Текст книги "Интервенция и Гражданская война"

Автор книги: Василий Галин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)

Уже после окончания Гражданской войны Троцкий писал: «Совершенно очевидно, что с хозяйственной точки зрения экспроприация буржуазии оправдывается постольку, поскольку рабочее государство способно организовать эксплуатацию предприятий на новых началах. Та массовая поголовная национализация, которую мы проводили в 17-18 гг., совершенно не отвечала только что указанному условию. Организационные возможности рабочего государства чрезвычайно отставали от суммарной национализации. Но суть-то в том, что эту национализацию мы производили под давлением гражданской войны. И нетрудно показать и понять, что если бы мы захотели действовать более осторожно в экономическом смысле, то есть производить экспроприацию буржуазии с «разумной» постепенностью, то это было бы с нашей стороны крайней политической неразумностью и величайшей неосторожностью… Нужно вообще напомнить, что революции сами по себе являются внешним выражением того, что миром отнюдь не управляет «экономическая разумность»…» ⁸⁷⁴

Количество закрытых (до ноября 1917 г.) и национализированных (после ноября 1917 г.) предприятий из общего количества крупных предприятий в 1916г. ⁸⁷⁵

В конце стоит отметить, что национализацию рассматривают как одну из основных причин Гражданской войны. Несомненно, что в значительной доле это так, но, как пишет Деникин, «надежды оптимистов, с одной стороны, и страхи левых кругов, с другой, что национализация создаст «прочные части» (по терминологии слева – контрреволюционные), быстро рассеялись» ⁸⁷⁶.

Банки

По мнению М. Геллера и А. Некрича, национализация банков была чисто идеологической мерой, основанной на марксистском тезисе об исчезновении денег при социализме. Действительно, даже в 1920 году Ленин писал: «Переход от денег к безденежному продуктообмену бесспорен» ⁸⁷⁷. Эти положения коммунистической доктрины дали основания утверждать, что, исходя из идеи о необходимости скорой отмены денег, правительство все больше склонялось к полному обесценению денег путем их неограниченной эмиссии. По мнению сторонников данной версии, именно большевистская идеология привела к раскручиванию инфляции, что стало одной из основных причин разрушения экономики государства в годы гражданской войны… Как же было на самом деле?

Теория отмены денег строилась на постулате Маркса, который указывал, что перераспределение «прибавочной стоимости»при капитализме происходит в значительной доле в сфере «циркуляции денег».Как следствие идеологи марксизма указывали, что речь идет не о полной отмене денег, а об отмене процентных денег, которые позволяют осуществлять такое перераспределение. Функции денег сводились ими только к обеспечению прямого товарообмена. Здесь мы снова сталкиваемся с пересечением марксизма, христианской религии и исламом, которые на протяжении веков запрещали взимание процентов. Еще Аристотель писал: «Ростовщика ненавидят совершенно справедливо, ибо деньги у него сами стали источником дохода… проценты – это деньги от денег, поэтому они противнее природе из всех родов занятий». В 1139 г. Второй Лютеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви, принимается обратно после строжайшего покаяния и с величайшей осторожностью. Взимателей процентов, не вставших перед смертью на путь истины, нельзя хоронить по христианскому обычаю». Мартин Лютер в начале XVI века писал: «Ростовщик… не человек. Он должно быть оборотень, хуже всех тиранов, убийц и грабителей, почти такая же скверна, как сам дьявол» ⁸⁷⁸.

С. Гейзель ⁸⁷⁹шел еще дальше, чем марксисты, и в 1890 г. выдвинул предложение по реформированию денежной системы на основе отрицательного процента, или «свободных денег». Дж. М. Кейнс в 1936 г. по этому поводу говорил: «Будущее большему научится у Гейзеля, чем у Маркса» ⁸⁸⁰. Теории беспроцентных и «свободных» денег были весьма популярны в начале XX века в России, о них в той или иной мере писали еще Канкрин и Н. Данилевский, их предлагали ввести такие видные экономисты того времени, противники большевиков, как С. Шарапов, А. Фролов, Г. Бутми и др.

Национализация банков как раз была одним из шагов на пути к этой цели. «…Меры большевиков в области банковской политики во многом учитывали опыт Парижской коммуны 1870-1871 годов. По их мнению, одной из причин поражения Парижской коммуны было то, что она оставила Французский банк в руках буржуазии» ⁸⁸¹. Манифест Коммунистической партии прямо утверждал необходимость – «централизации кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией» ⁸⁸².

