Текст книги "Когда под ногами хрустит империя (СИ)"

Автор книги: Вера Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Вера Ковальчук
Когда под ногами хрустит империя

1

В надежде наладить связь они предприняли вылазку, и всё шло неплохо, пока их не обстреляли с двух сторон, и Кира от неожиданности не сорвалась с бетонной кромки. Упала неудачно: ещё до того, как Рамин спустился к ней и осмотрел, поняла, что сломала ногу. Ребята и не подумали её бросить. С третьей попытки они смогли затащить её обратно на кромку, но потом обстрел возобновился, и опять пришлось лежать носом в землю, в колючие остья старой травы, и ждать. Противник стрелял в них чем-то странным, что Кира для себя назвала сгустками плазмы, или же просто плазмой, а иногда ещё разрядами, но в пробную защиту, которая накрывала капонир со щедрым куском леса, даже не целили. Может, потому, что не пробивали?

Нужно было просто доползти до края защиты, и дальше они уже будут в безопасности. Можно будет улечься под ближайшим кустом и подождать помощи. Благо кусты здесь густые, как и бывает в редколесье, спрятаться можно.

Но сперва ведь нужно доползти. Пока от вражеского оружия их защищали только бетонный выступ, а ещё скудная, подсохшая под солнцем трава, и самое серьёзное, на что можно было рассчитывать, если отползти на пяток метров выше по склону – небольшой бурелом.

Сперва Кира, конечно, предложила Лексу и Рамину, чтоб уходили без неё, а она уж как-нибудь. Но ребята даже слушать не стали, цыкнули раздражённо, выждали, а потом подхватили её за руки и потащили сперва вдоль кромки, и следом вверх по склону искусственного холма – едва только противник сделал небольшую паузу. В них пальнули пару раз уже в самый последний момент и промазали – к счастью. Кира молча терпела, пока её волокли по склону холма, насыпанного над стрелковой точкой, по траве и камням. К сожалению, эта часть укреплений была уже давно законсервирована и брошена, засыпана песком, заплыла грунтом, и использовать её было нельзя. В округе вообще мало что из бункеров можно было свободно использовать – кроме того долговременного укрепления, которое их отряд занял с самого начала.

Эта старая часть брошенного укрепрайона годилась только для того, чтоб проводить здесь испытания или учения. Но, собственно, воевать же никто и не собирался. Кто мог знать, что так случится…

– Жива? – Лекс нагнулся к Кире.

– Порядок. Сможешь наложить шину?

– Не из чего. – Он зашарил глазами по сторонам. Лес, который окружал их, был скуден, словно бы побит, крупные деревья попадались редко, и ломаных сучьев вокруг лежало мало. – Попробую. Тут уже рядом, держись.

– Держусь, – пробормотала она. Позволила ему снять с неё ремень.

Рамин нашёл вторую палку, и вместе они быстро примотали деревяшки к ноге Киры. Потом снова подхватили её за руки и поволокли дальше. До безопасной черты оставалось совсем мало, когда противник снова возобновил обстрел. Одно из деревьев, в которое попали, вздрогнуло, ветви его загорелись, и вниз посыпались горящая листва и тлеющие ошмётки коры.

– Твою ж мать…

– Прости!

– Слезь с ноги, сука!

– Погоди… Сейчас… Вот. Давай посмотрю…

– У-уй… Не трогай!.. Ребята, уходите. Скорее!

– Чёрта с два! Замолкни, Ки!

– Вы должны сообщить…

– Тут меньше ста метров, – вполголоса рявкнул Рамин. – Сейчас рванём. Ты уж не ори, Ки, ладно? А будешь орать – так шёпотом.

И действительно – стоило жужжанию и треску притухнуть, Лекс тут же подхватил её подмышки, Рамин – за ноги – и они, пригибаясь, побежали так быстро, словно у них под ногами был асфальт, а не лесные буераки, кочки и трава с кустами, в которых путались ноги. Под защиту купола они влетели все в поту и искрах горящей листвы и коры, даже Кира, хотя она просто болталась в их руках. Именно в тот момент она подумала, как неприятно будет умереть таким вот образом, на весу, словно вещмешок или куча мусора в носилках… Впрочем, любая смерть малоприятна. Не всё ли равно…

За пределами простреливаемого пространства они осторожно уронили Киру, и она слишком отчётливо почувствовала себя живой. У мёртвых ведь переломы не болят. Когда Лекс кинулся хлопать её по щекам и извиняться, она почти ничего не воспринимала, а нормально пришла в себя позже, когда он уже убежал за подмогой. Рамин остался – помог ей отползти в сторону и залечь под кустом.

