355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентин Пикуль » Военные приключения. Выпуск 5 » Текст книги (страница 3)
Военные приключения. Выпуск 5
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 14:41

Текст книги "Военные приключения. Выпуск 5"


Автор книги: Валентин Пикуль


Соавторы: Виктор Смирнов,Алексей Шишов,Сергей Демкин,Андрей Серба,Иван Черных,Геннадий Некрасов,Юрий Пересунько
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)

– Н-не понимаю, – честно признался Верещагин. – От вас до Сибири – два лаптя по карте, при чем здесь Шелихов?

– Сейчас объясню, – устало сказал Курьянов, глотнув вяжущего своей горечью чая. – В прошлом году это было, к осени ближе. В Сибири пожары пошли, тамошние авиабазы не справлялись, вот и подбросили им парашютистов из других областей. В том числе и команду Шелихова. Что-то с полмесяца они там пробыли. Вернулись – не узнаю ребят. Злые как черти! А Венька Стариков, так тот вообще прямо с заявлением ко мне приперся. А в нем, не поверите, черным по белому написано: «Требую освободить меня от работы, так как больше такой бардак терпеть не намерен». И на целую страницу приколота объяснительная, которая, начинается словами: «Копия в Совмин СССР». Ни больше ни меньше.

Он улыбнулся, вспоминая, видно, Венькину объяснительную записку, покрутил головой.

– Вы знаете, я бы до этого не додумался. И не потому, что меньше этих ребят за лес болею, нет. Просто в них гражданственности больше. А мы уж к некоторым вещам притерлись как-то…

– А что в записке-то было? – заинтересовался Верещагин.

– В записке? Да примерно то же самое, что и в газете, только в переводе на Венькин стиль. Ну, я заявление в стол положил, вызываю Артема. В чем, мол, дело? А тот спокойно так и отвечает: «Венька, конечно, дурак, что из-за каких-то долбаков уходить собрался, да и не отпущу я его. А вот все то, что он изложил, в сути своей верно». Потом помолчал, вот здесь он как раз сидел, и добавляет этак нехотя: «А вообще-то, Кирилл, я нечто подобное в «Комсомолку» отправил».

В сенях хлопнула дверь, и в диспетчерской появился хмурый парень. Он помялся на пороге, откашлялся.

– Владимирыч, – наконец сказал он, – может, мы домой пока смотаемся? Все равно ведь вертушку только после обеда дадут.

– Шуруйте, – разрешил летнаб и, когда парень вышел, сказал: – Это десантники наши, мы их на пожары вертолетами доставляем. В общем-то, случайный народ, сезонники. А вот парашютисты – это наши кадры. Правда, до Артема команда была так себе, ну а когда он стал инструктором, то, верите – нет, шелуха как-то сама собой отсеялась, и остались надежные ребята.

Он потрогал тыльной стороной ладони чайник и, убедившись, что тот еще достаточно горячий, продолжил:

– Так вот, говорит, письмо в газету отправил. Я даже опешил поначалу: о чем хоть? А он спокойно так: «А я, Кирилл, будь на то моя воля, всех бы тех руководителей, которые дальше своего носа ничего не видят и только за кресло пекутся, по шее бы из партии гнал!» Как так, спрашиваю. А он мне: «А вот так! Что ж ты думаешь, этим самым томским нефтяникам лес ни к чему? Хрена! Еще как к чему! Они тот же лес на лежневки да на основание буровых ежегодно миллионы кубометров закупают и везут хрен знает откуда! Да-да. А то, что у них в земле остается гнить, так это нехай. Им, руководителям таким, главное – план дать. А на все остальное – начхать! И ты пойми, от таких дядей-руководителей все страдают, и в первую очередь – государство. У них направо и налево тайгу валят, втаптывают ее в тундру, в болота, а потом ждут, когда им за тысячи километров подвезут тот же самый лес для буровых да на лежневки».

Летнаб вскинул на Верещагина глубоко запавшие глаза.

– Что я мог сказать на это? Прав он был. И Венька прав. Правда, когда поостыл немного, заявление свое забрал обратно.

Помолчали. Слышно было, как где-то в углу занудно звенит комар. Курьянов, видимо, ждал, что скажет следователь.