Но был и другой аспект, подталкивавший большевиков к национализации банков – мобилизационный. «Во время войны частные банки в России резко разбогатели и усилились (при сильном ослаблении Государственного банка – обеспечение золотом его кредитных билетов упало за годы войны в 10,5 раз). В 1917 г. банки занялись спекуляцией продовольствием, скупили и арендовали склады и взвинчивали цены…» После Октябрьской революции «…банки объявили финансовый бойкот Советской власти, перестали выдавать деньги для выплаты зарплаты (чиновникам госаппарата выдали зарплату за 3 месяца вперед с тем, чтобы те могли бойкотировать новую власть). Кроме того, по негласной договоренности с фабрикантами банки перестали выдавать деньги тем заводам, на которых был установлен рабочий контроль. Через три недели саботажа и бесплодных переговоров, 14 ноября, вооруженные отряды заняли все основные частные банки в столице. 27 декабря 1917 г. издан декрет о национализации банков, частные банки влились в Государственный (Народный) банк. Банковские служащие объявили забастовку, и только в середине января банки возобновили работу… Поскольку среди служащих банков не было рабочих, не могло быть и речи о рабочем контроле, требовалось примирение с 50 тысяч служащих. Крупные вклады были конфискованы» ⁸⁸³.

Между тем еще в октябре 1917 г. большевики пытались действовать вполне демократическими мерами. «Насколько большевики, однако, не были уверены в собственной силе и насколько они в тот момент признавали права городской думы, видно из того, что, уже имея в своих руках ключи, они все-таки не осмеливались идти туда одни и требовали, чтобы дума прислала своих представителей, которые присутствовали бы при открытии кассы. Из кассы они намерены были взять три миллиона для покрытия государственных расходов [разумеется, дело здесь было не в «неуверенности» большевиков и не в преклонении их перед «правыми» думы. Просто имелось в виду лишить «демократию» почвы для новой клеветы]» ⁸⁸⁴ .

В апреле 1918 г., когда возникли надежды на возможность мягкого переходного этапа («государственного капитализма»), были начаты переговоры с банкирами о денационализации банков, но этот проект так и не был реализован. «Дольше всех не подвергался национализации московский Народный банк. Причина была в том, что это был центральный банк кооператоров, и правительство хотело избежать конфликта с ними и его вкладчиками-крестьянами. Отделения этого банка были преобразованы в кооперативные отделения Национального банка. 2 декабря 1918 г. на территории РСФСР… были ликвидированы и все иностранные банки…» ⁸⁸⁵То есть большевики, несмотря на уже начавшуюся интервенцию, на сотни тысяч жертв, которые она уже принесла, до последнего сохраняли надежду на восстановления сотрудничества с иностранными банками. Народный банк был объединен с казначейством и подчинен ВСНХ, а по сути превратился в центральную расчетную кассу. Вместо банковского кредитования было введено централизованное государственное финансирование и материально-техническое снабжение.

Между тем еще в 1907 г. один из выдающихся русских экономистов начала XX века С. Ф. Шарапов, по своей сущности радикальный антисоциалист, либеральный демократ, издает книгу «Диктатор», в которой создал своеобразную утопию диктатуры, без которой, по его мнению, Россия была обречена на самоуничтожение и без которой переход к новому либерально-демократическому строю невозможен. Какой, казалось бы, интерес может вызвать утопия, однако она оказалась примером уникального, пожалуй, единственного реального либерально-демократического варианта прорывной индустриализации – в противовес программе, предложенной большевиками. Программы представителей либерально-демократических партий, например кадетов, страдали уже не утопичностью, а катастрофичностью: их реализация ставила под вопрос само существование России как единого и независимого государства. Вот несколько принципов организации из финансовой системы, предложенной Шараповым в «Диктаторе». Либеральный диктатор Иванов пишет министру финансов Коковцеву: «Вы сами останавливаете всю промышленность, так как держите учетную норму в 7,5 процентов по трехмесячным векселям, заставляя частные банки брать 10 и 12… Нынешняя финансовая система никуда не годна и привела нас к разорению и революции… Я могу сказать только одно: золотая валюта неудержима. Поддерживать размен ценой народного разорения немыслимо… ⁸⁸⁶

–  Я просто буду держать курс рубля на том уровне, какой нужен для народного хозяйства.

–  Ясно. Но для этого нужна монополия по продаже и покупке драгоценных металлов?

–  Да, Государственный банк иначе курсами управлять не может. Тратты покупать и продавать должен только он. Впрочем, при этой системе никто больше этим заниматься и не будет. Фондовая биржа исчезнет.

–  Так что игру на курсе вы совершенно исключаете.

–  Ее нельзя будет вести. Государственный банк раздавит всякого спекулянта– и здешнего, и заграничного ⁸⁸⁷ .

Диктатор Иванов: «Устанавливаю двойственный бюджет– золотой для расчетов международных и серебряный для внутренних. Сливаю воедино Государственный банк, сберегательные кассы и банки: Дворянский и Крестьянский. Организую уездные казначейства в отделениях Государственного банка… Это возврат к канкриновской системе… Вернее, личной системе Николая 1» ⁸⁸⁸.

То есть еще за 10 лет до национализации банков большевиками крайний либерал-демократ С. Шарапов уже предлагал установить государственную монополию на банковское дело, т. е., проще говоря, национализировать банковскую систему. Эта мера предлагалась им как временная, мобилизационная. По его мнению, после того как российская экономика достигла бы конкурентоспособного с западными странами уровня, государственную монополию необходимо было начать постепенно ослаблять. Во время Первой мировой войны и последовавших революций, начавшейся разрухи меры по жесткой мобилизации финансовой сферы становились одним из главных условий выживания государства. Идеологическая линия большевиков, которую они предполагали осуществить эволюционным путем, в данном случае «подстегивалась» жизненной необходимостью, оставляя отпечаток радикализма на всех их решениях.

На денежном рынке к 1917 г. ситуация оказалась аналогичной той, которая складывалась к окончанию русско-японской войны и началу первой русской революции 1905 г. Витте вспоминал: «Вследствие войны и затем смуты финансы, а главное, денежное обращение начали трещать. Война требовала преимущественно расходы за границею, а смута так перепугала россиян, что масса денег – сотни миллионов – были переведены за границу. Таким образом образовался значительный отлив золота» ⁸⁸⁹, «Революционные выступления, широко поддержанные прессой, привели к изъятию в короткий срок 150 млн. рублей сберегательных вкладов. Такая паника после несчастной войны, стоившей около 2500 млн. рублей (почти годовой бюджет царского правительства), конечно, поставила наши финансы и денежное обращение в самое трудное, скажу, отчаянное положение, и одной из главных моих задач явилось не допустить государственные финансы до банкротства» ⁸⁹⁰. Из русско-японской войны и революции 1905 г. Россия вышла банкротом, и если бы не крупный заем, предоставленный Францией, по мнению Витте, развал российской экономики и новая революция стали бы неизбежностью. Тем не менее даже с учетом кредита в мирное время, после окончания войны и революции 1905 г., царскому правительству потребовалось почти 5 лет для восстановления довоенных тенденций развития.

Положение России к октябрю 1917 г. было еще более трагичным, общие затраты только на военные расходы за 3,5 года превысили 15 млрд. золотых рублей 1914 г. ⁸⁹¹. Еще в начале войны первым делом стали исчезать золотые монеты, к 1915 г. они были изъяты населением из обращения полностью. Между тем инфляционное финансирование войны начало проявляться на ценах только во второй половине 1915 г. К концу 1916 г. средний уровень цен вырос почти в 4 раза по сравнению с довоенным уровнем, при этом цены на товары первой необходимости росли опережающими темпами. Увеличившийся с началом войны и мобилизацией спрос на рабочую силу обусловил пропорциональный росту цен и рост заработной платы. В российской промышленности зарплата была самой высокой из всех воюющих государств. Киган писал: «Рост заработной платы и объема бумажных денег привел к стремительной инфляции. Это было неизбежно в стране с примитивным казначейством и банковской системой. Особенно разрушительно инфляция повлияла на сельскохозяйственное производство. Крупные землевладельцы продавали землю в обмен на производственные мощности, поскольку не могли позволить себе тройное увеличение заработной платы. В свою очередь, крестьяне, которые не желали или были не в состоянии платить высокую цену за промышленные товары, уходили с рынка зерна и возвращались к самообеспечению…» ⁸⁹²

