Текст книги "Интервенция и Гражданская война"

Автор книги: Василий Галин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 46 страниц)

Однако, как пишет Н. Головин, «в последнюю минуту (29-го августа) Керенский испугался и, придравшись к переговорам, отрешил Корнилова от Верховного командования. Корнилов отказался повиноваться и призвал войска к восстанию против Временного правительства. Керенский, в свою очередь… объявил Корнилова изменником. В тот же день вечером главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Деникин, его начальник штаба и старшие генералы, а также командующие всех армий этого фронта и их начальники штабов были арестованы солдатами. На позициях началось избиение лучших офицеров под предлогом, что они «корниловцы» ⁹⁷⁶. Действительно, Керенский испугался, очевидно, подспудно понимая, что корниловский мятеж – это даже не установление военной диктатуры, но и уничтожение его идеалов. Бьюкенен пишет: «Сегодня ко мне заходил Верховский. Он сказал, что Керенский не захотел, чтобы казаки сами подавили восстание, так как это означало бы конец революции» ⁹⁷⁷.

Но установление военной диктатуры означало не столько конец революции сколько начало Гражданской войны, при этом Керенский рисковал отдать власть слепой силе, которая фактически не пользовалась реальной поддержкой ни одного сколько-либо значимого слоя общества. Она не имела ни одного шанса утвердиться у власти, и это неизбежно привело бы к массовому бесцельному кровопролитию и самоуничтожению государства. Керенский после шараханий «вправо», тем не менее, очевидно, чувствовал это и во второй раз не допустил развертывания широкомасштабной Гражданской войны в России. За Керенского вступились американцы, благодаря давлению которых совещание дипломатов 11 стран под председательством Бьюкенена как дуайена дипломатического корпуса поддержало Временное правительство против Корнилова. Отношение американцев к мятежу Корнилова диктовалось не столько приверженностью «демократическим» принципам, сколько противоборством с англичанами, поддерживавшими Корнилова.

Позиция США в отношении России формировалась под воздействием различных точек зрения. Госсекретарь США Лэнсинг «скептически относился к компромиссам Керенского с радикалами и считал провальными попытки привести к согласию умеренных и радикалов. В нормальном, по его выражению, революционном процессе России предстоит пройти через стадии, аналогичные этапам Французской революции: «Первая – умеренность. Вторая – террор. Третья – восстание против новой тирании и реставрация порядка непререкаемой военной силой. По моему мнению, деморализованное состояние будет ухудшаться и ухудшаться, пока не появится некая властная личность и со всем не покончит» ⁹⁷⁸. Уошберн писал, что «к зиме разразится кризис, который приведет к необычайно суровому времени для России, когда повсюду будут звучать требования реставрации сильной власти любого рода» ⁹⁷⁹. Советник американского президента Хауз по-прежнему верил, что важнее поддерживать русскую демократию, чем пытаться поставить Германию на колени. При условии сохранения демократии Хауз отнесся бы снисходительно к военным обязательствам России ⁹⁸⁰. В итоге, заключает Уильямс, «в августе 1917 г. Соединенные Штаты решили оставить Россию с ее Февральской революцией, пока «нормальный процесс» революции не войдет в свое русло и не восстановится порядок с помощью «произвольной военной силы». Уильямс приписывает эту политику Лэнсингу, несмотря на предупреждения разных источников о ее крайней опасности» ⁹⁸¹.

Оценки причин поражения неудавшейся диктатуры Корнилова зачастую страдают непониманием законов развития общества. Так, меньшевик В. Войтинский наивно писал: «К сожалению, Корнилов не был «слеплен» из материала, из которого история делает Цезарей и Наполеонов» ⁹⁸². Английский посол Бьюкенен, прожив в России долгие годы, так ничего и не понял об этой стране или не хотел понимать: «Выступление Корнилова с самого начала было отмечено почти детской неспособностью его организаторов».

Корниловский мятеж был обречен по другой причине. Шульгин писал: «По призыву ЦК РСДРП (б) 27 августа против мятежников выступили солдаты революционных частей, моряки Балтийского флота, красногвардейцы. За три дня в отряды Красной гвардии записалось более 15 тыс. рабочих» ⁹⁸³. Милюков свидетельствует: «Борьба с войсками ген. Корнилова закончилась без единого выстрела. Вопрос был решен не столько… стратегическими или тактическими успехами правительственных или корниловских войск. Вопрос решили… не полководцы, а солдаты» ⁹⁸⁴. Тот же В. Войтинский констатировал: «…Казаки не хотели идти за ген. Корниловым против петроградских солдат и рабочих – и не пошли – этим исчерпывается реальное содержание корниловской эпопеи» ⁹⁸³.

После сдачи Корнилова Верховным главнокомандующим стал сам Керенский. Развал армии пошел уже полным ходом. Прежние войсковые комитеты казались солдатам слишком «правыми». «Везде начали самочинно возникать «революционные трибуналы», переименовавшиеся вскоре в военно-революционные комитеты, в состав которых вошли по преимуществу лица крайне левого направления и в еще большей мере авантюристы, собиравшиеся половить в замутившейся воде рыбку и сделать революционную карьеру» ⁹⁸⁶. «В стране творилось нечто невообразимое. Газеты того времени переполнены ежедневными сообщениями с мест под много говорящими заголовками: «Анархия», «Беспорядки», «Погромы», «Самосуды» и т. д. Министр Прокопович поведал Совету Российской республики, что не только в городах, но и над армией висит зловещий призрак голода, ибо между местами закупок хлеба и фронтом все пространство объято анархией, и нет сил преодолеть его. На всех железных дорогах, на всех водных путях идут разбои и грабежи. Так, в караванах с хлебом, шедших по Мариинской системе в Петроград, по пути разграблено крестьянами при сочувствии или непротивлении военной стражи сто тысяч пудов из двухсот. Статистика военного министерства за одну неделю только в тыловых войсках и только как исключительные события давала 24 погрома, 24 «самочинных выступления» и 16 «усмирений вооруженной силой». В особенности страшно страдала прифронтовая полоса. Начальник Кавказской туземной дивизии в таких, например, черных красках рисовал положение Подольской губернии, где стояли на охране его части: «Теперь нет сил дольше бороться с народом, у которого нет ни совести, ни стыда. Проходящие воинские части сметают все, уничтожают посевы, скот, птицу, разбивают казенные склады спирта, напиваются, поджигают дома, громят не только помещичьи, но и крестьянские имения. В каждом селе развито винокурение, с которым нет возможности бороться из-за массы дезертиров. Самая плодородная страна – Подолия – погибает. Скоро останется голая земля» ⁹⁸⁷.

Деникин констатировал: «Народ интересовался реальными ценностями, проявлял глубокое безразличие к вопросам государственного устройства и, видя ежечасное ухудшение своего правового и хозяйственного положения, роптал и глухо волновался. Народ хотел хлеба и мира… распад всей государственной жизни с каждым днем становился все более угрожающим… Все первопричины разрухи оставались в силе, и лишь элемент времени расширил и углубил ее проявления» ⁹⁸⁸. В это время Бьюкенен с раздражением писал: «Военный министр Верховский подал в отставку. Он всегда заявлял, что, для того чтобы удержать войска в окопах, им необходимо сказать, за что они воюют, и что, следовательно, мы должны опубликовать свои условия мира и возложить ответственность за продолжение войны на германцев. На последнем заседании президиума Совета Республики вчера ночью он, по-видимому, окончательно потерял голову и заявил, что Россия должна немедленно заключить мир и что когда мир будет заключей, то должен быть назначен военный диктатор для обеспечения поддержания порядка» ⁹⁸⁹.

Союзники, почувствовав слабость власти Керенского и осознав провал попытки установления «военной диктатуры», сразу же предъявили свои «векселя» на выданные России кредиты: «26 сентября к министру-председателю явились посланники Англии, Франции и Италии и обратились к нему с коллективным заявлением от имени своих держав, что «общественное мнение их стран требует отчета у правительств по поводу материальной помощи, оказанной России; что русское правительство должно доказать свое стремление использовать все средства, чтобы восстановить дисциплину и истинный воинский дух в армии» ⁹⁹⁰.

Настроения самого Керенского передавал Милюков в своих воспоминаниях: «Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти. Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно: уйти!» И «с разочарованным видом он сходит со сцены». Французский посол Палеолог пишет в недоумении: «Мне хочется ему ответить, что когда страна находится на краю бездны, то долг правительства – не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать страну от падения в бездну» ⁹⁹¹. Гревс скептически оценивал «тот факт, что правительство Керенского – либеральное и частью социалистическое – оказалось способно оставаться у власти только 8 месяцев, ясно показывает, что русским было предназначено иметь или автократическое, или крайнее социалистическое правительство» ⁹⁹².

В. Ленин писал в то время: «Либо диктатура Корнилова (если взять его за русский тип буржуазного Кавеньяка), либо диктатура пролетариата – об ином выходе для страны, проделывающей необычайно быстрое развитие с необычайно крутыми поворотами, при отчаянной разрухе, созданной мучительнейшей из войн, не может быть и речи.Все средние решения – либо обман народа буржуазией, которая не может сказать правды, не может сказать, что ей нужен Корнилов, либо тупость мелкобуржуазных демократов, Черновых, Церетели и Мартовых с их болтовней о единстве демократии, диктатуре демократии, общедемократическом фронте и т. п. чепухе. Кого даже ход русской революции 1917-1918 годов не научил тому, что невозможны средние решения, на того надо махнуть рукой» ⁹⁹³.

Меньшевик А. Мартынов, находившийся в гуще событий, приходил к подтверждению правильности тезисов своего оппонента: «Каждый раз, когда новая мутная волна бандитизма нас захлестывала… я приходил к убеждению, что в одном пункте мы, меньшевики, были совершенно слепы, что наш меньшевистский взгляд на демократию и диктатуру в эпоху революции есть взгляд маниловский, кабинетный, безжизненно-доктринерский. Когда я очутился на Украине, в самой гуще Гражданской войны, в самом пламени бушующих народных стихий, суровые факты действительности безжалостно разрушали мои старые парламентско-демократические схемы…» ⁹⁹⁴

Теория диктатуры ^I

^IТеория диктатуры не исчерпывается нижеприведенными рассуждениями, к ней мы еще вернемся в следующих томах «Тенденций».

Прежде чем идти дальше, нам на время необходимо отвлечься от истории и дать место политэкономии, которая поможет нам разобраться в происходивших событиях.

Словари дают определение ДИКТАТУРЫ (лат. dictatura – неограниченная власть) как осуществлению власти в государстве недемократическими методами – авторитарный политический режим. Диктатуре противопоставляется демократия, как власть народа. Но определения не дают понимания их природы. Поэтому на практике природу диктатуры и демократии нередко отдают на откуп склонности отдельных народов или партий к тому или иному типу власти. Такой субъективистский подход вполне отражает расистскую теорию неполноценности той или иной расы или социальной группы.

Объективный подход требует указать на силы, которые приводят к той или иной форме власти, т. е. написать формулу демократии. И здесь мы снова обратимся к графику, подробное обоснование которому было дано в первом томе «Тенденций». В соответствии с предложенной теорией государство может существовать лишь в ограниченном секторе графика, за его границами начинается его Анархия – распад и самоуничтожение. «Защитную» функцию в данном случае выполняют жесткие мобилизационные, диктаторские режимы. Сектор, в котором находится Демократия, находится между двумя диктатурами. Т. е. Диктатура, в данном случае, это не что иное, как форма мобилизации власти [Цели мобилизации власти могут быть различными и являться как защитной реакцией на неблагоприятные условия, так и прямо противоположной – узурпацией экономической или политической власти].

Диктатуры на графике предельных соотношений

Таким образом, мы можем вывести формулу демократии.

Dem = F (Ее; Sf);

При этом демократия находится в рамках:

Dic ‹ Dem ‹ Dic

То есть демократия – это не только политическое, но и экономическое понятие, ограниченное строгими объективными рамками. Кроме того, из теории следует, что при снижении экономического потенциала (Ее) ниже определенного уровня невозможна никакая другая форма власти, кроме диктатуры.Если показатель социальной справедливости (Sf) зависит от обусловленного историческим наследием социально-политического развития общества, то (Ее) – напрямую от экономического потенциала общества. Истощение его вследствие войн и кризисов неизбежно ведет к установлению диктатуры. В первом томе «Тенденций» мы ввели параметр, характеризующий нагрузку на экономический потенциал общества во время войны, обозначив его термином «мобилизационная нагрузка». Там же мы рассчитали, что мобилизационная нагрузка во время Первой мировой войны распределялась между странами крайне неравномерно, в том числе и из-за разницы в уровне экономического и промышленного развития стран. Был в достаточной мере обоснован и другой факт – союзники (Англия, Франция и США) искусственно снижали мобилизационную нагрузку на экономику своих стран за счет увеличения ее для России. В результате мобилизационная нагрузка на российскую экономику в 3-4 раза превышала аналогичный показатель для Англии и Франции и в десятки раз для США. Союзники сохраняли свой экономический потенциал, а США даже его увеличивали, что позволило им сохранить и свою демократию. У. Черчилль указывал: «Высокие идеалы нужно защищать всякими способами и какою бы то ни было ценой» ⁹⁹⁵. Особенно если ее платят другие. Для союзников это была «демократия за чужой счет», за счет разорения России и установления в ней диктатуры.

Продемонстрируем наши рассуждения на графике. Вектор «война» имеет абсолютное доминирование и сдвигает «результирующий вектор» за рамки существования государства, но на пути анархии и самоуничтожения встает «диктатура» [Обоснование расположения векторов см. в первом томе «Тенденций» (Война и революция)]. Диктатура является в данном случае последней защитной реакцией общества, спасающей его от уничтожения. Именно поэтому в 1917 г. мнение всех, левых и правых, либералов, социалистов и монархистов и даже «демократических союзников» России, было единодушным: в России должна была быть установлена диктатура. К этим выводам, как мы помним, еще раньше, в 1916 г., пришли генералы Алексеев и Маниковский, лидер либералов Милюков и монархист Шульгин,

французский министр-демократ Тома и представитель английской демократии ген. Нокс.

Предельные соотношения в 1917 г. в России

Величина силы (вектора). Война для союзников была в разы меньше, следовательно, и результирующий вектор для них не выходил за рамки существовавших представлений о демократии. Кроме того, вектор социально-экономического развития стран союзников был направлен в другую сторону, что было обусловлено как накопленным историческим наследством, так и уровнем политэкономического развития. Тем не менее даже союзники вплотную приблизились к диктатуре; следствием стало введение жесткой мобилизационной политики во время войны.

После снятия неблагоприятной нагрузки выход из диктатуры, пускай и с некоторым инерционным кризисом, осуществляется естественным путем. Но если неблагоприятные условия продолжаются достаточно длительный период или снижение экономического потенциала общества слишком велико, разрушены его экономические основы, то диктатура приобретает все более радикальный и хронический характер, и выход из нее естественным путем становится практически невозможным. Начинают происходить качественные изменения. В этом случае любая диктатура постепенно вырождается из вынужденной в регрессивную.

Но диктатура не может существовать сама по себе, она может быть реализована лишь при условии, если за ней стоит какая-либо сила, способная ее обеспечить, политическая либо военная. И здесь мы идем дальше и переходим к «диктатуре пролетариата»…

Диктатура пролетариата

В XVII-XIX веках либеральное государство Дж. Локка стало революционным прорывом в общественных отношениях – это была победа демократии и свободы над аристократичной, феодальной монархией. Но для XX века либеральный демократизм XVII века выродился если не в подобие нового рабовладельческого строя, то во вполне очевидную диктатуру избранной элиты. Ведь либерально-демократическое государство, согласно Дж. Локку, Мэдисону, А. Смиту, было призвано защищать и отражать права меньшинства за счет подавления большинства. По терминологии Маркса и Энгельса, государство Дж. Локка уже к середине XIX века превратилось в «особую силу подавления», у Ленина – в «диктатуру буржуазии», у С. Шарапова – в «диктатуру капитала».

Основой «нового деспотизма» Маркс считал буржуазное государство. Так, в «Гражданской войне во Франции» он пишет: «…Государственная власть после революции 1848-1849 гг. становится «национальным орудием войны капитала против труда…» «Диктатуре капитала» марксизм противопоставил «диктатуру пролетариата». Макиавелли в «Государе» указывал на возможность существования двух этих типов диктатур: «Единовластие утверждается либо знатью, либо народом, в зависимости от того, кому первому представится удобный случай». А умеренный Гильфердинг, теоретический вождь каутскианства, писал: «В гигантском столкновении враждебных элементов диктатура магнатов капитала превращается в диктатуру пролетариата» ⁹⁹⁶.

Поясним эти тезисы на нашем графике. В XVII веке государство Дж. Локка находилось в секторе демократии в точке (А). Капитализм на первой стадии своего существования на кривой XVIII века носил безусловный прогрессивный и либерально-демократический характер по сравнению с феодальным строем [XVIII век, как обобщающий показатель. Разные страны осуществляли переход от феодализма к капитализму в разное время, и этот переход иногда занимал века]. Стремительное развитие капитализма в XVII– XIX веках привело к опережающему развитию экономики по сравнению с социальной эволюцией общества. М. Олсон описывал этот процесс следующим образом: «Тот факт, что кто-то получит в результате экономического роста непропорционально много, знаменует собой новое распределение экономической власти. Но при этом возникает «противоречие» между новым распределением экономического влияния и прежним распределением общественного статуса и политической силы» ⁹⁹⁷.

Кроме того, с одной стороны, ограниченность рынков обостряло борьбу за них, а с другой – развитие капитализма радикализовало социальное расслоение общества. Ранний капитализм вступал в стадию своего насыщения. Поэтому его развитие происходило не по прямой, а вдоль дуги (АВ), и уже во второй половине XIX века буржуазное государство оказалось в секторе «диктатуры капитала» – в точке (В). Идеология марксизма формировалась именно в этот период и отличалась тем радикализмом, которое диктовало время.

Диктатуры пролетариата и капитала на графике предельных соотношений

Но сектор «Диктатуры», как мы помним, является крайне нестабильным, поскольку он находится в зоне, где источники дальнейшего эволюционного роста оказываются исчерпанными, что приводит к неизбежному общему снижению эффективности экономической системы, реакции и возвращению на более низкий уровень развития [Но есть и другой выход: в секторе диктатуры капитала общественные ресурсы достигают своего максимума для данного уровня развития, и до их исчерпания они могут быть вложены в осуществление революционного перехода на более высокий уровень развития общества. Этот прием позже используют многие страны Юго-Восточной Азии для своего прорывного и опережающего развития. Это будет являться примером прогрессивной диктатуры ]. Чем больше снижалась эффективность системы, тем больше капитал сдвигал точку равновесия влево, тем самым снижая устойчивость экономической системы в целом. Выход в то время виделся только в увеличении размеров системы – империализме. Империализм приводит к пропорциональному увеличению ресурсов системы и эволюционному сдвигу кривых предельных соотношений в направлении оси OD. Именно империализм стал главной причиной Первой и Второй мировых войн, что лишний раз подтверждает вырождение капитализма и демократии образца XVIII века к XX веку. Но империализм не приводит к качественному изменению системы и капитализм быстро возвращается в сектор «диктатуры капитала».

Здесь мы можем не надолго остановиться и суммировать наши теоретические выкладки первого и второго тома «Тенденций» для построения диаграммы «Структуры развития общества». Учитывая при этом выводы первого тома – что человеческое общество предусмотрело еще один уровень его «защиты», помимо диктатуры, на границе с хаосом,– религиозное (идеологическое) государство. Построения автора не новость, они лишь в определенной мере развивают тезисы Вико, неаполитанского ученого XVIII века, который, опираясь на представления Платона об обществе, установил фазы его развития: сначала Хаос, затем Теократия, потом Аристократия и, наконец, Демократия…

Структура развития общества на графике предельных соотношений

Но вернемся в эпоху диктатуры капитала.

Энгельс писал: «Государство есть «особая сила для подавления». А из него вытекает, что «особая сила для подавления» пролетариата буржуазией, миллионов трудящихся горстками богачей должна смениться «особой силой для подавления» буржуазии пролетариатом (диктатура пролетариата). В этом и состоит «уничтожение государства как государства» ⁹⁹⁸. Маркс призывал «не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало до сих пор, а сломатьее» ⁹⁹⁹. Но, как пишет В. Ленин, «открыватьполитические формы…будущего Маркс не брался. Он ограничился точным наблюдением французской истории, анализом ее и заключением, к которому приводил 1851 год: дело подходит к разрушениюбуржуазной государственной машины» ¹⁰⁰⁰. Причины того, что Маркс не оставил никаких конкретных рекомендаций насчет нового общества, В. Ленин находил в том, что «формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии.Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата» ¹⁰⁰¹ .

Маркс впервые употребляет термин «диктатура пролетариата» в работе «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.». Впоследствии, опираясь на опыт международного рабочего движения, Маркс сформулировал в «Критике Готской программы» (1875) следующий вывод: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть не чем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». Сущность диктатуры пролетариата Маркс и Энгельс излагают в «Коммунистическом Манифесте»: «Пролетариат основывает свое господство посредством насильственного ниспровержения буржуазии… Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы постепенно вырвать у буржуазии весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. организованного, как господствующий класс, пролетариата, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил»… ¹⁰⁰²При этом Маркс указывал: «Мы вовсе не расходимся с анархистами по вопросу об отмене государства как цели.Мы утверждаем, что для достижения этой цели необходимо временное использование орудий, средств, приемов государственной власти против эксплуататоров, как для уничтожения классов необходима временная диктатура угнетенного класса» ¹⁰⁰³ .

В программе большевиков «Положение о необходимости установления диктатуры пролетариата было впервые закреплено в Программе РСДРП, принятой на 2-м съезде партии (1903). «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть» ¹⁰⁰⁴. Ленин обосновывал свое утверждение следующим образом: «…Нетрудно убедиться, что при всяком переходе от капитализма к социализму диктатура необходима по двум главным причинам или в двух главных направлениях. Во-первых, нельзя победить и искоренить капитализма без беспощадного подавления сопротивления эксплуататоров, которые сразу не могут быть лишены их богатства, их преимуществ организованности и знания, а следовательно, в течение довольно долгого периода неизбежно будут пытаться свергнуть ненавистную власть бедноты. Во-вторых, всякая великая революция, а социалистическая в особенности, даже если бы не было войны внешней, немыслима без войны внутренней, т. е. гражданской войны, означающей еще большую разруху, чем война внешняя,– означающей тысячи и миллионы случаев колебания и переметов с одной стороны на другую,– означающей состояние величайшей неопределенности, неуравновешенности, хаоса. И, разумеется, все элементы разложения старого общества, неизбежно весьма многочисленные, связанные преимущественно с мелкой буржуазией (ибо ее всякая война и всякий кризис разоряет и губит прежде всего), не могут не «показать себя» при таком глубоком перевороте. А «показать себя» элементы разложения не могутиначе как увеличением преступлений, хулиганства, подкупа, спекуляций, безобразий всякого рода. Чтобы сладить с этим, нужно время и нужна железная рука» ¹⁰⁰⁵ .

«Диктатура пролетариата – писал Ленин,– есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества» ¹⁰⁰⁶. При этом, указывал В. Ленин, «власть рабочего класса вырастает из конкретных условий освободительной борьбы каждого народа. Поэтому в разных странах она не может не приобретать различной формы. «Все нации придут к социализму – это неизбежно, но все придут не совсем одинаково, каждая внесет своеобразие в ту или иную форму демократии, в ту или иную разновидность диктатуры пролетариата, в тот или иной темп социалистических преобразований разных сторон общественной жизни» ¹⁰⁰⁷.

Троцкий добавлял: «…Чем грандиознее задачи, чем большее количество приобретенных прав и интересов они нарушают, тем концентрированнее революционная власть, тем обнаженнее ее диктатура. Плохо ли это или хорошо, но именно такими путями человечество до сих пор шло вперед» ¹⁰⁰⁸. Н. Бухарин давал экономическую трактовку: «Целью пролетарской диктатуры являются ломка старых производственных отношений и организация новых отношений в сфере общественной экономики,«диктаторское посягательство» (Маркс) на права частной собственности. Основной смысл пролетарской диктатуры как раз и состоит в том, что она есть рычаг экономического переворота» ¹⁰⁰⁹.

Каким же видели следующий за «диктатурой пролетариата» этап развития общества классики марксизма? В 1852 г. Маркс писал: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства; 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата; 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов…» ¹⁰¹⁰

К. Маркс разделял переход к коммунизму (обществу без классов) на две фазы – высшую и низшую. Уже на низшей, социалистической, «раз большинство народа самоподавляет своих угнетателей, то «особой силы» для подавления уже не нужно!В этом смысле государство начинает отмирать.Вместо особых учреждений привилегированного меньшинства (привилегированное чиновничество, начальство постоянной армии) само большинство может непосредственно выполнять это, а чем более всенародным становится самое выполнение функций государственной власти, тем меньше становится надобности в этой власти» ¹⁰¹¹. На смену государству должна была прийти новая общественная организация в виде «коммуны». «Коммуна,– писал Маркс,– сделала правдой лозунг всех буржуазных революций – дешевое правительство, уничтожив две самые крупные статьи расходов, армию и чиновничество… Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы… Вместо того чтобы один раз в три или в шесть лет решать, какой член господствующего класса должен представлять и подавлять… народ в парламенте, вместо этого всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны, для того чтобы подыскивать для своего предприятия рабочих, надсмотрщиков, бухгалтеров, как индивидуальное избирательное право служит для этой цели всякому другому работодателю…» ¹⁰¹²

«Итак, единая республика,– пишет Энгельс, придавая отдельным программным взглядам марксизма на государство некий прикладной характер,– но не в смысле теперешней французской республики, которая представляет из себя не больше чем основанную в 1798 году империю без императора… Как следует организовать самоуправление и как можно обойтись без бюрократии, это показала и доказала нам Америка и первая французская республика, а теперь еще показывают Канада, Австралия и другие английские колонии. И такое провинциальное (областное) и общинное самоуправление – гораздо более свободные учреждения, чем, напр., швейцарский федерализм…» Энгельс предлагал сформулировать пункт программы о самоуправлении следующим образом: «Полное самоуправление в провинции» (губернии или области), «уезде и общине через чиновников, избранных всеобщим избирательным правом; отмена всех местных и провинциальных властей, назначаемых государством» ¹⁰¹³.

Ленин в подтверждение представлений классиков писал: «Прямой противоположностью империи была Коммуна… Первым декретом Коммуны было уничтожение постоянного войска и замена его вооруженным народом… Коммуна образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы… Полиция, до сих пор бывшая орудием государственного правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время… То же самое – чиновники всех остальных отраслей управления… Начиная с членов Коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего.Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими чинами…» ¹⁰¹⁴В идеале, по мнению Ленина, «диктатура пролетариата в период перехода к коммунизму впервые даст демократию для народа, для большинства наряду с необходимым подавлением меньшинства, эксплуататоров. Коммунизм один только в состоянии дать демократию действительно полную, и чем она полнее, тем скорее она станет ненужной, отомрет сама собою» ¹⁰¹⁵. «Развитие демократии до конца,изыскание формтакого развития, испытание их практикойи т. д.– все это есть одна из составных задач борьбы за социальную революцию» ¹⁰¹⁶.