Текст книги "Интервенция и Гражданская война"
Автор книги: Василий Галин
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)
Вопрос о рабочей силе. Здесь положение наше хуже, чем в отношении технического машинного оборудования нашей промышленности. Революция и гражданская война явились величайшими расхитительницами живой квалифицированной рабочей силы. Прежде всего потому, что революция опирается на верхи, на наиболее интеллигентные слои рабочего класса, на наиболее квалифицированных рабочих. Строительство советского аппарата шло за счет этого слоя. Военное строительство шло также за счет лучших элементов рабочего класса. Часть рабочих ушла в деревню. Тов. Рубинштейн, обследовавший Коломенский завод, указывает, что значительная часть квалифицированных рабочих ушла в спекуляцию. Тот же инженер Кили утверждает, что, по его наблюдениям, на нескольких металлургических заводах действительный и фактический прогул составляет 50%, тратится же энергии рабочего на разыскание себе личными индивидуальными усилиями пищи – психической и физической энергии – около 80%…
Мы брали работников из производств, из управлений и посылали их в полки и роты – там они погибали и учили других погибать и тем спасали положение. Необходимо не меньше энергии, самоотвержения и энтузиазма, чтобы преодолеть голод и продовольственную разруху, и важнейшим фактором, который будет иметь не меньшее значение, явится принудительное общественное питание, организованное при больших заводах. Мы будем устраивать столовые при заводе, упраздняя колоссальное расхищение энергии. Иначе мы продовольственного вопроса не разрешим, ибо нельзя ссылаться на то, что Наркомпрод не дает продовольствия, а Наркомпроду не дает Наркомпуть, а Наркомпути – сормовские и др. заводы. Тут круговая порука. Стало быть, основной наш лозунг для ближайшего периода – это «Пролетарий, назад, к станку, из армии, из советских учреждений, из правлений Гомзы, из деревень, из рядов спекулянтов!…» С вопросом организации рабочей силы связан вопрос о демобилизации военного аппарата. Систему демобилизации и методы нужно вырабатывать не тогда, когда армия завершает свое дело, а когда она в полном развитии и достигла максимума своей численности» 1535. В октябре 1920 г. в «трудовых армиях» состояло 160 тыс. человек 1536.
Наглядный урок «военного коммунизма» дает пример железнодорожного транспорта. «В 1916 году паровозный парк уменьшился на 16%, а парк товарных вагонов – на 14%. Бессистемно использовавшиеся дороги не справлялись с перевозками, в то время как протяженность путей возросла. За войну было построено 3,3 тысячи километров новых железнодорожных линий и 2,8 тысячи находились в постройке. Для обслуживания непосредственно фронтов было сооружено 2,2 тысячи километров полевых железных дорог облегченного типа и еще 600 километров строилось. Не доставлялись в срок не только военные грузы, но и продовольствие» 1537. Помощник главного интенданта генерал Богатко констатировал: «Вследствие нарушения правильного транспорта нельзя было подать топливо, сырье, вывезти заготовленные предметы снабжения и т. д. Все это вызывало недостаток предметов первой необходимости в стране, дороговизну… Вследствие этого нельзя было перебросить находившиеся в изобилии в Сибири запасы мяса, зерна и т. д. Богатые источники средств России не были исчерпаны до конца войны, но использовать их мы не умели» 1538.
В этих условиях, как пишет Деникин, «министр путей сообщения (Временного правительства) Некрасов решил ввести «на место старых лозунгов принуждения и страха (?) новые начала демократической организации» путем насаждения во всех отраслях железнодорожного дела выборных советов и комитетов…» 1539О последствиях этого решения 17 июля 1917 г. докладывал начальник штаба Военных сообщений ГУ Генерального штаба: «Положение на железных дорогах признается отчаянным и ухудшающимся с каждым днем. Распад дисциплины так же, как и в армии, растет. Производительность рабочей силы резко упала… Многие из находящихся в работе паровозов работают уже через силу, и если не будут приняты меры к поднятию продуктивности работы (ремонта паровозов), положение грозит к зиме катастрофой» 1540. Ленин писал по этому поводу в конце сентября 1917 года: «России грозит неминуемая катастрофа. Железнодорожный транспорт расстроен неимоверно и расстраивается все больше. Железные дороги встанут. Прекратится подвоз сырых материалов и угля на фабрики. Прекратится подвоз хлеба» 1541.
