Текст книги "Семеро с планеты Коламба (сборник)"

Автор книги: Вадим Чирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

ШАЛОПУТ И ФАНТАЗЕР

Путешествие по деревне на этом закончилось. Драка для пришельцев оказалась интереснее, чем дым из трубы, антенна на крыше и грохочущий, как военная машина, комбайн.

Славик повернул домой.

Почему? Зачем? Для чего? Отчего? Как это делается, и что потом получается? – Питины вопросы сыпались на Славика градом.

Садим спрашивал иначе:

– Каким целям служит? Ага, так… Нет ли в этом чего-нибудь полезного, скрытого от невнимательных глаз? Ага, так… Бывает ли при этом больно? Так. Так… Значит, по-твоему, драка ничему не способствует? Так. Ага… Тогда я задам тебе Питины вопросы: для чего? почему? зачем?..

В свою очередь, инопланетяне рассказали Славику, как «дерутся» они. Они, поссорившись, вызывают друг друга на спортивные состязания, решают математические задачи – кто быстрее. Вспоминают – кто больше – стихи. Осыпают друг друга пословицами на заданную тему… Что если Славик, когда нос к носу встретится с этим страшным Митяем, предложит ему решить вместо драки какую-нибудь математическую задачу? Или пусть Митяй прочитает наизусть стихотворение. А то скажет подряд десять пословиц…

Славик в ответ только вздохнул.

– Не будет он задачки решать. И стихотворение не будет читать. Драться с ним придется. У вас тот пистолет еще работает?

Пришельцы переглянулись.

– Мы обо всем доложим командиру, – сказал Садим. – Так полагается по уставу звездолетчиков. А уж он решит, что делать.

Подходя к дому, Славик застегнул сумку и передвинул ее набок. Только он успел это сделать, как на своем крыльце возникла Нинка.

– Явился – не запылился! – Ее глаза были сердито сощурены. – И где человек шлендает полдня – неизвестно! Бабушка его обыскалась, а ему хоть бы хны. Городские, они все такие – шалопуты, как один.

Пока Славика не было, Нинка, видать, копила и копила против него.

– Где ходил, не твое дело! – ответил Славик и тут же понял, что не должен был так говорить.

Нинка всплеснула руками.

– Не твое дело! Да как же это не мое дело, когда бабушка, чуть что, ко мне бежит: где да где Славик?! Всю деревню вверх дном перевернула! И язык у него поворачивается такое сказать! Вот ведь как оно оборачивается – ты за него перед людьми отвечаешь, а он тебе же и грубит!

Из-за дома появился – на Нинкины, должно быть, выговоры – рыжебородый Кубик.

– За что ты его так костеришь, Нинон? Ну будто он твой муж непутевый!

Нинка фыркнула:

– Муж! Он в куклы еще играет, в его-то годы, – какой из него муж!

Славику и так было несладко из-за свалившейся на него завтрашней драки, а тут еще Нинка. И тайну выболтала. Чуть не заплакал Славик. Не скажи она вовремя про его «годы», не выдержал, пустил бы слезу.

– Что вы ее слушаете, дядя Витя! – И поспешил увести разговор в сторону: – Я по дороге комбайн видел – неужели, подумал, уже кукурузу убирать пора пришла?

– Правильно, Славик, подумал – взросло и мудро: неужели и кукурузу? Как летит время! Ты ведь это имел в виду? А ты, Нинон, в нем ошиблась. Славик – вполне уважаемый четвероклассник, ему двенадцатый год, и в куклы он, конечно, не играет.

– А ты к нему в сумку загляни, – посоветовала вредная девчонка.

Художник мотнул головой.

– Я не имею права заглядывать в его сумку – он такой же гражданин под этим голубым небом, как я.

– Конечно, – сказала на это Нинка, – мужики всегда заодно. Сколько раз закаивалась с вами дело иметь, так нет же – опять. Да больше никогда в жизни. Тьфу! – И скрылась в доме.

– Вот и остались мы с тобой одни, – подвел итог Кубик. – Есть причина для кручины?

– Нет! – весело ответил Славик. Он очень любил оставаться с художником один на один и всегда удивлялся дружбе того с девчонкой. Славик ревновал Кубика к Нинке.

– Ты куда-то торопишься? Придешь? А то ведь я тогда совсем один буду.

