Текст книги "Знак Змееносца(СИ)"

Автор книги: Ватутин Алексеевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

   – У трех трактористов есть брат Сергей, а у Сергея братьев нет. Может ли такое быть? – Глаза рептилии прищурились.

   – Эээээ... парадокс какой-то, – девушка нахмурилась.

   – Никакого парадокса, – Шабе показалось, что чудовище ухмыляется, и это заставило её сосредоточиться.

   Агнесс хрюкнула от удовольствия.

   – А! – вдруг воскликнула богиня, – понятно! Женщины смертных, могут быть трактористами! Ну, то есть, трактористками. Я, правда, подзабыла, а что это... трактористка... типа, танкиста, только на другом агрегате... трактор... или Великий Аттрактор...

   – Правильно, – в интонациях дракона звучала непрекрытая обида, – ладно, слушай вторую... Только чуть прохладой веет,

   Сразу он свинцово-серый.

   А теплеет, ярко-синим,

   Станет, как морская бездна.

   Он младенцем беззаботным

   Цвет имел бутона розы.

   Под покровом птичьих трелей,

   В плавал в воздуха потоках...

   Старость дряхлая, краснея,

   Подкралась к нему незримо,

   И костёр прощальный вспыхнул

   Чтоб на утро стать золою.

   Перед смертью, покрывалом

   Лик укроет белый саван,

   Черным бархатом, расшитый,

   С золотыми кружевами.

   Но позднее дом хрустальный

   Он покинет, разливаясь,

   Вознесётся он из пепла,

   Словно огнекрылый Феникс!

   Агнесс с победоносным видом, отвела в сторону свои ковшеобразные челюсти, с лёгким прищуром наблюдая за растерянной богиней.

   Шаба беззвучно шевелила губами, уставившись в пол, наморщив лоб, и машинально теребила пальцами бахрому на скатерти.

   Так прошло минут пять.

   Захрипел старенький радиоприёмник:

   – В Лимбусе четырнадцать часов, по аттоланскому времени...

   Снова шипение, а затем тишина.

   – Да, забыла сказать, – дракон снова принялся за вязание, – на размышление не больше пяти минут...

   – Ну, слушай, – Шаба обижено надула губы, – твоя загадка изобилует метафорами, суть которых может меняться в зависимости субъективной картины индивида...

   – Шаба, не грузи ты меня умными словами... Загадка для средней школы, что ты... – дракон покачал чепчиком, а зубастый клюв напомнил диковинный маятник.

   – Да? – богиня наклонила голову, – тогда я знаю!

   – Ну? – Агнесс с любопытством глядела то на Шабу, то на кончики спиц, захватывающие шерстяную нитку.

   – Это загадка, про наших мудрецов! Тех самых! Намёк на годичный цикл климата в средней полосе, означает наших двенадцать Хранителей, которые являются посредниками между бессмертными и сильнейшими из мира людей!

   Агнесс тяжело вздохнула, и отложила вязание снова.

   – Скучно тут, последние лет семьсот, – сказала она неожиданно, глядя задумчиво в чернильный мрак за окном веранды.

   Где-то стрекотал зуммер сверчка...

   Шаба напряжённо смотрела на проекцию дракона.

   – Одно и то же вокруг, в чём-то я понимаю Мута.

   – Мута? – удивилась Шаба.

   – И его тоже, – Агнесс поковырялась ногтем между кинжаловидных зубов, – вы можете проезжать, Младшие...

   – Ура! Значит, я угадала?!! – воскликнула враз повеселевшая богиня Солнечного Света.

   – Нет, – Агнесс повернула к Шабе свою крокодилью морду, – правильный ответ "небо"...

   – Да как же так?! – возмутилась Шаба, – почему небо? Там ведь...

   – Не веришь, посмотри в интернете: там ответ есть, – буркнула Агнесс.

   – А почему ты нас пропускаешь тогда? – теперь вид у богини был растерянный, что являлось редчайшим случаем во всех мирах.

   – Да потому что! – Агнесс почти выкрикнула эту фразу, – вы же всё равно попрётесь! Не так, так эдак! Не эдак, так вот так! Ещё и меня случайно пристрелите... не со зла, конечно... Вы же младшие Анунаки... Такие же упрямые, как потомки Адамаса... Эх... Да вот только... (голос её смягчился, и приобрёл какие-то грустные интонации) – я бы на вашем месте туда не совался... Горе ждёт нас всех... (вздох) Большое горе... и вообще – плюньте вы на эти Игры Богов...

   – Как, Агнесс?! – Шаба не могла придти в себя от удивления.

   – Да вот так, – и Агнесс смачно сплюнула в угол веранды, и продолжила вязание.

   Сверчок затих.

   – Но ведь Мут затеял недоброе... равновесие Мироздания под угрозой...

   – Мироздание, не глупей вас будет! – назидательно прервала её матрица дракона, – оно как-то выкручивается, с начала Великого Цикла, и ничего, всё нормально – Вселенная ещё не треснула... ну, за исключением пары раз... да и то: все живы – здоровы. И ведь всегда так было... Сколько себя помню... А всякие герои, лезут между жерновов истории, пытаясь доказать всем вокруг, что они, де, могут влиять на Естественный Ход Событий! Погибнуть во имя всеобщего блага и процветания! А потом, когда они становятся просветлёнными, они понимают, что можно было этого всего и не делать, и называют таких же, как были сами,

подмастерьями мудрости

... Если все так будут тренироваться, на вас Вселенных не напасёшься!

   – Слушай, Агнесс, – Шаба молитвенно сложила руки на груди, – не ворчи на меня, умоляю, скажи, что нас ожидает? Что нам делать?

   – Тебе бы, милая моя, синоптиком работать, – буркнула Агнесс, – а если я тебе расскажу, носок вон, распустится – и вяжи его потом заново... Реликтовые гравитационные волны, потому и называют реликтовыми, что они очень редкие. А ты тут...

   – Ну, хоть намёк... я не хочу терять Анат... она нужна всем нам, – Шаба посмотрела в глаза Хранителя.

   – Ты же знаешь, зачем на Аттолане сейчас собрались почти все бессмертные? Почему идёт эта бесконечная война...

   – Это всё из-за того древнего пророчества?

   – Не только, но и... Вот глянь, – дракон придвинулся к девушке, скрипнув ножками табурета по дощатому полу, – видишь, вот тут, узелок есть? (Агнесс показала спицей на вязаное полотно носка) Флуктуация причинно-следственных событий пространства-времени. Если за него потянуть, будит огромная дыра, по сравнению с которой, чёрные гигантские дыры погибших галактик, пятнышки тли на садовых розах! Целостность Океана ОМ нарушится, и он свернётся в бесконечно малую точку. Ты понимаешь, что это означает?

   – Не будет больше солнечного света, – богиня, широко открыв свои огромные зелёные глаза, как зачарованная, смотрела на маленький узелок.

   – Недаром в тебе есть дар всеведения! Это мягко сказано, – Хранитель саркастически хмыкнул, и перед Шабой сверкнул частокол зубов, – тебя не будит, меня не будит – никого не будит! Представляешь себе множественность Вселенных, свернувшуюся в бесконечно малую точку? Я вот, лично, нет... но чувствую, что будет хреново – даже ЭОЛы могут трансформироваться и исчезнуть – то есть, ваше бессмертие, перестанет быть таковым, по сути. Может, конечно потом кто-то и возродится, но это не факт... Начнётся всё заново, с чистого, так сказать, листа, через миллиарды лет...

   Даже бессмертная богиня зябко поёжилась при словосочетании "миллиарды лет".

   – Если вы возродите Баала, – продолжала Агнесс, – узелок зацепится, потянется и всё погибнет... Всё!... Ну, не погибнет, конечно – просто прекратится...

   – Но почему? – Шаба снова теребила бахрому на скатерти, теперь уже нервно.