Количество исправных паровозов на каждую тысячу верст ж/д 1542
Ленину вторил Деникин: «Разрушался и транспорт. Еще в мае 1917 года на очередном съезде железнодорожных представителей в Ставке я услышал мотивированный доклад г. Шуберского, подтвержденный многими специалистами, что наш транспорт, если не изменятся общие условия, через полгода станет. Практика посмеялась над теорией: три с лишним года в невероятных условиях междоусобной борьбы и большевистского режима железные дороги продолжали работать; правда, не обслуживая почти вовсе нужд населения, но удовлетворяя все же стратегические потребности…» 1543В 1919 г. положение на транспорте было хуже, чем в мае 1917-го, почти в 5 раз, но железные дороги продолжали работать.
Но благодаря чему транспорт не встал? «В 1919 году в «Правде» был опубликован приказ народного комиссара путей сообщения Красина, похоронивший окончательно некрасовские упражнения в области самоуправства: «Существующая система железнодорожного управления… привела транспорт к полному развалу… Всем завоеваниям революции грозит опасность уничтожения… На место коллегиального, а в действительности безответственного управления вводятся принципы единоличного управления и повышенной ответственности. Все от стрелочника до члена коллегии должны точно и беспрекословно исполнять все мои предписания. Реформы приостановить и всюду, где только можно, восстановить старые должности и старый технический персонал в центральном управлении и на линиях» 1544. О другой мере Троцкий писал Ленину 1.02.1920.: «Хлебный рацион должен быть снижен для тех, кто не работает в секторе транспорта, решающем на сегодняшний день, и увеличен для тех, кто в нем работает. Пусть, если это необходимо, погибнут тысячи людей, но страна должна быть спасена» 1545.
Но транспорт был важной, но относительно небольшой частью российской экономики. С началом интервенции Центральная Россия, которую контролировали большевики, оказалась фактически отрезанной от основных поставщиков энергоносителей, угля и нефти: Донецка, Урала и Сибири. Без них вставал тот же транспорт, останавливалась промышленность, в буквальном смысле слова вымерзали города. Центральная Россия – это не Центральная Европа.
Добыча и производство по регионам в Российской империи в 1913 г. и на территории Центра в 1919 году, млн. пудов 1546
Всего Донецк Урал и Сибирь Центр (1919)
Уголь 1800 1500 150 36,9
Чугун 257 189 56 12
Большевики контролировали только 2% добычи угля и 4,5% чугуна. Нефти в 1918 г. из Баку удалось вывезти всего треть годовой потребности (200 млн. пудов), в 1919 г. нефти не было почти совсем. «Таким образом, вся тяжесть снабжения страны топливом ложилась исключительно на дровозаготовки и торф» 1547. К январю 1919 доля дров в топливном балансе страны (по сравнению с углем и нефтью) составила 88% (в 1916 – 14%) 1548. При этом энергопротребление сократилось почти в 2,5 раза.
Энергопотребление территории Советской России, в переводе на дрова (в млн. куб. саж.) 1549
О значении энергоносителей говорил в своей речи в 1915 г. Ллойд Джордж: «Правительство взывает ныне к углекопу как к другу – своему другу, другу нации и другу свободы всех стран мира. У нас не хватает угля, чтобы выручить страну из переживаемого величайшего кризиса… В мирное время уголь является самым важным элементом промышленной жизни страны. Кровь, текущая в жилах промышленности нашей страны, состоит из расплавленного угля. В мирное и военное время уголь – король промышленности. Он входит в каждый предмет потребления… Уголь для нас – все, он нам необходим для победы…» 1550Но в России уголь был необходим не только для промышленности – в России в отличие от Англии бывает зима, и топливо было необходимо было для отопления и элементарного выживания городов, для доставки в них продовольствия. Например, в Германии во время войны все, что удавалось выжать из шахт, шло на военные заводы, жилые дома не отапливались. Энергетический кризис для России был во много раз более тяжелым, чем для Англии и Германии и продолжался он благодаря интервенции в 3 раза дольше, чем в Англии.