– Ясно, – наконец сказал Верещагин и добавил: – Но это, так сказать, гражданское лицо Шелихова. Его жизненная позиция. Не будете же вы утверждать, что его могли убить из-за подобного?

– Нет, конечно. Я не хочу грешить на людей и возводить напраслину, да, откровенно говоря, и не знаю на кого. Но только гражданская позиция человека вызывает у окружающих соответствующую реакцию.

– Что ж, вы нравы, – согласился следователь. – Однако давайте все-таки попробуем найти более простую, а значит, и более приемлемую мотивировку убийства. Скажите, по роду своей работы Шелихов должен был находить виновников пожара?

– Да, это входит в обязанности инструктора, и когда он сдает объяснительную по поводу того или иного очага, то должен указать причину возгорания.

– И на многих Шелихов составил акты?

– Прилично, – утвердительно кивнул Курьянов.

– Так. Ну а мог кто-нибудь из тех, кто «пострадал» по вине Шелихова, отомстить таким вот обратом?

Курьянов задумался, потом сказал твердо:

– Нет.

– И вы можете так вот запросто поручиться за них? – несколько обескураженный таким ответом, спросил Верещагин.

– Могу, – все так же твердо ответил летнаб. – Я вырос в Кедровом, и если не считать сезонников да отдельных путейцев на станции, могу головой поручиться за наших людей. К тому же резона нет, чтобы из-за десяти рублей, которые кто-то уплатил по акту, устраивать охоту на человека.

– А как же девяносто девятая статья Уголовного кодекса? – удивленно поднял брови Верещагин, припоминая, что по ней за неосторожный поджог леса предусматривается до пяти лет лишения свободы.

– Эх, Петр Васильевич… – кисло улыбнулся летнаб, – не помню я такого случая. Может, где и применяется она, статья эта, но у нас такого не было. Хотя и стоит иной раз кой-кому припаять, – добавил он.

– И все-таки подготовьте список людей, которые были наказаны по представлению Шелихова…

В гостиницу Верещагин вернулся поздно вечером. Тот небольшой эксперимент, что они провели с Грибовым, яснее ясного говорил о том, что убийца ошибиться не мог. В безоблачном небе висела толстобрюхая луна и, словно фонарь с желтой подсветкой, высвечивала дорогу. Значит, преступник ждал именно его, Артема Шелихова, прекрасно зная о том, что он находится в гостинице.

«Кто? Кто об этом мог знать?» – ломал голову Верещагин. Первое – это буфетчица, дежурная и администратор. По их поводу Грибов ведет проверку по всем каналам. И второе – уже более сложное и пока что неразрешимое: кто-то следил за ним, Шелиховым, твердо решив убрать. Но кто? И главное – почему?

Чувствуя, что он не сможет заснуть, Верещагин взял со стола черновые записи Кравцова и, подложив под тощую подушку шерстяное одеяло, лег на кровать.

«Отпуск парашютиста, – размашисто писал Кравцов, – 48 рабочих дней. Плюс двадцать отгулов. Оклад: у рядового – 90 рублей, ст. пар. – 100 руб., инструктора (в зависимости от классности) – 110—130 руб. Оплата за прыжки: 7 р. 50 к. – прыжки тренировочные; производственные прыжки – от 10 руб. до 17 р. 50 коп. (10 руб. – на открытую площадку, 17 р. 50 коп. – на лес).

Премиальная система (ежемесячно при хорошей работе до 60 процентов оклада). Среднегодовой заработок 200—220 руб.».

«Когда нет пожарной обстановки, – писал далее Кравцов, – парашютисты совершают тренировочные прыжки. За лето у парашютиста 20—25 прыжков».

Верещагин отложил лист в сторону, задумался: ему все больше и больше нравился своей профессиональной дотошностью этот московский журналист Игорь Кравцов. «Дай-то бог, чтоб выкарабкался».

V

Долго не мог заснуть и Курьянов. Он и до ста считал, и пару таблеток элениума принял, а закроет глаза – и вот он, будто живой, Артем Шелихов. «Неужели прав следователь, и именно последний пожар – причина убийства Артема?» – мучил себя вопросом летнаб. И он, в который уж раз, пытался восстановить в памяти утро того дня, когда он забросил Артему взрывчатку и двух рабочих, которых выделил лесхоз на помощь.