   – На этом этапе расширения нашей Вселенной, возникает узелок, предсказанный ещё великим пророком древности, Джеком Машиной, (известным так же, как Птах Инженер) около миллиона лет назад. Именно сейчас в размерности пространства-времени должен возникнуть тот самый, знаменитый "Тринадцатый Фактор". Он сломает кратность Вселенной и ткани самого пространства-времени. Появится новый принцип симметрии частиц, пойдёт цепная реакция Великого Гравитационного Коллапса, которая сможет уничтожить ВСЁ! Она прорвёт границы измерений: невидимые поля, станут осязаемыми, они разбухнут от энергий, и начнут пожирать материю, пока вся Множественность Вселенных не оптимизируется в ту самую, бесконечно малую точку. Но, так как его появление неизбежно, а в нашем нелинейном мире всегда есть поле альтернатив, то, как сказано в пророчестве, Баал не должен возродиться, став Тринадцатым Фактором – иначе, он будет точкой разрушения, но, он может воплотиться волной, прибывая в вечной суперпозиции, тогда Тринадцатый Фактор, сольётся с Двенадцатью, и при этом останется в нашей Вселенной. Она не сможет без него расширяться далее, и взаимодействовать с остальными Вселенными! Точка этого события, должна быть здесь, на Аттолане, об этом говорит мне узелок... Но Баал будет не живой, и не мёртвый, смертный, но могущественнее бессмертного, превратится во взрослого и ребёнка... личность его расколется, и будет он подобен фотону – волной и частицей одновременно, в пространстве-времени... Вот так...

   – Значит, его больше не будет? – Шаба медленно произнесла это, глядя в пол.

   – В любом случае.

   – Но если мы не зацепим этот узелок, может ли его зацепить кто-то ещё? Кто знает об этом? – Шаба мрачно нахмурилась.

   – Мут знает об этом...

   – А ты говоришь, чтоб мы плюнули на всё!

   – У него другие планы, – Хранитель отодвинулся обратно, на свой край стола, – он хочет контролировать ВГК (Великий Гравитационный Коллапс), и под этим соусом диктовать свою волю всем, включая Древнейших. В принципе, у него это, скорее всего не выйдет, и его так же размажет в пространстве-времени, как и Баала. Может быть, он попробует переселиться в чётное измерение, и контролировать богов оттуда, но... пройдут годы, силы его иссякнут... в общем...

   – В общем, мы теряем нашего близкого, а ты предлагаешь нам всем жить в страхе, – подытожила за неё Шаба.

   – Ну, почему в страхе, – дракон пожал плечами, – вы же будите знать, что это ненадолго, так и боятся нечего: Мут слишком самолюбив, чтоб просто погибнуть, дав уничтожить ВСЁ. Даже если мальчик заскучал. Ему придётся рано или поздно подчиниться Естественному Ходу Событий. Каких-то сто, двести тысяч лет... А вот если вы продолжите свой путь, и постараетесь исполнить пророчество, и Баал добровольно согласиться стать волной – тут, как раз, я вижу, что узелок обязательно потянут – не вы, и не Мут... кто-то ещё... его нет в моей нити, я не знаю, кто или что это, но тогда неизбежно произойдет что-то очень скверное... очень... Не зря за это пророчество так все уцепились...

   – А мы можем, как-то, этот узелок, ну... не знаю, защитить, экранировать, что ли? – Шаба была грустна.

   – Теоретически можете, – кивнула матрица дракона, – но я бы, на это не рассчитывала... Да... Уж, поверь – вероятности я прикидываю не хуже квантового процессора Птаха... Корень этого узелка тянется из прошлого, с планеты Земля. Возможно, Двенадцать Хранителей, о которых ты вспомнила, как-то связаны с этим. Цепочка его последовательности тонко сплетена с причинно-следственными связями, и выделить эту частоту из общей вибрации ОМ – задача, почти не реальная.

   На столе загудел кипящий самовар, а об абажур с тусклой лампочкой бились мельтешащие ночные мотыльки.

   Помолчали. Было и уютно и, одновременно тоскливо...

   – А как он хоть выглядит, этот узелок бытия? – спросила Шаба, понимая, что на чёткие инструкции рассчитывать не приходится.

   – Да вот так, – Агнесс приподняла вязание.

   – Агнесс, ну, я серьёзно...

   – Я не знаю, какова проекция этого узелка, на ткань макрокосмоса, но... что-то мне подсказывает, что мимо вы не пройдёте...