Жесткие меры «военного коммунизма» вызвали массовые забастовки в тылу и в промышленности, которые подавлялись по законам военного времени. В качестве примера можно привести забастовку в Туле в 1920 г., после которой рабочие, принявшие в ней участие, были уволены, «Чтобы получить новые карточки на 250 граммов хлеба и вернуться на предприятия, рабочие должны были подписать прошение о приеме на работу, в котором указывалось, что всякая остановка работы приравнивается к дезертирству, влекущему за собой наказание вплоть до смертной казни. 10 апреля работа возобновилась» 1551. Чаще всего применялись аресты. «Эти аресты, проведенные в сгущающейся атмосфере нехватки продовольствия, вызвали волну протестов и забастовок. 10 марта общее собрание рабочих Путиловского завода (10 000 участников) одобрило воззвание, осуждающее большевиков, чье правительство «представляет собой диктатуру Центрального Комитета партии коммунистов и правит с помощью ЧК и революционных трибуналов» 1552. «16 марта войска Петроградской ЧК взяли штурмом Путиловский завод. Около 900 рабочих были арестованы немедленно. В последующие дни примерно 200 забастовщиков были бессудно расстреляны в Шлиссельбургской крепости в пятидесяти километрах от Петрограда. Весна 1919 года отмечена жестоко подавленными забастовками во многих рабочих центрах России: в Туле, Сормове, Орле, Твери, Брянске, Иваново-Вознесенске, Астрахани» 1553. «Наиболее опасным для большевиков было то обстоятельство, что в эти движения часто оказывались вовлеченными расквартированные в рабочих городах части Красной Армии. В Орле, Брянске, Гомеле, Астрахани взбунтовавшиеся красноармейцы присоединялись к забастовщикам и с криками: «Бей жидов! Долой большевистских комиссаров!» – овладевали многими городскими кварталами, где предавались безудержному грабежу, пока подоспевшие отряды чекистов и верные режиму войска не отбивали (порой в результате многодневных боев) эти районы» 1554.
В Туле в начале марта 1919 года под стражу было взяты несколько сот человек, что привело к многотысячному «маршу за свободу и против голода» рабочих и железнодорожников. 4 апреля Дзержинский распорядился арестовать еще 800 «зачинщиков» и очистить заводы, уже в течение нескольких недель занятые бастующими. В июне 1920 года на заводах в Туле снова значительная часть рабочих-металлургов отказалась выполнять распоряжение дирекции о сверхурочных работах. «Мне говорят, что рабочие Ижевска также участвуют в этом. Яудивлен Вашим примиренчеством и тем, что Вы не осуществили массовой расправы с саботажниками» 1555. Забастовок, вызванных милитаризацией в 1920 году, было много: в Екатеринбурге в марте 1920 года были арестованы и приговорены к исправительно-трудовым лагерям 80 рабочих; на Рязано-Уральской железной дороге в апреле 1920 года были осуждены 100 железнодорожников; на Московско-Курской дороге в мае 1920 года – 160 железнодорожников; на Брянском металлургическом заводе в июне 1920 года осуждены 152 рабочих. Можно множить и множить примеры забастовок, сурово подавленных в процессе милитаризации труда 1556.
Наиболее показательным и получившим наибольшую известность стало одно из последних и наиболее крупных восстаний эпохи «военного коммунизма» – в Кронштадте. Как и большинство забастовочных центров времен Гражданской войны, Кронштадт являлся очагом бунтов и при монархии, и при Временном правительстве. Так, в Кронштадте и Свеабоге восстания вспыхивали в 1905, 1906, 1907 гг. 24 мая 1908 г. Пуришкевич, выступая в Думе заявлял: «В Кронштадте для охраны мирных жителей держатся пехотные части, а Кронштадт полон моряков. Что это значит? Не служит ли это доказательством того, что тот элемент, который должен быть элементом силы и порядка, не представляет собой той дисциплинированной стройной массы, на которую могли даже положиться, коей можно вверить не защиту в дни войны, а в мирное время охрану жителей» 1557. Восстания в Кронштадте с новой силой вспыхнули в 1915 и 1917 гг. После февраля 1917 г. кронштадтский гарнизон был одним из первых, где начались стихийные массовые убийства офицеров, в Петроградской прессе слово «Кронштадт» в то время стало почти синонимом убийства и анархии. В июле 1917 г. кронштадтские матросы попытались образовать свою собственную независимую республику 1558.
