Текст книги "История третья: На склоне Немяна Тамаля (СИ)"

Автор книги: Валентина Ососкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

… Сивка думал, что не уснёт, потому что всё внутри было скручено в тугую пружину, торопящую и понукающую время: ну скорее, скорее, снова в путь! Это ожидание невозможно, просто непереносимо!.. Но стоило коснуться щекой подушки и подтянуть коленки к груди, пальцами нащупывая «внучок» рядом, как сознание просто вывалилось из этого мира в царство снов, Сивка даже не почувствовал.

Отец Николай наклонился над спящим мальчиком, перекрестил его, вздохнул и осторожно вытянул из кармана лежащих рядом с кроватью на полу брюк карту. Развернул и долго смотрел, вспоминая, откуда докуда мальчик высчитывал маршрут.

… Если бы на карте можно было отметить путь маленького разведчика, ещё не принёсшего присяги, но связавшего судьбу с УБОНом, и самого батальона, то стало бы видно, как они стремятся друг к другу.

И пересекаются в одной точке. На Сеченом Поле.

22 мая 2013 года. Забол, Пролынь

Позади остался и храм, и сквер, и уже весь квартал. Маршрутка петляла по проспектам, улицам и улочкам, люди заходили и выходили, а шофёр подмигивал белобрысому подростку в зеркальце заднего вида:

– Жди… Я тебе скажу, когда твоя улица.

Подросток кивал, поводил плечами и ждал. А что ему оставалось делать-то? Только сидеть, думать и ждать. Ещё разглядывать случайных попутчиков – отчасти из любопытства, отчасти из опасения всё-таки наткнуться на одного из преследователей. Но никто из залезающих в маршрутку на разных этапах её странствования по городу не походил ни на Шанхая, ни на Яна, ни на людей, посланных Крёстным.

Старик с нетерпеливым внуком, устающим от сидения на месте гораздо сильней, чем, верно, от долгих прогулок. Сиф невольно улыбнулся, чувствуя себя примерно так же. Только не получалось столь же яростно вертеться на месте – чуть шевельнёшься, и обязательно что-то заболит. Инвалид ходячий…

Женщина в деловом костюме, раздающая по телефону указания всему миру.

– Обещали небольшой дождь в 17:30, а у нас ни капли не упало, – между делом возмущалась она. – И грозу в 19:00, но она точно будет, у меня уже мигрень.

Сиф, зацепивший эту реплику краем уха, понимающе хмыкнул: голова у женщины вероятнее всего болела от этой неумолчной трескотни по телефону.

А женщина тем временем уже переключилась на какие-то отчёты, консалтинг и сервис. Очень деятельный винтик деловой машины контролировал вращение колёс судьбы.

Оставив этот винтик в покое, Сиф опять повернулся к окну. Резкая остановка не застала его врасплох – он наловчился предугадывать её по изменению в дрожании двигателя; по тому, как оборачивался к пассажирам водитель, словно желая проверить, не испарился ли тот, кто требовал этой остановки; по поведению копошащихся попутчиков, робкому «Простите, можно?» и ворчанию деятельной бабушки в лихой бандане, алой, как галстук младших скаутов. Бабушка это села довольно давно и ворчала с чувством, без истерики, исполняя некий общественно-социальный долг.

Кто-то вышел. Кто-то вошёл. Водитель обернулся, принимая деньги за проезд, и кивнул Сифу:

– Готовься, сдарик, твоя следующая, во-он за тем светофором выкину.

Сиф кивнул в ответ, показывая, что уже давно готов к тому, чтобы его выкинули, а уж за тем светофором или где ещё – без разницы. Главное, чтобы поближе к Капу.

Без пяти минут Скаль Сивый – а пока что ещё просто Иосиф Бородин, запутавшийся, фельдфебель он ещё, или уже нет – перебрался к двери через длинноногого студента, севшего только что и уже профессионально задремавшего, как умеют проваливаться в дрёму только студенты и военные. Маршрутка разогналась в последний раз, проскочила светофор и подрулила к автобусной остановке, зажатой между «стекляшкой» продуктового магазинчика и киосками «сок-вода-сигареты».

Не утерпев, Сиф с усилием, не обращая внимания на дёрнувшее болью плечо, распахнул дверь и выпрыгнул на тротуар, не дожидаясь полной остановки. Маршрутка и не стала останавливаться – как только ноги мальчика коснулись земли, микроавтобус басовито газанул, обдал его облаком выхлопов и умчался дальше скакать по городу, развозя людей, как ценные посылки, по их судьбам.

