Текст книги "Правда смертного часа. Посмертная судьба"

ВАЛЕРИЙ ЯНКЛОВИЧ

Любимый мой друг, Валерка!

Если бы тебя не было на этой земле —

нечего бы и мне на ней горло драть…

Будь счастлив.

Высоцкий.

– Валерий Павлович, я уже говорил вам, что начал делать книгу «В. Высоцкий. Посмертная судьба». А как вы относитесь к самой идее такой книги?

– Если ты сделаешь эту книгу точно и остро, то она может вызвать еще больший резонанс, чем «Правда смертного часа». Главное в том, что Володя всех нас объединял – друзей, родственников, знакомых… А после его смерти оказалось, что каждый сам по себе ничего не стоит.

– А Игорь Шевцов, Иван Дыховичный?

– Да, но я имею в виду близкое окружение Высоцкого последних лет. Когда исчезло объединяющее начало, то вскрылось многое… В том числе и не очень высокое человеческое качество некоторых людей. Отсюда эти ссоры и раздоры… Конечно, жаль, что уже нет в живых Артура Макарова, нет Игоря Годяева, которые сразу после Володиной смерти сыграли исключительную роль…

– Артура Сергеевича я знал хорошо, вернее, часто общался – есть даже несколько нерасшифрованных кассет наших разговоров. А Игорь Годяев умер, точнее, покончил жизнь самоубийством. Расскажите, пожалуйста, о нем…

– Игорек работал фельдшером на реанимобиле «Склифа». Он был в той бригаде, которая спасла Володю во время первой клинической смерти. Когда у него горлом кровь пошла в квартире Севы Абдулова. Я познакомился с Игорем, когда они забирали Володю в «Склиф» – выводили из запоев… Так и держалась эта связь до следующей болезни – до наркотиков. Конечно, Игорь был искренне предан Володе – служил не за страх, а за совесть. Очень близкой духовной связи, конечно, не было – другой уровень, но чисто человеческая близость была. Володя Игоря очень ценил. Ценила Годяева и Марина, ценила в прежние времена. А потом и за все эти алкогольные дела… А о последних годах Марина знала мало.

Но Игорь сыграл большую роль именно в посмертном периоде, особенно сразу после смерти. Ведь главным было – скрыть про наркотики. Если бы власти узнали про наркотики, то это во многом могло решить всю посмертную судьбу. «…А, Высоцкий наркоман! Зачем хоронить его на Ваганьковском?! Зачем потом издавать?!» Времена были еще те! И Годяев с Федотовым поехали в поликлинику и «сделали» справку о смерти. Это очень важно. А потом, когда начались дела с рукописями, с памятником, он проделывал громадную повседневную работу – черновую работу: сводил людей, перевозил материалы…

– Почему В. В. перед смертью отдал пленки с записями разговоров с Тумановым именно Годяеву?

– Этот вопрос для меня до конца не ясен. Володя мог отдать их мне, Ксении, но почему-то пленки оказались у Годяева. Может быть, потому что его дом находился в отдаленном районе… Этих кассет было три или четыре – точно никто не знает. Потом их вернули Вадиму (В. И. Туманову).

– Вот еще одна загадка: каким образом часть архива Высоцкого – в основном черновые варианты – хранились в США у Иосифа Бродского?

– Только один путь. Марина все передала Шемякину, в основном фотопленки (пересъемки рукописей. – В. П.). А Шемякин мог что-то отдать Бродскому.

– А Барбара Немчик рассказывала мне, что какие-то рукописи вывозили через американское посольство.

– Вряд ли… Я в это не верю. И это могли быть только копии, а не оригиналы, которые Марина передала в ЦГАЛИ, а в Штатах с микропленок напечатал Шемякин.

– Ну а первые трещины в отношениях Марины Влади с семьей – это проект памятника?

– Нет, гораздо раньше. Когда она не нашла в квартире своих писем и когда узнала о Ксении. Где эти письма– неизвестно до сих пор… (Часть писем Марины Влади Высоцкому находится у человека, который готов их вернуть законной владелице. – В. П.).

Что касается Ксении… Володя говорил мне, что Марина не простит ему двух вещей: наркотиков и постоянную девушку. Я думаю, что Марина, как умная женщина понимала, что при его популярности, при его успехе у женщин, у Володи не может не быть каких-то небольших интрижек, временных связей. Но она не могла предположить, что у него будет девушка «всерьез», что он будет возить ее на их дачу, «выводить ее в свет» и так далее… Она даже представить себе этого не могла. Поэтому и была такая реакция на Ксению.

– Володарский написал в «Экспресс-газете» (июль 1996 года), что Марина была готова вырыть мужа из могилы, чтобы отомстить…

– Позвольте, позвольте… А кто начал эту историю? Это его жена – Фарида. Это она увезла Марину на дачу, когда не нашлись ее письма, и там все рассказала. На следующий день я приезжаю туда, а Марина на меня не смотрит… Как будто не видит меня в упор, как будто меня не существует вообще. Она умеет это делать – как будто смотрит сквозь человека…

И Марина устраивает буквальный допрос всех близких друзей: Севы, Вадима, Бабека, Толи, меня. У меня она спросила: «Что это у тебя за сестра? Кто это такая – Ксения? И что здесь такое было?»

Потому что Ксению представляли там моей сестрой. А Марине надо было знать все до подробностей, она умела так выпытывать, что ни один следователь КГБ с ней не сравнится! Я говорю:

– Ты что, Марина? Как тебе не стыдно?!

В общем, выяснилось, что Фарида – жена Эдика Володарского – все ей выложила. Мало того, она еще добавила, что у Володи где-то растет дочка… И тут началось такое! Володя мне говорил, что насколько Марина высока в своей духовной сути, настолько она русская баба в личностном плане, когда дело касается ее как женщины. Только после его смерти она многое в Володе поняла и очень многое сделала для увековечения его памяти.

Да, Володя еще говорил – и это могут подтвердить другие:

– Если меня кто-то разведет с Мариной, то это будет Фарида.

Так что Володарским надо бы помолчать по этому поводу. А в тот момент Марину просто нельзя было узнать. Я был в шоке, меня буквально качало. Ко мне подошел Давид Боровский и сказал:

– Валера, да наплюй ты на все это дело. В конце концов, ты был другом Володи, а теперь его нет. И все, что начинается теперь вокруг – это не его дела. И тебя это не касается. Пускай они сами разбираются.

– А как вы относились к Ксении?

– Вначале никак – вообще не воспринимал. Потом увидел, что Володя вникает в ее студенческие дела, что-то советует. Он ходил с ней на этюды – Ксения училась в институте на художника по театральным костюмам. Мог вскочить в восемь утра, чтобы отвезти ее в институт, хотя обычно вставал поздно. Я уже рассказывал, как он звонил из Парижа, когда почувствовал, что у нее что-то случилось… А у нее трагически погиб отец.

Потом эти кольца… Когда я узнал, что Володя хотел обвенчаться с Ксенией, сказал ему:

– Володя, ты с ума сошел?! Ты же женат.

– Я хочу, чтобы она знала, что это все не просто так, что это серьезно.

Ксения оставалась при всех вариантах. Если бы Володя прожил еще года два, он бы мог спокойно разойтись с Мариной и жениться на Ксении.

– Кольца эти так и не нашлись?

– Так и не нашлись… Может быть, Володя их сам кому-нибудь отдал, чтобы они не скомпрометировали ни Марину, ни Ксению, ни его… Да, вот что я еще думаю о Ксении. Ведь в первое время их отношений из Володи как будто фонтан бил. Именно в этот момент ему нужен был какой-то «мотор». Она давала ему энергию, она согревала его изнутри… Хорошо, что она так много рассказала тебе.

– Марина улетела сразу после похорон?

– Да, на «девятый день» Марина не осталась, улетела в Париж. И вскоре пригласила к себе Фариду. Что там произошло, я не знаю, но, возвратившись, Фарида всячески поливала Марину грязью. Когда Марина приезжала в Москву к годовщине, она уже во всем разобралась и перед нами извинилась. Когда выпускали спектакль о Володе, Володарских среди нас уже не было.

– Марина извинилась и перед Бабеком, которого уже нет в живых…

– Да, к великому сожалению, он умер. А тогда Бабек сказал: «Слушай, Марина, я приглашал к себе моего друга Володю Высоцкого. А кто приезжал вместе с ним, это меня не касалось».

Да, Бабек… Он был близким другом Володи, по-моему, он даже помогал ему материально. Бабек приезжал почти на все зарубежные выступления Володи. Был на концерте Володи в Голливуде. Тогда же он заметил, как зло посмотрела на Володю Марина, увидев его огромный успех. Она впервые поняла, что не Володя при ней, а она при Володе. Бабек организовал в ФРГ несколько приватных концертов, которые хорошо оплачивались. (Ошибка В. П. Янкловича. Эти концерты организовывала Нелли Белаковская– эмигрантка из СССР, тогда она работала в зубоврачебной клинике в Кельне. – В. П.)

– А отчего умер Бабек? В Москве ходили разные версии: от случайного отравления грибами до преднамеренного отравления каким-то сильнодействующим ядом.

– Меня в это время не было в Москве, и как это произошло, я не знаю. У Бабека по-видимому было инфекционное заболевание. Я с его женой Натальей потом говорил, спросил: «Может быть, таким образом его «убрали»?» Она ответила, что нет, потому что возила срезы всех тканей в Швейцарию, там сделали анализы и следов отравления не нашли.

– А после первой трещины в отношениях семьи и Марины Влади как развивались события?

– Может быть, это была еще не трещина, а так– шероховатость… Потом был период, когда родители говорили:

– Мариночка! Ты – наша единственная дочь! Мы будем без тебя скучать. Этот дом – он всегда твой…

Я же при всем при этом присутствовал и могу это засвидетельствовать. Марина, и только Марина решала все проблемы с наследством, а родители будут ей только благодарны за это. Ведь она отказалась практически от всего. Это потом, когда родители начали «выступать» и поступать, она сказала:

– Ах, вы так?! Так я тоже наследница!

Позже я выяснил, что она имела право на пятьдесят процентов наследства, а остальные пятьдесят процентов делятся между другими наследниками.

– А где в это время, то есть сразу после смерти, находился архив – собственно, «главное» наследство Высоцкого?

– У Боровского, как у самого надежного человека… Родители и в дела с архивом тоже не вмешивались, во всем доверяя Марине. Но когда она уехала, их поведение переменилось. По-моему, кто-то начал на них влиять. Они стали требовать, чтобы архив был возвращен домой. Отец вызвал меня и стал говорить о своих связях с КГБ и тд. Родителям кто-то внушил, что вот Янклович женат на американке (Барбаре Немчик. – В. П.). Марина вообще живет за рубежом. И они хотят вывезти рукописи за границу и там продать… В общем, родители сказали, что они хотели бы на архив взглянуть. Пожалуйста, мы ничего не имеем против. Привезли, они «взглянули». И тут возникло решение срочно переснять архив, а затем передать его в ЦГАЛИ.

– Среди коллекционеров есть такое мнение, что некоторые оригиналы рукописей все-таки «прилипли» к чьим-то рукам.

– Ну, в этом надо разбираться отдельно. Я знаю только, как «трудно» возвращали рукописи Акимов и Терентьев… В конце концов, по-моему, Крылов вернул часть рукописей Марине. А Семен Владимирович говорил, что остальное они вернули ему, а он передал рукописи в ЦГАЛИ бесплатно. В отличие от Марины, которая, якобы, отдала архив за деньги.

– Но в одном из выступлений Марина Влади заявила, что ее лишили права быть похороненной рядом с мужем.

– Ее не лишили этого права открыто. Родители за ее спиной оформили Володину могилу на себя. Поскольку Марина не гражданка России, они получили справку, что эта земля принадлежит им. И никто с ней не посоветовался, ничего ей не сказал. Вот этим она была просто оскорблена. Марина была уверена, что с точки зрения всех правовых норм – российских, союзных, международных – она как прямая наследница имеет право на эту землю. А оказалось, что она – никто. Вот это было главным оскорблением! После этого она собрала все вещи, ушла и больше никогда не возвращалась в свою квартиру на Малой Грузинской.

– Вы сказали, что Владимир Семенович мог бы разойтись с Мариной, но ведь 29 июля он собирался лететь в Париж?

– В последнее время он мог одно говорить мне, другое – Марине, а третье – Ксении. А с пятого августа у него была открыта американская виза Я не думаю, чтобы в Штатах он собирался жить с Мариной… Но, конечно, Марина все равно оставалась для него фетишем. Еще одна сторона в ней поражала его– он мне сказал однажды:

– Она с семнадцати лет сама зарабатывала себе на жизнь! Она трижды становилась состоятельным человеком и трижды разорялась. Сама!

Для него это было очень важно. Это она привила ему серьезное отношение к деньгам, хотя большая часть долгов была связана с ней… Она и отдавала все долги…

– А когда родилась идея спектакля о Высоцком?

– Сразу после похорон, потому что похороны – это был шок для всех. По-моему, Любимов только после смерти понял, кого мы потеряли, что главное в Володе то, что он – поэт. А это выяснилось, когда стали разбирать архив, потому что о стихах в театре никто не знал. Петрович, надо отдать ему должное, никогда не брал на себя ответственность говорить о Володе за всех, хотя и проработал с ним шестнадцать лет. Когда начали делать спектакль о Володе, он все время собирал друзей и во всем с нами советовался. Для шефа было большим потрясением убедиться, что друзья больше знали о Володе, чем он, чем актеры театра,

– Когда началась «история» с надгробным памятником? Для этой книги я сделал статью об этом памятнике, там использованы какие-то части наших прежних разговоров, но хотелось бы услышать полный рассказ.

– Сразу же о позиции Любимова: он все время говорил, что не надо торопиться, что пусть время отстоится. Памятники ведь делаются не на годы– на века… И конечно, большую роль сыграл Давид Боровский – он не только придумал эту идею с метеоритом (Д. Боровский в интервью автору говорил, что идея принадлежит Марине, а он только воплотил ее в макете), он же организовал выставку проектов, он вел все эти дела…

А Марина считала, что, несмотря на все нелады с родителями, во всех главных делах они будут слушать ее и сделают, как она скажет. Когда у родителей возникла своя идея памятника, то мы не приняли это всерьез. Ведь есть Марина – вдова Володи, и все будет так, как она решит. Она прилетела в Москву, пришла на эту выставку проектов (был конкурс на лучший надгробный памятник). Боровский хотел вывести ее на проект Клыкова. В свое время Клыков сделал очень удачный памятник Шукшину, да и на этом конкурсе получил вторую премию. Но здесь у него что-то не получилось. А родители уже на конкурсе как бы «нацеливали» всех на проект Рукавишникова, но, повторяю, к их мнению тогда мы всерьез не относились. Но мы не учли, что родители здесь, а Марина – там, в Союзе бывает только наездами. А Рукавишников сам вышел на отца, или наоборот, но был заключен договор… Тут еще Вадим Туманов сыграл некоторую роль: он все время восхищался памятником Рукавишникова: «Похож! Похож!» А при чем тут: похож– не похож? Это же надгробие. Плита с метеоритом была замечательной идеей…

– А на открытии памятника вы были?

– Нет, ни на открытии, ни на банкете нас уже не было. Хотя довольно долго все держались вместе. После выпуска спектакля (25 июля 1981 года), где-то в августе, я уехал в Америку. И вернулся за три дня до смерти Брежнева, по-моему, в ноябре 1982 года. Я вернулся – и долгое время у нас с родителями были прекрасные отношения. Мы собирали видеоархив, делали программу «Творческий поиск Высоцкого». Нину Максимовну мы приглашали всегда, и всегда она была очень рада. Я до сих пор не понимаю, почему у нас с Володиной мамой расстроились отношения… После установки памятника я еще заходил на Малую Грузинскую– на Володины даты, а потом – всё.

– Какова история вашей поездки в Америку?

– Моя поездка в Америку… Это было уже в 1981 году. Там я встречался с Павлом Леонидовым, он– действительно дальний родственник Высоцкого, кажется, сын двоюродной сестры Семена Владимировича. К его книге «Высоцкий и другие» я отношусь рез– ко отрицательно. И безо всякого доверия. А тогда он все время пытался привлечь меня к работе над этой книгой. Конечно, я отказался.

Я также встречался с Пашей Паллеем. В какой-то газете я прочел его воспоминания о Высоцком– полный бред. (Хотя сам по себе Паша – человек неплохой.) Например, он пишет, что Высоцкий умер на Таганской площади после спектакля «Жизнь Галилея». А этот спектакль сошел со сцены за несколько лет до смерти Высоцкого. Якобы Володе стало плохо после спектакля, подъехала «скорая». Но когда врачи увидели, что это Высоцкий, – уехали обратно. (?!) Они чего-то испугались. (?!) И тогда один из товарищей на своей машине повез его в реанимацию, но было поздно…

Я спросил Паллея:

– Паша, ну зачем ты все это придумал?

– А так интереснее.

От Паллея я узнал, что некий Берест собирается выпустить двухтомное собрание сочинений Высоцкого. Паша даже повел меня к нему. Берест оказался весьма неприятным типом, он – эмигрант «второй волны». Этот Берест нанял помощников – «негров», которые «сняли» тексты Высоцкого с магнитофонных записей. Эти ребята думали, что делают благородное дело. Первую книгу сделали быстро, но со множеством ошибок. И поскольку в Союзе о Высоцком тогда было гробовое молчание, то они дали еще свои комментарии – очень тенденциозные и делающие мало чести самому Высоцкому.

Но эта первая книга – с массой ошибок – разошлась очень быстро. Когда я встретился с Берестом, то сказал ему:

– Как вы могли выпустить такую книгу: ошибка на ошибке?

Он ответил:

– Дело же не в этом. Важно, чтобы хоть какая-то книга вышла.

Он предложил мне участвовать в подготовке второго тома. Я ответил:

– Я же не редактор, и к литературе никакого отношения не имею. А почему вы не обратились к Михаилу Шемякину, у которого есть переснятый архив Высоцкого? Если уж делать книгу, то делать как следует.

Позже я поехал к Шемякину (ему Марина отдала микропленки Володиного архива). Я спросил у него, почему он отдает на откуп недобросовестным людям издание Высоцкого, имея на руках такие ценные материалы. Он ответил, что сейчас у него просто нет времени этим заниматься. Кроме того, это требует больших денег: переснять с микропленок, отпечатать… Я предложил ему свою помощь: надо же издать хоть какие-то материалы в противовес изданию Береста… (Позже возникла мысль сделать фильм о Высоцком– вот эту идею Шемякин поддержал.)

При всех сомнениях в успехе этого предприятия – издания текстов Высоцкого– я все же взялся за дело. Обратился к Иосифу Бродскому, он отнесся к этому очень хорошо. Мы встретились в кафе и он при мне позвонил Профферам (это владельцы издательства «Ардис»), Они ответили, что с удовольствием взялись бы за это дело, но рынок здесь насыщен. Книга Береста вышла большим тиражом – большим для Америки. Бродский сказал, что издание задумывается совсем по-другому. Тогда они согласились: хорошо, готовьте тексты. Но, в конце концов, идея с этим изданием заглохла.

Решили делать фильм о Володе. Вначале мы собрались просмотреть материалы, все материалы были на видео. Предварительно выяснилось, что фильм будет стоить около 120 тысяч долларов. В Колумбийском университете на кинофакультете работал бывший оператор Киевской студии – Сегал. К нему мы и обратились с просьбой организовать просмотр материалов. Итак, собрались: Аксенов, Бродский, Шемякин, Паллей, Богин, Сегал. На наше счастье зашел Милош Форман (в университете он занимал должность вроде нашего декана). После просмотра материалов он сказал, что может бесплатно предоставить камеры и монтажные столы – там это очень дорого стоит. Богин пообещал снять интервью с Шемякиным, Ростроповичем, Бродским, Барышниковым, Бэллой Давидович, Алешковским и, конечно, с Мариной– если я со всеми договорюсь.

Мы рассчитывали, что все интервью будут бесплатными. Монтажер – тоже свой человек, обещал сделать бесплатно. Плюс обещание Формана, и получалось, что понадобится всего двадцать тысяч долларов.

Я позвонил Марине. Она сказала, что прилетит, если будет оплачен билет. (Это тысяча долларов.) Сегал и Паллей дали по пятьсот, и Марина прилетела. Она встретилась с Аксеновым и Бродским, они откорректировали свои выступления.