Текст книги "Одиночество тоже компания (СИ)"
Автор книги: Валерия Панина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
– Леша, это я. Помоги мне, пожалуйста!
– Маша, да что случилось?! Что-нибудь серьезное с родителями?
– Нет-нет, там все в порядке. У меня проблема. Я застряла. Ты мог бы приехать за мной? Я на трассе.
– Маша, вот ведь ерунда какая. Я машину на стоянку поставил. А и в любом случае – я выпил, за руль нельзя. А эвакуатор? Вызвала?
– Нет, – из меня как будто все силы выплеснулись, накатила слабость. – Не едет никто.
– Я сейчас поищу, договорюсь, и наберу тебя. Хорошо? Жди!
– Хорошо, – что я могла еще сказать? Что ждала другого? Что он мог бы найти машину, взять, в конце концов, такси и приехать ко мне, ждать со мной эвакуатор, или забрать меня отсюда, а машину бросить, фиг бы с ней. Ждала полчаса, час. Никишин не звонил, на улице стало совсем темно, машин на шоссе было все меньше. Надо было что-то решать. Вылезти из теплой машины, пролезть по сугробам на дорогу, голосовать? Страшно – замерзнуть страшно, и нарваться на кого-нибудь страшно. Я всхлипнула, попыталась сдержаться и разрыдалась. Плакала, пока наконец не услышала жужжание смартфона.
– Маша, с тобой все в порядке? – в трубке я с изумлением услышала голос Марка Нетесина. – Набираю третий раз, трубку не берешь.
– Я не слышала, – я вытирала ладонью льющиеся слезы, теперь радостные. – У меня на вибро стоит.
– Ты где застряла? Я все обочины обсмотрел, тебя не видно. По крышу замело, что ли?
– А ты где едешь? – затараторила я. – Я фары сейчас включу и выйду! И фонарик на телефоне!
Через пятнадцать минут я тряслась от озноба и счастья в машине Марка Нетесина, Майя, его жена, поила меня чаем и коньяком попеременно, кормила котлетами и курицей, а сам Марк бегал вокруг моей машинки и помогал бульдозеристу, который ее вытаскивал из сугроба, советами. Бульдозерист в ответ сочно матерился. Слов, конечно, слышно не было, но по губам и по жестам, которые заросший щетиной дядька высовывал в окно, я могла процитировать его дословно.
Никишин позвонил, когда мы уже подъезжали к Москве, долго извинялся, оправдывался. Очень искренне поблагодарила его за помощь. Это ведь он звонил Марку, эвакуатор искал. Он продолжил за мной ухаживать, даже замуж звал. Ответила, что хорошо все обдумала и решила остаться 'своим парнем'. И после этого он дарил мне цветы, целовал руки, мы иногда ходили в кафе или ресторан, но и только. С Нетесиными мы близкими друзьями не стали, но мы с Майей обменивались небольшими подарками на праздники, изредка созванивались. Я надеялась, что после того происшествия отношения с родителями у нас изменятся. Потеплеют, что ли. Но не случилось. Мамина вспышка близости была именно вспышкой, папа выздоровел и опять занимался только своей работой. Но я пережила это без лишних эмоций. Нет, так нет.
Как-то так получилось, что неудавшийся роман с Никишиным оказался последним эпизодом, про который я могла бы сказать 'личная жизнь'. Ни в университете, ни в группе Нетесина мне никто не нравился настолько, чтобы я влюбилась или даже заинтересовалась. Да и ко мне поклонники в очередь не становились. Марк как-то сказал мне, из самых лучших побуждений:
– Маша, ты слишком держишь дистанцию с людьми. Ты не высокомерная, нет. Ты добрая, отзывчивая, всегда придешь на помощь, с тобой интересно, ты веселая. Но ты всех держишь даже не на расстоянии вытянутой руки, гораздо дальше. Ты без слов даешь понять, что тебе не нужно мужское внимание, ты абсолютно к нам равнодушна. Ладно, в любви к своему полу тебя тоже никто не подозревает, – тут он мне подмигнул. – Знаешь, что тебя называют 'Ледяная дева'? Не обижайся, – легонько погладил меня по плечу, что-то прочитав по моему лицу. – Но неужели тебе не хочется семьи, любви, секса, в конце концов?