   Собственно, пока происходил этот довольно необычный диалог (драконы не часто столь словоохотливы), всё в пещере и на самом мосту было застывшим, словно облито жидким стеклом, которое быстро твердело. Время, конечно же не остановилось окончательно, но его течение было очень замедленным, так что со стороны, могло бы показаться, что все фигуры и предметы неподвижны (если только вы бы не оказались внутри самого места этого происшествия – тогда вам вообще бы ничего не показалось, совсем).

   Но всё же, был один объект, который в пещере двигался.

   Под тёмными скалистыми сводами горной трещины, в сумраке, выделялся полупрозрачный шар, внутри которого виднелся силуэт необычной птицы, изредка взмахивающий крыльями. Эта птица была чернее самой чёрной ночи – её было так плохо видно в темноте пещеры, что, если бы не защитный кокон – только столкнувшись с ней нос к носу, можно было бы обнаружить это присутствие.

   Это был чёрный аист. Он сел на выступ скалы, и долго, внимательно наблюдал за остановленной сценой на мосту, слегка дёргая головой, изредка отвлекаясь, на то, чтоб почистить клювом свои перья.

   Затем, он изящно, словно змея, изогнул свою шею, и задрав клюв к потолку, стал издавать им быстрые резкие звуки, раскатистую длинную трель, с разным ритмом.

   После, не дожидаясь развязки, он взмахнул крыльями, и полетел прочь, во мрак пещеры...

   ГЛАВА 12.

Сосуд

Нирманакайи

   (Новый Карфаген. Некоторые документы и факты)

   Мы были окутаны серым стеклом влажного воздуха, и, готового вот-вот заплакать, неба...

   – Уууууууууууу...

   Улица была заполнена толпами людей: пёстрая толпа гудела эмоциями, выкриками и напряжённым шепотом. Шумел ветер, эхом раздавались голоса из громкоговорителей, и выкрики толпы. Где-то рвались петарды, а может одинокие выстрелы.

   И над всеми этими звуками, где-то в небе, высоко-высоко, фоном звучал какой-то гул на одной ноте.

   – Уууууууууууууууууууууууууууууу...

   Словно декорации дождливого неба держались в воздухе на водородных турбинах.

   – Вы пикетчики? – спросила у нас пожилая женщина с оцинкованным ящиком, из которого пахло пирожками.

   – Уууууууу......

   – Нет, – Луций простодушно улыбнулся, – мы идём в "Клюшки", а тут сами видите...

   – А, так вы из "Клюшек"! – дама улыбнулась синеватыми губами, окаймлявшими узкую трещину, – вы, наверное, давно не были дома?

   – Да, – кивнул Луций, служил нашему господину...

   – Вот видите, как тут у нас не спокойно стало... всё шпионы... – дама достала металлический баллончик и брызнула из него себе в трещину на лице, которой был её рот, – идите через парк, там полиция.

   – Спасибо, мать, – Луций вытер уголком туники, намотанным на руку, мясистый простуженный нос, и, громко хлюпнул, – пойдём, чумовоз...

   – Уууууууууууу...

   Это он ко мне... да... опять забыл сказать: из собственных аудиозаписей я узнал, что я попал сюда случайно... то есть я, был когда-то лейтенантом сил СоЗНа, Хором Велесом, и даже игриво рассказывал о себе, но, кажется это всё лажа... судя по записям, мой персонаж погиб, и, как объяснил мне Луций, он меня вытащил из-под ноги какого-то гигантского человека. Точнее я вытащил его.

   Я допускаю, что он в чём-то прав – но, согласитесь, смешно и, не выдерживает никакой критики эти бредовые истории про улиток, Пандара, Гладиаторов и войну богов... А главное, что я с какой-то далёкой планеты... если бы я был более сосредоточен, я бы вспомнил правду. Но, пока, я признаю одно: я был на войне, и меня контузило. Видимо ранее, я был глупым человеком, который надеялся, что звуковой дневник, поможет ему что-то понять. Я внимательно послушал его, послушал этого человека, назвавшегося "Луцием", моим однополчанином, якобы, в некой войне.

   – Уууууууууууу...

   Он сказал, что мы решили дезертировать – покинуть ряды некой армии, которой мы присягали на верность. Так называемому Президенту– Императору, Последниму Оплоту Демократии и служителю великой Новой Расе!