После Февральской революции «тревожная неустойчивость внутреннего и внешнего политического положения обусловила сокрытие капиталов, некоторый перевод их за границу, помещение в движимости и недвижимости и сдержанности в подписке на военные займы» ⁸⁹³. Тем временем из обращения исчезли 100– и 1000-рублевые купюры, сумма вкладов в банках упала ⁸⁹⁴. Бегство капиталов за границу приняло массовый характер. 5 июня Министерство финансов запретило денежные переводы за границу без своего разрешения. В августе 1917 г. Керенский, несмотря на получение крупного американского займа, был вынужден обнародовать программу изоляции от мировой экономики, включавшую, прекращение конвертации рубля, запрет на вывоз иностранной валюты за границу, отмену коммерческой и банковской тайны… Однако все эти меры проводились недостаточно решительно, и запреты легко обходились, в частности, через Харбин и Финляндию… или за счет вывоза золота. Министерство финансов в октябре отмечало недостаточность обычных таможенных мер для борьбы с этим злом ⁸⁹⁵.

А. Деникин отмечал другие аспекты: «Главными недостатками нашего довоенного бюджета считаются базирование его на доходах от винной монополии (800 миллионов рублей) и почти полное отсутствие прямого обложения. Перед войной бюджет России простирался до 3 ¹/ ₂миллиардов рублей, государственный долг – около 8 ¹/ ₂миллиардов; одних процентов мы платили до 400 миллионов; почти половина этой суммы шла за границу, погашаясь частью 1 ¹/ ₂-миллиардного нашего вывоза. Война и запрещение во время ее продажи спиртных напитков вывели совершенно наш бюджет из равновесия» ⁸⁹⁶. С начала мировой войны и до 1 января 1917 г. долг вырос до 33,58 млрд. ⁸⁹⁷. Временное правительство за три выпуска краткосрочных обязательств заняло еще 8,2 млрд. рублей ⁸⁹⁸. Займы государству предоставлялись Госбанком под 5%-ные краткосрочные обязательства казначейства и, по своей сути, являлись инфляционными кредитами ¹. Общая сумма долга к концу войны, по мнению Погребинского, увеличилась на 41,6 млрд., в т. ч. внешний – на 8,5 млрд. ⁸⁹⁹. Английский посол с тревогой писал: «Я все еще надеюсь, что Россия выдержит, хотя препятствия на ее пути как военного, так и промышленного и финансового характера внушают сильнейшие опасения. Вопрос о том, откуда она возьмет денег для продолжения войны и для уплаты процентов по государственным долгам, меня очень заботит, и нам вместе с американцами придется вскоре столкнуться с тем обстоятельством, что мы должны будем в весьма значительной степени финансировать ее, если мы желаем, чтобы она выдержала зимнюю кампанию» ⁹⁰⁰.

¹До войны основанием для выпуска кредитных билетов служил золотой запас Госбанка, во время войны из-за недостатка золота стали использоваться 5%-ные краткосрочные обязательства Государственного казначейства. (См. подробнее С и д о р о в А. Л. С. 140-150; В о л о б у е в П. В. С. 356.)

Либерализация государственной власти, начавшаяся после Февральской революции в условиях острого экономического кризиса и войны, привела к полному развалу финансовой системы. «В первые же месяцы революции поступление поземельного налога упало на 32%, от городских недвижимых имуществ – на 41%, квартирного налога – на 43% и т. д. Правительство не решалось только прибегнуть к средству, рекомендованному революционной демократией,– принудительному займу или установлению «высокого единовременногопоимущественного налога» – средству, имевшему некоторый привкус большевизма… Министерство Бернацкого в начале августа сочло себя вынужденным обратиться к усилению косвенного обложения и к некоторым монополиям (на чай, сахар, спички) – мерам, накладывающим платежные тяготы на массу населения и потому до крайности непопулярным». ⁹⁰¹12 июня 1917 г. были приняты новые налоговые законы, которые базировались на декларации Временного правительства от 6 мая: «Стремясь к последовательному устройству финансовой системы на демократических началах, Временное правительство обратит особое внимание на усиление прямого обложения имущих классов (наследственный налог, обложение военной сверхприбыли, поимущественный налог и т.д.)». ⁹⁰²Но эти налоговые законы, из-за противодействия либеральной общественности и буржуазии, так и не были введены в действие. Временное правительство не не могло, а не хотело собирать налоги (в угоду частным интересам буржуазии), что наряду с целенаправленной либерализацией– (разрушением) всего государственного механизма стало основой уничтожением финансовой системы государства.Всю тяжесть налогов либеральное правительство, через косвенные налоги на потребительские товары, попыталось перенести на простое население. Но эти меры, в существовавших условиях привели только к росту «черного рынка» и спекуляции, но не налоговых поступлений.