Через несколько минут прибежали ещё трое их парней и донесли Киру до капонира, там поставили на ноги и помогли забраться внутрь. Пришлось чуть ли не прыгать через потерну, опираясь на руку Рамина, потому что проход был слишком узким, чтобы идти сквозь него даже вдвоём плечом к плечу. В каземате она привалилась плечом к стене, перевела дыхание, но рядом моментально появился Олег, и Кире пришлось выпрямиться. С заметным усилием.

– Расслабься, – хмуро велел он. – Лекс уже доложил. Он сказал, что вам удалось, но связь не появилась.

– Это же не вышка, капитан. По сути, это маленькая плоская антенна. Видимо, проблемы с сигналом. Опять же, облачность.

– Видимо, так и есть. Давай помогу. Лена, посмотри, что у неё там!.. Кира, нам нужна связь. И я должен знать, каковы намерения командования. Аккумулятора хватит ещё на час в лучшем случае, потом защита просто пропадёт. Времени совсем не осталось. Ты уверена, что всё работает?

– Я уверена, но на вашем месте, капитан…

– Давай без церемоний. Попроще, покороче и на «ты».

– Есть. Олег, я думаю, надо отходить. Как бы там ни было. Пока командование будет совещаться и передавать итоговое решение, пройдёт больше часа, а вам ведь ещё нужно время, чтоб отойти хоть на какое-то расстояние. У нас нет приказа стоять насмерть, мы же вообще не боевые части.

– Кира, я должен дождаться распоряжения… И почему «вам»?

– Потому что я идти не могу. Отходите, я вас прикрою и всё здесь зачищу.

– Кира… – Он с полминуты смотрел на неё без всякого выражения. – Лена, что там?

– Перелом без смещения. Но если встанет на ноги, смещение будет. И тогда, скорее всего, кость пойдёт через сосуд. Я не смогу зафиксировать кость так, чтоб этого не случилось. Её придётся нести.

– Вы не можете меня нести, – сказала Кира, глядя на командира в упор. – Но я смогу дать вам время на отступление. И смогу уничтожить установку, если ты распорядишься её заминировать.

Олег стиснул зубы и снова посмотрел на Киру, как на смертельно больную, которую нужно пристрелить, чтоб не мучилась.

– Кира… Это трудно.

– Я сделаю.

– Ладно… Лена, дай ей таблетку. И ногу закрепи как сможешь. Кира, прости, но ты права.

– Я знаю. Оставишь мне пистолет?

– Всё дам. – Он нагнулся и прикрыл её руку ладонью. Тёплое было прикосновение, виноватое и прочувствованное. – Держись, девочка. Справишься с «Грачом»?

– Разумеется, справлюсь! Что за странный вопрос, капитан?!

– Да. Конечно. Лекс, сюда!

Она закрыла глаза и отдалась самому восхитительному чувству на свете – ощущению, что уходит боль. Лена кроме таблетки предложила ещё укол, и вот сейчас он начал действовать, а таблетка добавила ясности восприятию. Улёгшись чуть удобнее, Кира слушала суету, поднявшуюся в долговременной огневой точке. Готовились к эвакуации, собирали всё необходимое, заклинивали двери во вспомогательные помещения, чтоб взрывная волна пошла к выходу, прямо через потерну. Чтоб если уж «радовать» противника, так радовать. Через время в одном из соседних казематов тупо грохнуло, и Кира сообразила – разнесли главный компьютер. Снова появился Олег, а с ним Лекс, и вручили ей пластиковую коробку с ладонь размером.

– Вот это вытянешь, здесь сдвинешь, здесь нажмёшь, – показал Олег. И посмотрел очень мрачно. – Всё поняла?

Кира повторила сказанное и приняла взрыватель. Осторожно стиснула в пальцах.

– Сколько мне ждать?

– Двадцать минут. Давай помогу. – Он поднял её и отнёс в соседний каземат. Усадил на пол, спиной к ящику. Удобно. – Здесь. Поняла?

– Да.

– Что-нибудь ещё нужно?

Она отложила взрыватель и ощупала рядом пистолет, запасную обойму и коробку с патронами. Больше, чем надо. Намного больше, чем вообще понадобится.

– Попить. И… это… Пусть Лена мне поможет.

Посетить гальюн было целой историей, но Кира категорически не желала умирать с полным мочевым пузырём. Противно как-то… Зато когда она вернулась на место, всё уже было доделано, и Олег, который уходил последним, отдал ей свои наручные часы.

– Двадцать минут.

– Помню. Удачи. – Кира смотрела на него так спокойно, что он нагнулся проверить – в сознании ли она.

– Прости, Кира.

– Да ладно. Всё хорошо.

И опустила взгляд на часы. Олега уже не было, когда она подняла глаза. Дальше надо было считать. Двадцать минут прошли в напряжении – Кира всерьёз боялась уснуть. Чтоб этого не случилось теперь, когда боли и необходимости всё время шевелиться и суетиться больше не было, следовало чем-то себя занять. Она перебрала боеприпасы, пересчитала патроны, положила оружие так, чтоб удобнее было схватить (хотя это, очевидно, не понадобится). Потом снова взяла в руку взрыватель и стала ждать. Она уже устала ощущать близость смерти, и ей не хотелось думать ни о родных, ни о себе, ни об Олеге, скажем, который ей нравился. Ну, он-то, можно верить, уцелеет. И хорошо… Краем глаза заметив, что стрелка уже подошла к рубежу, она глубоко вздохнула и нажала на кнопку.

Ничего.

Нахмурилась, скосила глаза. Антенна вытянута, рычажок сдвинут… Нажала на кнопку ещё раз. Ничего.

Кира выругалась, вынула складной нож из кармана штанов, вскрыла корпус взрывателя и уставилась на его начинку. Понятно, что проблема может быть с какой-то из деталей, потому что расположено всё, вроде бы, правильно. Сходу тут не разберёшься, надо вдумчиво проверять, может быть, заменять что-то, а где она возьмёт замену, если ни бегать не может, ни даже толком ходить?.. Не в её положении. Кира попыталась замкнуть контакты ножом вместо кнопки. Не сработало. Можно, конечно, пересобрать, на это она способна, но время, время…

Она вспомнила, что в соседнем каземате, кажется, есть гранаты, приподнялась с пола, но, насторожившись, шлёпнулась обратно, ощерилась и схватилась за пистолет. Вовремя. Кто-то простучал сапогами по потерне. Соблазн начать стрельбу сразу – со страха – был огромен. Она сжала зубы и себя в охапку, напряглась. Из проёма высунулся человек, и только тогда она спустила крючок раз-другой. Отдача прошла до плеча судорогой готовности к следующему выстрелу, и хорошо, потому что звук выстрела ударил по ушам, как по голове – тяжёлым мешком, а даже лёгкая контузия не способствует боеготовности. Топота она больше не слышала, разве что смутно его ощущала – пятой точкой, через пол. Почти что угадывала.

Правда, второй боец сунулся внутрь далеко не сразу. Да торопливости она и не ждала. По логике, следующим «гостем» должна была стать граната, и этому она ничего не могла противопоставить. Однако гранату не кидали, и тому могло быть несколько объяснений. Впрочем, какая разница. Сообразив, что сейчас случится, Кира переползла немного левее. По идее, стоило бы сесть правее, но следующий, кто сюда сунется, сперва отправит в проём своё оружие, и, понятно, загнёт настолько влево от себя, насколько сможет. А она, поменяв положение, теперь пораньше его заметит и, возможно, сумеет отстрелить локоть с оружием. Всё-таки странно воюют эти люди, но какая-то чисто человеческая логика должна же ими двигать…

Надо было сразу кидать гранаты и не капризничать. Идиоты.