…Вертолет чуть накренился, в иллюминаторе показался веером распускающийся дымный шлейф. Лесхозовские рабочие прильнули к стеклам.

Из пилотской кабины Курьянову хорошо было видно, как полоса огня уходила по распадку, готовая в любой момент захватить склоны сопок. Летнаб повернулся к командиру машины, кивнул вниз.

– Вижу, – понял его тот. – Верхом перекинулся. – И, не дожидаясь команды летнаба, спустился чуть ниже, выходя к тому месту, где прорвался верховой огонь и теперь заглублялся в распадок, оставляя после себя черную выгоревшую полосу.

– Что-то ребят не видно, – с тревогой сказал Курьянов.

– Да вон же они, – отозвался командир вертолета. – По флангу огонь держат.

И действительно, у зеленой кромки леса копошились в дыму три фигурки, забивая небольшие очажки огня.

Пилот опустился еще ниже, завис над пожарищем, однако Шелихов закричал что-то снизу, замахал руками, показывая на лес.

– Чего это он? – спросил командир машины.

– Не видишь, что ли! – огрызнулся летнаб, кляня себя, что вовремя не успел предупредить пилота. – Лопасти костерки раздувают. Набирай высоту.

Он включил рацию.

– Артем, ты меня слышишь?

– Слышу, – отозвался злой, осипший голос. И тут же: – Вы что, охренели, что ли?! Прием.

Не обращая внимания на неположенную по чину вздрючку от парашютиста, Курьянов прищурился на уходящий клин огня, сказал:

– На правом крыле огонь прорвался. Может в распадок уйти.

Сверху было видно, как Артем опустил руку с компактной «Ромашкой», посмотрел на правую кромку пожарища. Оттуда, снизу, через стену клубящегося дыма ему не был виден уходящий клин огня, который через час-другой мог набрать страшную силу, и тогда пиши пропало. Огненным смерчем попрет пожар по распадку, оставляя после себя изуродованную тайгу.

– Значит, так, – принял решение Курьянов. – Я сбрасываю взрывчатку по фронту огня и высаживаюсь там. Со мной еще двое рабочих. Ты же оставь на фланге двух ребят, а остальных – ко мне.

– Годится, – отозвался осипший от дыма голос Шелихова.

Тяжелая машина гулко задрожала, чуть развернулась и, взбивая под собой крутящиеся клубы пепла, пошла к заданной точке.

Курьянов вошел в салон, подмигнул рабочим, сказал с бодрецой в голосе:

– Ну что, орлы, приходилось тушить пожары?

«Орлы», недавно завербованные рабочие, только хмыкнули в ответ.

– Нет? – удивился летнаб. – Ну, это вы зря! Честно говорю. Представляете: тайга, пожар, романтика… Дома потом рассказывать будете.

– Да нам бы уж без романтики как-нибудь, – в один голос отозвались лесхозовские, кисло улыбнувшись при этом.

– Ну а это вы уж совсем зря, – усовестил их Курьянов, укоризненно покачав головой. – Все-таки в лесхозе работаете. Свое, понимаете, свое добро спасаете, – добавил он и посмотрел в иллюминатор, в который сквозь дымную пелену просматривалась теперь зелень тайги.

По тому, как машина заложила крутой вираж, он понял, что вертолет обошел нарождавшуюся голову пожара и командир выбирает место, куда лучше всего спустить взрывчатку.

– Готовьтесь, мужики, – уже более серьезно сказал летнаб и вернулся в кабину. Командир машины вопросительно посмотрел на него. – Задача такая: разносим взрывчатку по линии, иначе до подхода огня не управиться.

Пилот согласно кивнул.

– Тогда, значит, на высоте сорока – пятидесяти метров идешь во-он по тому створу, – указал Курьянов на два особо приметных дерева по выбранной им прямой, где надо было пробить опорную полосу для встречного отжига, – я сбрасываю взрывчатку, и только после этого высаживаешь нас.

– А ты мне площадку подобрал? – со скрытой неприязнью спросил командир вертолета, опасаясь за лопасти машины. – Смотри, древостой какой!

Действительно, хоть и не так уж буреломна была в этом месте тайга, однако, насколько хватал глаз, больших полян не было видно. А на десятиметровый пятачок такую махину не посадишь.

