Текст книги "Вечернія часы, или Древнія сказки славян древлянских"
Автор книги: Василий Левшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Повествованіе его развеселило всех; спрашивали его, может ли он сесть на лошадь и показать, в которую сторону те львы побежали? храброй человек, отвечал он, должен я умирая не поддаваться своему непріятелю, как-то сказывал наш богатырь Бурновей: и для того, хотя бы сердце в моем теле на десять частей разорвалось, я не оставлю гнать моих злодеев. После чего вскочил он на чубарова, показал, где бежали мнимые левы, и напущенныя собаки по следу привели к норе, где волчица с детьми укрылась. По лаю от собак узнали о том; призваны находившіеся при охоте, работники с лопатами, и приказано оным нору разрывать. Когда работа производилась собаки сыскали побочной выход из норы, и ворвавшись передавили всех волков. Вытащенной оными первой волченок когда предтавился глазам Простаевым, сскочил он с гневом с коня, обнажил свою саблю, отбил собак, и отрубив голову мертвому зверенку, кричал; вот тот молодой лев, за котораго старая львица такія опасныя раны мне поделала! Слова его произвели смех; и когда начали уверять его, что был то волченок, а не лев: он разсердясь, поскакал прочь; хотя впрочем не выпускал охотников из виду, и разъезжал вблизи от оных стороною. –
Час, определенный для слушанія сказок, кончился; Избор пошел, сказав, что Голован отчасу лучше разсказывает, и что глупости Простаевы очень его увеселили. – В этом случае вкус Вашего величества, отвечал Сказывальщик, весьма отличен от многих читaтелей сея повести; вы отдаете справедливость забавнейшему месту в сем приключеніи. Но они говорят, будто бы шутка, упoтребленная сочинителем очень жалка; что вранье дурака не может увеселять разумнаго человека, и что включеніе шутовства в важную богатырскую повесть учинено не кстати. – Это вкус древних писателей, отвечал Избор; и мне оный нравится. – Тем лучше, сказал Скалозуб; много и новейших писателей, кои, не имея в своих сочиненіях лиц подобных Простаю, сами заступают его должность. – Много было между ими и других разговоров по сему предмету; но как оные не надлежат до нашего намеренія: издатель уведомляет только, что в назначенное время началось продолженіе разсказыванія.
ВЕЧЕР XIV.
Между тем возобновившаяся гоньба понудила охотников в разныя стороны разделиться. Вадим вскоре усмотрел великаго медведя, за которым и поскакал со многими придворными Князя Сусольскаго; но как под ним лошадь была других резвее, скоро потерял он их из виду. Медведь удалялся, но он не преставал достигать его. Зверь увидев, что за ним гонится только один человек, обратился и напал на Вадима. Сей хотел пронзить его своим копьем в разверзшую пасть и но зверь выбил оное из рук его, и став на заднія ноги, старался сорвать его. Вадим выхватив свой тесак, двумя удачными ударами отрубил ему лапу и морду; чрез что обезсиленный зверь обратился в бегство. Вадим, подняв копье свое, достиг его, и без пруда умертвил. Однако он так далеко заскакал от охотников, что не уповал в тот день сыскать их на утомленном коне своем; что принудило его остановиться для отдохновенія на одном в лесу находящемся лужку. Он хотел накормить коня своего свежею правою, и в сем намереніи принялся было онаго разседлывать, как пролившійся к нему не в дальности происходящій крик принудил его опять сесть на онаго и скакать в ту сторону. Но сколько он ужаснулся, усмотрев княжну сусольскую, преследуему от страшнаго медведя, которой почти достигал ее! Вадим тотчас остановил свирепство зверя сего, пронзив онаго копьем своим, от чего оное переломилось. Не успел он совершить сего щастливаго удара, как два других зверя роду сего, бежавшіе по следу перваго, на них напали. Вадим, потеряв копье свое, принужден был обороняться своею саблею; он привлекал на себя ударами нападеніе обоих медведей, и