– Приду! – крикнул Славик на бегу. – Через пять минут!

Только Славик исчез, как Нинка высунулась из сеней.

– Кукол побежал на огороде запрятывать, – наябедничала она, – дома-то ему их держать стыдно. – Глаза ее светились надеждой на то, что художник вместе с ней Славика за кукол высмеет.

– Брысь, Нинон! – отмахнулся Кубик. – Ябед в старину за язык подвешивали.

– Дядя-мальчик! – крикнула Нинка. – Борода, что у попа, а с малолеткой стакнулся!

Художник затопал на нее ногами, и она снова нырнула в сени.

Славик отнес Садима и Питю в кукурузу. Пришельцы ждали их – они на этот раз не прятались, а стояли кто где на кукурузных стеблях – наверняка беспокоились.

– Все в порядке, живы-здоровы! – сообщил Славик, вжикнув «молнией» на сумке и доставая путешественников. Те перебрались на свои кукурузины.

– Чур, я буду рассказывать, а Садим – дополнять! – крикнул Питя. – У меня память цепкая, но короткая!

– Хорошо, – согласился командир и спросил у Славика – Ты вечером к нам придешь?

– Приду. Садим… Ты о том деле не забудешь? – Славику пришлось задать этот вопрос, хотя и было стыдно: он такой большой по сравнению с пришельцами, а просил у них помощи!

– Я и то помню, – раздался голос Пити. – Наш Славик приглашен завтра на драку. Его противником будет Митяй, который всех сшибает с катушек. Если не забуду, расскажу про катушки – смешнее словечка я не слыхал. И главное, Митяй сшибает с катушек не роботов, а…

– Как только начнет темнеть, приходи, – перебил Питю командир. – Мы должны посоветоваться.

Славик отправился к Кубику. Ему он не мог открыть свою тайну, просто хотелось побыть рядом с ним. Даже о тревожных вещах рядом с художником думалось спокойнее.

Славик задал Кубику старый вопрос: для чего ему коза?

– Коза, – чуть приоткрыл секрет художник, – мне служит для разговора. Кто-то увидит меня с этюдником через плечо и с козой на веревке и непременно спросит, для чего мне она. Я отвечу: для молока. Козье-де молоко полезное… Любопытный тогда скажет: ага, понятно, коровье-то молоко против козьего никуда не годится, потому что разбавленное, то ли дело раньше… Я поддержу: раньше-то, скажу, не только молоко было лучше. Вот и разговоримся.

Кубик все говорил и, наверно, о другом, а Славик стал думать о своем. Художник это заметил и спросил, слышит ли он его.

– Слышу, – ответил Славик, – вы о пожаре рассказываете.

– О каком пожаре? – изумился сосед и хлопнул себя по джинсовым коленям. – Я рассказываю о том, как однажды в детстве, осенью, мне довелось увидеть сельскую свадьбу, и она осталась в памяти незабываемым, как пожар, зрелищем. Да, она была как пожар! Все полыхало – деревья, облака, одежды, – только конь жениха был черным, как головешка. А музыка добавляла и добавляла огня. С тех пор я все пытаюсь восстановить эти краски на холсте – то ли настоящие цвета свадьбы, то ли цвета тогдашнего моего восторга – и никак не могу. Мучаюсь, дурью маюсь, как сказала бы Нинон, а – не могу… Самый лучший мой рассказ прослушал! Чем ты так озабочен?

– Я? Я вот думаю, что было бы, если б в наш огород вдруг опустились пришельцы?

– У вас, у нынешних четвероклассников, только пришельцы на уме, – проворчал Кубик. – Я ему про Ерему, а он мне про Фому.

– Нет, а честно, дядя Витя, что бы вы делали?

– Восподи! – воскликнул художник голосом Евдокимовны. – Что бы я делал! Да сказал бы: милости просим на нашу землю!

– А дальше?

– Постарался бы войти в контакт.

– А еще дальше?

– Еще? – Кубик задумался, почесал бороду. – Рассказал бы о нашей Земле, спросил бы об ихней.

– А еще, еще дальше?

– Постарался бы выяснить цель их визита.

– Они просто познакомиться прилетели. Им просто интересно. Мы ведь тоже, если б могли, полетели бы на другую планету? Просто так?

– Замечательная цель – «интересно», – согласился художник. – Ну а чем сейчас твои пришельцы заняты?