Следующему врагу она влепила пулю в колено сразу, как только смогла (но, впрочем, ей сильно повезло). После чего всё-таки отползла влево – просто чтоб поменять положение и запутать посильнее. У неё было крохотное преимущество. Понятно, что тот, кто примется обстреливать помещение через угол, целить будет на уровне груди. А она сидит на полу. Элемент неожиданности.

Вопли в потерне звучали недолго – видимо, раненого оперативно эвакуировали. Гранаты всё ещё не было. На следующего противника пришлось израсходовать целых четыре пули, так что когда следом ввалился следующий, она на долю мгновения замешкалась – по её расчётам боезапас закончился, а на то, чтоб поменять обойму, требовалась хотя бы секунда. За это время противник нашёл её взглядом и выстрелил. Киру спеленала болезненная судорога; она ощутила, как перехватывает горло. Но не до конца – дышать всё ещё было можно. Она дёрнулась всем телом и спиной сползла по стене – безвольно, как куль. Подскочив, солдат ударом кулака отправил её в отключку.

2

Кира очнулась мягко – сперва вернулось сознание, потом она осторожно шевельнула головой и открыла глаза. Боль была, но слабая, она жила в висках, однако терпеть её было можно, и давалось это легко. Ею занимался человек в форменной одежде неизвестного ей образца – он что-то делал у её правого плеча, иногда касался головы, но осторожно, даже нежно. Заметив, что Кира пришла в себя, немного поднял спинку кресла, так она узнала, что сидит, а не лежит. Руками было не шевельнуть, и мгновением позже Кира разобралась, что они крепко пристёгнуты к подлокотникам. А кресло оказалось вполне терпимым. Спинка, по крайней мере, даже удобна.

– Уже почти, – сказал человек, который ею занимался. С запозданием Кира поняла, что говорит он не ей. – Готово. Она будет понимать, что ей говорят, уже сейчас, а отвечать сможет, когда мозг адаптируется к новой языковой структуре.

– Когда это произойдёт? – прозвучал другой голос, хрипловатый.

– В границах десяти минут. Но в течение этого времени с ней нужно разговаривать, чтоб проходила адаптация.

– Тогда говори.

Вокруг было слишком много света, и это понятно. Именно так и следует допрашивать пленных, Кира знала. Она всё равно никого толком не могла видеть, потому закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Любое помещение звучит, нужно только уметь его слышать. Слушая и стараясь чувствовать всею собой, она скоро поняла, что пространство довольно большое, и в нём находится несколько человек. Уж явно больше двух – она воспринимала их движение и даже отчасти взгляды. Их присутствие могло что-то значить, но пока рано делать выводы.

Её слегка похлопали по щекам. Пришлось открыть глаза. Она увидела, что мужчина, занимавшийся ею, отодвинулся и теперь вдумчиво смотрел ей в глаза. Он не был похож на военного, скорее уж медик. Но самым важным было то, что выглядел он совершенно обычно: человек как человек. Европеоид. Серые глаза. Шатен. Ничего особенного.

Так кто же они, в конце концов…

– Вы меня слышите? – спросил медик, глядя очень пристально, даже напряжённо. Ни дать ни взять хирург, вырезавший у пациента что-нибудь чрезвычайно важное и теперь выясняющий, не слишком ли это оказалось критично. – В ваших интересах дать мне понять, если возникли какие-то проблемы. Это вопрос сохранности вашего мозга. Я должен знать, следует ли мне остановить процесс. Если понимаете, дайте это понять, прерывание нормально протекающего процесса может оказаться опасным.

Первой мыслью Киры было сделать вид, что она ничего не понимает. Но через мгновение уже засомневалась, что это разумно. Если чужаки способны обучить её своему языку вот так (слышала и понимала она определённо не родной язык, а какой-то другой), напрямую воздействуя на мозг, не смогут ли они так же распотрошить его, если она заупрямится?..

Конечно, бояться уже поздно, и упрямиться она всё равно будет. Но, может быть, если подать информацию голосом, удастся создать у противника ложное представление о происходящем. Соврать ему, если говорить проще. Да и самой что-нибудь полезное услышать не помешает. Хотя зачем ей это теперь… Ну, пусть будет. Вдруг пригодится.

– Да, слышу.

– Хорошо. Скажите, пожалуйста, что у вас с ногой?

– Сломана.

– Болит ли голова?

– Да. Немного болит.

– Отлично… Я закончил. – Он обернулся на кого-то, стоящего за спиной. – Думаю, уже можно пробовать. – И, поднявшись, отступил в сторону.

Глаза Киры постепенно привыкали к свету, и потому она начинала постепенно видеть того, кто теперь оказался перед ней. К тому же, он упростил её задачу, потому что сделал пару шагов навстречу и присел на табурет. Он показался ей высоким, неплохо сложенным, похоже, довольно подвижным, хоть и не таким уж молодым. Средних лет, пожалуй. У него было жёсткое, однако не жестокое лицо, уверенно стиснутые губы (это не обещало ничего хорошего) и чуть сощуренные глаза. Вряд ли близорукий, ведь смотрит почти в упор. Взглянул он твёрдо и сильно. Офицер, видимо. Даже командир. Это заметно по тому, как держится, как смотрит.

– Ваше имя и звание.

– Кира Лауш. Лейтенант технической службы. – Она пустила пробный шар и внимательно следила за реакцией.

– Подразделение?

– Батальон технического обслуживания шестой областной общевойсковой дивизии.

– Каков численный состав дивизии?

Она сморгнула.

– Одиннадцать тысяч шестьсот двадцать шесть человек.

– Какова численность подчинённого лично вам подразделения?

– Шестьдесят человек.

– И это батальон?

– Я не сказала, что командую батальоном. Я лейтенант и отвечаю за роту. Рота – шестьдесят человек.

– И? – Он отвернулся. – Как определишь?

– Трудно сказать, – ответил тот, который только что занимался Кирой. – Скорее всего да.

– Хорошо, вы свободны… Ладно, лейтенант, назовите мне боевую задачу своей дивизии.

– Не могу знать, – помедлив, ответила Кира. У неё всё не получалось понять его реакцию. Принял ли он всё то, что она сказала, или продолжает проверять?

– Сообщите то, что вам известно. Какую боевую задачу вы здесь выполняли?

– Никакой.

Он был беспримерно терпелив.

– Будьте любезны сообщить, что вы тогда здесь делали? Какого рода задачи перед вами были поставлены вашим командованием?

– Учебные, – нехотя ответила она. И подумала себе в оправдание, что если собирается напропалую врать, то надо делать это убедительно. А значит, толика правды послужит хорошим фундаментом. Она не беспокоилась, выдаст ли себя, потому что знала наверняка: выдаст обязательно рано или поздно. Но пока следовало действовать так, как уже начала. Нужно было выиграть хоть сколько-то времени для своих. А это серьёзно. Чтоб решиться на такое, нужно было всей собой прочувствовать и понять, что тебя по сути уже нет на свете. И успокоиться насчёт своего будущего. Его нет – и точка. – Учебно-боевые.

– В чём их суть?

– Не могу знать. Информация была засекречена.

– Что предстояло делать конкретно вашему подразделению?

Кира ответила не сразу, но он терпеливо ждал.

– Мы должны были проводить испытания нового типа боевых технических устройств.

– Поподробнее, пожалуйста.

– Ничего не могу сказать.

Он шагнул к ней ближе и нагнулся. У него оказалось удивительно правильное лицо. И выразительное – несмотря на то, что сейчас оно было таким застывшим. И глаза только на первый взгляд могли показаться пустыми. В них чувствовалась напряжённая внутренняя жизнь. Значит, прикидывает, оценивает и раскладывает сведения по полочкам.

– Полагаю, эта информация должна быть доступна с имеющихся в вашем подземелье контрольных устройств. Вы имеете доступ к какому-нибудь из них?

– Я… – Она растерялась и поняла, что вот сейчас врать уже бесполезно. Надо было сразу. – Очень ограниченно… Нет, у меня нет допуска к секретной информации.

– Однако что-то вы можете. Например, дать нам подход к базе данных. Дальше мы справимся сами. Или попытаемся.