– Тогда вот что: сбрасываем взрывчатку и летим к табору. Высадишь нас там.

– Годится, – кивнул пилот.

Когда гудящая от напряжения машина вышла на обозначенный траверз, Курьянов прошел в салон, открыл дверцу, и они вдвоем со штурманом стали подтаскивать бухты шланговой взрывчатки к проему.

…А пожар разрастался. Курьянов изредка поглядывал в наветренную сторону, откуда катился гул бушевавшего огня, и бога молил, чтобы только не усилился ветер. Помогавшие ему рабочие разнесли по намеченной линии двадцатикилограммовые бухты шланговой взрывчатки, и он вместе с Шелиховым начал стыковать концы. Подготовив первые сто метров для взрыва, он крикнул рабочим, чтобы уходили за деревья. Артем в это время закреплял детонатор на конце шланга. Когда лишних на полосе не осталось, он поджег шнур, отбежал в сторону, спрятался за массивный ствол лиственницы.

Взрыв получился что надо – на месте шланга темнела рваная канава, с бортов которой торчали вырванные взрывной волной корни деревьев, пучки травы.

Когда раскатистое эхо нескольких взрывов прокатилось по всей линии опорной полосы, Курьянов подошел к Шелихову. Лица у обоих были черные от копоти, глаза слезились. Он внимательно осмотрел минполосу, отдал команду готовиться к встречному отжигу. До надвигающейся стены огня оставалось с полсотни метров.

Шелихов зажег сигнальную свечу и, прикрыв лицо от наваливающегося пала, поднес фитиль к поваленной, с потеками смолистых карр сосне. Огонь схватился разом, сунулся было по ветру к сочащейся подтаявшей мерзлотой канавке, но, словно поняв, что делать ему здесь нечего, развернулся навстречу ревущей голове пожара. С такими же свечами в руках разбежались по полосе парашютисты, и теперь длиннющая, языкастая полоса огня тянулась вдоль всей трассы, за которой, словно завороженные этой картиной, с наполненными водой прорезиненными ранцами стояли Кравцов и двое лесхозовских рабочих. Их дело – окарауливание.

А встречный пал разрастался, набирал силу, кое-где языки огня уже сцепились друг с другом, оглушительный рев огня перебивался треском рвущихся смолистых деревьев, черные клубы дыма, словно страшные фантастические грибы, взлетели над пологом леса, на какое-то мгновение накатывающейся вал будто бы затих и вдруг, вплотную сойдясь с набравшим силу отжигом, со страшным ревом взметнулся вверх…

Понемногу рев огня начал стихать, все реже выстреливали в «запретную» зону угли и горящие головешки. Зажатая голова пожара остановилась, и теперь там, жарким пока что пламенем, догорали валежины, высоченными свечками полыхали сосны, выгорали островки пихтача.

Когда они вернулись с пожарища и, наскоро попив чаю, расходились по палаткам, Курьянов подошел к Шелихову.

– С чего пожар начался? – спросил он…

Припоминая этот момент, Курьянов вдруг почувствовал какую-то неискренность в ответе Артема, Ну да, конечно, он как-то передернул плечами, отвел глаза, сказал виновато:

– Не знаю… пока.

Да-да. Он так и сказал: «пока». А ощущение было такое, словно знал, но не хотел говорить.

А потом опять была добивка пожара, и они уже не возвращались к разговору о его причине. Не до этого было.

«Значит, Артем что-то знал, но хотел до поры до времени скрыть», – подвел итог своим воспоминаниям Курьянов. И сам себе ответил:

– Выходит, что так. А потом его убили…

Стараясь не разбудить жену, он поднялся с кровати, босиком прошел на кухню, где стоял телефон. Снял трубку.

– Гостиница? Это Курьянов говорит. Там у вас Верещагин остановился. Передайте, чтоб утром позвонил мне. Да, телефон он знает.

VI

Где-то над головой звенел комар. Верещагин попробовал было отмахнуться, но, поняв, что комар-зануда все равно не оставит его в покое, открыл глаза. За окном августовской негой расцветало воскресное утро. Можно было бы поспать и подольше, тем более что сегодня у следователя был один-единственный визит – к Татьяне Шелиховой, вдове убитого. Однако комар продолжал барражировать над ухом, и, поняв, что уснуть более не удастся, Верещагин нехотя поднялся, сунул ноги в тапочки, прошлепал к умывальнику, по пути включив телевизор.

Решив по возможности не связываться с местной столовой, он нагрел кипятильником воды, заварил чай, достал из стола пачку сахара, оставшийся с вечера хлеб, ножом вскрыл банку сардин в томатном соусе.

Купаясь в теплых лучах августовского солнца, ошалело чирикали воробьи, о чем-то интересном беседовали люди на экране телевизора – звук не работал, и поэтому Верещагин только по названию передачи мог догадываться, о чем они говорят; в меру заваренным оказался чай, и теперь можно было спокойно подумать о вчерашней находке на месте последнего для Шелихова пожарища.

Вместе с Грибовым, Курьяновым и командой парашютистов они тщательно прочесали протоку Дальнюю, как вдруг наткнулись на землянку, которая все еще продолжала вонять сгоревшей рыбой. В том, что здесь побывал Артем, сомнений не было. Следы его сапог четко проступали на пепелище. И больше ничего, что могло хоть чем-то вывести на хозяина землянки.

– Значит, именно об этом хотел сказать вам Шелихов? – спросил Верещагин Курьянова, когда они, безрезультатно облазив все прибрежные кусты и заводи, собрались у вертолета.

– Видимо, да.

– Так почему, почему не рассказал? – в который раз спрашивал следователь, пытаясь растормошить сникших парней из команды Шелихова. – Он что, имел привычку скрывать виновных?

– Глупость какая-то, – отозвался летнаб.

Хмуро молчал Мамонтов, ковыряя носком сапога землю.

Глухо кашлянул Сергей Колосков.

И только Венька вскинул свою рыжую голову и, чуть отвернувшись, выдавил из себя:

– Оно, конечно, не будь вы следователем…

– Стариков! – осадил его Грибов. – Не в клубе на танцах.

– А чего ж он?.. – огрызнулся Венька.

Верещагин посмотрел на парня и неожиданно рассмеялся – не часто ему приходилось сталкиваться с подобным.

– Извини, Вениамин, – миролюбиво сказал он. – Но давай вместе копать истину. И предполагать не самое лестное для Шелихова. Тем более, что это нелестное говорит само за себя. Согласен?

Венька хмуро посмотрел на Мамонтова, потом на Колоскова и отвернулся, как бы говоря этим: «Вы как хотите, а я – как знаю».

– Понятно, – сказал Верещагин. – А посему примем молчание как знак согласия. Ну а если все согласны, – вдруг жестко добавил он, то я опять задаю все тот же вопрос: «Почему, в силу каких обстоятельств, Шелихов не рассказывал о своей находке?»

– Получается, имел причину скрывать ее, – отозвался Грибов, отгоняя веткой особо нахальных комаров.

– Вот именно, – кивнул Верещагин. – А отсюда можно предположить, что Шелихов по каким-то приметам узнал хозяина этой землянки и неизвестно почему скрыл этот факт от вас. Согласны? – повернулся он к парашютистам.

Те продолжали хмуро молчать.

– Ну, не совсем так, – подал голос Курьянов. – Я же вам говорил, что там, на пожаре, Артем сказал мне, будто позже сообщит причину загорания.

– Вот именно, позже, – повернулся к летнабу следователь. – Значит, он на что-то надеялся и до поры до времени хотел скрыть свою находку. Так?

– Выходит, что так, – кивнул в знак согласия летнаб.

Звенело комарье, где-то неподалеку бранилась сорока. Молчавший до этого Грибов прихлопнул ладонью успевшего присосаться к щеке комара, проговорил:

– Возможно, вы и правы, Петр Васильевич, однако я не упомню случая, чтобы браконьеры так вот зверски расправлялись даже с ненавистными им рыбинспекторами. Были, конечно, отдельные случаи, когда гибли люди. Но то обычно в драке. А чтобы так жестоко… Подкараулить, а потом еще и в затылок… Думаю, что здесь прямой связи не видится. Хотя эту версию мы отработаем в первую очередь.

– На том и порешим, – недовольный майором, летнабом, парашютистами, а главное – собой, буркнул Верещагин. – Срочно выявите особо злостных кедровских браконьеров, и главное – тех, кто отсутствовал дома за день-два до начала этого пожара.