– Я не обиделась, – проглотила комок, легко улыбнулась. – Да, я такая, Марк, и не стыжусь и не стесняюсь этого. И от всего, что ты перечислил, вовсе бы не отказалась. Но это не самоцель, понимаешь? Мне нравится то, как я живу, чем занимаюсь. Времена, когда успешность женщины оценивалась по статусу 'замужем', прошли, о детях я пока не задумывалась. И мне все равно, что по этому поводу думают другие.
– Ты права, – Марк покивал. – Ты вполне самодостаточна, знаешь, чего хочешь. А ребенка для себя родить еще успеешь.
– Для себя? – я усмехнулась. – Значит, незамужние рожают для себя, а в браке – для мужей? Замужним дети в принципе не нужны?
– Ну прости, – Марк сделал шутливый жест, – сказал глупость. 'Осознал свою вину, меру, степень, глубину, и прошу меня направить на текущую войну!'
– 'Но желательно в июле и желательно в Крыму', – закончила я. – Пойдем обедать?
День, когда лунная обсерватория обнаружила комету и рассчитала дату ее столкновения с Землей, для нас стал рубежным. Дату, которую мы назвали еще два года назад. Это было последнее, решающее доказательство того, что почти десятилетняя расшифровка лунных и марсианских артефактов, изыскания в пирамидах по всему миру, не были пустой тратой времени и ресурсов. Того, что и остальные наши предположения, теории относительно древней цивилизации, когда-то жившей на Земле, могут оказаться абсолютно верными. Это давало такой толчок, такой стимул дальнейшей работе! Вот только будет ли у нас будущее? Я сидела в своей квартире на Воробьевых горах, смотрела выступление генерального секретаря ООН, пила чай и была странно спокойна. Через шесть часов человечество может погибнуть. У меня сердце сжималось при мысли о катастрофе, о страданиях и гибели, быть может, мучительной, миллионов людей. Конкретных людей, детей, моих друзей, знакомых. Но я сама? Что изменится в мире от того, что я исчезну? Что изменится для меня, когда мир исчезнет? Я не хотела смерти, не искала ее, но в подвал прятаться не пошла. Пока над нашей планетой шло сражение, отблески которого были видны даже невооруженным глазом, я размышляла, думала. Ради чего стоит жить? Как я распоряжусь своим 'вторым шансом'? И когда по ночному небу праздничным фейерверком полетел невесомый кометный хвост, побежденный, уже безвредный, я отчетливо поняла – жить стоит ради самой жизни. Принимать ее такой, какая она есть у меня. С моим одиночеством, любимыми книгами, работой, увлечениями. И еще загадала желание. Оно сбудется, обязательно. Ведь если сбывается, когда падает одна звезда, то когда звезд падает миллион – шансов не сбыться у него просто нет!
Глава 5.
– Так, план такой. Встречаемся на Поклонной в девять тридцать. Берешь с собой сумку – вещи за город на два дня. Кроссовки возьми обязательно и купальник. После приема сразу выезжаем.
– Куда выезжаем? Какой купальник? – не поняла я.
– У тебя какие планы на выходные? Конечно, никаких, я так и думал, – перевел Марк мое пожатие плечами. – Поэтому ты едешь с нами, на дачу. И не спорь.
Я захлопнула рот и мысленно махнула рукой. И правда, почему бы не съездить.
– А вы дачу купили? – за Нетесиным закрывалась дверь, и я махнула рукой еще раз.
На Поклонной горе открывали монумент героям, год назад спасшим Землю. Церемония была торжественной и трогала до мурашек. А когда после воздушного парада на трибуну к космонавтам высыпали дети, радостные, гордые, подошли сдержанно улыбающиеся жены, у меня слезы на глаза навернулись. В прошлом году мы были на награждении, и мне, совершенно по-детски, хотелось взять у них автограф, но я, конечно, не подошла.
– Куда вас водили в Кремле? – поглядывая на сына в зеркало, поинтересовался Марк. – Царь-колокол смотреть?
– Да там все были, – пренебрежительно махнул рукой Сережка, откусывая мороженое. – Мы хотели посмотреть куда никого не пускают.
– А в президентском кресле посидеть не хотели?
– Я хотел на троне посидеть, – мы рассмеялись. Судя по обиженному тону, посидеть ребенку на троне не дали. – А кресло у президента обыкновенное, кожаное.
– Вас в кабинет пустили, что ли?
– Да, – ответил Сережа тоном 'ачетакова?' – И сфоткаться дали. Я запостил, так уже двести шестьдесят лайков за полчаса! Пап, а в Центр управления минобороны пускают?
– Куда? – весело изумился отец. Майя с улыбкой обернулась к нам.
– Я фотки в инете видел, там знаешь, как круто!
– Попроси Игоря Вадимовича, он вас в ЦУП сводит. Там тоже круто.
– О, точняк! Ого, пятьсот лайков!
Сережка закопался в смартфон, я откинула голову, прикрыла глаза и под тихий разговор Нетесиных задремала. Когда открыла, машина уже ехала по узкой дороге по смешанному лесу. Хорошо бы дача была рядом с лесом. Погулять можно. Я уже десять лет жила в Москве, а все так и не привыкла к мегаполису. Хорошо еще, у нас Воробьевка рядом и университетский сад, но все не то. Вот Дубну я любила – зеленый тихий город... Задумалась, даже не заметила, что машина выехала на деревенскую улицу.
– С Келлера бутылка, – объявил Марк. – Мы первые. А я говорил, что в объезд дальше, но быстрее!
Мы припарковались у глухого забора в самом конце улицы. Я вышла, с удовольствием вдохнула полной грудью, прошла вперед. Дорога заканчивалась крутым спуском к реке. На другой стороне по такому же обрывистому берегу к воде подступал лес.
– Красота какая! – выдохнула я. День был жаркий, солнечный и хотелось снять надоевший костюм, туфли и пройтись босыми ногами по песку, по теплой воде.
– Маша! – Марк ждал меня у ворот. Майя с Сережкой, видимо, зашли уже.
– Какие вы молодцы! Давно купили? – заговорила я, подходя.
– Что купили? – удивился Нетесин.
– Да дачу!
– А... Так это не наша. Пойдем, вон хозяева встречают, – он пропустил меня вперед, и я шагнула навстречу Игорю Серебро. Мгновенно смутилась, покраснела до самых ключиц. Явиться к чужим людям без приглашения, на два дня! Нетесин, ...! И ты хороша, Маша!
На огромном участке, не участке даже, усадьбе, можно было заблудиться. Или спрятаться. Мне, кстати, хотелось. Сперва, по крайней мере. Я злилась на себя и Нетесина, испытывала неловкость среди известных людей при больших чинах и погонах, в конце концов, чувствовала себя лишней. Это была компания давно и близко знающих друг друга людей, со своими шутками, которые непонятны посторонним, со своими разговорами. Мы сидели за сдвинутыми столами под большим полотняным навесом, натянутым между соснами, рядом с беседкой и летней кухней, совершенно необыкновенной – с огромной жаровней и здоровенным котлом. Угощали вкуснейшими шашлыками, домашним вином, совершенно замечательным. Я попробовала брынзу и темный, почти вишневый мясистый помидор и никак не могла остановиться, пока не прикончила тарелочку.
– Вкусно, – подъедая чудом уцелевший ломтик, сказал мне Саша Колодей. – Русановы к родне ездили, в Краснодар. Это оттуда богатства.
Артем Русанов, благодаря которому я объелась, тем временем пересел на широкую ступеньку беседки, взял гитару. Перебирал струны, подтянул колки, настраивая. Начал негромко.
Мы поднимем за жизнь и стакан, и щиты,
Чтобы рядом и мама, и дети, и ты,
Мы шагнем в невесомость, прикрыв от беды
Этот мир, где есть мама, и дети, и ты!
Паруса позовут или Марс и Луна,
Чтобы жизнь продолжалась и наша страна,
Выполняем приказ, нарушаем приказ,
Чтобы мама и дети гордились за нас,
Чтобы день наступил, чтобы ночь позвала,
Чтоб любимая рядом живая была,
Мы поднимем "за жизнь" и стакан, и щиты,
Чтобы жили и мама, и дети, и ты!
(Стихи Татьяны Резниковой)
– Это он написал? – у меня чуть перехватило горло. – И про вас – правда.
– Командир, – Саша кивнул в сторону Игоря Вадимовича. – Артем музыку подбирает.
Вечер был тихий и теплый. Ярко-алое огромное Солнце пряталось за деревьями, лес полыхал золотом. Пахло смолой и чуть-чуть дымом, цветами – роз было множество, разных сортов и видов. Артем пел еще – 'из Серебра', как сам сказал, Высоцкого, потом отдал гитару мужчине, Саша назвал его Владом Есиным, тот пел романсы глубоким баритоном, заслушаешься. Столы убрали, посуду вымыли в летней кухне под музыкальное сопровождение. На открытой резной веранде попыхивал огромный самовар, две пожилые женщины – мамы Игоря Вадимовича и его жены, Людмилы Евгеньевны, накрывали стол к чаю, их мужья на скамейке под фонарем разбирали снасти. Кто-то из гостей сидел на расстеленных на траве пледах, кто-то валялся в гамаках. Кругом ребятня – у наших хозяев тройняшки десяти лет и двойняшки пяти, трое племянников, почти у всех друзей дети от грудничков до подростков. Маленькие уже спали в колясках или под боком у родителей, постарше – играли в футбол, волейбол, носились, орали. Когда стемнело – тоже пели в дальней беседке, резались в карты.
– Пойти позвать их ужинать и мыться загнать, что ли, – задумчиво сказала Людмила Евгеньевна.
– Я схожу, – поднялся Саша Колодей. – Пройтись хочу.
Я встала следом, налила себе чаю, сделала несколько глотков, прислонившись к перилам.
– Маша, вы не стесняйтесь, – мягко сказала Людмила, нарезая хлеб, – Если устали, спать захотели – отдыхайте, чувствуйте себя как дома. Все остальные так и делают, поверьте, – она улыбнулась.
– Спасибо, – я выдавила улыбку. – А что, все ночевать останутся? Я одна целую комнату заняла, неудобно, может быть...
– Маша, – хозяйка начала разливать дымящийся суп по тарелкам, – Тут все селятся согласно купленным билетам. – Дети помладше утрамбованы в двух детских, мальчики налево, девочки направо. Дети постарше спят у нас на балконе в спальных мешках, мужики дрыхнут в гамаках и в спальниках, где хотят, а всем женщинам как раз достается по комнате, кому-то, правда, одна на двоих, но они привыкли. Но вот о чем я вас точно должна предупредить, – она понизила голос, продолжила заговорщицки. – Баню сегодня никто не топил, а в бойлере даром, что двести литров – при таком количестве народа вода заканчивается моментально. Так что...
Примчались дети, гомонили, отмывая руки и рассаживаясь, и я тихонько ушла. Я и вправду устала. От толпы, разговоров, суеты, так не похожих на мою обычную размеренную жизнь. Но главное – от эмоций. Пока быстро мылась в гостевом душе, стелила постель, сушила волосы, думала, что завидовать – плохо, а я завидовала отчаянно. У меня никогда не было такой семьи – большой, дружной, у нас никогда не было такого количества гостей, а когда к родителям приходили друзья, они были именно гостями, а у Серебро все было проще, шумней и бесцеремонней, в хорошем смысле этого слова. Дети не садились за стол со взрослыми, как и я когда-то, но я видела, как льнут к родителями младшие, подбегая на минутку, старшие подходили, чтобы отец рассудил какой-то спор, показывали что-то, и никто не смотрел строго, не говорил 'не мешай', 'займись своими делами'. Людмилой Евгеньевной я вообще восхищалась. Пятеро детей! А она получила второе высшее (по первому образованию она юрист, по второму – психолог), работала в Центре подготовки космонавтов, написала книгу о полете на Марс – познавательную, интересную, с юмором – я, например, ее взахлеб прочитала, за один вечер. А как выглядит! Повторюсь – пятеро детей, а она в сорок пять выглядит лет на сорок. Хорошая фигура с мягкими формами, красивое лицо без следов пластики (поверьте, я разбираюсь – на маму насмотрелась), шикарные волосы, собранные в простую и элегантную прическу. А как они с мужем друг на друга смотрят...
Я никак не могла уснуть. Незнакомая комната, голоса за окном, смех, мысли по кругу – все об одном. Жалела, что приехала. Жила себе и жила, завернутая в одиночество, как в кокон. Нельзя желать того, о чем не знаешь. А теперь увидела – бывает по-другому! Родители рядом, дети, любимый мужчина. Даже кошек и собак полон дом, а у меня и рыбки-то никогда не было! И я остро, мучительно завидовала, и стыдилась этого, и мечтала о несбыточном, и останавливала себя. Не надо. Лучше так – когда пусто, когда у тебя ничего нет – ничего и не потеряешь. Крутилась, сворачивая простыню в жгуты, слезы жгли глаза. Встала, надела шорты, толстовку, обулась, провела рукой по волосам, собирая хвост, тихонько вышла на веранду. Подождала, пока глаза привыкнут к темноте, спустилась по ступенькам. Если пойти прямо, по освещенной крошечными фонариками дорожке, то через калитку выйдешь в сад, а там качели, широкие, добротные. Может, подышу минут пятнадцать, уснуть удастся?
Прокралась бесшумно, толкнула калитку. Не заперто. Сделала десяток шагов и замерла. На качелях кто-то сидел.
– Маша? – удивленный тихий голос. – Тоже не спится?
– Саша, ты? – выдохнула разочарованно. – Да, на новом месте, как говорится. Не буду мешать, пойду.
– Ты не мешаешь. Садись, если хочешь.
Я мгновение поколебалась, подошла, села рядом. В конце концов, что здесь такого? Он здесь один, в смысле, приехал один, никто не приревнует.
– Как тебе в отряде космонавтов? – в его голосе слышался смех. – Не замучили тебя? Ничего, завтра добьют активным отдыхом. Волейбол, плавание, и по 'тарзанке' бегать – видела, веревочный городок какой?
– Отказаться нельзя? – поинтересовалась я.
– Да можно, наверное. Мне просто такая мысль не приходила, – мы посмеялись.
– Дружный у вас отряд. Часто так отдыхаете?
– Ну, такой сабантуй раза два в году бывает. А так к ним каждый выходной кто-то приезжает, то одни, то другие. Я редко приезжаю, хоть мне больше и не к кому. Отвык от семьи.
– А... родители?
– Погибли. Мне двенадцать лет было. Отец тоже летчик, меня как сына офицера в Суворовское. С тех пор казарма.
– Родных нет? Кто-то мог же тебя взять? Прости, это не мое дело, – спохватилась я.
– Когда родители погибли, наследники на квартиру нашлись, а опекунство так, в довесок брали, – в его голосе не было горечи, так, насмешка. – Да нормально. Воспитали, в летное поступил. В отряд космонавтов зачислили. В космос летаю – многие могут похвалиться?
У меня было чувство абсолютного дежавю. Мы сидели под звездной ночью, над нами мерцали мириады звезд, целая вечность текла сейчас от галактики до галактики. Где-то в деревне лаяла беспокойная собака, скрипел сверчок, прохладный ветерок шершаво гладил меня по голым коленкам.
– Саш, а расскажи про космос? Он какой там, вблизи?
Поскольку проболтали мы часов до четырех, в субботу я проспала. Хотя это ведь неправильно? 'Проспала' говорят, когда не проснулась в определенное время. А я просто выспалась и встала почти в двенадцать. Умылась, выглянула в окно. Опять тепло, жарко даже. Раз уж мне разрешили делать что хочется, пойду поем и проверю, можно ли тут купаться. Позагорать уж точно можно. Надела купальник, сверху короткий сарафан в зеленых подсолнухах, и отправилась. Народу, видно, сильно поубавилось, в саду слышались голоса, а в беседке и в кухне никого не было. Подумывала уже подождать обеда и поесть вместе со всеми, но желудок громко возразил. Пришлось смириться и посмотреть, из чего можно завтрак соорудить, но обо мне позаботились, оказывается. В большое полотенце была закутана кастрюля с кашей, под сетчатым колпаком булочки, сыр, кусок запеканки. Масло в масленке, чай, кофе, даже маленький пакет сливок. Одним словом, опять объелась. Дома готовлю редко, для одной не хочется.
На том конце участка, что выходил на реку, забор был не глухой, а из сетки, чтобы красоту не загораживать, и калитка. Сразу за ней деревянные ступеньки, я насчитала шестьдесят четыре. Пляжа как такового не было, узкая полоса берега, засыпанная явно привозным песком, несколько лежаков, оранжевый зонтик. Речка была не Москва-река, конечно, но и воробей вброд не перейдет. Попробовала ногой воду – вроде теплая. Зашла по колено, привыкая, зачерпнула ладонью, брызнула на грудь и руки.
– Давай, вода как молоко парное, – мимо меня пробежал Сашка, зашел поглубже, нырнул, поплыл к другому берегу.
Решилась, осторожно ступая, чтобы не наступить на тину – первый признак скорой осени, дошла до глубины, окунулась. Колодей плыл быстро, мощно. Прикинула свои возможности – нет уж, догонять не буду. Лениво побарахталась, проплыла туда и обратно. Нет, август есть август, какое бы не было жаркое Солнце, вода больше на молоко из холодильника похожа. Да и я не большая любительница плавать, раз в году на море. Вышла, поскорее вытерлась, сняла заколку, чуть влажные пряди немного холодили спину. Села на лежак, вытянула ноги. Солнце слепило, пожалела, что не взяла очки. Сашка все плавал, второй раз уже плыл туда-обратно. Согрелась, щурясь на блики, смотрела, как Саша выходит из воды. Ноги сильные какие, бедра плотные, короткие светлые волоски топорщатся. Интересно, а они жесткие на ощупь? Мокрые плавки обрисовывают..., в общем, четко все обрисовывают. Кубики на животе, загорелая чистая кожа, мышцы на груди перекатываются. Какая фигура – сухощавая, жесткая, руки сильные и шея. Я вела глазами снизу вверх, откровенно, без стеснения, разглядывая мужчину. Твердый рот, румянец на щеках. Румянец... Сглотнула, чувствуя, как меня окинуло жаром, внизу живота что-то дернулось, как будто спазм, я вздрогнула, наткнулась на его взгляд, мы мгновение смотрели друг другу в глаза, а потом я физически ощутила, как он смотрит на мои губы, грудь, на чуть заметный бугорок бикини, ноги от бедер до кончиков поджавшихся пальцев. Мазнула взглядом по нему – напряженный, и бугор в плавках, кажется, стал больше. Засуетилась, потянулась схватить сарафан, прикрыться. С трудом взяла себя в руки, видимо расслабилась, посмотрела на него в упор. Мне не четырнадцать, мне почти тридцать. Мужчина смотрит на меня с желанием, вот что это. На меня просто никто никогда так не смотрел, или я не замечала. А теперь заметила, и мне приятно. И я тоже хочу, кажется. Не знаю, что он прочитал в моем взгляде, но глаза не отвел.
– Нетесины уехали, – заговорил чуть хрипло. – Оставили тебе записку. Я пообещал, что отвезу тебя. Ты не против? Хочешь, уедем сегодня?
– Я согласна, – я откашлялась. Кажется, он спрашивал не только о поездке. И я ответила 'да' на оба вопроса.
На дачу мы вернулись порознь. Я ушла сразу, он пошел еще поплавать. Переоделась, пошла поискать хозяев. Людмила Евгеньевна с сестрой, Светланой, резали яблоки на пироги. Тесто поднималось из миски душистой горкой. Екатерина, жена Артема Русанова, варила в огромной кастрюле яблочный же компот и в медном тазу варенье-пятиминутку.
– Людмила Евгеньевна, давайте помогу, – предложила я. – И спасибо огромное за завтрак.
– Сейчас пирожки лепить будем, присаживайтесь. Пить хотите? Минералка есть, чай свежий, компот сварился, Катя? После воды всегда пить хочется.
– Да все равно. Яблоками вкусно пахнет.
– Тогда компот, – передала мне большую кружку. – Маша, а почему вы всех зовете по имени, а меня по имени-отчеству? И Игоря тоже.
– Да неловко как-то, – пробормотала я. Вспомнила почему-то, что Саша Колодей тоже обращается 'Игорь', а ведь и разница в возрасте лет двадцать, и тот у него командир.
– Давайте не выращивайте нам комплекс неполноценности, – сурово сдвинула брови Людмила. – Просто Людмила, Люда, хорошо? Можно Милой. Хотя почему-то именно Милой меня чаще всего зовут только папа и муж. Так, девочки, освобождаем стол, моем руки, начинаю тесто раскатывать. Катя, давай противень!
Мы уехали, когда были съедены пироги на обед и уха на ужин. Искренне поблагодарила хозяев за гостеприимство, про себя сожалея, что, наверное, гостила в их доме первый и последний раз.
– Маша, вот мои телефоны, – Людмила протянула мне визитку. – Звоните. И обязательно приезжайте, обещаете? Вы ведь машину водите, до нас добраться просто и не так далеко.
– Спасибо, – я засуетилась, доставая в ответ свою. – Позвоните, когда будете в Москве, встретимся. Я буду очень рада.
– С удовольствием. Саш, счастливо. До отлета еще увидимся.
Саша вел машину очень быстро, но надежно, что ли. Мы почти не разговаривали. Я была занята – думала, решалась. Была уверена – он едет для того, что бы остаться у меня. Конечно, если я скажу 'нет', мне нечего опасаться, он просто уедет, и я его больше никогда не увижу. Наверное, я никогда его не увижу и после этой ночи, нашей ночи. Но я хочу, чтобы она была. Пусть будет эта ночь, и мужчина, которого я смогу назвать 'мой', хотя бы сегодня. Когда машина остановилась на пустой парковке, и Саша посмотрел на меня, я спросила, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
– Поднимешься?
– Ты меня на чай приглашаешь? – он смотрел мне в глаза.
– Нет. И ты знаешь.
Отстегнулся, отбросил ремень, обошел машину. Я никак не могла отщелкнуть замок, пальцы дрожали. Снял меня с высокой подножки, достал с заднего сиденья обе сумки, пискнула сигнализация. Взял меня за холодную мокрую руку, сжал.
– Ты волнуешься? Может, мне все-таки уехать? Маша?
– Идем, Саш. Я не передумаю.
Глава 6.
Те две минуты, что мы молча поднимались ко мне в квартиру, я судорожно думала, что говорить, как себя вести? Как-никак, не каждый день я водила к себе мужиков, переспать после одного дня знакомства. И секс... Да я целовалась последний раз на четвертом курсе, я в постели буду как... как лошадь деревянная! Открыла дверь, короткой улыбкой пригласила Сашу войти.
– Кухня слева, удобства справа, – я разулась, повесила на плечики куртку, прошла вперед, включая ночники. За спиной хлопнула дверь ванной.
У кровати остановилась. Разобрать или нет? Почему-то именно этот глупый вопрос казался мне очень важным. Сгребла покрывало в кресло, небрежно разворошила одеяло, подушки. Пусть смотрится так, будто я ее не убирала. Стянула джинсы, запихала в шкаф, вытащила халат.
– Хороший вид, – от низкого голоса вздрогнула, обернулась. Саша смотрел в окно на Москва-реку и ночные огни. Кроме узкого полотенчика – ничего...
– Я сейчас, – пискнула я, срываясь с места. В ванной заколола волосы, забралась в кабинку, торопливо-нервными движениями отрегулировала воду, намазалась гелем. Вытерлась, провела щеткой по волосам, облизнула пересохшие губы. В запотевшем зеркале отразилась испуганная женщина с горящими щеками. Надела халат, затянула пояс и замерла у двери. Ну же, Машка! Не к зубному же!
Деланно-спокойно вошла в спальню и остановилась – Саши не было. Растерялась, и вдруг тихо-тихо заиграла музыка, медленная латина, сзади меня обхватили крепкие руки, горячие губы мазнули по скуле. Мгновение – и он развернул меня в танцевальном па, прижал к напряженному паху, повел в танце. Я смотрела на загорелое плечо, на шею, чувствуя, как макушка касается его подбородка. Бедра к бедрам, мягкое движение, его рука медленно скользит снизу вверх по животу, оглаживает грудь, сильные пальцы поднимают мой подбородок, и я смотрю ему в глаза – долго, долго. Еще па, он заставляет меня прогнуться, его ладонь сжимает мое бедро, мягко тянет вверх, прижимает к горячему паху. Я задыхаюсь, потому что на нем уже нет полотенца, а мой халат едва прикрывает ягодицы. Ткань кажется грубой, и я с облегчением чувствую, как его руки отодвигают в сторону полы, шелк скользит с плеч, я вижу его губы, близко, закрываю глаза. Поцелуй, легкий, как первый глоток шампанского, и также хочется еще, распробовать, покатать вкус на языке. Его губы нежные и настойчивые, низ живота дергает, я вздрагиваю, он чувствует это кожей и целует глубже. Я слабею, ноги подкашиваются, и он подхватывает меня под ягодицы, опрокидывает на постель, а мне кажется, что в морскую волну, потому что мир качается и плывет. Он ласкает меня, целует, сжимает, я слышу его тяжелое дыхание, ритм музыки убыстряется, кровь бьется тяжелыми толчками, он что-то говорит, но я не понимаю, только знаю, что надо сказать 'да', и шепчу это 'да', кричу: 'Да!', когда он начинает двигаться во мне, и неважно, что больно, и я слабой ладонью накрываю его губы, заставляя молчать, потому что он просит прощения, а я счастлива...
Его тело содрогается, изливаясь в меня, он осторожно опускается на дрожащих руках, пытается отстраниться, а я, с обретенными, откуда ни возьмись силами, вцепляюсь в его плечи, шепчу отчаянно: 'Не уходи. Не сейчас!' и он целует меня в висок, все-таки сдвигается, совсем немного, я чувствую его улыбку на своей щеке.
– Маруська, Маруська... Почему я?
– Не задавай глупых вопросов, – закрыла глаза, переживая первый в жизни секс. Нет, не так. Мы совершенно точно занимались любовью. Очень утомительное занятие, оказывается. Я зевнула.
– Ты спишь, что ли? – меня кто-то возмущенно потряс за коленку. – Засыпать сразу после секса невежливо!
– Мы любовью занимались, – озвучила я вслух сделанный вывод. – И я сплю!
Мне в ухо щекотно фыркнули и куда-то понесли. Под душем поневоле пришлось проснуться и выгнать доставщика, правда, уже помытого. Я водила лейкой, вода лилась на ставшее чувствительным тело, и ощущала себя совсем другой, как будто перевоплотилась в другую женщину. Интересно, останусь ли я такой, когда он уйдет, или волшебство закончится вместе с этой ночью? Нет, не сейчас. Сейчас я буду наслаждаться каждой секундой. Вдвоем...
Вышла в полотенце – халат, наверное, так и валялся на полу – и остолбенела. Голый Сашка деловито заправлял одеяло в пододеяльник. Встряхнул, расправил, поднял аккуратно свернутое снятое постельное белье.
– Где стиралка, в кухне? Пошли, порошок выдашь.
В шоке прошла на кухню, полюбовалась мускулистой спиной и подтянутой задницей, пока этот аккуратист затевал стирку.
Открыла холодильник, вытащила сок и минералку, продемонстрировала.
– Давай минералку, – отобрал бутылку, налил в два стакана. Пока ставила сок обратно в холодильник, невольно показала его пустое чрево.
– Мы так с голоду помрем, – закручинился мой мужик. – Давай спать, утром мне мамонта добывать, похоже.
– Гастроном в соседнем доме, мамонтов с девяти продают, – поддержала я шутку. – А спать я первая предложила!
– Больно же будет... Может, не надо?
– А мы потихонечку. Осторожненько, – я потерлась об него, как кошка о ножку стула, поцеловала висок, уголок рта, гладила все смелее и смелее. Пару минут он еще держался, потом с невнятным звуком повалил меня на спину и... Я была права – больно было совсем чуть-чуть, а приятно – очень. Пока я бегала в душ, он уснул – решил, бедный, хоть так защититься от домогательств. Я улеглась рядом, строя коварные планы на утро, так и заснула, улыбаясь.
Утром сквозь сон слышала осторожные шаги, шелест, какой-то скрип, пахнуло знакомым апельсиновым мылом, на озябшую спину потянули простыню. Подумалось – надо просыпаться, вдруг он уедет сейчас? Подскочила, смахнула волосы с лица.
– Ты что? – Саша, в джинсах и майке, сидел за моим рабочим столом, в профиль ко мне, и что-то писал. Вот чем он скрипел – бумагу из принтера доставал. – Что вскочила?
Я рухнула обратно в разворошенную постель, лихорадочно думая, что ответить. Еще подумает, что я его в чем-то подозреваю!