– Этого я сделать не могу.

– Если вы согласитесь сотрудничать, я гарантирую вам жизнь.

– Я не могу вам помочь, – нехотя ответила Кира. Лгать этому человеку действительно трудновато. Видимо, хороший офицер, и дознаватель из него получился бы отличный. Сразу умело даёт понять, что ложь ощутит в два счёта, а это совершенно выбивает почву из-под ног.

– Обдумайте. Если у вас всё равно нет допуска, ничего сколько-нибудь значимого вы нам не выдадите. Какой тогда смысл отказываться от сотрудничества? Либо мы своими силами вытащим всё, что нам нужно, из базы данных, либо провалимся, пытаясь это сделать. Вот и всё. – Отвечать она не стала, лишь опустила голову. И офицер, разогнувшись, отступил. – Что ж, давайте, – коротко приказал он ещё одному военному. – Меня в первую очередь интересует доступ к контрольной технике, а затем ответ на вопрос, почему именно женщине доверили здесь остаться.

– На это я могу ответить сразу, – сказала Кира, и офицер немедленно вернулся, присел на табурет перед ней, касаясь своими коленями её коленей.

– Я слушаю. Почему оставили вас?

– Потому что у меня сломана нога. Остальные были на своих двоих.

– Поэтому даже не пытались вынести вас?

– Кто-то должен был остаться и взорвать капонир. Увы, взрывное устройство не сработало, а ваши пришли слишком быстро. Ничего не успела придумать.

– В отряде не нашлось никого из мужчин, готовых заменить собой женщину?

– Я командир, – отрывисто заговорила Кира. Уязвлена она не была и удивлена – тоже. Привыкла. – А на войне нет женщин или мужчин. Есть солдаты, офицеры и мирное население.

Пауза получилась ещё более длинной, чем предыдущая.

– Верно. Прошу вас уступить и согласиться на сотрудничество.

– Не могу.

Он слегка отвернулся и, кажется, кивнул. Видимо, не ей. Заслонив собой уходящего, перед Кирой сел ещё один человек, тоже офицер, но званием помладше. Он заговорил уверенно и напористо, но она почти его не слушала, понимая, что вступать в спор с этим человеком – дело совершенно лишнее. Он может быть мастером своего дела, он наверняка способен раскрутить на откровенность буквально любого пленного, но трудно разговорить того, кто молчит.

Пропуская мимо ушей добрых две трети того, что он говорил, Кира всё-таки уловила, что с ней этот человек вполне вежлив. Чувствовалось, что он привык иметь дело с мужчинами, а с женщиной в роли объекта допроса ему нелегко, даже не по себе. Это портило человеку всю игру. Он вполне искренне уговаривал её пожалеть себя и не упорствовать, потому что сам боялся следующего этапа. И тут из него вырвалась, видимо, тоже откровенная, полная смятения, мысль:

– Послушайте, сударыня, женщине вовсе не место на войне, вы же понимаете. Женщина должна рожать и кормить, и те, кто принуждает её убивать и по сути уничтожать себя самое, виновны. Они нарушают законы природы и совершают преступление против вас. Вы вряд ли можете с этим спорить. – В этот момент Кира подняла взгляд и посмотрела на него в упор. Пару секунд молча слушала его сентенции, а потом наклонила голову и слегка улыбнулась.

И опытный офицер моментально понял, что допустил ошибку.

Выпустил ниточку инициативы из пальцев.

Дальше не он мог на неё давить, а она – на него, а значит, его усилия становились бессмысленными. Даже вредными, пожалуй. Допрашивающий взглянул на пленную со смесью сожаления и раздражения и позволил себя сменить «злому полицейскому».

Она ждала, что этот сразу примется бить. Но нет. Этот тоже начал с разговора. Он просто и быстро разложил по полочкам, подвёл черту, и спорить с ним было бессмысленно. И улыбаться тоже бессмысленно – над этим человеком ей верх не взять. И дело даже не в том, что он сильнее – просто совершенно другой, и в их противостоянии лишь случайно может появиться что-нибудь общее, чтоб, зацепившись за это, можно было схватиться.

Но при этом его Кира понимала намного лучше, чем любого другого чужака, которого ей уже пришлось увидеть. В ответ на его вопросы она или молчала, или мотала головой – и чувствовала себя поверженной вне зависимости от того, какой вариант поведения выбирала. Ну, а этому человеку что – он работал. Он был обычной рабочей лошадкой армии, трудягой, и его умение внушить объекту, что тот побеждён, тоже было средством. Но в данном случае – бесполезным. Кира ведь не хотела победить. Ей требовалось другое.

Впрочем, она, пожалуй, даже с нетерпением ждала перехода к силовым методам, потому что с ними всё просто и понятно. В них нет противостояния и воли, а есть страдание, которое просто надо терпеть. Кира считала, что терпеть она умеет. Опыт есть.

И, понятное дело, до силовых методов вскоре дошло. Сначала допрашивающий занялся её пальцами, и это оказалось тяжело. Но в каждый момент, когда терпеть уже было невыносимо, она вспоминала, что надо потерпеть ещё немножко, и станет легче. Ещё немного и ещё чуть-чуть… Потом у неё наконец-то онемело тело, а боль встала рядом – она чувствовалась, но не остро, а с эдакой толикой успокоения, странного и примитивного. И даже появилась тень удовольствия – от того, что боль отступила, и это было счастье. Кира второй раз за день вполне искренне улыбнулась.

Она была согласна с тем, что сама по себе боль не способна ни к чему принудить упрямца. Её можно научиться переживать. Побеждает человека лишь запредельный, чудовищный ужас за целостность своего тела в чисто физиологическом смысле. И с этим вряд ли что-то можно сделать сознательным усилием. Но она попытается. По крайней мере, собиралась попытаться.

Заметив, должно быть, отсутствие реакции, он встряхнул Киру и зажал её мизинцы чем-то, что она не видела. Потом последовал электрический удар, который закончился мощнейшей и мучительной судорогой, и вот это она уже отлично прочувствовала. Следующий удар был настолько силён, что Кира опрокинулась вместе со стулом. Уже упав, она с большим запозданием осознала, что, падая, сломала палец.

Допрашивающий поднял её и посадил прямо.

– А теперь пойми, что твоё упрямство только отдаляет момент, когда ты сдашься. Это время стоит тебе здоровья, а мы ничего не теряем. Ещё десять минут, и ты больше не будешь красоткой. Ты станешь инвалидом. Стоит того? Так считаешь? – Он вынул нож, запрокинул ей голову и без всяких промедлений глубоко резанул по щеке. Кира после волны боли ощутила вкус крови на губах. Своей крови.

«Следующим, видимо, будет глаз», – подумала она. Страх, даже ужас, снова воскрес, и потребовалось много сил и решимости, чтоб подавить его. Может, и полностью ослепят. Это самое страшное.

Но не всё ли равно? Она уже умерла, и думать о будущем бесполезно. Всё своё отчаяние Кира вложила в стон, перешедший в хрип. Всё нормально, она снова была собой.

Но через миг он полоснул ножом не по глазу, а вновь по щеке – по второй. Затем оттянул нижнюю губу и проткнул её. Кире показалось, что она захлёбывается кровью, а потом её вырвало, и сам же допрашивающий держал её правильно, пока спазмы в желудке не успокоились. Какой-то искрой сознания женщина даже испытала к нему благодарность.

Он ведь, как и она, всего лишь делает свою работу.

– Сэр, разведчики вернулись.

– Противник готовит контрудар?

– Никак нет. Пока активности не наблюдается, но оборону они строят более или менее эффективно.

Кенред поднял голову от экрана и посмотрел на разведчика сумрачно.

– Незнакомое мне военное определение «более или менее».

– Виноват. Должен сообщить, что пока силовые щиты подняты только в трёх местах, и сплошной преграды не образовано. Регулярной армии в виду нашего авангарда нет. На местах остаются лишь отдельные части.

– Сколько их? Приблизительно.

– По-прежнему три роты. Отдельными взводами.

Жестом Кенред отпустил разведчика и посмотрел на Райвена ещё более хмуро, чем раньше. Ну да, он не отдыхал уже больше суток, а в такой ситуации мало кто сохраняет радужное отношение к жизни.

– Итак? Ты можешь понять хоть что-нибудь? – Райвен молча пожал плечами. – Из-за чего тогда этот приказ? Откуда он взялся? Только из-за их оружия?

– Вполне достаточная причина, как мне кажется.

– Нет! Недостаточная. Ради оружия сюда следовало отправить пару рот первоклассных бойцов с поддержкой полевых частей и пару экспертов-техников, но не лично командующего, да ещё отдельным приказом с самого верха. Командиру не место на передовой, и Генштабу это известно лучше, чем кому-либо. Раз мне письменно приказали быть здесь, значит, дело серьёзное. – Кенред опустил взгляд на экран, а потом отложил его в сторону. – Возможно, их контрольные центры смогут пролить свет на эту загадку.

– Тогда тебе нужно просто ждать. Разведка всё сделает. Я прослежу за этим, если желаешь – лично.

– Нет. Приказ отдан мне, так что следить буду я. Сам. Поторопи их там. И что с пленной женщиной?

– Ничего. Пока молчит.

– Думаю, надо взглянуть самому. Если я прав, то времени у нас совсем мало.

– Стоит ли тебе заниматься такой ерундой, как допрос?

– Это не ерунда, Райв. Это, мне кажется, наша единственная стоящая зацепка. Женщина что-то знает. Тут нечисто. Почему они вдруг сняли барьер? Что пытались взорвать? Наши в бункере не нашли ничего стоящего внимания, кроме контрольных устройств. Значит, это именно информация.

– Тогда, может быть, попробовать другого дознавателя? Я могу предложить одного человека.

– Нет смысла. У Крея большой опыт. Если будет с чем работать, он рано или поздно даст результат. Но взглянуть нужно. Можешь не сопровождать, займись разведданными. – И Кенред передал ему свой запасной экран, на котором было всё необходимое и ничего лишнего. После этого он прошёл по длинному коридору из штабного крыла в общее, где его человек занимался пленной.

В помещении не прибавилось людей, только света. Женщина лежала на полу, а Крей держал на её локте датчик и, похоже, считал пульс. В первый момент Кенреду показалось, что у пленной нет лица, потом он сообразил – это всего лишь кровь. Он нахмурился и нагнулся к ней.

– Нежелательно продолжать разряды, – сказал Крей, убирая прибор. – Пульс частит. Не знаю, есть ли у неё проблемы с сердечно-сосудистой, но если есть, можно её упустить.

– Обработай ей лицо, – сказал Кенред на лебене, языке, который в нынешние времена знали немногие. В программу военного переводчика он точно входить не мог. – И дай паузу, если надо. Нельзя, чтобы она умерла.

– Есть, сэр. – Крей тоже владел лебеном. – И тогда вызову медика, пусть проверит, что у неё с сердцем.

– Справишься до конца дня?

– До завтра – наверняка. Но прошу, определите ещё раз – насколько свободно я могу действовать?

– Она нужна мне живой. И целой. Со всеми органами. Со всеми пальцами.

– Пальцы ног? – деловито уточнил Крей.

У него была своеобразная внешность: голая как колено голова, крепкая нижняя челюсть, тяжёлые надбровные дуги, покатый лоб. Никто бы не поверил, что человек с таким лицом способен шутить, но это была именно шутка. Кенред прошёлся по нему внешне безразличным взглядом – это и предостережение, и ответ. Он был кое-чем обязан Крею, давно знал, что может на него опереться во всём, поэтому позволял чуть больше, чем любому другому подчинённому. Но, разумеется, только наедине.

– И они.

– Тогда дело может затянуться. Возможно, в этой ситуации лучше было бы попробовать на её крови химию.

– Если не совладаешь к утру, придётся. Но это займёт ещё сутки, самое меньшее.

– Химический тест потребует часа полтора.

– Но чтоб выявить дальнейшие последствия, требуется намного больше времени.

– Не всё ли равно, что будет с ней, когда она всё расскажет?

– Мне нужно, чтоб она и рассказала, и показала. На это может не хватить времени от отравления до смерти. Но я скажу, чтоб тесты начали уже сейчас.