– Трудное это дело, – покачал шарообразной головой Грибов. – Браконьер сейчас ушлый пошел. И если уж на серьезный промысел собрался, то он это дело так обставит, что не придерешься. Отпуска, сволочи, берут и будто бы к родным уезжают. Они же сейчас все грамотные…

Верещагин одолевал второй стакан чая, когда в дверь постучали, и тут же вошел Грибов.

– О! – удивился раннему визиту следователь. – К столу, Василий Петрович.

– Нет уж, увольте, – отмахнулся майор. – И так прет не по дням, а по часам. Так что я себе железное правило установил: первый завтрак в одиннадцать.

– Ну-ну, – усмехнулся Верещагин. – А последний ужин?

– А, – вяло махнул рукой Грибов, – как бог пошлет. Иной раз домой за полночь приходишь. Вот тебе и диета…

– А посему давайте к столу, – не отставал Верещагин. – А то негоже как-то: хозяин ест, а гость телевизор без звука смотрит.

– А чего это он? – удивился майор.

– Как – чего? – в свою очередь удивился такой неосведомленности следователь. – Чисто гостиничная система. Их такими прямо на заводах выпускают. У одних звука нет, у других – изображения. А у третьих, не поверите, ноги – вверху, а туловище – внизу.

Грибов хмыкнул, покосился на экран телевизора, где беззвучно шевелили губами собравшиеся за круглым столом люди, снял фуражку и только после этого сказал:

– «Вальтер» всплыл. Из которого в Шелихова стреляли.

– Да ну? – Верещагин даже стакан отставил в сторону.

– Точно. Вчера вечером ответ на запрос пришел. – Майор протянул Верещагину лист бумаги, на котором темнели ровные строчки телетайпа.

Верещагин пробежал глазами листок, перечитал его второй раз, уже более внимательно, задумавшись, положил на стол.

– Выходит, Ачинск?

– Выходит, оттуда гость, – подтвердил Грибов.

– Гость ли, Василий Петрович? – протянул Верещагин. – И все-таки более сорока лет прошло. И этот самый «вальтер» мог побывать в десяти руках.

– Все возможно, – согласился майор. – И поэтому я отдал распоряжение выявить лиц, кто в сорок пятом году жил в Ачинске.

– А если там был гастролер?

Замначальника по уголовному розыску пожал плечами.

– Вот именно, – согласился с ним Верещагин и еще раз, теперь совсем медленно, прочитал выписку из архива. Оказывается, в Ачинске, в сорок пятом году, из «вальтера», характерные особенности которого полностью совпадают с оружием, из которого стреляли в Шелихова и Кравцова, был убит некий Комов 1929 года рождения, рабочий склада. Принадлежность «вальтера» не установлена. Убийца скрылся.

Сообщение было более чем лаконичное. Верещагин посмотрел на Грибова.

– Обратите внимание, Василий Петрович. Убит был шестнадцатилетний мальчишка. Рабочий склада. Видно, или под горячую руку кому-то попался, или в банде состоял. Свои же и пристрелили. Так что ехать в Ачинск придется. Сейчас любая пустяковина важна.

Майор кивнул, полез во внутренний карман кителя, достал лист бумаги, на этот раз исписанный чернилами.

– А это браконьеры наши, – сказал он. – Особо злостные. Теперь будем выявлять, кто из них до пожара дома отсутствовал.

Верещагин пробежал глазами листок, за которым стояли безликие пока что для него люди.

– А вот это кто? – поинтересовался он, ткнув пальцем в фамилию, напротив которой чернела галочка.

– Степан Колесниченко, Татьяны Шелиховой брат. Артема, выходит, шурин.

– И что, – заинтересовался Верещагин, – он тоже?

– Вот именно, – подтвердил майор. – И что грустно, семья хорошая. Что мать, что сестра, что отец. Работящие все, а он… Видно, правду люди говорят, что в семье не без урода. И ведь отсидел уже свое, освободился, но ума так и не набрался.

– Они живут вместе с Артемом?

– Нет. Он у отца с матерью, – сказал Грибов и ткнул толстым коротким пальцем в середине листа: – Также обратите внимание на этого гуся. Семен Андреевич Рекунов. Сорок четвертого года рождения, бывший рабочий леспромхоза. Освободился недавно и опять объявился в наших краях.

– И какое он имеет отношение к Шелихову?

– Самое прямое. Этот самый Рекунов два года назад тигра в Кедровом урочище завалил; на шкуре хотел разбогатеть, а в том месте как раз пожар случился. Вот Шелихов со своими парнями и вышел на дельца этого. Матерый мужик. Когда его парашютисты брали, стрельбу из карабина открыл. Правда, следователь не смог доказать всей его вины, а то бы не двумя годами отделался.

– Значит, все-таки, возможно убийство из-за мести? – спросил Верещагин.

– Чем черт не шутит, – пожал плечами Грибов. – В общем-то я сомневаюсь, однако как возможную версию отбрасывать нельзя. Ведь что ни говорите, а в озлобившемся мужике могли проявиться мотивы ненависти. Тем более, что адвокат Рекунова своими вопросами на суде повернул дело так, что браконьер именно в Шелихове мог увидеть своего главного врага, благодаря которому и оказался на скамье подсудимых.

Дом Шелиховых, обнесенный аккуратным штакетником, почти ничем не отличался от точно таких же бревенчатых срубов, что прочно осели вдоль длинной поселковой улицы. Правда, от калитки к дому вела дорожка, обильно посыпанная мелким гравием, который придавал двору изысканный вид.

Выросший в Подмосковье, Верещагин любил деревенские дворы, где нет вроде бы ничего лишнего и в то же время все под рукой. Здесь же, ко всему прочему, глаз радовали кусты жимолости, насаженные вдоль штакетника, и высоченный кедр, возвышавшийся над подворьем. «Ишь ты!» – подивился Верещагин, впервые видевший, чтобы такой великан рос на дворе.

Громко кашлянув на всякий случай, Верещагин потоптался у высокого порожка, поднялся на крыльцо, постучал. Какое-то время в доме было тихо, потом за дверью раздались шаркающие шаги и в темном проеме выросла фигура женщины. Видимо, она была высокая и ладно скроенная, но горе настолько подмяло ее, что в сумрачном свете сеней Верещагин принял ее поначалу за тщедушную старушку: сгорбленные, упавшие плечи, безвольные руки, ничего не выражающий взгляд, неприбранные волосы, наспех заколотые Шпилькой.

И все-таки это была жена Шелихова.

– Здравствуйте, Таня, – поздоровался Верещагин. – Я следователь краевой прокуратуры. Можно к вам?

Женщина молча кивнула и, все так же безвольно опустив плечи, прошла вытянутые сени, вдоль стен которых были набиты дощатые стеллажи, уставленные всевозможными банками, какими-то коробками и прочей домашней утварью. Откуда-то выскользнула кошка палевой окраски. Тихо мяукнув, она мягко потерлась о ноги гостя.

Дом начинался с большой, просторной кухни. У окна стоял стол, сервант, еще один стол, на котором громоздилась горка немытой посуды, чуть в стороне – удобно поставленная печь.

Верещагин остановился было на пороге, однако хозяйка все так же молча прошла из кухни в большую, светлую комнату, которая в этом доме была гостиной, и только после этого кивнула на стул.

– Садитесь, – пригласила она, прислоняясь плечом к стене.

– Спасибо, – кивнул Верещагин и, чтобы как-то начать разговор, спросил: – А где же дочка?

– Дочка?.. – словно не понимая, о чем идет речь, переспросила Татьяна. – А ее мама Артема взяла. На время. Они вчера уехали. Отцу на работу надо. Да и маме тоже.

– Ясно, – опять кивнул Верещагин, поражаясь внутренней деликатности этой женщины. Дочку она могла бы и своим родителям отдать – пока не схлынет с души первая, самая страшная волна, когда становится нечем дышать, больно сжимается сердце и что-то холодное наполняет грудь. Однако она правильно посчитала, что не у нее одной это горе, не менее ее выплакала слез и мать Артема, и внучка будет хоть какой-то отдушиной.

– А далеко они живут?

– В Артеме, – вздохнула Таня. И, увидев, как удивленно вскинулось лицо следователя, пояснила: – Это город такой, Артем. И Артема назвали в честь него. У него там отец на шахте работает.

– А как же он в Кедровом оказался?

– Дед его здесь с бабкой жили. Они ему и дом этот переписали. А умерли в прошлом году – старые уже были.

Словно выговорившись, она замолчала надолго, и в ее запавших глазах опять навернулись слезы.

Молчал и Верещагин, понимая, что расспрашивать сейчас бесполезно, Татьяна ушла в себя, и уставший от бессонных ночей мозг ее лихорадочно выдавал только ей понятные обрывки прошлого. Неожиданно сна проговорила тускло:

– Лучше бы мы еще где-нибудь жили…

– А что, у вашего мужа были враги?

– Враги?.. – Пожалуй, впервые Таня подняла на следователя глаза, в которых кроме непробудной тоски выразилось удивление. – Враги… Нет, что вы! Артема любили. Отзывчивый он был, добрый, И вот… – На этот раз она не выдержала, всхлипнула и, закрыв лицо руками, громко, навзрыд, заплакала.

– Таня, успокойтесь. Ну нельзя же так, – попытался успокоить ее Верещагин. – Пожалейте себя. Вам же еще жить да жить.

– Да не хочу, понимаете, не хочу я жить! Не хо-чу-у! – на одной тягучей ноте выкрикнула она.

– А вот это уж вы совсем зря, – урезонил ее Верещагин. – У вас дочь, которая, между прочим, материнской ласки и внимания требует. Так что возьмите-ка себя в руки. Горе горем, а жизнь вперед идет. Хотим мы того или нет…

И то ли на женщину подействовала эта сухая казенщина, от которой даже у Верещагина едва не перекосило рот – хотелось успокоить какими-то человеческими словами, вниманием, а тут… то ли она уже выплакала слезы и теперь, ошалевшая от горя, медленно приходила в себя, то ли еще от чего, но Татьяна вдруг оторвала от ладоней голову, подняла заострившееся лицо, на котором тускло блестели вымученные глаза, сказала неожиданно спокойно:

– Вы правы, наверно. Дочь… – При этом слове она тупо уставилась в пол, какое-то время сидела молча, потом насухо вытерла тыльной стороной ладони глаза, по-детски шмыгнула носом. – Да, вы правы. Давайте чаю попьем.

– С удовольствием, – согласился Верещагин. И пока хозяйка доставала из серванта расписные чашки, конфеты, откуда-то из сеней принесла банку варенья, он налил в электрический чайник воды из молочного бидона, что по-деревенски примостился в углу кухни ка дубовой подставке, воткнул штепсель в розетку.

– Может, покушаете? – спросила Таня.

– Спасибо, не хочу, – отказался Верещагин и, улыбнувшись, добавил: – А вот варенье… с удовольствием. Из жимолости? – спросил он.

– Ага, – кивнула женщина, и Верещагин подивился, когда же это она успела привести волосы в порядок, аккуратно собрав их пучком на затылке. Теперь лицо ее было открыто, матово белел высокий лоб, и только припухлость да почерневшие глазные впадины чуть портили ее.

«Красивая», – отметил про себя Верещагин.

А хозяйка дома, словно боясь остановиться, чтобы опять не удариться в безысходный плач, говорила:

– С прошлого года еще варенье. И немного наварила, а все никак съесть не можем. Да вы побольше себе накладывайте, не стесняйтесь. Оно вкусное.

Варенье действительно было вкусное, однако Верещагин уже смотреть не мог на чай и только подыскивал подходящий момент, когда можно будет возобновить разговор. Наконец высветилась вроде бы удобная ситуация, и он спросил:

– И все-таки, Таня, может быть, раньше Артем врагов нажил? Сами понимаете, жизнь без того не проходит.

– Та ни, – чуть нараспев протянула она, и по этой грудной певучести угадывались переселенцы с Украины. – Конечно, кое-кому Артем будто костяка поперек горла стоял, а вот чтобы врагов заиметь… Нет, не было, – твердо сказала она.

– Ну, а кому конкретно он мог поперек горла стоять? – ухватился за фразу Верещагин.

– Конкретно?.. – пожала плечами Таня. – Точно я не знаю, но сами понимаете, у него работа такая. Ведь пожары не всегда от сухой грозы загораются. Иной раз люди и костер оставят непотушенным, а огонь и пошел… Вот Артем и писал акты да протоколы, когда находил виновных.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю