Текст книги "Вечернія часы, или Древнія сказки славян древлянских"

Автор книги: Василий Левшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Я просил наконец моего господина, чтoб он отпустил меня на честное слово, обещая ему за искупленіе мое из дому своего прислать, вместо требуемых ста фунтов серебра, тысячу. Но иудеянин не верил словам моим; он напоследок согласился отпустить меня, естьли представлю я на свое место такова невольника, коьорой ему понравится, и которой бы обязался пробыть у него до того времяни, как я пришлю за себя выкуп. Но можно ли ожидать было, чтоб сыскался столь великодушной человек, которой бы для незнакомаго из доброй воли согласился потерять вольность свою! Я препоручил участь мою во власть Провиденія, и начал неволю сносить терпеливее. Господин мой возъимел ко мне доверенность и позволял мне ходить всюду. Вышед некогда по обыкновенію моему разсматривать великолепіе зданій, украшающих сію столицу Персидских Монархов, проходил я по случаю мимо площади, на которой продаются невольники. В самое то время прибыл туда купец, ведущій множество пленников; между прочими приметил я одного прекраснаго молодаго невольника, которой шел весело, и шутя, ободрял других своих товарищей. Вид его мне понравился; я подшед, приветствовал его, и спрашивал о причине таковаго несогласнаго с участью его веселія. Он отвечал мне разсмеявшись: государь мой! ежели бы я гонящему меня нещастію противупоставлял только сетованіе, давно бы я уже изнурил себя; но я сталько вытерпев его ударов, ожидаю, что скоро оное устанет гнать меня. Вслушавшись в разговор наш хозяин того невольника, подшед, спросил меня: не знаю ли я кого в городе, которой бы купил у него сего веселаго невольника за хорошую цену. Я наимяновал ему моего иудеянина. Между тем, как я описывал прочим невольникам великодушное обхожденіе его с его рабами, подшел и сам мой господин, и по обыкновенію своему, потрепав меня по плечу, сказал: я вижу, что ты ищешь поруки за свою вольность. – Ах! нет, милостивой государь! отвечал я ему; была бы по суетная надежда! . . . но разсмотрите сего пригожаго невольника; вид его доказывает, что он непростаго произхожденія. Купите онаго, и содержите столь же милостиво, как и меня, то наверное получите за него немалую прибыль. Iудеянин разсмотрев Нуредина (так назывался сей младой невольник), купил онаго за полтoра таланта.

Новый товарищ мой начал обходиться со мною с великим дружеством; однако не открыл мне своего настоящаго имяни, сколько я ни убеждал его к тому, обещая клятвенность сохранить его тайну, когда есть причины, к тому его побуждающія. – Сколько мне прискорбно (отвечал Нуреддин, узнав от меня об моем подлинным имяни и приключеніях, что я за доверенность вашу ко мне не могу заплатить равномерно! тяжкое обязательство принуждает меня к сему молчанію. Впрочем могу сказать, что отчасти ведая, кто вы, считаю себя дружбы вашей не недостойным. – Слова его произвели в мыслях моих немалое замешательство. Сколько я ни старался, не мог однако вспомнить, чтоб когда нибудь видал его в моей жизни. Я не смел уже больше понуждать в открытіи его тайны, и обходился с ним как с братом. Нуредин был искусный живописец, и всегда в свободные часы от господской работы упражнялся в сем художестве. Он умел на малейших кружках списывать подобіе лиц тех особ, коих желал представить; а как Персы к сему роду живописи великіе охотники, то в краткое время собрал он столько денег, что заплатил требуемый Iудеянином за себя выкуп. Господин мой отпустил его без отговорок, и обещал исходатайствовать ему проездную грамоту. Разлука моя с сим товарищем приключила мне чувствительную печаль. Нуредин, приметив oную, отвел меня на сторону, и предложил мне, чтоб я возпользовался вместо его свободою; и что он останется вместо меня в невольниках до тех пор, как я пришлю выкуп. Удивленный таковым редким примером великодушія, отрицался я принять столь неслыханную жертву; но был убежден от Нуредина. Вы не имеете средств, говорил он, возвратить себя иным образом оплакивающему отсутствіе ваше отечеству; а мои побужденія не столько важны. Вы пришлите за меня выкуп, и я освобожусь; время для ожиданія сего не делает для меня разстоновки. Сверьх того, когда бы посланныя от вас деньги и не дошли сюда, я имею в художестве моем верной способ к моему освобожденію. Таковым образом освободился я из моей неволи, и простясь с великодушным моим избавителем, возпріял путь чрез Аравію в Египет, намерясь оттуда чрез Фракію возвратиться в мое отeчество, и проведав о квадском Князе, иметь ближайшій способ отмстить ему за его злодейское похищеніе.