Сиф вздохнул, размял кисть и огляделся. Улицу он нашёл, а с домом как быть? Сиф подозревал, что вряд ли на втором шагу наткнётся на сияющую неоновыми огнями надпись «Гостья» – «гостиница» по-забольски.

Подозрения его оправдались в лучшем (худшем?) виде. Сиф трижды обошёл вокруг ничем не примечательного двухэтажного домика, единственным украшением которого служили вычурные перила крыльца, пока не сообразил, что других домов под номером 17 здесь не предвидится, а значит, ему точно сюда.

На двери, по счастью, висела искомая скромная табличка, просто её не было видно с улицы.

… Пяточёк пространства между входной дверью и массивной лестницей на второй этаж занимала рыжеволосая матрона на стуле, лениво обмахивающаяся сложенным вдвое кроссвордом. На лице матроны застыла мука закусавшего быта, и только где-то в морщинках у глаз пряталась робкая, неизвестная самой матроне улыбка. Такая, о какой женщина, наверное, и не помнила уже, но которая упрямо пробивалась, как весенний тугой стебель одуванчика сквозь морщинистый серыё асфальт.

Сиф остановился на пороге, залипая взглядом на мерно колышущемся кроссворде. Глупая, но неистребимая детская привычка…

Прошла минута, прежде чем Сиф сумел собраться с силами и обратиться к кроссворду, продолжая следить за ним глазами:

– Простите… Артём Скалеш, мой брат, уже вернулся?

Кроссворд замер на секунду, потом всё так же размеренно продолжил своё движение. Матрона приоткрыла глаза, оглядела мальчика с ног до головы, размышляя, потом кивнула:

– Третья комната. Ужин вам на двоих?

Отвечал Сиф уже откуда-то с пятой ступеньки:

– Ага! – и в три прыжка преодолел пролёт. Ловко лавируя между массивными кадками с растениями явно джунглевого происхождения, завернул и ещё в четыре прыжка взлетел на второй этаж.

Третья комната оказалась ближайшей. Сиф зажмурился и толкнулся в неё. Дверь открылась легко – кажется, вовсе была только прикрыта, и вот уже Кап ловит запнувшегося о порог «беглеца»:

– Сива… Где ты так долго пропадал? Я уж извёлся весь!

Объятья у него не такие, как у Тиля, порывистого и обвивающего тебя, как хищная лиана. Руки твёрдые, отвыкшие от такого простого движения – кого там, у Немяна Тамаля, было обнимать Капу? Соседских девушек?

– Прости, Кап, я просто… ой! – Сиф вывернулся, не давая Капу задеть царапины. – Ну, короче, много чего произошло. Слушай, у тебя зарядка найдётся с вот таким разъёмом? – и, спасаясь от расспросов, сунул в руки Капу свой телефон.

Зарядка нашлась:

– Предыдущий обитатель забыл, завалилась за тумбочку, – пояснил Кап, ставя телефон «питаться». – Ты счастливый.

– Ага, – согласился Сиф, валясь на кровать. Шерстяной плед покусывал голую кожу и даже загривок сквозь мокрую от пота майку. Не выдержав долго это мучение, Сиф сел и стянул майку.

Кап присвистнул, выражая восхищение набором полученных мальчиком в результате его блужданий по городам и весям травмам.

– Так, я к хозяйке за чаем, а ты, Сива, в душ, – распорядился он, и с лица смыло дурашливость тут же. Командир Скальже Стаи прежде всего заботился о «целости» шкуры своих подопечных, это был рефлекс. – Мне аптечку у хозяйки попросить?

Сиф ругнулся, вспоминая тюбик с заветной мазью, прописанной Эличкой… Александрой Елизаветой Горечаной, тётей Лизой – как её теперь звать?! А тюбик-то остался в Горье вместе со всеми остальными вещами. Ну… то есть теперь уже в Москве, наверное.