советовал княжне спасаться бегством. Однако великодушная Княжна, не хотела оставить без помощи своего избавителя, она помогала ему своим легким охотничьим копьем; но дрожащія от ужасу руки ея слабы были пробить твердую зверей тех кожу: она лишь раздразнила их своими ударами. Иное произходило от руки Вадимовой; он давал им жестокія раны. Звери, увидев текущую кровь свою, в большую пришли ярость, и испустив рев, наполнившій все окрестности лесу, бросились с таким стремленіем, что лошадь под Вадимом упала. Княжна хотела подать ему помощь, но и под нею лошадь была опровержена. Опасность ея усугубила силы Вадимовы; он успел вскочить и саблею своею защитить жизнь ея, но чрез то привлек на себя обоих зверей, оные выбили саблю из рук его, княжна упала в обморок, и оба они были бы разтерзаны, но в самое то время прискакали к ним два чужестранца, покрытые с ног до головы бронею; они бросились на помощь, и копьями своими за один раз повергли обоих зверей мертвыми. Столь неожидаемая помощь чувствительна была Вадиму от особ незнакомых: он не зная, чем возблагодарить за то, в торопливости снял с руки своей перстень, и подарил тому, которой оказал, ему больше помощи. Примите сей малой знак признанія моего, сказал он; но одолженіе ваше такого роду, за которое при всяком случае обязан я не щадить жизни моей для польз ваших. Незнакомый приняв перстень, и посмотрев на оный, покраснел. Впол открытый личник шелома его допускал Вадиму приметить разныя в лице его перемены. – государь мой! сказал тот незнакомый надевая перстень на руку свою: я должен был вам больше, нежели оказаніем столь малой услуги; но подарок ваш учиняет то,что я не токмо оказывать вам помощь, но я знать вас больше не желаю, дабы таковыми непріятными подарками впредь не был от вас отягощаем. – Вадим хотел потребовать объясненія тем непонятным для него словам; но увидев княжну лежащую близь него в обмороке, от жалости в лице переменился, и оставив своего избавителя, бросился к ней на помощь. Товарищ его избавителя подскочил к нему, вынул из кармана сосудец с некіим лекарством, и начал княжне натирать оным виски. Вадим не хотел допустить, чтоб чужестранец оказывал ей услуги; он в замешательстве своем вырвал из рук от него лекарство, толкнул его так, что можно бы счесть за крайнюю невежливость, и начал сам Княжне виски тереть. Незнакомой не осердился за оное; в разсеяніи своем Вадим мог приметить, что поступок его приключил больше досады другому чужестранцу. Вадим узнал свою неосторожность уже тогда, как незнакомые от него удалились, и когда Княжна пришла в память. Он разсказывал ей о сем приключеніи, жалея о своей неосторожности. Княжна сама огорчалась, что избавители ея удалились, не получив никакой от нее благодарности. Наставшая между тем ночь привела Вадима в немалую о Княжне заботу; она ослабела от претерпеннаго страху, лошади же их были от медведей так изранены, что не могли с места тронуться: почему предстояла необходимость ночевать ей в пустoм лесу на голой земле. Он начал было собирать траву и мох для пріуготовленія ей постели; в сіе время услышали они голоса посланных для сысканія их, кои с зазженными свечами всюду ездили. По отзыву их оные немедленно прискакали, и вывели их из затрудненія; они сели на охотничьих лошадей, и благополучно достигли шатров, в коих Князь в разсужденіи множества найденных в том лесу зверей, намерясь продолжить на другой день охоту, потчевaт разположился. Отсутствіе Княжны приключило родителям ея немалое безпокойство; они обрадовались, когда ее увидели, и узнав, каковой вдавалась она, заскакав от своих людей, опасности, от которой избавлена была неустрашимостію Вадимовою, приносили ему великую благодарность. Княгиня слегка выговаривала дочери за неосторожность; но Князь, как великой охотник, не удержан был прошедшею опасностію ея, и не отменил намеренія своего продолжать ловлю.