Очередное восстание в Кронштадте началось в конце февраля 1921 г. 24 февраля войска ЧК открыли огонь по рабочей демонстрации, убив двенадцать ее участников. В тот же день были арестованы около тысячи рабочих и социалистических активистов 1559. О напряженности ситуации можно судить по телеграмме Зиновьева Ленину: «Рабочие вступили в контакт с солдатами в казармах… Если надежные части не прибудут в ближайшие часы, мы будем опрокинуты… Среди рабочих Питера положение по-прежнему очень неустойчивое. Крупные заводы не работают. Предполагаем со стороны эсеров решение форсировать события» 1560. Резолюция общего собрания команд 1-й и 2-й бригад кораблей, дислоцированных в Кронштадте, 1 марта 1921 г., провозгласив радикальные эсеровские лозунги о разделе земли, потребовала от большевиков поделиться властью с другими социалистическими партиями 1561. 1 марта в Кронштадте состоялся митинг, который собрал свыше 15 000 человек – четвертую часть всего гражданского и военного населения военно-морской базы… мятежники, к которым присоединилась почти половина из двух тысяч большевиков Кронштадта, создали Временный революционный комитет, который сразу же попытался установить связь с рабочими и красноармейцами Петрограда 1562.
Восстание было подавлено силой. «…Расправа с восставшими была безжалостной. Тысячи взятых в плен матросов были расстреляны в первые дни после разгрома восстания. Недавно опубликованные документы сообщают о 2103 приговоренных к смерти и 6459 отправленных в тюрьмы и концентрационные лагеря только за апрель – июнь 1921 года» 1563. Перед самым падением Кронштадта около восьми тысяч человек успели спастись, уйдя по замерзшему заливу в Финляндию.
А как же обстояли дела в тылу Белой армии, проклинавшей насильников-большевиков? Об этом писал генерал Врангель: «…В стране отсутствовал минимальный порядок. Слабая власть не умела заставить себе повиноваться. Подбор администрации на местах был совершенно неудовлетворителен. Произвол и злоупотребления чинов государственной стражи, многочисленных органов контрразведки и уголовно-розыскного дела стали обычным явлением… Несмотря на то что правительство обладало огромными, не поддающимися учету естественными богатствами страны, курс денег беспрерывно падал и ценность жизни быстро возрастала» 1564. Деникин писал: «Развал так называемого тыла – понятие, обнимающее, в сущности, народ, общество, все невоюющее население,– становился поистине грозным» 1565. Генерал Лукомский, председатель Особого совещания, откровенно признается: «Что касается промышленности, то, конечно, не было ни времени, ни возможностей ее наладить как следует. С правильным разрешением вопросов торговли мы совсем не справились» 1566.
Белые, несмотря на «союзническую» поддержку, находясь по сравнению с большевиками в гораздо более выгодных экономических условиях, не смогли мобилизовать промышленность, что стало одной из причин их поражения. Милюков в записке, отправленной парижской кадетской группой на имя Врангеля в октябре 1920 г. писал: «Военная помощь иностранцев не только не достигла цели, но даже принесла вред: всегда и всюду иностранцы оказывались врагами не только большевизма, но и всего русского; попытки образования собственных армий всюду терпели неудачи, объясняемые одними и теми же причинами: разлагающий тыл, реакционные элементы, контрразведка и т. п.; везде все антибольшевистские правительства оказались совершенно неспособными справиться с экономическими вопросами» 1567.
Между тем радикальная мобилизация сил не проходит бесследно, тем более что большевики не имели опыта государственного и хозяйственного управления. Троцкий писал: «Маркс нам на этот счет никаких правил поведения и форм организации не указал. Их приходится сейчас строить, создавать, вырабатывать самим» 1568. Это играло двойственную роль. С одной стороны – незашоренность и восприимчивость к новым формам, которых требовала действительность. С другой – мобилизационные меры, необходимость которых диктовалась текущей обстановкой, воспринимали как некое откровение, которое органично сочеталось с идеологическими лозунгами коммунистов. Таким образом, мобилизационная политика превращалась в принципы построения нового общества. Так, Ленин еще в апреле 1917 г. на основе анализа напряжения экономики во время Первой мировой войны и на базе коммунистической доктрины пришел к крайне односторонним выводам, заявляя, что трудовая повинность есть громадный шаг на пути к социализму, поскольку в соответствии с требованиями экономического планирования трудовые ресурсы должны находиться под контролем государства, как и все другие хозяйственные ресурсы. К аналогичным радикальным выводам пришел и Троцкий. На II съезде Советов он говорил, что принуждение к труду будет эффективным в условиях «властного распределения центром всей рабочей силы страны», что «рабочий должен стать крепостным социалистического государства». Позже он добавлял: «…Вольнонаемный труд взорвал себя в империализме, и тем самым создались условия для новой организации труда, для организации труда на принудительной общественной основе солидарности, т. е. на основе социализма…» 1569
В период «военного коммунизма» в конце 1919 г. Троцкий в своих «Тезисах» для ЦК партии доказывал, что все хозяйственные проблемы страны надо решать на основе военной дисциплины, а уклонение рабочих от их обязанностей должны рассматривать военные трибуналы. Он говорил: «Мы идем к труду общественно-нормированному на основе хозяйственного плана, обязательного для всей страны, т. е. принудительного для работника. Это основа социализма». Н. Бухарин вторил: «При системе пролетарской диктатуры рабочий получает паек, а не заработную плату». В марте 1920 года Троцкий в докладе IX съезду РКП(б) «Очередные задачи хозяйственного строительства» объяснял, что человек по своей природе склонен лениться. При капитализме рабочий вынужден искать работу, чтобы прокормить себя. Это и есть капиталистический рынок, побуждающий работать. При социализме «на место рынка встает рациональное использование трудовых ресурсов». Задача государства – направить, взять на учет и организовать рабочих, которые должны по-солдатски подчиняться рабочему государству, защитнику интересов пролетариата. Троцкий в феврале 1920 г. писал: «Вся выносливость, вся способность к борьбе, которую проявили наши трудящиеся массы на фронте войны, должна быть перенесена на фронт труда. Задача, которая теперь перед нами стоит, в несколько раз труднее военных задач. Несомненно, благодаря героизму нашего рабочего класса мы ее разрешим. Мы вырвем нашу страну из грязи, нищеты и болезней. Миллионы и десятки миллионов трудящихся должны быть брошены на новую живую созидательную работу» 1570.
Однако незыблемые экономические законы безжалостно разрушали идеологические построения, и большевики постепенно признавались в самоубийственном для экономики характере «военного коммунизма». Видный марксист-экономист В. Базаров называл военный коммунизм – «ублюдочным» хозяйственным укладом. По окончании Гражданской войны тот же Н. Бухарин признал, что «военный коммунизм» разрушал экономику России 1571. Троцкий позже напишет: «Политика изъятия излишков у крестьян вела неизбежно к сокращению и понижению сельскохозяйственного производства. Политика уравнительной заработной платы вела неизбежно к понижению производительности труда. Политика централизованного бюрократического руководства промышленностью исключала возможность действительно централизованного и полного использования технического оборудования и наличной рабочей силы. Но вся эта политика военного коммунизма была нам навязана режимом блокированной крепости с дезорганизованным хозяйством и истощенными ресурсами» 1572. Ленин также писал: «Военный коммунизм» был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой» 1573.
Видный теоретик большевиков А. Богданов в работе «Вопросы социализма» (1918 г.) наглядно обосновал, что «военный коммунизм» есть следствие регрессапроизводительных сил и социального организма. В мирное время он представлен в армии как обширной авторитарной потребительской коммуне. Однако во время большой войны происходит распространение потребительского коммунизма из армии на все общество. (А. Богданов дает именно структурный анализ явления, взяв как объект даже не Россию, а более чистый случай – Германию.) Как следствие «структура военного коммунизма, возникнув в чрезвычайных условиях, после исчезновения породивших ее условий (окончания войны) сама собой не распадается. Выход из военного коммунизма– особая и сложная задача.В России, как писал А. Богданов, решить ее будет особенно непросто, поскольку в системе государства очень большую роль играют Советы солдатскихдепутатов, проникнутые мышлением военного коммунизма» 1574.
Действительно, демобилизация экономики – процесс не менее тяжелый, чем ее мобилизация. Вернемся здесь опять к опыту «военного социализма» в Англии. Вопросы демобилизации были поставлены в Англии еще в 1916 г., за два года до окончания войны. Весной 1917 г. был учрежден Департамент реконструкции, реорганизованный позже в министерство, главная задача, которого заключалась в разработке планов демобилизации. У. Черчилль пишет: «Для изучения специального вопроса о ликвидации военных контрактов и переходе на производство мирного времени я назначил в ноябре 1917 г. (за год до окончания войны) постоянную комиссию при Совете по военному снабжению…» 1575«Прежде всего встал вопрос о том, что делать с пятью миллионами рабочих, которые трудились на оборону и которым каждую неделю нужно было давать работу и заработную плату. Было ясно, что большинству этих рабочих предстоит вскоре найти себе новое занятие, и многим сотням тысяч из них придется изменить свое местопребывание…» 1576
Великобритания для реализации своих планов демобилизации имела избыток времени и средств. Россия не имела ни того ни другого, да и мобилизация зашла в России гораздо дальше, чем можно себе представить… Уже через 2,5 года участия в войне У. Черчилль стонал: «Ни одно человеческое общество не смогло бы продолжать жить таким темпом, истощая свои материальные богатства и свою жизненную энергию» 1577. Россия была вынуждена непрерывно вести войну на протяжении 7 лет. При этом мобилизационная нагрузка на Россию уже к 1917 г. в 4 раза превышала мобилизационную нагрузку Англии за все время ее участия в войне.
Но был и другой аспект. Мобилизационная политика для каждой страны имеет свои отличия. Ее образцами могут служить примеры «военного социализма» в Германии и Англии – главные усилия этих стран были направлены на мобилизацию власти, общества и экономики страны для победы, все прочее уходило на задний план. В этом плане, например, речи Ллойд Джорджа во время войны сделают честь любому экономисту и политику. Сугубо прагматичные меры мобилизационной политики проводились в этих странах с неуклонной последовательностью и решительностью.
Полную противоположность странам Запада представляла Россия, где мобилизационная политика как во время монархии, так и Временного правительства была брошена на русский «авось», держась только на неприхотливости и терпении русского мужика. Все благие пожелания начинались и заканчивались пустыми разговорами, болтовней, сопровождавшимися казнокрадством, сверхприбылями промышленников и обвинениями в недемократичности правительства. И царское и Временное правительство показали полную неспособность осуществить мобилизационную политику, либеральная и социальная общественность в этом плане также являли собой печальное зрелище.
Во многом именно поэтому к власти пришли большевики, которые не на словах а на деле смогли осуществить то, на что не оказались способны аристократическая, деловая и интеллектуальная элиты русского общества. Тяжесть мобилизационной политики «военного коммунизма» обуславливалась не только условиями текущей обстановки, но и разрухой, доставшейся в наследство большевикам, и лопнувшим терпением русского мужика. То есть большевики были вынуждены «платить проценты» за неспособность нести бремя власти всеми прежними правительствами России. Американский представитель Робинс совершенно верно подмечал прагматизм большевиков и их отличие от прежних представителей российской элиты: «Троцкий и Ленин… Любопытное тевтонское влияние. Ничего похожего на всех прежних лидеров» 1578.
Голод 1921 г.
В год окончания Гражданской войны – 1921-й – в 34 губерниях с населением в 30 млн. человек разразился страшный голод. Для России голод не был новостью, он был скорее в той или иной мере обычным явлением, чем случайным бедствием. За примерами далеко ходить не надо. Тяжелый голод поразил Россию в 1891 г., от него и его последствий в мирное время умерли около несколько сот тысяч человек. «В 1905 г. в Петербурге ожидали неурожая в 138 уездах 21 губернии и опасались, что число пострадавших может дойти до 18 миллионов». Земства получили от правительственного Красного Креста значительные средства для помощи голодающим. Помощь продолжалась и в 1906-1907 гг. 1579. В мирные 1911-1912 гг., когда почти половина товарного хлеба шла на экспорт, снова возникла угроза голода, и правительство опять оказывало помощь голодающим.
С началом мировой войны голод охватил города промышленного севера уже осенью 1915 г., к середине 1916 г. начались голодные бунты, которые закончились Февральской революцией. Р. Эпперсон, не вдаваясь в детали, был в принципе прав: «Русская революция 1917 г. была начата голодающими русскими рабочими, угнетенными тираническим главой России – царем Николаем II» 1580. Через полгода голод охватил уже не только промышленные центры, но и армию, и города сельскохозяйственных районов. Временное правительство не смогло решить проблему голода и холода, и было свергнуто теми же голодающими рабочими. Гражданская война и интервенция свелись в итоге к войне на истощение, к «войне за хлеб». Казалось, в 1921 г. победа близка: интервенты выкинуты из России, белые армии разбиты, но в 1921 г., пришел новый враг – голод, который превосходил по масштабам и тяжести все, которые были до него.
Писатель Михаил Осоргин, редактор бюллетеня Помощь,органа Всероссийского комитета помощи голодающим, знавший по сотням писем положение в голодающих областях, пишет о том, что людоедство стало «обыденным явлением»: «Ели преимущественно родных, в порядке умирания, кормя детей постарше, но не жалея грудных младенцев, жизни еще не знавших, хотя в них проку было мало. Ели по отдельности, не за общим столом, и разговоров об этом не было» 1381. Часть жителей голодавших районов была эвакуирована, около 1,3 млн. самостоятельно эмигрировали на Украину и в Сибирь. По официальным данным, голодали 22 млн. человек, 1 млн. умер и 2 млн. детей остались сиротами 1582. По данным Центрального статистического управления, в результате голода страна потеряла 5 053 000 человек 1583.
Исследователями было выдвинуто несколько причин голода.
Первую версиюдают М. Геллер и А. Некрич, которые утверждают, что голод стал последствием продразверстки, поскольку весной у крестьян был конфискован даже семенной фонд 1584.
Действительно, в 1920 году была резко повышена продразверстка в отдельных губерниях; так, Тамбовская вместо 18 млн. пудов зерна должна была сдать 27 млн. пудов. Но еще до этого распоряжения крестьяне, зная, что все, что они не смогут потребить, будет реквизировано, резко сократили посевные площади 1585. Осенью 1920 года в Западной Сибири явно завышенные размеры продразверстки были определены в соответствии с экспортом зерна из края в 1913 году! Но, например, объем плана поставок царским правительством в 1916 г. был определен на базе не экспорта, а всего совокупного довоенного производства товарного хлеба (внутреннего и экспорта). Правда, царское правительство не смогло выполнить своих планов и наполовину. Запросы большевиков в 1920 г. были в два с лишним раза ниже, чем у монархии в 1916 г., имевшей к тому же резервы предыдущих лет. Отступать большевикам, запасов не имевших, было некуда, и изъятие хлеба производилось с ожесточенной последовательностью.
Так, в Самарской области, «несмотря на скудный урожай 1920 года, тогда реквизировано было десять млн пудов зерна. Взяли все резервы, даже семенной фонд будущего урожая. В январе 1921 года многим крестьянам было нечем кормиться. С февраля начала расти смертность… «Сегодня больше не идет речь о восстаниях. Мы столкнулись с совершенно новым явлением: тысячные толпы голодных людей осаждают исполкомы Советов или комитеты партии. Молча целыми днями стоят и лежат они у дверей, словно в ожидании чудесного появления кормежки. И нельзя разгонять эту толпу, где каждый день умирают десятки человек… Уже сейчас в Самарской губернии более 900 тысяч голодающих… Нет бунтов, а есть более сложные явления: тысячные голодные толпы осаждают уездисполком и терпеливо ждут. Никакие уговоры не действуют, многие тут же от истощения умирают» 1586.
ЧКК приводит многочисленные факты тех событий. Катастрофическое снижение урожая привело к тому, что «в Псковской губернии на продналог пойдет более 2/ 3урожая. Четыре уезда восстали… В Новгородской губернии сбора продналога невыполним, несмотря на 25-процентное понижение ставок, из-за неурожая. В Рязанской и Тверской губерниях выполнение 100% продналога обрекает крестьян на голод… В городе Новониколаевске Томской губернии развивается голод, и крестьяне для своего пропитания заготовляют на зиму траву и корни… Но все эти факты бледнеют рядом с сообщениями из Киевской губернии о массовых самоубийствах крестьян вследствие непосильности продналоговых ставок и конфискации оружия. Голод, постигший ряд районов, убивает в крестьянах всякие надежды на будущее» 1587.