– Они… – Славик посмотрел на небо. – Они сейчас решают одну проблему.

– Какую?

– Они хотят предотвратить завтрашнюю драку землян.

– Какую драку ты имеешь в виду? Уж не войну ли какую-нибудь?

– Да нет. Михайловцы с нашими должны драться.

– Ну и как же они ее предотвратят?

– Пока не знаю.

– Хорошо вам, фантазерам, живется, – позавидовал Кубик. – Все у вас под рукой – самолеты, автомобили, волшебные палочки, пришельцы…

– А в той драке, между прочим, и я должен участвовать, – сказал Славик и с надеждой посмотрел на Кубика.

Но тот уже загрустил и на его фантазию внимания не обратил.

– …А если что яркое и задумаешь сделать, так только то, что видел раньше, когда глаза были ясные, ничем не затуманенные…

– …У михайловцев Митяй – знаете какой здоровый! – не отступался Славик.

– А ты его волшебной палочкой по лбу – раз! – и нет никакого Митяя, – уныло посоветовал Кубик…

Такой вот разговор шел на теплом от солнца крылечке. Солнце опускалось все ниже. Манька лежала и все пережевывала и пережевывала траву, вспоминая вкус каждого пучка, который ухватила днем. Грусть художника прошла, и он доказывал Славику, что пришельцев, к сожалению, мы, видимо, не дождемся, потому что… И пересказывал статью известного астрофизика Шкловского, который с помощью формул вычислил ужасающе малую вероятность их существования и, тем более, появления на Земле.

Славик, по понятным причинам, с известным астрофизиком не соглашался и говорил, что пришельцы могут появиться на Земле в любую минуту, а возможно, уже сейчас смотрят на них из огорода.

Кубик немного сердился: как может какой-то четвероклассник спорить с членом-корреспондентом Академии наук СССР!

– Имеет право, – говорил Славик, – если он… – и тут замолкал.

– Что он? Ну, что он? – нападал художник. – Он их видел, что ли? Своими глазами?

– Видел, – сказал Славик.

– Ну, это не разговор. Ты говори конкретно. Нет, не видел, не мог видеть!

Появилась Нинка, постояла, покачала головой, поцокала, чтоб ее слышали, языком. Но мужчины, разгоряченные спором, не обратили на нее внимания, и она ушла, вздернув голову.

А тут солнце коснулось горизонта за рекой. И, коснувшись, чуть от него отпрыгнуло и сплющилось. Тотчас сильно запахло огородным листом, а за ним с луга и речки потянуло травами, лягушками и кувшинками. Из Славикиного же дома остро запахло салатом из свежих, с грядки, огурцов, лука и укропа.

Кубик потянул носом, объявил, что ему пора разогревать консервы, и пригласил соседа поужинать с ним.

– Бабушка просила с ней хоть полчасика посидеть, – отказался Славик. – А то, говорит, бегаешь целыми днями, так и попрощаемся, не повидамшись.

После ужина он отправился на огород. Было уже темно, но Славик шел уверенно. У кукурузы остановился. Позвал шепотом:

– Ребята!

– Мы здесь, – раздалось в ответ.

Славик разглядел в кукурузе силуэты человечков.

– Так как мы завтра? Вы что-то решили?

– Решили, – отвечал Грипа. – Мы применим другой аппарат.

– А он не… ну, это… не опасный?

– Он менее опасен, чем первый. Ты спичек не взял?

– Нет.

– Тогда мы его покажем тебе завтра утром и научим, как пользоваться. Драка на когда назначена?

– Дерутся у нас, когда стемнеет, чтобы взрослые не видели.

– Хорошо бы посмотреть, – сказал кто-то в темноте, Славик не узнал – кто.

– Ничего интересного. Да и стоит ли рисковать – все-таки драка. – Не очень-то ему хотелось показывать землян с этой стороны.

– Ну ладно, – согласился Грипа. – Тогда до завтра.

– Спокойной ночи, – сказал Славик.

Стало еще темнее, и Славик по дороге домой два раза споткнулся и чуть не полетел носом в землю.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ДЯДЯ ВИТЯ?

Ночью Славику приснился Митяй – в страшном боксерском шлеме, в боксерских черных перчатках. Он шел впереди группы михайловцев и время от времени начинал пританцовывать, будто разминаясь перед боем. А Славик стоял впереди группы егоровцев – без шлема и без перчаток. Митяй все ближе и ближе… Вот он прыгает перед Славиком. Егоровцы начинают скандировать:

– Как-ра-тэ! Ка-ра-тэ! – и прихлопывают в ладоши.

В руках горожанина оказывается какой-то прибор, похожий на отцовский фотоаппарат. Митяй на прибор не обращает внимания и принимается боксировать. Славик отступает, держа прибор перед собой.

И вдруг Митяй начинает уменьшаться! Уменьшается, уменьшается, перчатки и шлем становятся ему велики, он сбрасывает их… Теперь уже Славик возвышается над ним. Противник его кричит – а голос его становится все тоньше, пока не превращается в писк.

И вот Митяй, став крохотным, как пришелец, убегает к своим, и они, в ужасе от того, что увидели, уносятся прочь, вопя во всю глотку. Маленький Митяй-Митяйчик не может их догнать, спотыкается о кочки, запутывается в траве, падает…

Славик бросается к нему.

– Сделай что-нибудь, – пищит Митяй, – чтобы я вырос! Я больше не буду-у-у!

Славик снова направляет на Митяя прибор, но тут его дергают сзади за рукав. Он оборачивается…

– Слав, а Слав! – Кто-то трогал на нем одеяло и звал шепотом – Славик!

– А?

– Слышь, Слав, вставай, а?

Славик открыл глаза и увидел в окне Кубика. Было уже светло.

– Айда со мной.

– Куда? – спросил спросонья Славик. – А который час?

– Пора вставать, – назвал время художник. – Вылезай через окно. Только тише… – Художник подхватил сонного мальчика под мышки и поставил на землю.

– Бабушку не разбудили? А то подумает, что цыгане тебя украли. – Кубик снова сунулся в окно. – Храпит Андреевна. Ну, двинули.

Они пошли по огородной тропинке к лугу. Славик еле поспевал за художником, потому что ему еще надо было зевать.

Полкан не вылез из будки, а только приветственно постучал хвостом в ее стену.

Миновав мокрую от росы кукурузу, Кубик оглянулся, вздохнул и замедлил шаг.

– Дядя Витя, – смог наконец спросить Славик, – а что случилось?

Кубик остановился.

– Случилось, – сказал он торжественным голосом, – Прекрасное Раннее Утро. А случилось оно потому, что я наконец встал в пять часов. А когда глянул и увидел, что это хорошо, – решил разбудить тебя. Ты хоть раз в жизни видел Раннее Утро?

Славик, зевая, помотал головой.

– Тогда – смотри! – Кубик повел рукой слева направо, будто показывая большую картину. – Знакомься! Зри! Это и есть Раннее Летнее Утро твоей Земли. – Последние слова художник произнес так, словно эту картину написал он сам. Или так, словно, не будь его, художника Кубика, утро бы не наступило.

Славик посмотрел. На первый взгляд ничего особенного. Надо всем – над лугом, над речкой, над гороховым полем – навис тонкий слой тумана. Этот слой был похож на одеяло. Одеяло там и сям шевелилось, колыхалось – казалось, под ним кто-то, просыпаясь, потягивается, ерзает, поднимает его коленями.

Славик покосился на художника. Тот не отрывал глаз от картины.

– Слава, не пропусти! – призвал он. – Сейчас начнут просыпаться краски!

Одеяло расползалось на ватные клочья, а те на глазах таяли, исчезали. Это солнце, – мальчик уже чувствовал его тепло затылком и плечами, – убирало одеяло.

И вот обнажилась речка и блеснула по-змеиному синим холодком.

На другом берегу тускло-зеленый куст ивняка вдруг стал наливаться зеленью, словно молодея или будто кто сбрызнул его живой водой. И обрывистый глинистый берег в одно мгновение зарыжел, заоранжевел, потеплел.

А луг перед ними – три-четыре! – будто сдернули с него кисею – засверкал такой ослепительной россыпью разноцветных искр, что Славику захотелось зажмуриться. И почему-то стало весело.

– А? – услышал он голос художника, отчего-то тревожный. – Ну?

– Здорово! – ответил Славик. – Честное слово – здорово!

– Тогда, – удовлетворенно сказал Кубик, – прими это Утро в подарок и знай, что чудеса на Земле существуют и помимо пришельцев. Их нужно только поискать. А то – пришельцы, пришельцы…

Они шли по лугу по направлению к речке. Кубик все говорил. Голос у него был чуть виноватый, словно он не был до конца уверен, что его Утро стоило того, чтобы будить человека в пять часов.

– Понимаешь, – откровенничал художник, – почти все дневные чудеса открыты. А раннеутренние и ночные еще остались. Поэты, например, садятся писать стихи – отыскивать чудо-слова, чудо-строчки – чаще всего ночью. Некоторые ученые делают свои открытия глядя на звезды или во сне, как Менделеев. А я подумал, что бывают, вероятно, такие замечательные мысли, что могут приходить в голову только рано-рано. И такие краски, которых не увидишь в другое время. Хоть совсем не ложись спать!..

Славик подумал и задал осторожный вопрос:

– А сегодня вам какая-нибудь хорошая мысль пришла в голову?

– Конечно! – Кубик взмахнул руками. – А как же! Рассказать? Ну, слушай… Я подумал нынче, что большинство из нас живет неправильно…

– Почему?

– Мы, люди, общаемся только друг с другом и тем самым ограничиваем себя. Человек должен общаться со множеством других существ. С собаками, кошками, козами, деревьями, цветами, облаками. Ведь они живут рядом с нами! Мы должны почаще впускать их в нашу жизнь, замечать их настроения, слушать их рассказы. Вот даже мое крыльцо – оно, я сегодня заметил, скрипит совсем не так, как вчера.

– Так ведь дождь ночью прошел.

– Да, – согласился Кубик. – Пришел, прошелся по Егоровке и ушел, длинноногий, дальше. И, между прочим, сменил и мое настроение…

Они подошли к речке, сели на песок. Песок был еще холодный. Славик о чем-то думал. Он сыпал песок из ладони в ладонь и молчал. Молчал и художник, глядя на быструю воду реки.

Славик сыпал, сыпал песок и наконец спросил:

– Вы потому, наверно, никогда не скучаете, что всегда что-то придумываете?

– Я-то? Не скучаю, говоришь? Придумываю? Нет. Я, Славик, от грусть-тоски цветами да травами лечусь.

Славик удивился. Какие-то травы пила его бабушка – когда она их заваривала, в кухне сильно пахло полынью и мятой.

– Вы их завариваете? – на всякий случай спросил он.

– Никогда в жизни! – воскликнул Кубик. – Как можно! Если их заварить, они потеряют главное для меня – цвет. Я на них смотрю, Славик, на травы и на цветы, и вылечиваюсь от любой болезни. Смотрю на гвоздики и незабудки, на лютики и васильки, на череду и цикорий, который Нинка называет петровыми батогами. А сирень? А белый с золотом жасмин? А тот же мышиный горошек? А синий-синий синяк? А горицвет?

– А что от чего лечит?

– Что от чего лечит? – озадачился Кубик. – Надо подумать. Вернее, вспомнить. Ну… когда у меня болит голова, я должен посмотреть на гвоздики или, еще лучше, на ромашки. Не рвать цветы – это очень важно, – а только посмотреть. Голова скоро проходит. Если заболит живот – я должен отыскать васильки. Это верное средство. Сирень прочищает мозги. Горицвет снимает усталость…

– А незабудки?

– Ну, Славик, о незабудках ты и сам должен все знать. Они улучшают настроение, вызывают улыбку и прогоняют хандру.

– А-а… – Славик вспоминал, какие цветы он еще знает.

– Кувшинки? – подсказал Кубик и показал рукой на большой белый цветок в воде. – Эти лечат от всех болезней. Особенно от нервных. От нервных, кстати, помогает еще лягушечье кваканье. Но его нужно принимать не в таблетках, как некоторые, и даже не в уколах, а… в виде ква-квапель, а еще полезны ква-кванны. Давай искупаемся?

– Холодно еще.

– А я, знаешь, приму одну ква-кванну. – И художник стал раздеваться.

Когда он подходил к речке, лягушки одна за другой – плюм! плюм! плюм! – попрыгали в воду.

СЛАВИК – ЖЕНИХ

После завтрака Славик побежал на огород.

Семеро пришельцев и землянин сели наземь, и Грипа показал оружие против Митяя. Оно не походило на фотоаппарат. Это была плоская коробочка величиной со спичечный коробок, только еще площе, с круглым экранчиком и тремя кнопками, красной, зеленой и белой, на другой стороне коробочки.

