Текст книги "Интервенция и Гражданская война"

Автор книги: Василий Галин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 46 страниц)

«В оккупированных районах Украины польская армия грабила население, сжигала целые деревни. Пленных красноармейцев подвергали пыткам и издевательствам. В Ровно поляки расстреляли более 3 тыс. мирных жителей… За отказ населения дать польским оккупантам продовольствие были полностью сожжены деревни Ивановцы, Куча, Собачи, Яблуновка, Новая Гребля, Мельничи, Кирилловка и др. Жителей этих деревень расстреляли из пулеметов. В местечке Тетиево во время еврейского погрома было вырезано 4 тыс. человек. Украинские газеты писали о жертвах среди гражданского населения. «В Черкассы 4 мая доставлено 290 раненых из городов и местечек, занятых поляками, женщины и дети. Есть дети в возрасте от года до двух лет… Раны нанесены холодным оружием» ¹⁴²². Неудачи поляков лишь подстегивали их дикий вандализм.

29 мая 1920 г. правительства РСФСР и Советской Украины обратились к правительствам Англии, Франции, США и Италии с нотой, в которой выражали протест против бесчинств польских захватчиков. Приводился ряд фактов, свидетельствовавших о варварском поведении польских оккупантов на Украине. Нота указывала, что правительства стран Антанты являются ответственными за нападение Польши на Советскую республику ¹⁴²³.

2 июня 1920 г. правительство России снова обратилось к Англии, Франции, Италии, США с новым протестом, указав, что когда польские войска оставили Борисов, они с другого берега Березины подвергли его уничтожающему артиллерийскому обстрелу и превратили в груды дымящихся развалин ¹⁴²⁴; не менее варварски вели себя польские части, отступавшие из Киева.

11 июня 1920 г. правительства РСФСР и УССР еще раз обратились к странам Антанты с нотой о варварстве польской армии, указав при этом, что «прекрасный собор Святого Владимира, эта не имеющая себе равных жемчужина русского религиозного зодчества и уникальный памятник с бесценными фресками Васнецова, был уничтожен поляками при отступлении только потому, что они желали выместить свою злобу хотя бы на неодушевленных предметах…» ¹⁴²⁵

Тем временем уже 26 мая Красная Армия под командованием М. Тухачевского и А. Егорова перешла в контрнаступление и освободила Киев (12 июня), а в июле Ровно, Минск, Вильно. Красная Армия вступила на территорию Польши. 5 июля Совет обороны Польши обратился к Антанте с просьбой о содействии в мирных переговорах. Условия перемирия были изложены Антантой в Спа 10 июля и в ультимативной форме предложены Москве. «В случае продолжения наступления советских войск в Польшу Англия и ее союзники поддержат Польшу «всеми средствами, имеющимися в их распоряжении». Кроме того, предлагалось заключить перемирие с Врангелем, войска которого вели бои в Северной Таврии. На размышления Москве давалось 7 дней и сообщалось, что Польша согласна на эти условия ¹⁴²⁶.

16 июля пленум ЦК РКП(б) принял решение продолжать наступление, поскольку польско-антантовский ультиматум фиксировал положение лишь на время, одновременно создавая угрозу для новой интервенции [Все европейские войны велись до полной капитуляции агрессора, что, по логике победителей, должно было служить в дальнейшем обеспечению мира. Пример дают как наполеоновские войны, так и Первая и Вторая мировые войны. Поскольку Польша была агрессором, большевики имели все моральные права вести войну до полной капитуляции Польши]. Левые коммунисты воскрешали с наступлением на Варшаву надежды на «экспорт революции» в Европу; именно этот тезис был использован западной пропагандой для обвинений в адрес агрессивности большевиков.

19 июля, пишет У. Черчилль, «до нас дошли сведения, что… если советские войска будут двигаться с тем же темпом, каким они шли до сих пор, то через 10 дней они уже очутятся под самой Варшавой» ¹⁴²⁷. 22 июля Польша запросила РСФСР договориться о «немедленном перемирии и открытии мирных переговоров» ¹⁴²⁸. Уже 23 июля Москва сообщила Варшаве, что главное командование Красной Армии получило распоряжение «немедленно начать с польским военным командованием переговоры в целях заключения перемирия и подготовки будущего мира между обеими странами» ¹⁴²⁹. Одновременно в 18.35 23 июля главком потребовал от войск Западного фронта еще ускорить наступление на Варшаву ¹⁴³⁰. 4 августа польское руководство еще раз попыталось начать переговоры с Москвой. 6 августа Англия вновь предложила РСФСР пойти на перемирие, но Москва ответила отказом, сославшись на стремление к двусторонним советско-польским переговорам о перемирии и мире, о согласии на которые ею было заявлено 7 августа. Советская сторона в ответ на польское обращение предложила начать переговоры в Минске с 11 августа.

В начале августа советское правительство снова заявило, что оно признает независимость и этнографические границы Польши, которые даже У. Черчилль назвал «разумными», и что действия Красной Армии не преследуют никаких захватнических целей. Известия ВЦИК сообщали: «Наступление советских войск является чисто военной операцией, не наносящей ущерба будущему мирному договору и не посягающей на независимость и неприкосновенность Польского государства в его этнографических границах, причем переговоры начнутся, как только для их ведения вернутся польские делегаты» ¹⁴³¹. Ллойд Джордж поддержал предложения советской стороны, французы же заявили, что русские условия «абсолютно неприемлемы». Условия включали демилитаризацию Польши, создание рабочей милиции для поддержания порядка и предоставление Польшей земли семьям ее граждан, убитым или раненым… во время войны. У. Черчилль сразу углядел в этом подготовку большевиками революции в Польше ¹⁴³².

Действительно, большевистские предложения отдавали неким духом «экспорта революции», но, с другой стороны, демилитаризация Польши предотвращала возможность ее повторного использования в качестве инструмента агрессии Запада против России. Польская армия в потенциале могла быть использована только для этого; находясь между Германией и Россией, самостоятельного военного значения она не имела. Рабочая милиция, по мнению большевиков, могла снизить накал профашистских настроений в польской верхушке. Поляки тем временем, поддерживаемые союзниками, продолжали «динамить» переговоры.

Красная Армия стояла всего в 15 милях от Варшавы и имела все шансы взять ее, но тут произошло событие, которое сами поляки окрестили, как «чудо на Висле». Красная Армия потерпела сокрушительное поражение. У. Черчилль сравнивал его с «чудом на Марне»: «Что же случилось? Как это было достигнуто?» – пишет он и тут же приводит две версии: виновником был гений французского генерала Вейгана, посланного французами на помощь полякам, и, конечно же, «благодаря влиянию и авторитету лорда д'Абертона, английского посла в Берлине…». Правда, сам Вейган отрицал свою ведущую роль, утверждая, что победа всецело одержана польской армией. По этому поводу У. Черчилль дает вторую версию – победа одержана благодаря заранее обдуманному польскому плану… ¹⁴³³Но нас интересуют не анекдоты на историческую тему У. Черчилля, а реальные события…

Виновником «чуда на Висле» стал Сталин, который в решающий момент, получив прямой приказ идти на помощь Тухачевскому, наступавшему на Варшаву, саботировал его, заявив при этом, что некоторые товарищи «не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве… В самой категорической форме я должен заявить, что без напряжения всех сил в тылу и на фронте мы не сможем выйти победителями… врагов с Запада» ¹⁴³⁴. А позже добавил, что «Врангель… грозит взорвать с тыла плоды наших побед над поляками… Смешно поэтому говорить о «марше на Варшаву» и вообще о прочности наших успехов…» ¹⁴³⁵Среди бутафории слов ярко прослеживается откровенная насмешка над лозунгами «мировой революции» и «красной советской Варшавой» ¹. В. Ленин, в свою очередь, анализируя причины поражения под Варшавой, указал на переоценку возможностей советских войск и революционности польских рабочих и крестьян. Теория «экспорта революции» не оправдала возлагавшихся на нее надежд.

¹Личная неприязнь между Сталиным и Тухачевским здесь, конечно, сыграла свою роль, но навряд ли она носила определяющий характер.

Поражение Красной Армии под Варшавой привело к подготовке нового польского наступления, одновременно польское правительство усилило пропаганду о несправедливости «линии Керзона», но даже страны Антанты высказались, что именно эта линия должна быть основой восточной границы Польши. Более того, Варшаве было заявлено, что Вильно должен быть сохранен за Литвой. Однако угроза нового польского наступления сыграла свою роль, и Советская Россия фактически капитулировала. По рижскому договору, в марте 1921 г. Польша навязала СССР границу, проходящую далеко к востоку от линии Керзона, захватив западные части Украины и Белоруссии, а также вынудила выплатить крупную контрибуцию. Потери Красной Армии неизвестны. Известно лишь, что за время войны польские войска взяли в плен более 146 тыс. человек, содержание которых в Польше было очень далеко от каких-либо гуманитарных стандартов. Все это привело к тому, что около 60 тыс. советских военнопленных умерли в польских лагерях ¹⁴³⁶. За все последующие десятилетия на территориях бывших польских концлагерей в Тухоле и Пулавах не возникло ни одного мемориала в память о погибших от голода, эпидемий и варварского отношения надзирателей…

Но Польша на этом не успокоилась – с ее территории до конца 1922 г. засылались банды белогвардейцев. Не успела закончиться польско-советская война, как в октябре 1921 г. Финляндия начала свою авантюру в Карелии, которая прекратилась только в феврале 1922 г. Жертвами уже послевоенного польско-финского террора стали многие тысячи человек.

В западную историографию польско-советская война вошла как символический пример «экспорта революции», демонстрирующий агрессивность большевистской власти, стремящейся к «мировой революции». Однако войну развязали не большевики. Как указывал в своем донесении 11 апреля 1919 г. президенту В. Вильсону американский представитель при миссии государств Антанты в Польше генерал-майор Дж. Кернан, «хотя в Польше во всех сообщениях и разговорах постоянно идет речь об агрессии большевиков, я не мог заметить ничего подобного. Напротив, я с удовлетворением отмечал, что даже незначительные стычки на восточных границах Польши свидетельствовали скорее об агрессивных действиях поляков и о намерении как можно скорее занять русские земли и продвинуться насколько возможно дальше. Легкость, с которой им это удалось, доказывает, что полякам не противостояли хорошо организованные советские вооруженные силы. Я убежден, что наступательный воинственный крестовый поход, предпринятый из России, центра распространения пропаганды большевизма или советского движения, остановлен. Но он может быть снова вызван к жизни агрессивными действиями извне, а их можно ожидать как со стороны Польши, так и других государств» ¹⁴³⁷. Дж. Кернан был прав – именно польская агрессия, поддержанная и профинансированная ведущими демократиями – Англией, Францией и США,– вызвала «марш на Варшаву», и именно они несут ответственность за огромные жертвы и последствия этой агрессии.

Монархист Шульгин в то время писал: «Знамя Единой России фактически подняли большевики. Конечно, они этого не говорят… Конечно, Ленин и Троцкий продолжают трубить Интернационал. И будто бы «коммунистическая» армия сражалась за насаждение «советских республик». Но это только так сверху… На самом деле их армия била поляков как поляков. И именно за то, что они отхватили чисто русские области…» ¹⁴³⁸

Именно польская агрессия всколыхнула патриотические чувства даже в Белой армии. Под лозунгом защиты от польской агрессии в Красную Армию начался массовый переход тысяч белых офицеров. Одним из первых вступил в Красную Армию легендарный ген. Брусилов, до той поры отказывавшийся воевать как за белых, так и за красных.

Но и на Польше интервенция не закончилась, она начинала лишь приобретать новые черты. «Когда приближение советских армий к Варшаве вызвало сильную тревогу в Лондоне и Париже и началось обсуждение вопроса о вмешательстве Франции и Англии в советско-польский конфликт, государственный секретарь США Колби выступил с заявлением, излагавшим американскую политику в отношении Советского государства… Вышеозначенная нота Колби фактически представляет собой обвинительный акт против советской власти. В ноте говорилось, что, подтверждая желание США о сохранении политической независимости и территориальной целостности объединенной, свободной и самостоятельной Польши и одобряя усилия к достижению перемирия между Польшей и советским государством, американское правительство отказывается от участия в расширении переговоров в форме созыва общей международной конференции, которая, по всей вероятности, имела бы два результата, неприемлемых для нашей страны, а именно – признание большевистского режима и разрешение русской проблемы неизбежно на базисе расчленения России. Далее говорится о традиционной дружбе США к русскому народу и о вере в его будущее, о том, что интересы России должны быть охранены, в особенности касательно ее суверенитета на территории бывшей Российской империи. «Этим чувством дружбы и честным долгом» к великой нации, которая в час нужды оказала дружбу США, американское правительство якобы и руководствовалось при отказе в признании независимости Прибалтики, Грузии и Азербайджана.

Границы России должны включать всю прежнюю империю, «за исключением собственно Финляндии, этнической Польши и тех территорий, которые по соглашению могут составить часть армянского государства». США не могут, однако, признать советскую власть правительством, с которым могут быть поддерживаемы отношения, так как этот режим «основан на отрицании всякого принципа, на котором можно было бы построить гармоничные и основанные на доверии отношения как между нациями, так и между отдельными лицами. Соглашение с таким режимом было бы лишено всякой цены, т. к. его вожди открыто хвастали отсутствием намерения выполнять их». Далее говорится о III Интернационале, имеющем своей целью большевистскую революцию во всем мире и субсидируемом советским правительством. «Мы не можем признать и поддерживать официальные отношения с агентами правительства, которое решило и обязано составлять заговоры против наших учреждений, чьи дипломаты были бы агитаторами за опасные бунты». Однако иностранные войска должны быть отозваны из России. «Только таким образом большевистский режим может быть лишен должного, но действенного призыва к русскому национализму»… Госдепартамент дал понять Польше, что он не одобряет аннексии больших этнически русских территорий. В своем ответе на польскую ноту Колби рекомендовал делать всяческие усилия к прекращению военных действий, заявляя, что американское правительство» не могло бы оправдать программу наступательной войны польского правительства против России»… К вышеизложенному можно еще добавить, что обращение Верховного совета и Лиги Наций к Вильсону о посредничестве по установлению границ Армении (до советизации Армении) дало повод Вильсону в ответной ноте выставить в качестве условия принятия им этого предложения, чтобы великие державы торжественно обязались «не пользоваться бедственным положением России для нарушения ее территориальной целостности, не предпринимать самим никаких дальнейших вторжений в Россию и не допускать таких вторжений со стороны других» ¹⁴³⁹.

Д. Дэвис и Ю. Трани в этой связи пишут: «Документом, оформившим первую «холодную войну», авторы называют ноту, которая 9 августа 1920 г. вышла из-под пера Б. Колби, сменившего Лэнсинга в кресле госсекретаря. Соединенные Штаты заявили о себе как о гаранте территориальной целостности и независимости Польши, официально заняли позицию непризнания советской власти и возложили на себя миссию противодействия мировой революции. При этом американское правительство готово было закрывать глаза на торговлю с Россией частных компаний» ¹⁴⁴⁰. Требование сохранения целостности России было, по-видимому, вызвано двумя причинами: принципами Вильсона, с одной стороны, и неудовлетворенностью США результатами версальских переговоров стран-победительниц – с другой. Россия нужна была США для противовеса Европе в их будущей политике…

ВОЙНА ЗА ХЛЕБ

К началу Первой мировой государственные зерновые резервы России составляли всего 14,5 миллиона тонн. В 1915 г., несмотря на обильный урожай, нормальный товарооборот был нарушен и «хлеб не пошел на рынок». Отдельные губернии стали вводить карточное распределение основных продуктов питания и промышленных товаров, что привело к появлению огромного разрыва в местных ценах (иногда трехкратного) и, как следствие, растущую, как снежный ком, спекуляцию. Тем не менее «обеспечение армии хлебопродуктами являлось самой благополучной областью снабжения, и только в 1916 г. из-за неурядиц организационного характера снабжение несколько ухудшилось» ¹⁴⁴¹. К 1916 г. посевы сельскохозяйственных культур сократились на 12%, производство зерна – на 20%, мяса – в 4 раза ¹⁴⁴², для нужд армии было реквизировано 2,6 млн. лошадей. Тем не менее в 1916-м собрали 3,8 млрд. пудов зерна, что при отсутствии экспорта превышало довоенную потребность внутреннего рынка на 400-500 млн. пудов, а например, традиционные экспортеры масла в Сибири заготовили огромное его количество и не знали, как вывезти.

