закованный в латы, обнажил клинок. Бой закипел нешуточный: Ларион размахивал воображаемым мечом, огненный рыцарь повторял его движения. Черный воин сначала отступал, парируя, но затем перешел в атаку. Мэлин, позабыв обычную невозмутимость, тоже начал размахивать руками. Ларион сумел пробить защиту, и из рассеченного плеча черного исполина струей лавы хлынула кровь. Он вылетел из седла и упал, но тут же поднялся на одно колено.

– Ага, вот тебе, получай! – Обрадовался мальчик и тут же был наказан за неосторожность. Его противник, не поднимаясь, полоснул лошадь по ногам. Конь завалился на бок, подминая под себя всадника, и Ларион не успел отделить рыцаря. Обе фигурки вспыхнули и растаяли в облачке дыма, черный всадник последовал за ними.

– Ничья, – пояснил Мэлин, – конь падал прямо на моего рыцаря. Он бы его раздавил.

– Ты бы еще раньше истек кровью.

– Хватит спорить, – вмешалась Далара, отложив в сторону книгу, – Ларион, тебе пора спать.

Мальчик вздохнул, но покорно отправился в маленькую пристройку, прилепившуюся к северной стене дома. Там с трудом помещалась его постель и сундук с одеждой. Далара отправилась следом – почитать сыну перед сном. Чем старше становился мальчик, тем дальше отступала мучительная неловкость и отчужденность, разрывавшие ее в годы его раннего детства. Она не знала, каким словом назвать то, что испытывала сейчас к сыну – любовь ли это, привязанность, или же привычка. Но как-то самой собой, незаметно, оказалось, что этот ребенок необходим ей как воздух.

Став на запретный для детей Творца путь познания, Далара была еще слишком молода, чтобы понимать, чем придется заплатить за этот выбор. С каждым мигом она утрачивала свое естество, неуловимо и безвозвратно. Она перестала быть эльфийкой, но так и не стала человеком. Собственная душа казалась ей куском тусклого желтого известняка, изъеденного временем. Сперва было больно, пока она еще могла чувствовать, как рвутся нити. Потом боль ушла, осталось только высасывающее силы ощущение надлома. И вот теперь, спустя столетия, она снова чувствовала себя цельной, быть может, даже – исцеленной.

Уставший после бурного сражения, Ларион скоро уснул, и Далара вернулась в общую комнату. Она села в кресло и положила на колени дощечки для плетения и наполовину готовый пояс. Мэлин сел у ее ног, запрокинул голову так, чтобы видеть как мелькают ее руки, связывая нити:

– Чью судьбу ты плетешь на этот раз, Далара-Плетельщица? – Поинтересовался он.

– Не твою.

– Это верно – я всего лишь ком порванных нитей. Черновая работа. Проще бросить в очаг, чем распутать.

Далара прикусила губу: внешне Мэлин был похож на Леара, настолько, что можно было перепутать, но, в отличие от покойного Хранителя, он так и не простил свою создательницу. Иногда Даларе даже казалось, что молодой маг остается с ними только для того, чтобы продолжать ее мучить. Она не раз уже хотела попросить его уйти, но Ларион любил своего непредсказуемого дядю, и ради сына Далара каждый раз останавливалась на полуслове.

И снова Мэлин словно прочитал ее мысли. Он взял из миски еще один орех, подбросил его, поймал, не глядя, и закинул в рот:

– Но тебе недолго осталось терпеть мое общество, Плетельщица. Я ухожу.

– Куда? Вернее, зачем?

– Король Ирэдил решил навестить своего младшего брата в Суреме. Можно будет сразу заплатить по двум счетам.

– Ты сошел с ума!

– Я хоть и кривая ветвь на родословном древе, но все же Аэллин. Кому, как не тебе знать, что мы не сходим с ума – мы уже рождаемся сумасшедшими.

– Мэлин, выслушай, не ерничай хоть пару минут! Ты не знаешь, что такое король Ирэдил.

– Знаю. Эльф. Я видел его в Филесте. Ничем не отличается от остальных твоих сородичей, разве что волосы сильней блестят. А так – пустышка. Вне своего дворца он бессилен, да и там для украшения. Правят ведь Старейшие. Но им придется подождать своей очереди.

– Ты самоуверенный и глупый мальчишка! Ирэдил – Солнечный Клинок. Когда-то давно было три Клинка, по одному на каждый Дом. Но Лунный и Звездный убили друг друга в поединке во время войны. Остался один.

– Я не собираюсь с ним фехтовать, – Мэлин вытащил еще один орех, с самого дна посудины. Далара в ярости хлопнула его по ладони и злосчастный орешек покатился на пол:

– С момента своего появления на свет Ирэдил накапливал Силу. Он не маг и не жрец, он – живое оружие. Эльфийский король, как ты заметил, не правит. Потому что создан для другого. Для боя. Я не знаю, на что именно он способен, не в состоянии даже представить, между нами два поколения.

– Вашему солнечному дому придется искать себе другой клинок и другого короля.

– Но Мэлин! Что тебе до него? Я понимаю, ты хочешь отомстить Элиану за мать, но при чем здесь Ирэдил? Или ты думаешь, что они братья и хочешь уничтожить весь род? Так Аланта уверяла меня, что этот Элиан – не Элиан, а подделка, – Далара сама уже не понимала, что говорит, отчаявшись остановить безумца. Он погибнет, а она… она останется одна.

Мэлин соблаговолил разъяснить:

– Король Элиан заплатит мне за Суэрсен и мою мать, за Виастро и Вильена. Заодно и за орден Дейкар. Они не отличались особой чистотой рук, но помогли мне выжить. А Ирэдил… этот долг я унаследовал от врага, который мог бы стать другом.

– Ты не вернешься, – из голоса ушло и возмущение и отчаянье, осталась только грусть.

Мэлин только хмыкнул:

– Даже и не надейся, Плетельщица, так просто ты от меня не избавишься, – и ему давно не дышалось так легко и радостно.

***

Такой роскоши Сурем еще не видывал – подготовка к визиту царственного брата его величества затмила даже празднества по случаю рождения наследника. Фасады домов на центральных улицах затянули золотой парчой, крыши храмов заново покрыли сусальным золотом, позолотили статуи и фонтаны. Нищих попрошаек спешно распихали по переполненным приютам, удвоив охрану этих богоугодных заведений, чтобы взгляд эльфа не омрачало убожество смертных.

Вышивальщицы работали днем и ночью, украшая полотнища флагов солнечным гербом. Готовые флаги тут же уносили и развешивали на фасадах домов по пути следования высокого гостя, а в мастерских даже днем стоял сизый чад от сгоревших за ночь свечей. Королевский шут, запутавшись в драпировке, имел несчастье пошутить, что роскошь во дворце уже свисает со стен, и тут же лишился места, да еще был рад, что дешево отделался.

Придворные шили наряды: золотые ткани, золотое кружево, золотые цепи с золотистыми топазами, королева единственная осталась верна привычному белому. Дамы, кому не посчастливилось родиться блондинками, пускались на всевозможные ухищрения, чтобы придать кудрям нужный золотистый оттенок, а цены на парики из светлых волос взлетели до небес. Травники, продававшие золотую пудру, сколотили состояние.

У Саломэ болели глаза от вездесущего золота, а голова раскалывалась от едкого запаха смеси для отбеливания волос. Устав от воцарившейся во дворце суеты, она закрылась в своих покоях, допустив к себе нескольких дам, не поддавшихся всеобщему безумию. Две из них были слишком стары, третья в положении, а четвертой, Лиоре, и без родственных визитов хватало царственного эльфийского внимания.

Оставшиеся не у дел дамы сплетничали тихонько между примерками, что Саломэ Светлая как была блаженной, так и осталась. Нужно быть святой, чтобы осыпать милостями любовницу обожаемого супруга! Если бы Саломэ просто терпела юную соперницу, а еще лучше – отравляла провинциальной выскочке жизнь всеми доступными способами, фрейлины бы поняли и всячески поддержали королеву. Но Саломэ, напротив, с первых же дней выделила трогательно-хрупкую девушку в скромном траурном платье. Лиора играла на арфе, неплохо пела, а самое главное – предпочитала молчать. Став фавориткой короля, она не изменила этой похвальной привычке, а Саломэ, в глубине души, была только рада, что король прекратил свои редкие визиты в ее спальню, и из благодарности еще больше приблизила Лиору к себе.

***

Господин министр государственного спокойствия мог решать судьбы королевств, спорить с магами, приказывать лордам и даже сохранить свою должность, прозевав покушение на короля! Воистину, он достиг вершины могущества, доступного простому смертному. Но маленькая радость, доступная любому, у кого в кармане завалялась пара монет, была для него отныне запретна. После удара лекарь строжайше запретил министру карнэ. Нет, ни «всего одну чашку с утра», и ни «разбавленного», ни с молоком и медом, все равно нельзя! О запрете узнал лейтенант, и из кабинета Чанга магическим образом исчез набор для заваривания карнэ, о былой роскоши напоминал теперь лишь въевшийся в деревянные панели аромат.

Но каждое утро министр по-прежнему приходил к Саломэ с докладом, только вместо карнэ пил теперь омерзительно кислый, и, как следствие, необычайно полезный для здоровья отвар. Саломэ собственноручно наливала янтарную жидкость в чашку и не начинала разговора о делах, пока Чанг, брезгливо сморщившись, не выпивал последнюю каплю целительной отравы.

Отодвинув в сторону поднос, Саломэ покачала головой:

– Завтра он приезжает. Я не понимаю, как все эти люди могут ликовать и наряжаться, зная, что этот эльф – убийца! Все забыли про ту деревню, иногда мне кажется, что я одна – помню.

– Хотя вам как раз и следует забыть, – кивнул Чанг.

– Я скажусь больной. Не могу, не хочу! Он не сможет меня заставить.

– Не похоже, чтобы его это беспокоило. Когда вы в последний раз видели его величество?

Саломэ задумалась, потом нахмурилась:

– Сейчас, когда вы спросили… до того, как объявили о визите.

У министра дернулся уголок рта:

– Не так давно его величество преподал мне весьма ценный урок. Теперь я чую страх, как гончая – заячий след. И свой, и чужой. Король боится. И не без оснований. Не думаю, что в Филесте обрадовались его преобразованиям.

– Ирэдил – его брат. Солнечная кровь священна для эльфов, кровь королевского рода – священна вдвойне. Элиану нечего страшиться.

Чанг медленно кивнул. Саломэ права: Ирэдил не причинит вреда младшему брату. Но почему тогда на дне серых глаз эльфа плещется невыносимый ужас, спрятанный под тонкой пленкой безмятежности?

***

«Король-Солнце! Король-Солнце»! – по толпе пробежал восторженный шепот. Два эльфа стояли рядом. Оба высокие, тонкие, златовласые, но младший брат во всем уступал старшему. Элиан склонился, приветствуя старшего родича. Солнечный король протянул младшему брату обе руки, и помог подняться. Они обменялись парой слов, но так тихо, что стоявшие в отдалении придворные не услышали, и направились к помосту, на котором сверкали два золоченых трона. Ирэдил не шел, он словно плыл по мраморному полу, окруженный теплым золотым сиянием. Элиан следовал за ним, в нескольких шагах позади.

Дамы напрасно тратили столько сил на роскошные туалеты – царственный гость смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на замерших от восторга смертных. Нельзя было понять – то ли он и в самом деле светится мягким золотистым светом, то ли это пламя отражается в его кудрях и плащом из расплавленного золота ложится на плечи поверх белоснежной шелковой туники.

Возле самого помоста стояли жрецы, министры и члены Высокого Совета. Чанг предусмотрительно занял место у стены, но все равно покачнулся, когда эльфы прошествовали мимо него. Если в присутствии короля Элиана хотелось упасть на колени и исполнить любое его желание, повинуясь даже не слову, а едва заметному жесту, то от одного лишь взгляда на Ирэдила перехватывало дыхание. Казалось кощунством дышать без позволения этого божественного существа. Элиану для подобного результата нужно было приложить определенные усилия – старший брат превосходил младшего не только в сиянии глаз. Чанга поддержала чья-то рука, и над самым ухом прозвучал знакомый голос:

– Я когда-то прочитал в старой кавднийской рукописи, что солнце светит так ярко лишь для того, чтобы скрыть пятна на своем лике. Не думаю, что автор трактата встречал лучезарного короля, но до чего же метко заметил!

Министр кивнул, переведя дыхание – на нынешнего ученика Хранителя эльфийская магия не подействовала. Припас, должно быть, пару амулетов из прежней жизни.

– Не знаю, кого из Семерых возблагодарить, за то, что нам достался младший брат, – голос все еще звучал хрипло, но холод, сковавший грудь прошел.

Царственные братья заняли свои места на помосте, пропели трубы. Торжественный прием длился недолго – внесли дары – драгоценные камни казались тусклыми стекляшками, даже золото и серебро теряло свой благородный блеск в присутствии Ирэдила. Прозвучали речи: голос Ирэдила, глубокий, бархатный, проникал в самую глубину души, завораживал, было не важно, что он говорит, потом никто так и не смог вспомнить, но в тот момент каждое слово казалось единственной и неопровержимой истиной.

Элиан вторил брату, его голос скользил, как шелк по стеклу, обволакивал, зачаровывал, уходил бесследно. Кажется, он говорил о великом даре Творца и святости древних союзов, о благородстве души и верности крови. Слова не имели значения.

Еще раз протрубили трубы, смолкло, отразившись от ажурного свода эхо. За окнами успело стемнеть, но дворцовый парк и аллели освещали сотни факелов, увенчав замок алой пылающей короной. Эльфы поднялись, была в их движениях пугающая схожесть, словно двигался одно и то же существо, чьей-то злой волей разделенное надвое. Торжественный прием закончился, короли удалились, свита осталась в пустом зале.

***

Мэлин продвигался вперед медленно, осторожно, словно по хлипкой гати посередине трясины. Королевский дворец был опутан сетью заклятий. Древних, могущественных, головоломно сложных. Золотые маги, ученики Хейнара, давно сгинули, разделив судьбу прочих орденов, но оставили наследство. Их заклятья охраняли наместницу, земное воплощение Закона, от магических покушений. Мэлин не смог отследить всю последовательность сложных переплетений, понял только, что любой удар по наместнице ударит рикошетом по нападающему, да так, что мало не покажется. На его счастье, возвращения короля Золотые не предусмотрели. Защита была завязана на наместницу, от коронации до смерти. Нападать на Саломэ он не собирался, а значит, мог не бояться отдачи.

Но и сторожевых заклятий было вполне достаточно, чтобы вызвать головную боль. Раскинутая по всему дворцу сеть, как паутина, поджидала неосторожных магов. Один неверный шаг, и он попался. И никто не придет проверить ловушку, некому, вот уже сотни лет как. Он сможет прорваться, но поднимется такой шум, что добраться до королей без драки уже не получится. Мэлин пришел сюда мстить, а не устраивать побоище. Кроме того, маги Хейнара ушли, а вот его Псы – остались. И иметь с ними дело Мэлину не хотелось. Слишком больно было вспоминать.

Все произошло молниеносно: только что он шел по пыльному коридору, в левом крыле дворца, закрытом на перестройку два года назад, недоумевая, почему эльфы выбрали для личной встречи после торжественного приема столь заброшенное место? Неужели Элиан не чувствует себя хозяином в собственном доме и прячется по углам, чтобы поговорить с братом не опасаясь любопытных ушей?

Сторожевая паутина дремала, тускло отсвечивая в темноте, он осторожно проскальзывал между нитей, направляясь к сосредоточению силы в одном из залов – два драгоценных камня, алый и радужный – пульсировали в такт, отражаясь в зеркалах. Эти зеркала, услужливо подсказала ему унаследованная от магистра Арниума память – щиты, эльфийская защитная магия. Не слишком-то братья доверяют друг другу, что ему опять же, на руку – они так закрылись, что не заметят его присутствия, пока не станет слишком поздно.

И в один миг тусклая сеть взорвалась светом: перед его внутренним взором полыхали, корчась в агонии нити, а зеркала разбивались в огненных вспышках, осколки осыпались градом, разрубая горящую паутину в клочья. Там, в зале, что-то происходило, но он не мог разглядеть, пелена белого яростного света стеной окружила двух эльфов. Теперь уже можно было не бояться шума – и жрецы, и белые ведьмы не могли не заметить такой фейерверк.

Мэлин рассмеялся – чужая память рвалась наружу, он позволил огненному магистру заполнить себя, предвкушение боя грело кровь, радостная ярость кипела в жилах – это будет их бой, их победа! Огненный смерч пронесся по коридору, расчищая ему путь. Куски паутины и уцелевшие осколки зеркал одинаково вспыхивали и осыпались пеплом. Его грудь обхватила серебряная кольчуга, за спиной взметнулся алый плащ, ладони сжали рукоять сверкающего холодным синим пламенем клинка. Удар, белая пелена расступилась и сомкнулась за его спиной.

Братья сражались. Реальность слилась воедино с магическим отражением, Мэлин не мог отличить, где явь, а где колдовское зазеркалье. Два великана скрестили огненные клинки: золотой и алый. Два смерча – сверкающий, как солнечный диск в ясный полдень, и тревожно-алый, пульсирующий, словно багряная луна, предвестница несчастья. Пронзительно-холодная, обжигающая в своей чистоте эльфийская магия и… Мэлин не сразу поверил – знакомый жар, потоком яростной лавы сносящий все на своем пути. Сила Дейкар. То, что он считал их Силой, но в ней не было ничего от магии Семерых, наполняющей мир. Слепцы, все они безумные слепцы! Огненная лавина, бывшая когда-то королем Элианом, могла произойти из одного единственного источника. Тварь пришла в этот мир, предвещая его конец.

Разум шептал: это не твоя битва, уходи, пока не поздно, тебе все равно кто победит, Творец или Проклятый, Семеро или Восьмой, ты свободный маг, не все равно ли, из какого источника утолять жажду? Но взметнувшаяся со дна души ярость не желала уступать, и Мэлин шагнул вперед, скрестив клинок с Ирэдилом. Холодная сила скользнула по лезвию, пленкой растеклась по его телу, сковывая, мешая дышать, но Мэлин рассмеявшись, поглотил ее, впитал, как губка воду, и переплавив в силу Ареда вложил в свой клинок. Он рассмеялся – так просто, эльф будет сражаться с самим собой, каждый его удар вернется назад вдвойне. Но смех застыл на губах – он забыл, что противников двое.

Багровый сгусток пламени вцепился в его руку, пополз вверх, жадным щупальцем обвил плечи, присосался к шее. Он вытягивал из него свою Силу, не оставляя ничего, все, что он взял у Ирэдила ушло к тому существу, что когда-то звалось Элианом. Мэлин вывернулся, синий клинок принял на себя удар алого, он снова преобразовывал силу, в недоступную для Твари магию Семерых, но тут же в его грудь ударил сгусток белого света, забирая то, что он собрал для атаки. Мэлин не успевал, его раздирали на куски. Он чувствовал гнев Твари и холодное презрение эльфа.

Но так легко он не сдастся! Синий клинок выпустил второе лезвие, рукоять оказалась посередине. Он должен атаковать быстрее, чем они выкачивают из него силу. Мэлин даже не подозревал, что может двигаться с такой скоростью. Но их было двое, а он – один. Каждый его успех ослаблял одного противника, но усиливал второго. Молодой маг понимал, что жив до сих пор лишь потому, что и эльф, и Тварь боятся потратить на надоедливого смертного слишком много силы и отрыть брешь в своей защите.

Так больше нельзя, нужно обрушиться на кого-то одного, вывести из строя, ударив всей доступной мощью, а потом… а потом тебя добьет второй… любезно подсказал внутренний голос. Но у него не оставалось другого выхода, и Мэлин, глубоко вздохнув, раскинул сеть, втягивая в себя все, до чего могу дотянуться. Ирэдил, заметив, что человечек собирает силы для удара, окружил себя зеркальной стеной, а Элиан, торжествующе рассмеялся. В паутину, раскинутую Мэлином хлынула мощь Ареда, заполняя его, сжигая изнутри. Так увеличительное стекло используют, чтобы разжечь огонь. Слишком много силы, больше, чем он мог безнаказанно пропустить через себя, она рвалась наружу, а он только усиливал этот поток, продолжая выкачивать и преобразовывать силу Семерых, уже не в состоянии остановиться. Мэлин рухнул на колени, его меч взорвался в руках, огненным шаром, обхватив и юношу, и закрытого щитом эльфа. Зеркала почернели, но выдержали. Пламя, прогорев, осыпалось на пол хрустящим пеплом, но Мэлин уже не видел этого. Он упал в темноту.

Драгоценный алмаз потускнел, грани искрошились, утратив безупречность. Алый камень едва тлел, потемнев до почти черного багрянца:

– Теперь я знаю, кто ты, Тварь. Я вернусь и уничтожу тебя.

– У тебя не хватит сил, раб Творца. Убирайся в свой лес.

– Твой хозяин не пройдет.

– Он уже пришел.

– Но не в мощи своей.

Ирэдил повернулся, и медленно вышел из зала. Элиан смотрел ему вслед, но не пытался остановить. Он слишком устал. Если бы не этот странный всеядный маг, Солнечный Клинок взял бы верх. А теперь оба слишком вымотаны, чтобы продолжать бой. Он выиграл драгоценное время. Когда Ирэдил осмелится вернуться, будет уже слишком поздно. Король усмехнулся: эльф недооценил смертного, за что и поплатился. Люди слабы, но непредсказуемы. Трусливы по природе своей, но проявляют необъяснимую отвагу, способны мыслить, но совершают безумные поступки. Этот смертный заплатил жизнью за свою дерзость и обратил в победу неминуемое поражение. Элиан умеет быть благодарным – он не станет выяснять, кто этот маг, не будет наказывать его родных за покушение на короля. Пусть упокоится с миром. Позже он пришлет слуг забрать тело, а сейчас ему нужен отдых.

***

Тишину прорезал голос. Твердый, уверенный, странно знакомый. Голос звал обратно, настаивал столь властно, что Мэлин не смел сопротивляться. Он был бы рад подчиниться, но не мог, не было сил. Там, вдалеке, был свет, голос приказывал встать и идти, но Мэлин не чувствовал своего тела. Как можно двигаться, если нет ни рук, ни ног? В темноте соткался женский силуэт. Женщина наклонилась к нему, протянула чашу с водой:

– Пей, – сказала она.

– Я не могу, – ответил он, – у меня нет рта, – и тут же осознал, что ошибается. Ведь если нет рта, то нельзя говорить, если нет ушей, то как же он слышит?

Она по-прежнему протягивала ему чашу:

– Пей, – настойчиво повторила женщина.

– Помоги, – попросил он, – напои меня.

– Нельзя. Ты должен сам. Пей, я могу предложить лишь трижды.

Вода была совсем рядом, он чувствовал ее свежую прохладу. Нужно было только протянуть руку и поднести чашу к губам. Но он у него больше нет рук. Или есть? Медленно, невыносимо медленно сквозь темноту проступило очертание ладони. Пальцы сомкнулись на теплом дереве, пронесли чашу сквозь темноту, к губам. Он жадно вдохнул, прохладная ключевая вода смочила пересохшее горло, и в тот же миг темнота лопнула, сменившись светом, в первые мгновения болезненно ярким. Женщина и чаша существовали на самом деле. Он пил, не в силах оторваться, пока не осушил все до дна. Женщина забрала из его рук пустой сосуд и кивнула:

– С возвращением, Мэлин.

– Ты меня знаешь? Но я не знаю тебя.

Она посмотрела на него, несколько недоуменно, потом повернулась к мужчине, стоявшему чуть поодаль:

– Он сгорел дотла. Даже не понимает, кто я.

Мэлин приподнялся на локтях, чтобы разглядеть ее собеседника. Высокий, сухопарый, остроносый, с пронзительным вымораживающим взглядом. На лбу выступил холодный липкий пот. Да, он знал этого человека, вернее, помнил:

– Ты Пес Хейнара.

– А ты Мэлин Эльотоно, убийца и слуга Ареда.

– Я никому не служу!

– Ты используешь его силу, значит – служишь. Проклятый ничего не дает задаром.

– Реймон, я же объясняла вам, этот юноша своего рода исключение из общего правила. Он свободный маг, вернее был таковым.

– Что значит "был"?! – Мэлина пробрала дрожь.

– А ты еще не понял? – Женщина говорила с искренним сочувствием, – Прислушайся. Что ты слышишь?

– Ничего, – медленно произнес Мэлин, начиная понимать, – ничего! – Выкрикнул он с отчаяньем.

– Ты сгорел. Так иногда случается с белыми сестрами. Запредельное усилие убивает саму способность чувствовать силу и брать ее из мира. Я смогла вернуть тебя, вернее, ты сумел вернуться. Но ты больше не маг.

Мэлин догадался, кто эта женщина в синем платье. Она, должно быть, понимала, что говорит, но он не белая ведьма, откуда магистру Илане знать, на что способен свободный маг. Он вернет свои способности, но это все потом, сейчас важно другое. Мэлин сел, опираясь на стену, голова кружилась от слабости: