Текст книги "Одиночество тоже компания (СИ)"

Автор книги: Валерия Панина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

  – Выспалась? – Сашкина рука уверенно нашла под простыней мою попу, сжала.

  Не стала тратить время на разговоры, повернулась, обвилась вокруг любимого, накинулась, как кошка на валерьянку. Хорошо-то как!

  – А дети где? – спросила я, обнимая мужа.

  – Андрюшка проснулся, Игорешку разбудил. Лежат себе, друг друга разглядывают, лепечут. Встал, вышел с ними на кухню, чтобы ты поспала. Там их у меня отобрали, меня спать выгнали, сказали, сами справятся.

  – Я, наверное, плохая мать, – пожаловалась я. – Мне надо немедленно вскакивать и бежать к детям, а хочется полежать с тобой еще чуть-чуть, еще капельку.

  – Ты просто знаешь, что с ними все хорошо. Кому как не этим бабушкам их доверить можно, они же к ним как к родным внукам относятся.

  – Правда, – согласилась я, гладя его спину, ягодицы, легонько царапая бедро. – Тогда давай еще разочек?

  Мы встали, когда в доме уже никого не было. Торопливо позавтракали, пересмеиваясь, как нашкодившие дети, вышли во двор.

  – Ты что ее вешаешь, как канат, – слышался зычный голос Вадима Олеговича. – Встряхни, расправь. Вот, другое дело.

  – Неправильно, – где-то в стороне ворчал Евгений Григорьевич. – Стрелки должны быть как бритва, чтоб обрезаться можно. Лоб здоровый, брюки гладить не умеешь. Мамка, штоле, до сих пор гладит?

  – Батя, – отвечал Клим, пыхтя. – Он и себе гладит, и мне.

  – Плохо. В армию, или в училище пойдете, там старшина не папка, жалеть не будет. Стирать еще учитесь. Носки, трусы, хотя бы.

  – А зачем учиться-то? – это Вадька, кажется. Или Женька? – Сейчас в армии даже стиральные машинки есть, Ярик говорил.

  – Сломается машинка – прачечную искать будете или мамку вызывать? – съязвил Вадим Олегович. – Избаловали вас! Мы вон с Григоричем служили – таз, мыло хозяйственное и матюгальник – все девайсы. И ничего, выжили как-то.

  Мы осторожно выглянули из-за угла. Клим гладил что-то на гладильной доске под навесом у бани, Вадим в предбаннике загружал стиралку, Женя с младшими близняшками развешивал вещи на веревках. Девчонки – Мила-младшая и Рита, что-то чистили и резали в беседке под бодрый рэп.

  У веранды на траве надули детский бассейн, для самых маленьких, глубиной сантиметров сорок, до половины наполненный водой, там, под присмотром Татьяны Николаевны, сидел голый Игорешка и, смеясь, топил резиновых бегемотов и китов. Из-за дома в одной панамке выбежал Андрюшка, при виде бассейна издал длинное 'Оооооо!' и полез к брату. За ним спешила Ирина Георгиевна, обмахиваясь шляпой.

  – Доброе утро! – я покраснела. – Все при деле, только мы спим, лежебоки!

  – Отдыхайте, дети, – Ирина Георгиевна уселась рядом со свахой. – Пока мы в силах еще, поможем.

  – Спасибо вам огромное, – подошла, смущенно обняла обеих женщин. – Вы для меня, для нас, столько сделали!

  – Пустяки, Машенька, – обняла меня Татьяна Николаевна. – Пустяки, дочка!

  – Пойду, явлюсь для прохождения службы, и мне наряд дадут, – Саша помахал рукой малым. – А после обеда можно на озеро съездить, или в лес.

  – В лес утром ходят, как солнышко встанет, до жары, – Ирина Константиновна воодушевилась. – Я компанию не могла найти, за земляникой! Все, завтра нас с тобой Саша и отвезет!

  Клим просто ягодный пылесос какой-то! И Ирина Георгиевна тоже, не смотря на возраст. Пока я пыталась собрать трехлитровый бидончик (он никак не хотел наполняться, ягод, сколько бы не собирала, так и было чуть больше половины, загадка какая-то), Клим набрал пятилитровое ведерко и собирал ягоды в большой бумажный стакан, завалявшийся в машине с пикника. Ирина Константиновна тоже бидон брала, но у нее он был полный, и она присела на траву передохнуть. У меня болела спина, голова, глаза, и, кажется, зубы тоже болеть начинали.

  – Марусь, кажется, они ждут, когда ты полный наберешь, – таинственным шепотом сообщил мне Саша, присаживаясь рядом на корточки. Он предусмотрительно взял с собой литровую кружку, набрал, и поставил рядом с Ириной Георгиевной.

  – Это обязательно? – ужаснулась я. Я тут умру!

  – Беру удар на себя, – Саша встал. – Ирина Георгиевна, Клим! Может, домой?

  – Так Маша собирает еще, – удивилась та.

  Я застонала, кажется, уже вслух.

  – Мам, давай сюда, – Клим забрал у меня тару, вручил мне стакан подержать, чтобы ягоды не просыпались. – Посиди с теть Ирой.

  Я доплелась до пенечка, села, муж подал мне бутылку с водой.

  – Не ягодница ты, сразу видно, – заметила Людина свекровь. – Вот Климушка – лесной мужичок, сразу видно.

  – И не грибница, – согласилась я. – За грибами с вами два года назад ходить начала, а в ягодах у меня сегодня дебют. Но, наверное, ягоды – это не мое.

  – Да ладно, – Клим вынырнул из-за кустов с бидончиком, ягоды горкой, сел рядом с Сашей. – Что тут хитрого, мы с мамкой ведрами собирали, на продажу, за день в лес раза два сходишь – с утра пораньше, чтобы на рынок успеть часам к десяти, потом к поезду, к трехчасовому. Я себе на десять лет телефон с ягод купил, а маме сережки. Тетка снять хотела, я не дал... – оживленный голос становился тише, глуше.

  – И правда, что это я? Разве после первого раза можно сдаваться? – я поднялась, пересела к нему. – Наловчусь, еще гордиться мной будешь. А ты заметил, тут и малина растет? Зеленая пока, правда.

  – Лесная малина душистая, – поддержала Ирина Георгиевна. – С садовой и сравнения нет, и полезней. Жалко, морошка тут не растет, голубика, у нас на северах тоннами привозили, машинками стригли. Брусничник попадается, редко, да мало. Все не то. Так, травы набрать в чай.

  – Тут и грибы не такие, и рыба, – вспомнила я Вадима Олеговича.

  – Смейся-смейся, – Ирина Георгиевна начала вставать. Саша вскочил, помог. – Ну что, домой? Варенье варить. Свежие засахарить тоже можно, хорошо хранятся.

  – А завтра опять встанем пораньше, и сюда. Надо же мне тренироваться, – я подала руку Климу, он потянул меня с травы. – Сына, а грибы у вас там какие растут?

  – Всякие, – пожал плечами пацан. – Маслята, рыжики. Но лучше всего, когда дорогих много.

  – Это белые, что ли? – Ирина Георгиевна прошла вперед. Все-таки держалась за поясницу, у меня даже от сердца отлегло – не одна я такая раскаряка.

  – Я ни тех, ни других не знаю, – легко призналась я. – Белые – это как рыжики, только, – я подумала, но так другое слово и подобрала. – Белые?

  – Это беляки, – Клим шел между мной и Сашей, нес бидон, Сашка тащил ведро Клима и ягоды Ирины Константиновны. Я одной рукой держала стакан, другой легонько касалась Климова локтя. – А дорогие или белые в учебнике боровики называются.

  – Есть многое на свете, друг Горацио... – начала я цитату.

  – Что и не снилось нашим мудрецам! – закончил Сашка, блестя глазами. – Клим, хочешь, водить начну учить? Пока по лесной дороге поедем – тут постов нет.

  – А то! – подскочил пацан. – Спрашиваешь!

  – Саш, не рано? – осторожно возразила я. – Хоть бы лет в пятнадцать, в шестнадцать.

  – В шестнадцать мы с ним пилотировать учиться будем, да, сын?

  Интересно, а седативные травки тут растут? Надо начать запасаться, что ли...

  Лето катилось мягко, как речка по камушкам. Прожили в деревне семь недель, у Игорени вылез первый зуб, Андрюшка научился ходить на горшок. Это хорошо, осенью отдаем его в ясли, а там без этой опции деток не берут. Кто-то говорит, что осенью-зимой ребенок плохо адаптируется, начинает болеть. Посмотрим, я же еще в отпуске по уходу за младшим, заберем обратно, в случае чего. Хотя надеюсь, что обойдется, Дрюнька бегает босиком, принимает солнечные ванны и просто ванны, аппетит по-прежнему хороший, ест все подряд, даже козье молоко сам пьет из кружки – короче, закаляется. Игорешку начала прикармливать, домашний творог ему делаю, сок, пюре. Такой толстенький стал, крепкий, не нарадуюсь. Хоть сама есть начала, и то муж последний раз жаловался, что я худая.

  – Не худей больше, – строго наказал он мне, налюбовавшись на меня в бане. – Ты уже в постели столько же места занимаешь, сколько кошка.

  – Не преувеличивай, – брызнула в него водой. – Я всю жизнь не девяносто-шестьдесят-девяносто, а девяносто четыре-шестьдесят пять-девяносто шесть, в лучшие времена. Только-только до сорок восьмого с половиной похудела. Ничего, я на велосипеде почти десять километров каждый день езжу...

  – Вот домой вернемся, я погуглю, – ворчал муж, намыливая мне спину. – Где-то я читал, что тело жены принадлежит мужу, а раз так – не смей худеть мое тело!

  Он как-то уж очень щекотно тер меня мочалкой, я сначала хихикала, потом не выдержала, повернулась и начала его щекотать в ответ. Возились, смеялись, распарились, лучше, чем от веника. Вышли из бани, все еще хихикая.

  – Че вы так долго? – встретил нас Клим у предбанника. – Нас с пацанами комары уже заели!

  Мы не нашлись, что ответить, краснеть было уже некуда, поэтому мы попытались сделать взрослые лица и пройти мимо как можно быстрее.

  – Папа с мамой тоже как вдвоем пойдут, так не дождешься, – посетовал Никита, стаскивая шорты. – Пошлите, что ли, скорее, а то есть хочется...

  Мы с Сашкой пристыженно уселись на веранде сохнуть. Вадим Олегович пронес собакам ведерко с кашей. В беседке в ожидании ужина живописными кучками сидели коты. У нашего ухо ободрано, с соседскими котами на стрелке был, видимо. Жарко очень, мы с Климом постригли его от ушей до хвоста, только кисточку оставили. Клим держал, а я стригла. Все руки мне исцарапал, зараза! Норду тоже сделали прическу под пуделя, тут Клим один справился. Добрый пес, чумку подхватил, я его из шприца поила, другой бы полруки откусил (он у нас уже довольно крупная собака), а этот в глаза смотрит, прямо человеческим взглядом. Пока мы отдыхать уедем, а Клим в лагерь, оставим зверей здесь гостить. Жалко, конечно, но что поделаешь.

  Проводили Клима вместе с двойняшками Русановыми и всеми внуками Серебро-Янтаревых в лагерь на Черное море на двадцать один день. Переживала ужасно – вдруг заскучает, или заболеет, или... Этих 'или' было чуть поменьше тысячи. Все-таки я мать-наседка, а не мать-орлица!

  Санаторий моих ожиданий не обманул. И комфорт, и сервис были на высоте. Только Саша всего половину срока пробыл, чтобы Игорь смог в отпуск сходить, все-таки мой Сашка вторую часть отпуска взял уже, а командир с прошлого года не был. У них в отряде грядут перемены – Влад Келлер уходит на повышение, Сергей Серов ушел из отряда на штабную работу – медкомиссию не прошел. Сейчас пополнение будут набирать, учить, короче, много чего. Встретил Клима, а через день и нас с мелкими забрали домой. Соскучились все друг по другу, а Климом я налюбоваться не могла – вытянулся, чуть раздался в плечах, только костлявый пока. Красивый парень будет – русый, глаза большие зеленые, правильные черты лица, губы четко очерченные.

  – Ты из всего вырос, – констатировала я, рассматривая торчащие из брюк щиколотки. – Куртки тоже тебе все по локоть. Кроссовки померь еще.

  – Не, не лезут. И ботинки не лезут, – радостно сообщил мне ребенок. Я вспомнила неприличный анекдот, хихикнула.

  – Значит, поедем закупаться в столицу. Только мелких куда-то пристроить надо.

  – Может, мы с отцом съездим? Да, пап?

  Я с сомнением посмотрела на мужиков. Отцовский авторитет подрывать не хотелось, но, пожалуй, покупка одежды – единственное, что я сомневалась доверить мужу. С другой стороны, Клим уже и стесняется, наверное, с мамкой по магазинам ходить, вещи мерять. И вообще, пусть Сашка привыкает и их приучает, у нас одни мальчишки, что, я им до женитьбы гардероб покупать буду?

  Отпустила, но список написала. Ничего, справились. Приехали веселые, с покупками.

  – Климу все купили, я себе кое-что подобрал, – Сашка, кажется, сам не верил, что ему шопинг понравился. – Мальчишкам взяли, посмотри, не сильно большое? Главное, чтоб не мало, правильно?

  – Правильно, – согласилась я, разворачивая покупки. – Отличный комбинезон, Андрюшке чуть великоват будет, как раз на две зимы хватит.

  – Мам, это тебе, – Клим погладил меня по плечу, протянул коробочку.

  – Духи, мои любимые! – поцеловала сына в щеку, улыбнулась мужу. – Спасибо, родные!

  – Это Клим такой наблюдательный, – признался Сашка. – Меня стреляй – я не скажу, как называются.

  – Ну и ладно, должны же у тебя быть недостатки, – обнимая Клима, легко согласилась я. – Давайте, показывайте, что у вас еще за добыча!

  В начале сентября позвонил папа. Мы последний год и видимся, и созваниваемся немного чаще, чем раньше. Может быть, папа чувствует себя одиноким после смерти мамы, или приоритеты у него поменялись. Правда, из внуков он пока больше общается с Климом, а маленьких, как мне кажется, немного опасается. Но, когда у нас гостит, гуляет с ними, играть пытается, подарки привозит.

  – Маша, какие у вас планы на выходные? – после обычных вопросов про дела и детей поинтересовался папа.

  – Да никаких особо, – я вытерла Игорене слюни – зуб лезет.

  – Может, приедете ко мне? Переночуете, сходим на кладбище, у Ники вторая годовщина, ты же помнишь.

  – Я думала уже про это, – встала, пошла показывать сыночку киску и собачку, сидеть никак не хочет. – Саша придет, я с ним поговорю и перезвоню. Думаю, мы в субботу выедем, как дети проснутся.

  Вечером обсудили поездку, Клим забил в поисковик 'достопримечательности Дубны'.

  – Мам, а в музей крылатых ракет мы пойдем? Ого, там Центр космической связи есть?!

  – И институт ядерных исследований, там дедушка работает много лет. Городок так-то маленький, вроде нашего, тоже уютный, зеленый. Единственный город на Волге в Московской области, между прочим. В музей пойдем, конечно, и по городу погуляем.

  – Это когда мы успеем, – усомнился старший. – Рано мы не проснемся, правильно? Потом пока соберемся, приедем к вечеру. А в воскресенье в обед уедем. Лучше уж в пятницу давайте поедем, малые все равно в машине уснут.

  Я вопросительно посмотрела на мужа.

  – План хороший, только куда мы зверей денем на все выходные, – вслух подумал Саша.

  – Байкера Русановых можно попросить кормить, а Норда с собой брать придется, – рассудительно предложил Клим.

  – Ну что, решили? – потрепала по одинаковым вихрам младших. – Поедем к дедушке? Да?

  – Да! – звонко выкрикнул Андрюшка. – Деда!

  По дороге в Дубну младшие действительно уснули очень быстро, а старшие расспрашивали меня про город, про школу.

  – Да я уехала семнадцать лет назад и с тех пор больше, чем на день-два, не приезжала, и то редко-редко. Все изменилось, наверное.

  – Ты же рядом жила, – удивился Клим. – Почему редко? Сейчас-то понятно, а когда училась? Жил бы я раньше поближе, на каникулах обязательно бы к друзьям ездил.

  – У меня в школе друзей не было, – выдала я неприятную правду. – Два года назад пятнадцатилетие выпуска отмечали, мне пригласительный присылали, я отговорилась беременностью и не поехала. Но это был предлог, а не причина. Я и на десять не ездила, и на двадцать не поеду, и на двадцать пять.

  – Как это – друзей не было?! – не поверил Клим, обернувшись ко мне всем корпусом. – У тебя?!

  – А почему ты так удивился? – мне было очень интересно, что он ответит.

  – Ты клевая, потому что! Веселая, красивая! Умная!

  Пожала плечами. Что тут скажешь?

  – Ну и нефиг, – рубанул сын с плеча. – Правильно, нечего с ними водиться, раз они так с тобой!

  – Спасибо, сын, – погладила его по руке. – Наверно, и я виновата, что у меня друзей не было.

  – Не, – не поверил Клим. – Не может быть.

  – И я так думаю, – поддержал его отец. – Наша мама – лучше всех.

  – И вы у меня. Лучше всех!

  Смеялись остаток пути, отвешивали друг другу цветистые комплименты, петух с кукушкой бы обзавидовались. Ох, опять, похоже, не к добру!

   Глава 19.

  – Маша, успокойся, возьми себя в руки. Почему ты так остро реагируешь? – Саша зашел за мной в спальню, плотно закрыл дверь.

  Я рухнула на кровать, уткнулась в подушку, разрыдалась. Саша сел рядом, сжал мой локоть.

  – Машуль, я первый раз за все время не понимаю тебя. Нет, не то, что ты чувствуешь, а почему ты это чувствуешь. Из-за чего такая истерика?

  Приподнялась, перелезла к мужу на коленки, спряталась под руку. Обнял меня, целовал затылок, шептал ласковые глупости, как маленькой.

  – Не знаю, Саш, – я чуть успокоилась. – Наверное, это ревность. Только-только мы с папой стали сближаться, и опять – у него своя жизнь, и я к ней никакого отношения не имею. Он к нам стал чаще ездить – оказывается, вовсе не к нам, а к ней! Я-то думала, он внуков любит, по мне скучает!

  – Маня, но почему ты думаешь, что может быть только 'или', а не 'и'? Он мальчишек любит, и тебя. Зачем ты заставляешь отца выбирать – дочь, внуки или любимая женщина?

  – Я разве заставляю? – возмутилась я.

  – Ты так на них смотрела, как будто они тебя убивают. Нет, как будто они у тебя на глазах детей убивают!

  – Что ты все смеешься?! Я плачу, а он смеется!

  – Маруська, не плачь. Пойдем, умоешься, поговоришь с отцом...

  – Не буду! – я надулась. – Что я ему скажу?

  – Конечно, лучше прятаться и плакать.

  Посопела. Было слышно, как смеется и что-то оживленно рассказывает Клим, приглушенный голос отца.

  – Ладно, – я решительно вытерла слезы. – Мелкие спят?

  – Спят, – Саша заглянул в детскую кроватку. – Видишь, подумал же о внуках. Готовился.

  – Сашуль, мне так стыдно!

  – Да ничего особенного ты не сказала и не сделала. Убежала, я следом ушел, никто и не понял ничего. Скажем, мелкий заплакал.

  – Только давай вместе, хорошо?

  – Все, пошли, – поднял меня, поцеловал. Задохнулась, сердце заколотилось. Заглянула в ванную, и в кухню вышла почти спокойная.

  – Маша, все в порядке? – папа смотрел настороженно, Вера Васильевна, хлопотавшая у разделочного стола – виновато. Клим позвал из-за стола.

  – Мам, пап, вы где пропали ваще? Ждем вас, ждем...

  – Все нормально. Игореня запищал, а меня укачало, что ли, в машине, голова заболела как-то резко. Прошло уже, полежала.

  – Водички, может?

  – Спасибо, Вера Васильевна. Давайте ужинать, а то Клим в обморок упадет, в голодный.

  Поужинали почти спокойно, Саша с Климом хорошо обстановку разряжали. Они же вымыли посуду, и Саша предложил.

  – Клим, пошли на пробежку?

  – Пошли, – обрадовался мальчишка.

  Они ушли, мы остались сидеть.

  – Я пойду, мне там надо... – Вера Васильевна поднялась.

  – Вера, останься, пожалуйста.

  – Да, Вера Васильевна, не уходите, – попросила я. – Вы извините меня, Вера Васильевна, папа. Я немного растерялась, когда увидела вас здесь. Но я рада за вас, правда. Вы ведь вместе, я правильно поняла?

  – Маша, ты думаешь, вот дура старая, да? – грустно спросила меня Вера Васильевна.

  – Вовсе нет, – я посмотрела ей в глаза. – Однажды я прочитала... Написала очень резкая в высказываниях, категоричная дама. 'Одиночества никто не боится, но никто его не ищет'. И в этой фразе было что-то... очень личное. Разве я такая злая, что вы могли подумать, что я буду против?

  – Маша... – начал папа.

  – Подожди, папа, – не дала я ему договорить. – Я только попрошу тебя – чаще приезжайте. Клим к тебе привязался, и маленькие... И к вам, Вера Васильевна, особенно Андрюшка. И без няни нам трудно, – улыбнулась. – Я эгоистка, да?

  – Маша, так я в городке буду жить, Сева дома, а на выходные съезжаться. Ты своего отца не знаешь, что ли? Все дни допоздна в институте, что я тут одна куковать-то буду?

  – Эээ, – промямлила я. Гостевой брак, ездить в такую даль?! Надолго их хватит?

  – Я, дочь, только до нового года работать остаюсь, дела заканчиваю, передаю. Переезжаю к Вере. Работу попробую в городке поискать, а нет – так с внуками сидеть буду.

  – Папа, – я встрепенулась, обняла его. – Папа!

  Кажется, я опять заплачу!

  – Все равно, не понимаю, – бубнила я. – Она совсем на маму не похожа! Мама была идеалом женщины – красивая, утонченная... А Вера Васильевна – она ... обыкновенная! Приятная женщина, не спорю, и выглядит даже моложе своих шестидесяти, но...

  – Марусь, – Сашиного лица я не видела, но чувствовала его улыбку. Мы лежали в моей бывшей комнате, на моей бывшей полуторной кровати, сбоку от которой отец втиснул откуда-то добытую детскую кроватку. – Ты уверена, что для отца твоя мама была идеалом? А для тебя? Ты, действительно, хотела бы походить на нее? Во всем?

  – Ну... – я смутилась. По правде сказать, во мне говорила все та же ревность, а еще чувство вины. Особенно чувство вины – ведь пусть не идеалом, а примером для подражания, образцом женщины, матери была для меня совсем другая женщина.

  – Прости, но даже внешне Вероника Дмитриевна мне не кажется идеалом. Ты гораздо красивее.

  – Только для тебя если, – я поцеловала его в плечо.

  – Нет. Я вижу, как на тебя мужики смотрят. Нет, я не ревную, – правильно расценил он мое шевеление. – Но мне не нравится, что ты до сих пор не поняла, какая ты. Вот и сейчас – сравниваешь себя с матерью, и такой голос... Но ты молодец. С такой... с таким детством, – смягчил он все же. – И комплекс неполноценности ты в себе преодолела.

  – Это было не просто, – глухо, еле слышно, прошептала я. И не договорила: да и не смогла бы. Без мужа не смогла бы, без подруг, особенно без Милы. Подлезла повыше, в свете ночника всмотрелась в глаза, погладила любимое лицо, губы, потянулась поцеловать. Муж обнял за талию и пониже, притянул...

  – Ааааа!

  Я подскочила, торопясь встать, но тут 'ааааааа' удвоилось. В кроватке стояли и истошным голосом орали оба.

  – Тссс, тише, тише, – пыталась я их угомонить. – Мама тут. Не кричите, всех перебудите!

  Дети смотрели на совершенно чужую комнату, плакали благим матом и тянули ко мне ручки. Подняла обоих сразу, не удержалась на ногах, плюхнулась на постель. Саша встал, забрал Андрюшку. Игорешка уткнулся мне в грудь, затеребил сорочку.

  -Обрадовался, титю нашел, – перехватила его. – Не дам, спать давайте.

  Пробовали укачать. Пока на руках носишь – вроде дремлет. Начнешь в кроватку класть – опять орет. После третьей, кажется, попытки сдались, положили на кровать, легли сами. Ну, как легли. Попытались. Я кое-как еще уместилась на самом краю, почти на весу, а Саша постоял, с сомнением глядя на узенькую полоску у стенки, но тут Андрюшка перевернулся и стукнул ногой в стенку.

  – Я к Климу пойду, что ли, – вслух подумал муж негромко. – У него диван широкий.

  – Иди, – я подвинула Игорешку, а то он меня совсем спихивал. – Попробуем хоть так, спать очень хочется.

  Сашка вышел, осторожно прикрыл дверь. Всю ночь балансировала на краешке кровати, караулила норовивших укатиться детей. Утром я встала опухшая, дети – бодрые. Покормила самого мелкого, пошли в кухню. Заспанный Саша варил кашу Андрюшке.

  – Па-па-па-па! – заголосил Дрюнька, кидаясь к отцу.

  – Привет, братаны, – подхватил сына на руки. – Доброе утро, Маруська!

  – Я спать хочу, – ответила я вместо 'здрасьте'. – Умираю! – обняла его одной рукой, Игореня завопил что-то радостное. – Ты хоть выспался?

  – Так себе, – Сашка выключил конфорку, положил кашу в тарелку. – Сейчас остынет, есть будем, – это Андрюхе. – Клим спокойно спит, так Норд всю ночь топтался, ворчал, нюхал. Хорошо хоть, не лаял.

  – Пап, ты храпишь! – обвинил Клим, появляясь в дверях в одних трусах. – И локтями толкаешься!

  – Ты, вроде, спал, – удивился Саша.

  – Да я просыпался то и дело, – возмутился старший. – Ладно, я пойду Норда выведу. Как вернемся – завтрак хоть будет? Поспать не даете, так хоть поесть...

  – Все из-за вас, – ворчала я на мелких, воруя у Андрюшки ложечку каши. – Вот у Серебро вы спите спокойно, что тут-то орали?

  – Не знаю, что они орали, знаю только, что сегодня вы на диване ляжете, Клим в спальне, а мы с Нордом на коврике.

  – Норда спросил? А то на тебя жалуются, что храпишь и лягаешься.

  – Тогда в машину придется идти, – вздохнул Сашка, ссаживая сытого сына на пол и давая ему непроливайку с соком.

  – Это будут длинные, длинные выходные, – зевнула я.

  – Я возьму этот большой мир,

   Каждый день, каждый его час,

   Если что-то я забуду,

   Вряд ли звезды примут нас.

  У Клима, оказывается, хороший слух и приятный голос, низкий, для тринадцатилетнего парня. Вырастет, будет говорить глубоким баритоном. Празднуем его день рождения. Дети уже поели и уселись в гостиной с гитарой – поют и играют многие в их компании. Потом, может и танцевать будут, найдут, чем себя занять. Мы убрали со стола, оставили напитки, сладости и ушли гулять, чтобы не смущать. Все именины в семье в декабре – седьмого у нас с Сашей, одиннадцатого у Клима, тридцать первого, как вы помните, у малых. Наш не отмечали. Еще, когда Сашу повысили, я грустно сказала Климу.

  – Папа теперь заместитель командира отряда космонавтов.

  – Ого! – обрадовался сын. – Это ж здорово! А что ты не радуешься, мам?

  – Я радуюсь...

  – Чет не похоже.

  – Это потому, что мы его меньше дома будем видеть, Климушка. Ответственности больше, работы.

  – Эт да. Только ты все равно лицо посчастливей сделай, а то он обидится.

  Андрюшка ходит в ясли. Боялась, как он там привыкнет, но ничего. Воспитательница и няня очень добрые, приветливые, идет к ним охотно. И с детками играть любит. Одно горе – пустышку отобрали. Нянечка, Анна Петровна, улыбчивая, уютная, возраста Веры Васильевны, сказала мне.

  – Маша, я Андрюше сказала, что пустышку мышка съела. Понимаешь, они ее всей группой по очереди сосали, а ведь мало ли – у кого сопельки, негигиенично. Да и отучать пора, к двум-то годикам.

  – Я не против, Анна Петровна. Мы пытались, но дома-то еще меньше пользователь. Если только и его попробовать отучить, заодно уж.

  Не скажу, что очень уж сложно было, отвыкли оба, не просили особо, даже Игорешек, Через две недели, примерно, и не вспоминали уже, кажется, купила Андюшке новые тапочки, теплые, с мышиными мордочками, с ушками.

  – Дрюнька, смотри, Джерри, – обувая сына в обновку, ворковала я. – Джерри, мышка из мультика, мы смотрели, да?

  – Мысы? – сын внимательно рассматривал ножки.

  – Мыши, – подтвердила я.

  – Это не мысы, это суки, – решительно разуваясь, выдал Эндрю. – Они сёску ам.

  Я не нашлась, что возразить, только возопила.

  – Клим!

  – А? – откликнулся он из своей комнаты.

  – Спустись, сына.

  Скатился по лестнице, подхватил брата.

  – Че, с малыми посидеть? Давай. А что это у тебя, брат? Ой, какие мышки красивые!

  – Суки! – возразил Дрюня.

  Клим ошарашенно посмотрел на меня.

  – Ага, – подтвердила я. – От кого научился, не спрашиваешь?

  – Че тут спрашивать, – буркнул сын. – Понял я, за языком следить буду.

  – Ты – старший брат, ты для них пример, – не удержалась я от нравоучения. – И всегда будешь!

  – Да понял я, понял! Я пошел?

  – Иди. С английским помочь?

  – Не, проверишь только. И диалог, а то я прошлый раз с произношением налаж... ошибся.

  Опустила голову, сдержалась, чтобы вслух не рассмеяться. Хороший у нас парень растет!

  По традиции, оставшейся от Союза, на новый год детям от профсоюза дали подарки – три мне, три Саше. Увесистые, больше килограмма каждая, коробки спрятали в прихожей. Уложили младших, Саша подмигнул мне, позвал Клима. Мы уселись на ковер в гостиной и Сашка принес подарки.

  – Ни фига себе! – Клим с азартом высыпал конфеты на ковер. Я с удовольствием присоединилась, порылась, выбрала себе любимую, с орехами и карамелью.

  – Не съедим такую кучу, – засомневался муж. – Надо подарить кому-нибудь.

  – Куча – это когда больше не хочется, – философски ответствовал сын. – А тут – маленькая горка. Съедим!

  – Хоть чаю пойду заварю, – поднялась я. – Клим, а ты что будешь, чай или минералку?

  – Чай, – сладострастно разворачивая очередную конфету, ответил Клим. – Они от чая тают и больше помещаются!

  Если бы я представляла себе новый год в обществе отца и его новой жены, то была бы глубоко разочарована. Но я ж девушка не настолько наивная – старую собаку новым фокусам не выучишь. Папа с Верой Васильевной укатили на очередной курорт. Уехали они двадцать девятого, а на тридцатое у нас с Сашей приглашение на корпоратив.

  – Ну, три года не были, и четвертый не пойдем, – смирилась я.

  – А ко скольки вам? – Клим доедал поздний завтрак. Мелкие приставали к Норду, псина короткими перебежками пыталась оторваться от преследования. Байкер тянул лапы на подоконнике, в опасной близости от цикламена. Надо все-таки цветок убрать, он его уронит когда-нибудь.

  – В семь начало, но пока все соберутся... к половине восьмого пришли бы, часа два побыли, и домой, – помечтала я задним числом.

  – Мам, давай я с ними побуду? Че там сидеть, они в девять спят уже. Андрюха вообще большой, на горшок сам ходит.

  – Не знаю, – засомневалась я.

  – Мам, я взрослый?

  – Взрослый, но...

  – Я ответственный?

  – Ответственный, Клим, но...

  – Ты мне доверяешь?

  – Доверяю, – сказала я твердо. Нельзя сказать своему ребенку 'доверяю, но...'. Что за доверие с оговорками?

  – Все, значит, договорились, – Клим засунул тарелку в посудомойку, стряхнул крошки со стола. – Можешь, для успокоения, написать мне список.

  Собралась понервничать, но отложила на вечер. Позвонила в перерыв Саше, посоветоваться.

  – Я уже сама не рада, что завела этот разговор, – говорила я негромко, для конспирации закрывшись в туалете. – Теперь не оставить нельзя, и оставить нельзя!

  – Марусь, давай сходим, – предложил муж. – Оставался же Клим с Андрюшкой год назад. А теперь он на год старше, и Андрюха.

  – И Игорешка еще прибавился.

  – Если мы его с мелкими не оставим – обидим, и сильно.

  – Да я понимаю! – не сдержалась, испуганно посмотрела на дверь. – Ладно, тогда приходи пораньше, сможешь?

  Положила трубку, секунду подумала и набрала Милу. Раз в люди иду, надо же про прическу подумать!

  – Нас лишат родительских прав, – подумала я вслух, вылезая из такси. – Одиннадцатый час, родители пьяные, дети дома одни.

  – Ты каждые пятнадцать минут звонила и смс-ки отправляла, все с ними в порядке, – успокаивающе погладил меня по спине муж, вызывая лифт.

  Осторожно открыли дверь, прислушались. Тихо.

  – Спят, наверное, – шепотом предположила я, прокрадываясь в гостиную.

  – Спят, – подтвердил с дивана Клим, закрывая ноутбук.

  – Как вы тут, сына? – спросила я, с облегчением снимая пальто и усаживаясь рядом. – Не плакали?

  – С чего? – удивился сын. – Как погуляли?

  – Хорошо. Спасибо, сынуль, – потрепала его по коленке. – Все, отдыхай.

  – Споки, – пожелал нам с Сашей ребенок.

  – Я зайду на Андрюшку посмотреть, – предупредила я его. – Только переоденусь.

  – Ага, – Клим заразительно зевнул. – Там Норд спит, на него не наступи.

  На кухонном столе лежала моя 'напоминалка' с расписанием, против каждого пункта аккуратно стояли галочки, в суповой чашке торчал помятый цикламен.