Текст книги "Синий цвет надежды (СИ)"
Автор книги: Веда Корнилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 43 страниц)
А еще я поняла, что права в своих первоначальных предположениях – судно, и верно, прибыло в Тарак... Н-да, эта страна находится достаточно далеко от моей родины, и как можно возвратиться назад – это еще тот вопрос!
Меж тем сидящие люди, посмотрев на меня, явно не пришли в восторг от увиденного.
– Хм... – в голосе одного из мужчин слышалось разочарование. – Она же старая!
– Нет, что вы!.. – замахал руками толстяк. – В сопроводительном письме сказано, что ей двадцать два года!
– Не похоже. Я верю своим глазам, а не бумагам, тем более что написать можно все, что угодно. К тому же двадцать два года – это совсем немало.
– Дело в том, что она перенесла в дороге тяжкую болезнь...
– Оно и заметно... – в разговор вмешалась ярко накрашенная женщина. Эта пожилая особа была единственной женщиной, находящейся среди покупателей, и сидела отдельно, в стороне. – Нет, я ее не возьму. У меня хорошее заведение, его посещают уважаемые и богатые люди, и потому мои девушки должны быть на высоте – хорошенькие, молоденькие, кокетливые, ухоженные... Конечно, некоторые гости требуют для себя только знатных женщин, но то, что я вижу перед собой сейчас – это едва живая тень, да к тому же находящаяся в достаточно значимом возрасте. И даже ваше утверждение о том, что она будто бы из знатной семьи, вовсе не делает ее привлекательней в глазах мужчин. Я скажу так: это изможденное создание не подходит моему заведению ни в коем случае.
– Вы упускаете из вида, что эта женщина стоит перед вами после долгий и трудной дороги, и она просто не успела отдохнуть... – продолжал торговец.
– Тут дело не только в тяжелом пути... – продолжала незнакомка. – Те женщины, которых мы видели раньше – они тоже не успели передохнуть, но выглядят куда лучше и свежей. Скорей всего, эта женщина все еще больна. Повторяю: мне она не подходит.
– Я могу взять... – отозвался какой-то старик, потягивающий вино из глиняной чаши. – Знаю, куда можно пристроить не очень хороший, но все еще годный товар. Однако готов заплатить не больше одной десятой части от запрашиваемой суммы, хотя считаю и это слишком высокой ценой. Она и эти деньги вряд ли отработает – в солдатских борделях женщины долго не задерживаются. Беру ее только потому, что, судя по вашим словам, она знатного рода. Кое-кто из солдат, особенно те, что из самых низов, не прочь отвести душу с женщинами высокого звания, правда, частенько они проделывают подобное довольно-таки жестоко. Ну да что взять с солдафонов...
Святые Небеса, только не это! Я с трудом удержалась, чтоб не сказать старику нечто резкое в ответ, но, по счастью, сдержалась.
– Нет... – покачал головой торговец. – Если эта женщина какое-то время отдохнет, придет в себя и поправится, то я сумею получить за нее очень хорошие деньги. К тому же не забывайте, что она знатного рода, и даже последняя в своем роду, а подобное кое-чего стоит. Просто она из той партии, которая пришла только вчера, да и дорога была тяжелой...
– Да кем бы они ни была, но хорошего вида у нее все одно нет.
– Уважаемый, не стоит сбивать цену... – замахал руками торговец. – Конечно, в данный момент это не самый лучший товар, но и далеко не самый худший!
– И мне ее не надо... – поморщился невероятно тощий мужчина в роскошном одеянии. – Это не для меня. Я люблю женщин в теле, а не такие ходячие кости, обтянутые кожей. Да и внешне эта женщина вряд ли понравится хоть кому-то.
– Ну, а мой вкус вы знаете... – чуть усмехнулся красивый мужчина с аккуратной бородкой. – Молоденькие девочки до двенадцати лет, но сгодятся и хорошенькие мальчики... Пока что вы не предложили мне ничего, достойного внимания.
– Погодите, уважаемый, еще все будет, только чуть позже... – склонил голову продавец.
– Эта женщина – она действительно знатного рода?.. – подал голос пожилой мужчина. – Глядя на нее, в подобное плохо верится.
– Спросите ее сами, если мне не доверяете!
– Она говорит на нашем языке?
– Сейчас выясним... – толстяк повернулся ко мне. – Ты понимаешь, что я говорю?
Э, нет, я вовсе не собираюсь сообщать кому-то о том, что знаю здешний язык! В моем положении не помешает иметь хоть какое-то преимущество, пусть даже незначительное, и потому я, отвечая на обращенный ко мне вопрос, лишь развела руками – мол, не понимаю, о чем идет речь.
– Ты, и верно, происходишь из знатного рода?.. – вновь спросил пожилой мужчина, но уже на языке моей страны.
– Да!.. – выпалила я. – И если вы сообщите моим родным обо мне, то они смогут заплатить хороший выкуп за мое возвращение!
– Понятно... – пожилой мужчина повернулся к остальным. – Говорит, что так оно и есть в действительности, просит сообщить о ней родным – дескать, в этом случае можно рассчитывать на вознаграждение... В общем, одни отговорки. Если бы она была из богатого семейства, то ее бы никто не отправил сюда – выкуп бы потребовали гораздо раньше. Сами знаете, что в любой стране хватает знатных семей, в которых, кроме громкого имени, ничего нет. На мой взгляд, здесь именно такой случай, так что не стоит тратить время и бумагу на никому не нужную переписку – в итоге все одно окажемся в проигрыше. В общем, как я пронял, эту женщину никто брать не собирается, так? Тогда послушайте добрый совет – отправьте ее на невольничий рынок – может, ее хоть там купят, если, конечно, не будете завышать цену.
– Пусть она подойдет ко мне и покажет свои руки... – произнес седой мужчина в простой одежде, сидящий в отдалении. Надо же, этот тоже произносит команды на языке нашей страны.
– Ну, чего встала? Иди... – толкнул меня в плечо толстяк.
Сделала несколько шагов навстречу, и мужчина, осмотрев мои ладони, одобрительно кивнул головой – руки не натружены. Ну, если учесть, что я никогда не занималась трудом, то вывод напрашивается сам собой.
– Похоже, не врешь... – теперь мужчина смотрел прямо на меня. – Ты, и верно, из числа тех, кто за всю свою жизнь палец о палец не ударил. Еще сказали, что ты болела... Чем именно?
– У меня было отравление.
– Что, неужто молодой кавалер бросил?.. – в голосе седого чуть слышно проскользнуло презрение.
– Вроде того... – правду я не намеревалась рассказывать, здесь она никому не интересна.
– Ясно, перед нами обыкновенная дура, которая готова травиться из-за любого олуха... – мужчина вновь обратился к продавцу. – Пожалуй, я куплю ее для своих господ, но вы должны дать мне письменное подтверждение того, что эта женщина происходит из знатного рода. А еще я настаиваю на том, чтоб вы вдвое скинули цену.
– Но как же так... – начал, было, продавец, но мужчина его перебил.
– Эта женщина пыталась покончить с собой, а, значит, со здоровьем у нее могут быть проблемы. Вернее, они у нее уже имеются, и это видно с первого взгляда. Еще неизвестно, что с ней может быть дальше, ведь некоторые люди, как правило, на одной попытке самоубийства не останавливаются. Если у них что-то складывается не так, как бы им того хотелось, то такие неуравновешенные особы снова хватаются за веревку или яд. В общем, это товар с возможным риском, я и без того опасаюсь, не выкидываю ли деньги на ветер.
– Ладно, уважаемый, по рукам... – неохотно согласился продавец.
– Договорились. Завтра я покидаю город с раннего утра, так что с рассветом доставьте эту женщину к моему дому.
– Как вам будет угодно, уважаемый... – торговец склонил голову.
Итак, меня продали, словно живой товар, и громогласно возмущаться нет никакого смысла, потому как истина тут никого не интересует, ведь в этой стране свои правила и законы, да и кто будет меня слушать?! Ох, если бы кто-то месяц назад сказал о том, что со мной может произойти нечто подобное, то я бы посчитала этого человека, по меньшей мере, ненормальным! Сейчас же я смотрю на все происходящее как на безрадостную действительность, которая (как это ни горько!) все же существует в мире, только вот безропотно покоряться ей не стоит ни в коем случае. Что ж, раз дела обстоят таким образом, то в будущем мне стоит рассчитывать только на свои силы.
Вернувшись в подвал, я взяла протянутую мне миску с безвкусным комковатым варевом, отдаленно напоминающим густую кашу, и, пусть и не сразу, но проглотила ее, несмотря на тошноту, рвотные позывы и бунтующий желудок. Конечно, вид у каши отвратительный, да и вкус далеко не самый лучший, но сейчас мне нужны силы, а если я не буду есть (пусть даже столь неприглядную еду), то долго тут не протяну, и уж тем более у меня не хватит сил для побега, потому как оставаться в этой стране до конца жизни я не собираюсь.
На следующий день, с раннего утра я уже брела по дороге с небольшой группой людей, таких же невольников, как и я, все дальше удаляясь от города-порта. Путь наш лежал к дому наших новых хозяев, и, по слухам, добираться до тех мест надо несколько дней. Боюсь, что в пути мне придется тяжело.
Руки у каждого из тех, кто находился в этом маленьком караване, были связаны впереди, и мы цепочкой шли друг за другом. Нас, таких невезучих, было десять человек – четыре женщины и шесть мужчин, и, если судить по внешности, мы были уроженцами, по меньшей мере, трех стран, только вот определить, кто и откуда, сейчас было сложно – в дороге не до задушевных бесед, да и разговаривать во время пути нам было запрещено. Впрочем, ни у кого из невольников не было намерений заниматься болтовней – понятно, что сейчас не до дискуссий на отвлеченные темы, и нечего тратить силы на разговоры. Да и что мы можем сказать друг другу?
Впереди нашего небольшого каравана в маленькой изящной повозке ехал тот седой мужчина, что вчера купил меня – кстати, он всем сказал, что его следует называть управляющим. Ну, управляющим – так управляющим, мне без разницы. Еще было двое охранников на невысоких степных лошадках, которые присматривали за тем, чтоб никто из невольников не вздумал замедлять шаг. Эти двое явно злоупотребляли своей властью, вернее, просто упивались ею, и если им хоть что-то не нравилось, то охранники наводили порядок одним способом – плеткой, причем особой жалости эти люди не проявляли. Попало и мне, когда я пошла чуть помедленней...
В дороге я постаралась хорошенько рассмотреть своих спутников. Мужчины все молодые, крепкие, а вот с дамами дело обстоит несколько иначе. Две женщины средних лет, довольно милая девушка лет двадцати, и я. Что ж, управляющему виднее, кого покупать, хотя (как я поняла из разговоров охранников) за двух немолодых женщин были уплачены весьма солидные деньги.
Первое время, как только мы покинули город, я пыталась запомнить дорогу, которая, надо сказать, была довольно оживленной, на ней хватало и пеших, и конных, и телег с повозками. К сожалению, очень скоро мне пришлось отказаться от этих намерений, ведь память у меня не настолько хороша, чтоб запомнить такой длинный путь. Да и как отложить ее в памяти, эту самую дорогу, если после того, как мы миновали город, окружающая местность оказалась совершенно непривычной для моего взгляда! Зеленые поля с виноградниками сменялись сухой землей, а то и самыми настоящими песками, причем многие из этих песчаных полей были шириной в несколько верст... Вновь селения, поля с какими-то непонятными посадками, пастбища, виноградники, и опять нечто, напоминающее пустыню...
Вновь подосадовала о том, что о побеге мне пока и мечтать не стоит – просто не хватит сил, чтоб уйти от погони, да и не знаешь, куда здесь идти. Ничего не поделаешь, придется отложить это опасное дело на какое-то время, когда почувствую себя более крепкой и здоровой, да и о здешней местности не помешает кое-что выяснить. Однако и затягивать с побегом тоже не стоит, ведь неизвестно, что меня ожидает дальше.
Еще до того, как отправиться в дорогу, каждому из нас выдали нечто среднее между большим платком и длинным шарфом: как нам сказали, такими кусками ткани здесь положено обматывать голову и часть лица – так здешние жители прикрывают свои головы и лица от слишком жаркого солнца. Что ж, спасибо, без этого платка на голове каждому из нас наверняка пришлось бы тяжело, а кое-кого и солнечный удар бы хватил.
Жара, пыль, духота... Без сомнений, идти под палящим солнцем всем было тяжело, а уж про себя я и не говорю. Чтоб хоть как-то отвлечься, я стала вновь вспоминать то, по какой причине оказалась здесь, а заодно постаралась ответить себе на кое-какие вопросы. Одно могу сказать точно – такого от Тирлы я точно не ожидала! Думала, она просто наглая особа и мелкая пакостница, а все оказалось куда хуже. Интересно, Воган в курсе происходящего? Скорей всего, нет – когда идешь на такой риск, как отравление соперницы, то не стоит, чтоб об этих замыслах знали многие, пусть даже этот кто-то является твоим сердечным другом. Причина подлобной скрытности очевидна – это дело уж слишком опасное. К тому же Воган не всегда может удержать язык за зубами, и, находясь в хорошем подпитии, может много чего рассказать окружающим, не думая о последствиях. Понятно и то, что Тирла решилась на подобную авантюру только ради денег – очевидно, Воган не раз жаловаться ей, что из жены более не вытряхнешь ни монетки, а после развода он, несчастный, и вовсе окажется на мели. Да и его отец, то есть господин Уреш, вряд ли позволит кидать на ветер семейные сбережения, тем более что после нашего развода я заберу свое приданое, и в этом случае семейству Уреш придется значительно урезать свои расходы, и, разумеется, от подобной перспективы они не в восторге. Понятно, что к хорошей жизни привыкаешь быстро, а оставаться без денег никому не хочется. Подобное утверждение в полной мере относится и к Тирле, и потому-то она решилась пойти на крайние меры. Надо же, не побоялась связываться невесть с кем! Понятно, что тот мужчина, который отравил меня, не простой торговец мелким товаром из числа тех, кого хватает на любом рынке – здесь кое-кто посерьезней. Хотя если вспомнить разговор Тирлы с тем мужчиной, то можно предположить – она с самого начала знала, с кем имеет дело.
Что касается Вогана, то мне о нем не хотелось даже думать. Надо же: я его столько лет любила, возносила для себя на немыслимую высоту – и вдруг все словно отрезало, причем одним махом! Оказывается, самое большое разочарование – это когда ты вдруг осознаешь, что тебя просто-напросто использовали, в то время как ты искренне и бескорыстно относился к этому человеку.
Ох, в свое время мне следовало сразу же разобраться с загулами дорогого супруга, а не закрывать глаза на происходящее, только я не проявила должной твердости характера. Многие из обманутых супругов до последнего цепляются за семейные отношения, даже в ущерб себе, наивно надеясь, что все еще изменится, и я – наглядный тому пример. Когда мой зеленоглазый красавец ударился в загул, мне бы следовало задать себе кое-какие вопросы: нужны ли мне такие семейные отношения, чувствую ли я себя любимой, тот ли это мужчина, который делает меня счастливой, нравлюсь ли я себе в этих отношениях... Дала бы себе честные ответы, все могло бы сложиться по иному. Вместо этого я думала о том, чем был движим мой любимый, когда поменял меня на другую, подыскивала основания, как оправдать его отношение ко мне, и каким образом удержать Вогана подле себя... Святые Небеса, какая же я была дура! Так поневоле и вспомнишь бабусю Вогана, с ее грубоватыми выражениями. Помнится, она как-то сказала: все мы задним умом крепки, и пока задницу не припечет, башкой не думаешь...
У меня нет никаких сомнений в том, что тетя Фелисия не поверит в историю о моей внезапной кончине и бесследном исчезновении. Если Тирла рассчитывает, что надежно спрятала концы в воду, и ей все сойдет с рук, то она очень сильно ошибается. Эта излишне уверенная в себе девица просто не представляет, какие силы может поднять тетя Фелисия для досконального расследования весьма странного и непонятного дела, а вместе с тем и поисков моего хладного трупа. Не сомневаюсь, что нанятые ею люди через какое-то время докопаются до правды, однако в данный момент это мне вряд ли поможет, и из той беды, в которую я попала, надо выбираться самостоятельно. Ох, тетушка, каюсь – в свое время мне следовало прислушаться к вашим словам. Если нам все же доведется встретиться на этом свете, то надо сказать вам об этом, признаться в своей ошибке...
... Но это будет потом, а сейчас жара просто выматывает, и идти очень тяжело – такое впечатление, будто ноги налиты свинцом. Добавок ко всему глаза заливает пот, над дорогой стоит пыль от проезжающих повозок и идущих людей, а еще мне уже привычно хочется пить... К тому же переходы были долгими, а время, выделяемое нам на отдых, совсем небольшим. Так что у меня к концу дневного перехода не было ни сил, ни желания глазеть по сторонам – я смотрела только под ноги, опасаясь споткнуться о камень или оступиться в одной из тех неглубоких ямок на дороге, которых тут хватало. Не знаю, как я умудрилась продержаться до конца дня и не свалиться посреди дороги – наверное, шла на одном упрямстве.
К нужному месту мы прибыли лишь на третий день пути, причем ближе к вечеру. Там, за селением, находился большой дом из белого камня, стоящий посреди тенистого сада. Здание, надо сказать, весьма немалых размеров, и любому понятно, что здесь живут состоятельные люди. Беседы, террасы, цветники, везде множество роз... А еще посреди сада был небольшой пруд, что по здешним меркам было просто-таки немыслимой роскошью. Прекрасное место, отдых для глаз и подлинное восхищение для души! Уверена: многие из посторонних, глядя со стороны на всю эту красоты, думали о том, как же должны быть счастливы люди, живущие в столь прекрасном месте и в столь дивном белом здании!
К дому вела дорога, мощенная камнем, чему я очень удивилась – в этой стране нам пока что встречалась только грунтовая стезя, и перестук лошадиных копыт о камни враз напомнил мне родину. У нас главные улицы в городах тоже вымощены камнем и булыжниками, и когда на этих мостовых появляются лошади, то раздается такой же цокот, который я слышу сейчас... Стоп!, одернула я себя, хватит! Сейчас не надо никаких воспоминаний – от них я становлюсь мягкой, того и гляди слезы набегут на глаза, ослабнет внимание, а это крайне нежелательно – сейчас мне не следует допускать никаких ошибок.
Завидев дом, лошади пошли быстрее, да и мы прибавили шаг, разумно полагая, что именно здесь заканчивается наш тяжелый путь, и теперь мы можем отдохнуть. Правда, к самому дому нас не повели – отправили на задний двор, где хватало самых разных хозяйственных построек из все того же белого камня. Так, значить теперь нам предстоит жить здесь...
Приказав нам дожидаться его возвращения, управляющий куда-то ушел. Ох, хоть бы он вернулся поскорей, а не то мы очень устали после долгой дороги, но по-прежнему стоим на ногах, охранники не разрешают даже присесть на землю.
Еще во время пути, улавливая обрывки разговоров охранников и управляющего, я поняла, что рабов купили для какого-то богатого семейства. Согласна: для того, чтоб поддерживать порядок в таком большом доме, нужно немало слуг, и, похоже, управляющий частенько вынужден приобретать новых работников для своих хозяев (это я поняла еще в дороге, слушая разговоры охранников), а подобное, на мой взгляд, наталкивает на весьма неприятные мысли. Какие? Просто хорошие хозяева своих слуг берегут, а уж никак не покупают себе едва ли не постоянно новых рабов. Тут вопрос другой – куда деваются старые рабы? Неужто мрут, как мухи? Невесело...
Нам пришлось довольно долго стоять под лучами заходящего солнца, пока управляющий не появился вновь, только в этот раз он сопровождал богато одетых мужчину и женщину, за которыми следовал еще один охранник. Надо же, неужто хозяева решили самолично лицезреть свой новый товар? Странно... Хотя вполне может оказаться так, что в этой стране подобные смотрины считаются обычным делом.
А еще я была уверена, что хозяева первым делом подойдут к мужчинам, но они направились к женщинам. Встав неподалеку, они рассматривали нас, я, в свою очередь, смотрела на них. Н-да, интересная парочка, и первым, кто привлекает к себе внимание – это, конечно, хозяйка, находящаяся в довольно почтенном возрасте. Трудно сказать, сколько ей лет, но наверняка перевалило за шестой десяток. Не знаю почему, но она мне сразу не понравилась. Похоже, что в молодости она была красива, но с возрастом резко подурнела, безобразно располнела, от былой красоты не осталось следа, и сейчас ее внешность производит удручающее впечатление. Есть лица, на которые возраст накладывает доброту и мягкость, а есть и такие, кого старость уродует, и стоящая напротив меня женщина была как раз из их числа. Дорогая одежда, украшения, притирания – все это не могло скрыть ту неприятную истину, что внешность у женщины не просто неприятная, а, скорее, отталкивающая – дряблая кожа, свисающие щеки, огромные мешки под глазами, мясистый нос, набрякшие веки... Ну, а краски, в излишке нанесенные на ее лицо, не только не сглаживают недостатки внешности женщины, но еще и подчеркивают их. В итоге получается не столько лицо, сколько уродливо-неприятная маска. Не повезло...
Зато ее муженек, стоящий рядом с супругой, выглядел иначе – красивый мужчина лет тридцати, который смотрел куда угодно, только не на дорогую женушку. Такое впечатление, что мы вызываем у него куда больший интерес, чем законная половина. Особенно его пристальное внимание привлекла молодая девушка, что стоит рядом со мной, и взгляд у него очень похож на тот, коим на меня глядел бывший жених, барон Корд, когда мы с ним оставались наедине. Брр, вспоминать не хочется! И вот сейчас у меня перед глазами находится нечто похожее... Да уж, кобелиную породу не скроешь! Ох, что-то мне плохо верится в то, что между супругами наличествует большая любовь. А еще эта парочка не глянулась мне с первого взгляда. Ну, а мне во всей это ситуации только и остается, как поневоле порадоваться тому, что сейчас я выгляжу просто отвратительно!
– Вот женщина, о которой я вам говорил... – указывая на меня, произнес управляющий почтительным голосом.
– Что-то она старовата...
– Ей всего двадцать два года.
– Н-да... – после паузы произнесла женщина. – А как насчет всего остального? Ты уверен, что тебя не обманули? Неужели это жалкое подобие женщины действительно происходит из древнего семейства? И она последняя в своем роду?
– Совершенно верно, об этом сказано в сопроводительном письме, выписку из которого я имел честь вам предоставить.
– Ну, не знаю...
– Я покупал ее у торговца Алтаха, а он ведет свои дела честно, во всяком случае, на его слово можно положиться. Тем не менее, госпожа, я во многом с вами согласен – сейчас такие времена, что полностью нельзя быть уверенным ни в чем.
– Хорошо... – неохотно отозвалась женщина, не сводя с меня глаз. – Но какая же она старая и некрасивая для своего возраста!
– Не всеми же быть такими красавицами, как вы, госпожа... – почтительно отозвался управляющий.
Он что, издевается? Да на эту женщину лишний раз смотреть не хочется! Хотя, судя по всему, мужчина говорит, вроде, серьезно, и эта накрашенная бабища воспринимает услышанное, как должное.
Меж тем управляющий продолжал:
– Конечно, я могу досконально проверить данные, указанные в сопроводительном письме, но это потребует времени и немалых денег...
– Не стоит... – отмахнулась женщина. – Скоро и так все узнаем... В любом случае я ничего не теряю, но хорошо уже то, что ты нашел нечто подходящее. Если все пройдет хорошо, то получишь щедрое вознаграждение.
Что-то мне все больше и больше не нравится этот разговор, но окончательный вывод делать пока еще рано. Интересно, для какой такой надобности я им понадобилась? Ведь меня купили с какой-то определенной целью, знать бы еще, что им от меня надо. Пока же мне следует стоять с отсутствующим видом, и делать вид, что я не понимаю здешнего языка.
– Ваша щедрость сравнима только с широтой вашей души... – согнулся в поклоне управляющий. – Скажите, на какие работы мне поставить эту женщину? Думаю, ей не стоит сидеть без дела. Только вот она ничего не умеет делать – об этом говорят ее руки...
– Нечего ее жалеть, пусть поработает. Найди ей что-нибудь погрязней и поунизительней, чтоб отныне знала свое место. Таких чванливых особ не помешает хорошенько ткнуть лицом в грязь, чтоб знали свое место.
– Слушаюсь, госпожа.
– Теперь посмотрим тех, кого ты еще привез.
– Конечно, госпожа... – заторопился управляющий. – Эти две женщины, которые постарше – они хорошие швеи, как вы того и хотели. За них пришлось заплатить довольно дорого. Что касается молодой женщины, то она вышивальщица золотом...
– На мой взгляд, она слишком молода для хорошей вышивальщицы.
– Нет, что вы! Я бы никогда не позволил привести в услужение вам, прекрасная госпожа, плохого работника! К тому же ее продавали очень дешево – мне просто повезло, что я сумел ее купить...
– Это хорошо. Теперь надо посмотреть на мужчин – надеюсь, мы останемся довольны...
Я же рассчитывала на то, что после ухода хозяев нас сразу же отведут в барак – там будет возможность отдохнуть, а не то я уже едва ли не с ног валюсь. Однако, как выяснилось, нам еще предстояло кое-что увидеть, и не скажу, что увиденное мне понравилось.
Оказывается, один из рабов (которых в этом имении хватало) попытался бежать. Вернее, он сбежал, но его поймали уже через день, и теперь нам всем предстояло увидеть, как здесь наказывают ослушников. Как я поняла, это очередной наглядный урок для невольников, тем более что место для подобных наказаний здесь было оборудовано уже давно – так давали понять, что у этого столба может оказаться каждый.
Зрелище, надо сказать, было весьма впечатляющим. Для начала на задний двор согнали всех рабов, какие были в имении, а таковых оказалось немало, едва ли не сотня. Я оглядывала стоящих: тут, судя по внешности, собрались люди из разных стран, и единственное, что их объединяет – это равнодушие на лице. А еще у многих предстоящее наказание ассоциируется с развлечением – похоже, зрелищ тут немного, на крайний случай сойдет и такое. Как это ни печально, но всегда найдутся люди, которым доставляет немалое удовольствие одна лишь мысль о том, что кому-то сейчас придется куда хуже, чем им. Сейчас все невольники стояли вокруг большой площадки – она, судя по всему, и являлась местом для наказаний, ведь не просто же так посредине этой площадки в землю вкопаны несколько столбов, на которых висели цепи. Все верно – надо же к столбам приковывать провинившихся.
Долго ждать не пришлось – вскоре на площадку даже не вывели, а вытащили мужчину, который был настолько избит, что не мог идти. Его приковали за руки к столбу, и он безвольно повис на цепях – как видно, у мужчины уже не осталось ни сил, ни желания жить, потому как он знал, что его ждет. Не прошло и минуты, как на несчастного обрушился град ударов кнутом, и тот охранник, который их наносил, явно знал толк в этом деле, ведь каждый из этих ударов рассекал тело человека едва ли не до костей. Ясно, что вначале бедняга кричал и пытался вырваться, но потом его тело обмякло, и он повис на цепях, сковывающих его руки. Самое удивительное, что этот несчастный более не издавал ни звука: говорят, что иногда у истерзанного организма наступает то блаженное состояние, когда он ничего не ощущает, не видит и не слышит, и человек уже на полпути к Небесам. Кажется, перед нами сейчас был именно тот случай. Позже стало известно, что несчастный умер во время наказания...
Не знаю, как остальных, а меня от подобного зрелища едва не замутило, и я отвела взгляд в сторону. Надо же: хозяин с хозяйкой, стоя на небольшом балконе, наблюдают за происходящим, причем, судя по их лицам, подобное зрелище доставляет им немало удовольствия. Да уж, парочка, глаза б мои на них не глядели!..
Когда мы оказались в бараках, уже наступила ночь. Вообще-то здесь было два барака – один для мужчин, второй для женщин, причем ходить в чужой барак запрещалось под страхом наказания. А еще нас предупредили: здесь наказывают едва ли не за все подряд, за любую провинность, оплошность и непослушание, поддерживая таким образом жесткий порядок – недаром столбы с цепями тут почти никогда не пустовали, к ним едва ли не каждый день кого-то приковывали, причем по нескольку человек, а уж чем наказывать – кнутом, хлыстом или плеткой, зависело от меры проступка виновного. Я была права в своих предположениях – подобные наказания было чем-то вроде развлечения для здешних обитателей.
Еще по вечерам, когда работы были закончены и наступал поздний вечер, работникам разрешалось собираться у большого костра на заднем дворе. Как правило, туда подходили почти все невольники, и начинались разговоры, обсуждение новостей, появлялось даже какое-то подобие веселья. Лично я в таких развлечениях участия не принимала – очень уставала за день, так что с наступлением темноты отправлялась в барак, чтоб поспать на часок больше.
Говорят, что трудности сплачивают, но здесь был явно не тот случай – тут вроде все вместе, и в то же время каждый сам по себе. В этом прекрасном имении все было пропитано духом доносительства – не так сделал, не то сказал, кто-то что-то украл, спрятал, нашел и не отдал... За такие сведения доносчику полагалось вознаграждение, пусть и незначительное, более легкая работа, или же нечто иное... Что же касается того невезучего, на кого донесли, то он, как правило, в тот же день оказывался у столба для наказаний.
Вполне естественно, что при таком положении вещей ни о какой дружбе между невольниками не было и речи. Люди тут или оставались одиночками, или сбивались в небольшие группы, которые хотя и не воевали между собой, но и особой любви друг к другу не испытывали. Да уж, милое местечко!
Ко мне относились настороженно и несколько отстраненно – я тут новый человек, и никто не знал, что от меня можно ожидать. Однако и у меня не было желания с кем-то сходиться, и рассказывать о себе, тем более что задерживаться здесь я не собиралась.
Единственным человеком, с кем я если не подружилась, то могла вести себя естественно, была та молодая вышивальщица, вместе с которой мы оказались здесь. Мы с ней в дороге шли друг за другом, и в бараке наши лежанки оказались рядом. Еще дорогой, в первую же ночь я услышала, как она тихонько плачет в темноте, как видно, не желая привлечь к себе чужое внимание. У меня и самой на душе было тяжело, но услышав эти тихие всхлипывания, я протянула руку, чтоб погладить ее по голове. Та, почувствовав мое прикосновение, вначале испугано дернулась, но потом сжала мою ладонь, и не отпускала ее, пока не уснула. С той поры у нас так и пошло – она не может уснуть, не чувствуя меня рядом с собой. Кажется, она невероятно одинока, иначе не искала бы хоть какую-то поддержку от постороннего человека, тем более что в этой стране не принято выказывать свои чувства посторонним людям, и уж тем более иноземцам. Правда, девушка почти все время молчала, и единственное, что я знаю, так это ее имя – Ярли...