Министр финансов А. И. Шингарев отметил уменьшение «уплаты налогов в стране с 65 до 80 %». ⁹⁰³«Остается еще одно мероприятие,– указывал Шингарев,– печатание кредитных билетов. Это средство чрезвычайно тяжелое для государства и применение его в больших размерах сулит большую опасность… Но безмерно растущие требования заставляют вновь и вновь прибегать к нему». ⁹⁰⁴Скобелев также уверял: «… Нет более надежного и более верного источника, как все тот же злосчастный станок…» ⁹⁰⁵К октябрю 1917 г. количество денег в обращении увеличилось почти в 10 раз по сравнению с довоенным годом, превысив 22 млрд рублей. Денежная эмиссия, к октябрю 1917 г., покрывала уже почти 80% всех военных расходов.

Доля кредитных билетов в покрытии военных расходов, млн. руб. ⁹⁰⁶

Военные расходы Выпуск кредитных билетов %к военным расходам

С начала войны до 1 марта 1917 г. 28 035 8 317 29,6

С 1 марта по 1 июля 7 062 3 105 44

С 1 июля по 1 сентября 5 400 4 235 78,4

Но даже высокие темпы эмиссии не отражали всей тяжести финансового расстройства страны. Если цены к октябрю 1917 г. в среднем выросли в 10 раз, то цены на товары первой необходимости, и особенно на продовольственные товары росли еще в 1,5-3 раза большими темпами. Покупательная способность рубля с февраля по октябрь снизилась в 4-5 раз ⁹⁰⁷. Ленин еще в мае 1917 года констатировал: «Крестьяне отказываются давать хлеб за деньги и требуют орудия, обувь и одежду. В этом решении заключается громадная доля чрезвычайно глубокой истины. Действительно, страна пришла к такой разрухе, что в России наблюдается, хотя и в менее сильной степени, то, что в других странах давно уже имеется: деньги потеряли свою силу». ⁹⁰⁸

Рост цен к октябрю 1917 г. по сравнению с довоенным периодом, в разах

Деникин пишет, что Февральская «революция нанесла окончательный удар нашим финансам. Она, как говорил министр финансов Шингарев, вызвала у всех сильное стремление к расширению своих прав и притупила сознание обязанностей. Все требовали повышения оплаты своего труда, но никто не думал вносить в казну налоги, поставив тем финансы в положение, близкое к катастрофе». Началась настоящая вакханалия, соединившая всех в безудержном стремлении под флагом демократизации брать, рвать, хватать сколько возможно из государственной казны, словно боясь упустить время безвластия и не встречая противодействия со стороны правительства. Даже сам г. Некрасов на Московском совещании решился заявить что «ни один период русской истории, ни одно царское правительство не были столь щедрыми, столь расточительными в своих расходах, как правительство революционной России», и что «новый революционный строй обходится гораздо дороже, чем старый». ⁹⁰⁹

Деникин продолжал: «Четыре сменявшихся один за другим министра финансов не могли ничего сделать, чтобы вывести страну из финансового тупика. Ибо для этого нужно было или пробуждение чувства государственности в народной массе, или такая мудрая и сильная власть, которая нанесла бы сокрушительный удар гибельным, безгосударственным, эгоистичным стремлениям и той части буржуазии, которая строила свое благополучие на войне, разорении и крови народной, и той демократии, которая, по выражению Шингарева, «с такой суровостью, устами своих представителей в Государственной Думе, осуждала тот самый яд бумажных денег, который теперь полными чашами стала пить сама,– в момент, когда явилась почти хозяином своей судьбы». ⁹¹⁰

В этом вопросе существует полное единство мнений между Шингаревым, Деникиным и Лениным, который заявлял: «Все признают, что выпуск бумажных денег является худшим видом принудительного займа, что он ухудшает положение сильнее всего именно рабочих, беднейшей части населения, что он является главным злом финансовой неурядицы. И именно к этой мере прибегает поддерживаемое эсерами и меньшевиками правительство Керенского» ⁹¹¹. Это утверждение можно принять за происки коммунистической пропаганды. Но классик рыночной экономики Дж. Кейнс утверждает то же самое – инфляция во время войны неизбежно ведет к перераспределению национального богатства в пользу богатейших слоев общества. В 1939 г., когда Англия вступила во Вторую мировую войну, он писал: «Если военные расходы не будут полностью покрываться за счет сбора налогов (что невозможно практически), они частично могут быть покрыты за счет заимствований, которые являются формой отсрочки траты чьих-то денег. Этого не избежать в случае роста цен, который по сути означает передачу заработка потребителей в руки класса капиталистов… только капиталисты, а не общество в целом, станут основными владельцами выросшего государственного долга – то есть, по сути, владельцами права тратить деньги по окончании войны. По этой причине требования некоторых профсоюзов о повышении заработной платы в денежном выражении для компенсации стоимости жизни бесполезны и даже вредны для рабочего класса… Действительно, более организованные группы могут получать выгоду за счет других потребителей. Но, помимо преследования собственных целей группы, это означает выталкивание кого-то из очереди и является делом неблагородным. Лидеры профсоюзов понимают это, и, по сути, не хотят того, что требуют. Но они не снизят свои запросы до тех пор, пока им не будет предложена альтернатива. Это логично: вразумительного плана им предложено не было». ⁹¹²Естественно, что русским рабочим в 1917 г., никто никаких планов не предлагал, о них даже не думали… Буржуазия пыталась получить дивиденды от своей революции по максимуму.

Через несколько месяцев после Октябрьской революции большевики будут вынуждены «перекрыть» достижения «Временного правительства» в печатании денежной массы, однако мотивация инфляции станет уже другой. «Советское правительство начало свою налоговую политику с того, что полностью восстановило налоговые законы от 12 июня 1917 г., принятые, но не введенные в действие Временным правительством, как одну из необходимых мер по выводу страны из экономической трясины». ⁹' ¹Однако внедрять налоговую систему в разоренной войной и деятельностью предыдущего либерального правительства стране, в условиях Гражданской войны было уже поздно. Естественно, что большевики были вынуждены использовать те же механизмы налогообложения, которые использовали их предшественники. О них на X съезде партии в 1921 г. говорил Е. Преображенский – массовая инфляция служила формой косвенного налогообложения в пользу государства, в данном случае, при изъятии у крестьян сельскохозяйственной продукции. С другой стороны, по словам Н. Осинского, во второй половине 1919 года на печатание денег уходило от 45 до 60% бюджетных доходов. При этом он подчеркивал, что по этой причине нужно было бы как можно скорее отменить деньги, дабы сбалансировать бюджет.

Стоимость в довоенных рублях денежной массы, в % к первой половине 1914 г. ⁹¹⁴

К январю 1921 г. денежная масса увеличилась почти в 11 тысяч раз. Из за разрушения промышленности и разорения страны во время гражданской войны ее стоимость к 1921 г. в довоенных рублях сократилась почти до нуля. Между тем уже в 1916 г. темпы роста цен опережали количество обращающихся денежных знаков. Т.е. уже не столько правительство, сколько цены диктовали темпы печатания денег. Временное правительство полностью разрушило остатки финансовой системы и с таким наследством большевики уже просто не успевали печатать деньги вслед за стремительно растущими ценами, которые почти в 10 раз превышали темпы роста денежной массы.

Недоверие к новой власти и ее физическая неспособность напечатать необходимое количество денежных знаков, гражданская война и интервенция, тем не менее не отменяли удовлетворения потребности в обеспечении товарооборота и поэтому деньги выпускали все от белых генералов, «зеленых» атаманов, от коммун до городов, заводов и отдельных деревень… В Архангельске, например, местные купюры с изображением моржа назывались «моржовки». В нумизматическом каталоге 1927 года перечислен 2181 денежный знак, находившийся во время Гражданской войны на территории бывшей Российской империи. Кроме этого в ходу было множество денежных суррогатов от винных этикеток до трамвайных книжек ⁹¹⁵.

