Текст книги "Одиночество тоже компания (СИ)"
Автор книги: Валерия Панина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Сережка Нетесин звонил, поздравлял. Просил разрешения завтра приехать, погостить пару дней, – рассказывала Мила, пока Светлана делала ей прическу. – Я и Марка с Майей звала, но они у Иды Марковны останутся, она приболела что-то.
– Милка ничего не сказала, – покачала головой Света. – Партизанка. Ой, боюсь я, девчонки! Как бы не всерьез они...
– Да он вроде парень неплохой, – оторвалась я от накрашивания ресниц.
– Хороший, – согласилась Света. – Но им по восемнадцать и оба учатся.
– Да что им, тридцати, что ли, ждать? – изумилась Люда. – Прости, Маша.
– Я бы сама не ждала, встреть я Сашку в восемнадцать, – успокоила я ее, усмехнувшись. – Я в тридцать-то с ума сошла, что про восемнадцать говорить!
Мы понимающе переглянулись. Я занялась бровями.
– Ладно, – смирилась Света. – Пусть делают глупости, все равно никто родителей не слушает и каждый свои шишки набивает.
– Мне кажется, Мила очень умная девочка и взрослая, если можно так сказать, – заступилась я. – На безрассудные поступки, вроде раннего замужества, не способна.
– Да я вообще сомневаюсь, что они поженятся, – Светлана напряглась, нахмурилась. – И стоит ли ей замуж за него выходить. Сергей у Майи один, она его любит до безумия, к любой ревновать будет.
– Светик, вот у тебя двое, – мягко сказала Людмила. – Ты уверена, что, хотя бы первое время, не будешь приглядываться к невесткам, оценивать, тоже ревновать?
– Ты хочешь сказать, что я приписываю Майе Нетесиной свои чувства? – возмутилась ее сестра.
– Тебе виднее, – меняясь с ней местами и начиная расчесывать Свете волосы, улыбнулась Мила.
– Я буду ужасной свекровью, – вздохнула я, включая плойку. – Я совсем не умею ладить с женщинами.
Сестры Янтаревы дружно рассмеялись.
– Смейтесь, смейтесь, – я, противореча себе, тоже улыбнулась. – Будет мне сегодня, наконец, прическа или нет?
В семь пошла посмотреть, как там младшие. Лежат сонные, такие милые, теплые.
– Скворушки мои, вставайте, – потеребила сынишек. – Посыпайтесь!
Из-за подушки вылез котенок, потянулся, зевнул во всю розовую беззубую пасть, прыгнул через Андрюшку, не долетел, приземлился ему на пузо.
– Эй! – возмутился ребенок, мгновенно просыпаясь и сцапывая кота. Игореня открыл глаза, сел, зевнул не хуже котенка.
У меня в душе разлилась такая волна любви, щемящей нежности, что хотелось заплакать. Смахнула слезы, рассмеялась, отобрала у Дрюньки вырывающегося кота.
– Пойдемте кушать и наряжаться, а потом на праздник, да?
Вынула из кроватки Горку, Андрюша вылез сам, побежали впереди меня на кухню. Мила заворковала, усадила за стол, поставила смешные детские тарелки с паровыми котлетами и пюре, дети уверенно заработали ложками. Я налила молока Белому, погладила.
– Мне Мила рассказала про ваших котов, – кивнула на кошачьего отпрыска Света. – Я только не поняла, как Байкер с этой Плюшкой снюхался, если она домашняя, и зачем он котенка домой принес.
– Как они котят сделали доподлинно не известно, Софья Семеновна, хозяйка, подозревает, что он как-то к ней в квартиру прошмыгнул или в окно влез, когда она проветривала, но у нее стеклопакет, я не знаю, как может кот по нему забраться. Скорее всего, она мусор выносила и дверь плотно не прикрыла, по дороге заболталась с приятельницей, вот и вся конспирология. А про Белого – очень интересная история. Котята подросли, и хозяйка их раздавать начала, двух отдала, наш остался. Отец пришел, нюхал, искал, мяукал, как будто спрашивал, где, куда делись? Потом взял за шкирку последнего и унес. А самое интересное, что мама-кошка первых двух искала, а этого нет.
– Удивительно, – покачала головой Светлана. – Вот тебе и неразумные животные.
Дети доели и весело барабанили ложками.
– Все, – отбирая ложки, велела я. – Умываться и одеваться!
– Да, у нас все готово! – пропела Мила.
Переодела своих гномиков, повела в гостиную. Нас ждали – елочка переливалась огоньками, под ней подарки горкой. Саша и Клим держали торты – на одном три свечки, на другом две.
– С днем рождения! С днем рождения!
Мелкие округлили глаза и ротики, одновременно ахнули, рванули от меня и остановились – куда быстрее бежать?
Саша уселся на пол, кивнул Климу.
– Идите сюда, – позвал малышей.
Подбежали, восхищенно уставились на мерцающие огоньки свечей.
– Дуйте! – велел Клим. – Сильнее!
Уморительное зрелище – старательно надутые щеки, розовые губки трубочкой, распахнутые счастливые глаза, особенно, когда начали подарки разворачивать под писки и радостные крики. Я пожалела, что не сообразила видео снять, смотрю – а Макс, Светин муж, снимает, оказывается. Это подарки только на день рождения. Новогодне-рождественские будем дарить на Рождество.
Мелкие дети возились у елки, старшие праздновали на веранде – ее стараниями дедов прошлым летом утеплили. Мы остались в гостиной, пытались одолеть свою половину гуся, но не смогли. Зато дети справились быстро, пришли спросить 'не осталось ли гусика' и моментально скрылись с блюдом, на котором, кроме четверти гуся, была еще холодное мясо и копченая рыба.
– Вот, а вы нас ругали, 'зачем шашлыки, зачем шашлыки', – назидательно сказал Вадим Олегович. – Они сейчас еще подрыгаются сходят, и можно будет мангал разжигать.
Дети слушали куранты на улице, только Милочки и Рита остались с нами, потом и они переоделись и убежали. Мы убрали со стола, бабушки прикорнули на диване перед телевизором, деды решили начать жарить шашлыки.
– И мы пойдемте, подышим, разомнемся, – предложил Макс.
Игорь уже одевался в прихожей, сверху спустились Мила со Светой, в комбинезонах, зимних кроссовках.
– Вы идите, я мелких проверю, – ответила я на вопросительный взгляд подруги. Как по заказу, во сне что-то забормотал, захныкал Игорешка. Саша, опередив меня, уже открывал дверь в нашу комнату.
Все-таки самый мелкий переел торта, как я не следила, еле-еле успели на горшок. Помыли попу, попил водички и уснул. Андрюшка только с боку на бок повернулся, когда я Игореню положила. Убрала в изголовье Думку, подняла с пола котенка – тоже пить ходил, усишки мокрые, положила к игрушке. Поправила одеяло, полюбовалась.
– Маруська, – Сашины руки легли мне на бедра, одна ладонь медленно погладила живот, приподняла и легонько сжала грудь, вторая легла на низ живота. – Маруська...
Я очень люблю мужа, люблю нашу близость и загораюсь от одного его прикосновения. Он тихо понимающе засмеялся.
– Сейчас, Маруська, – наше дыхание участилось, руки сталкивались в торопливых попытках раздеть и раздеться. Несколько минут страсти, когда вокруг нет ничего, когда глохнешь и слепнешь, и не кричишь только потому, что кусаешь ладонь, не чувствуя – свою или его...
– Нас сейчас Клим придет искать, – неохотно разжимая руки и ноги, проговорила я. Саша приподнялся, поцеловал меня в губы, коротко и жадно, перевернулся на спину. Я села, легонько провела рукой по его животу, ниже, с сожалением поднялась, накинула халат.
– Как я хочу медленно-медленно и долго-долго, – я потянулась, как сытая тигрица.
– Ты еще помечтай, что голенькими, – фыркнул Сашка, вставая и начиная одеваться. – Ладно, я пошел, а то правда старший явится, проверять, что мы тут застряли.
Трехдневные каникулы в деревне вышли просто замечательные! Первого числа все проснулись поздно, кроме наших малявок. Они в семь вскочили – 'мы бодры, веселы', мы, напротив, сонные и вялые. Зевая, пошли отпаиваться кофе, кормить детей и организовывать тихие игры, пока Игорь с Милой спят. Света и мужем ночевали в своей комнате у родителей, дети тоже в том доме – девочки внизу, мальчишки все вместе в мансарде. На улице, почуяв скорый завтрак, весело загавкали псы, коты фланировали по подоконникам, распушив хвосты. Пока я делала омлет, Саша впустил котов, в честь праздника доевших заветренную нарезку и прочие деликатесы, и вынес собакам семилитровую кастрюлю овсянки.
– Что-то масштабное надо на завтрак придумать, сейчас тинейджеры и энерджайзеры придут, – я релаксировала, смакуя огромную чашку кофе со сливками. – Кашу они не будут, сосиски на гриле пожарить? О, там пюре осталось, можно сделать запеканку. Мила фарш вчера на котлеты крутила...
– Ты говоришь все медленнее и медленнее, – наклонился ко мне муж. – Ты не засыпаешь, часом?
– Есть немного, – зевая так, что коренные зубы видно, согласилась я. Дети тем временем доели и полезли на стол, в конфетницу. Некоторое время я отнимала у упрямо сопящих детей вазочку. Очень было похоже на то, как Клим с Нордом перетягивали косточку, в собачьем детстве. Я свободной рукой достала две конфеты и коварно протянула малявкам. Отпустили вазу, взяли конфеты, начали сосредоточенно разворачивать. Саша перехватил обоих поперек пуза, поднял.
– Пойдемте мультики смотреть? – понес на диван, усадил, включил телевизор. Показывали старые новогодние мультики, дети увлеченно смотрели, Саша комментировал. Мы вообще постоянно с детьми разговариваем, поэтому они довольно много слов уже знают и говорят почти чисто, даже Горка. Я тоже посматривала одним глазом, возясь с завтраком, улыбалась и чувствовала себя счастливой-счастливой.
Домой приехали утром четвертого января, Саша уехал на работу, Клим взял лыжи, и они с Нордом ушли в парк бегать. А мы с мелкими немножко потоптались у подъезда – никак не могла их в квартиру завести, пока не пришел Байкер и не мяукнул повелительно – домой пойдемте, лапы мерзнут. У двери нас встретил соскучившийся Белый, которого Сашка занес домой вместе с сумками. Едва успела разуть мальчишек и вытереть лапы коту, как все помчались друг за другом шалить и баловаться. Надо придумать, чем мы будем до восьмого числа заниматься, а то они в четырех стенах сами с ума сойдут и меня сведут. Где посмотреть, что у нас для деток в праздники организуют – елки, театр кукольный? Точно, на 'мамском' форуме должно быть!
Перед Рождеством вернулись дед с бабушкой. Папа на костылях и с гипсом – первого января сломал ногу, к счастью, не шейку бедра, а берцовую кость. Я пришла их навестить вечером, Саша остался с детьми.
– И не сказали, – упрекнула я. – Ведь созванивались же! Теперь-то, наконец, ты перестанешь кататься на горных лыжах?
– Что вас попусту беспокоить? – по пунктам начал отвечать отец. – А ногу я сломал, когда на лестнице оступился, а не на склоне.
– Правильно, Маша, – поддержала меня Вера Васильевна. – С лестницы падаешь, а все туда же. Доживем, больше ни на какие горнолыжные курорты не поедем. Я, вообще, хотела в Прагу или в Вену на новый год съездить.
– Вот это новость, – удивился ее муж. – И что же не сказала?
– Я? – возмутилась Вера Васильевна. – Я сказала. Я даже проспекты везде разложила с рекламой тура – и в гостиной, и на столе кухонном, но... – она развела руками.
Папа несколько смутился.
– Надо было прямо сказать, раз я намеков не понимаю.
– Да уж, лучший сюрприз – собственноручно организованный, – резюмировала она. Мы рассмеялись. – Машуня, я так по мальчишкам соскучилась! Приводи их завтра к нам, на целый день. Я бы сама пришла, но пациента оставить не могу, он без меня норовит режим не соблюдать, – многозначительно посмотрела на папу.
– Хорошо, – согласилась я. – Они спрашивали про вас. 'Де деда?' да 'Бабуля!' каждое утро.
Вернулась домой, рассказала мужу.
– Слушай, а давайте в столицу съездим завтра, втроем? – оживился Сашка. – Погуляем, развлечемся. Клим, ты как?
– А? – вынырнул из интернета сын. – Я согласен! Что там посмотреть можно... – что-то начал в поисковик забивать.
– Саму Москву не хочешь? – предложила я. – Там сейчас красиво...
– Эт да, – согласился ребенок. – Но я все-таки поищу, может, там что потрясное есть?
Вздохнула. Все-таки я 'девочка-девочка', получается. Разное у нас с мальчиками 'потрясное'!
Глава 25.
Праздники закончились, все вернулось в привычную колею – ясли, школа, работа. В середине января мне позвонила заведующая детсадом.
– Добрый день, Мария Всеволодовна.
– Здравствуйте, Инна Надаровна, – поздоровалась я, пытаясь сообразить, что за причина у звонка.
– Не могли вы подъехать сегодня ко мне? Можно в конце рабочего дня, если удобно.
– Что-то случилось? – встревожилась я.
– Ничего страшного, дети здоровы и в полном порядке, – успокоила она меня. – Но надо решить один вопрос.
Я пообещала приехать в четыре и попрощалась. Подумала и набрала Веру Васильевну – предупредить, что заберу мальчишек сама.
Заведующая садом у нас молодая и энергичная, воспитатели все не старше тридцати, у половины своих детей еще нет. Даже не знаю, хорошо это или плохо, мы же привыкли, что в таких учреждениях в основном работают женщины хорошо за сорок, если не за пятьдесят, опытные мамы и бабушки. Няни, зато, в саду почти все как раз такие, для баланса, наверное. Воспитательницу в яслях зовут Юлия Константиновна, но дети извращаются, как только могут, чаще всего выходит 'Люля Скотиновна'. Каюсь, и мы с Сашкой не удержались, как-то весь вечер спрашивали Игореню, как воспитательницу зовут, и сдавленно хрюкали, потому что смеяться же нельзя. Развлекала себя такими мыслями, пока ехала, парковалась и поднималась на второй этаж, в кабинет заведующей.
– Приехали? Очень хорошо, – Ирина поднялась из-за стола, пригласила меня присесть за длинный стол для совещаний, села рядом. – Мария Всеволодовна, после нового года мы часть детей из яслей переводим в младшую группу, тех, кому исполнилось три года. Первые дни они только знакомятся, проводят в новой группе несколько часов, а переходят, когда привыкнут к детям и воспитателю.
– Да, Юлия Константиновна, – я скрыла улыбку, – нас предупреждала.
– Так вот, – продолжила Ирина Надаровна, – мы несколько дней пытались перевести Андрюшу в младшую группу, но, – она развела руками. – Совершенно безуспешно.
– Плачет? Он нам дома рассказывал...
– И он плачет, и Игореша плачет. Андрюша еще и сбегает, и младшего сегодня поймали на лестнице. Обе группы ревут из солидарности, – она мягко улыбнулась.
– Что вы предлагаете? – я немного расстроилась.
– Детей надо оставить вдвоем – или в яслях, или в младшей группе. Они очень привязаны друг к другу, зачем же их травмировать?
– Да мы только за, – оживилась я. – Спасибо вам большое! А как вы решите – в яслях обоих оставить, или в младшую группу перевести?
– Это серьезное решение – ведь от этого зависит, когда дети пойдут в первый класс. Или Игоречек на год раньше, или Андрюша на год позже. Если, конечно, вы не захотите позднее изменить решение.
– Нам с мужем надо посоветоваться, – я задумалась. – Как по мне, идеально было бы, если бы Андрюшка пошел в школу в шесть лет восемь месяцев, а Игореня – в пять и восемь, соответственно, вместе. Значит, Андрюшку надо в яслях оставлять, еще на год... А он большой, по сравнению с самыми маленькими.
– Есть компромиссный вариант, – Ирина Надаровна посмотрела на календарь. – Пусть побудут в яслях только до мая, там выпускаем подготовительную группу, и опять деток 'тасуем'.
– Хорошо, – я поднялась. – Еще раз спасибо. Я вам позвоню завтра, или зайду, когда детей приведу утром.
– Договорились, – она вернулась за свой стол. В
от так и получилось, что мы начали планировать будущее детей прямо с яслей. Ладно, посмотрим, как получится. Пока же дети рады – и славно!
Двадцать второго января мы (Мила, Катя и я) сидели у Серебро на кухне и отмечали годовщину свадьбы Люды и Игоря. Мужья, включая героя торжества, были на службе, дети играли у Русановых. Надеюсь, ремонт им после 'поиграли мы немножко' делать не придется.
– Что-то задерживаются, – Катя взглянула на телефон. – Обещали в семь быть, а уже половина восьмого. Остыло уже все.
– Я не говорила? – Мила пошевелилась, села поудобнее. – Наверняка, придут, какие-то новости расскажут. Нетесин сегодня звонил, поздравлял, голос был такой довольный. Это жу-жу-жу не спроста! – она покивала. – Он сказал – Марс, и будет эту линию гнуть. Что бы его решение правительственной комиссии остановило – да ни за что!
Мы с Катей кивнули, соглашаясь. Я подавила в себе желание позвонить Марку и спросить напрямую. Все узнаем, рано или поздно. Но хотелось бы раньше, конечно... На лестничной площадке послышались мужские голоса, хохот.
– Пришли, наконец-то! – и мы засуетились, начали поправлять прически, разогревать еду. Сегодня будем спокойно ужинать, все остальное – завтра.
– Я Нетесина спрашиваю – как ты это устроил? Этот вулкан начал извергаться очень уж вовремя, – рассказывал, смеясь, Игорь. – Не признался, академик. Но как бы то ни было, сегодня пришел приказ. Полет на Марс состоится в июле, во время великого противостояния. Экипаж четыре человека, командир Александр Колодей.
– На сколько? – я откашлялась, в горле сразу пересохло. Саша взял меня за руку, успокаивая, ответил.
– На полгода, Маруська. Ну что ты расстроилась? Ведь знала, что полечу.
– Знала, – вздохнула я, сжала его пальцы. – Прости. Все в порядке.
– Первого ложусь в госпиталь, на медкомиссию.
– А когда на космодром?
– В начале июля, за три недели до старта.
– Артем, ты летишь? – задала самый главный вопрос Катя.
– Если вы, эскулапы, допустите.
Мила ничего не спросила. И так понятно, что Игорь не полетит, иначе Сашку командиром бы не назначили. Посидели еще немного, пошли забирать детей. Наши мелкие играли себе тихонько в детской, под присмотром Никиты, Кира и Темы Русанова. Ну, как под присмотром. Тема очень следил, чтобы они его игрушки не трогали, а играли своими, так что глаз не сводил, точно. Клим в компании тройняшек и Алисы с Алиной в спальне у девчонок что-то бурно обсуждали, смеялись.
Дома уложили младших, рассказали Климу про полет. Стал серьезный, кажется, тоже расстроился, но собрался, стал расспрашивать. И мне было интересно, что за довод такой привел наверху Нетесин, что развернул полет от Венеры к Марсу.
– Кроме застопорившегося исследования пирамид здесь, на Земле, толчок к которому должен дать полет, еще два природных явления, – рассказывал Саша. Мы втроем устроились на диване – мы с ним лежали, обнявшись, Клим сидел у нас в ногах, чтобы лучше слышать и видеть. – Первое – великое противостояние...
– Такое, как когда первая Марсианская была? – глаза у ребенка блестели от возбуждения.
– Да, только то было величайшим, Марс подошел на рекордно близкое расстояние. Цикл противостояний...
– Пятнадцать-семнадцать лет, – отрапортовал сын. – А что второе? Вы про какой-то вулкан говорили.
– Вулканы на Марсе за всю историю наблюдений никогда не извергались. И вот, совершенно неожиданно, орбитальный спутник присылает снимки вулкана Arsia Mons, второго по величине на Марсе и одного из крупнейших в Солнечной системе. На снимках четко виден столб дыма, тянущийся от вершины на расстояние более девятисот километров.
– Вулкан и вулкан, – пробубнила я, поворачиваясь поудобнее. – Пусть себе извергается, что его исследовать-то?
Мы еще поговорили, потом пошли укладываться. В спальне Саша едва слышно прошептал мне на ухо.
– Извержение сопровождалось землетрясением, в результате которого на склоне открылись 'световые люки' – входы в пещеры. Там подземный город, Маша.
Первого числа, как и обещал, Сашка лег в госпиталь. Вечером поужинали под бесконечные вопросы малявок 'где папа?'. Улетит на полгода – скучать будут... Вздохнула, поймала на себе взгляд старшего. Нельзя раскисать, детям и так не легко. Улыбнулась, начала что-то оживленно говорить, смешить маленьких. Клим молодец, подыгрывал мне, занимал их до сна. Улеглись, дети уже спали, а я лежала одна в нашей постели и никак не могла заснуть. Пискнул телефон, посмотрела. Сообщение от мужа: 'Не спишь?' Позвонила.
– Не сплю. Верчусь с боку на бок, без тебя кровать как футбольное поле...
– И я никак не засну. Привык, что ты под боком, теплая, мягкая...
– Помнишь, никак не могли вдвоем спать, ты все на диванчик сбегал, а я обижалась.
– Маруська... ты ведь не сердишься?
– Как я могу? Я же знала, за кого замуж выхожу. Но радоваться... нет, не радуюсь. Скучать буду, тосковать.
– Ты плачешь, что ли? – забеспокоился Сашка. – Машунь...
– Нет, – я вытерла глаза и нос. – Горка сегодня начал 'л' говорить. Четко так сказал 'Лунтик!' Хороший у нас в саду логопед.
Мы говорили о детях, вспоминали, смеялись, молчали. Главное – вместе. Попрощались, положила телефон на столик, свернулась клубочком, поплакала. Качественная вышла репетиция разлуки...
Экипаж улетел на космодром седьмого июля, тридцать первого июля экспедиция стартовала к Марсу. Артем Русанов, Янлин Фанг, Денис Абашев и мой Саша. Огромная красная звезда встала над горизонтом, я смотрела на нее, стоя на берегу озера, и мне хотелось плакать. Безлунная ночь спала на темной воде, в стороне теплым светом горела лампада в окне Преображенского храма. Вяло подумала – поздно уже, дети дома одни.
Медленно шла таинственно шумящим парком, пешком поднялась к себе на четвертый этаж, стараясь не шуметь, вошла в квартиру. В прихожую пробивался приглушенный отблеск настольной лампы из кухни. Пошла туда, села у стола, уронила голову на руки.
– Мам, – окликнул Клим.
– Ты что не спишь, сына? – торопливо вытерла глаза, щеки.
– Замерзла? – вместо ответа спросил он. – У тебя вон кожа гусиная на руках. Знал ведь – прохладно уже, а ты в одной майке.
– Есть немного, – я провела ладонями по холодным предплечьям. Меня, и правда, знобило.
– Ноги голые, – ворчал ребенок, подсовывая мне тапки и накидывая на плечи кофточку. – Я какао сворил, погреешься, – поставил передо мной большую чашку и плетенку с печеньем. – Или, может, коньяку выпьешь? Дед оставил.
Я отрицательно помотала головой, боясь сказать хоть слово, чтобы не разреветься в голос.
– Не плачь, – сын неловко погладил меня по плечу. – Ну, мам...
Придвинулся, я уткнулась в него, обняла. Он молча гладил меня по спине, по волосам, пока я не престала сотрясаться от сдерживаемых рыданий. Подняла голову, посмотрела ему в глаза. Он смотрел спокойно, уверенно и так взросло, что это спокойствие передалось мне.
– Вкусно, – отпивая глоток, улыбнулась я. – А ты что же не пьешь?
– Сейчас, – он налил себе, сел рядом, откусил печенье.
Это эгоистично и дурно, наверное, но эти месяцы, что Саша был в такой чудовищной дали, и я так тосковала и тревожилась, я тысячу раз мысленно поблагодарила Макса Шлепенкова за тот давний звонок. Все трое были моим утешением, но Клим стал еще помощником и опорой. Еще в начале мая, когда мы планировали его каникулы, он рассудительно сказал нам с Сашкой.
– Я в лагерь в первую смену поеду, пока отец дома. Как ты одна с мелкими тут будешь?
Я не брала отпуск, во-первых, из-за работы, во-вторых, из желания провести его с мужем, когда он вернется. В выходные ездили к Серебро на дачу, а в будни скучавшие по папе малые липли к дедушке и к Климу.
Утром первого августа, это была суббота, я проснулась с головной болью и опухшими глазами. Посмотрела на телефон, подскочила.
– Десять! Спишь, как убитая! Ночью ушла, детей бросила, да еще проспала!
Торопливо накинула халат, побежала сначала в спальню к мальчишкам, потом вниз. Прислонилась к косяку, смотрела, чувствуя, что невольно начинаю улыбаться, а в душе разливается тепло.
Дети сидели за кухонным столом и завтракали. Вкусно пахло свежим огурцом, мальчишки доедали омлет. Клим что-то ласково приговаривал, потянулся к кувшину, налил всем компота. Игорешка поторопился, закашлялся, пролил на себя, и Клим поднялся, вытер ему лицо, помог напиться.
– Пойдем, умоемся и майку снимем. Андрюха, ты как, наелся? Будешь еще пить?
– Не-а, – спрыгивая со стула, ответил Дрюнька. – Игрррать!
– Руки помоем, и играть. Привет, мам!
– Привет! – улыбнулась, отлипла от двери. Дети протиснулись мимо меня, на ходу поймала малого, поцеловала в сладкую щеку. Вырвался и убежал. – Сейчас я оденусь и к крестным поедем.
– Я нам сумку сложил, – отчитался Клим. – Пойду их на улицу выведу, а ты завтракай и собирайся спокойно.
Кивнула, села к столу, отщипнула кусочек хлеба, пожевала, ощущая, как просыпается аппетит и настроение.
– Сашуль, доброе утро, – прошептала. – У нас все хорошо. Любим и ждем, родной!
Еще в мае Яшину дали нового заместителя – по науке.
– Павел Юрьевич Чистоходов, – представил нам его руководитель. – Молодой амбициозный кандидат наук. Уверен, под его руководством вы совершите настоящий прорыв.
Не знаю, почему, но Павел Юрьевич на меня сразу произвел неприятное впечатление. Высокий, симпатичный, с накачанной фигурой, ухоженными руками, модной прической, одет в дорогой костюм – а взгляд холодный и... презрительный или высокомерный. Смотрит так, словно ты принесла ему еду в ресторане, а в тарелке муха и ногти у тебя грязные. Ну, это-то ладно, взгляды я как-нибудь переживу. Может, действительно у меня 'глаз замылился', а он кандидат исторических наук, оценит свежим взглядом, и мы поймем, наконец, почему на месте топчемся. Но прошел месяц, а кроме количества совещаний, перемен что-то не случилось. Ладно бы, толк был, нет, пустое времяпрепровождение. По большей части он собирал нас не послушать, а поговорить. Смысл всегда был один – мы все до единого не компетентны и ленивы, тратим государственные средства впустую и прочее, столь же вдохновляющее. Дабы сэкономить бюджет – чтобы мы за восемь часов оклад отработали, Чистоходов назначал совещания либо на воловину восьмого утра, либо на половину седьмого вечера, либо в обеденный перерыв.
Сначала я запретила ходить на совещания сотрудникам, потом перестала ходить сама. Вызвал меня 'на ковер'.
– Мария Всеволодовна, почему вы игнорируете мои указания? – вперил он в меня грозный взгляд.
– Какие именно? – я спокойно смотрела на него, открыв ежедневник. – Я посмотрела все записи, никаких поручений вы мне не давали. Работа идет в соответствии с планом...
– Почему вы не явились на совещание в семь тридцать? Где ваши сотрудники? – довольно грубо прервал он меня на полуслове.
– В соответствии с Правилами внутреннего трудового распорядка, Павел Юрьевич, рабочий день начинается в восемь тридцать, заканчивается в семнадцать тридцать. С двенадцати тридцати до тринадцати пятнадцати – перерыв для отдыха и приема пищи.
– Права вы свои знаете, – он откинулся в кресле, швырнул ручку на стол. – Обязанности бы так знали!
– Как бы то ни было, ни я, ни сотрудники отдела на ваши совещания в нерабочее, – я подчеркнула. – Время, ходить не будут. Кроме того, я считаю, что целесообразно сократить количество совещаний...
– Это мне решать, что целесообразно, что нет, – он демонстративно отвернулся к монитору. – А о вашем поведении будет направлена докладная.
– Как угодно, – я встала. – Всего доброго.
У меня выдалось слишком много тревог и переживаний этим летом, чтобы меня задевала еще история с новым начальством, но булавочные уколы – придирки, бесконечные докладные, служебки, проверки – досаждали, как крошки на простыне.
Яшин как-то оставил меня после очередного заслушивания, пригласил присесть за боковой стол, где обычно принимал сторонних визитеров, подвинул принесенный секретаршей чай.
– Маша, что у вас с Чистоходовым происходит?
У меня возникло стойкое чувство déjà-vu.
– Олег Германович, у меня с ним ничего не происходит, – я угрюмо потерла висок.
– У вас какие-то принципиальные разногласия на научной почве?
'Какие у нас могут быть разногласия с человеком, чья научная деятельность исчерпывается двумя статьями в журналах и одной монографией, а кандидатская написана на тему 'Нумизматические памятники как источник экономической истории Руси XIII – первой половины XYI веков'? – мрачно подумала я. В 'научных кругах', как любят говорить журналисты, было хорошо известно, что господин Чистоходов – не слишком даровитый сын одного высокопоставленного чиновника. Уж не знаю, почему он не стал помощником депутата или заместителем министра, говорили, что его цель сделать академическую карьеру, а нам не повезло, что начал он ее строить в нашем центре.
– Мария Всеволодовна, потерпи, – я поморщилась. – Надоест ему прорыва ждать, долго, мешкотно, уйдет...
– Он задергал нас, никакой работы нет, объяснительные только пишу, – махнула рукой.
– Я с ним переговорю, – с готовностью пообещал Яшин. – В конце концов, он заинтересован, чтобы вы работали результативно...
– Олег Германович, можно, я пойду? Время к обеду, я еще не работала, а скоро вечерняя планерка.
– Конечно-конечно. Не беспокойтесь, Мария Всеволодовна, все будет в порядке!
Я иронично усмехнулась, но вскоре убедилась, что происходят большие перемены.
– Адьян, что это? – я вышла из кабинета, куда только что вошла, с огромным букетом. – Откуда? До обеда не было ничего, – я понюхала нежно-розовые, сладко пахнущие розы, улыбнулась. Уже несколько раз Сашины коллеги приносили мне цветы от него, но вручали лично, а в это раз 'подкинули'.
– Там записка, – странным тоном сказал мне Лиджиев. Я пошарила в упаковке. Действительно, записка. 'Самой очаровательной и красивой коллеге с извинениями, П.Ч'
– Этого еще не хватало, – рука сама опустилась. – Минуй нас барский гнев и барская любовь. Тася, поставь, пожалуйста, в чайхане.
Чайханой мои острословы прозвали комнату отдыха – чая там и правда частенько не бывает, большинство пьет кофе, а когда кто-то приносит чай, он моментально куда-то исчезает. Второй букет от Чистоходова был отправлен туда же, третий я вернула. И еще один, и еще. В отделе сначала смеялись, потом начали перешептываться. Я понимала, что он чего-то добивается, но всерьез подумать, что он за мной ухаживает, пытается соблазнить или как это еще называет Клим, подкатывает, не могла. Скорее, это новый способ как-то меня уколоть. Мне было абсолютно все равно, я думала о муже, улетевшем за миллионы километров и каждую секунду рисковавшем жизнью, о тосковавших об отце детях, старалась как-то восполнить им его отсутствие, да и на работе некогда было отвлекаться. Когда букеты прекратились, я заметила, но опять значения не придала. Как оказалось, зря.
Начались звонки. Ладно, он звонил мне в рабочее время на служебный телефон, хотя звонки отвлекали, мешали, раздражали меня, но он начал звонить вечером. Сначала по псевдорабочим вопросам, потом перестал делать вид, что звонит по делу, а я перестала отвечать на звонки.
– Мам, что ты трубку не берешь? – удивился как-то Клим, глядя, как раз за разом вибрирует на столе мой телефон. – Это же твой начальник, вроде?
– Да он мне на работе надоел, – отмахнулась я. Мы с Климом мыли котов, уложив младших. Попробовали мыть до того, но только сами вымокли, пол залили и мелкие чуть сами не утопли и котов не утопили. Норд благоразумно ушел наверх и залег под Андрюшкиной кроватью.
