Текст книги "The Slackers club (СИ)"

Автор книги: Валерия Малахова

Соавторы: Валерия Малахова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 61 страниц)

Принесите ведро и как можно скорее – Еву сейчас вырвет. Квииг готова поспорить, что чувствует настоящие рвотные позывы, когда мама называет Миртл «дорогой». Дорогая, черт побери? Это она подстроила ее кражу вместе с Алексой, а теперь была как-то связана с тем видео и опьянением Кристоффера! Рыжая еле сдерживается, чтобы не закричать на весь дом, кто такая настоящая Кензи Миртл. Женщина сразу же отправляет всех гостей за стол, глазами указывая дочери, чтобы она не стояла там посреди коридора, словно столб. Но Ева просто ничего не могла поделать – ее словно поразило громом. Насколько сильно вселенная издевалась над рыжей, что подстроила такое? Похоже, судьба изрядно постаралась, чтобы человек, который с первого дня ее работы в клубе ненавидит и унижает ее, оказался теперь в ее доме в Бергене, а отец Миртл был возлюбленным матери. Черт. Анна-Марит суетится вокруг стола, стараясь угодить каждому, без конца подавая то салаты, то отрезая тот самый рождественский хлеб. Ева ощущает себя так, будто переметнулась в прошлое, на тот самый обед у семейства Шистадов, где пружина неловкости и дискомфорта закручивалась внутри нее все сильнее с каждой минутой, заставляя рвано дышать. Глазами Квииг упирается в тарелку бледно-красного оттенка, стараясь сделать вид, что кусочек курицы и овощи волнуют ее куда больше. - Твоя мама так много рассказывала о тебе, Ева. – вдруг произносит Хоук, привлекая внимание рыжей. – Ты учишься в академии искусств, верно? - Да, все так. – отвечает Мун, выдавливая из себя улыбку. - Это замечательно. – говорит мужчина, закидывая в рот кусочек спаржи. – Я говорил Маккензи, что после школы не стоит пропускать год, но она меня не послушала. - Мы же уже обсуждали это… - тихо произносит темнокожая, опуская голову. Неожиданно в голове Мун проскальзывает мысль: а являлась ли Кензи той, за кого себя выдавала? В клубе ее авторитет был неоспорим из-за занимаемой должности, но здесь, рядом со своим отцом, который без конца называл ее Маккензи, девушка становилась буквально другим человеком. Что ж, если сама Миртл так мастерски прощупала ее болевые точки, то и Квииг не будет отставать. - Согласна с вами, мистер Миртл, - вдруг произносит рыжая, немного задирая голову, как это всегда делала темнокожая, - пропуск года после школы – пустая трата времени. После этого вообще не захочется учиться. - Ева, возможно, каждый должен сам решить свою судьбу... – произносит мама Квииг, стараясь за деликатной улыбкой скрыть неловкость. - Нет, нет, нет! – продолжает мужчина, жуя ту же курицу. – Она права. И да, пожалуйста, называй меня просто Хоук, к чему эта фамильярность? - Как скажете, Хоук. – отвечает рыжеволосая, специально выделяя имя отца Кенз. - Вообще-то, я взяла год, чтобы работать, накопить денег и обжиться. – продолжает гнуть свою линию темнокожая, все еще не притронувшись к еде. - Ева делает все эти вещи, но при этом учится. – уже серьезным тоном говорит отец Маккензи. - Кому налить клюквенного сока? – Анна-Марит вскакивает со своего места так сильно, что даже стул отодвигается. – Очень вкусный! - Ох, я бы не отказался! Мама уходит наливать обещанный сок, а Мун отпивает немного глинтвейна, смотря на Миртл поверх стакана. Один – один, дорогая. Весь ужин проходит, на удивление, в спокойной атмосфере. Кензи больше не предпринимает попыток «нападения» на Квииг, а лишь спокойно сидит, иногда порывисто оглядываясь на уведомления в телефоне. Хоук, дабы понравится дочери Анны-Марит, без конца рассказывает забавные случаи, связанные с его работой, иногда переключаясь на разговоры с женщиной. За этот час рыжая узнает, что Хоук Миртл – офицер полиции соседнего района от Вэстлэнда, любит американский футбол и частенько смотрит его на работе, живет в Бергене с самого рождения и не может устоять перед пончиками в шоколадной глазури. Анна-Марит, поначалу насторожившаяся поведению дочери, абсолютно расслабилась и просто наслаждалась вечером, радуясь, что Ева поддерживала всю беседу улыбкой. Внутри рыжеволосой творился настоящий шторм: лишь внешне она старалась сделать все так, чтобы никто не догадался о ее внутреннем состоянии. Да, Хоук, несомненно, был прекрасным человеком, и в какой-то момент Мун даже порадовалась, что спустя столько лет у матери наконец-то появился кто-то достойный, семейный, добрый и отзывчивый. Стыдно признаться, но Ева слушала все его рассказы в пол-уха – ей было не до этого. Кензи резко ослабила наступление, перейдя в оборону, а у Квииг желчь клокотала прямо в горле. Это все не принадлежало им: Хоуку и Маккензи. Не им. Вся эта праздничная атмосфера, украшения, рождественская елка и красные носки на камине. Это принадлежало ей, Еве. Это были воспоминания из ее детства; аромат хлеба, который Анна-Марит пекла для них с папой, а не для семьи Миртл; это Еве клали подарки под ту самую елку и ей включали песни Фрэнка Синатру и снимали на старую камеру ее нелепые танцы. Это все было для семьи Мун, которой больше не было. За все эти годы мать рыжей ни разу не удосужилась попытаться восстановить ту идиллию между ними, а теперь, когда появились эти незнакомые ей люди, то все вернулось. Будто как раньше. Квииг с болью в груди признавала, что ничего уже не будет как прежде, никогда. Когда ужин съеден, а стаканы пусты, то Хоук почти что прямо говорит о том, что он поможет убрать Анне-Марит со стола, а им нужно пойти в зал. У Квииг чуть ли не закатываются глаза – серьезно? Оставалось лишь в лицо сказать о том, что родители хотят, чтобы девочки пообщались наедине. Мистер Миртл не раз за вечер говорил, как было бы прекрасно, если Маккензи и Ева сдружаться, но обе девушки игнорировали эти слова. Теперь, когда они уже собирались уезжать, то родители предприняли последние попытки заставить дочерей найти общий язык таким образом. Мун стремительным шагом уходит из кухни в гостиную, чтобы сделать пару снимков их рождественской елки для Эскиля – он буквально забросал ее сообщениями за ужином, а телефон не переставал жужжать в заднем кармане Квииг. Триггвасон же, в свою очередь, прислал несколько фото с вечеринки, на которой находился вместе с остальными своими друзьями и, как выразился он сам, «потенциальным личным Сантой на сегодняшнюю ночь». - У вас тут миленько. – в проходе неожиданно появляется Миртл. Она зашла в гостиную так бесшумно, что на секунду Квииг даже испугалась, но не обернулась, а упорно делала вид, что занята своим телефоном. - Ага. – беспечно отвечает рыжая. Вздохнув, темнокожая движется к противоположному углу от Мун, подходя к камину. Раздражение было трудно сдерживать, но Кенз старалась изо всех сил, только ради папы. Только ради его счастья. - Мы никогда не вешали рождественские носки. – вслух произносит Миртл, надеясь, что так разрядит обстановку. - Не трогай! – резко вскрикивает Ева, но тут же осекается. – Пожалуйста. Не надо. Кензи выгибает свою тонкую бровь, но все же отходит от камина, усаживаясь на диван, складывая руки на груди и ногу на ногу. Мун воспринимает этот жест как приглашение, чтобы сесть рядом, и со вздохом принимает его, подходя к дивану. - Эти носки я сшила сама в четвертом классе. – вдруг говорит Мун, которая неожиданно почувствовала вину за свой вскрик. – Мама перестала вывешивать их после развода, и я думала, что она их выкинула. Но сегодня я приехала и увидела эти красные тряпки на камине. Аж горло сдавливает. – в конце фразы у девушки проскальзывает горькая усмешка, но она тут же переходит в наступление. – Значит, Маккензи? - Это мое полное имя. Мама всегда называла меня так, но после ее смерти я стала ненавидеть его, поэтому говорю всем, что меня зовут Кензи. – девушка произносит это с каменным лицом, а у рыжей все внутри делает сальто. Смерть? - Как давно она умерла? – зачем-то спрашивает Ева, всматриваясь впереди себя в те самые красные носки. - Четыре года назад. – Миртл тоже смотрела на камин, не пересекаясь взглядами с рыжей. – Она болела раком на протяжении нескольких лет. Потом у нее была ремиссия, но через полгода болезнь вернулась и все же убила ее. Теперь ты понимаешь, почему я так ненавижу тебя? - Ч-что? – Мун поворачивает голову в сторону Миртл, не понимая, какого черта она говорит. - У меня была прекрасная семья даже несмотря на то, что мама болела. – Маккензи тоже разворачивается к ней, испепеляя Еву своим взглядом. – Ее не стало, и мой отец решил, что больше никогда ни с кем не будет, потому что мама была главной любовью его жизни. Но тут появляется ваша семейка, растаптывая нашу с папой мирную жизнь в пыль. – девушка уже буквально шипит в лицо удивленной Квииг. – Твоя мама несколько раз показывала твои фото, и я в первый же день твоей стажировки поняла, кто ты такая. Ты специально выбрала этот клуб? Не удивлюсь если да, потому что подлость – твое второе имя! - Что ты несешь? – шепотом вскрикивает Ева, пододвигаясь ближе к Миртл. – Бред! Устраивать проделки - это про тебя, а не про меня, ведь ты с самого первого моего рабочего дня ненавидишь меня ни за что! - Ни за что? – возмущенно произносит та, но резко осекается, взглянув в проход. – Ни за что? Я узнала тебя! Узнала твое лицо и поняла, что это ты дочь женщины, которая испортила нашу жизнь! Рыжая не сводит взгляда с разъяренной Миртл, которая могла взорваться в любую минуту. Ее ноздри широко раздвигались при тяжелом дыхании, брови были нахмурены, а глаза грозили испепелить в любую секунду. Около десятка секунд у Мун уходит на то, чтобы понять, о чем говорила темнокожая. - Хочешь сказать, что все это время ты ненавидела меня из-за того, что наши родители вместе? – голос у Евы такой, что в любую секунду грозился сорваться и превратиться в плач. - Да, черт побери! – чуть ли не гавкает та. - Но… я не знала, что у моей матери есть кто-то. – шепотом произносит рыжеволосая, сразу же вызывая ответную реакцию у Кенз. – Мы почти не общались на протяжении многих лет, а в августе я сбежала из дома. Слышишь? Сбежала. – в уголках глаз Евы собираются соленые капли. – Я ненавидела свою мать за то, что она бросила меня, оставила на произвол судьбы. Лишь последний месяц она пыталась как-то восстановить нашу связь и даже пригласила на рождество. Я не хотела ехать, потому что обида настолько сильная, что ты и представить себе не можешь. – продолжает Квииг, а лицо Миртл так и застывает в удивлении. – В какой-то момент я даже решила, что она подсела на что-то – вдруг стала такая радостная и веселая, но потом я поняла, что такой ее делает кто-то. Она влюбилась в твоего отца, но я ничего не знала. Ничего. Темнокожая выглядела ошеломленной и немного испуганной, ее горло будто сдавило несколько рук сразу, но она спросила: - Ты не знала? - Я клянусь тебе, Кенз. – шепотом отвечает рыжая. Между девушками повисает пронзительная тишина, нарушаемая лишь звоном тарелок и голосов Хоука и матери из кухни. Осознание неожиданно настигает Миртл: на протяжении четырех месяцев она взращивала в себе ненависть к этой девчонке, подставляла ее и все ради того, что она даже не знала ничего о своей матери. Вдруг из глаз Маккензи начинают литься настоящие слезы, пропитанные болью и виной. Совесть понемногу начинала сжимать ее сердце. - Прости меня… - сквозь ливень слез говорит она шепотом. – Прости, пожалуйста… - Ты не знала, Кензи. – Мун чувствовала, как по телу прошла дрожь и наступил озноб, но изо всех сил держала слезы при себе. – Ты не знала… - Это не оправдание. – продолжала плакать Миртл. – Нет, Ева, нет. Я во всем виновата, прости меня, пожалуйста… - Я могу понять тебя, знаешь, - Квииг быстро смахивает упавшую слезинку, - я тоже не пылаю к вам любовью. Мне обидно. Обидно, что все эти годы я была не нужна матери, но теперь вдруг понадобилась из-за каких-то незнакомых мне людей. От осознания того, что меня ей было недостаточно, больно. - Нет, Ева, не говори так. – темнокожая уже во всю ревела. – Я во всем виновата, это я испортила тебе жизнь! - Я и так поняла, что кражу подстроила ты. – со вздохом отвечает Квииг и отворачивается. Она не хотела проникаться ее слезами и ощущать что-то хорошее к Миртл. - Это далеко не все. – говорит Маккензи, вытирая слезы. – Я должна рассказать тебе. Квииг настораживается от этих слов, но виду не подает, а лишь продолжает сидеть, всматриваясь во включенный камин. Кензи же вытирает слезы, прочищает горло и говорит то, что повергает рыжую в шок: - Ты забрала мою семью, и я решила, что значит могу забрать что-нибудь и у тебя, словно в гребаном боевике. Я распускала слухи, сплетни, но ты все равно продолжала всем нравится, все хотели быть твоими друзьями. Я завидовала твоей дружбе с Тейлор, Инес и Эскилем, вы словно девчонки из «Totally Spies». – грустная улыбка проскальзывает на ее лице. – Я надеялась выжить тебя из клуба, поэтому приступила к серьезным мерам. Я не знаю как, но мистер Шистад узнал о моей враждебности к тебе и сделал предложение, от которого я не смогла отказаться. - Крис? – вспыхивает Ева. - Нет, его отец, Эрлинг. Он говорил, что не желает видеть вас вместе. – отвечает Миртл, а у Мун все внутри замирает. – Мистер Шистад помог мне провернуть все с кражей: план, время привоза, как удалить нужные записи с камер. Всю грязную работу он взял на себя, а мне оставалось лишь забрать те банки. - Черт, как они попали в мою кабинку? – сердце в груди рыжей колотилось так быстро, словно у колибри. - Один раз ты поссорилась с мистером Шистадом, то есть Кристоффером, и плакала в раздевалке, а Тейлор успокаивала тебя. – у Мун перед глазами сразу предстают те воспоминания. – Когда ты бежала, то выронила ключ от своего шкафчика. Я не растерялась и взяла его отпечаток, а потом подбросила тебе в сумочку оригинал обратно. Поэтому в ту смену, пока ты работала, я подложила тебе пропажу, открыв дверцу уже дубликатом ключа. - Ты шутишь… - Я бы хотела, чтобы все это было шуткой… - из глаз Кензи вновь текли соленые капли. – Но больше всего мне стыдно за то, что мы с Алексой недавно сделали в кабинете босса… - Боже, нет… - тут же всхлипывает рыжая и прикладывает руку к лицу. - На той вечеринке мы решили, что окончательно выгоним тебя из клуба. Все знали, что вы вместе, но последнее время не разговариваете на работе, а, значит, между вами ссора. Мы… Нет, я решила воспользоваться этим. Мистер Шистад попросил принести выпивку, мы с Алексой выбрали бренди и подсыпали туда легкий наркотик. – на этом моменте голос у Миртл срывается, но она продолжает. – Ничего серьезного, просто вводит человека в невменяемое состояние и выходит из организма уже меньше, чем через десять часов. У Мун в голове вспышка молнии: Крис говорил, что был не в себе, но анализы на следующее утро в полиции оказались чистыми, значит, к тому времени в его крови уже не было наркотических веществ. - Он был невменяемым уже через полчаса. Я и Алекса пошли в его кабинет, чтобы осуществить задуманное. – Маккензи тяжело дышала, и ее голос дрожал. – мы немного раздели Кристоффера, чтобы было правдоподобно, а потом Алекса села на него. У них не было секса, но я сняла все так, чтобы этого не было видно. Мы подделали бейджик Тейлор, и я завязала Алексе волосы, чтобы они не попали в кадр. Потом мы быстро вернули все назад, а затем… - на этих словах Мун резко вскакивает, будто ее обожгли огнем, не сводя взгляда своих глаз с темнокожей. - Затем разблокировали телефон босса отпечатком пальца, потому что он по-прежнему спал. Отправили тебе сообщение и стали ждать. Алекса стонала, как только могла, чтобы ты услышала. После этого мы быстро удалили записи с камер и ушли. - Ты… Ты… - Мун пыталась подобрать слова, но пелена слез застелила все перед глазами. – Откуда ты взяла такое же кольцо как у Тейлор? - Я запомнила, как оно выглядит. – продолжала Миртл дрожащим голосом. – Когда Тей показывала его нам, то упоминала, что видела такое же в магазине. Отец Шистада подключился и помог найти мне такое же украшение. Я специально выронила его, но не надеялась, что ты найдешь так глубоко. - Ты… Мерзость. Я не знаю, что… Просто не знаю… - Еве не хватало дыхания. – Ты знаешь, что Кристоффером под арестом? Признайся сейчас, если ты тоже к этому причастна! Он в гребаной камере уже почти неделю, а его заседание только послезавтра. Признайся! – Мун уже не обращала внимание на то, что их могли услышать родители. - Я клянусь, что не знаю. Я не имею к этому никакого отношения. Поверь мне, прошу. – девушка не переставала плакать. - Ты мерзавка. Ты… Для тебя нет оправдания. - Я знаю это, знаю. Просто… Пожалуйста, пообещай, что мой отец об этом не узнает. Ты же слышала, он - офицер полиции. Если на меня заведут дело, то его выгонят с работы. Ева будто каменеет – не может сдвинуться или вздохнуть. Что она должна была сделать? Кензи растоптала ее любовь и отношения, почти заставила поругаться с самой близкой подругой, а теперь просила не заявлять на нее после подставы кражи, наркотиков и порнографических видео. Миртл вдруг встает, подходя к рыжей и беря ее за ладони своими холодными дрожащими пальцами: