Текст книги "Правда смертного часа. Посмертная судьба"

1, 2, 3 июля по первой программе Центрального телевидения – премьера фильма «Маленькие трагедии».

Режиссер Михаил Швейцер вспоминает: «Приступая к работе над «Маленькими трагедиями» Пушкина, я решил, что Дон Гуана должен играть Высоцкий. Не буду говорить сейчас об этом сколько-нибудь подробно, но мне кажется, что Дон Гуан – Высоцкий – это тот самый Дон Гуан, который и был написан Пушкиным. Для меня был важен весь комплекс человеческих качеств Высоцкого, которые должны были предстать и выразиться в этом пушкинском образе. И мне казалось, что все, чем владеет Высоцкий как человек, все это есть свойства пушкинского Дон Гуана. Он поэт, и он мужчина. Я имею в виду его, Высоцкого, бесстрашие и непоколебимость, умение и желание взглянуть в лицо опасности, его огромную, собранную в пружину волю человеческую, – все это в нем было. И в иные минуты или даже этапы жизни из него это являлось и направлялось, как острие шпаги.

…Чтобы получить нужную, искомую правду личности, нужен был актер с личными качествами, соответствующими личным качествам Дон Гуана, каким он мне представлялся. Понимаете, пушкинские герои живут «бездны мрачной на краю» и находят «неизъяснимы наслажденья» существовать в виду грозящей гибели. Дон Гуан из их числа. И Высоцкий – человек из их числа. Объяснение таких людей я вижу у того же Пушкина:

 
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
 

То есть для этой работы, для этой роли колебаний никаких не было. Высоцкий был предназначен для нее еще тогда, когда мы впервые собирались эту вещь ставить – в 72-м году, лет за шесть– семь до этого фильма».

Сам Высоцкий подробно говорил об этом фильме на одном из концертов:

– «Маленькие трагедии» – это тоже для телевидения, три серии, – но это настоящий кинематограф. Делал картину Швейцер, очень интересный режиссер, он всегда хорошо думает. У него в мозгах очень все оригинально складывается.

На мой взгляд, Швейцер очень бережно отнесся к Пушкину и сделал изумительный монтаж из четырех трагедий и пушкинских стихов – с прологом разговора Беса и Мефистофеля. Получилось единое произведение, единая пьеса, – ему удалось осуществить это через Импровизатора, которого играет Юрский. Впрочем, так оно и было на самом деле: Пушкин написал все эти маленькие трагедии в одно время, в знаменитую Болдинскую осень – одним духом. То есть это из него вылилось, как будто бы разные акты одной пьесы. Вероятно, и нужно их читать как единую пьесу и так к этому относиться, что это одно и то же – только разные стороны, разные грани характера Александра Сергеевича.

Я должен был играть две роли: Мефистофеля и Дон Гуана. Хотя для меня роль Дон Гуана была в диковинку. <…> Ведь лет десять назад они, конечно, предложили бы эту роль Тихонову или Стриженову. Я понимаю, что на Черта, на Мефистофеля я подхожу. А с этим – не знаю. Потом подумал: почему, в конце концов, – нет? Почему Дон Гуан должен быть обязательно, так сказать, классическим героем?

Во всяком случае, были очень интересные пробы, я не в силах был от этого отказаться. Хотя, честно говоря, хотел уже больше не играть…

По-моему, «Каменный гость» – одно из самых интересных произведений Пушкина. Он написал это про себя. Он же сам был Дон Гуаном до своего супружества, до того как из разряда донжуанов перешел в разряд мужей. В этой трагедии он сам с собой разделался, с прежним. Сам себе отомстил. Так что все это, мне кажется, очень любопытно читается.

<…> Играли мы очень всерьез, но я не знаю, как нам это удавалось, захватывает это или нет. Когда я смотрел, мне показалось, что картина сделана крепко и интересно. Но это вам судить…»

Это последний фильм Высоцкого и последнее появление его на телевизионном экране, но сам В. В. «Маленькие трагедии» не смотрел.

И. Шевцов: «…Володя даже не видел «Маленьких трагедий» – последней своей картины…

– Ну, «Каменного гостя» я еще видел на озвучании, – сказал он, когда я позвал его на премьеру. Сказал, как будто оправдывался: что можно понять на тонировке?..»

Не смотрел, потому что было много очень важных дел: главное – еще одна попытка вылечиться или хотя бы сделать перерыв… Он уже не просто собирается к Туманову, делает несколько реальных попыток улететь. 29 июня – «Гамлет», на 3 июля намечены два концерта (хотя, вполне вероятно, они могли быть назначены буквально накануне, то есть за день до концертов).

В. Шехтман: «Была такая договоренность… Володя улетает к Вадиму и запирается в этом домике с врачами, – Туманов его уже приготовил. И Володя все время говорил– вот-вот, вот-вот… Едем-едем… У меня уже билеты были. Я раз сдал, второй…»

Хорошо помнит первую попытку улететь В. Янклович: «Мы же тогда поссорились страшно… Купили ему билет, утром Володя должен был лететь. (Вероятно, утром 4 июля.)

– Давайте поскорее! Игорек (Годяев) со мной полетит!

Билет купили, а ночью – скандал!

– Достаньте, и все! (Наркотик.)

– Никуда я не пойду, сейчас никто тебе не даст!

– Тогда я поеду к Бортнику. Он-то даст, если у него есть.

Всегда пугал меня этим, что поедет к Ване.

– Ну поезжай…

Он уехал, ему в какой-то больнице дали, привозит уже пустую ампулу…

– Валера, я тебя очень прошу – завтра утром отвези в больницу. Там же учет.

– Володя, ты стольких людей подводишь! Они же всем рискуют ради тебя!

На следующий день вел себя безобразно… Требовал, швырял книги – искал… Мы иногда прятали от него… Я уехал».

Высоцкий поехал в аэропорт без Янкловича – они не виделись два или три дня…

Скорее всего, этот первый «невылет» был 4 июля. Третьего – два концерта: в Люберцах и в Лыткарино. А днем в театре Высоцкого находит Генрих Павлович Падва– адвокат В. В. Кондакова, который защищал интересы В. Высоцкого и В. Янкловича на процессе в Ижевске.

Г. Падва: «Закончилось это дело дней за двадцать до Володиной смерти. Я ехал из аэропорта Домодедово, заскочил на Таганку. Я хорошо помню, что Володя торопился на концерт где-то за городом. Мы встретились буквально на мгновение».

«Встретились буквально на мгновение…» Дело в том, что Высоцкий опаздывает на концерт в Лыткарино – торопится и все же не успевает. Концерт он начинает так:

«Во-первых, извините за опоздание. Мы думали, что оно будет очень коротким, но так случилось, что прошло полчаса…»

В конце концерта Высоцкий отвечает на вопросы из зала:

«Болею ли я за «Спартак»? Нет, не болею. Я здоров абсолютно психически. И знаете, у меня была такая песня:

 
Я прошу, не будите меня поутру,
Не проснусь по гудку и сирене.
Я болею давно, а сегодня помру
На Центральной спортивной арене…
 

Так как я все делаю до конца, я думаю, что, если бы я болел по– настоящему, я бы помер на каком-нибудь матче…»

Но Генрих Павлович, разумеется, успел сказать главное – Высоцкий и Янклович судом были оправданы: «По ряду эпизодов он (В. В. Кондаков. – В. П.) был осужден… Но, к счастью, все, связанное с концертами Высоцкого, было отброшено судом. Было признано, что ничего криминального там не было, и имя Валерия Янкловича было полностью реабилитировано. И, естественно, имя Владимира Семеновича».

В. Янклович: «Нас выручило одно обстоятельство, вернее, противоречие в показаниях администраторов… Они говорили, что Высоцкий работу не выполнил, а деньги получил. А требовал заплатить Янклович. (Была такая договоренность, что оплата производится в любом случае– сумеют администраторы организовать зрителей или нет. – В. П.)

А противоречие было вот в чем: они утверждали, что считали деньги при мне вдвоем. А на самом деле был только один из них. А нас было двое – Володя и я. И мы говорили, что лишних денег не получали…»

Добавим, что были осуждены на разные сроки заключения еще два администратора, работавшие с В. В., а сам Высоцкий должен был вернуть деньги, полученные за несостоявшиеся концерты в Глазове.

3 июля Высоцкого по телефону разыскивает Юрий Федорович Карякин: «В день, когда шел «Дон Гуан», я даже не знал, что Володя играет. У меня дома была младшая дочка… Я вдруг включил телевизор, обрадовался: совершенно фантастически сыграна роль, – стал ему звонить…

Дозвонился в театр… Дочка попросила билет на «Преступление и наказание»… Спросил: «Володя играет?» По-моему, Леночка – была такая маленькая секретарша: «Нет». Сказала огорченно. Ну, я интонацию понимаю:

– Что, ушел в пике?

– Ну, сами знаете, Юрий Федорович…»

На самом деле Высоцкий собирается к Туманову, а вечером – ссора с Янкловичем. Валерий Янклович уходит с Малой Грузинской и звонит Оксане. Тут надо сказать, что Оксана, скорее всего, ошибается: ее короткая поездка на юг была не в середине июня, а в начале июля. Поэтому она и не знает, чем закончилось дело в Ижевске.

Оксана вспоминает: «Со мной никаких разговоров об этих судах не было. Да и у меня настолько не этим были заняты мозги, что уже ничто внешнее меня не трогало. Все были заняты состоянием Володиного здоровья… Период был очень тяжелый – даже Валера поссорился с ним. Валера позвонил в Сочи, я сразу же вернулась, – и Володя несколько дней был у меня на Яблочкова. Я приехала, Володя лежит, мы собрались и уехали ко мне. Дня два-три он прожил у меня.

Однажды ко мне осторожно постучали в дверь соседи («Мерседес» Высоцкого стоит у подъезда…):

– Оксана, там какие-то хулиганы вокруг Володиной машины крутятся, так мы караул поставили, чтобы не дай Бог…»

Итак, скорее всего, 4 и 5 июля Высоцкий у Оксаны (из квартиры на Малой Грузинской не было ни одного междугородного или международного телефонного разговора). Возможно, там же он проводит первую половину дня 6 июля. Затем – уже вместе с Янкловичем – заезжает на Малую Грузинскую и звонит по делам Барбары Немчик сначала в Польшу, потом в ФРГ… Ссора, если ее можно так назвать, была очень короткой.

«Через день Володя позвонил сам: – Приезжай!» (В. Янклович).

В Польше Барбаре Немчик не выдают советскую визу: «Володя сказал, что уже сделал все… Что в советском посольстве мне дадут визу. Я приехала в посольство, меня принял консул:

– Да, Володя был у нас, рассказывал вашу историю. Если бы вы были в Польше хотя бы 6 месяцев или не было бы Олимпиады… Вот тогда мы могли бы поставить вам визу. Поймите, сейчас я просто не могу.

Володя и Валера все время звонили. А в семье моих друзей не очень любили русских. «А-а-а, москали!» – говорила одна женщина. Но когда я разговаривала с Высоцким, то все бросались ко второму аппарату, чтобы послушать, что он скажет. Володя, наверное, единственный русский, которого в Польше любят все».

Высоцкий решает, что можно попробовать получить въездную визу в ФРГ, и сразу же звонит Роману Фрумзону – некоторое время Барбара будет жить у него…

Около половины шестого вечера 6 июля Высоцкий и Янклович приезжают в Театр на Таганке. Рассказывает Борис Акимов. В этот день он «организовывает» продажу билетов, чтобы они достались только «своим». Вокруг Таганки была такая «система» – группа старых и верных поклонников театра.

«Все наши разошлись. А тогда продажа была с шести. Я стою, ожидаю открытия кассы, уже перекличку провел… И вдруг останавливается машина – не у служебного хода, как обычно, а у выхода из метро – выходят Владимир Семенович и Валерий Павлович. Высоцкий первым делом видит меня, подходит, здоровается. Эти из МАИ (соперники «системы») – в обмороке!

– Ну что стоишь? Пойдем.

– Да мне надо до открытия…

– Пойдем, пойдем…

И мы пошли в администраторскую к Валерию Павловичу… Да, Высоцкий ждал Любимова: зачем – не знаю, но ему нужно было срочно поговорить с Любимовым. Провел меня, побежал к Любимову. Любимова нет. Сидим в администраторской…

А у меня с собой совершенно случайно была сумка с рукописями, которые я наработал за все это время. По-моему, я только что взял все это у машинистки. Я делал три экземпляра: один – Владимиру Семеновичу, один – Крылову и себе.

И мы сели с ним и, наверное, часа полтора отрабатывали все, что я принес. Обычно мы делали так: я приносил, он говорил: «Нет времени – оставляй!» Я оставлял, он делал правку, если было время. А потом отдавал или не отдавал… А тут мы вплотную просидели полтора часа, – к нему все время подходили люди, что-то спрашивали… Он говорил:

– Отстаньте, мы работаем.

Что он мне тогда сказал?.. Он говорил, что у мамы нашел еще рукописи, – теперь у меня лежат. Поедешь – заберешь.

– Хорошо, заберу, но сейчас я не успеваю…

– А ты старые отработал?

– Отработал кое-что…

– Когда вернешь старые, заберешь эти…

– Ну хорошо. Только я приеду 27-го примерно…

– Я буду. А если меня не будет, я все оставлю Валере. Они у меня на столе лежат – целая куча…

Мы сидели до тех пор, пока не начался спектакль, и пока не выяснилось, что Любимова не будет. Владимир Семенович предложил мне поехать с ним, я отказался. Мне надо было собираться в поездку (Б. Акимов работал тогда проводником поездов дальнего следования). Назавтра я уехал.

Рукописи я так и не забрал. Видимо, это была та пачка, которую потом нашла Марина, потом они стали появляться… Высоцкий, по– моему, поехал разыскивать Любимова. Это было 6 июля».

О чем Высоцкий хотел поговорить с Любимовым и поговорил ли – неизвестно. Просил отменить спектакль «Преступление и наказание», назначенный на 12 июля? Хотя к этому времени у него уже был дублер… Или говорил о намерении полгода провести в США?

Оксана: «В последнее время он мне часто говорил:

– Или я скоро умру, или на полгода уеду в Америку…»

И. Бортник: «Вовка мне говорил:

– Или сдохну, или выскочу…

У него же был билет в Америку».

В. Янклович: «Володя хотел на год поехать в Америку, потому что его очень вдохновило выступление в Голливуде. Но еще раз хотел проверить – есть ли у него возможность быть понятым на Западе… Там он хотел всерьез заняться литературой».

Б. Немчик: «Планы поездки в США? Нет, не только концерты… Насколько я помню, Володя хотел, чтобы мы поехали вместе – он, Валера и я. Уже была оформлена американская виза, мы вместе ходили в американское посольство… Он хотел как-то связать Россию и эмиграцию. Наверное, он был единственным человеком, который мог это сделать…»

А еще у Высоцкого была надежда на американских врачей – «вот они меня вылечат!» Кроме того, В.В. говорил Оксане, что ее он тоже возьмет с собой…

7июля – вторая и, вероятно, последняя попытка все же улететь к Туманову.

В. Янклович: «В этот день я приезжаю к нему, Володи нет, на столе лежит записка:

«Любимый мой друг Валерка!

Если бы тебя не было на этой земле – нечего бы и мне на ней горло драть. Вдруг улечу сегодня. Посему целую, а уж про преданность и говорить не стоит.

Будь счастлив. Высоцкий».

Приезжает часа через два. Я спрашиваю:

– Ты когда улетаешь?

– Сегодня. Я тебе обещаю. Уже точно договорился с Вадимом.

Я звоню Туманову, он все подтверждает. (Вероятно, в этом разговоре Вадим Иванович и узнает номер рейса и едет встречать В. В.) Я говорю Володе:

– Ты мне сразу оттуда позвони.

– Да, как только приеду, – позвоню.

Я еду в театр. Вдруг вечером появляется Володя:

– Ты знаешь, мы опоздали на самолет.

Конечно, он опоздал специально…»

Между тем появляются газетные рецензии на телефильм «Маленькие трагедии».

8 июля, «Советская Россия», «К Пушкину тропа», В. Турбин:

«Под одеждой монаха скрывается отнюдь не аскет Дон Гуан:

В. Высоцкий, выглядывающий из-под монашеского клобука, делает своего героя кровоточащей проблемой – кто же мы все-таки? Кто?»

9 июля, «Советская Россия», статья Э. Ладыниной «И выстраданный стих»:

«Дон Гуан (В. Высоцкий) в «Каменном госте» в чем-то несет в себе черты и Чарского, и Импровизатора. Словом, прежде всего и больше всего, он – поэт И этим пронизано, определено его отношение к жизни. Несмирение – особенность характера всякого художника – ведет его из изгнания в Мадрид, в дом Лауры, где Дон Гуану грозит смерть. Несмирение сообщает устойчивость и силу его увлечению Доной Анной. Дон Гуан бросает вызов– людям, судьбе, року и так же смело вступает с ними в бой; В. Высоцкий создает характер Дон Гуана как бы несколькими ударами кисти, освобождая роль от подробностей, частностей. Отсветы счастья – а этот человек умеет быть счастливым – контрастно оттеняет трагический склад его характера. Смерть Дон Гуана от «каменной десницы» Командора, принятая им с настоящим достоинством, подводит итог прожитой жизни, где были и щедрость, и красота, и ощущение полноты дней уходящих».

10 июля умер актер Театра на Таганке Олег Николаевич Колокольников. Когда-то, в самом начале Таганки, они с Высоцким дружили, даже играли вместе с Людмилой Абрамовой в телефильме «Комната»… Но в последние годы близких отношений уже не было…

В. Янклович: «Он (Колокольников) поехал в Ленинград, и это случилось прямо на вокзале… На Володю эта смерть произвела колоссальное впечатление! Это была первая – близкая, реальная смерть. Он был просто подавлен».

Оксана: «Вот-вот Володя «вышел», – два дня держался более или менее… Но тут умер Колокольников, и Володя с грустью объявляет об этом и начинает пить. То есть ему был важен не только факт смерти, но и повод– «развязать»… Нужна была какая-то оправдательная причина… Ведь в последние годы они с Колокольниковым практически не виделись… И снова– и шампанское, и водка… С этого времени наркотиков уже не было…

Я и сама была в жуткой депрессии, умер отец… Мы все время об этом говорили… И вместо того чтобы давать ему какой-то жизненный импульс, я сама впала в депрессию… Тяжесть на душе и жуткие предчувствия…

Весь этот год у меня было предчувствие какой-то беды. И это чувство было, начиная с Нового года. Мне приснился страшный пророческий сон…

Сейчас выходят всякие мистические книги. Я к ним отношусь, конечно, скептически, – но вот смерть, действительно, имеет свой запах. И это ощущение близкой смерти чувствовалось в воздухе постоянно… Постоянно. Был какой-то сгусток отрицательной энергии, который влиял на всех нас. И, может быть, потому что я – женщина, и мне было всего двадцать лет, – я все события тогда воспринимала на эмоциональном уровне. И Володя все чувствовал и понимал… Наверное, это тоже связывало нас».

Б. Немчик: «Я прожила в квартире Высоцкого около двух месяцев. Вокруг него было много людей, но, по-моему, тепло шло только от одной Оксаны. Как раньше от Людмилы Абрамовой и от Марины Влади…

Ему нравилось заботиться о ней, опекать ее. Но тогда она была совсем молодая девушка, а теперь это зрелая женщина со счастливой судьбой. Так что ее оценки, спустя столько лет, как и оценки других людей, – могут быть субъективными».

11 июля – запись в дневнике В. Золотухина: «Смерть Олега Николаевича… В театре плохо. Театр – могила.

А там Высоцкий мечется в горячке, 24 часа в сутки орет диким голосом, за квартал слыхать. Так страшно, говорят очевидцы (? – В. П.), не было еще у него. Врачи отказываются брать, а если брать – в психиатрическую; переругались между собой…»

Театр уже далеко – даже до бывших друзей доходят только слухи и свидетельства неведомых очевидцев. По словам Янкловича, Высоцкий все последние дни ждал, что придет кто-нибудь из театра. Пришел только Давид Боровский…

А по Москве ходят слухи, что какие-то люди держат Высоцкого под наркозом целыми неделями… А приводят в себя только перед спектаклем или концертом. (Рассказано актером Театра на Таганке в 1987 году. – В. П.)

12 июля. Днем – похороны Колокольникова на Митинском кладбище. Народу было немного… По свидетельству А. М. Ефимовича, Золотухин сказал, что следующим будем хоронить Высоцкого.

Виктор Шуляковский – актер Театра на Таганке (интервью Л. Симаковой): «12 или 13 июля 1980 года мы с Алешей Зайцевым и Рамзесом Джабраиловым зашли в ВТО выпить по стаканчику в память об актере Театра на Таганке Олеге Колокольникове, который умер 10 июля. Выйдя на улицу, у входа встретили Владимира Высоцкого с Янкловичем, который потом куда-то отошел, а мы вчетвером немного поговорили. Настроение у всех было паршивое. Владимир хорошо относился к Колокольникову и чувствительно переживал его смерть».

Вечером 12-го – «Преступление и наказание».

В. Янклович: «Володя играет. Он не хотел и не должен был играть. Но где-то в это время был разговор с Любимовым у него дома. На спектакле были японцы– какая-то делегация… Только после разговора с Любимовым он играет в этом спектакле».

Илья Порошин (сын В. П. Янкловича): «12 июля я пошел на «Преступление и наказание», пошел с Саней Елиным. А на следующий день мы уезжали в спортивный лагерь. Все спектакли я смотрел по многу раз: все действие смотреть было уже неинтересно, – я ждал куски, в которых играл Володя. Мы с Сашкой сидели в театральном буфете на втором этаже. И вдруг открывается дверь и прямо ко мне идет Высоцкий… Я говорю:

– Это – дядя Володя Высоцкий. А это – Саша.

Володя – нам:

– Вы еще посидите, а потом будет очень важная сцена, – приходите посмотреть.

Подошел ко мне, поцеловал в голову – и ушел…»

В. Шехтман: «Приезжаю в театр. Володя дал мне два маленьких флакончика закручивающихся и говорит:

– Чеши к Толику Федотову!

Толика на месте нет, я – обратно:

– Володя, Толика нет.

Он звонит, Толик появился…

– Давай еще раз.

Я еще раз туда и обратно.

При мне в уборной – раз! ввел наркотик! – пошел доигрывать…»

13 июля – «Гамлет».

Оксана: «Володя играл, я его ждала. Посылал ли он кого-нибудь? Наверное… Тогда мы все были в состоянии «боевой готовности» – в, любой момент мчаться куда-то. Но я – гораздо меньше, чем ребята. Они же все это доставали…»

В. Янклович: «Володя приехал за пять минут до начала спектакля!»

А. Демидова: «Володя плохо себя чувствует, выбегая со сцены, глотает лекарства… За кулисами дежурит врач «скорой помощи». (И. Годяев? – В. П.) Во время спектакля Володя часто забывает слова. В нашей сцене после реплики: «Вам надо исповедаться» – тихо спрашивает меня: «Как дальше, забыл». Я подсказала, он продолжал. Играл хорошо. В этой же сцене тяжелый занавес зацепился за гроб, на котором я сижу, гроб сдвинулся, и я очутилась лицом к лицу с призраком отца Гамлета, которого я не должна видеть по спектаклю. Мы с Володей удачно обыграли эту «накладку». В антракте поговорили, что «накладку» хорошо бы закрепить, поговорили о плохом самочувствии и о том, что – слава Богу – отпуск скоро, можно отдохнуть. Володя был в мягком, добром состоянии, редком в последнее время…»

Значит, все-таки наркотики были. Врачи уже не могли давать в ампулах – строгий учет, – появились флакончики. А вот когда не было…

Оксана: «Почему были эти жуткие запои последние? Никто не мог достать «лекарство». А водка – это замена. Володя и напивался, потому что не было… А если бы было, то он бы не пил, – тогда это просто не нужно».

Еще одно важное – не до конца выясненное – обстоятельство. Высоцкий звонит Марине Влади 1, 2, 3 и 17 июля. О чем они говорят? Со слов Марины мы знаем содержание последнего разговора —

17 июля, а вот о чем идет речь в начале месяца – неизвестно. О смерти и похоронах Татьяны – Одиль Версуа: 2 июля – девять дней со дня ее смерти?.. А может быть, продолжение тяжелых парижских разговоров? Или наоборот – В. В. собирается в Париж и они обсуждают детали?.. А может быть, никаких разговоров не было – Марина бросала трубку?

«Она никогда не простит мне, что я не прилетел на похороны Татьяны…» (В. Высоцкий).

Дело еще в том, что в это время В. В. покупает обручальные кольца и пытается обвенчаться с Оксаной.

Оксана: «Это было после смерти Колокольникова… Я сама пыталась вспомнить, когда точно это было… В общем, плюс-минус три дня… Володя рвался обвенчаться…

– Володя, нас все равно не обвенчают. Ты же женат!

– Нет, давай! Обвенчаемся – и все!

Остановить его было невозможно, он хватал за руку и тащил.

Мы даже кольца купили… А женщина в ювелирном, которая Володю знала, смотрела как-то подозрительно… Володя говорит:

– Да это мы для друзей… Хотим сделать им подарок».

Мне удалось поговорить с этой женщиной – очень хорошей знакомой В. Высоцкого, но она просила не называть ее фамилии:

«Да, он заезжал… Это было летом, когда он в последний раз вернулся из Франции. И заезжал он не за кольцами, а за одним кольцом – для одной девушки… Приехал Володя в очень расстроенных чувствах – я не знаю, что там произошло…

Да, вы знаете, что это кольцо – или кольца, по вашим сведениям, – к сожалению, бесследно исчезло в ночь смерти… Просто взяли на память…»

Оксана: «По-моему, это не тот случай. Мы покупали сразу два кольца – это точно, – мерили, Володя говорил:

– Как ты думаешь, им подойдет?

Скорее всего, это было в ювелирном отделе «Военторга». Нас водили в какое-то подземелье.

Далее мы поехали в одну церковь… Я даже не выходила из машины. Потом поехали во вторую… Володя говорит:

– Ну ладно. Здесь – нет. Но вот мне сказали про одно место, там точно обвенчают. Потом поедем…

Это было уже в последнее время, но когда точно?»

В. Янклович: «Кольца… Они ездили без меня. Точно помню, что это было в воскресенье (то есть 13 или 20 июля. Вероятнее – 13-го. – В. П.). Я увидел кольца, когда они объездили церкви. Оксана мне рассказала. Я говорю Володе:

– Ты с ума сошел…

Он отвечает:

– Я хочу – если со мной что-то случится, – чтобы она знала, что это не просто так, что это серьезно».

14 июля – концерт в МНИИЭМ – Московском НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Габричевского. Подробные воспоминания об этом концерте Александра Аллилуева и Людмилы Сигаевой опубликованы в издании «Высоцкий. Время, наследие, судьба», № 9, 1993 год (запись Л. Симаковой).

Л. Сигаева: «Антрепренер Высоцкого вышел на нас сам, несколько раз приезжал и звонил. Очень молодой, энергичный. Назвал сумму – 400 рублей. Я почему-то заволновалась: сколько же Володе достанется? (Билеты у нас были всего по полтора рубля.) А он мне все втолковывал, что деньги Высоцкому отдавать не надо, он, мол, с ними не связывается, перепоручает ему. Я держала деньги при себе, все выбирала момент их отдать».