Текст книги "Вечернія часы, или Древнія сказки славян древлянских"

Автор книги: Василий Левшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

ВЕЧЕР XV.
Повесть Семіра, королевича Казарскаго.

Хотя и называюсь я тем имянем, под которым известен в области казарской; но собственно о себе, кто я таков и кто мои родители, отнюдь не ведаю Благодеянія возпитавшаго меня Абрадата, Короля Казарскаго, простирались ко мне до того, что он называл меня своим сыном: почему и все его подданные под тем званіем меня разумели и почитали. Он купил меня у Бастарнских морских разбойников обще со многими невольниками, когда был я еще двух лет; не знаю, чтпо во мне ему понравилось, что он взял меня и возпитал вместо сына, назвав меня Семiром. Когда я пришел в возраст, в коем уже размышлять мог, не однократно сей мой высокій благодетель разсказывал мне, что те разбойники, у коих он меня купил, не сами меня в плен взяли, а получили с другим моим братом близнецом в подарок от неизвестных встретившихся с нами в Пропонте плавателей, с тем уговором, коим они клятвенно сами обязали подарившим нас им, чтоб меня назвать Семіром и затвердить мне, когда я возрасту, о том, что есть у меня брат, называемый Нуредином. О сем брате моем слышал я после того, что оный находится в неволе у жида, обитающаго в стoлице персидской, Сузе. – Сіе напомнило Вадиму и Бурновею о великодушном невольнике, оставшемся в рабстве за свободу Арпадову; но они не хотели прервать замечаніем своим повествованія Семірова.

Король Абрадат имел у себя трех законных сыновей, а я был сын его токмо из благосклонности. Сей Государь, может быть, желая меня учинить со времянем полезным своему отечеству, или по другому какому намеренію, прилагал о наученіи моем великое стараніе, и возложил оное на попеченіе первейшаго вельможи своего Адолана, мужа искуснаго и храбраго. Сей вельможа полюбил меня с таковою нежностiю, что я не знал различить: кому я за отeческую горячность более одолжен был, государю ли самому, или Адолану. В продолженіи воспитанія моего сей вельможа, отлучаясь в посольства, брал меня повсюду, и чрез то дал мне способ узнать нравы различных народов, состояніе их силы, и научиться многим языкам. Мне исполнилось уже дватцать лет, как король послал Адолана для некоторых государственных дел в Обры[25]25
  Обры обитали около Каспийскаго моря и по реке Яику, ныне Уралом названной, и считались потомками гуннов, изшедших от Китая, и насеелявших Великую и Малую Россію; откуда вытеснены Славянами. Обры были после прочих изшедшій народ Гуннский.


[Закрыть], с которым и я отправился. Торговыя дела, приносящія взаимную пользу обоим сим государствам, были основаніем посольства сего. Мы приняты были с великою честiю от обрскаго Кагана (тaк называются цари сего народа). У сего Кагана была дочь имянем Арена, совершенная красавица, славящаяся в окрестных странах как своими добродетелями, просвещеніем, так и особливым искусством в воинских упражненіях. Она умела править конем, как мущина, владеть копьем и саблею, как боraтырь, и лучшая забава ея была напускать почти ежедневно на лютых зверей; она убивала их на бегу своими стрелами: в чем искуснейшій Волгар уступить бы ей принужден был. Не можно, чтоб я в пламенном моем возрасте не заразился таковыми совершенствами. Я сам не знал, что люблю прелестную Арену, и по невинности моей не умел различить жесточайшей страсти от дружества. Старанія Адолановы учинили меня весьма искусным во всех богатырских упражненіях; Арена брала меня с собой почасту на ловитву, или принуждала спороваться в богатырских подвигах, почти ежедневно бывших в угодность ея пред Дворцом. Я всегда стaрался уступить ей первенство; она примечала мои к себе угожденія, и ласками своими дала мне узнать, что она меня другим предпочитает. Сіе возрастало к ней любовь мою; я страдал от оной, не смея в тoм пред нею открыться.

В некотoрый день был на охоте сам Государь обрскій с своею дочерью и со множеством придворных своих; Адолан и я также приглашены были. Когда все разъехались по разным местaм, я ни на шаг не отлучался от Арены. Выгнанная сарна бежала мимо нас, и мы оба за оною поскакали, желая показать друг пред другом удальство свое. Когда мы от последовавших за Княжною удалились, не хотел я дать ей выгод, и упредив на коне своем, старался показать ей искусство мое в бросаніи коротким копьем. Я поразил оным сарну; но как рана досталась слабая, бежала оная еще. Арена, досадуя за преимущество мое над нею, хотела поправить оплошность свою, и пустя из лука вдруг две стрелы, убила одною зверя, а другою прострелила мне насквозь руку. Сколь ни болезненна была моя рана, но я не чувствовал оной от радости, увидев сожаленіе обо мне моей возлюбленной; пролитыя ею слезы относил я не к простому состраданію. Боги! вы не могли послать на меня злейшаго бедствія, сказала она; рана, произведенная моею неосторожностью, стократ для меня мучительнее, нежелибы сама я оную получила. – Напрасно вы столько заботитесь, прекрасная княжна. отвечал я ей; рана моя маловажна; но сколько превозходит оную находящаяся в моем сердце! – Я не мог докончить, и страстными взорами старался ей более объяснить о моих чувствованіях. Арена поняла меня, и приняв важной вид, сказала: объяснись Семір; слова твои для меня странны. Ободренный тем и не взирая на важный вид ея, открыл я ей о жестoкой моей к ней страсти, верно быв надежен, что исканіе мое отвергнуто не будет. Но сколько поражен был я следующими ея словами! дерзость твоя Семір, принуждает меня закраснеться. Я почитaла в тебе только твою храбрость, но никогда не ожидала, чтоб невинныя мои ласки могли довести тебя к забвенію... Ведай, что я любовь презираю; оная ослабляет храбрость; и для сбереженія для тебя твоей, запрещаю я тебе отныне появляться на глаза мои. – Гром не больше бы опроверг меня; я лишась чувств, упал и не знал, что со мною произходило далее. Я опомнился уже в том покое, которой во Дворце Кагановом отведен был для моего жительства; врачи, сколько их было в столице, старались о моем возстaновленіи. По перевязаніи раны моей и объявленіи оной неопасною, оставили они меня одного с Ноаном, дворянином Аварским, находящимся в особливой милости у Княжчы. Сей дворянин сказал мне: успокойтесь Семір; Княжна прислала меня к вам с прощеніем того проступка, в котором может быть вы считаете себя виновным; она уверяет вас, что теперешнее состояніе ваше чувствительнее для нее, чем для самих вас. Не мог он принести мне лучшаго бальсаму для моей раны; я вскочил на моей постеле, и обнимая Ноана, говорил: слова твои исцеляют мою язву; но жизнь моя не меньше подвержена будет опасности до тех пор, естьли я не уверен буду изустным прощеніем oт Светлейшей Арены. Ноан отшел, и я не ожидал, чтоб великодушіе моей суровой победительницы простиралось до таковаго снизхожденія, какое она мне оказала. Когда уже все во дворце заснули, а я занимался моею страстью, увидел я вошедшую ко мне Арену в провожденіи Ноана. Есть ли вам легче? сказала она мне, пришедшему вне себя от радости. Прощеніе проступка моего вовратило мне прежнее мое здоровье, отвечал я, бросясь пред нею на колена. Не думай, дорогой мой Семір, говорила она по том, поцаловав меня, чтоб суровой мой с тобою поступок произходил от моей к тебе ненависти; я признаюсь тебе, что люблю тебя больше всего на свете: но взятыя мною правила не позволяют тебе от сей любви ожидать никаких успехов. Не хочу я питать страсть твою пустыми надеждами, и чрез то учиниться твоею мучительницею. Когда удовольствуешься тем, чтоб ты любил меня, как сестру, прими в залог сей перстень. Впрочем знай, что сердцем моим ни один мущина на других правах вечно владеть не будет; важныя причины принудили меня предписать сей закон себе. Избирай, принять ли сей перспень, или нет; я удалена от того, чтоб тебя обманывать. – Слова ея не токмо облегчить болезнь мою, но думаю, чтобы и из мертвых меня возкресить были в состояніи. Я протянул руку моюдля принятія перстня, быв уверен, что все препятствія, кои она поставляет любви моей на моих желаніях, произходят от пустых предразсудков, кои пройдут со времянем, и что я из мысленнной сестры получу нежную любовницу. Арена вздела мне на руку перстень, и приняв мой в залог страннаго нашего условія, поцаловала меня и ушла.

Радость и надежда, льстящая любви моей, учинили, что рана моя чрез пять дней затворилась и мог я появляться при Дворе. Княжна взирала на меня уже другими глазами, и доставляя мне способы свободнее видеться с собою, умножала ежечасно страсть мою. Я хранил устав, мне от нея предписанный, и не упоминале ей о любви, не назвав ее прежде сестрицею. В сіе время прибыл ко двору обрскому Посол от Славянорускаго Князя, также как и мы, для заключенія договору о торгах, которые Славянскому Князю желалось производить чрез страну Булгарскую по реке Ателу, имеющей начало свое в стране его. Адолан и он частые имели переговоры с Каганом; а я, предаваясь моей страсти, искал случаев быть с прекрасною Ареною. В свите Посла славянскаго находился некоторой дворянин, Худояр[26]26
  Худояр сей был славный разбойник, причинявшій отечеству своему великое разореніе. В последстве сей повести видимо будeт, как он дошел до великой силы и погиб по делам своим. Память его поднесь осталась между простым народом, который все древнія укрепленія воинскія называет худояровыми городищами, и думает, что в каждом из оных зарыты от него великія сокровищи, охраняемыя чаводейством.


[Закрыть] называемый: человек безобразной лицем и злаго нраву, впрочем неустрашимой вонн. Сей дерзкой человек с перваго взгляду влюбился в Княжну Арену; он, заметив ласки ея ко мне, и вольной мой к ней доступ, по грубости заключил, что и он также может пользоваться ея благосклонностьми. Княжна по великодушію упускала ему наглости, на которыя он дерзал; но я искал случая наказать его глупости. В некоторый вечер, когда я с княжною прогуливался в садах придворных, Худояр, наполнился ревностію, дерзнул подбежать и сказать: мне кажется, что очень непристойно такой высокой княжне по вечерам одной ходить с таким же чужестранцем, как и я. Арена пришла в крайній гнев и хотела наказать его дерзость саблею, которую всегда при себе носила. Но я предъупредил ее, я схватив за мое оружіе, кричал ему: хотя нахал, подобный тебе, не заслуживает сражаться с честным человеком; но я и не сражаться, но наказать тeбя предпріемлю! – Слова мои разъдражили сего злонравнаго славянина; он бросился на меня в обнаженною саблею, сказав Арене: ведай княжна, что я любя вас, вступаю в бой сей, и храбрость мою уровняю сердечной к тебе страсти. – Последнія слова его вывели меня из себя; я напал на него отчаянно. Но я имел дело с человеком неискусным в битве, и не взирая на его смелость, дал ему такую рану по руке, от которой и сабля из рук его выпала. Шум, произведшій от нашего сражения, привлек многих, которые старались сведать о причине нашего поединка. Безсовестный Худояр, чего не мог произвести своею саблею, дополнил то языком; он сказал, будто бы застал меня с Княжною в непристойном деле, и за это претерпел от меня нападеніе. Славянскій Посол, случившійся при том, увидев дерзость дворянина своего, должен был приказать взять его под стражу. Между тем я чрез Адолана, представлял Кагану прозьбу, чтоб позволил мне оружіем доказать клевету злаго Славянина, и смертію отмстить за безчестіе, произнесенное им для Светлейшей его дочери. Но Каган раздраженный более, не хотел мне позволить в том; он требовал от Посла славянорускаго, чтоб Худояр отослан был для наказанія ко Двору его Государя. Посол принужден был удовлетворить в том сей высокой особе. Худояр, видя, что не миновать ему смертной казни, нашел способ к побегу; он собрав всяких бродяг, и беглых рабов, удалился в леса Брынскіе, находящіеся в стране Вятичей[27]27
  Леса Брынскіе назывались в древности идущіе от Козельска к Брянску и Польше; Вятичи обитали около Верьховья Оки реки; не должно оных смешивать с Вятчанами, обитающими поднесь около реки Вятки.


[Закрыть], и начал делать страшные разбои и убійства. Непроходимость лесов, в коих имел он переменныя свои жилища, учиняла все поиски над ним от Воевод Гардориковых тщетными; он набегал в разныя части своего отечества, и обогащаясь грабежами, возвращался в леса свои. Собранныя им великія сокровища, и опасность, что он когда нибудь, впадши в руки правосудія, должен будет заплатить головою за свои злодеянія, родили в нем дерзостные замыслы искать короны и свергнуть с престола свого Монарха. Не было ему труда собрать великое войско; соседство Торков и Печенегов, народов, кочующих и готовых всякому служить из найму, споспешествовало злому его намеренію, приключившему опасную войну Гардорику, как вскоре о том упомянуто будет.

Добродетели Княжны Обрской отводили от особы ея, следственно и от меня, всякое подозреніе; я не лишился свободнаго входу во все места дворца Каганова, как и прежде. Опыты привязанности моей умножали ко мне благосклонность моей возлюбленной. Однако я еще ни шагу далее не подвинулся в чаяніях моей надежды: Арена умела меня содержать, так что я никогда не осмеливался упомянуть ей о браке. Между тем Адолин совершил дела свои; повеленія нашего государя отзывали нас в Козары. Сколь ни тягостно было сердцу моему, но принужден я разлучиться с моею возлюбленною; и естьли утешало меня что в моей тогдашней печали, было то кляпвенное обещаніе от Арены, что она ни за кем в супружестве не будет. Сколь ни слабо было таковое обнадеживаніе; ибо знал я, что дочери Монархов всегда бывают жертвою пользе своего отечества, и что в таковых случаях союзы не учреждаются по их страсти: однако повел я с собою отраду, и полагался на уверенія моей возлюбленной.

Адолан, котораго я любил, как отца, и от котораго был любим больше сына, вскоре учинился поверенным моей страсти; сей мудрый муж, усматривая безполезность огня моего, старался всеми силами отвратить меня от сего заблужденія: но видя, что я весьма ослеплен, оставил времяни подействовать над моим разсудком. Мы прибыли к Абрадату, которой по милостивом принятіи учинил меня, как уже достигшаго совершеннаго возраста, богатырем. Я получил от него три обыкновенные удара мечем, военной пояс и свободу, странствуя по свету, искать славы и щастія. Любочестіе мое немедленно изгнало бы меня от Двора моего выдадетеля; без сомненія обратился бы я не в иную страну прославляться подвигами, кроме обрской; но болезнь, нечаянно мне приключившаяся, пресекла все мои намеренія; я пролежал оною больше году. – Уже начал было я получать облегченіе от оной, как печальное известіе возвратило ее с величайшею и едва не лишившею меня жизни жестокостію. Ноан, поверенный моей возлюбленной Арены, привез мне от нее письмо, и следующее огорчительное известіе: Разбойник Худояр, как вышесказано, возгордясь успехами своих злодейств, дерзнул помышлять о престоле славянорусском. Он, наняв Печенегов, Торков и Половцев, обитавших к горам кавказским, получил страшное войско, которое прiумножась всякими бродягами, и недовольными из народов, покоренных предками Гардориковыми, довольно было противу стать силам Славянорусскаго Государя. Сей разбойник побрал многіе города, и поразив некоторые отряды войск Гардориковых, завладел всею страною Вятичев. Между тем, как он стараясь возмущать во всех частях владенія своего Государя, умножил свои силы и готовился дать решительное сраженіе, любовь его к прекрасной Арене в сердце его возобновилась; гордость его представляла ему, что он уже может требовать оную в супружество себе у ея родителя. В таковом намереніи отправил он Послов к Кагану, назвался Государем, и требовал дочь его себе в жену с несколькими тысячами помощнаго войска, для утвержденія его на Славянорусском престоле. Каган, недовольный некотoрыми поступками противу себя от Гардорика, охотно принял сіе предложеніе, и по наступленіи весны, обещал отправить к нему дочь свою с тритцатью тысячами конных Обров. Нoан привязанный ко мне сильнейшим дружеством, не скрыл от меня, что Арена без ужасу выслушала о сей участи своей, и без сопротивленія подверглась воле своего родителя. Письмо ея ко мне содержало следующее: "Любезный Семір! участь моя принуждает меня покориться воле моего родителя, предположившаго брак мой с бунтовщиком Славянским. Хотя не нарушаю я чрез то клятв моих в сестринской любви к тебе, но ожидаю твоей помощи для избавленія от ненавистнаго моего жениха. Благодетель твой Абрадат не откажет тебе в нескольких тысячах своих воинов, с коими удобно можешь ты исхитить меня из рук моего непріятеля; в сем намереніи посылаеися Ноан от твоей Арены". – Не знал я, как сообразиnь содержаніе письма сего с равнодушною покорностію ея воле родительской. Мог бы я почесть то насмешкою ея, и что мнимые уставы, себе ею предписанные, произходили от неравенства моего с ея состоніем; но любовь вступалась за нее жестoко в моем сердце, и не произвела инаго, кроме отчаянія, возобновившаго болезнь мою. Адоллан, единый друг мой и участник всех моих тайн, узнавши причину, возобновившую болезнь мою, ободрял меня милостьми ко мне Абрадатовыми; не сомневайся, говорил он, чтоб государь наш отказал тебе в сей помощи. Милости его к тебе отеческія, но и сверьх того соседство с Гардориком принуждает его желать пользы больше сему законному государю, нежели бунтовщику и разбойнику. Он обещался стaраться о тoм, и оставил меня в надежде, облегчившей болезнь мою.

На другой день увидел я очень рано входящаго ко мне сего друга моего. Надлежит тебе скорее выздоравливать, сказал он мне; ибо от тебя зависит следовать с дватцатью тысячами войска, которое благодетель твой вручает твоему предводительству для освобожденія Арены. Но как (продолжал он) прежде весны нет никакой еще нужды, поспешать тебе с сим войском, Абратад требует от тебя между тем некотoрой услуги. Какой? спросил я в несказанном восхищеніи. Чтоб ты съездил со мною ко Двору Готфскому для некотoрых важных польз Государственных. Мог ли я в чем не от всего усердія повиноваться таковому моему благодетелю? здоровье мое неприметно возвращалось, и чрез несколько дней готов я был к отъезду. Я простился с Абрадатом, изъявя чувствительно признаніе мое за его милости, и взяв с собою Ноана, отправился в путь при Адолане. Хотя поздная осень не соответствовала намеренію Адоланову шествовать водою, но Ясская область, завоеванная недавно Римлянами, и великіе разбои в землях Дряговичев и к пределам Варягіи, чрез кои бы нам следовать надлежало, принудили его избрать путь чрез страну Бужан и Полянію до вольнаго города Гедана[28]28
  Древнее названіе города Гданска.


[Закрыть], где он хотел сесть на корабль и плыть до Херсонеса Кимврическаго. Я взял с собою Ноана в тех мыслях, что естьли обстоятельства государственныя задержат меня при Дворе Готфском, отправить онаго с письмом к Королю Козарскому для изпрошенія обещаннаго войска, к коему намерен был я присоединиться, проехав прямо из Готіи. Любовь делала меня на всякой случай осторожным; я заготовил грамоту сію к Абрадату, и вручив оную Ноану, говорил, что естьли какія непредвиденныя обстоятельства разлучaт меня с ним, чтоб он по приближеніи весны ехал с оною к Королю козарскому, и взяв войско, вел оное противу моего злодея. Естьли буду я жив, продолжал я к нему, Ноан увидит меня присоединенна к себе; но естьли и смерть прекратит мои надежды, по крайней мере он будет полезен моей возлюбленной. Было то в самом деле внушеніе нещастнаго предчувствованія последовавшаго со мною приключенія. Мы благополучно прибыли в Гедан, и сев на корабль, и сев на корабль, идущій к берегам Кимврическим, поплыли. По четырехдневном плаваніи, поднялся противный ветр, пременившійся по том в бурю. Во время онаго сорвало с меня шапку, и бросило в море. Потеря сія привела меня в отчаяніе; ибо под подкладкою сей шапки зашит был перстень, подаренный мне от моей возлюбленной Арены. Я не помышлял о своей опасности, но только о сохраненіи драгоценной мне вещи, и удидев лодку, привязанную к кораблю, вскочил в оную и поплыл. Опасность, которой я предал себя, донесена моему другу Адолану; он выскочил на палубу, кричал мне, чтоб я возвратился, и изображал опасность, которой я предаюся; но тщетно: я не слыхал и не видал, опричь шапки, которую носило в виду предо мною волнами. Он приказал спустить вестовое судно, и послать мне на помощь; но буря противилась усиліям гребцов. Чрез два часа достиг я с превеликим трудом до моей шапки, и с великою радостію схватил оную; но опомнившись тогда, потеряля корабль из виду. Умножающаяся буря понесла меня к Западной стороне, как я чаяле; но в самом деле не можно было тoго приметить в страхе, как ожидаемо, тогда меня объявшем. Остатoк дня и всю ночь провел я между жизни и смерти, и не знаю, каким чудом не опрокинуло столь малаго судна великими волнами. С разсветoм начал было я получать надежду к моему спасенію, потому что представился вдали берег, к котoрому несло меня; но все ожиданіе кончилось от единаго удара волн, которым разбило в щепы лодку мою о камень. Я плыл с трудом несколько сажень в разсужденіи тягчащаго меня панцыря, как попался мне небольшой отломок лодки моей, облегчившій мое плаваніе. Но наконец борясь с бросающими меня волнами, потерял силы и лишился чувств.

Опомнясь из моего великаго и несколько часов продолжившагося обморока, к изумленію моему увидел я себя в изрядно прибранном покое, лежащаго на постеле и окруженна несколькими госпожами. —

В сей вечер сказываніе останавилось; за тем, что определенные для онаго часы кончились. Избор, находя удовольствіе в повести Семіровой, приказал сказывальщику начать оное на другой день ранее обыкновеннаго времяни.