   Так как я этого не помню, а то, что я слышал из собственного плеера, вообще сбило меня толку, я подумал, что стал частью некоего розыгрыша, или очень сильно нажрался наркоты накануне: а может я до сих пор нахожусь в этой иллюзии?

   Я растерян: но, помню улиток на бетонной стене. Ещё смутно встаёт образ какого-то огромного человека, облачённого в лёгкие доспехи, который нагнулся надо мной.

   Мне мало что понятно из этого, но, Луций заботится обо мне и куда-то ведёт меня. Наверное, в то место, где всё будет понятно. Хотя я в этом сомневаюсь. То, что я услышал о себе, напоминает мне какой-то бред, но, возможно, я просто крепко сплю. Честно сказать – боюсь и подумать, как можно было бы связать всё то, что я знаю, помню и вижу. Луций называет это "кратковременной посттравматической потерей памяти". Не смотря на нелепость этого определения, я вновь соглашаюсь с ним, поскольку больше идей нет.

   Город цветёт красивыми и влажными растениями, жаль я не помню их названий, а спросить у Луция, мне, как-то не ловко. Подумает ещё, что я дебил. Одно из немногих, что я помню, так это то, что люди ничего просто так не делают, и если Луций подумает, что я неисправимо болен, то оставит меня в этом шизофреническом месте, где за день два, а иногда и более раз сверкают на небе яркие радуги: утренние и вечерние. А иногда вокруг меня проплывают призрачные и прозрачные фигуры людей, животных, техники, которые растворяются в воздухе, и мне говорят не обращать на них внимания. Я припоминаю, что видел что-то подобное, но от чего-то, эти обрывочные мысли рождают в душе тревогу.

   – Уууууууууууу... – напоминает далёкий авиалайнер...

   В общем, не утешительный вывод: ощущение, что мне всё знакомо, но.... Кажется, я ничего не помню.

   Вчера пол ночи думал о том, кто я такой – было немного страшно. И ещё записи...

   Луций говорит, что я с другой планеты, которая называется "Земля". Почему не "Камень" или "Песок"? Когда я попытался пошутить, что и он не отсюда, лицо его выразило раздражение. Вообще, он сказал, что мы идём к доктору. Правда, больным, я себя не чувствую, и это повышенное внимание к моей персоне, мне кажется навязчивым. Он сам простужен и часто кашляет, и хлюпает носом. Пункт первый: нужно выяснить, кто такой Луций... всё... он идёт из магазина... я не хотел бы, чтоб он знал, что я говорю сам с собой, пусть и в микрофон.

   Толпа шумела...

   – Уууууууууууу...

   – А что случилось тут? – мягко поинтересовался я.

   – Да всё, как на прошлой неделе, – ответила торговка пирожками, – Уртан, советник Президента– Императора (да осветится его имя Богами) объявил о присоединении мартовской Беатии к нашему Ному. Январцы хотят союза с "мартовскими", а те, все за своего короля...

   Я ничего не понял, но с умным видом кивнул:

   – А чтож они так шумят? – спросил я.

   – Знамо дело, что, – ответствовала горожанка, – электор Бабур, ультраправый-то наш, из Бундеснома, кричит, что мартовских нужно бомбами закидать, чтоб, дескать, знали наших, и короля ихнего отключило, чтоб...

   – Как отключило? – удивился я.

   – Ты забыл со своей контузией, – хмыкнул Луций, – это ж один из Девяти Великих Серверов, король-то их...

   – Ну, да, – закивала женщина, – я и говорю. Народ-то недоволен, что войну проиграли. Вот, говорят, что боги от них отвернулись. Может, возьмете с индюшачьей патокой? Эрзац первой степени, такого сейчас не купишь. Сейчас только "Бета Ит"...

   – Мамуль, мы спешим, – сказал Луций, хотя перед этим, мы с ним наоборот: прятались по всяки подвалам и развалинам домов. Я так и не уловил, в какой момент мы стали спешить...

   – Уууууууууууу...

   – А что так гудит? – зачем-то спросил я, озирая силуэты домов.

   – Да бес его знает, – отмахнулась женщина с трещиной на подбородке, –

   – Да-ёшь Ян-варь! – доносилось с площади многоголосое эхо. Оно усиливалось бетонной чашей круглого форума, в центре которого находилось углубление цирка с трибунами, для общественных собраний.

   Над головами пикетчиков, окружённых чёткими рядами закованных в броню полицейских, пестрели яркие флаги, и наспех слепленные голографические транспаранты, с дешёвой анимацией, которая, по всей вероятности изображала карикатуры на политических лидеров, не желающих войны с мартовцами.

   – Уууууууууууу...

   И вдруг, меж силуэтами опустевших небоскрёбов, сквозь мутную дымку облаков, я заметил источник далёкого гула. Это был огромный, возвышающийся очень далеко (его прикрывали дома), белёсый столб, увенчанный, словно гриб, шапкой грозовых облаков, озаряемых молниями.

   – Что это, Луций? – я тронул его за локоть, указывая по направлению к странному объекту.

   Тот рассеянно взглянул, и нахмурился.

   – Ничего там нет особенного, – раздражённо буркнул он.

   – Так я вам и говорю: идите через парк, в "Клюшки", – разочарованно произнесла торговка, проследив направление моего взгляда – сейчас дождь начнётся и Кетавры приедут...

   Словно, в подтверждение её слов, на сером небе грянул гром, и брызнули капли влаги.

   Это явно был какой-то молчаливый заговор, так как оба этих человека видели то, что увидел я, но старательно это игнорировали. Ладно... попробую узнать об этом позже...

   – Спасибо, мать, – сказал Луций, и, накинув капюшон туники, на голову, потянул меня за рукав.

   В сыром осеннем воздухе завыла сирена, а на лужах заплясали концентрические круги...

   – А разве сейчас осень? – почему-то спросил я.

   – Ой, сынок, ты что? – она втянула в себя накрашенные веки в прожилках, – точно с войны... эх... ребятки вы мои...

   Я, запрокинув голову, глядел вверх, туда, где плыли в густом тумане вытянутые туши стальных дирижаблей, ощетинившихся стволами огромных орудий.

   – Пошли, пошли, чучело! – сморщив, красный от простуды нос, шипел Луций, тянув меня за рукав.

   И мы двинулись по выложенной узорчатой серой плиткой аллее, между каких-то ржавых труб, и заброшенных каменных беседок, обтянутых разноцветными целлофановыми лентами, с надписями "Полицейский департамент Н. Карфагена".

   Дождь усиливался. Капли стекали по моей шее.

   – Уууууууууууу...

   Некоторые деревья были обуглены и начисто лишены веток, похрустывая на ветру, хотя вокруг зеленела трава и в листве тускло сияли яркие цветы.

   – Да здравствует Президент– Император, и его партия! – доносилось с форума, – вялые либералы и трусы не в состоянии...

   То здесь, то там, в зарослях кустарника городского парка лежали опрокинутые автомобили, прилавки или просто нагромождение старых ящиков, и ненужной мебели.

   Аллея привела нас к бульвару, украшенному высоченными серыми мокрыми колоннами. По дороге шагала ещё одна демонстрация пёстро одетых людей с голографическими "аватарами" в сыром воздухе. Эти изображения были символами, означавшими эмоции и настрой демонстрантов. Они скандировали нестройным хором: – Оманепадмехум! Оманепадмехум! Оманепадмехум!

   Тут, из ближайшего перекрёстка, к бульвару, поскрипывая суставами сервопривродов, вышли боевые платформы ЭМУ. На их бортах красовались символы Империи, а сверху торчали раструбы "гуманитарных орудий". Не помню, откуда я это помню...

   Их стальные конечности уверенно шагали по асфальту.

   – Просьба всем электорам покинуть зону пикета! Повторяю! Всем электорам покинуть зону пикета!

   – Назад! – крикнул мне Луций, и, схватив меня за плечо, повалил в ближайшие кусты.

   – Оманепадмехум! Оманепадмехум! – продолжали скандировать люди.

   – Немедленно разойдитесь! – раздалось из полицейских шагающих машин, которые останавливались, образуя полукруг.

   – Оманепадмехум! – вдруг от толпы отделился сверкающий шар, который, потрескивая в каплях дождя, полетел в сторону ближайшей машины.

   И вдруг, раздался истошный свист – это включились излучатели "гуманитарных орудий".