Однако при избытке продовольствия план госзакупок 1916 г. был выполнен лишь на треть, были даже сокращены пайки в действующей армии. Правительство тем временем контролировало лишь торговлю сахаром (ежемесячная норма – примерно 1,6 кг на человека). Причина продовольственного кризиса крылась в разрушении рыночных механизмов хозяйствования во время войны.

Во-первых, промышленность переориентированная на выпуск военной продукции, сократила производство гражданской, что привело к все нарастающему дефициту промышленных товаров и, как следствие, вызвало резкий взлет цен на них. В результате сельское население почти перестало покупать промышленные товары и поставлять в обмен продовольствие в города. В этих условиях, как правило, хлеб идет в первую очередь на собственное потребление, что дополнительно сокращало количество товарного хлеба.

Во-вторых, расстояние, на которое необходимо было перевести продовольствие и топливо в России от производителей до потребителей, было в среднем в четыре раза больше, чем для Германии или Франции. При этом плотность железнодорожной сети в европейской части России была в 8 раз меньше, чем у Франции, и в 10, чем у Германии ¹⁴⁴³. Мобилизация железнодорожного транспорта для военных нужд увеличила нагрузки на него в разы. В итоге потребный грузооборот значительно превысил пропускную способность железных дорог, что привело к вытеснению прежде всего гражданских грузов и, как следствие, затовариванию продовольствием производящих губерний юга и дефициту хлеба и топлива в городах севера.

В-третьих, с начала войны царское правительство прибегло к инфляционным мерам ее финансирования; эффект от этого стал существенно сказываться только через год и выразился в резком росте цен на товары первой необходимости и в первую очередь на продовольствие. Царское правительство нашло выход в том, что «установило твердые цены на хлеб и эти цены повысило», Ленин назвал этот шаг нелепой мерой, ибо ход мысли кулака очевиден. «Нам повышают цены, проголодались, подождем – еще повысят…» ¹⁴⁴⁴Раскрутка инфляционной спирали привела к тому, что уже к середине 1916 г. темпы роста цен на продовольствие в разы опережали тепы роста заработной платы рабочих в городах.

В-четвертых, рост армии к концу 1916 г. (почти в 5 раз по сравнению с довоенным временем) резко увеличил потребность в товарном хлебе (в 1,5-2 раза) по сравнению с мирным временем. Это замечание подтверждают планы хлебозаготовок 1916-1917 гг., которые более чем в 2 раза превышали потребность России во внутреннем товарном хлебе довоенных 1910-1913 годов. Дисбаланс между спросом и предложением к концу 1916 г. составил примерно 600 млн. пудов по сравнению с предыдущим годом; эта цифра сравнима с производством всего товарного хлеба, включая экспорт в 1915 г. По некоторым видам продуктов ситуация была еще более острой; например, наряду с ростом армии с началом войны суточная норма мяса солдатам была удвоена…

Таким образом, резко увеличившийся спрос на продовольствие сопровождался столь же резким сокращением его поставки. В этих условиях по предложению министра земледелия А. Риттиха 23 сентября 1916 г. правительство объявило о ведении с 2 декабря принудительной продразверстки. На совещании в Ставке главнокомандующих 17-18 декабря (ст. стиль) 1916 г. Главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт сделал следующее заявление: «…Необходимо обеспечить войска продовольствием. Надо пополнить запасы базисных и продовольственных магазинов, которые теперь исчерпаны. Вместо того чтобы иметь месячный запас, мы живем ежедневным подвозом. У нас недовоз и недоед, что действует на дух и настроение. Местные средства также исчерпаны».Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский рисует не менее печальную картину: «…Северный фронт не получает даже битого (мяса). Общее мнение таково, что у нас все есть, только нельзя получить. В Петрограде, например, бедный стонет, а богатый все может иметь. У нас нет внутренней организации…» ¹⁴⁴⁵На заводах были случаи самоубийств на почве голода. Подвоз продуктов в Петроград в январе составил половину от минимальной потребности. В феврале М. Родзянко писал царю: «В течение по крайней мере трех месяцев следует ожидать крайнего обострения на рынке продовольствия, граничащего со всероссийской голодовкой» ¹⁴⁴⁶.

С. Кара-Мурза указывает еще на одну особенность продовольственного рынка России во время войны: «Россия, как говорил Менделеев, долго вынуждена была жить «бытом военного времени». Поэтому «прогрессивным» для нее могло считаться только то хозяйство, которое сохраняет свою дееспособность в чрезвычайных условиях. Тяжелым, но предельно показательным экзаменом для двух, типов хозяйства – трудового крестьянского и частного – стала Первая мировая война. К концу 1916 г. в армию было мобилизовано 14 млн. человек, село в разных местах потеряло от трети до половины рабочей силы. Как же ответило на эти трудности хозяйство – крестьянское и буржуазное? По всей России к 1915 г. посевная площадь крестьян под хлеба выросла на 20%, а в частновладельческих хозяйствах уменьшилась на 50%. В 1916 г. у частников вообще осталась лишь четверть тех посевов, что были до войны. В трудных условиях крестьянское хозяйство оказалось несравненно более жизнеспособным… Справочник «Народное хозяйство в 1916 г.» констатировал: «Во всей продовольственной вакханалии за военный период всего больше вытерпел крестьянин. Он сдавал по твердым ценам. Кулак еще умел обходить твердые цены. Землевладельцы же неуклонно выдерживали до хороших вольных цен. Вольные же цены в 3 раза превышали твердые в 1916 г. осенью». Таким образом, общинный крестьянин, трудом стариков и женщин увеличив посевы хлеба для России, еще и сдавал хлеб втрое дешевле, чем буржуазия» ¹⁴⁴⁷.

В январе 1917 г. была введена государственная монополия на торговлю донецким углем. 19 января Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в столице доносило в «совершенно секретном докладе»: «Рост дороговизны и повторные неудачи правительственных мероприятий по борьбе с исчезновением продуктов вызвали еще перед Рождеством резкую волну недовольства…»Общество жаждет «найти выход из создавшегося политически ненормального положения, которое с каждым днем становится все ненормальнее и напряженнее» ¹⁴⁴⁸ .В феврале М. В. Родзянко подает Николаю II записку, в которой предупреждает «о полном крахе разверстки».Неспособность правительства осуществить продразверстку погубила Российскую империю. Недостаток и невиданная дороговизна продовольствия стали причиной массовых забастовок и демонстраций, начавшихся 23 февраля в Петрограде ¹⁴⁴⁹.

Февральская революция

Временное правительство вводит хлебную монополию уже на третью неделю своего существования – 25 марта. Все излишки зерна и фуража были объявлены государственной собственностью. Монополия на хлебную торговлю привела к новому резкому росту цен на промышленные товары. К лету 1917 г. пуд хлеба стал стоить не более чем одна подкова. «С августа 1917 г. начались крестьянские восстания с требованием национализации земли. Восстания подогрел крупный обман. 6 августа Временное правительство официально объявило, что установленные 25 марта твердые цены на урожай 1917 г. «ни в коем случае повышены не будут». Крестьяне, не ожидая подвоха, свезли хлеб. Помещики же знали, что в правительстве готовится повышение цен, которое и было проведено под шумок в дни корниловского мятежа. Цены были удвоены, что резко ударило по крестьянству нехлебородных губерний и по рабочим» ¹⁴⁵⁰. Об этом же пишет и Деникин: «Деревня была обездолена. Ряд тяжких мобилизаций без каких-либо льгот и изъятий, которые предоставлялись другим классам, работавшим на оборону, отняли у нее рабочие руки. А неустойчивость твердых цен, с поправками, внесенными в пользу крупного землевладения вначале, а затем злоупотребление в системе разверстки хлебной повинности, при отсутствии товарообмена с городом, привели к прекращению подвоза хлеба, к голоду в городе и репрессиям в деревне…» ¹⁴⁵¹

Проведенное 27 августа 1917 г. повышение твердых цен на хлеб привело к новому еще большему повышению предпринимателями цен на промышленные товары и породило новый взрыв недовольства. П. Рябушинский еще в июле 1917 г. предлагал «ввиду неблаговидных действий отдельных предпринимателей, бросающих тень на весь торгово-промышленный класс, привлекать их к суду чести, что должно освободить торгово-промышленный класс от несправедливых и незаслуженных обвинений из-за отдельных проступков его членов».Летом 1917 года были введены твердые цены на уголь, нефть, лен, кожу, шерсть, соль, яйца, масло, махорку и т. д. На потребительском рынке стали исчезать основные товары: мыло, чай, обувь, гвозди, папиросы, бумага. Повсеместно развивалась тенденции к хозяйственной изоляции регионов. Уже в конце весны 1917 года появились запреты на вывоз продуктов из одной губернии в другую, распространению которых способствовал знаменитый приказ министра Маклакова.

Деникин пишет: «…Официальные нормы, которые были установлены к лету 1917 года – 1 ¹/ ₂фунта хлеба для армии и ³/ ₄фунта для населения. Эти теоретические цифры, впрочем, далеко не выполнялись. Города голодали. Фронтам, за исключением Юго-Западного, не раз угрожал кризис, предотвращаемый обычно дружными усилиями всех органов правительственной власти и советов, самопомощью тыловых частей и… дезертирством. Тем не менее армия недоедала, в особенности на Кавказском фронте. А конский состав армии весной при теоретической норме в 67 фунтов зернового фуража (армия поглощала 390 миллионов пудов сухого фуража в год! – Авт.) фактически падал от бескормицы в угрожающих размерах, ослабляя подвижность армии и делая бесполезным комплектование ее лошадьми, которым грозила та же участь… Только на фронте в ущерб питанию городов ко второй половине июня удалось сосредоточить некоторый запас хлеба» ¹⁴⁵².

10 августа 1917 г. генерал Нокс докладывал своему правительству: «1 августа на заседании Исполнительного Комитета Совета Солдатских и Рабочих депутатов министр продовольствия Пешехонов говорил об общем экономическом положении государства. Он сказал, что в мае это положение было очень плохим. Армия имела продовольствия всего на несколько дней; в Москве одно время было муки всего на один день; в Петрограде положение было лишь немного лучше… будущее угрожающее. Главное затруднение происходит от дезорганизации, царящей на железных дорогах, которая к осени грозит катастрофой. Продовольствие северной России не может базироваться лишь на железнодорожном транспорте. Для подвоза должны быть использованы водные пути. Но мысль о железнодорожной перевозке до Волги, по которой можно вести грузы дальше на север на баржах, с тем чтобы затем опять развозить железными дорогами, невыполнима из-за чрезмерной платы, требуемой грузчиками, притом не соглашающимися работать даже по 8 часов в день.

Прежнее правительство зависело от урожая на помещичьих землях, который легко было собрать. Но помещичьи посевы уменьшились вследствие препятствий, чинимых крестьянами. Последние, кроме того, стремятся мешать применению сельскохозяйственных машин. Они требуют предоставления им сбора хлебов при условии уплаты им за это от четверти до трети урожая. Это значит, что большая часть урожая помещичьих земель будет растаскана по избам, и сбор его станет для правительства невозможным. В некоторых губерниях крестьяне отказываются отдавать свое зерно иначе как в обмен на мануфактуру. Селения юго-западной России нуждаются в одежде и металлических изделиях. Министр продовольствия делает героические усилия, чтобы найти нужные для обмена предметы, но сейчас мануфактуру достать в России нельзя нигде. Ограничения в тоннаже препятствуют ее ввозу. Если даже удается собрать некоторое количество товара, то распределение его при царящем беспорядке является делом нелегким. 600 вагонов тканей было недавно отправлено для обмена на Кавказ. 400 из них было «арестовано» в Таганроге, и местные комитеты потребовали распределения содержимого на месте.

Производство сахара будет чрезвычайно сокращено, так как крестьяне силой захватили часть свекловичных хозяйств. Крестьяне делают все возможное, чтобы задержать у себя зерно в надежде, что цены, которые сейчас низки, поднимутся. Вдоль железных дорог нет правительственных складов, и продукты должны отправляться немедленно после их подвоза. Сама же доставка до железных дорог представляет из себя целую проблему. В реквизиции лошадей переусердствовали. Моторизированного транспорта нет. Практически в наиболее хлебных районах железных дорог мало, а простые дороги часто непроходимы весной и осенью. Как раз теперь все перевозочные средства, находящиеся в распоряжении крестьян, заняты жатвенной работой, и никакое зерно к железным дорогам не подвозится. Лошадиный транспорт так ограничен, что зерно не может доставляться с больших расстояний. Отсюда вытекает, что армия и городское население России должны базироваться на узкой полосе земли, примерно в 15 миль по каждую сторону от железной дороги…» ¹⁴⁵³