Рост обращающихся денежных знаков и товарных цен по отношению к 1-му полугодию 1914 г. ⁹¹⁶

В период «военного коммунизма» деньги печатались в основном для выплаты заработной платы, она являлась главной статьей расхода государственного бюджета России ⁹¹⁷. В начале 1920 года зарплата рабочих в Петрограде составляла от 7000 до 12 000 рублей в месяц (на черном рынке фунт масла стоил 5000 рублей, фунт мяса – 3000, литр молока – 750!) ⁹¹⁸. Но непосредственно сама зарплата играла сравнительно незначительную роль в обеспечении населения городов продовольствием. Уже в начале Первой мировой войны отдельные губернии нашли спасение разрушающего роста цен, в введении у себя карточного распределения продовольствия и товаров. Централизованная карточная система была введена почти во всех воюющих странах. Большевики после прихода к власти не замедлили использовать эту практику и обеспечивали продовольственными и товарными пайками 30-35 млн. человек. За счет пайков удовлетворялось 40-60% потребности в продовольствии. Хлеб для пайков добывался продотрядами. Другим источником продовольствия стало развитие псевдо-рыночных отношений – спекуляции, на которую большевики смотрели сквозь пальцы. Некоторые социалисты, отрицательно относившиеся к большевикам, вообще утверждали, что их политика выражает интересы спекулянтов. «Нет, спекуляция не только извне налипла,– отмечал, например, В. Базаров,– она насквозь пронизывает всю систему современного государственного регулирования, составляет самою его душу. Спекулянт – не просто паразит, но вместе с тем и действительная опора правительства, герой, спасающий власть в критических случаях» ⁹¹⁹. Во многом то же отношение проявлялось и к нелегальной торговле золотом. В 1920-м и особенно в 1921 году операции с золотом на «черной бирже» Москвы приобрели настолько распространенный характер, что цена золотой монеты регистрировалась советской статистикой труда ⁹²⁰.

У белых ситуация была не лучше А. Деникин писал: «Спекуляция достигла размеров необычайных, захватывая в свой порочный круг людей самых разнообразных слоев, партий и профессий: кооператора, социал-демократа, офицера, даму общества, художника и лидера политической организации… «…совещание считает своим долгом указать на угрожающее падение нравственного уровня во всех профессиях, соприкасающихся с промышленностью и торговлей. Падение это охватило ныне все круги этих профессий и выражается в непомерном росте спекуляции, в общем упадке деловой морали, в страшном падении производительности труда…» ⁹²¹Об этом же писал противник А. Деникина командарм А. Егоров: «Неумелое руководство экономической жизнью развивало спекуляцию, а попустительство властей и полная безнаказанность довели эту спекуляцию до тех огромных размеров, которые грозили всей территории гибелью еще задолго до фактического разгрома деникинщины на полях сражения» ⁹²².

Большевики использовали инфляцию не только для покрытия дефицита бюджета, но и в политических целях. Ленин писал: «Мелкий буржуа имеет запас деньжонок, несколько тысяч, накопленных «правдами» и, особенно, неправдами во время войны. Таков экономический тип, характерный как основа спекуляции и частно-хозяйственного капитализма. Деньги, это – свидетельство на получение общественного богатства, и многомиллионный слой мелких собственников, крепко держа это свидетельство, прячет его от «государства», ни в какой социализм и коммунизм не веря, «отсиживаясь» от пролетарской бури» ⁹²³. Но теперь инфляция, в отличие от Временного правительства, перераспределяла собственность не в в интересах небольшой группы военно-революционных спекулянтов, а в интересах государства. Инфляция в данном случае была формой «естественной экспроприации» в пользу государства.

В то же время большевики и не планировали отказываться от денег. Характерное мнение большевистского руководства относительно роли денег высказывал Л. Троцкий, который в полном соответствии с коммунистической доктриной писал: «В коммунистическом обществе государство и деньги исчезнут». Но тут же отмечал: «С другой стороны, успешное социалистическое строительство немыслимо без включения в плановую систему непосредственной личной заинтересованности производителя и потребителя, их эгоизма, который, в свою очередь, может плодотворно проявиться лишь в том случае, если на службе его стоит привычное надежное и гибкое орудие: деньги. Повышение производительности труда и улучшение качества продукции совершенно недостижимы без точного измерителя, свободно проникающего во все поры хозяйства, т.е. без твердой денежной единицы. Отсюда ясно, что в переходном хозяйстве, как и при капитализме, единственными подлинными деньгами являются те, которые основаны на золоте. Всякие другие деньги – только суррогат. Правда, в руках советского государства сосредоточены одновременно как товарные массы, так и органы эмиссии. Однако это не меняет дела: административные манипуляции в области товарных цен ни в малейшей мере не создают и не заменяют твердой денежной единицы ни для внутренней ни тем более для внешней торговли» ⁹²⁴.