   Луций, с искажённым лицом, выхватил из сумки наушники, и, нахлобучив их себе на уши, обхватил мою голову своими крупными ладонями.

   У меня закружилась голова и в глазах, потемнело. Казалось, что капли дождя, падающие на мою кожу, сверлят её, словно раскалённые иглы.

   Люди, стоящие в толпе, начали падать на землю. У некоторых из ушей текла кровь. Они совершали конвульсивные движения, а голографические баннеры начали таять...

   Я очнулся в какой-то горячке: мы с Луцием бежали по узким улицам, покрытым мусором и осколками кирпича.

   – Уууууууууууу...

   Я пошатнулся, голова пошла кругом, а в глазах стояли красные круги.

   – Хор! Не падай! – крикнул он.

   Я не упал, хотя было скользко, и мои ноги, от осознания, происходящего со мной, чуть не споткнулись, потеряв ритм бега.

   – Луций, какого пениса... – я закашлялся: холодные капли секли по лицу.

   – Не разговаривай, – опять крикнул он.

   Внезапно, по пути нашего следования, возникла мусорная куча. Обойти её можно было только справа. Вдруг из кучи поднялся человек, одетый в лохмотья. Лицо его было вспухшим, и грязным. Один глаз заплыл бельмом. Он напоминал утопленника...

   – О! Привет! – крикнул он сиплым голосом, и в его руках появился пистолет.

   Луций выставил вперёд локоть, и попытался прикрыть меня своим тяжёлым корпусом.

   Утопленник, поднял оружие, и, внезапно, приставив ствол к виску, выстрелил...

   Кровавая крошка смешалась с водяной пылью, его серый язык вывалился изо рта, и он опрокинулся навзничь, обратно, в ту же кучу мусора, рядом с перевёрнутыми оцинкованными баками. Багровая лужа смешалась с ручьями на мостовой.

   – Сука, – сплюнул на асфальт Луций, достаточно бесцеремонно протаскивая меня между кучей, и стеной дома.

   Я схватил его за плечо, и согнувшись пополам проблевался на мостовую, чуть не захлебнувшись кислотными парами в носоглотке...

   – Велес! Отставить! – Луций почти срывался на истерический крик, схватив меня за шею, и толкая вперёд, от чего я чуть не поскользнулся на собственной блевотине, размываемой дождём.

   Я выпучил глаза, и глубоко вздохнул.

   Мы опять побежали...

   Красивые клумбы, грязные подворотни, люди, машины... всё мелькает, слышаться выстрелы...

   – Уууууууууууу... гудит вдалеке белёсый столб...

   Я и забыл про него, просто идёт постоянный гул... вой... далёкий тихий и тоскливый... как стиль этой жизни... воют стены домов, воет тротуары и мостовые... воет небо, деревья... ступени... но... так тихонько... где-то там...

   Сердце бешено колотится, в глазах темно, в рожу дождь... сука... когда это кончится...

   – Эй... – задыхаясь, хриплю я, – Луций, я заёц, так бегать?... Ты...

   Луций неожиданно останавливается, рядом с небольшой площадью, прижимая меня правым боком, к силовой установке, над которой висит восьмиугольный рекламный короб.

   – А... и не надо бегать, Велес... – тяжело произносит он, – лежи тут, как кал, в подворотне, убейся, чибис...

   Он явно злится на меня.

   – Что тут происходит, в том месте, куда ты меня так долго волок...? Ради чего мы тут?

   – Чтоб тебе, дураку, лучше стало... Всё... больше не бежим...

   Рядом с нами, у стены дома, небольшая подвальная лестница. Разрисована голографическими надписями – минимальное, но прикрытие.

   Теперь я просто кашляю – блевать уже нечем. Я встал на колени и начал отхаркивать на тротуар. Лёгкие свистят...

   – Вниз... – шипит Луций.

   Мы ползём по ступенькам – мне уже просто всё равно... и, всё же я вижу...

   В небольшом сквере стоит маленький дом, из грубого пластика, почти сарай.

   Свист сервоприводов был слышен заранее. Почему мы должны скрываться, мать моя мишура ... Боги!

   Я, почему-то чувствовал, что сейчас будет что-то нехорошее... раньше, насколько я помню (уже смешно), такого не было...