По возхожденіи солнца звероловство опять началось, все разъехались, кроме Княгини, которая, устрашась прошедшею опасностію дочери своей, не отпустила оную от себя. Простай также отговорился полученными вчера ранами, и остaлся увеселять своими глупостями придворных. Вадим в сей день положил было не разлучаться с Бурновеем, и весьма хотел поговорить с ним о вчерашнем приключеніи и словах незнакомаго, наводящих ему безпокойство: но появившіеся с гоньбы два лося нечувствительно принудили их гнаться за собою. Звери побежали в разныя стороны, и чрез то двух друзей сих разлучили. Вадим по пристрастію своему к охоте забыл все, чрезмерно удалился в густоту леса, и до тех пор скакал, пока утомившаяся под ним лошадь споткнувшись, убилась до смерти о древесную колоду. Вадим остaлся пеш в таком месте, из коего не знал выходу. Уже солнце далеко с полдней уступило; но он утомясь, не имел пищи, чем бы подкрепить себя. Пошел он на удачу; лес отчасу стaновился густее, и бродя до самой ночи, принужден он был заночевать под деревом. Уединеніе, мрачность места, и опасность от диких зверей, произвели в нем ужас и множество печальных размышленій. Нещастной Вадим! говорил он сам себе; для чего неизвестной ужас объемлет твое сердце? не предстоит ли тебе смерть от лютых зверей, коих лютость ты вчера испытал? Нет! ужас души моей (разсуждал он) не может произходить от таковой причины; предстoит ей нечто горестнейшее!... Могуль я бояться зверей? могул я бояться смерти? не уж ли жизнь моя мне драгоценна? и есть ли что на свете, могущее меня к оной привязывать? Рожденный для престола, перешел в темницу; спасся из оной, дабы подвергнуться гоненіям властолюбиваго брата, от коих спасаeт меня только странствованіе. Любовь моя, обещавшая мне в сердце прелестной Брячиславы, сторичныя радости, нежели каковых мог я ожидать от короны, имела ли в себе что, кроме бедствія? Возлюбленная моя умерла насильственною смертію: то могу ли я оной страшиться? Нет! оная составила бы мое блаженство конец моим бедствіям. – Увы! нечто ужаснейшее смерти являет мне болезненное мое предчувствованіе. – – Жив ли ты, единственный друг мой Арпад? подобіе, оставшееся возлюбленной моей Брячиславы. Я оставил тебя в болезни, предпочел безумное увеселеніе обществу твоему. Что со мною будет, ежели заподлинно предчувствованіе мое вещает мне конец твой? – Мысли сіи произвели слезы, которых он дотоле не проливал ни в каких бедствіях. Едва разсвело, пошел он и сам куда не ведая, и не могши истребить ужасов, стесняющих сердце его. Большую часть дня препровел он в безполезных исканіях дороги; силы его истощались, и искал он места, где бы отдохнуть, как осматриваясь увидел он в стороне на полянке оседланную лошадь. Обрадовался он, уповая при оной найти человека, которой может показать ему дорогу из сего дремучаго лесу; но радость его еще более умножилась, когда увидел он спящаго на траве Бурновeя. По пробужденія его, узнал от него Вадим, что он, равномерно гнавшись за лосем, потерял охотников и дорогу; что он также ночевал в лесу, и препровел ночь в ужасном предчувствованіи некотораго неизвестнаго ему нещастiя. Слова Бурновеeвы подтвердили мысли Вадимовы, об опасности жизни Арпадовой; он открыл ему оныя. Так, верный друг и товарищ моего нещастія, сказал он Бурновею; не для чего нам медлить в сем Княженіи и проведывать об его участи. Уведомим Урмана, в какую страну изберем мы путь, по выходе из сего лесу; он нас догонит с Простаем. Сказав сіе, углубился он в печаль, из которой многаго труда стоило Бурновею извлечь его. Оный принуждал его сесть на свою лошадь, а сам хотел итти пешій; но Вадим никак на то не соглашался, и так побрели они оба пешіе. Путь их продолжался медленно от великаго утомленія; потому что почти двое суток ничего не ели, и уже к сумерекам вспали они на малую тропинку. Шествуя оною несколько, услышали они впереди большой шорох; опасаясь нападенія от воров, или диких зверей, приготовились они к обороне. Чрез несколько минут выскочила к ним собака, неслыханной величины, и как бы бешеная на них бросилась. Вадим слыхал, что в северных странах разбойники почасту имеют собак, помогающих им в нападеніи; почему советовал другу своему убить оную, прежде нежели хозяева ея подоспеют. Не было в том затрудненія, и от нескольких ударов собака пала мертвою. Они дожидались несколько времяни другаго нападенія, но не видев никого, начали они осматривать в той стороне, откуда сія превеликая собака выскочила, и усмoтрели малую древами закрытую хижину. Подшед к оной, нашли они глубоких лет старика, стоящаго на коленах в смертельном ужасе; он просил их о пощаде жизни его хотя до тех пор, как окончит он свою молитву. Вадим и друг его старались онаго уверять, что они не такого роду люди, от которых бы мог он ожидать себе озлобленія. Я не могу вам верить, сказал старик, когда вы без жалости умертвили детей, слугу и всех скотов моих. Слова его привели их в удивленіе; они подумали, что старик тот от древности своей в уме помешался. Не считайте,сказал