Грипа рассказал, как нужно пользоваться прибором.

– Когда противники приблизятся к тебе на расстояние восьми – десяти земных шагов, направь на них аппарат экраном вперед и нажми на красную кнопку. Сосчитай до тридцати – они ведь не сразу на вас набросятся? – и нажми на белую. Если они все еще будут враждебны, снова нажми на красную. Двух доз вполне достаточно.

Славик потрогал красную кнопку.

– Теперь второе. Это условие такое же важное, как первое. Такое же важное, – повторил Грипа.

– Такое же, – повторил и Славик. – А эти ваши дозы – не радиация?

– Нет, это совсем не то, чего ты боишься. Но если ты не нажмешь, когда все успокоится, на зеленую кнопку, аппарат может причинить некоторый вред живому существу. Это и есть второе, такое же важное, как первое.

– Понял. – Славик потрогал зеленую кнопку.

– Подержишь ее нажатой ровно столько, сколько и красную, – ровно столько.

– Ровно столько, – повторил землянин и протянул руку за аппаратом. Получив в ладонь плоскую коробочку, он внимательно осмотрел ее. Чудодейственный прибор походил на мамину пудреницу.

– А что с ним произойдет, когда я нажму на красную кнопку? – Говоря «с ним», Славик видел перед собой приснившегося ночью Митяя. – Он… не уменьшится?

– Уменьшится? – переспросил Грипа. – Нет, этого у нас не умеют делать. Просто ему расхочется драться.

– А почему?

– Это я тебе после объясню. Аппарат надежный, – сказал командир напоследок, – проверен на многих планетах. Драки не будет. Так что не волнуйся.

– А я и не волнуюсь.

И правда, пока Славик шел по огороду, он был спокоен. Но стоило ему увидеть улицу, куда его могли позвать в любую минуту, как тревога к нему вернулась.

Славик закрылся в комнате и стал рассматривать аппаратик. Экран был матовый, похоже стеклянный, в глубине была заметна серебристая точка. Непонятные письмена-знаки на задней стенке. И три кнопки. Славику захотелось на ком-нибудь попробовать аппарат. Он стал искать объект…

На кухне гремела посудой бабушка. Бабушка была добрейшим человеком на Земле, ее утихомиривать не было надобности.

На стуле свернулся клубком черно-бело-рыжий котище Васька – самое ленивое на свете существо. Когда Славик брал его на руки, кот даже не открывал глаз и не подбирал задних лап – они у него волочились по полу. Даже на мурлыкание у Васьки не хватало сил.

Славик вышел во двор. На земле у забора дрались воробьи! Но только он навел аппаратик на птиц, они вспорхнули и, крича во все горло, улетели.

По двору бродили, кококая, куры. За порядком здесь следил петух, но скорей всего и без него среди кур царил бы мир – уж такие это птицы. Глядя на них, Славик вспомнил Кубиково слово «куротерапия».

В соседнем дворе что-то делала Нинка – голова ее плавала туда-сюда за забором. Вот на ком он испробует аппарат! На этой зловредине!

Славик нащупал красную кнопку…

Нинка увидела соседа, подошла к забору, встала на чурбак.

Сейчас!.. Славик, держа руку с аппаратиком у живота, направил экран на девчонку.

– Слав! – крикнула Нинка (он чуть не нажал кнопку). – Сегодня Наташа ко мне приходит, говорит, по грибы с утра бегала. Полным, говорит, полно, хоть, говорит, косой их коси. Белые! Завтра с утра побежим? Я здесь все грибные места знаю.

Славик вместо ответа закашлялся.

– Так пойдем?

– А почему не сегодня? – К немедленному согласию он еще не был готов.

– Сегодняшние почти все собрали. За ночь новые нарастут, мы утречком их и посчитаем!

– Хорошо, – дал себя уговорить Славик. – Пойдем. Во сколько вставать?

– Часиков в шесть надо – пока другие не набежали.

– В шесть так в шесть…

– Слав, а это что у тебя? – Нинка вытянула руку над забором и показала на аппаратик, висящий у соседа на животе.

– Это? – Славик спрятал прибор в кулак. – Это фотоаппарат. Японский, – уточнил он.

– Ой, дак ты меня фотографировал? Дак ты, значит, на меня тоже не обижаешься?

– Я не успел сфотографировать. Только хотел.

– Ну так снимай, а я представляться буду.

Нинка над забором поднялась – встала на цыпочки – и склонила голову набок. Славик прицелился и сделал вид, что нажал на спуск.

Нинка улыбнулась и так, с улыбкой, и застыла. Славик снова «щелкнул».

Нинка потупилась и глянула на Славика исподлобья. Он понял и снова «нажал на спуск».

Нинка повернулась к соседу спиной и вдруг обернулась, словно спрашивая: «Это вы меня позвали?» Даже рот приоткрыла. Славик «сделал» и этот «снимок».

Нинкиной фантазии «представляться» хватило бы еще на двадцать, а то и на тридцать поз, но Славик сказал, что кончилась пленка.

– А когда фотки? – спросила Нинка, сразу сделавшись обыкновенной.

– Я тебе их из города пришлю, – пообещал Славик, пряча аппаратик в карман, – лаборатория ведь у меня там.

После этого они зашли к Кубику. Он стоял перед холстом и что-то бормотал, не видя и не слыша ничего вокруг.

Гости постояли-постояли и, переглянувшись, потихо-о-онечку вышли из комнаты; половицы под ними кузнечиком скрип-скрип-скрип. На крыльце вздохнули: оф!

Было солнечно, зелено, ясно, просторно, ветерок листья липы шевелит, а те, липкие от сладкого сока, сверкают на солнце, как зеркальца, во все стороны зайчиков шлют.

Петух взлетел из-за забора, уселся на него и, утвердившись, покосился на радужный свой хвост – все такой же яркий, не изменился ли, не приведи бог (имеется в виду куриный бог)… И заорал на весь свет: ку-ка-ре-ку-у-у! Полный, мол, поря-а-адо-о-ок!

Ребята сбежали с крыльца.

Всякого-другого в этот день было еще много – и хорошего, и чепухи, о которой не стоит рассказывать. Но об одном мы все-таки поведаем. Нинка, все больше к Славику добрея, – нашла подружку! – разоткровенничалась, открыла ему самую тайную свою тайну.

Для этого она завела Славика к ним в сарай, где у них на стенах покрывались ржавчиной разные инструменты и пилы. Их давно никто не брал в руки.

– А знаешь, – шепотом заговорила Нинка, – где мой папка?

– Где? – так же шепотом спросил Славик, косясь на ржавую косу.

– Мамка говорит всем, что он деньги уехал зарабатывать, а он от нас совсем уехал.

– Куда?

– А кто его знает! Уехал, и все. И писем не пишет. Мамка теперь без мужа. Она и на работе-то пропадает знаешь почему? Чтобы о папке не думать. Понял?

– Да, – Славику стало ясно, почему заржавели инструменты. – И что будет?

– Папки у меня больше нет, вот что. У тебя есть?

– Есть.

– А у меня нет, – повторила Нинка и понурилась, но вскоре подняла голову. – Слышь, Слава, ты бы женился на мне, а?

– Ты что! – Славик соскочил с колоды, на которой сидел. – Мы же еще…

– Дак не сейчас же. Ты за мной в деревню приедешь и увезешь в город. Я все умею делать – и картошку жарить, и яичницу, и пельмени леплю, и полы мою…

– У нас паркет, – буркнул Славик.

– Я и стирать могу, не то что некоторые, и гладить… – Видимо, она боялась, что не все вспомнит, а после будет поздно. – И штопать…

Славик растерялся. Еще никто в жизни не делал ему предложения. Он смотрел на Нинку (она была ничего в этот момент: большеглазая, ждущая ответа), кашлянул и вспомнил, что так же откашливается, прежде чем начать говорить, директор их школы Василий Петрович – высокий, худой, в толстых очках, за которыми почти не видны маленькие бесцветные глазки.

– Ладно, – неожиданно для себя дал он согласие. Тут же, однако, поправился – Посмотрим.

Но Нинке оказалось довольно. Она соскочила с колоды и побежала к двери, встала в солнечном прямоугольнике (волосы одуванчиком) и крикнула весело:

– А еще знаешь, что я умею? Я зла подолгу не таю – у меня карахтер такой! А ты не злопамятный?.. Пошли на улицу!