   Холодком как-то прошло в груди, даже не пульс... что-то в сосудах, в мошонке, что-то подобралось. Я даже спрятался за бортиком, хотя в этом не было необходимости.

   – Именем Древнейших! Всем электорам выйти из дома! – раздался голос, искажённый усилителем, – предлагаем вам сдаться. Вы переедите в комфортабельные эмиграционные поселения...

   – Нет! – крикнул какой-то мужчина, картавя.

   – Убирайтесь! – вторил ему визгливый женский голос.

   – Мы не причиним вам насилия... – раздалось из бронированной машины.

   Дверь с тихим скрипом открылась, и, оттуда вышел старик.

   Он был в кожаной куртке, со сморщенным красным лицом. В руках его была пластиковая ёмкость, с широким раструбом.

   – Положите ёмкость на землю! – последовал приказ.

   – Да идите вы на... – он хрипло засмеялся, – мы знаем, что нужно, и знаем, зачем... Боги с нами!

   Не знаю, почему он сделал это..... он ухмылялся своим острым ртом с редкими зубами... Он облил из канистры на стены дома, а потом кинул её на невысокую крышу... Почему его не подстрелили?

   – Боги с нами! – После, он вновь недобро усмехнулся, отряхнул руки, и, чиркнув зажигалкой, бросил ее в лужу мутной жидкости, натёкшей на тротуар. Стены дома вспыхнули ярким пламенем, а он вошёл внутрь и запер дверь. И через какое-то время... боже мой... я услышал: кричали люди... захлёбываясь дымом и кашляя... и они сгорели там... заживо... даже не попытавшись выбраться...

   Я зажмурился и заткнул уши, чувствуя противный приторный запах коптящего дыма...

   Потом раздался зудящий звук, и "Стальные Кентавры" ушли...

   Некоторое время, мы с Луцием ещё сидели в своём убежище.

   Я приоткрыл глаза: над сгоревшим домом пролетал призрачный силуэт табуна вороных жеребцов, с развивающимися гривами...

   Всё же странный я человек: смотреть на смерть мне было не приятно, слышать крики – больно и страшно... А вот на душе, кроме опустошённости, и некоего паршивого настроения – никакой скорби: наплевать...

   В голову пришла фраза, моя фраза, только не помню, к чему я её говорил раньше. Но сейчас было в самый раз: "Планета Психопатов"... А кто такой псих? Тот кто опасен, и поведение которого выбивается из общих норм и принципов? Больной на голову человек? Так ведь это же я! Это я здесь "белая ворона"...

   Гула в небе я уже не слышал. Дождь почти перестал, но небо оставалось серым.

   С крыши посыпались осколки кирпичей, и куски цемента. Я задрал голову, и увидел металлический манипулятор, с зазубренным кончиком, который, свесившись с крыши шестого этажа, впился в стену дома. Завыли сервоприводы...

   – Так, валим отсюда! – Луций снова схватил меня за рукав и потащил направо.

   Резким хлопком по мостовой ударили трассирующие выстрелы. Мы шарахнулись к стене противоположного дома. Вспышки и шипение...

   – Долбанные киборги, – гневно выкрикнул Луций, буквально срывая с петель дверь подъезда, и вталкивая меня в тёмное пространство.

   Как только мы выскочили на лестничный пролёт, сзади нас так шарахнуло, что, казалось в уши воткнули по ватному тампону... Где-то вдалеке запели осколки. Луций что-то кричал, но сквозь вату и шум было не понятно, что. Рукой он указывал на окно.

   Он вскинул вверх ногу в тяжёлом гладиаторском сапоге, покрытом защитными титановыми накладками, и рама разломилась пополам, брызнув стёклами в разные стороны.

   Я зажмурился, прикрыв лицо ладонью в перчатке. Я понял: нужно прыгать...

   Луций толкнул меня в поясницу, я вскочил на подоконник, и коротко бросил взгляд вниз.

   Было не высоко – метров пять, но внизу виднелись стальные шлемы с чёрными черепами на перекрещенных костях. Их было около семи человек.

   Я обернулся на Луция – тот быстро кивнул.

   Видно некие рефлексы взяли верх над моим разумом, а злость и страх стали управлять мной.