Текст книги "Интервенция и Гражданская война"

Автор книги: Василий Галин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 46 страниц)

Причины поражения белых диктатур искал и Ленин: «Почему все те, которые шли с меньшевиками, эсерами и чехо-словаками и Колчаком, скоро отшатнулись от них? Почему помещики, капиталисты и офицеры из Сибирского правительства, как только получили власть в свои руки в Сибири, выгнали меньшевиков и эсеров и посадили вместо них Колчака? Почему же это правительство, поддерживаемое со всех сторон, так скоро развалилось? Потому, что все их слова, все их дела были только обманом и ложью. Потому, что они не сдержали своего слова, не дали народу ни Учредительного собрания, ни народной власти, ни какой бы то ни было другой демократической власти; они учредили у себя диктатуру помещиков и офицеров» ¹⁰⁶⁸. Можно отнести это опять к коммунистической пропаганде. Но вот правительственный комиссар северного правительства интервентов В. Игнатьев в письме главе правительства Н. Чайковскому ¹⁰⁶⁹31 марта 1918 года писал: «Общество грызется. Лают друг на друга справа и слева. Если прочесть газеты – сплошной кошмар классовой ненависти и вражды…» ¹⁰⁷⁰Позже Игнатьев добавлял: «Социалисты оказались игрушкой в руках отечественных черносотенных и буржуазных групп. Наш союз оказался совершенно неосуществимым… Буржуазия, использовав нас, сказал: «Мавр сделал свое дело, мавр может идти»… в тюрьму. И начался акт последний, акт величайшей нашей трагедии – нас, вдохновителей, организаторов похода за великую Россию, как только обстоятельства на белых фронтах стали складываться благополучно и где-то вдалеке забрезжила эта «великая Россия», стали сажать по тюрьмам, ссылать, расстреливать наши же бывшие соратники – кадеты, офицерство и их сподвижники…» ¹⁰⁷¹

У. Черчилль сравнивал социалистическую революцию в России и Германии. «Их только горсть (контрреволюционных офицеров в Германии),но они побеждают. Морская дивизия, зараженная большевизмом, захватывает дворец, но после кровопролитного боя выбита оттуда верными войсками. Во время мятежа, когда авторитет власти окончательно рухнул, почти во всех полках с офицеров срывали погоны и у них отнимали сабли, но ни один из них не был убит. Среди всего этого смятения бросается в глаза суровая и вместе с тем простая личность. Это социал-рабочий и тред-юнионист по имени Носке. Назначенный социал-демократическим правительством министром национальной обороны, облеченный этим же правительством диктаторской властью, он остался верен германскому народу… быть может, в длинном ряду королей, государственных деятелей и воинов, начиная с Фридриха и заканчивая Гинденбургом, будет отведено место Носке – верному сыну своего народа, среди всеобщего смятения бесстрашно действовавшему во имя общественного блага… Выдержка и разум всех германских племен дали возможность Временному правительству провести выборы» ¹⁰⁷². Пройдет всего 15 лет, и тем же демократическим путем Гинденбург передаст власть следующему верному сыну…

Большевики, захватив власть, провели выборы Учредительного собрания точно в назначенный срок и… проиграли их. Но несомненной была победа социал-демократических сил, получивших более ³/ ₄голосов, чего не могли перенести несколько процентов правых. Но именно их, развязавших Гражданскую войну еще до разгона Учредительного собрания во имя торжества «демократических идеалов», поддержали «союзники». Показателен и такой факт, что в отличие от авторитарного Временного правительства большевики сразу после прихода к власти сделали следующий шаг на пути построения правового государства – ввели разделение властей: парламент – Советы и правительство – Совнарком. Разгон Учредительного собрания, жесткая концентрация власти были вызваны мировой и Гражданской войной, интервенцией, анархией и «русским бунтом», оставленным в наследство большевикам Временным правительством, т. е. не столько идеологическими предпосылками большевиков, сколько требованиями объективной реальности.

В тех же демократических Англии и Франции во время войны «все выборы – в сенат, в палату депутатов, окружные и коммунальные – были отсрочены до прекращения военных действий» ¹⁰⁷³. Между тем союзники требовали от большевиков проведения демократических выборов в Учредительное собрание – еще только прообраз парламента – во время войны; последствия нетрудно было предвидеть. В той же Англии и Франции война обострила противоречия между парламентом и правительством. Так, «главнокомандующий Жоффр жалуется на участившиеся случаи вмешательства парламентских деятелей и требует от правительства защиты, требует от него также эффективного руководства общественным мнением…» ¹⁰⁷⁴

И во Франции и в Англии парламент в итоге был фактически отстранен от власти, в Англии был образован Военный комитет в составе 11 человек,– по сути, директория, полностью управлявшая государством. У. Черчилль писал: «Во время войны в Англии небольшой Военный кабинет фактически управлял страной, а Кабинет министров в полном составе не имел большого значения» ¹⁰⁷⁵. А. Деникин с восхищением говорил о примере Германии, приводя слова Гинденбурга: «Канцлер – это не более как вывеска, прикрывающая военную партию. Фактически правит страной Людендорф». «В этой связи,– писал русский генерал,– становится понятным, какой огромной властью считало необходимым обладать немецкое командование для выигрыша мировой войны» ¹⁰⁷⁶. Во Франции в ноябре 1917 г. к власти были приведены Клемансо и Петен, отличавшиеся своим радикализмом. Французский дипломат, сторонник самой жесткой интервенции в Россию, писал об этом решении в 1918 г.: «Осуществление планов объединения командования на нашем фронте сможет многое изменить. К сожалению, потребовалось четыре года поражений и столько смертей, чтобы понять, что анархия недопустима на войне и что должен быть командующий, чьи решения выполнялись бы всеми беспрекословно… Какой урок для демократов!» ¹⁰⁷⁷

Ллойд Джордж 3 июня 1915 г. говорил: «Во время войны вы не можете ждать, пока всякий человек станет разумным, пока всякий несговорчивый субъект станет сговорчивым… Элементарный долг каждого гражданина – отдавать все свои силы и средства в распоряжение отечества в переживаемое им критическое время. Ни одно государство не может существовать, если не признается без оговорок эта обязанность его граждан» ¹⁰¹⁸. Проповедуя у себя в стране мобилизацию власти во время войны, «союзники» в то же время поддерживали в России оппозиционные общественные движения как во времена монархии, так и большевизма, расшатывая основы власти и государства. Подрывая политическую стабильность, они делали невозможным эволюционный путь развития России, толкая ее к революции и радикальным политическим режимам.

У. Черчилль красиво говорил о демократии: «Что касается России, то ищущие подлинную истину могут убедиться в том, до какой степени страшна господствующая там антидемократическая тирания и до чего ужасны совершающиеся там социальные и экономические процессы, грозящие вырождением. Единственным надежным основанием для государства является правительство, свободно выбранное миллионными народными массами. Чем шире охват масс выборами, тем лучше. Отклоняться от этого принципа было бы гибельно» ¹⁰⁷⁹. Но именно У. Черчилль и ему подобные разрушали всякие надежды на становление демократии в России, «демократической» интервенцией доводя ситуацию в ней до крайней степени ожесточения. Троцкий справедливо указывал: «Железная диктатура якобинцев была вызвана чудовищно тяжким положением революционной Франции. Вот как рассказывает об этом буржуазный историк: «Иностранные войска вступили с четырех сторон на французскую территорию: с севера – англичане и австрийцы, в Эльзасе – пруссаки, в Дофинэ и до Лиона – пьемонтцы, в Руссильоне – испанцы. И это в такое время, когда гражданская война свирепствовала в четырех различных пунктах: в Нормандии, в Вандее, в Лионе и в Тулоне…» К этому надо прибавить внутренних врагов в виде многочисленных тайных сторонников старого порядка, готовых всеми средствами помогать неприятелю» ¹⁰⁸⁰.

У. Черчилль и Клемансо под лозунгами «борьбы за демократию» на самом деле вели борьбу против демократии, они:

– поддержали всего 2-3% населения России, проигравших выборы в Учредительное собрание и развязавших гражданскую войну, против абсолютного большинства, 86% проголосовавших за социал-демократический путь развития (большевиков и эсеров);

– целенаправленно разрушали экономический потенциал России, что делало невозможным установление любого демократического строя;

– ратуя за созыв Учредительного собрания (образца 1918 г.), интервенты сами или посредством своих наемников разгоняли правительства, образованные партией, получившей большинство на тех выборах; например, эсеровский Комуч или Северное правительство Чайковского.

Благородные лозунги были лишь предлогом, белым покрывалом, прикрывающим грех; на самом деле «союзники» вели войну против России – не важно какой, демократической, монархической или большевистской, главное, сильной – и тем самым продолжали дело, начатое Вильгельмом II. Правда, У. Черчилля больше всего пугало что русский социализм окажется заразительным, что в Англии большинство английских избирателей проголосуют так же, как и русские… Беспокойство Черчиллей могло быть вызвано только пониманием несовершенства их «собственной демократии», поскольку радикальные течения способны обрести силу только лишь в больном организме…

А на слова Черчилля дадим ответить противнику большевиков меньшевику Мартынову, который писал: «Говорят, что «большевистская диктатура есть режим насилия меньшинства над большинством… Это неверно… Именно потому, что большевики глубоко опускали свой якорь в народную стихию, они нащупали в глубине ее такую гранитную опору для своей власти, какую совершенно бессильна была найти дряблая интеллигентская демократия в эпоху Керенского. Если судить о России по этой эпохе, то можно было бы прийти в отчаяние, можно было бы подумать, что вся Россия есть сплошная Обломовка и что рыхлость и безволие есть национальная черта русского народа. Заслуга большевиков заключалась, между прочим, в том, что они рассеяли это ложное представление о России: они показали, что в ней есть такие социальные пласты, которые более похожи на твердый, хотя и неотесанный гранит, чем на мягкое тесто, что политика зависела у нас не от национального характера народа, а от того, какой класс делал эту политику» ¹⁰⁸¹.

ИНТЕРВЕНЦИЯ НА СЕВЕРЕ

«…Когда было обнаружено, что в Финляндии под предлогом помощи белофиннам находится немецкая армия под командованием генерала фон дер Гольца, насчитывающая пятьдесят пять тысяч человек [Армия фон дер Гольца насчитывала 16-20 тысяч солдат], оказалось, что нет ничего, что могло бы удержать их от захвата незамерзающего порта Мурманска. Создай они там базу для подводных лодок, и вся наша сложная система оборонительных рубежей у Па-де-Кале будет опрокинута, что повлечет страшные последствия для конвоев, – вспоминал английский генерал Айронсайд [Айронсайд Э. – участник англо-бурской и Первой мировой войн; бригадный генерал, главнокомандующий союзными войсками на севере России; в 1939-1940 гг. начальник имперского Генерального штаба, в 1940 г. получил звание фельдмаршала, командовал вооруженными силами Великобритании в мае – июне 1940 г.; при возведении в пэры в 1941 г. принял титул «барона Архангельска»], – Это была реальная надвигающаяся опасность, которая и вызвала появление союзнических войск на севере России» ¹⁰⁸².

«Первая высадка союзников на северном побережье России прошла практически без сопротивления большевиков, – отмечал американский посол Фрэнсис, – при весьма интересном стечении обстоятельств» ¹⁰⁸³. События разворачивались следующим образом: Троцкий отказался участвовать во вторых переговорах в Брест-Литовске. Вместо себя он послал Чичерина. Условия договора были гораздо более тяжелыми, чем те, которые большевики отвергли на первых переговорах, и Троцкий предполагал, что Чичерин откажется их подписать, а немцы начнут новое наступление ¹⁰⁸⁴. Поэтому на запрос мурманского местного Совета о том, следует ли большевикам разрешить высадку союзников, сообщавшего при этом, что «представители дружественных держав, расположенных в Мурманске французской, американской и английской миссий, по-прежнему демонстрируют хорошее расположение к нам и готовы предоставить помощь, начиная с продуктовых поставок и вплоть до использования активной военной силы» ¹⁰⁸⁵, Троцкий ответил: «Ваш долг – сделать все для защиты мурманской железнодорожной линии. Каждый, покинувший пост без борьбы, – предатель. Немцы наступают мелкими группировками. Сопротивление возможно и обязательно. Ничего не оставлять врагу. Все ценное должно быть эвакуировано, если это невозможно – уничтожено. Вы обязаны принять любую помощь от союзнических миссий» ¹⁰⁸⁶.При этом Троцкий поставил условием любого сотрудничества с союзниками невмешательство во внутреннюю политику и взаимодействие с большевиками… ¹⁰⁸⁷

Председателем «Мурманского Краевого совета» был ранее долго проживавший в Америке рабочий А. Юрьев, убежденный в необходимости помощи Мурману со стороны Антанты ¹⁰⁸⁸. Приглашая англичан он не идеализировал ситуацию и признавал, что «союзники отсюда не уйдут, что бы мы ни говорили» ¹⁰⁸⁹. И он был прав, союзники быстро превратились в интервентов. Генерал Ф. Пул [Пул Ф.К. (1859-1936) – участник англо-бурской войны; во время Первой мировой войны возглавлял британскую миссии снабжения в России; в начале июня 1918 г. был назначен главнокомандующим войсками союзной экспедиции в России; сыграл ключевую роль в разработке и осуществлении планов интервенции на Север, в 1919 году находился в качестве британского военного представителя у генерала Деникина], информируя Лондон о разрыве Мурманского Совета с Москвой, недвусмысленно заметил, что его депутаты тем самым «надели веревку на шею и, если они будут колебаться, я заставлю их быть твердыми» ¹⁰⁹⁰. Член Мурманского Совета Г. Веселаго [Веселаго Г.М. – сын адмирала, командир эсминца во время Первой мировой войны. Сыграл решающую роль в разрыве Мурманского совета с Советским правительством. В 1920 г. эмигрировал в США, позже – управляющий крупной американской фирмой] по этому поводу писал: «Генерал Пул ведет откровенно реакционную политику и смотрит на русских, как смотрели англичане прежде на кафров» ¹⁰⁹¹.

6 июля было подписано «Временное соглашение» [«Словесное соглашение» (Внешняя политика СССР, Сб. докум., т. I, с. 54 (Штейн Б.Е…,с. 39))] представителей «союзников» с мурманским Советом, интервенция приобретала тем самым легитимность – «интервенции по приглашению». В соглашении также указывалось, что все расходы «союзников» по оказанию помощи Мурманскому Совету записывались «в общий счет государственного долга России» ¹⁰⁹².

Но с одной стороны, Советское правительство не было признано странами Антанты, что ставило его вне международных законов, а следовательно, делало незаконными и все соглашения между представителями Советов и Антанты. Это, конечно, делало совершенно законной интервенцию. Ллойд Джордж по этому поводу писал: «Мы обращаемся с большевистским правительством так, словно оно не является правительством. При старом режиме мы бы не высадились в Мурманске и Владивостоке без разрешения царя. Мы действуем, как во времена Французской революции, – захватывая Тулон и прилегающие места одно за другим» ¹⁰⁹³. Но интервенция в чистом виде противоречила демократическим принципам, которые декларировали «союзники». Интервенты прекрасно понимали двусмысленность своего положения и именно поэтому любой ценой добивались формального приглашения большевиков, либо искали веский повод для интервенции. На нерушимости демократических принципов настаивал В. Вильсон. «Президент всей душой сочувствует любым военным усилиям, которые могут быть предприняты в Мурманске и Архангельске, но подобные действия следует предпринимать только при гарантированной симпатии русского народа, и они не должны иметь своей конечной целью какую-либо реставрацию старого режима или оказывать любое другое влияние на политическую свободу российского народа» ¹⁰⁹⁴.

С другой стороны, Советское правительство не подтвердило официально правомерность этого «соглашения» [Мало того, еще за несколько дней до подписания соглашения, по директиве Центра, Юрьев официально был объявлен «врагом народа» и поставлен «вне закона», т.е. не имел на никаких официальных полномочий], отдавая себе отчет, что это грозит разрывом Брестского мира, подписанного на следующий день после Мурманского соглашения, и новым наступлением немецкой армии. И оно действительно началось. В ответ на протест Советского правительства по поводу нарушения Германией Брестского договора Мирбах 30 апреля ответил, что «германское вторжение прекратится, когда союзники оставят Мурманск и Архангельск». Американский посол Фрэнсис сообщал в Госдеп: «По моему мнению, такой шаг со стороны союзников был бы весьма неблагоразумным» ¹⁰⁹⁵.

Высадка союзников в Мурманске весьма напоминала сознательную провокацию, призванную сорвать Брестский мир и вынудить немцев возобновить боевые действия на Восточном фронте. Немецкое наступление, вызванное высадкой англофранцузских войск в Мурманске, было остановлено дополнительным Брест-Литовским соглашением от 27 августа, по которому Россия должна была выплатить Германии репарации в размере 6 млрд. марок – частично золотом, частично деньгами, частично товарами, частично «экономическими концессиями». Ф. Пуль в этой связи заявлял, что дополнительные соглашения «были, в отличие от первоначальных договоров Брест-Литовска, подписаны большевиками не под явным принуждением, но по их желанию и инициативе». И трактовал этот факт как упрочнение сотрудничества между большевиками и немцами ¹⁰⁹⁶.

Очевидно, что дипломаты в какой-то степени осознавали «шаткость» такого рода «мурманских устных соглашений». Видимо, именно поэтому появлялись такие перлы Фрэнсиса: «В Мурманске… местный Совет был настроен дружественно по отношению к союзникам, так как увидел то, что для представителей союзников в Вологде было давно очевидным: большевистское правительство находится полностью под влиянием Германии». Но тут же Фрэнсис продолжает: «В то же время большевики в Москве ясно показывали большое желание установить хорошие отношения с союзническими миссиями, и особенно с американским посольством» ¹⁰⁹⁷. То есть, по Фрэнсису, большевики, находясь под влиянием Германии, стремились установить хорошие отношения с союзниками. Это и другие многочисленные противоречия показывают, что в подобных случаях Фрэнсис явно пытался угодить правым и левым, формируя благожелательным образ интервенции в общественном мнении своей страны.

Пока американский посол успокаивал общественное мнение, англичане и французы занимались делом. «Мурманский порт, единственный незамерзающий и действующий круглый год, должен был, как нам казалось, стать основным, так как прежде всего он обеспечивал постоянный доступ в Россию и, кроме того, был рынком сбыта угольных запасов Кольского полуострова. Были уже разработаны проекты строительства причалов, доков вдоль побережья. Крупные промышленные предприятия Европы планировали вложить свой капитал в разработку соседних месторождений магнитной руды; можно предположить, какую выгоду извлекла бы из этого русская экономика. Невозможно было не предвидеть развитие города, и мы приобрели большой участок земли, чтобы построить здесь консульство; французские фирмы предполагали также построить здесь торговые конторы» ¹⁰⁹⁸.

Вслед за Мурманском последовала высадка интервентов в Архангельске. Поводом стали 600 тыс. тонн военных грузов, присланных на север еще до революции, которые могли, по мнению союзников, быть захвачены немцами или переданы им большевиками. Позицию английского военного ведомства в данном вопросе отражал У. Черчилль: «Можно ли было предоставить его (это оружие) в руки малодушного правительства, изменившего союзному делу и открыто враждебного всякой цивилизации?» ¹⁰⁹⁹Но, как писал американский генерал, «когда союзные войска осмотрели обширные складские помещения в гавани, они увидели, что большевики с величайшей заботливостью собрали и взяли с собою все, что представляло хоть какую-либо ценность. Если целью архангельской экспедиции было охранять запасы военного снаряжения и склады в Архангельске, то это дело оказалось явно невозможным из-за отсутствия объекта для охраны» ¹¹⁰⁰. Французский дипломат Л. Робиен откровенно издевался над американцами, когда писал: «Так как большевики уже успели приложить руку к тому, что хранилось на складах, и уже все вынесли… единственное средство сохранить в данном случае – отнять. Следовательно, американцы будут бороться с ворами, не «ущемляя прав местного населения» и «не вмешиваясь во внутренние дела России» ¹¹⁰¹. Сарказм Л. Робиена был весьма логичен для таких как он, поскольку европейские интервенты подобными моральными вопросами себя вообще не отягощали. Тем не менее в словах Робиена была доля истины: политика США носила откровенно двойственный характер. Ллойд Джордж по этому поводу замечал – чем же отличается «военное воздействие» В. Вильсона от «военной интервенции»?

При этом Л. Робиен давал свое видение причин интервенции: «… Интервенция в Россию, которую многие ждут, не должна выглядеть направленной против Германии, что приведет к воссозданию Восточного фронта. В этом случае она будет обречена на провал. Верить в то, что нам когда-либо удастся вновь вынудить русских взяться за оружие, – утопия; чего они хотят прежде всего, так это мира. Тем не менее, пока длится война, мы должны помешать нашим противникам воспользоваться ресурсами, которые несмотря ни на что остаются значительными. Именно этим мы должны ограничиться, составляя план действий, не заботясь о том, что станет с Россией…В действительности я не разделяю мнение тех, кто опасается, что немцы определенно могут обосноваться в России, а та, в свою очередь, станет для них колонией… Колонизация России немцами, впрочем как и нами, представляется мне невозможной. Это неустойчивая почва, на которой ничего нельзя построить надолго. Но это не относится к настоящему моменту, когда мы должны действовать… Надо опасаться, как бы немцы, освобождая Россию из-под ига большевиков,не поддались бы соблазну, пусть и мимолетному, воспользоваться благоприятными условиями, которые бы им позволили продолжить войну несмотря на блокаду. Именно нам предстоит стать освободителями Русской землии тем самым поднять свой престиж: союзникам необходимо отправить в Архангельск несколько полков для того, чтобы японская экспедиция не выглядела больше такой изолированной, перестала быть «желтым нашествием» и вошла в рамки крестового похода союзников во имя освобождения русского народа, угнетаемого большевиками» ¹¹⁰².

Высадка интервентов в Архангельске произошла «по приглашению местного правительства», которое пришло к власти в результате антибольшевистского переворота свершившегося «часа за четыре до появления союзнических войск». Французский посол писал, что в Архангельске «большинство населения встречало с радостью наших солдат», но буквально, через несколько фраз он указывает, что «в городе с населением приблизительно 100 тыс. жителей… насчитывалось 40 000 большевиков» ¹¹⁰³. С. Городецкий так же вспоминал: «Общая радость и подъем среди населения, не сразу поверившего в действительность падения ненавистной советской власти, не поддавалась описанию» ¹¹⁰⁴. Но с другой стороны американский консул в Архангельске Ф. Коул отмечал: «Союзников приветствовали представители имущих классов и средних слоев населения. «Рабочие просто-напросто отсутствовали» ¹¹⁰⁵.

Ж. Нуланс и Д. Фрэнсис дают полуанекдотическое описание «приглашения интервентов» местным населением. На самом деле план оккупации Архангельска «по приглашению» был заранее тщательно подготовлен капитаном I ранга Г. Чаплиным и представителями «союзников». По словам самого Г. Чаплина [Чаплин Г.Е. (1886-1950) – капитан I ранга. С 1920 г.– в эмиграции, полковник английской армии. Участник высадки в Нормандии (в 1944 г.). (Белый Север, с. 45)], он в начале Первой мировой войны в течение года служил на английских подводных лодках и благодаря заведенным знакомствам, «находился в тесной связи с… морскими и военными агентами союзников.» Через них, после Октябрьской революции, Чаплин «обратился с ходатайством к английскому и американскому правительствам о принятии… на службу в их флоте для участия в дальнейшей борьбе против немцев» ¹¹⁰⁶. В ответ союзники поручили Г. Чаплину организацию Белой армии и подготовку интервенции на Севере России ¹¹⁰⁷. «Надо отдать должное союзникам, – пишет Г. Чаплин, – вернее, англичанам. С того дня, как было решено вместе работать, мы от них ни в чем отказа не получали» ¹¹⁰⁸. Г. Чаплин получил английский паспорт на имя Томсона и был фиктивно оформлен как начальник английской военной миссий в Вологде ¹¹⁰⁹. Это давало ему возможность беспрепятственного проезда по всему Северу России [Большевики даже после Мурманской эпопеи пытались сохранить отношения с «союзниками», поэтому представители последних в России имели полную свободу передвижения, телефонного и телеграфного сообщения. См. подробнее Фрэнсис Д…; Нуланс Ж… (Голдин В.И…, ком., с. 466-467)]. В. Игнатьев [Игнатьев В.И. – эсер, затем народный социалист. Член «Комитета спасения Родины, и Революции» и «Союза возрождения России». Управляющий отделом внутренних дел Северного правительства. (Белый Север, с. 99)] при этом отмечал, что в средствах нужды не было их источником была английская миссия в Вологде, на ее «средства было куплено оружие, содержались члены организации» ¹¹¹⁰.

17 июля капитан британской армии Макграт прибыл к послам в Вологду с планом оккупации Архангельска ¹¹¹¹. Послы телеграфировали британскому генералу Пулу в Мурманск о подготовке антисоветского восстания в Архангельске и настаивали на срочной отправке туда союзных войск. Для отвлечения большевистских частей из Архангельска Г. Чаплин послал в Шенкурский уезд, где началось антибольшевистское брожение «двенадцать лучших моих офицеров и вскоре во всем уезде вспыхнуло восстание, которое продолжалось… вплоть о занятия нами Архангельска. В результате ярославская бригада, наиболее опасная для нас часть, покинула город» ¹¹¹². Чаплин отмечал при этом, что: «… освобождение всей области совершилось благодаря применению именно того метода разложения, как верхов, так и воинских частей, который так часто применялся самими большевиками» ¹¹¹³. Последовавший захват 1 августа интервентами укрепленного острова Мудьюг у входа в устье Северной Двины привел к срочной эвакуации советских учреждений ¹¹¹⁴. В ночь на 2 августа в городе вспыхнуло антисоветское восстание, а днем было создано Верховное управление Северной области, «пригласившее интервентов» [По аналогичному сценарию прошла высадка союзников в Одессе 10-11 августа 1919 года: «Огромное содействие десантной операции (союзников) оказали офицерские организации, восставшие по нашему указанию в Одессе и очистившие собственными средствами весь город от красноармейцев. Эти же организации давали нам точные данные о всех советских войсках и их батареях в этом районе». ГАРФ, ф. 5827, оп. 1, д. 128; (Волков С. В…, с. 284.)]. Политес перед не столь требовательными в данном случае «принципами демократии» английское руководство соблюло.

Однако радость Чаплина и англичан оказалась преждевременной. После высадки претензии на власть вдруг предъявила другая сторона, так же принявшая участие в перевороте – Петроградский тайный «Союз возрождения России» Н. Чайковского, состоявший в основном из эсеров. «Союз возрождения» вел переговоры с союзниками через французского посла Нуланса, находившегося в Вологде ¹¹¹⁵. Свершивший переворот Г. Чаплин с недоумением писал, что первым пожеланием союзных послов было формирование настоящего сугубо демократического правительства «в состав которого входили бы представители всех партий до… большевиков включительно, но кроме…правых» ¹¹¹⁶. В. Игнатьев вспоминал: «Для генерала Пуля явилось полной неожиданностью образование… (эсеровского) правительства… Пуль… ожидал не социалистического министерства, а определенно буржуазно-кадетского. Для него, по его выражению, это правительство было точно «ножом по сердцу»… ¹¹¹⁷Адмирал Кемп в свою очередь откровенно заявлял, что вообще недоволен образованием Северного Правительства: «это было неудобно для успеха нашей экспедиции в советскую Россию» ¹¹¹⁸.

Противоречия между англичанами, продвигавшими своего претендента на «сильную военную власть» Г. Чаплина, с одной стороны и франко-американским протеже – демократическим правительством Н. Чайковского возникли с самого момента высадки интервентов. На причины этих противоречий в определенной мере указывал американский посол Фрэнсис: «Что касается позиции генерала Пула, то я был удовлетворен и тем, что он не захотел поставить у власти собственное правительство; ведь британские солдаты так долго были колонизаторами, что просто не знают, что значит уважать чувства социалистов. Я не хочу сказать, что это политика британского правительства, но Великобритания имеет столько колоний, а английские офицеры так привыкли распоряжаться нецивилизованными людьми, что подчас воспринимают что-либо не столь остро, как американцы» ¹¹¹⁹. Американский посол не строил иллюзий в отношении целей и намерений своих партнеров: «В целом манеры и образ действий всех британских представителей, и военных, и гражданских, в Архангельске и Мурманске демонстрируют их веру и сознание того, что если они и не имеют особых привилегий в этих портах, то должны их получить; и они не будут удовлетворены, не заимев решительного преимущества. Каждый шаг обнаруживает их желание утвердиться здесь» ¹¹²⁰.

«Президент Вильсон во внутреннем кругу обвинял англичан в обращении к примитивной силовой политике. Его возмутило предложение англичан ввести в своем треугольнике собственную валюту. Стоило президенту ответить положительно, и политика раздела России на сферы влияния стала бы базовым принципом – она опрокинула бы все прочие подходы. Вильсон отказался даже обсуждать это предложение» ¹¹²¹. Тем не менее англичане ввели на территории области «Северный рубль», гарантированный английскими банками. В. Игнатьев по этому поводу писал, что «Северный рубль» «оказался средством для проведения английской финансовой и торговой политики» ¹¹²². Демократическое правительство Чайковского в этих конкретных условиях становилось для франко-американских союзников в определенной мере инструментом сдерживания амбиций англичан.