Текст книги "История третья: На склоне Немяна Тамаля (СИ)"

Автор книги: Валентина Ососкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– И вы меня так просто отпустили?

– Я не имел права поступить иначе, – отрезал Заболотин. В этом он был весь – в нерушимых, порой безопасных, вроде солдатской кепки шесть лет назад, а иногда болезненных для исполнения принципах. – Потом уже Краюхи подняли бучу, вспомнилось про звонок, запросили, прослушали… Безопасники встали на уши, разыскивая этого твоего Хамелеона.

– Нашли?! – перебил Сиф, не удержавшись. Слушать чужую исповедь – тем более собственного командира! – было неприятно, хотелось поскорее сменить тему.

Заболотин качнул головой:

– Нет, – и, не поддавшись соблазну, вернулся к своей истории: – Я уж было начал надеяться, но твой след потеряли. Причём ты опять-таки не рванул в Пролынь сразу после взрыва – кстати, слава Богу, что твоего крёстного удар не хватил от этих твоих приключений. Ты остался где-то в Рате, и я понял, что, по всей видимости, опасения мои подтвердились.

Сиф медленно кивнул. Да, он отправился к Сергию, Шанхай чуть ли не прямым текстом посоветовал ему это… Снова неприятно кольнуло осознание, что Шанхай вёл какую-то свою игру, а Сиф ему доверял.

Заболотин помолчал, потом ещё тише добавил:

– Когда я это понял, то не выдержал. И позвонил твоей подруге.

– Какой? – не понял Сиф. Из «подруг» у него тут только Алёна, а уж ей-то зачем звонить, если можно просто прийти в соседний номер?

– Твоей школьной… Наде Семёновой. Ты же однажды с моего телефона звонил, я и сохранил…

Сиф помертвел. Если Расточка узнала, что он… нет-нет, только не это!

– Зачем?

– Я не стал о тебе ничего рассказывать, как ты и просил всегда, – поторопился успокоить Заболотин. – Но сказал насчёт твоего побега и семьи. И попросил позвонить, узнать… и напомнить, что у тебя есть ещё мы и Москва.

Так вот почему она звонила, понял Сиф. И почему у неё был такой странный, грустный голос. Она знала…

Но продолжить разговор им не дали. Видимо, привлечённый голосами в коридор выглянул один из Краюх, но немедленно пропал, чтобы через несколько секунд появиться вновь, но на сей раз в компании брата и князя.

Сиф понял, что хочет стать невидимкой или просто куда-нибудь исчезнуть, но увы, его уже заметили.

– Вернулся? – коротко спросил Крёстный, пока Краюхи молча пожирали мальчика глазами в ожидании объяснений.

Сиф только утвердительно дёрнул головой, опасаясь встречаться с Крёстным взглядами и пояснять, как командиру, что Забол его не насовсем отпускает.

Тут к тёплой встречающей компании присоединилась и Алёна, торопливо застёгивающая на груди рубашку – кажется, уже собиралась ко сну, когда услышала, что в коридоре что-то происходит.

Сиф невольно поперхнулся, уже успев забыть, как на него действует появление цыганки. Особенно если рубашка у неё застёгнута всего на две пуговицы, вид встопорщенный и поражённый, и на макушке волосы смялись в упрямый хохолок. Это была Алёна.

– Сиф, – выдохнула она и резко шагнула к нему. Брови сползались к переносице, как грозовые тучи в небе перед тем, как громыхнуть.

– Сейчас Индеец будет бит, – предрёк один из Краюх.

– … с особой жестокостью, – подтвердил второй, наблюдая, как Сиф пытается задвинуться за диван и прикинуться кадкой с пальмой.

Близнецы почти угадали. Но не успела Алёна как следует встряхнуть «этого придурка», как оный «придурок» заскулил и принялся бормотать что-то про то, что он уже бит и не надо его трогать.

– Где бит? – сурово спросила девушка.

– Много где… – осторожно ответил Сиф, на всякий случай отодвигаясь подальше. – В лесу был бит… Из электрички сигал… А перед этим ещё чуть не подорвался, и…

– А ну показывай! – прикрикнула сердитая Алёна. – У-у… убью придурка!

– Не надо убивать, – попросил Сиф. – Иначе либо Иосифу Кирилловичу придётся тебя отмазывать, либо он надолго останется без шофёра… Скандал вокруг члена императорской фамилии будет.

Краюхи рассмеялись, а вот Алёна только больше нахмурилась:

– Ну-ка давай, давай, не отвлекайся. Небось так и ходишь весь в ссадинах…

Сиф осторожно задрал край майки и продемонстрировал не самый чистый после всех приключений бинт, но стоило Алёне сделать к нему ещё шаг, как отшатнулся, коленом налетая на диванчик.

– Не надо, – мотнул он головой. – Не к месту сейчас, Алён…

– Но…

– Со мной всё в порядке, – отрезал мальчик, понимая, что терять сейчас голову – не лучший вариант.

Кажется, Крёстный это понял или угадал каким-то своим фамильным чутьём, потому что успокаивающе коснулся локтя Алёны:

– Действительно, уж кто-кто, а Сиф знает, что такое травмы и как их приводить в порядок.

Девушка в первое мгновенье вздрогнула, как от удара тока, потом опустила взгляд и пробормотала, что всё понимает и просто переволновалась. Сиф ссутулился, прекрасно расслышав укоризну в голосе, но решил, что в этой ситуации лучше промолчать. Иногда многословные извинения делают только хуже.

– Наверное, пора расходиться, – предположил князь, глядя на обоих одинаково понимающим что-то, чего молодые люди ещё сами не осознали, взглядом. Улыбнулся и продолжил тоном, подразумевающим, что всем следует улыбнуться и отвлечься: – Вдруг нам повезёт, и с утречка пораньше в Москве наконец-то погода наладится?

С точки зрения Сифа, это была самая неприкрытая попытка сменить тему – что может быть деланней и нелепей обсуждения будущей погоды в такой компании?.. Но Иосиф Кириллович не зря носил титул Великого князя и разъезжал с дипломатическими миссиями по всему миру: нелепость сработала лучше любых тонких, психологически выверенных намёков, и все расслабились.

Наверное, именно поэтому резкий звонок мобильного у Заболотина заставил всех вздрогнуть и повернуться в немом ожидании на источник звука.

– Да? – полковник остался спокоен и невозмутим. – Ещё раз?.. О как. Благодарю, что сообщили, да, я передам его величеству. Жаль. Хорошо. Да. Да, всё в порядке. Благодарю. Да. До свиданья.

Сифу не требовалось гадать, кто и зачем звонил, по тону и лицу видно: по службе – значит, местные безопасники; новость оказалась неожиданной, в чём-то неприятной – уж слишком коротко стал командир рубить фразы, да и чего стоит одно его «Жаль» с непередаваемой интонацией сдержанной вселенской скорби; последняя порция «да-да-да» – это стандартное, наверняка уточняли, всё ли здесь в порядке… Интересно, это насчёт Хамелеона? Или, может, о Шанхае стало что-то известно?

Командир повесил трубку, убрал телефон в карман рубашки и сообщил:

– Ян Петр Ратей, помощник Хамелеона, в выринейском посольстве. Выдавать отказываются, мол, несовершеннолетний. О Хамелеоне по-прежнему никаких известий, по всей видимости, он благополучно пересёк границу, пока все прыгали за Ратеем по городам и весям.

– Умный чёрт, – оценил изящность решения Филипп. – А звонок? – и кивнул на Сифа.

– Запись, – качнул головой Заболотин. Ещё раз прослушали, и стало ясно, что в трубку просто прокрутили сделанную заранее запись. Наверняка Ратей и звонил…

Сиф вспомнил разговор с Шанхаем в Рате, после взрыва. Да, ещё тогда можно было догадаться, что этим всё и кончится. А ещё Шанхай, который всё тогда наверняка уже знал, но Сифу сообщал в час по чайной ложке, изображая «метод дедукции»…

– Зато теперь Выринея однозначно показала свою связь с КМП, – безмятежно улыбнулся князь, ничуточки не огорчённый таким поворотом. – Ну или хотя бы сочувствие. Что, в общем-то, и требовалось доказать. Так что… всё к лучшему.

Сиф приободрился, поймав взгляд князя. Да уж, если даже его злоключения с Яном князь отнёс к «лучшему», то есть шансы отделаться одними бесконечными насмешками Краюх, без выговоров, душеспасительных бесед и прочих неприятных моментов.

То, что Краюхи скоро начнут зубоскалить на тему «побега», не вызывало никакого сомнения: они уже глядели на Сифа с фирменной насмешливой хитринкой, сдерживающим фактором выступали «старшие» – командир и князь.

– Я, наверное, пойду? – Сиф старался ни на кого конкретно не глядеть. – Вымотался вусмерть…

– Идём, – согласился командир. – Время позднее. Иосиф Кириллович, доброй ночи.

– Спокойных снов, – кивнул князь, улыбаясь, сначала Заболотину с воспитанником, затем и Алёне. – Рад, что всё так закончилось… Лёш, Филь, идёмте…

Близнецу хором пожелали всем присутствующим спокойной ночи – в их устах это звучало далеко не абстрактным пожеланием – и, развернувшись, ушли вместе с князем, как всегда один на полшага впереди его, второй позади.

Алёна зевнула, прикрывая рот ладошкой, и тоже ушла, с порога погрозив спине Сифа кулаком. Развернулась, собралась уже шагнуть в номер, и тот кто-то ухватил её за локоть:

– Подожди.

У «кого-то» был Сифов голос, поэтому Алёна невольно затормозила и обернулась:

– Что, неугомонный? Опять сбежишь?

Сиф мотнул головой и шагнул вперёд, привставая на цыпочки.

Нелепый поцелуй горчил кофе, который Алёны пила, казалось, целую вечность назад – ещё до внезапного возвращения «этого неугомонного».

Отступив друг от друга, молодые люди одинаково растерянно вздохнули, так и не поняв до конца, что это было.

– Ты что, опять на обезболивающем? – происходящее было настолько неправильным, что Алёна не нашла ничего лучше, чем испортить всё дурацким вопросом.

Сиф только отрицательно качнул головой, оберегая вкус кофе на губах. Потом буркнул «спокойной ночи» и пулей вылетел за порог. Алёна всё так же ошалело захлопнула за ним дверь и взъерошила свой упрямый «ёжик» волос. Ей было да прикушенной губы неловко.

– Чего так долго? – поинтересовался Заболотин и красного Сифа, появившегося на пороге.

– Я… так, – не смог внятно объяснить Сиф. Ну не озвучивать же очевидное: они завтра возвращаются в Москву, и их дружная компания во главе с Великим князем распадётся? И уже никогда не повторится. А раз и так, и сяк никогда не повторится, то что толку останавливать себя и стыдится?.. Но отчего-то всё равно голос пропал, щёки горят, и хочется провалиться на первый этаж.

– Ладно, надеюсь, ты ужинавший? – проницательности Заболотину было не занимать, особенно когда речь заходила о его воспитаннике, поэтому оставалось только сменить тему, пока юный фельдфебель не осыпался на паркет горсткой стыдливого пепла.

– Да, мы с Капом перекусили прежде, чем я поехал, – поспешно подхватил Сиф. – Я, наверное, сразу в ванную? Ноги помою и спать. Так я у Капа мылся…

В ответ командир с самым невозмутимым видом протащил мимо него в ванную пакет, в котором Сиф признал их аптечку.

– Давай, раздевайся, – позвал Заболотин, раскладывая по краю раковины всё необходимое. – По роже видно, что на тебе живого места нет.

Перед глазами Сифа всплыл Кап – интонация был точь-в-точь – и юный офицер хихикнул. «Командир» – это диагноз.

– А что с рожей-то?

– Губа разбита, – спокойно принялся перечислять командир, – ссадина на лбу, синяк на скуле… Молчу о состоянии шорт и явно не той майке, в которой ты отсюда сбежал.

– Шорты и майка не на роже, – проворчал Сиф, осторожно стягивая с себя одежду. Командир был прав: тело ныло всё, от кончиков пальцев на ногах до тянущей боли в основании черепа.

– … А рубец на загривке у тебя воспалился, – заметил Заболотин между делом. Он, в отличие от Капа, не стал тактично обращать внимания на шипения и порывы к самостоятельности, а просто ухватил несносного воспитанника за патлы, когда тот начал уж слишком вертеться. – Замри!

Сиф смирился, зная эту хватку и этот голос. Лучше уж замереть и не рыпаться, а то от сострадания и бережности в жестах командира не останется ни капли.

Память подкинула образ из прошлого, и Сифу осталось только молча подивиться, насколько иногда бывают похожи командир и Кондрат. Хотя ой как друг друга не любят.

– Приедем в Москву, пойдёшь к врачу.

– Но…

– Хватит, – устало оборвал Заболотин. – Не будь дураком, Сиф, сам же знаешь, что надо.

– Ну ладно, ладно, – не стал спорить подросток, хоть и хотелось. – Просто, может, само заживёт?

Заболотин тяжело вздохнул, моля Бога о терпении:

– Воля твоя, но с моего ракурса этот рубец мало похож на то, что само заживает.

Сиф попытался разглядеть рубец в зеркале, но виден был только самый краешек. Командир посторонился и спросил с долей любопытства:

– Ну что? С твоего ракурса как?

– Пойду, пойду, – смирился Сиф. – Раз уж вам так хочется…

На здоровое плечо опустилась ладонь, и Заболотин спокойно начал бинтовать воспитанника.

– Нет, Сиф.

– А? – не понял мальчик, без словесной просьбы поднимая руки в стороны, чтобы командиру было легче.

– Моё «хочется» в твоём решении не должно быть единственным аргументом.

– В смысле?

– В прямом, – руки мерно двигались, укладывая бинт с профессиональной сноровкой. – Сиф, ну ты же не дурак. И уже не маленький. Ты доказал, что умеешь принимать решения, даже пытаешься за них ответственность нести, так что пинками гнать тебя куда-то я не буду. Можешь заняться самолечением, если уж такой недотрога, но пускай это будет взвешенное и осознанное решение.

С треском надорвав бинт, Заболотин завязал узел и отошёл, придирчивым взглядом инспектируя дело рук своих.

Сиф ещё раз поглядел в зеркало, на сей раз, правда, не видя ничего под белоснежными слоями бинта:

– Ладно, схожу. А то ведь Эля Горечана прознает, приедет в Москву и уши оторвёт, – он невольно улыбнулся. – За несознательность.

За зеркальной гладью отражения командир улыбнулось в ответ.

… Сиф осторожно присел на кровать, с трудом удерживая себя от желания со сладостным стоном сразу же заползти под плед. Командир же, наоборот, встал и направился к дверям. На пороге, протянув руку, чтобы выключить свет, вдруг спросил:

– А как тебя твой Артём-то отпустил? Оставить тебя в Заболе – это ведь его заветная мечта, разве нет?

Сиф закутался в плед, поджал ноги, вздохнул и объяснил: – А я ему всё рассказал.

30 октября 2006 года. Забол, Сечено Поле

Шесть лет спустя Сечено Поле будет пустынными холмами с мемориалом по погибшим в минувшей войне и стрелой-дорогой к нему. А сейчас Сеченский деревообрабатывающий заводик, с начала войны заброшенный сельский аэродром да пара посёлков, раскиданных по разным концам этой причудливо бугрящейся территории, ещё живы. Ну, как живы – это полуразрушенные строения, раскиданные плиты да чадящий пожар на месте одного из цехов. И бой, то утихающий, то вспыхивающий с новой силой в разных уголках Сечена Поля.

Шесть лет спустя этого уже почти ничего не будет. Молодая поросль скроет остовы зданий, ангары разберут, разбитая взлётная полоса станет основой для дороги к мемориалу, а остатки некогда жилых домов скроются с людских глаз, словно их в одночасье поглотят окружающие холмы…

Только откуда это знать тем, кто сейчас отдаёт свои и чужие жизни в попытке то удержаться на месте, то выбить противника? Бои идут здесь уже давно, войска отходят, приходят, вновь покидают Сечено Поле… С месяц, никак не меньше эти холмы и эти развалины то и дело становятся ареной для всевозможных наступлений, отступлений, манёвров и засад. Почему именно здесь? Сказать сложно. Одним словом – судьба…

Здесь размалываются, лепятся, ломаются и снова склеиваются жизни. Кровь, смерть и жизнь сплетаются в один неразрывный клубок, яркий, как взрыв сверхновой. Судьбы пересекаются по одному только велению свыше, никак иначе не объяснить всех встреч… Вот и судьбы этих трёх – пересеклись. Трое людей, такие непохожие между собой.

Первый – командир батальона, безмерно усталый человек с едкой горечью в уголках равнодушных глаз. Второй – раненный офицер в камуфляже без знаков различия, проваливающийся в небытие от боли.

А третий ещё совсем мальчишка с грязно-зелёной банданой на белобрысой голове и автоматом в руках.

Это было бы слишком жестоко – умереть от какого-то бессердечного кусочка металла, что во множестве сновали мимо, когда ты видишь перед собой того самого человека, который дал смысл последним месяцам жизни. Конечно же, Сивка рухнул за сложившийся карточным домиком железный ангар целым и невредимым, с горящими от восторга глазами.

– Ты меня нашёл!

Заболотин неуверенно улыбнулся:

– Ты… нашёлся.

Бросаться в объятья друг друга они не стали – было не до того.

– Так, Сивка, наш батальон…

– Я знаю, где он, – перебил Сивка. – За аэродромом, в лесу, да?

Удивляться познаниям мальчишки Заболотин не стал, только кивнул и продолжил:

– Патроны ещё есть?

– Полтора магазина, – отрапортовал найдёныш, всё так же бестолково улыбаясь.

– Хорошо. Тогда отправляйся к нашим, пусть выручают. Скажи, это правда очень важно. Понял?

– Так точно, – «уставная» фраза слетела с губ Сивки просто и естественно.

– Выполняй.

Выхода не было. Раненого надо доставить к своим во что бы то ни стало. Даже ценой собственной жизни и… нет, о смерти этого белобрысого недоразумения, без которого в груди гуляли стылые ветра, думать не получается на физическом уровне. Сердце прихватывает, словно у столетнего деда.

Мальчишка перехватил свой «внучок» поудобней, последний раз бросил полный незамутнённого детского счастья взгляд на командира, широко улыбнулся и канул. По-пластунски, плавно, от укрытия к укрытию. Профессионально.

А потом вдруг очень даже непрофессионально дёрнул куда-то в сторону и окончательно исчез из виду. Орать «дурной!» и шипеть «сам убью!» толку уже не было.

… Спустя вечность в какофонию звуков боя вклинился визгливо-натужный вой неизвестно откуда взявшегося мотора, грохот, с каким машина прыгает по ухабам, и – вот он, четырёхколёсный монстр выринейского производства по заокеанским технологиям. Застыл, хлопая смятой «штурманской» дверью, и мальчишеский дискант не попросил, не крикнул – приказал:

– Залазьте! Так быстрей!

– Я что сказал?! – Заболотин не мог описать всю полноту охвативших его чувств. Горячей всего оказалось желание выдрать юного безумца так, чтоб потом неделю садиться не мог и впредь соображал, что творит.

– Затаскивай раненого, – уже жалобней крикнул несносный мальчишка. – А то подорвут к навкиной матери, пока я тут торчу…

В салоне машины царила отвратительная смесь запахов: горелых резины и волоса, пороха, крови, чего-то ещё непонятного… Но до амбре никому дела нет. Ровно как и до весьма характерных следов трупов, которые нашли на этих четырёх колёсах свой конец, но куда-то из машины подевались.

Сивка почти сполз с сиденья – длины ног не хватает, чтобы нормально рулить – но газанул решительно, как только Заболотин втащил раненого и забрался следом.

– Ты где водить научился? – единственный вопрос, который смог выдавить из себя Заболотин в той адской болтанке по разбитой в хлам взлётной полосе.

– Чинга, – сумасшедше улыбнулся мальчишка. – Давал пару раз порулить…

По автомобилю стучали пули, ещё чуть-чуть, и под колесом хлопнула бы граната, но Сивка в последний момент словно почуял это, вывернулся, чуть не завалив четырёхколёсного монстра на бок, и смертельные осколки приняло на себя разрушенное здание.

– Наши нас убьют, – вдруг понял Заболотин. Эта мысль должна была ему придти в голову с самого начала, но когда болтаешь на полу машины в обнимку с раненым – голову поднять невозможно из соображений безопасности, и мысли не могут её, голову, найти.

– А?! – стараясь перекричать творящийся вокруг ад, крикнул Сивка, тоже почти сползший на пол и рулящий вслепую, наудачу, лишь изредка привставая, чтобы убедиться в верности выбранного направления.

Машину со скрёжетом влетела во что-то, но пережила это, и Сивка, вывернув руль, продолжил сумасшедший автопробег.

– Наши выринейский джип сами подорвут! – крикнул Заболотин, как только к нему вернулось дыхание.

– Да? – мальчик даже удивился, но от этого только больше вдавил газ. – Ну…

– Тормози метров за тридцать до башни ЛЭП! Дальше пешком!

Сивка поймал мысль на лету и не стал ничего переспрашивать. Завидев ЛЭП, дал по тормозам, с визгом заворачивая. Машина подскочила на очередном препятствии – только клацнули зубы всех присутствующих – и замерла.

Сивка вывалился мешком из машины и просто лежал в ожидании, пока командир придёт в себя, разберётся, как открыть дверь, выберется и вытащит раненого. Сил шевелиться не было.

– Сивка, – хрипло позвал капитан. – Я понимаю, тебе тяжело… но нам надо идти.

Мальчик застонал в голос с раненым, но приподнялся и сел на корточки. Раненый, впрочем, тоже пытался сесть под прикрытием машины.

– Двигаем, – Дядька, такой ненавистный сейчас, непреклонен.

Остальной путь слился для Сивки в один протяжный миг, бесконечный, ужасный, со звоном в ушах и туманом, застилающим зрение. В тот момент, когда чьи-то руки подхватили его и потащили, мальчику уже было всё равно, кто это: свои ли, чужие, ангелы ли Божьи из рассказов Дядьки и отца Николая…

– Дожили, – Дядькин голос заставляет вспомнить, что ты больше не один, и расслабиться, выпуская автомат из рук. Верный «внучок» повис на ремне и, кажется, цепляется о землю, пока Сивку куда-то тащат, но это уже неважно. Ну, то есть, то, что автомат рядом – это хорошо, куда без него, но держать его уже нет никакой необходимости…

Дядька снова рядом.

… Сквозь баюкающее забытье просачиваются шуршащие звуки, словно кто-то устраивается в спальнике. Становится тепло и покойно. Невнятный в полуобморочном сне голос – знакомый, почти такой же родной, как Дядькин – всё говорит, говорит, и неважно даже, что. От звуков этого голоса становится всё спокойнее, и внутри одна за другой расслабляются до боли тугие струны, такие натянутые раньше, что даже вздохнуть полной грудью не получалось, только урывками.

– … А я тогда думал – предашь, не выдержишь, а ничего так и не произошло. Не узнали, понял я. Ты ничего не сказал, а я, глупый солдафон, все слабости мира ребёнку приписал. И когда понял, что ошибся, был готов тебя просто похоронить. Снова не верил, лысый дурак. Прости, Маська, ты настоящий солдат. А я слепой, как крот. И надеяться не умею. Вон, Дядька надеялся ведь. Хоть в далёкой глубине души, но верил. Прости, Маська, лысого слепого дурака…

Голос шуршал и шуршал рядом. Сиплый, чуть слышный. Привычный.

Сивка отпустил последнюю внутреннюю струну и наконец-то сумел сделать глубокий спокойный вдох. Реальность быстро поплыла прочь, уступая место снам.

Сны тревожные, пронзительно-яркие, кружились кругом, но стоило вспомнить, что всё позади, что вокруг родные люди, и очередной кошмар, трусливо поджимая хвост, уползал прочь.

Изредка сквозь сонную пелену до Сивки доносились голоса, стрёкот выстрелов, над ухом начинала трещать рация, кого-то куда-то срочно требуя. Но Сивка знал, что это его не касается. Находящиеся рядом люди временно заслонили его от войны. Откуда было это знание?.. Словно родной сиплый голос нашептал на ухо.

Наверное, это всё же был сон. Потому что, первый раз проснувшись, Сивка услышал знакомый кашель где-то за стеной. По всему выходило, что Кондрат и не думает придаваться нежностям. Командиру не до того.

Сивка приподнял голову, чтобы разобраться, что такое тёплое его укутывает со всех сторон, отогревая за все прошедшие бессонные холодные ночи, и обнаружил себя бережно упакованным в спальник. Но додумать мысль и найти причинно-следственные связи мальчишка не успел: толком так и не проснувшись, он заново провалился в сны. Организм брал своё, окончательно поверив, что Сивка оказался среди своих. В батальоне… дома, где бы батальон ни находился.

Поиски закончились, как закончилось и одиночество.

23 мая 2013 года. Забол, Горье

Утро началось телефонным трезвоном, и кто-то бесцеремонно затряс Сифа за плечо, суя мобильный в руки:

– Возьми ты трубку, третий раз уже звонит!

– А? – слепо щурясь со сна, переспросил Сиф, тыкая непослушными пальцами в телефон в поисках зелёной кнопки. Наконец, трезвон стих, и мальчик собрался было завалиться обратно ухом на подушку, но из трубки донёсся голос Капа, и пришлось тащить её и засовывать между ухом и подушкой.

– Сива, алло?

– Кап, ну что случилось?

– Я с Лавеиным говорил только что. Он сказал, кризис прошёл. Тиль, кажется, выдержит…

Сиф ещё недостаточно проснулся, чтобы полностью прочувствовать новость, но даже до его сонного разума дошло, что если кризис прошёл – то это хорошо. Что он и озвучил, отчаянно растирая слипающиеся веки.

Кап немножко подумал и спросил с подозрением:

– Я что, тебя разбудил?

– Ага, – не стал отпираться Сиф, но глянул на часы и поспешил заверить: – Хотя я собирался просыпаться.

Кап оценил полную бессмысленность фразы и хмыкнул:

– Ладно, Сива, дрыхни. Я через часик позвоню, когда с Тилем поговорю.

– Да я… – Сиф вслушался в тишину и со вздохом добавил уже в пустоту: – … проснулся.

И поудобней устроился щекой на подушке.

– Ну, раз проснулся, – раздался откуда-то с потолка голос командира, – то вставай, соня.

Сиф попытался сесть, но получилось только со второй попытки. Всё тело, до последней косточки, болело так, что хоть зубами скрипи. Возмутительно бодрый командир возвышался над кроватью и сочувственно выслушивал этот зубовный скрежет.

– В Москве обещают распогодиться к ночи, так что после обеда вылетаем. Ты как, живой?

Сиф кособоко повернулся и спустил одну ногу на пол:

– Нет. Дохлый от и до.

– Сиф, давай без жаргонизмов… Один день официоза остался, – Заболотин вернулся к компьютеру.

Сиф не стал отвечать на привычное ворчание, спустил вторую ногу, но вставать не торопился. Он пытался понять, что происходит с организмом – трусливая паника или вправду полный износ? Тело человеческое любит пугаться, поднимать крик о скорой безвременной кончине, плакать и бунтовать… и в девяти случаях из десяти, раз у тела хватает сил на истерику, их хватит и на то, чтобы встать и двигаться дальше.

Но в том единственном случае паника всё же справедлива – когда в целом силы ещё есть, но что-то одно действительно на следующем шаге окончательно выйдет из строя.

Пока Сиф старался себя убедить, что происходящая – не более чем «девятиразовая» паника перетрусившего организма. И это даже получалось, если старательно не думать о тянущем болью загривке, который, казалось, «зацепило» только вчера. Ну и, до кучи, о нехорошо проявившейся боли в грудной клетке – как раз там, куда прилетела пуля Леона. Травмы последних двух дней на удивление были терпимы…

Осторожно поднявшись на ноги, Сиф огляделся в поисках одежды и без энтузиазма обнаружил на стуле «парадку».

– Да-да, – перехватил его взгляд Заболотин, отворачиваясь от компьютера. – У нас через час торжественное прощание с Заболом. Часа на три… но, – он усмехнулся, увидев ужас в глазах ординарца, – ты вместе с Одихмантьевым тихо улизнёшь после особо торжественных речей, минут через сорок, вряд ли больше. Дождётесь нас в аэропорту, вас там никто не тронет.

– И, надеюсь, к нам никого ближе, чем на километр, не подпустят? – уточнил Сиф, который не жаждал снова столкнуться с Яном или Шанхаем. Хотя Ян же в выринейском посольстве прячется…

– Не подпустят, – успокоил полковник. – Особенно к тебе. Ты у нас больше всех… приключения любишь.

Юный фельдфебель закатил глаза, но не стал оправдываться и похромал в ванную, смывать остатки сна. Спросонья пытаться влезть в парадную форму – опасное занятие, белая рубашка так и норовит помяться, когда ты с третьей попытки пытаешься попасть рукой в соответствующий рукав. Конечно, был риск, что в номер кто-то внезапно войдёт… Но Сиф старательно отогнал от себя образ Алёны, сквозь смуглый загар которой появляется возмущённый румянец.

… Когда он высунул нос из ванной комнаты, в комнате слышался голос одного из Краюх, что-то вещающего насчёт планов на сегодня. Сиф бочком проскользнул в дверь и принялся торопливо одеваться, стараясь приноровиться к возражениям тела. Краюха деликатно сделал вид, что ничего не заметил – Филипп, наверное.

– Сиф, – окликнул Заболотин, прерывая обсуждение, – тебе перед этим твоим Капом ещё звонили, глянь, а?

– Ага, – Сиф влез-таки в брюки и теперь старательно воевал с пуговицами. Мелкая моторика давалась всё ещё по-утреннему плохо.

Неотвеченный вызов был только один – от Капа же. Зато рядом висело непрочитанное сообщение от Кимы: «People! 26 на Арбате и потом на Сетунь – мой ДР! Жду ВСЕХ!»

Сиф вздохнул, глянул на календарь: ага, воскресенье… И уклончиво пообещал «постараться быть». Но цепочка ассоциаций и образов неудержимо побежала дальше: Кима-Арбат-компания-Расточка… И настроение ухнуло вниз неостановимо, как горный обвал, потому что тут же вспомнились их последний разговор и рассказ командира, почему Расточка вообще позвонила.

Отмолчаться не удастся… Да и не хотелось больше молчать, скрытничать, не договаривать и выбирать. События последних дней породили уже почти устоявшуюся привычку действовать, а не вязнуть в размышлениях, как мушка в смоле, которой спустя тысячи лет предстоит стать солнечно-тёплой подвеской на шее какой-нибудь девчонки – такой кулон родители однажды привезли Расточке, но та, правда, переделала его в браслетик.

– Сиф? – оклик Филиппа, и мальчик понял, что последние несколько секунд продремал с открытыми глазами.

– А?

– Проснись, Индеец. С вами в аэропорт отправится сержант Карин с парой ребят. Основная трудность – вам исчезнуть надо будет максимально незаметно, потому что нам проблем со СМИ не нужны в свете происходящего с КМП и Выринеей.

– Ты же знаешь, что я журанлюг не переношу, – поморщился Сиф. – Так что ты лучше Одхимантьева инструктируй.

– А с ним Лёша беседует, – ухмыльнулся Краюха. – Вместе с князем. А к тебе персональная просьба… – и, сделав выразительную паузу, издевательски вздёрнул брови и закончил: – Никуда больше не убегай.

Заболотин вздохнул, но укоризненного «Филь!» не прозвучало, и Сиф стушевался, расшифровывая это молчаливое, скрытное одобрение.

По счастью, Филипп развивать тему не стал, вскочил и кивнул:

– В общем, через пятнадцать минут все собираемся – и в путь. Вещи закинут в аэропорт. А я побежал! Индеец, выше нос, как в одиночку пол-Забола объехать – так пожалуйста, а журналистов боишься?

– Язва, – пробормотал Сиф вслед весело унёсшемуся к князю Краюхину.

– Вещи-то все собрал? – отвлёк его Заболотин. – А то не дай Бог забудешь что-то. Зарядка, одежда, зубная щётка?

Сунув зубную щётку куда-то между футболками, Сиф осторожно присел на диван и снова взялся за телефон – мысль о Расточке не отпускала. Может, стоит и с ней поступать так, как привык здесь, в Заболе? Действовать. Пока не раздумал.

Номер он набрал по памяти.

Гудки сменились удивлённой тишиной и, наконец, неуверенным вопросом:

– Спец?

– Привет, – сипло выдохнул Сиф и с шумом прочистил горло. Не помогло, разумеется. – Можешь говорить?

На секунду захотелось, чтобы Расточка ответила «Нет».

– Да… Чего звонишь?

Сиф даже удивился. Раньше им и в голову не пришло бы задавать друг другу такой вопрос.

– Открытка дошла?

– Открытка? – удивилась Расточка. – Нет пока.

Сиф не знал, как долго идёт почти из Горья в Москву и даже не помнил, когда открытку отправлял. Но неделю назад точно…