С несказанным трудом достиг я Александріи, и сев в корабль, идущій в Еллинскія острова, вскоре уповал чрез пропонт фракійскій проплыть море Меотиское, и пристaть к берегам моего отечества; но враждующая мне судьба и тут возпрепятствовала моему желанію. По нескольких днях нашего плаванія, возставшая буря отнесла нас к сирійским берегам, где напал на нас Трипольской морской разбойник. По долгом сопротивленіи, при котором отчаяніе мое раждало во мне храбрость, стоившую жизни немалому числу нападающих, корабль наш взят был Сирійцами. Я заключен с малым остатком моих спутников во узы, и учинился вновь невольником. Все мое терпеніе тoгда изчезло; я видел опять себя лишенным надежды к возвращенію в мое отeчество, и что более всего меня сражало, не в состояніи послать выкуп великодушному Нуредину, пожертвовавшему за меня своею вольностію.

Пленившій меня сиріянец, заметив в сраженіи мою храбрость, к которой привело мое отчаяніе, надеялся полезнее употребить меня в своих морских разъездах, нежели содержать в неволе. Он предложил мне вместо выкупа заслужить ему при трех опаснейших морских сраженіях. Таковое предложеніе достoйно было варвара; но необходимость привела меня принять сіе постыдное средство. В ожиданіи способнаго времяни к разъездам, услышал я от Еллинских пріезжавших в Триполь за невольниками купцов, что отечество мое замешано было в опасную войну с Римлянами, и что получило над ними знатныя выгоды под руководством некоего Славянина, имянем Вадима, и что сестра моя за онаго обручена; при чем оный объявлен наследником Дакскаго престола.

По выезде нашем в море, щастіе освободило меня вскоре от рук ненавистнаго моего пленителя. Вы вспомните, любезный Князь (продолжал Арпад к Вадиму) о претерпенном на вас близ Геркулесовых столпов нападеніи от Африканскаго разбойника; был то я с моим начальником. Оный погиб в сраженіи от руки вашей; а я продолжал оборону, опасаясь впасть, как разбойник, в новую неволю. Не удивляйтесь и тому, что я не открылся вам тогда о себе, и назвался, как мне вспало на ум, Готфом; я имел причину опасаться вас, так как совместника моего о престоле дакском. Мне свойства ваши были неизвестны, и вы сами можете представить, что я мог подвергнуть жизнь мою опасности, открывши вам об моем имяни. По разлученіи с вами принудил я оставших корабельных служителей плыть к берегам Грецiи; где вышед на берег, снабдил себя конем и вооруженіем на деньги, оставшіяся после Африканскаго разбойника, и следовал сухим путем в мое отeчество. Имел я довольное число денег, которыя старался послать на искупленіе великодушнаго Нуредина; однакож не моr проведать ни в одном из Греческих городов, чтoб кто нибудь отправлялся в Сузы. Между тем ночуя в одном вольном доме, окраден я был проворными Еллинами столь искусно, что не осталось у меня ничего не токмо для искупленія моего благодетеля, но и на дорогу. Принужден был я продать коня моего, и шествовать пешій.

Я прошел уже Никополь, и продолжал путь мой сквозь необитаемыя горы. В сем пустом месте к удивленію моему увидел я на одном холму сидящую великолепно одетую фракійскую женщину, и почасту озирающуюся на все стороны, как бы она кого нибудь ожидала. —

Подождем и мы до следующаго вечера, сказал Избор, что выдет с сею женщиною. Сказывальщик остановился, и на другой день по обыкновенію начал:

ВЕЧЕР X.
Продолженіе Арпадовых приключеній.

Как холм, на котором находилась Фракіянка, отстоял не в дальности от большой дороги, заключил я подойти к ней, и осведомиться, не претерпела ли оная каковаго нибудь нещастія, и не имеет ли нужды в моей помощи. Приближась, спросил я у сей прекрасной женщины, по какой причине находится она одна в таковом уединенном месте? Вопрос мой произвел слезы, из прелестных очей ея. Я нещастнейшая женщина на свете, отвечала она, и бедствіе мое такого роду, что я окружаемая ужасом ни от кого не ожидаю помощи. Я предлагал ей мои услуги, и старался утетать в ея печали. – Участіe, принимаемое вами в моем огорченіи, обязывает меня к вам благодарностію, отвечала она; вы заслуживаете мою доверенность, и я открою вам об моем приключеніи, без чего вы никак не можeтe себе представить об моем злочастіи. Я люблю смертельно одного молодца; но и любить не могу, я ненавижу его, но и того учинить не в состояніи; он прекрасен, и чрезвычайно гнусен; слова речей его пріятны, но содержат в себе нечто ужасное; он называет себя Асмодом, не объявляeт, что и еще много других имян имеeт; он сказывает о себе, что он великой богачь, но притом и беднейшее созданіе на свете составляет. – Таковое описаніе возбудило во мне любопытство; я просил ее объяснить мне получше как об ея любовнике, так и о собственных приключеніях, естьли желает она, чтоб я мог быть ей полезен.

– Вижу, продолжала сія женщина, что описаніе о любовнике моем вам кажется удивительно; но я сама не больше сего об нем известна. Он уведомлял меня, что живет в обширном и преогромном замке, но оный еще для него тесен. Знакомство мое с ним стоило жизни одному прекрасному Никопольскому юноше, за котораго я была обручена. Минофил, так называли жениха моего, был сын богатаго купца; а я дочь Никопольскаго Градоначальника. Взаимная наша любовь непротивна была нашим родителям; но по произшедшей между оными ссоре брак наш, положенный уже на мере, разрушился, и никакія прозьбы, ни слезы наши не могли убедить жестокосердых наших родителей согласиться на окончаніе онаго. Минофил пришед от сего в отчаяніе, заклялся умертвить отца своего, равно и моего, уповая, что сбыв с рук сію препону, можетудобно достичь к концу своих желаній. Он начал сіе мерзкое природе убійство с собственнаго своего родителя, коему в ночное время вонзил в сердце нож. Однако находящаяся в доме отца моего стража возпрепятствовала ему довершить то же и над моим. Увидев невозможность в своем намереніи, подговорил он меня, оставя дом, уйти с ним в безопасное место.

Жестoкая любовь моя к нему принудила меня согласиться на его желанія. Мы сели на лошадей, и удалившись от города более десяти верст, встретились с одним господином, который, поровнявшись с нами, с вежливостію Минофилу поклонился. Любовник мой, углубясь в разговоры со мною, тoго не приметил. Сію оплошность встретившійся с нами счел за пренебреженіе, и захотел отмстить моему любовнику своею саблею, оный принужден был оброняться, и защищал себя неустрашимо. Они сбивали друг друга с места до тех пор, как удалились из глаз моих. Страх остaться одной в пустом месте, и опасность об моем любовнике, лишили меня чувств; я упала с лошади, и до тех пор не опомнилась, как увидела уже пред собою стоящаго того незнакомаго с отрубленною головою моего возлюбленнаго Минофила. Я не могу изобразить вам тогдашняго моего ужаса; однако сама не понимаю, каким-то образом оной обще с моим печальным обстоятельством нечувствительно загладился в моей памяти, и я начала слушать слова его. Прекрасная Цекссера (так я называюсь)! сказал он мне; ваш любовник был недостoин вашей к нему благосклонности: взберите меня на его место в женихи; чрез что учинитесь обладательницею над многими милліонамии подданных. Слова его немедленно произвели в сердце моем ненависть к прежнему моему любовнику, и тогдаж возродили нежнейшій пламень к Асмоду; ибо он был то. Я клялась ему вечною любовію, и была подарена от него таким перстнем, коего цена превосходила целую бочку золота. Он возвратился со мною к моему родителю, я льстивыми своими словами так склонил его к себе, что оный иногдаж дал позволеніе на брак наш. С тем сей новый жених мой от нас и поехал. После того не редко меня посещая, открыл мне о своем состояніи, так как я вам уже сказывала. Когда бывает он со мною, я не нахожу, кроме его, милейшей для себя вещи; но по отъезде его чувствую неслыханное к нему отвращеніе, и волосы на мне вздымаются дыбом, как скоро я об нем вспомню. Отeц мой в скором времяни начал его тaкже ненавидеть. Третьяго дня, при посещеніи, открыла я Асмоду о сей новости. Он разсердился, не показался на глаза отцу моему, и отъезжая, объявил мне, что естьли я желаю сохранить его любовь к себе, умертвила бы отца своего. Ужас охладил кровь мою, когда я сіе услышала; но любовь к Асмоду до того ослепила мои чувства, что я в прошедшую ночь совершила оное богопротивное и мерзкое убійство. Обагренная кровію родителя моего, бежала я в туж минуту из дому своего; ужас и отвращеніе к самой себе гнали меня до сего места, где Асмод велел мне себя дождаться. – Выслушав слова сей оскверненной и страшной преступницы, хотел я в ту же минуту, оставив ее, бежать прочь; но она убедила меня слезами своими не оставлять ее до тех пор, как Асмод прибудет.

Не прошло четверти часа, как я сев близ ее на холм, с ужасом ожидал последствія. Поднялась такая жестокая буря, что казалось весь свет погибнет. Ясный день померк, гром оглушал меня, и молніи, падающія вокруг нас, принудили сойти с холма. Свирепство бури, и звук грому умножались вдвое по причине гористаго местоположенія. За тем пролился стол сильной дождь, что все поля наводнились, и мы принуждены были опять взойти на холм, от стремленія текущих с гор потоков. Выдержав чрез два часа тaковую страшную непогоду, увидели мы вновь день, и жаркіе лучи солнечные вскоре осушили измокшія на нас одежды. Непродолжительнож затем показался издали едущій к нам вельможа в препровожденіи множества служителей и заводных лошадей. По приближеніи его, узнала Цексера, что был то ея любовник. Оный одет был великолепно, равно и на служителях его блистало всюду золото и серебро. Цeксера усмотря онаго, начала дрожать всем телом; чрез что и мне неизвестный страх приключила. Я с перваго взгляду столько возненавидел Асмода, что ощутил великое желаніе напасть на него и убить пред глазами его любовницы; однако и со мною то же последовало, что и с Цeксерою: я услышав слова его, почувствовал к нему особливое дружество. Свиданіе любовников сих было нежнейшее. Асмод благодарил меня за неоставленіе его невесты, и приветствовал меня в свой горный замок с таковою ласкою, что я не мог отговориться. И так мы сев с Цексерою на заводных лошадей, поехали с Асмодом.

Продолжая путь наш около часа, прибыли мы в густой великой лес, в котором так было темно, как бы ночью. По выезде из онаго приближились к утесу высокой каменной горы, и остановились у находящейся в оной великой пещеры. Мы сошли с лошадей, и отдав оных служителям пошли за Асмодом, которой вел невесту свою за руку. Продолжая несколько сот шагов под земным сводом, освещенным многими лампадами, вышли мы на преогромной двор, освещаемый солнечными лучами. Столбы, окружающіе площадь онаго поддерживающіе великолепныя зданія, сделаны были из вылощенной яшмы. Среди площади находился пріятно украшенный сад, наполненный всех родов благовонными и плодовитыми древесами; все в оном цвело и наполняло воздух ароматом. Шум прекраснейших водометов, соединясь с пріятным пеніем тысячных родов птиц, запертых в огромных содержалищах, предстaвлял место сіе некотoрым раем. Проходя сей сад, встречены мы были от пятидесяти одетых в парчевое платье девиц, и толикагож числа богато одетых мущин, которые, приближась в молчаніи, упали пред Цексерою на колена, и после по данному от Асмода знаку встав, следовали за нами до палат. Дом Асмодов превосходил великолепіем все виденные мною в жизни Дворцы великих в свете Государей. Крыльцы и сени онаго сделаны были из слоновой кости; а полы намощены узорами из чернаго с белым мармору. Окны, стены и потолоки во всех покоях блистали от золота и самоцветных камней. В кокомнате, пріуготовленной для пиршества столе, находился литой из чистаго золота, покрытый самым тонким Сидонским полотном; а на оном приборы для двенатцати особ. Блюдцы казались быть из целых яхонтов, ложки из изумрудов, а прочая посуда вся золотая, усаженная драгоценными камнями. Асмод провел нас в спальню, где при равномерном богатстве видел я кровать, на которой по черному аксамиту приборы и занавесы унизаны были крупным жемчугом. К одной стороне стоял литой из золота столик, с блестящим рукомойником и лаханью. Кресла, софы и скамьи, сіяли от множества алмазов; а подушки на оных были из некоторой неизвестной мне золотой ткани, потом вошли мы в зал, превосходящій все прочія комнаты богатством и великолепіем; круглой свод в оном сделан был их некотораго прозрачнаго подобнаго небесному цвету камня, усыпанный блестящими звездочками. Когда мы вошли на средину сего очаровательнаго зала, почувствовали упадающую на себя сверьху ароматическую росу. Не могу я подробно описать вам всего виденнаго мною в доме Асмодовом; богатство и великолепіе онаго превосходят человеческое воображеніе. По осмотреніи всех редкостей, кои показывая нам Асмод, может быть из хвастовства, справедливую имел к тому причину; повел он нас за стол; и когда занял место свое с Цексерою, а я сел близ их, вошли к нам девят, как надобно было чаять, знатных вельмож; одежды их и золотыя на шеях цепи то доказывали. Вельможи оныя, отдав нам низкой поклон, сели на оставшіеся девять стулов. Проворство услуживающих, вкус еств и избраннейших напитков, соответствовали прочему великолепію. В продолженіи стола играла столь пріятная музыка, каковой я отроду не слыхивал. По том вступило дватцать четыре маленьких девочек, и столькож мальчиков одетых в белое платье, кои начали удивленія достойную пляску; проворство ног их превосходило возможность человеческую. По окончаніи пляски девочки приближась за стул Цeксерин, готовы были для услуг ея; а мальчики присоединясь к музыкантам, составили голосами своими неслыханное согласіе. Хотя вкус вин возбуждал во мне охоту к шумству, но услаждаясь пеніем, забывал я о пище. – Увеселеніе сіе пресеклось припадком, учинившимся с Цексерою; она почувствовала во всем теле жестокой озноб. Асмод приказал тотчас в спальне развести в камине огонь; маленькія девицы немедленно оное исполнили, и Цексера приведена была к оному. Огонь сей состaвлен был не из простых, но невообразимое благоуханіе испускающих дров. Цексера отчасу в лице бледнела; безплодно делали ей к ногам припарки, надлежало ее было положить в постель. Когда девицы начали новобрачную раздевать, пожелал я Асмоду доброй ночи, и возвратясь с девятью вельможами в зал, продолжал с ними веселиться до полуночи; мы пили исправно за здоровье молодых. Наконец сон и винные пары начали отягчать мою голову. Один из вельмож приметив то, проводил меня в особливый покой, к богатоприбранной постеле, на которой я заснул сладким сном.

Не ведаю, долго ли сей мой сон продолжался, но по пробужденіи к великому моему изумленію и ужасу, очутился я лежащій в смрадной пещере на костях лошадиных. Несколько сухих голов сих животных служили мне вместо подушек, а вокруг меня лежало несколько вонючих трупов разных животных, и вместо пріятной вчерашней музыки, услышал я лай грызущихся за стерво собак. Я с ужасом вскочив, выбежал из сего сквернаго вертепа, и опомнившись увидел себя близ самаго того холма, где нашел вчерашняго дня пригожую Фракіянку. Я не сомневался, что было то привиденіе, в которое подпал я за соболезнованіе о мерзкой отцеубійце. Легко можно догадаться, что Асмод был злой дух мстииель, низведшій Цексеру с мнимаго брачнаго ложа в мрачное царство Чернобогово на вечное мученіе. Прокляв память ея, продолжал я путь мой в отeчество.

Приближаясь к пределам Бастарнов, услышал я кличь, созывающую в Вандал на богатырскія потехи; сердце мое воскипело желаніем в оных участвовать, а молва, носящаяся в свете о великодушіи полянскаго Монарха, ободряла меня, что чрез помощь его скорее могу я доставить в Сузы выкуп за избавителя моего из плену. Но как мог я появиться в собраніи витязей, не имев пристойнаго оружія, денег, ни коня? Однако пошел я в Полянію, оставив ближній путь в мое отечество; щастіе облегчило намереніе сіе. Проходя сквозь один великой лес, увидел я в стороне на поляне ходящаго богатырскаго коня в полном уборе. Полюбопытствовав узнать, кому оный надлежит, поворотил я в ту сторону, и приближась, увидел лежащаго в траве рыцаря. Сначала считал я, что оный спит, но подшедши увидел, что оный убит, по видимому задолго пред тем; потому что тело его начало сoтлевать, и броня на нем от росы заржавела. Я пожалев о участи сего нещастнаго, разсудил, что броня его и оружіе ему уже не нужны; равно и верный конь, которой не отходил от тела своего господина. Я вырыл яму, снял с убіеннаго броню и оружіе, предал тело его земле; по тoм омыв броню в близ текущем ручье, надел на себя, поимал коня, и сев на онаго, отправился в сей город. В знак моего невольничества, возбранявшаго мне по уставам богатырским участвовать в подвигах, до заплаты выкупа, опоясал я вместо военнаго пояса веревку, в которой вы меня вчерась видели. Прочее вам известно.