При мысли о командире, Крёстном и Алёне стало неуютно. Бронзовый мальчишка, Элик Парядин, смотрел недовольно, и взгляд у него был – взрослый, Кондратов, тяжёлый и пресекающий любые возражения…

Надо позвонить командиру. И, конечно же, Алёне, чтобы извиниться, ой, как сильно извиниться перед ней за побег! Она… скверно у них вышло! А ведь так хорошо начиналось – разговоры, вальс…

Пока Сиф тонул в размышлениях, Кап молча проводил его до ванной комнаты, которая была общая на полэтажа, сунул в руки полотенце, впихнул в ванную, а сам отправился, наверное, к хозяйке. Сиф особо намываться не собирался, но шансом нормально оттереть бессчётное количество царапин не преминул воспользоваться… Исследование тела дало неутешительные результаты. Синяки на ногах, локтях и даже спине – это после взрыва, наверное, как и та шишка в корнях волос… ой, мамочки, щиплет! А, ещё ведь из электрички прыгал и по лесу, так что неизвестно. Рассаженный бок – это там, в лесу… у-у! Навкаже!

Тихо подвывая, Сиф упёрся лбом в стену душевой кабинки и некоторое время просто так стоял, собираясь с силами, чтобы продолжить подведение итогов. Итак, с загривком всё ясно и можно туда даже не стараться заглянуть. Во-первых, больно, во-вторых, страшно. Наверняка рубец опять закровил… Ну а дальше мелочи: ссадины на коленках и ладонях получены не раз и не два, а обновлялись постоянно за время побега, потянутая при прыжке из электрички кисть вполне работает и даже удерживает душ, голова хоть и болит, но жить можно, разбитая губа, если не улыбаться всё время, почти не напоминает о себе.

Наконец, не выдержав этой пытки – мочить щиплющие от воды царапины – Сиф наскоро вытерся, подхватил одежду и, изобразив из полотенца набедренную повязку ново-гвинейских аборигенов, прямо так отправился пугать возможных соседей по дороге в комнату Капа.

Соседи не испугались в виду отсутствия кого-либо в коридоре. Кап сидел на кровати, пил чай и поглядывал в телевизор, который бубнил что-то тихо и невнятно.

– О! Давай, мне хозяйка аптечку выдала, так что терпи, лечить буду, – вскочил Шакалий командир на ноги при виде «братца».

Сиф вздохнул и приготовился терпеть. Он и так прикосновения не переносил, а уж кого-то допустить к «травмам» любого вида тяжести… Ну, врачи не в счёт, но в обычной ситуации Сиф ревностно оберегал свою неприкосновенность.

А теперь расслабился, застыл посреди комнаты, закрыв глаза, а твёрдые руки Капа сноровисто обрабатывали царапины. Не выдержал Сиф только однажды, когда Кап дотронулся до рубца. Дёрнулся с воплем и долго не подпускал, чувствуя себя диким волчонком, которого пытаются приручить. А он не хочет, потому что больно!

– Сива, – Кап посмотрел на него с сочувствием, как на душевнобольного, – ну хочешь, ты сам помажешь?

– Давай, – буркнул Сиф, отобрал у Капа мазь и долго возился, примеряясь и осторожно, по чуть-чуть смазывая. Рубец, горячий на ощупь, дёргал болью, не сильно, но неприятно.

Наконец, медпроцедуры были закончены, и Кап кивнул на вторую кружку с чаем. На кружке виднелась какая-то похабная картинка, но Сиф её разглядывать не стал и послушно взял.

– Жарко же… – только вздохнул он.

– В самый раз, пей давай, – усмехнулся Кап, снова садясь на кровать и складывая лекарства в коробку.

Сиф присел рядом. Тон Капа был точь-в-точь как у командира – не обычно, а скорее тогда, в том коротком послевоенном детстве длинной в полгода, которые они с командиром успели ему, маленькому Сифке, выкроить между «демобилизацией» и принятием в Лейб-гвардию…

Сиф дотянулся до телефона и включил его. Рядом с телефоном на тумбочке лежал карандашный набросок – авторство легко было угадать по вороху с виду беспорядочных линий, складывающихся вдруг в лицо.

– Это кто? – поинтересовался мальчик. Лицо было знакомое, но по возрасту никак не подходило для Скалей – парню было здесь лет шестнадцать, чуть постарше самого Сифа.

– А, это… Мне Крыс однажды фотку прислал свою. А я вспомнил сейчас и Тилю показал. Вот он и нарисовал… А фотка старая, сейчас ему лет восемнадцать должно быть.

Сиф сморгнул. Кто же это? Откуда он может знать лицо далёкого выринейского Крыса?.. Выринейского. Озарение пробрало ознобом.

С обычного тетрадного листа в клеточку на Сифа смотрел тот самый выринеец Ян, только года на три младше.

Вот, значит, откуда Ян знает про Шакалёнка Сивого?..

Телефон наконец-то включился и зачирикал письмами, но Сиф только рассеянно отодвинул его, разглядывая Яна Петра Ратея. Шакалёнка по прозвищу Крыс.

– Он знал обо мне?

– Ну конечно, – хмыкнул Кап, наклоняясь через плечо и вместе с Сифом разглядывая портрет. – О тебе все знали. Крыс – он, знаешь… ну, он появился после тебя и…

– … И потому ненавидит.

Кап прижал ладонь ко лбу «братца». Горячей оказалась ладонь.

– С чего ты взял, Сива?

Сиф вздохнул и осторожно коснулся кожи рядом с царапинами на рёбрах:

– Ну, когда тебя собираются застрелить и прямо объявляют, что давно об этом мечтали, это смахивает на ненависть, – тон стал язвительным, больше, наверное, подходящим Дядьке.

Кап перестал нависать, отодвинулся и, подогнув ноги, уселся лицом к Сифу. Подумал. Почесал шрам на горле. Бровь. Снова шрам. Склонил голову на бок и вздохнул озадаченно:

– М-да… Я это как-то упустил из виду.

– Что он меня застрелить пытался? – улыбка вышла кривоватая, а голос сиплым.

– Да не, что он… короче, ревновал. Извини. Никогда бы не подумал, что вы можете встретиться на узкой дорожке – вот так.

Настала очередь озадаченно чесать затылок Сифу, переваривая это «извини». Спрашивать очевидное не хотелось на уровне рефлексов – Кондрат за такое раздавал тумаки нещадно; но подросток всё-таки переборол себя и уточнил:

– Ты это за него извиняешься?

Удивление скакало между названными братьями мячиком от настольного тенниса. Снова очередь Капа:

– Мы ведь Скальже Стая. А я командир.

– Круто. И ты так за всех перед всеми.

– Кто-то же должен, Сива. Вы ведь все разные…

– … один ты одинаковый.

Оба фыркают смехом – присказка старая.

– Ладно, зато буду знать, что он нынче жив-здоров… Стоп, если он тебя пытался застрелить, то, видимо, уже не так жив-здоров?

– Его остановил Шанхай. Захар Шацкий.

Память у Капа цепкая, никакими психостимуляторами не испортишь:

– Тот, который к Лавеину заходил и потом тебя утащил? А он-то там каким боком?

– Частично от Хамелеона, а частично… кажется, ведёт свою игру.

Предвидев ещё с десяток подобных вопросов, Сиф сдался и со вздохом сразу вывалил на Капа все события – подробно, с выкладками и предположениями. Кап слушал внимательно, вопросов не задавал, выводов на ходу не делал, а когда сделал – оставил при себе, только заметил:

– Махнём домой, к Немяну Тамалю, и не шелохнёмся. А если что – дёрнем в леса. Чтобы Скальже Стаю в лесу нашли – ха!

Сиф в целом был не против, только оставалась парочка долгов. Кратко их можно было перечислить по именам – получался не очень длинный список.

Расточка. Дядька. Алёна. Крёстный… ой, нет, это пусть лучше Алёна с командиром ему расскажут… Ну и Сергий ещё – если упустить его из виду, бывший отец (да смешно как-то это слово связывать с ним!) может принести немало бед.

Настала пора взять телефон в руки, хотя ой как не хотелось. Но это, в конце концов, лучше, чем объясняться лицом к лицу с каждым? И это будет по очереди, и можно будет заранее подобрать аргументы, потому что некоторые, после слишком ярких военных образов, всплывающих в голове, теперь казались неудовлетворительно хлипкими.

Кап, прекрасно уловив настроение, отстал и сделал погромче телевизор. Сиф, в бубнёж не вслушиваясь, листал письма – все как одна о том, как кто-то вызывал его, пока сам Сиф изволил пребывать «вне зоны действия сети».

Четыре от Алёны. Шесть от Расточки. Ого, два вызова определились как «КраюхаЛ», два, что после этого не удивляло, как «КраюхаФ». Ещё три с одного незнакомого номера, два с другого, четыре с третьего. За то время, пока телефонный аккумулятор покоился в голодном обмороке, о Сифе вспомнили двадцать три раза – даже приятно чувствовать себя таким нужным!

Вот только ни в едином письме не говорилось, что Сиф нужен тому, чей номер несколько виноватый, пусть и упрямый и многое осознавший заново подросток собирался набрать первым – наизусть.

Командир предпочёл сделать вид, что его юного ординарца больше не существует.

Это был не удар ниже пояса, это… Сиф медленно стёр половину уже набранных цифр с экрана телефона. Он что, правда, не нужен?

– Сива? – окликнул чутко улавливающий изменения настроения Кап.

– Дядька так мне и не позвонил.

Кап улыбнулся. Спокойно, победно и уверенно:

– Что же, расцениваем это как разрешение остаться. Если вообще тебе нужно было его разрешение.

Сиф медленно кивнул. Да, конечно. Это не может быть ничем иным, как разрешением. Вернее – предательским «Вали на все четыре стороны». Сиф после этого волен поступать, как считает нужным именно он, повернуться и больше никогда не пересекаться судьбой с героем Забол-Выринейской – его, Сифа! – войны полковником Заболотиным-Забольским.

Жаль вспоминать, как маленький Сивка мечтал об обратном.

Сиф поднял взгляд на Капа, тот, разумеется, глаз не отвёл и тепло улыбнулся:

– Ну что, твоё неофициальное совершеннолетие отпразднуем конфетами, алкоголем или… чем покрепче?

– Кап, подожди… – конечно же, звучало заманчиво. На это и был Кап. – Но ты знаешь, скольким я пожертвовал на войне, чтобы заставить наши дороги пересечься?

– Чьи «наши»?

– Меня и Дядьки.

– Ну… нами, – Кап был настоящим волшебником, умудрившись это сказать без упрёка.

– А потом, когда я… отбился и шатался по чужим?

Кап не знал, а Сиф помнил. И надо было решать, здесь и сейчас – дописать ли так и не стёртые до конца цифры или и вправду расслабиться и идти праздновать.

– Алкоголя боюсь, чего покрепче… не будем огорчать Лавеина. Давай просто допьём чай, и, Кап… сделай погромче телевизор.

Диктор охотно заговорил громче:

– … Напоминаем, в связи с циклоном, обрушившимся на Центральный регион Российской Империи, да и не самые лучшие погодные условия, – деликатная улыбка, всё-таки не «официозный» телеканал, а помельче и посвободней, – нашей дорогой столицы, попрощаемся с делегацией его величества Великого князя Иосифа Кирилловича Куликовского мы только завтра утром. Ну, так обещают нам наши синоптики. А может, врут?..

Сиф стёр с экрана последние цифры и сделал большой глоток чая – уже не обжигающего рот, а уютно-тёплого.

Пересечение судеб требует больших усилий и высокой цены.

Оплачена ли она?

Да, с лихвой.

Бронзовый Элик Парядин весело помахал ладошкой подростку, представившемуся Илеем, и вернулся к себе на постамент.

Сиф сделал выбор, и на сердце сразу стало легко.

Глава 7(20). Совершеннолетие

Штабс-капитан Антон Кулаков всегда спокойно осознавал, что если ему не везёт, то не везёт глобально. Сложно с этим поспорить, если знаешь эту особенность за собой с детского возраста.

Если уж служить, то только в героическом ударном батальоне, где разведка – это такая палочка-выручалочка, на которую можно свалить все проблемы; если уж сменить погибшего командира разведроты, то только тогда, когда эту обязанность уже давно возьмёт на себя человек, обладающий тяжёлым характером и совершенно фантастическим авторитетом среди бойцов; если уж попытаться взять командование на себя, то только когда вся рота в похоронном настроении из-за потери мальчишки-талисмана и видеть никого не хочет, включая новоявленного командира… продолжать?

– Коротов! – в вечернем сумраке нелегко заметить бойца, но на что-то всё-таки штабс-капитан ещё годится. – Где вы были и что с вашим внешним видом?

Первый вопрос риторический. Всем известно, что рядовой Коротов, он же просто Крот, безуспешно клеится к санинструктору Александре Горечане. Он был не одинок в своих порывах, но ему ничего не светило, ровно как и любому другому бойцу УБОНа. Кто-то всё пытался «повенчать» забольку с командиром батальона, но и с этим был дохлый номер.

Да, Горечана часто общалась с капитаном Заболотиным. Но отнюдь не в романтике дело было, а во всё том же вопиюще нарушающем все инструкции одним своим существованием (и исчезновением) мальчишке-талисмане. Как его там… целый ворох прозвищ и ни одного намёка на имя: Сивка, Индеец, Маська – последнее только в разведроте.

Горечана тяжело переживала пропажу пацанёнка. Заболотин тоже, только не так явно – Антон Кулаков даже не сразу это почувствовал…

– Крот, – просипел из темноты недовольный голос. Кулаков очнулся от раздумий, но успел заметить только смазанное движение на месте горбоносого «замка», а Крот уже согнулся от «лёгкого тычка» Кондрата.

Кулаков с неудовольствием понял, что уже и сам, вслед за батальоном, не вспоминает настоящего имени Кондратьева – Кондрат и всё тут.

– Кондратьев, я не просил вас вмешиваться, – укоризненно вздохнул невезучий штабс-капитан в сумрак.

– Я не вмешивался, ваше благородие, – в обращении неуловимая, дразнящая насмешка. Что он себе позволяет, право?.. Впрочем, Кондрат позволяет себе вообще почти всё. – Крот однажды доиграется и получит уже от самой Элички. И от Дядьки-младшего до кучи. Вам этого не надо.

Крот торопливо пытался оправить куртку и сделать вид, что всё в порядке, но в присутствии Кондрата опасался что-то высказывать вслух. Штабс-капитан вздохнул и признал своё поражение. Кондрат его снова опередил…

– Коротов, если ещё раз произойдёт подобное, то…

– … то его благородие уступит тебя мне, – снова сиплая насмешка из воздуха, а Кондрат уже отходит в сторону.

Кулаков закатил глаза, не стал ни опровергать, ни подтверждать и, махнув рукой, ушёл. Ударный батальон был сумасшедшим до последнего своего бойца. Чтобы здесь ужиться, надо самому немного тронуться умом, а Кулаков к этому был ещё морально не готов. Раньше он работал с более… сдержанными людьми, который, может, и не были столь талантливы, зато и уставные порядки блюли – но невезучего штабс-капитана никто не спрашивал, хочет ли он этого. Приказ поступил – извольте выполнять.

Ещё бы разобраться, что же там случилось с этим мальчишкой, но о нём Кулакову никто не рассказывал; и рядовые, и офицеры – все отмалчивались, словно не доверяя или вовсе не считая возможным вспоминать эту, наверняка не очень красивую и гладкую, историю. Кулакову оставалось ловить обрывки слухов, гадать и злиться, потому что призрак этого мальчишки словно всегда маячил между штабс-капитаном и остальным батальоном. Все знали, глухо скрывали друг от друга печаль, но были всё-таки вместе – кроме Кулакова.

– Вернётся – сам вам расскажет, – коротко отозвался на очередной вопрос Кондрат.

– Вернётся?

Прапор не стал отвечать.

А на «знак согласия» воцарившееся молчание не походило.

22 мая 2013 года. Забол, Горье

Почётного гостя охраняли на совесть. Сиф раньше даже не задумывался о том, сколько человек на самом деле в этом задействовано… Он не успел дойти и до ворот, как его ловко и аккуратно «повязали». Нет, носом в асфальт никто укладывать не стал, с ним обошлись, можно даже сказать, бережно:

– Руки, руки, – напомнил невзрачный парень в чёрной куртке, охлопывая Сифа.

– Держу, – буркнул Сиф, морщась от каждого прикосновения. – Правый набедренный карман.

– Что правый набедренный карман? – заинтересовался безопасник и тут же сам нашёл ответ на свой вопрос, выуживая из оного кармана белую книжечку. Кивнул напарнику и Сифу разом, чтобы, мол, задержанный, пусть и пацан, глупостей не делал, а сам шагнул ближе к уличному фонарю, с непроницаемым лицом разглядывая лейб-гвардейское удостоверение.

Из сумрака вынырнула ещё одна фигура в чёрном и с негромко переговаривающейся сама с собой рацией в нагрудном кармане:

– Что тут у вас? – голос был смутно знаком. Сиф неопределённо повёл плечами – мол, тут вот он я, а этот третий, по всей видимости, старший по званию, забрал себе книжечку, поглядел… и выдохнул: – Навкина бабка, Иосиф! – поднял взгляд на подростка и кивнул: – Да отпускайте, отпускайте, это точно Иосиф.

Сиф медленно опустил руки и вгляделся в своего «спасителя». Безопасник… знает его в лицо…

– Сержант Карин?

– Он самый, – невольно улыбнулся сержант. – Какими судьбами, неужто вернуться решил?

Сиф поморщился, сглотнул и выдавил:

– Позовите командира.

– А не князя?

– Не-не, не надо, мне командир нужен.

Карин рассмеялся, заметив испуг Сифа на предложение позвать князя, и спросил по рации:

– Сдарий полковник, можете спуститься?

Получив утвердительный ответ, Карин махнул остальным бойцам, чтобы возвращались на свои места, а сам вместе с Сифом неторопливым прогулочным шагом направился по аллее ко входу в отель. Шли молча – Карин изредка прислушивался к переговорам в рации, а Сиф… Сиф собирался с силами.

С Заболотиным они встретились примерно посередине, аккурат под вычурным фонарём-аркой. Рыжий ночной свет выхватил полковника из темноты внезапно, так что Сифу немалых трудов стоило сдержаться и не отпрянуть от неожиданности.

– Карин, что слу… – Заболотин не стал договаривать вопрос, уже сам разобравшись. Левая бровь скептично поползла вверх: – Ого! Попрощаться заглянул?

Сиф опустил глаза под этим взглядом и коротко ответил:

– Да нет.

Русские слова звучали будто даже непривычно.

– «Да, нет» – ответ просто прекрасный в своём дуализме.

Мальчик искоса поглядел на командира и, зажмурившись, выпрямил спину, не обращая внимания на всё сильнее ноющий рубец. Если командир говорит таким тоном, реакция на это возможна только одна. Открыл глаза, прищёлкнул пятками и выдал:

– Никак нет, не попрощаться, ваше-скородие. Фельдфебель Бородин много думал… – нет, Сиф, нет, не обращай внимания на скепсис вздёрнутых бровей, дави в себе неуместное желание хихикнуть! Да, «фельдфебель Бородин много думал» звучит смешно, но… – много вспомнил, осознал и счёл, что вы, ваше-скородие, от него так просто не отвяжетесь. Слишком много уже заплатил… заплатили. Мы.

Выдав всё это на одном дыхании, он выдохнул и осмелился встретиться взглядом с командиром.

– То есть, ты не остаёшься в Заболе, – тон «устав покусал» растворился в вечернем сумраке без следа. Теперь командир говорил совсем другим голосом.

– Никак нет, не остаюсь.

– И даже эти твои Шакалы…

– Кап и Тиль остались в Пролыни. Когда Тиля… выпишут, они вернуться к Немяну Тамалю.

– И твои родственники… – голос у командира откровенно неверящий.

– У нас с ними не сложились отношения.

– И… – Заболотин запнулся, сглотнул и наконец-то шагнул к Сифу. – И ты вернулся.

– Так точно.

– Навсегда.

Вот тут Сифу стало неуютно, но он предпочёл честный ответ:

– Я вернусь сюда, если братья влипнут в какие-нибудь проблемы. Кто-то же должен их разгребать.

– О, Боже… – вздохнул Заболотин. – И конечно же этот «кто-то» – это ты и только ты. «Братья». С ума сойти.

– Это точно, – согласился Сиф.

Всё происходило совершенно не так, как он предполагал. Без ссор, без выяснений и объяснений, без надрыва и эмоций. Только зашкаливающее неверие, что всё происходящее – правда.

Карин, которому наскучило наблюдать иллюстрацию к евангельской притче о блудном сыне, вручил Сифу его удостоверение и уведомил, что возвращается на дежурство. Заболотин только махнул ему рукой в след и кивнул воспитаннику:

– Пойдём радовать твоего крёстного.

Сиф невольно шагнул назад:

– Ой, я…

И тут Заболотин расхохотался, счастливо и выпуская всё тянущее его последние сутки напряжение.

– Боже, Сиф, – выдохнул он, отсмеявшись, – ты не боишься играть с забольскими безопасниками и Хамелеоном в догонялки, спокойно так между делом рвёшь отношения с кровными родственниками, братаешься с людьми, которых не видел шесть лет – и при этом до дрожи в коленках боишься собственного крёстного!

– Ну, я… – Сиф не придумал достойного оправдания. Бронзовый Элик Парядин на окраине сознания вовсе неприличным образом ржал, его всё происходящее крайне забавляло. – Ну, идёмте.

– Вот и идём, – Заболотин всё ещё посмеивался. Нет, происходящее совершенно точно не может быть реальностью. Наверное, это какой-то такой сон. Нервы, нервы…

Сиф испытывал примерно такое же чувство, поэтому оба шли молча, быстрым шагом, под который даже не надо никому из них подлаживаться, потому что именно этот темп – привычен. Наверное, оттого и тягостно так на сердце, потому что Сиф не навсегда вернулся, не собирается рвать с Заболом и снова всё забывать… И ещё это молчание командира – нет, не сейчас, сейчас-то понятно, а тогда. Почему так и не позвонил? Почему смотрит так… неверяще, словно Сиф просто физически не может вернуться?!

Они остановились у лифта в пустынном, залитым светом включенных через одну ламп холле первого этажа. Словно никого во всём мире нет, только они остались – полковник и фельдфебель, по-восточному темноволосый мужчина с усталым, а оттого непроницаемым лицом и белобрысый подросток, тревожно грызущий губу.

Их тени из-за нескольких ламп вокруг переплетались между собой – многослойное и многоголовое существо.

Тишина казалась абсолютной, и Сиф не сразу решился спросить:

– Почему вы не звонили?

Заболотин не ответил, невидящим взглядом буравя двери лифта. Потом словно очнулся:

– Что?

Сиф терпеливо и как можно более бесстрастно, чтобы не дай Бог не выказать совсем детскую обиду, переформулировал:

– Алёна звонила, Краюхи звонили, незнакомые номера звонили… А вы? Почему?

На сей раз Заболотин не гулял в своих мыслях и вопрос не прослушал.

Лифт приехал, оба зашли в кабину, и под шорох закрывающихся дверей полковник медленно спросил в ответ:

– Что ты сказал о цели своего побега Алёне?

Сиф не помнил, а вот у командира слова Алёны явно крепко отпечатались в душе.

– Ты сказал, что отправляешься в Рату. И это было всё, что она могла сообщить, как только сообразила, в чём дело. Непосредственно перед отъездом ты сбежал в город, в котором проживает твоя семья… как предлагаешь мне это понимать?

– Откуда вы знаете про Сергия? – вздрогнул Сиф.

С мягким толчком лифт приехал, и они вышли в столь же пустынный холл. Людей в этом мире по-прежнему не существовало вовсе, лишь они двое смели нарушать покой дремлющего здания.

– Так ты Иосиф Сергеевич? – усмехнулся Заболотин, но Сиф немедленно съёжился, как дикий зверёк:

– Нет! Сергий мне не отец больше.

Заболотин поднял руки и миролюбиво перебил:

– Хорошо, хорошо. Откуда я знаю… Ну а с кем ещё ты мог столкнуться в тот наш приезд в Рату так, что ничего не захотел мне рассказывать?.. К тому же мне Артём твой рассказал.

– Когда?

Ноги их сами отнесли до ближайшего кожаного диванчика. Оба сели, почему-то не торопясь в номер. Словно Сиф не вернулся, а так, в гости заглянул и скоро уйдёт.

– Перед вашим ночным… вояжем в Пролынь. Взялся давать мне советы по твоему воспитанию… Я его послал. Видимо, зря, раз он тебя в Пролынь потащил в отместку.

– Я сам захотел! – возмутился Сиф. – Я… за Тиля волновался.

– Да, логика железная, – хмыкнул полковник.

Сиф обиделся и отвернулся, но долго не выдержал и снова спросил:

– Ну и что с того, что в Рате Сергий живёт?

Заболотин заговорил уже другим тоном, не в обычной своей насмешливо-мягкой манере, а тихо, грустно, словно всё ещё не веря в возвращение Сифа – сказать по правде, Сиф тоже не до конца в это верил.

– Сиф… Мы с тобой поссорились, ты с кем-то поговорил по телефону и удрал. Что прикажешь мне думать? Что ты решил прогуляться? Гуляют в парке, а не в другом городе. Что ты снова рванул к своим Шакалам? Они в Пролыни, вероятнее всего, оба. Ты уехал в Рату. А я не в праве отнимать тебя у твоей настоящий семьи, так я всегда считал… – он не стал обращать внимание на то, как вскинулся Сиф на слова о настоящей семье. Надо было выговориться – и ему самому, и чтобы Сиф узнал и понял. – Знаешь, как я боялся этой поездки, боялся, что ты найдёшь их, этих по крови близких тебе людей и захочешь остаться? И если насчёт Шакалов я ещё могу спорить, потому что тебе они – формально – никто, то кровь… Сам понимаешь. Я боялся этого всю поездку, готов был даже смириться с присутствием Анатоля, лишь бы ты не думал о семье, ведь, в конце концов, от твоих Шакалов я имею право тебя хоть силой оттащить… как и сделал в Пролыни, а потом вдруг ты сбегаешь – и не к ним. Всё. Финита.