Текст книги "История третья: На склоне Немяна Тамаля (СИ)"

Автор книги: Валентина Ососкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4(17). Память

Чириканье синтетических птичек на телефоне означало, что пришло сообщение. Одно. Второе. Третье. Ого, четвёртое! Все разом? Это что же такое случилось, интересно?

Сиф неохотно открыл глаза и мутным взглядом окинул расстилающийся перед ним мир.

Кабинет Лавеина – ага, это уже было. Сам врач за столом, бодро печатающий что-то на компьютере. Так, а Кап где?

– Сива, ещё раз свалишься – убью!

А вот и Кап. Только голос у него слишком жалобный для всерьёз замышляющего убийство своего друга командира Шакалов.

– Виноват… То есть, извини, – в потолок вздохнул Сиф, прислушиваясь к своему телу. Ощущения были не из лучших – как будто валяешься гриппозный и температурящий уже который день подряд.

Снова зачирикали птички.

– А где мой телефон, Кап?

– А… а я у тебя взял, – Артём говорил подозрительно беспечно. – А что?

– Дай прочитать.

– Тебе нельзя! – поспешно возразил Кап.

– А если это командир написал? – выбирать, о чём можно говорить в присутствии Лавеина, а о чём нельзя, Сиф уже не стал. Во всяком случае врач производил впечатление человека, который не будет ни задавать вопросов, ни болтать «налево», да и его слова про Шанхая были… довольно странными. Кто такой Захар Шацкий?

«Об этом подумаю потом», – отмёл размышления в сторону Сиф, осторожно садясь, и требовательно нахмурил брови, как обычно хмурился, когда кто-то из сослуживцев его «всерьёз» не хотел воспринимать:

– Кап!

Кап сидел рядом, на стуле, и вертел мобильник в руках:

– Да не писал тебе твой командир!

– Пять сообщений, Кап. Теория вероятности однозначно указывает на то, что хотя бы в одном случае из пяти я понадобился именно ему.

Командир Шакалов посмотрел на экранчик телефона и хмыкнул довольно:

– Обломалась твоя теория вероятности! Одно сообщение от некоей Расточки – подруга твоя, да?

– Кап!

– Ладно, ладно. Ещё одно с неизвестного номера – непринятый вызов. И три от некоего дядьки… Эй, Сива! – он не успел и глазом моргнуть, как телефон оказался в руках младшего друга.

– Дядька – это он и есть…

Сиф уже собирался прочитать первое сообщение от командира, сообразив, что давно уже надо было ему написать, но не выдержал и открыл Расточкино. Она ведь так давно ему не писала… Да и он, признаться, тоже очень-очень давно первым ни ей, ни Каше не писал. Там, в Горье, было не до того – КМП, Алёна, ранение, Тиль, Леон… А во время поездки «по городам и весям» и вовсе не хотелось возвращаться мыслями к Москве и думать о друзьях – здесь была совсем-совсем другая жизнь, будто с чистого листа… Вернее, не совсем с чистого – маячило за гранью памяти грозное прошлое.

Последние несколько дней Сиф, наверное, тоже друзьям не писал… Хотя в памяти упорно отказывались всплывать хоть какие-то целостные «картинки» о недавних событиях.

«А у нас админ. раб. по математике прошла. И итоговый диктант. Ты когда вернёшься?»

Сиф сглотнул, тщетно пытаясь подобрать слова, чтобы как-то вразумительно ответить. В голову ничего не лезло – ни словечка, ни идеи.

… Тут затрезвонил телефон у Лавеина, о котором Сиф уже успел забыть.

– Сто шестнадцатый кабинет, Димитр Лавеин слушает… Что? Ко мне? Кто? А, ну конечно, пусть заходит!

Сиф и Кап отвлеклись от телефона и разом взглянули на врача, но тот только хитро улыбнулся в бороду:

– Наш общий знакомый сейчас заглянет…

Он не успел договорить, как дверь без стука распахнулась, и в кабинете появились смех, солнечный свет и сам Шанхай собственной персоной разом. Сиф только тут обнаружил, что за окном уже давно и жарко светит солнце, чирикают настоящие, а не телефонно-синтетические, птички и вообще жизнь продолжается.

Шанхай подмигнул Сифу и крепко пожал ладонь поднявшегося из-за стола Лавеина:

– Ну, будь здоров, Серафимыч. Как сдарик наш, живой?

– Не помнит последние несколько дней, периодически со скуки падает в обморок, но в целом жив.

Шанхай повернулся к Сифу:

– Не помнишь? – со странной интонацией переспросил он и, получив недружелюбный настороженный кивок, покачал головой: – Бывает… Память – штука такая. Особенно в Заболе.

– А что, здесь атмосфера особенная? – с вызовом спросил Сиф.

– Можно и так сказать, – не смутился Шанхай. – Ладно, сдарик, раз оклемался, то не буду вам мешать, пойду, погуляю ещё… Серафимыч, привет домашним, если что – заглянуть ночевать можно будет?

– Можно, можно, – добродушно закивал Лавеин.

Шанхай широко улыбнулся:

– Ну вот и ладненько… Всем присутствующим удачи и до скорой встречи – я неподалёку буду, – и ушёл так же внезапно, как и появился.

Хотел бы Сиф знать, что автостопщик вообще здесь забыл и есть ли на свете хоть кто-нибудь, с кем Шанхай не знаком… Честное слово, Сиф бы ничуть не удивился, заяви Шанхай, что знает и Котомина, и разведчиков из бывшего Кондратова взвода, и даже Костяника с Арбата…

Без Шанхая в кабинете стало неожиданно тихо и неуютно. Несмотря на всю бесцеремонность и загадочность своего появления, бывший артиллерист и нынешний стопщик никогда не получался «лишним», даже когда вот так врывался без причины и повода. И солнце вновь как нарочно скрылось… Стараясь сделать вид, что в появлении Шанхая не было ничего необычного, Сиф слез с кушетки и совершенно нейтральным голосом поинтересовался:

– Димитр… Серафимович, а Тиля… то есть, Анатоля увидеть можно?

Врач поглядел на часы:

– А, да, конечно, можно. Давайте я вас провожу…

– Да не рухну я больше, – процедил Сиф, сердясь на свою слабость.

Артём тут же вскочил:

– Наконец-то! – и попытался заботливо подхватить друга под руку, но Сиф ускользнул, на ходу убирая злосчастный телефон в карман – уже благополучно позабыв, что не ответил Расточке и так и не посмотрел, что написал командир…

Сейчас было не до Дядьки, как ни странно это было осознавать маленькому фельдфебелю.

… Тиль находился в отдельной палате, больше походящей на одноместный номер в недорогой гостинице. Одна комната с кроватью, шкафом, столом и телевизором на тумбочке, душевая… и повсюду листочки с набросками. На раковине в душевой, в коридоре на полке, на полу, на кровати, ворохом наброски свалены перед телевизором… Тиль сидел, с ногами забравшись на кровать, и чиркал очередное «творение» простым карандашом, подложив под бумагу книгу в твёрдой обложке.

Кап невольно замер в дверях – он впервые видел своего «брата» с тех пор, как много-много лет назад Ивельский забрал Тиля к себе. Да и тогда уже друзья мало общались между собой – у Капа была своя компания среди старших детдомовских мальчишек, а Тиль хотел только сидеть и рисовать, сидеть и рисовать…

– Тиль! – Сиф не стал мяться на пороге и бросился к другу. Такому бледному, осунувшемуся и одинокому…

Поскользнувшись на очередном листке с рисунком, мальчик чуть не полетел на пол, но вывернулся и свалился на кровать, где помягче.

– Сив? – Тиль неверяще распахнул глаза. – Ты… ты правда вернулся?

– А куда я должен был деться? – с обидой спросил Сиф, но совесть требовательно сжала сердце: как можно было бросать Тиля тогда, когда ему так плохо?..

– Я боялся, ты не вернёшься… – художник сжал его руку, откладывая карандаш и рисунок. – Где ты был?

– Я… – Сиф обернулся и мотнул головой Капу: заходи, чего стесняешься? И когда командир Шакалов неуверенно шагнул, Сиф снова повернулся к Тилю: – Я… Я Капа нашёл.

– Капа?! – Тиль поднял голову, и тут же оказался в крепких объятьях Артёма Скалеша.

– Привет, Тиль…

Художник в первое мгновенье вздрогнул, но потом расслабленно уткнулся в плечо Капа:

– Ты нашёл меня, Кап…

– Ну я же не знал, что ты без меня не способен ни во что не вляпываться… Знал бы – нашёл раньше, – Кап улыбнулся и дёрнул за куцый Тилев хвостик: – А ты всё ту же бабью причёску носишь…

Сиф осторожно слез с кровати и шагнул в сторону, наблюдая, как оба Шакала изучают друг друга на предмет перемен и, наоборот, прежних, неизменных черт.

Смотреть на Скалешей было почему-то завидно, хотя Сиф уж никак не был для них «третьим лишним». Наоборот, член семьи, и что Артём, что Анатоль – оба мечтали, чтобы Сиф остался с ними навсегда…

Мальчик присел на стул, предварительно аккуратно убрав на пол очередной рисунок – в котором узнал маленького себя. Потом наклонился и растерянно поднял портрет обратно, вглядываясь в себя-в-прошлом.

«Какой же я был крысой…» – невольно поразился он, ловя взгляд карандашного мальчишки.

Независимый, недоверчивый и не больно-то и дружелюбный маленький бандит. Сиф даже растерялся под его взглядом – неужели это он? Он был вот таким – тогда, в детстве, и командир его именно таким впервые увидел?..

Тиль и Кап оживлённо вываливали друг на друга свои новости – те, которые не рассказывал им Сиф.

– Командир, а что с остальными? Сив какие-то адреса у Хамелеона нашёл – как ты думаешь, это адреса наших?

Сиф невольно вздрогнул. Нет, он не забыл про адреса, скопированные с компьютера Леона, просто так странно было слышать «командир» – от Тиля. И по отношению к Капу… Ну и что, что по-забольски, за последний месяц Сиф уже почти перестал различать слова двух языков, которые стали для мальчика в своё время одинаково родными.

И правда, Кап ведь командир Шакалам. Даже Сифу, если подумать.

– Может, и наших. Надо будет проверить! – воодушевился Кап и повернулся к маленькому фельдфебелю: – Слушай, а они у тебя с собой?

– Где есть сеть – там с собой, – и Сиф потянулся к телефону: – Тиль, у тебя тут, часом, беспроводную не раздают?

Тиль покачал головой – зачем ему? У него и компьютера-то нет. И не до того ему, среди бесцветного мира, тоски по ПС и одиночества… Хотя одиночество сейчас отступило, бессильное в присутствии двух самых близких на свете людей, ближе даже Ивельского…

– Ладно, – Сиф разочарованно убрал телефон. – Значит, потом.

– Потом так потом, – согласился Кап. – Я только про одного знаю…

– Про кого? – Сиф постарался припомнить адреса – вдруг как раз их списка будет?

– Ты его не знаешь… Тиль, а ты в курсе, что Крысик наш в Выринее проживает теперь?

– Что-о?! – разом выдохнули и Тиль, и Сиф, который тут же вспомнил один из адресов из файла.

Кап оглядел их обоих и с улыбкой пожал плечами:

– Ну правда, у Крыса там родственники. Я с ним переписываюсь иногда… – взгляд у Капа стал каким-то нехорошим, виноватым, а рука потянулась к карману, в котором, как уже знал Сиф, лежала коробочка с ПСИ-61. С выринейским препаратом…

Сиф поймал взгляд Капа и легко удержал его:

– Кап… Только переписывался?

Кап покосился на ничего не понимающего Тиля и медленно опустил глаза:

– Ну… он мне через знакомого передавал.

Сифу вдруг, необъяснимо, стало страшно. Наверное, оттого что вся эта ситуация напоминала ситуацию с Тилем в Горье. Слишком сильно напоминала, и от этого побежали по рубцу на спине нехорошие мурашки, и в груди на месте старого синяка заныло.

Кап, Крыс из Выринеи, чей адрес наверняка знает Хамелеон, ПСИ-61, некий знакомый Крыса в Заболе, передающий препарат Капу…

– А где ты с этим знакомым встречался?

– Сиф, тебе это зачем? – озадаченно спросил Кап, но Сиф промолчал, терпеливо дожидаясь ответа. Командир Стаи вздохнул и неохотно, не понимая, какое до этого Сифу дело, ответил: – Да в Рату приезжал.

Мурашки ледяной волной окатили спину. Всё слишком хорошо сходилось – вернее, наоборот, слишком нехорошо. Потому что верить в то, что и в этом замешан Хамелеон, страшно, будто не обрыве стоишь, покачиваясь, и не знаешь – вдруг через мгновение ветер слишком сильно толкнёт тебя в спину, и ты сорвёшься в распростершуюся у твоих ног бездну?..

– Кап, Сив, вы о чём? – обиженно спросил Тиль, и Сиф усилием воли прогнал тягостное чувство опасности.

– Не обращай внимания, Тиль. Это мы так, о своём… Больше не будем, – пообещал он, улыбаясь.

От неестественной улыбки заныли губы.

Кап спохватился и тоже заулыбался:

– Это Сива как всегда заморачивается не на ту тему… Слушай, а это всё ты нарисовал? – он кивнул на десятки набросков, разбросанных по всей комнате. – А я там есть?

– Есть, конечно…

Кап тут же принялся рыться в рисунках, разыскивая свой портрет, и в итоге набрал таковых аж пять штук и погрузился в изучение. Тиль со смесью смущения, нетерпения и гордости заглядывал ему через плечо и бормотал что-то про неудачи, ошибки и непохожесть, но Кап на рисунки откровенно любовался.

Сиф покосился на них и снова поглядел на свой портрет, с которого насуплено глядел белобрысый маленький бандит.

Вот таким его увидел командир тогда, много-много лет назад? Сиф бы испугался на его месте и не стал бы, наверное, рисковать собой просто ради того, чтобы этот маленький бандит задумался о чём-то, помимо «песка», убийства врагов Забола – то есть всех военных – и своей крутости…

Тиль и Кап оживлённо обсуждали рисунки, и Сиф, неожиданно даже для себя, встал и тихонечко вышел.

В коридоре было тихо и пустынно. Оглядевшись по сторонам и поёжившись, Сиф нашёл взглядом зелёную табличку «Выход. Exit» и поспешил в указанном направлении – постоять на солнышке и немного придти в себя, прогнать тревогу и мысли о командиру.

В конце концов, что командир-то? Отпустил и отпустил…

Уже выходя на улицу, офицерик понял, что начисто не помнит, что ему говорил командир – на сколько отпустил, при каком условии, надо ли было ему звонить и вообще… Они ведь сегодня уже уезжать собирались!

… На перилах крыльца сидел Шанхай и курил. Заметив Сифа, кивнул ему, затушил сигарету и щелчком отправил её в урну.

– Давно не виделись, сдарик.

– Привет… Шаня, – попробовал на вкус давно забытое прозвище Сиф.

– Ну, так меня уже давно никто не зовёт, – вздохнул Шанхай. – Шацем – и то чаще. Что, всё-таки что-то вспомнил?

– Я всё вспомнил!..

– Угу, по твоему растерянному лицу это та-ак заметно.

– … и всё забыл опять.

Молчание. Шанхай потянулся за следующей сигаретой, но потом передумал и убрал. Ещё немного подумал и невпопад сообщил:

– Нет, всё, хватит жадничать, лениться, экономить деньги и вообще. Пора переходить снова на трубку.

– Чего? – не понял Сиф.

– Это я не тебе, это я себе, – отмахнулся Шанхай. – Я раньше трубку курил, а потом что-то лень стало табак покупать, трубку раскуривать… Сигареты как-то проще, да и доступней при бродяжничестве. Но чем больше их курю, тем больше понимаю, что это дрянь какая-то, а не табак. Вонючие бумажки.

Сиф покивал без комментариев – в курении он не разбирался и особых предпочтений не имел. Шанхай усмехнулся:

– А ты и не кури, может, к никотину ты тоже сверхчувствителен.

– Ну спасибо за заботу, – язвительно отозвался мальчик, которому очень не понравился такой тематический переход.

– Не за что, – не смутился Шанхай и вдруг поинтересовался: – А командиру-то своему ты когда последний раз звонил?

Сиф потянулся к телефону и растерянно ответил:

– Сегодня не звонил.

Стало страшно: как он мог вообще ни разу не позвонить? Забыть, посчитать неважным – самый обычный, много лет назад обговорённый «дозвон», что всё в порядке?.. Хотя, конечно, всё произошедшее как-то не укладывалось в рамки понятия «всё в порядке».

Сиф достал телефон и открыл первую смс-ку от командира.

«Этот абонент звонил вам 5 раз, когда вы не были в сети».

Вторая: «Ты где?!», третья: «Ты правда сбежал в Пролынь?»…

– Шанхай, я…

Шанхай спрыгнул с перил, ухватил мальчика за руку и сбежал вниз по ступенькам, вынуждая Сифа следовать за собой. Не замедляя шага, автостопщик устремился к воротам с территории клиники, не заботясь, успевает там Сиф ноги переставлять или не очень. Хватка у бывшего артиллериста была крепкая, почти как у командира.

… Уже на улице Шанхай соизволил сообщить:

– Вы с Капом ночью сбежали в Пролынь, никого не предупредив. Хорошо, что Алёна вас заметить успела, и когда все поняли, что и правда сбежали, вспомнила, что вы о Тиле говорили.

Пока Сиф хлопал глазами, пытаясь одновременно осознать новости, вспомнить самому и не уплыть сознанием снова прочь из этого мира, рядом с ними остановилась машина, и кто-то вылез и хлопнул дверцей.

Голос у этого «кого-то» был усталый, сердитый, а руки, подхватившее покачнувшегося Сифа, жёсткие:

– Ещё раз соберёшься так изыскано самоубиться, фельдфебель Бородин, – при помощи наркотиков, сбежав от меня в другом городе – ты лучше мне прямо скажи. Я тебя сам убью и скажу, что так и было.

– Ко…

– … мандир, – согласился полковник Заболотин-Забольский. – Такое простое и понятное слово, но иногда мне кажется, что мы забываем его смысл.

Сиф закрыл глаза и медленно сосчитал про себя до десяти. После этого мир перестал тонуть в ватном звоне, и мальчик осторожно отстранился, стараясь сделать вид, что в полном порядке, а секундная слабость всем просто показалась.

Приоткрыл глаза и опасливо покосился на командира.

Недоволен? Не то слово…

– Где Артём? – обыденным тоном осведомился Заболотин.

– А… С Тилем, – Сиф не осмелился поднять на него глаза. Обрывки воспоминаний не хотели складываться в целостную картину, вовсе никак не соединялись друг с другом – не было той ниточки ассоциаций, по которой можно было всё увязать в воспоминания, – зато снова накатилось чувство вины. И быть виноватым незнамо за что Сифу совсем не нравилось…

– Ага, – Заболотин не отличался излишней чуткостью к чужим проблемам с совестью и памятью, поэтому – Вот и славно. В таком случае оставим Скалешей самих разбираться друг с другом и прочими семейными обстоятельствами… Поехали. Нам давно пора в Горье.

– Но как же…

– Марш в машину! – полковник ухватил его за плечо и подтолкнул в сторону знакомого минивена. – Мне надоело. Каждый раз, стоит мне подумать, что ты уже взрослый, как ты… отчебучиваешь что-то такое, что и ребёнку непозволительно! Шагом марш и поехали, и ничего слышать не хочу.

Сиф потёр плечо – рука командира чуть-чуть не попала по рубцу – и неохотно поплёлся к автомобилю. Командир шёл следом этакой грозовой тучей, от которой никуда в чистом поле не деться… И совсем такое положение дел Сифу не нравилось, потому что неправильно это было – мучиться совестью неизвестно за какие прегрешения.

Маленький фельдфебель с глубоким вздохом приоткрыл дверцу и плюхнулся на штурманское место с мрачным, сказанным куда-то в пространство «Здрасте». В глаза ни князю, ни Алёне – ни тем паче невозмутимым Краюхам – смотреть не хотелось.

– И тебе здравствовать, – ровно отозвался Одихмантьев со своего места. Сиф невольно вжался в сиденье. Уж слишком много противоречивых чувств накатывало…

Хлопнула дверца сзади – это сел командир.

– Поехали, – скомандовал Иосиф Кириллович, словно ничего и не произошло. И не сворачивала дорога к Немяну Тамалю, Безымянному Кургану…

Мотор зарокотал, и Алёна плавно тронула машину с места. Сиф не выдержал, обернулся, прилипая носом к стеклу, и увидел, как машет рукой Шанхай, стоящий у калитки на территорию клиники.

Алёна по своему обыкновению принялась мурлыкать какую-то незамысловатую песенку, машина неслась по городу согласно навигатору, а маленький офицер, окончательно запутавшийся, на чьей он стороне и с чьей точки зрения судит, устроился в кресле так, чтобы не тревожить «памятку» от Леона, закрыл глаза и бубнил себе под нос что-то вроде «Не хочу, не хочу, не хочу…» – но его никто не слушал. Тем более, что именно «не хочу», Сиф даже себе не мог сказать точно.

… Ночь и утро выдались на редкость переполненными переживаний, событий и открытий, паршивая слабость так окончательно из тела и не ушла, и когда машина вылетела за пределы Пролыни, маленький фельдфебель уже спал. Сон был неприятный, тревожный, Сиф морщился, но не просыпался.

Сидя за своим воспитанником, спал и изнервничавшийся полковник, и, наверное, лицо у него было точно такое же. Усталое, словно не сон это был вовсе, враз постаревшее, совсем не весёлое…

Дороги Забола имели довольно неприятную особенность: на них всегда снилось одно и то же – то, что было здесь шесть лет назад.

Война. Октябрь 2006 года. Забол, верховья Ведки

Поручик Антон Кулаков за свою не слишком долгую службу здесь, на войне, успел накрепко усвоить одно простое правило: не сумеешь заставить людей принимать тебя всерьёз – ничего не добьёшься.

Но сейчас, глядя на построившихся в нехорошем, неправильном молчании разведчиков, поручик чувствовал робость и не находил в себе сил изобразить деятельного матёрого офицера.

У бойцов была своя жизнь, которую он пока не понимал. И сейчас что-то произошло, что-то страшное…

Здесь же были и комбат, успевший уже стать легендарным капитан Заболотин, и предыдущий командир разведроты – прапорщик Кондратьев; и им тоже было совсем не до нового офицера. Ощущение страшного и непоправимого висело в воздухе, смешиваясь с холодной моросью и низким, тяжёлым серым небом.

– Герой… на мою голову, придурок, так его через голову к навкиной матери…

Голос у Кондратьева был сиплый – больной, словно сорванный.

Кулакову стало не по себе. Погиб кто-то?.. Тяжело входить в чужую жизнь – а ещё тяжелее входить в неё командиром, с правом решения.

Капитан Заболотин стоял, заложив руки за спину, сгорбленный под тяжестью свинцового неба. И отвечал Кондратьеву что-то, негромко, размеренно, словно в воду ронял камень за камнем, а те падали сквозь дно – обратно ему на плечи.

Кондратьев возражал голосом уставшего от бесконечных болей и вдобавок простуженного человека.

На нового командира разведроты никто не обращал внимания, а вмешиваться тот не решался, чувствуя, что произошло… что-то очень нехорошее. И совершенно непоправимое.

– Мы и так отстаём. Под угрозой вся операция…

– С егерями застрянем надолго. Демаскируем себя. Да и при малейшей угрозе… что им Сивка?

Со стороны это выглядело так, словно офицеры уговаривают друг друга – если бы не тяжёлая ненависть во взгляде капитана, если бы не глаза смертельно больного человека у прапорщика.

– Значит, движемся, – глухо сказал капитан Заболотин и отвернулся, пряча взгляд в стороне. Он готов был застрелить Кондрата прямо здесь и сейчас, только вот никак это не могло помочь Сивке.

– Простите… – наконец подал голос Кулаков, и его голос прозвучал жалобно и совсем не… по-офицерски. Поручику стало не по себе, когда взгляды всех разведчиков оказались направлены на него – словно под прицелом чужих орудий стоишь.

Только Кондратьев и стоящий рядом с ним боец на него не смотрели.

Капитан Заболотин скользнул по Кулакову отсутствующим взглядом, кажется, даже не узнав, развернулся и ушёл, припадая на правую ногу. Низкое серое небо давило ему на плечи, заставляя бессильно горбиться. И не с кем разделить эту тяжесть, не с кем, потому что нельзя.

… Был бы рядом отец Николай – ему бы душу излить!.. Но священник нескоро вернётся в батальон, что ему сейчас здесь делать, только под ногами путаться с точки зрения обычной жизни. Вот только никогда не знаешь, когда присутствие священника – врачевателя душ – станет необходимым, как воздух…

Не мог Заболотин поверить, что он больше никогда не увидит белобрысого пацана, ставшего таким… родным. В эту бесчеловечную войну Индеец вносил хоть что-то человеческое, живое. Без него и быть человеком незачем… Нет, он должен быть жив! Как угодно, где угодно, но он же живой и нужен егерям живым! А там… Там, может, что-то случится, и Сивка вернётся. Он же живой. Он же справится – и не из таких передряг целым и невредимым выходил… Только вот дождаться бы его!

Упрямое сердце не хотело отчаиваться – три дня. На четвёртый в самом дальнем уголочке появились первые ростки чёрного плюща отчаяния. Слабые, маленькие, но день за днём крепнущие и набирающиеся сил, захватывающие всё новые и новые уголки изболевшегося сердца… Пожалуй, только стараниями Малуева, Крома да Аркилова Заболотин заставил себя превозмочь отчаяние и сосредоточиться на боевых действиях.

«Только бы Сивка был жив… Где угодно, как угодно, но жив, жив!»

Да только не узнать этого наверняка. Связи на рейдах нет, а когда и есть – не до того. Магическая – чернокнижная – формула «под угрозой вся операция» и здесь отнимает последнюю надежду…

Молчаливая поддержка Малуева, понимающего, что словами здесь ничего не сделать. Его непоколебимая вера, что мальчишка цел. Может, и показная, но сейчас Заболотину не до разборок, где спектакль, а где правда.

Необходимость отдавать приказы – тяжёлый груз, который офицер ежедневно взваливал на плечи. Необходимость продолжать эту проклятую войну, отнимающую всё больше и больше близких людей.

Сложные, бессмысленные со стороны манёвры. Напряжение до последнего момента боя – не веришь, что удалось. Впрочем, теперь почти ни во что не веришь. Даже солдаты это видят, и тоже начинают падать духом…

Заплаканные глаза санинструктора-забольки, Элички. Ей отчего-то тоже невыразимо больно из-за исчезновения Индейца, хотя когда он был, они лишней раз и не пересекались, только случайно… Заболотину тяжело глядеть ей в глаза. Тяжело командовать операцией. Тяжело верить, что всё удастся. Тяжело, тяжело, тяжело…

Военные – люди суеверные, и поэтому о мальчике никто лишний раз не заговаривает, но с таким настроем и от молчания худо.

…– Так, господин мой дорогой командир, – после очередного боя сгрёб товарища в охапку Малуев. – Мне плевать на трагизм ситуации и траур по Сивке. Можешь обижаться на эти слова, но хотя бы на людях перестань тухнуть. Офицеру не положено!

– Привязываться хоть к кому-нибудь офицеру не положено, – буркнул капитан горько, но Малуев горечи не заметил. Он не разбирал вкуса слов – или мудро делал вид, что не разбирает.

– Больше не желаю слышать ни одной жалобы Аркилова на тебя! – припечатал он сердито. – Как ребёнок, ей-Богу. А ещё командир батальона…

Заболотин не нашёлся, что сказать, и послушно дал слово постараться выполнить просьбу друга. Хотя бы на людях спрятать, загнать глубоко внутрь отчаяние. Солдаты то уж точно не виноваты в случившемся. А Кондрат… Его Заболотин не мог простить, даже видя, что прапор мучается от случившегося не меньше.

– Если бы были должные причины, я бы отдал тебя под трибунал.

Кондрат только кивнул в ответ на это заявление. О словах с частицей «бы» он не слишком беспокоился.

Заболотин сморщился, будто проглотил что-то горькое, и, развернувшись, ушёл. Это была единственная попытка поговорить с разведчиком. После этого оба просто старались избежать случайной встречи – по счастью, теперь был поручик Кулаков, с которым можно было решать дела разведки без участия Кондрата.

День тянулся за днём, а Сивка так и не появился. Никто не говорил, что он не вернётся… Никто просто не говорил о нём. И Заболотин был за это благодарен своим офицерам. В одиночестве легче представить, что всё будет хорошо…

… И забыть, что на самом деле всё много хуже. Только вот по ночам забытье рассеивается, и приходят сны – тяжёлые, как камень на шее. С обрыва в омут бы – да нельзя.

21 мая 2013 года. Забол, Горье-Рата

В Горье вовсю жарило солнце, разбрызгивая слепящие блики по стёклам. Великий князь, успокоенный возвращением Сифа, дал отмашку отдыхать до вечера. Отлёт – ранним утром, времени полно…

Маленького фельдфебеля командир перехватил уже на выходе из номера.

– Так-так… Куда собрались?

Сиф глубоко пожал плечами:

– Да так… погулять. С городом попрощаться.

Прищур полковника ему категорически не понравился. Нет, командир не забыл, совсем не забыл о произошедшем. И сколько бы Сиф ни делал вид, что ничего этого не было, Заболотин не купится на игру непрофессионального актёра.

– Так, фельдфебель Бородин, кругом марш и прощаться с городом, глядя в окно. Мне свои нервы жалко, не хочу новых приключений.

Сиф остановился на пороге комнаты, плечом упираясь в косяк и не глядя на командира:

– Что, домашний арест?

– Фельдфебель, приказы не обсуждаются, приказы выполняются! А это был приказ.

Сиф отпрянул назад, напрягся и помотал головой:

– Да я же не собираюсь сбегать, честное офицерское!

– Чтобы я мог доверять твоему честному офицерскому, – Заболотин выделил голосом последнее слово, – ты должен быть офицером. Офицером, который выполняет приказы своего командира.

Сиф в последний момент удержал на языке очень странный, неожиданный для самого себя вопрос: «Почему?»

Почему у него нет семьи, а есть только командир?

Почему в родной стране он – гость?

Почему он вообще – офицер тогда, когда все его ровесники живут обычной человеческой жизнью? Живут, ходят в школу, влюбляются, гуляют, спорят, задаются философскими вопросами… вот как Каша, например.

Почему?.. Сиф мрачно плюхнулся на свою кровать. Ответов он не знал.

Затренькал телефон. Номер незнакомый. Сиф покосился на командира – но тот бодро барабанил по клавиатуре, одним ухом слушая, что ему говорят в наушнике, изредка поддакивая. Короче, работал.

– Алло? – Сиф наконец взял трубку.

– Ну, здра-авствуй, офицерик. Не узнаёшь? – насмешливо растягивающий гласные голос сделал выразительную паузу.

– Хамелеон?!

– У меня такое ощущение, что всё же узнаёшь, – смешок, – и это радует. Слушай внимательно, маленький офицерик. Я жду тебя в Рате. Я и твой ненаглядный Уйленшпигель. Тебя и только тебя. Есть, куда записать адрес? Повторять не буду, запоминай с первого раза: улица академика Свяцкого, дом одиннадцатый, квартира сороковая. Ждём до завтра, а что дальше, я не буду говорить, чтобы не огорчать тебя раньше времени. И помни – один. Замечу хоть тень по твоим следам – дожидаться не будем. Всё понял? Вот и славно, – не сделав за всё это время ни единой паузы, чтобы Сиф мог что-то сказать, Хамелеон резко бросил трубку.

Сиф скорее автоматически, чем подумав, тут же вызвал последний принятый номер, но тот был «выключен или вне зоны действия сети».

Страх прокатился по спине, нырнул в живот и уже оттуда отправился в пятки вместе с заполошно забившемся сердцем.

В голове безраздельно царила только одна мысль: «Что с Тилем?!» – он же оставил его с Капом! А о Капе думать плохо не хотелось.

Улица академика Свяцкого, дом одиннадцать. Сиф помнил, где это находится – во время визита в Рату он как раз по тому району… шатался. Надо же, это было всего неделю назад, даже меньше, а ощущение – как будто в прошлой жизни.

Нет, не в прошлой. В самом-самом начале этой, новой и непонятной, где невидимые нити всё крепче и крепче привязывали маленького русского фельдфебеля к Заболу – к кровной родине.

Сиф поглядел на бодро кивающего невидимому собеседнику командира, на дверь, снова на командира… И, внезапно обозлившись, поднялся и засунул телефон в карман брюк.

В конце концов, если он и только он может помочь другу – он обязан это сделать. А то, что командиру удобнее и спокойнее, когда он рядом – всем это удобнее, и что же, всё время на месте сидеть? А друзья пусть сами выкручиваются?! Нет, вот уж чего Сиф не умеет – так это предавать друзей.

Накручивая себя всё больше и больше, Сиф выскользнул в прихожую – увлечённый разговором Заболотин, вроде бы, не заметил.

Ну что их связывает, кроме многолетней привычки, уважения – увы, похоже, не взаимного – и памяти о войне, которую – память – Сиф так и не обрёл, хотя сколько усилий приложил.