старик, приметив их мненіе, слова мои сумасбродными: вы убили мою собаку, которая служила мне вместо детей, слуги и домашней скотины; она носила мне воду, дрова, ловила дичину обороняла от лютых зверей, коротко скавать, кормила и покоила лучше, нежели мои безбожныя дети. Вадим и друг его окавывали великое сожаленіе, что сверьх чаянія обидели сего пустынника; причем спрашивали у него, какая причина принудила его оставить человеческое общество. – Я родился в деревеньке, находящейся в здешнем лесу, от одного угольника, и взросши упражнялся в той же работе; по том женясь, имел семнатцать человек детей. По кончине родителей моих упражнялся я в том же рукомесле, и из возпитанных мною детей осталось только три сына, а прочіе померли обще с женою моею. Неблагодарные сыновья мои, когда я ослабел и не мог помогать им в работе, сбили меня с двора, дав только в помощники убитую вами собаку. Почти уже два года, как я обитаю в сем шалаше. Несколько раз покушался я возвратиться в деревню, но безбожные сыновья мои запрещают, грозя меня умертвить. Теперь я лишен и последней помощи . . . Посудите, господа добрые, об моем состояніи. – Окончив повесть свою старик, воздохнул; жалостная участь его тронула Вадима и его друга. Они изъявляли состраданіе свое, и предлагали ему постараться о покое оставших дней его, когда только согласится он переехат жить в столичной город. Снизхожденіе их обрадовало старика; он старался угостить их суровою пищею, какая у него случилась, и обещался выпроводить их на дорогу к Митаве, куда согласен был за ними следовать.
На другой день посадили они старика на свою лошадь, а сами пошли за его путеводительством. Старик не однократно просил их, чтоб они неотдавали его во власть его детям, кои, как достоверно, лишaт его жизни, естьли они с ними встретятся. Вадим и Бурновей обнадеживали его, что он под их охраненіем опасаться ничего не должен. Они разговаривали, шествуя, о неслыханной неблагодарности детей сего нещастнаго;у дивлялись что Перун удерживает гром свой к наказанію их чудовищнаго злодеянія; как вдруг они увидели идущих навстречу к ним нескольких угольников. Старик побледнел и с ужасом уведомлял своих охранителей, что трое из них его сыновья, а прочіе внуки. Непотребные злодея сіи, узнав отца своего, окружили его с своими топорами, и один из них закричал: кто тебе старая собака, позволил против нашего запрещенія из твоей норы выползти? —мы! отвечали им раздраженные Вадим и Бурновей. Мы научим вас вступаться в чужія дела, вскричали злодеи оные, напавши на них с своими топорами; однако мщеніе Небес посылало им казнь от руки Вадима и Бурновея: двое из них упали от первых ударов. Между тем трeтiй из злодеев всю ярость свою обратил на невиннаго отца своего, и разколол ему топором голову, прежде нежели защитники его могли упредить то. Раздраженные богатыри изторгли в ту же минуту мрачную его душу чрез тысячу ударов,из окаяннаго его тела. Они жалели еще, что принял он столь легкую казнь за свое беззаконіе. Внуки нещастнаго старика, может быть невинные в пороке отцов своих, разбежались от страху. Вадим и друг его, оплакав кончину нещастнаго, и прокляв памят отцеубійцев троекратном призываніи страшнаго, имяни Чернобогова, оставили плачевное оное место. Вскоре вышли они на дорогу, и следуя оною, достигли великаго селенія, отстоявшаго от Митавы верстах почти во сте; так удалились они, заблуждая в лесах. Ласковый обитaтель того места с удовольствіем принял их в дом свой, угостил и успокоил. Хотя мысли их наполнены были примером безчеловечія могущаго случаться в смертных. А хотя еще больше безпокоило их воображеніе об участи Арпадовой: но утомленіе принесло им сладостный сон. Еще не разсветало, как безпокойныя движенія и тягостные вздохи спящаго Вадима пробудили друга его; оный желая освободить сего от мучащих сномечтаній, прервал сон его. Любезный друг! сказал он; горестныя воображенія простирались в душе твоей и во время успокоенія твоего – Увы, друг мой! отвечал Вадим, воздохнув; никогда не видал я еще сна столько пріятнаго и столько мучительнаго. Дух возлюбленной моей Брячиславы, представ мне, возхитил все мои чувства; но когда объятія мои к ней стремились, оттолкнула она меня от себя с гневом, скавав: недостойной! удались; ты забыв клятву о вечной ко мне верности, начинаешь искать новых обязательств . . . . В сіе ужасное мгновеніе разбудил ты меня. Бурновей старался разогнат оставшуюся еще на лице его печаль: ты видишь, что сон твой есть пустое мечтаніе (говорил он ему); мне сердце твое известно, и я уверен, что никто, кроме Брячиславы, не занимал онаго. Вадим следовал сам себе, и не находя себя виновным пред Брячиславою, начал успокоиваться. Разговоры их относились по том до разных видов любви их; Бурновей не имел причины огорчаться своею; новыя обнадеживанія со стороны Озаны рождали в нем лишь желанія с нею видеться. Однако обязанный своим честным словом не остaвлять друзей своих до окончанія их нещастій, подвергался своей участи, и терпеливо сносил разлуку с своею любленною.
Оба друга заключили по том возвратиться в Митаву; забота об Арпаде не менее понуждала их к тому, как и благопристойность, чтoб, не оставить без принесенія благодарности за угощеніе князю Сусолов. В сем намереніи встали они, и начали одеваться для возпріятія пути, как Вадим, взявшись за свое платье, увидел на оном лежащее письмо, с следующею надписью: Непостоянному Вадиму. Надпись и не незнакомый почерк руки привели его в изумленіе; он схватил письмо, и не могши выговорить ни одного слова, показывал оное Бурновею. Потoм укрепясь, развернул письмо и читал содержаніе его: "Неверной Вадим! что сделала тебе злочастная Брячислава? Чем бы принудила тебя нарушить данныя ей клятвы? Княжна страны сей красотою своею поколебала твое постоянство; ты за избавлeніе оныя не пожалел отдать незнакомому перстень, коим обручился с Княжною Дакскою. Толь явное презреніе принуждает меня с тобою разлучиться: по обмененной сабле узнаешь ты, кто я, ожидающійся тебя для смертнаго поединка в Хомограде, столице славянорусскаго Князя.
– Почерк руки сходствовал весьма на Брячиславин, но Вадим, утвержденный в мненіи, что уже ее нет на свете, заключил, что пишет то к нему Арлад, возпріявшій подозреніе к обхожденію его с Княжною Сусольскою. Он едва не лишился чувств; столько он поражен был несправедливостью друга своего! Бурновей, разсматривая почерк письма, подтверждал догадки Вадимовы, и говорил, что оный сходствует на Аропадов. Так, любезной дгуг! говорил он Бурновею; невинныя ласки мои к Княжне здешней страны произвели в нем подозреніе; но боги видят, что сердце мое в том не участвовало. Он подумал, что я изменил покойной сестре его, и чрез то разрывает со мною дружбу. К огорченію моему ты, любезной Бурновей, видишь, что не одна досада сопровождает слова Арпадовы: любовь его превратилась в смертельную ненависть; он зовeт меня в Хомоград, где должен я погибнуть, естьли не от его руки, так от гонящаго меня брата моего. Но как бы то ни было, честь влечет меня в сію опасность! дражайшій, мой Бурновей свободен не вдаваться угрожающим мне бедствіям, и может возвратиться к своей возлюбленной Озане; что до меня, я нынеж отправляюсь туда, куда призывает меня честь и гонящая меня судьбина. – Бурновей утешал огорченного своего друга, клялся ему вновь, что никогда его не оставит, и что никогда не может подражать легкомыслію Арпадову. Оба друга сіи приготовлялись в неожидаемый путь, разсуждали о своем приключеніи, отчасу заблуждая впо мненіях, жалели о легковерности Арпадовой. Они заключили, что Арпад, взяв неосновательное подозреніе, с умыслу притворился больным, чтоб после переодевшись в другое платье примечать за поступками Вадимовіми. Сходство с ним незнакомаго коему он подарил в замешательстве обручальной перстень, еще более утверждало их в сем мненіи. Они не сомневались, что забота, кою оказал Вадим при опасности Княжны сусольской, уверила его еще более в подозреніи. Горесть Вадимовая была неописанна о потере перстня, оставшагося ему единым залогом памяти возлюбленной его Брячиславы; но не чем уже было пособить. Они приготовили письмо к сусольскому князю, изъявляя в оных благодарность за угощеніе, и извиняясь нечаянным случаем, принудившим их оставить двор его столь поспешно. Вадим уведомлял Урмана о своем злосчастіи, призывающем его в отечество, и предоставил на волю его благоразумію, следовать ли за ним в толь опасное место, или ожидать известія о участи его при дворе Готфском; он просил его о неоставленіи малоразсуднаго Простая.
В разстроеніи своем забыли они о упоминаемом в письме обмене сабель; но когда собрались они к отъезду и взялись за свое оружіе, увидели, что сабли их обе переменены. Удивительно казалось им то, каким образом попало письмо к ним в горницу; но обмен оружія казался им совсем непонятен: надлежало Арпаду входить самому в тoт покой, где они спали. Они призвали хозяина, и разсказав ему о случившемся, спрашивали, не приходил ли кто в дом его после того, как они заснули? Хозяин уведомлял их, что в поздные часы пріезжали к нему два чужестранца в полном вооруженіи, назвавшіе себя их служителями: почему от него и впущены были; что до свету еще вставши, входили в тoт покой, где они спали и по том оседлав коней своих, не известно куда уехали. Вадим по описанію хозяинову узнал, что были то незнакомые, избавившіе его от медведей, и не сомневался, чтoб один из них не был Арпад. Они не имели за чем медлить в том месте, и вручив хозяину заготовленныя письма, просили о доставленіи оных по надписям в Митаве, и поблагодаря хозяина за угощеніе, предпріяли путь чрез Варягію. Они уповали достигнуть Арпада, которому необходимо надлежало следовать в Хомоград чрез страну сію, естьли только прямо отправился он в то место, куда вызвал его для смертнаго поединка; и для тoго во всех местах спрашивали о проезжающих рыцарях. Разведыванія их были небезудачны; вступая на границы Варяжскія, услышали они о недавно проехавшем богатыре, о коем по описанію вида и оружія заключили, что был по Арпад. – Поспешим, любезной друг! сказал Вадим Бурновею; я, не взирая на несправедливый поступок со мною брата моей возлюбленной, остановлю его дружескими объятіями, и принужу жалеть о том, что он обидел меня безвинно после чего удвоили они езду свою, и для поспешности переменяли коней, когда первые уставали; благодеяніе Князя Полянскаго привело их в состояніе, что могли они делать таковыя издержки.
В третій день усмoтрели они вдали тихо едущаго рыцаря, и не сомневались, чтoб не был то желаемый Арпад; они поскакали к нему прямо. Рыцарь приметил то, оказал движеніями своими, что он опасается какой нибудь погони; но не хотя явить себя боязливым, приготoвился к обороне, и ни мало не переменил тихаго своего шествія. Когда они уже приближались к нему, опустил он личник шелома своего, и обнажив саблю, поворотился к ним и кричал: исполнитeли не милосердаго повеленія врага моего! ведайте, что жизнь моя достанется вам не дешево. Вадим не разслушав слов его, бежал к нему с разпростертыми руками, и кричал с своей стороны: любезной друг! ты вызываешь меня на смертной поединок в столицу Славянорусскую; ты без всякой вины обратил дружество твое в злейшую ко мне ненависть: но я чистосердечными объятіями, вместо оружія, принужу тебя раскаяться в твоей несправедливости. – А! изменники! отвечал рыцарь; таким-то коварным образом хотите вы получить меня в руки живаго . . . Сказавши то, замахнулся он на Вадима, и нанес бы оному смертельной удар, естьлиб Бурновей, подскочив не подхватил онаго щитом своим. Остановить государь мой! вскричал он; мы все находимся в заблужденіи: мы не имеем никакого до вас дела, и токмо по ошибке сочли вас за Арпада Князя Дакскаго. Незнакомый опустил свсю саблю, и разсматривая лица мнимых своих непріятелей, познал ошибку свою. Он извинял поступок свой, оправдывая оный нещастными обстоятельствами, принуждающими его быт во всечасной осторожности. Дальнейшія объясненія изгнали из мыслей его недоверчивость; они проведали от него, что путь его следует в славянорусію; а как и Вадим с другом своим туда же следовал, то заключили они ехать вместе. Он любопытеен был ведать об своих спутниках; в чем Вадим и Буновей сделали ему удовольствіе. После таковой доверенности Семір (так называли сего рыцаря) должен был взаимно удовлетворить желанію их разсказаніем своего приключенія.
Как в сей вечер сказываніе продолжилось более обыкновеннаго, то повесть Семiрова отложена была до другаго дня.